Живности в этом лесу, как муравьев в муравейнике, олени стадами гоняют, белки в кронах деревьев скандалят, зайцы внаглую прямо под копыта сигают, будто дразнятся. Птиц уйма, и все орут. Почти из каждого куста глаза таращатся, поблескивают. Знают, мерзавцы, что никто их тут не тронет, вот и обнаглели. Яра аж стонет каждый раз, когда очередную добычу видит.

Прямо посреди тропы на солнышке волк сидит, задней лапой ухо чешет, морда блаженная, довольная. Мы засмущались, волк — не заяц, зубки вон какие опасные.

— Иди отсюда! — Лелька не смущается, с животными у нее полный контакт разумов. — Ишь, негодник, расселся, дорогу занял!

Волк неторопливо поднялся и скрылся в кустах обочины.

— Если мы их не тронем, зверей, то и они нас не обидят, — объясняет Лелька. — Кто по этот дорожке идёт, на том защита друидская. Сами-то они и без дорог обходятся, это больше для обычных путников, кто за помощью к ним идёт. Друид в лесу — как рыба в воде, ничто ему не помеха.

Полдня почти добирались мы до друидского посёлка. Устали глазеть на эти красоты и на обнаглевших зверюшек. Леса здешние — загляденье, ни сухостоя не видно, ни кривизны какой или болезни, стройные все деревья, здоровые, с пышными кронами, подлесок густой, малопроходимый, если бы не тропка, мы бы тут месяц ползли с лошадьми. Буреломы тоже встречаются, они же в экосистеме нужны, но нечасто.

Ягодные угодья прямо повсюду. Мы не удержались — Лианель сказала, друиды не жадины, — полезли малину собирать, Вымазались все, как клоуны, зато наелись! Маленькая Илланто, забравшись в самую гущу малинника, нарвалась на медведя, промышлявшего тем же самым, и с таким визгом помчалась на четвереньках к нам на спасительную тропинку, что бедного мишку там, по-моему, контузило от ужаса и шума. Ила маленькая, но такие ноты с перепугу может брать!

Мелкие, но очень сладкие ягодки дикой малины прямо над тропкой висели, ешь не хочу. Чего она, спрашивается, в глубину полезла, мишек распугивать? А всё от жадности, там вроде как покрупнее ей померещились.

Наконец выбрались мы к поселению. Я только рот раскрыла, увидев их дома. Да и остальные затаращились, вечно наша команда — глаза по пять копеек и глупые рожицы, как на подбор.

Дома у них не строились, а выращивались. Маленькие, максимум семья поместится, если небольшая да без изысков в обстановке. Стоит такой себе дуб здоровенный — внизу как шатёр ствол раздут, а сверху крона, ветки, листья, как положено. Овальная дверь вроде как дупло, тканым ковриком завешена, чтоб не дуло. Окон нет, неприхотливые, и так сойдёт.

Народу много, все важные, степенные, все при деле. Взрослые работают, дети играют. Женщины-друидессы волосы распущенными носят, в длинных серых платьях, а те, что в цветных да с косами, видимо, просто жены друидов. Мужчины в серых балахонистых нарядах, все бороды отращивают. Серый цвет преобладает, и у каждого в сером балахоне или платье единственное цветное пятно — плетёный пояс из красных, синих и черных нитей разной ширины, самые широкие в ладонь, у самых старших вроде.

Ой, так вот что за поясок Лелька носит-то, а я то думала, просто украшение. У нее он тоненький, в палец всего, но такого же изощрённого плетения, как у местных.

Если бы не эти смешные домики — хотя логично, камня где тут столько взять, а деревья они же не рубят, им вырастить легче, — и не одинаковая серая одежда, обычная деревня была бы, сколько мы таких видели. Куры под ногами, собаки, козы, малышня тут же, вроде играют, а нет-нет кто-нибудь очередную козу от огородов отгоняет, едва полезет. Женщины у колодца трещат, как в любой деревне, что друидессы, что простые тётеньки. Кто в огородах копается, кто стирает у колодца, кучка молодых учеников вокруг старика толпится, слушают внимательно, ворон не ловят, не то что наши студенты. Под навесом кузня, здоровенный, как два Киарана, друид, задрав повыше свой балахон, под которым штанишки совершенно обычные, лошадь подковывает, подмастерье мехи качает. Лошадка, кстати, стоит, не шелохнётся, только глазом косит заинтересованно. Ха, я помню, как в одной деревне пришлось Скейдбримеру подкову менять, всей оравой во главе с кузнецом по деревне бегали — ловили эту заразу. Как говорится, каков хозяин, такая и животина у него, весь в Даника.

— И вот вся эта орава друидов, магов заумных, белых и пушистых, одного Ворона прищучить не может? — прошептала я, оглядывая деревню. — Их же тут дофигища!..

