Второй день мы ползли по горам. Черти куда лезем, то вверх, то вниз, то ущелье, то козья тропа, перевал прошли. А впереди громоздятся горы — еще выше, еще страшнее, занесённые снегом, с ледяными шапками. Ой, только бы не туда, седьмой, ты что, дурак совсем, в такие места забираться?

Ила говорит, что надо торопиться, седьмому грозит смерть. Она чувствует, что он в смертельной опасности и летит по этим кручам впереди всех, чутье ведёт ее, словно гончую. Из-за ее энтузиазма даже я почуяла, что меня словно что-то тащит на север. Остальных, наверно, тоже.

Спешим, лошадок в поводу волокём. Хоть бы не пришлось бросать их, а то я к Искорке своей уже привязалась. Местность вокруг пока кое-как проходимая, горы лесистые, не такие высокие, как те, что впереди сколько хватает глаз.

— Осторожнее надо, тут дикие племена водятся, — сообщил Киаран. — В каждой долинке свой король… Нарвёмся — пожалеем.

— Они пожалеют! — рявкнул Аодан. — Я зря что ли третий день тренируюсь?

— А толку, — хмыкнул Бренн. — Только меня водой облил…

— Зато я антимага победил! — хохотнул Аодан. — Косвенно, как дедуля говорил.

— Пираты воды не боятся!

— Ничего, вот освою я новую задумку… — злорадно потёр здоровенные ладони Аодан. — А всё равно, надёжнее топора ничего нет, никакая магия не поможет, если голова пополам…

— То-то вы свои мечи-топоры ловили тогда, — подначила Ила. — Когда дедуля, как ты говоришь, тебя, Дан, по лбу приложил твоим же топором…

— Да у него опыта семьсот лет, — обиделся Аодан.

— Угу, — поддакнули Киаран и Бренн. Конфуз же какой, таких вояк и так запросто одолели.

Мы вышли на очередной перевал и замерли, разглядывая огромную лесистую долину внизу. Неподалеку виднелась большая деревня, вились дымки, лаяли собаки, пахнуло ароматом свежевыпеченного хлеба. Огородики за лачугами, небольшие поля вокруг, вроде полянок посреди леса.

— Оп-па… — сказала я. — Тут люди живут. Это ваши, арданы, или племя какое чужое?

— Наши вроде тут уже не живут, в предгорьях только, — зашептал Киаран. — Ила, ты что чуешь? Обойдём?

— Мне кажется, я видела именно эту долину, — нахмурилась Ила. — Меня сюда тянет.

— Как нам седьмого-то искать? Не можем же мы бегать по деревне и каждого спрашивать, — буркнул Бренн. — Я представляю: «Не ты ли Хранитель Хай Брасила?»

— В дурку отправят, — хихикнула я.

— Куда?..

— Сумасшедшими назовут, — исправилась я.

— Это дааа…

— Я думаю, в деревне нам будут не рады. В горах люди не любят чужаков. Давайте лучше тихонечко подкрадёмся и поглядим. К кому-то же должно потянуть, как Ила говорит, — предложил Киаран. — А дальше видно будет…

Быстро темнело. Сейчас бы привал устраивать — костёр, ужин, одеялки… Так нет же, лезем куда-то, в какую-то левую деревню с какими-то дикими туземцами. Лошадей мы привязали в лесу у перевала, а сами осторожно крались, обходя деревню с подветренной стороны, чтоб собаки не учуяли и шум не подняли.

В деревне, между тем, какой-то праздник намечался. Носятся там все, что-то делают, собак вот, да и всю остальную живность — коз, овец, кур, — в сарайки позагоняли, чтоб под ногами не толклись. Мы засели в кустах на окраине, за собственным шумом деревенские не слышали, как мы там ломимся… Ну, собственно, ломилась только я, остальные ловкие, умелые, Иле даже юбки не мешают.

Сидим в кустах, народ разглядываем, что на площади деревенской толпится, что-то в центре окружает. Отличный обзор, площадь как на ладони.

— Ну что, кто-то нравится? — спросила Лианель шепотом.

