Случилось это в годы моей молодости на юге Приморья. Стояла та пора, тронутая первыми осенними морозами, когда снега еще не видно, но его неотвратимость чувствуется во всем. Мы охотились загоном на косуль в старом дубовом лесу, который бурыми потоками покрывал невысокие пологие сопки отрогов Сихотэ-Алиня.

Часов в десять утра я вышел на макушку горы, и в эти же минуты из-за туч показалось солнце. Оно так яростно высветило еще недавно сумрачные горные дали, что я невольно залюбовался ими и присел на камень. Это было особое состояние красоты, тишины и торжественности, какое часто случается на зорях. Таял иней, мягко увлажняя сухой лист и насыщая пряностями воздух, напитывалось голубизной небо, зарождались таинственные лесные шорохи.

По плану коллективной охоты подходило время загона. К этому моменту мне надлежало сидеть на номере в седловине небольшого перевальчика с лесной прогалиной и ждать потревоженных моими товарищами косуль. До места засады оставалось метров пятьсот.

Я шел тихо, но быстро, издали высматривая тот перевальчик и удобную точку укрытия. В какое-то мгновение что-то неведомое, непонятное, но властное и жуткое пронзило меня и заставило остановиться. Я насторожился и начал тревожно осматриваться. Отметил между делом, что внизу, в распадке, мирно пасется табунок изюбров, однако мне было не до них: под сердцем нервозно звенел колокольчик инстинктивной тревоги. Скользнув взглядом по изюбрам, я обеспокоенно продолжал шарить вокруг глазами… Да вот же он! Рядом! До жути пугающ, но невыразимо великолепен! Властелин уссурийских дебрей!

Тигр стоял не далее чем в пятнадцати метрах от меня. Стоял боком, но смотрел в мои глаза, тяжело и недовольно опустив голову. Я четко увидел весь затейливый черно-бело-рыжий окрас его головы, янтарные, с прозеленью, пронзительные глаза, разлет жестких белых усов, нервно подрагивающую нижнюю губу, резкие черные ремни полос на рыжих боках, в напряжении извивающийся кончик хвоста… Потом до меня дошел тихий глубокий басовитый рык рассердившегося царственного зверя. Казалось, где-то глубоко-глубоко под землей катанули каменные глыбы, да так, что она задрожала. Я почувствовал слабость в ногах, а сердце забилось будто бы в горле.

Тигр стоял не далее чем в пятнадцати метрах от меня. Стоял боком, но смотрел в мои глаза, тяжело и недовольно опустив голову

Тигр, судя по всему, скрадывал изюбров и встретил меня тоже совсем неожиданно. Возможно, в то самое мгновение, когда и меня что-то остановило. Я срывал охоту могучего зверя, и злился он, конечно, не беспричинно. Я прижался спиной к оказавшемуся рядом старому дуплистому дубу и застыл, пожирая тигра глазами. А тот с величавостью всесильного властелина медленно развернулся и тихо пошел назад в гору. Почему — не знаю. Понял ли, что охота испорчена, или со мною не хотел связываться? Шел бесшумно, покачивая головой, извивая хвост. Время от времени он оглядывался, бросал на меня сердитые взгляды. А я, словно под гипнозом, продолжал глядеть на тигра.

На вершине горы зверь остановился, повернул ко мне гордо поднятую голову и несколько раз отрывисто рявкнул: «унгг-о-оунг-унг». И словно сквозь землю провалился — абсолютно неслышно растворился во влажных лесных тенях.

Давняя быль, а закрою глаза — и вижу этого тигра как бы в двух стоп-кадрах: когда я его только что заметил и когда он сердито рявкал на макушке горы. Забудешь ли такое? Единственную в своем роде фигуру сильного и ловкого хищника с мощно развитой грудью, гибкой спиной и элегантно суховатым задом. Неторопливого в движениях, когда в этом нет надобности, и уверенного в своей мощи. Спокойного и благородно скрывающего под этой внешней невозмутимостью уникальную способность в едва уловимое мгновение взорваться бешеными скоростями и стремительностью, сопряженными с громадной силой… Такое незабываемо. Такое в памяти пожизненно.