— И еще столько же сейчас по всему Арданнону раскидано, — хмыкнул Киаран. — В каждом городе есть они, учат, лечат, законы говорят, обряды проводят…

— Аннис! Говорили же тебе! — шипит Лианель. — Друиды в основном такие же маги, как я, то есть не особенно. У них земная магия, не боевая! Да и тех мало…

— Аннис, друид не обязательно маг, — шепчет Киаран. — Друид — учитель и хранитель знаний. Для этого голова нужна, а не магический дар. В друиды дураков не берут…

— Да поняла я, поняла…

А еще у каждого в серой одежде посох при себе тяжеленький. Правильно, оружие им нельзя, а злыдня какого по башке приласкать можно и даже нужно. Чтоб зверушек любимых браконьеры не обижали. Или последний балахон бандюки не сняли. И маги, всегда и везде, они же с посохами, всякие Гэндальфы, Мерлины, в любой фэнтезийной компьютерной игрушке — если играешь магом, пуляй молниями из посоха. Может, тоже себе посох завести, для солидности?

Минут пять мы так стояли на окраине поселка, пока к нам молодой друид не подошел. Пояс у него узенький, сам ученик еще.

— Добро пожаловать в Священные Дубравы, — говорит он. — Мы всегда рады принять добрых путников. Вам нужна помощь? Лечение, знания или богам хотите поклониться?

— Помощь нам нужна, — кивает Киаран, — да только поговорить нам надо с самим иерофантом.

— Зачем вам Владыка Бендигейд? — удивился парень, смешно морща переносицу.

— Я марктиарн Киаран МакРуан Лиэсский, а это мои друзья. Мы прибыли от короля Лаоклана. У нас очень важное дело, — поднахмурился Киаран.

— Брат-друид, — ехидно влезает Лелька, — младшим секреты не говорят!

Парень мигом оглядел ее собственный тоненький поясок и так же ехидно ответил:

— Сестра, таким младшим, как мы с тобой, разве что огород полоть разрешают… Пойдемте, путники, я проведу вас к Владыке и спрошу его, захочет ли он вас видеть.

Повёл он нас к самому здоровенному дереву-дому. А я еще разглядела, что у тех, у кого широкие пояса, ну, видно, которые полноправные друиды, у каждого на поясе этом серебряный серп, маленький, в ладонь всего, не снопы собирать. Ритуальный серп для срезания священной омелы, во, я вспомнила по книжкам. У этого ученичка нет такого, не дорос еще.

Парень велел нам подождать, а сам, покашляв для приличия, скрылся за пологом внутри. Мы слышали, как он там говорит, повысив голос, глуховат что ли иерофант?

— Владыка Бендигейд, там странники пришли, вас видеть хотят. Наглые, требуют! Говорят, от короля…

— Назвались? — отозвался низкий звучный голос.

— Один сказал, что он марктиарн Киаран МакРуан с друзьями. Странная компания, разношерстная, подозрительная…

— Это чем же, Дункан?

— Ну, говорят, вроде знатные, а не похоже, оборванцы какие-то, ни шелка, ни парчи… Одна девица на рануянку похожа, другая на ичири, третий явный элиец. Остальные вроде арданы… Девочка там есть, совсем юная, а уже с поясом нашим щеголяет, зазнайка…

— Мы, всё это слыша, потихоньку начали хихикать.

— Эх ты, дурень! — засмеялся хозяин домика. — Не на одежду смотреть надо, в пути долгом любой поизносится. На лица надо смотреть, в глаза… Учись по глазам истину видеть!

— Да смотрел я! Девочки очень красивые, особенно рануянка и друидесса!

— Явно не туда ты смотрел, юный Дункан…

Полог откинулся, и мы увидели иерофанта. Высокий, статный старец с длинной ухоженной бородой, в ослепительно белом балахоне. А глаза, на которые смотреть надо, цепкие, ярко-голубые, совсем не по возрасту ехидные, поблескивают из-под мохнатых нависающих бровей. Пояс на нем друидский в две ладони шириной, и серп на нем серебряный. Лелька ему в пояс поклонилась, остальные просто головы опустили, я тоже, раз положено.

Оглядел нашу команду, словно каждому в душу заглянул. Даже лошадкам внимание уделил, и кивнул довольно, словно уверился в чем-то. Наверное, раз лошадки не обиженные, сытые-холёные, значит, и мы не злодеи какие.

— Приветствую вас в Священных Дубравах, юные Хранители Хай Брасила, — сказал он наконец.

— Откуда знаете? — пискнула Илланто.

— Мало ли что я знаю, — усмехнулся старик. — Я Верховный Друид, иерофант Гвенн Бендигейд, и мне о вас сказали боги. Я ждал вас. Дункан, позаботься об их лошадях, а нам поговорить надо. Пойдёмте со мной, юные Хранители… Но почему вас восемь?

— Алард — наш друг, он всё знает, — ответил Киаран.

Старичок посмотрел повнимательнее на Аларда, тот засмущался, он же и не знатный, и не хранитель, так, пристроился к компании. А друид чуть улыбнулся и кивнул.

Яра подозрительно косилась всё:

— А куда идти? Зачем?