— Неа, — шепнул Бренн. — Странные они тут какие-то… на рануян смахивают, только дикие…

Если сравнивать с единственной рануянкой, которую я видела, с Олинорией с ее интересным нарядом, так действительно диковато выглядят. Смуглокожие, невысокие все, в шкуры звериные одеты, оружие у всех, и у женщин, и мужчин — копья да луки. У женщин волосы во множество косичек заплетены, просто увешаны все костяными брослетами и бусами. Мужчины сурового вида, хоть и невысокие, но крепкие, и на каждом кожаная маска на лице, глухая, только узкая прорезь для глаз. А хотя нет, я разглядела, под шкурами нормальная одежда, шерстяная вроде. Наверно, это что-то ритуальное. Традиции, мол…

— Ой, а детей-то тоже не видно, попрятали. Не для детских глаз праздник. Это чего они задумали?

Раздался пронзительный женский крик, и вся эта толпа расхлынулась по сторонам, мужчины молча и почти незаметно, а женщины, ликуя, тыкали пальцами в небо, указывая на появившуюся луну, повторяя срывающимися на визг голосами:

— Олайша, Олайша!

Только теперь, когда обитатели деревни освободили площадь, сбившись в плотные ряды под самыми своими лачужками, впереди женщины, безликие мужчины сзади, — мы увидели, что находится посреди деревни.

Большой круглый камень с плоским верхом, высотой в полметра, вроде стола. Алтарь. Жертвенник с узкими желобками для стока крови.

А на нем лежал человек, привязанный за руки и ноги к кольцам, вбитым в алтарь. Вроде молодой совсем, обнаженный.

— Это… жертвоприношение? — ошалело выдохнула я.

— Нет, танцы с пирушкой, — ехидно прошептал Аодан.

— Спасать надо человека!..

— Их тут больше сотни… Ты лучше давай, злость копи, что ли… — шикнул на нас Киаран.

Между тем действо на площади шло своим чередом. Несколько мужчин уселись на землю с барабанами, принялись отбивать ритм, тревожный, больной какой-то… Женщины запели низкими голосами, что-то тягучее и жутковатое, на непонятном языке, вытягивая руки к луне и выкрикивая:

— Олайша! Олайша!

Песня оборвалась на миг и снова кто-то выкрикнул:

— Грядёт Матриах! — о, странно, песня на незнакомом языке, а говорят по-кельтски. Наверно, ассимилированное племя, перемешалось с местным населением.

Они снова запели, сменив немного ритм и тональность. А из ближайшего, самого большого дома вышла молодая женщина. Ну, я так подумала, судя по ее легкой походке и восхитительной стройности, она была прямая, как стрела, голову несёт высоко, горделиво, босые ноги ступают, словно у балерины, очень выверенно, изящно, осторожно. Так не люди ходят, дикие звери — кошки там или лани… Только эти босые ноги видны да тонкие пальцы, придерживающие края шикарной накидки из шкуры снежного барса. Остальное всё скрыто, даже голова шкуры на лицо надвинута, не разглядеть.

Пение взвилось к ночному небу, низкие голоса примолкли, высокие плели причудливую вязь мелодии, уже без слов, только голоса.

Женщина вскинула руки, сбрасывая свою накидку. Из одежды на ней только странная юбочка из низок бус от талии до колен и широкое золотое ожерелье ярусами, вроде как у Олинории было. И золотая тиара в черных распущенных волосах в виде опрокинутого рожками вверх полумесяца. И витые браслеты золотые от запястий до локтей. Всё. Бусы ничего не скрывают.

И два вычурных, изогнутых почти серпами кинжала в руках.

Наши парни едва не окосели. Мгновенно побагровели все трое, глаз оторвать не могут, аж дышать забыли как. Лианель икать от возмущения начала.

— Вот она мне нравится, — прошептал Аодан воодушевленно.

— Похоже, не только тебе она нравится, — съехидничала я. Бедные мальчики, непривычны они к обнаженке, не видели они порнушку. Я им аж посочувствовала.

Жрица была ослепительно красива. Просто до неприличия. Грудь, как у богини, ноги, как у модели, лицо, как… Нет, не ангельское лицо, суровая красота, опасная, дикая. И юная она совсем, вряд ли ей больше двадцати.

Она переступила своими босыми ногами сброшенную накидку, и под грянувшее пение сорвалась с места. Полетела в свирепом танце вокруг алтаря, бешеном, страстном, таком откровенном, куда там бедной Иле с ее ичирскими плясками.

Вилась песня, грохотали барабаны, страшно, но так красиво. Жрица плясала, кружась, гладя себя по груди, животу, бёдрам, гладя лезвиями кинжалов, закатив огромные глаза с зачерненными веками. Накрашенные алой краской полные губы томно разомкнуты, от движения подрагивают высокие груди с позолоченными сосками. Кружится, перебирая стройными ногами. Бусы развеваются, длинные черные волосы летят грозовым облаком.

— Украду! — шепчет Аодан с вытаращенными глазами, красный, как помидор.

А жрица замирает на мгновение и на наших изумлённых глазах медленно-медленно разворачивает острия кинжалов к себе. Взвиваются голоса в небо, к бледной луне. Полнолуние же! Вот что они празднуют!

И вонзает оба клинка себе в грудь.

Я успела сунуть себе кулак в рот. Лианель и Ила зажали рты друг другу ладошками, только дышат часто-часто, испуганно. Аодан ахнул, но к счастью, за музыкой и пением его не услышали.

А жрица и глаз не опустила. Вырвала кинжалы и снова вонзила их в себя, теперь в живот. Я весь кулак изжевала и не верила собственным глазам. Она вонзала в себя лезвия, но ран не оставалось. Та же чистая гладкая кожа цвета позолоченной меди, ни капли крови, только кинжалы слабо засветились.

Она снова и снова вонзала кинжалы в свое совершенное тело, и они светились всё ярче, призрачным голубоватым светом. И глаза ее по-прежнему смотрели в никуда, словно не осознавая происходящего. Она же в трансе, дошло наконец.

Вонзая клинки, она медленно, маленькими шажками приближалась к пленнику на алтаре.

— Я чую! — хрипло выдохнула Ила. — Седьмой! Прямо тут!

— Да это же он, наверно, на алтаре! — пискнула Лелька. — Она же убьёт его!

— А? — отозвался Киаран.

— Мальчики! Да очнитесь же! Седьмого зарежут! — зашипела я, хватая его за руку и тряся.

— Э-э-э…

Парень на алтаре извивался, но сделать он ничего не мог, надёжно связан, даже орать не может, рот заткнут. А жрица приблизилась и вознесла кинжалы над его грудью. Пение оборвалось на пронзительной ноте. Я услышала хрип собственного дыхания.

И тогда я сделала, что могла. Я вскочила на ноги и завизжала.

Что тут началось! Народ разорался, барабаны опрокинули, ринулись все толпой на нас с оружием. Вот и стрелы полетели.

Я давно уже чуяла щекотку под кожей, ну, злая же была, чего эти три идиота так на жрицу пялятся, вот и жахнула со всей дури по летящим в нас стрелам. Их снесло потоком воздуха, опрокинуло передних атакующих, неразбериха получилась. Парни наши очухались, схватились за оружие, Илу и Лелю назад за себя загнали.

Впереди неслась окутанная грозовым облаком волос юная жрица-матриарх. Кинжалы выставлены — бить, насмерть, без пощады, молчаливая, страшная, глаза мертвые, не видят ничего. Все вокруг орут, визжат женщины «Чужаки! Святотатцы», а она молчит и лезет грудью прямо на мечи, у нее-то кинжалы короткие, не достать.

Я, дёрнув мечом, снесла ее вместе с десятком других попавшихся воздушным потоком, раскидало их по всей деревне.

Остальные, видно, тугодумы, ну, воздух же не видно, чтоб пугаться, надвинулись на нас, тыча своими копьями, причем злые тётки усердствовали в этом неблагодарном деле гораздо больше их мужчин. Аодан, Киаран и Бренн, уворачиваясь, рубили древки, выгадывая место для маневра. Лианель, высунувшись, метко стреляла из лука, попеременно то стреляя, то сдувая непослушную прядь с лица. Ила держалась сзади, изредка тратя очередной свой метательный нож.

А я, чувствуя, что магия моя на месте и как никогда удачно слушается, махнула дулькой, как показывал Амрисс, вызывая огненную полосу перед нами. Киаран быстро оглянулся на меня и тоже чего-то махнул. Моя огненная стенка полыхнула в два раза выше и шире и метнулась прямо в толпу. Они там все с воплями отскочили. О, а эдак можно с ним скооперироваться и очень хорошо злодеев гонять. Хотя, конечно, местных тоже понять можно, праздник справляли, никого не трогали, жертвочку вот богам приготовили, а тут прилезли какие-то наглые морды и всё испохабили.

Я задышала часто-часто, нагнетая энергию, как Амрисс учил, и толкнула огонь вперёд. Полоса дёрнулась, проползла метра три и замерла, но этого им хватило. Бедолаги побросали оружие и разбежались кто куда. Правильно, кто связывается с колдунами, себя не бережет.

Времени раздумывать не было, вдруг они очухаются, и мы ринулись к алтарю. Киаран еще сообразил, на бегу по пути подхватил забытую меховую накидку и прикрыл ею нижнюю часть пленника. Бренн перерезал верёвки, и парни подхватили бедную жертву, тот, конечно, первым делом схватился за сползающую шкуру.

— Бежим! — крикнул Киаран, подставляя спасённому парню плечо, бедняга едва мог шевелиться, сколько он тут лежал, связанный, всё затекло, наверно.

— Бежим! — поддержал Аодан, и припустил так, что только пятки засверкали. Я еще успела краем мысли отметить у него на плечах какой-то большой свёрток, плащем своим что-то обмотал и тащит.

— Это чего он уже там прихватил, златолюбец неугомонный? Добро какое нашел у местных? Когда успел-то?

До лошадок наших мы добежали минуты за три. Никогда я еще так не бегала. На Искру со страху взлетела не хуже остальных. Спасённому парню Ила уступила свою Бусю, а сама залезла на Ромашкин круп позади Лианельки.

И мы помчались через перевал в галоп… потом пришлось потише, но всё равно, сколько можно было… по горам да в ночной темноте, лишь при свете полной луны… не быстро это, скажу я. А сзади нарастал бешеный женский вой. Я даже разобрала:

— Смееерть! Святотатцам смееерть!

Твою ж дивизию! Ну, подумаешь, жертву спёрли, другую бы себе нашли для развлечения. Нет, вот именно этого прямо так надо.

Мы заплутали, кажется. Впереди было узкое ущелье, отвесные скалы, а нам такое вроде еще не попадалось. Что было делать, помчались туда, назад же не повернёшь, сзади всё громче были слышны вопли с обещаниями, что они с нами сотворят. Ой, что они нам обещали, это же воображение какое иметь надо, даже представить такое страшно. Быстро они от страха перед чарами очухались, бешеные какие прямо… И судя по голосам и уже мелькающим вдали фигуркам, только злые тётеньки помчались вдогонку. И чего они так разорались-то…

Мы промчались через ущелье, уже почти выбрались, а они как раз в него вбежали, и тут я услышала знакомый голос. Голос Олинории.

— Ну давай же, Дайре! Вот сейчас, пока момент удачный!

— Проклятье, ну что это за герои такие тогда, если мы всё за них делать будем! — ответил ей мужской голос.

— Дайре, я знаю своих соплеменниц, они за свою богиню их на части порвут! Гнаться будут, пока сами не умрут! Давай!

Голоса шли сверху, со скал. Я обернулась и увидела два силуэта, мужской и женский, на фоне ночного неба они чуть заметно светились. Мужчина величественно поднял руку, и земля заходила у нас под ногами. Задрожали скалы, обрушиваясь, заваливая ущелье. Голоса преследующих сменили тональность, с ярости переходя на ужас.

Когда осела пыль и камнепад успокоился, тех двоих уже не было, а из-за завала доносились стенания и проклятия. Похоже, женщины остались целы, только горевали о потере.

— Проклятье вам, собаки! — донеслось до нас. — Олайша покарает вас!

— Собаками обзываются, — обиженно проворчал Бренн.

А я обернулась к Аодану.

— Дан! — заверещала я в полную силу своих лёгких. — Морда твоя пиратская! Ты кого украл!

— Чего? — переполошились все, пялясь на свёрток в седле Аодана.

— А что? — заморгал негодяй, из-за которого, видно, и разъярились так тётки.

— Ты жрицу ту украл! Матриарха! Их Богиню! Ах ты ж, зараза поросячья!

* * *

Мы очень торопились убраться подальше от тех мест. Мало ли, вдруг эти бешеные тётеньки найдут какой другой путь в обход и настигнут. И наваляют по самое не хочу.

Только к утру, совершенно измотанные, мы нашли свободный пятачок и расседлали уставших лошадок. Аодан сгрузил свою добычу и бережно развернул плащ. Немножко, чтоб больше никто не пялился на его красавицу. Жрица была всё еще без сознания, конечно, после такого серьёзного транса, да еще и шарахнуло ее хорошенько, наверное, сотрясение мозга схлопотала.

Мы пока обступили спасённого парня, по-прежнему замотанного в меховую накидку. Симпатичный, кстати, загорелый, волосы тёмно-каштановые, карие глаза. Ясное лицо такое, открытое, сразу видно, хороший мальчик, лет восемнадцати на вид. Не красавец, но симпатию сразу вызывает.

— Тебя как зовут? — спросил его Киаран.

— Алард, — улыбнулся тот. — Ну… спасибо, ребята, я уж думал, всё, кранты мне пришли… Как же это вы так решились на драу кидаться?

— Драу? — изумилась Лианель. — Тёмные?

— Это племя так местные горцы называют, сами они как-то по другому себя кличут, — объяснил он. — Дурные они, на других не похожи, даже в долину свою никого не пускают, убивают всех… Молятся Богине-Луне, жертвами человеческими балуются… Меня на охоте поймали, гады…

Бренн оглядел его.

— А… где твой талисман? Неужто там остался? Отобрали?.. Ой, это ж возвращаться придётся…

— Какой талисман? — удивился Алард. — О чем ты?

— Ну, талисман — серебряный листик… Вот как этот, — Бренн поднял свой шнурок с подвеской.

— Нет у меня такого талисмана и никогда не было…

— Как нет? — мы все так и попадали, где стояли.

— Так и нет, — заморгал Алард растерянно. — Вы вообще чего? Что за талисман? Почему он должен у меня быть?

— Твою ж мать… Мы не того утырили… — простонал Бренн.

— Холера, Бренн, прекращай ругаться при девчонках, — зашипел на него Киаран, хватаясь за голову. — Точно, не того… Что теперь делать…

— Вернёмся, будем еще искать. Зато человеку жизнь спасли, — пожала плечами Лианель.

Она деловито подошла к бессознательной жрице и ощупала ее голову. Нашла шишку и прижала к ней пальцы.

— Фух… — выдохнула. — Как ее приложило-то… Чуть череп не проломило… Но ты, Аодан, дурак! — сказала она Дану, сидевшему рядом и взволнованно следящему за каждым ее движением.

— Чего это я дурак? — обиделся тот.

— Что мы с ней делать будем?

— Я чувствую, тут другой вопрос — что он с ней делать будет, — встряла я. — Он украл — его и проблема, пусть сам ее сторожит!

— И посторожу!

— А еще на свидание звал, ухаживать собирался, вот все вы, мужики, одинаковые, врёте только в глаза… — конечно, я обиделась. Обидно же, лип-лип, и отлип так резко, как только эту красавицу голенькую увидел.

— А как на свидание, так со мной не пошла, с Киараном бегала… — обиженно буркнул Аодан. Киаран как-то сконфуженно закашлялся. — Думаешь, я не видел тогда? Еще и попрекает…

— Бееее! — высунула я язык, длинный-длинный.

— Тише вы там! — прикрикнула на нас Лианель. — Человеку плохо, а они разорались!

— Человеку… как других резать, так не плохо ей, — заворчала я.

Жрица шевельнулась, застонала, потянув руку к затылку. И испуганно распахнула огромные глаза, уставилась на нас. Глаза у нее были янтарно-желтые. Прозрачные, яркие такие. Зачерненные веки еще больше выделяют их странный цвет. Как у той бабуси, что мне устроила этот бесплатный перелёт в другой мир.

— Тише, тише, не пугайте ее! Что вы напираете, девушек не видели? — увещевала нас Лианель, мы же всей толпой окружили завернутую в плащ жрицу, даже Алард с интересом на нее таращился.

А жрица, похоже, и не испугалась вовсе. Одним движением подскочила, плащ так и отлетел, юлой завертелась, выскальзывая из нашего круга, по дороге сорвала у Лели с пояса кинжал. Прижалась спиной к скале, выставив его перед собой.

— Святотатцы! — выкрикнула она, голос чистый, звонкий, вроде как у хищных птиц, и глаза такие же, дикие, как у ястреба.

— Не бойся, мы тебе ничего плохого не сделаем, мы хорошие, — заулыбалась ей Ила.

— Вы прокляты! Вы нарушили Ритуал!

— И зачем нам такая морока, — вздохнул Киаран. — Она, конечно, красавица, но…

— Отвали, я ее себе украл! — упрямо набычился Аодан.

Жрица слегка растерялась, глаза мечутся, кинжалом у нас перед носами водит, мол, только подойдите.

— Ила, как же ты так ошиблась-то… — пробурчал Бренн. — Теперь возвращаться придётся… а тут еще эта, бешеная…

— Ничего я не ошибалась! — Илланто рассмеялась. — Это же вы орать начали, спасать надо его… нет, я не говорю, что не надо было, правильно, что спасли…

— И на том спасибо, — буркнул Алард. — А то с вами не поймёшь ничего…

Лианель шагнула к жрице, протянула руку.

— Отдай, это мой кинжал, мне его Бренн точил! Не бойся, мы тебе зла не желаем, отпустим, — она кинула свирепый взгляд на Аодана, — да, отпустим! Нечего тут свои пиратские замашки проявлять!

— Точно, в приличном-то обществе, — вякнула я. — Ладно бы, еще Бренн… а то сын ярла… позорище…

— Нафиг мне такая бешеная нужна, — испугался аж Бренн.

— Я Матриарх! — вскрикнула жрица. — Вы даже смотреть на меня не имеете права, я Живая Богиня!

Ила расхихикалась, что это с ней творится? Подобрала плащ, подошла, протянула его жрице.

— Оденься, раз не имеем права… А то у парней глаза повылазят…

Забрала у нее из руки кинжал, отдала его Лельке. Жрица на них двоих не кидается, не боится, ну да, если у них матриархат, так все женщины — сёстры… Накинула плащ, запахнулась, посвёркивая глазами.

— Мои ритуальные кинжалы, где они? — спрашивает.

— А ты лезть в драку не будешь? — уточнил Аодан.

— Смотря как вы себя поведёте…

— Держи.

Вот зараза, он и кинжалы ее прихватил. Хозяйственный! А она заприметила наконец свою меховую накидку на Аларде, и вцепилась в нее, как клещ, с воплями: «Отдай! Не имеешь права! Это Богини!» Алард не сдавался, ведь девочек вокруг столько, а тут последнего прикрытия лишают. Еле успокоили обоих, пообещав, что сейчас разберёмся с одеждой, поделимся, мол.

— Ну вот, ребята, и нашли мы седьмого, — радостно сообщила нам Ила.

— Где?!

— Вот же, перед вами. Седьмая. Это она. Вот потому и ошиблись, что вы на парня думали, а она всё время рядом была.

— Она?! — в один голос заорали Киаран, Аодан и Бренн.

— Вы чего? — напугалась жрица, снова вжимаясь в камни и выставляя полученные ритуальные ножики свои.

— Тише, не бойся, — схватила ее за руку Лианель. — Это они так радуются. Мы же парня думали искать надо, а тут такая красивая девушка…

— Что вам от меня надо? Святотатцы! Сумасшедшие!

— Вот наконец это и прозвучало, — откомментировала я, — Давно ждала, когда же ты это скажешь.

— Мы — Семеро Хранителей Хай Брасила, нашего мира, — гордо заявила Лелька. — А ты одна из нас. У тебя талисман Воздуха, серебряный листик. Как тебя зовут?

— Йарсавия Ильдита… — пролепетала бедная жрица.

— Яра, значит, — мгновенно сократила я ее имя до приемлимого.