— Я покажу вам один храм в наших рощах, — Гвенн Бендигейд неодобрительно поморщился, глядя на наши мечи. — Оружие возьмите с собой, только из чехлов не доставайте. Сейчас нигде нет безопасного места, даже наши Дубравы не смогут быть вам защитой…

— Как же так! — выдохнул Дункан из-за его спины.

— Увы… Проснулось древнее Зло, и мы перед ним, как листок на ветру… Пока держимся, но…

— Зло? — повторил Дункан ошарашенно.

— Идёмте, там мы сможем поговорить без лишних ушей.

И мы пошли за ним. Углубились в дремучие леса, окружающие посёлок. Старик идёт лёгким шагом, перед ним, совершенно спокойным, расступаются заросли, отодвигаются корни, и нашу банду пропускают так же, и сзади захлестывают появляющуюся тропку. Целый добрый час так шли по чащобам. Иногда видели других друидов, они за лесом, как за огородом прямо, ухаживают, что-то там рыхлят, подвязывают, пересаживают, ковыряются. Другие растения целебные собирают этими своими серпами, аккуратно срезают, осторожно, чтоб лишний листочек или веточку не повредить. Лисица из подлеска выбежала, уставилась настороженно на нашу компанию, старик ласково ее погладил. А она перебралась к Лельке, ткнулась ей в колени, та ее тоже погладила, довольная. Белоснежка, блин, нашлась, улыбка с лица не сходит прямо в этих лесах.

Иногда среди деревьев виднелись деревянные и каменные идолы божеств, я, правда, их не разглядела подробно, потому как не подходили. По-видимому, все эти «рощи» и есть храмы. Идолы на полянках стоят, окруженные шнурами, вроде их поясов, сплетёные из нитей тех же цветов. До меня дошло, синий — это небо, красный — солнце, а черный — земля. Или стихии — вода, огонь и земля. Хм, а воздух тогда где, не в почете что ли?

— Лелька! — шепчу. — Эти ваши друидские цвета, синий, красный и черный… А белого почему нет, воздуха?

— Воздух вокруг, — шепчет Лелька в ответ. — Священное число три, стихии — земля, вода и огонь, сплетаются в танце и порождают жизнь, а воздух дает ей дыхание.

— Ясно всё с ними. Мистика и метафизика царят, эзотерики на всю голову.

Иерофант нас не слышал, глуховат. Да ему сто лет в обед, как еще шустро так шагает, никакой одышки, никаких «ой, ножки болят, ой, сердце хватает». Всю жизнь на природе, на свежем воздухе, на витаминках, в лесах… наверное, и живут они тут дольше, чем простые люди.

Наконец добрались мы до высокого холма, на верхушке которого виднелось какое-то строение. Мы аж запыхались, пока наверх забрались по крутой каменистой тропинке. А старичок так и не охнул ни разу, даже дыхание не сбилось.

— Это единственный храм, где чтят Защитников Арданнона, — сказал он, указывая на строение.

Круглая площадка, окруженная стройными колоннами, под лёгким куполом с вычурной резьбой из переплетений ветвей и листьев. Резьба такая искусная, словно живые веточки. Эмм… и швов на камне не видно, словно не строили, а так целиком вырезали… Вместе с четырьмя постаментами внутри и изваяниями на них.

Мы вошли между колоннами и обомлели. Скульптуры были вырезаны из светлого, чуть мерцающего камня, казавшегося на вид тёплым, из того же, что и сам храм. И каждую черточку можно различить, каждый знакомый изгиб бровей, каждый локон волос. Они были парными эти скульптуры, небольшие, в метр высотой всего, но такие узнаваемые, словно живые.

Арилинн и Кайрис, в обнимочку, как двое юных влюбленных, смеются чему-то своему. У Арилинн на плече арфа висит, и два меча на поясе. Вот так номер! Один из этих мечей на Гриэн похож, та же ромашка на оголовье рукояти. Значит, это ее меч был! А она мне его подарила… У Кайриса меч на поясе, и щит у ног прислонён. Из-за щита здоровенный котяра выглядывает, лапкой Арилинн за подол платья цепляет. Первый раз вижу ее в платье-то. Юные они совсем, Арилинн едва шестнадцать-семнадцать можно дать, мордашка совсем детская, щечки круглые, это позже у нее щеки-то ушли, оставив одни скулы торчать. Носик знакомой пумпочкой, и подбородок упрямый, острый. А Кайрису чуть больше двадцати, но всё тот же длинный нос с едва заметной горбинкой. По взгляду видно, что задавака наглая, той еще заразой он был.

Следующая группа — Лемира и Файон. Оба рослые, гордые, красивые, настоящие аристократы, в отличие от Арилинн, которая вечно, как балда в штанишках. Лемира в струящемся платье с длинными рукавами, из-под которых тоже меч виден, и лук за спиной. А на плече у нее сидит сокол с пронзительным холодным взором. Файон с двуручным мечом, даже по изваянию видно, что гордость и заносчивость его главные черты характера. Насмешили они меня, вроде отдельно стоят, носы задраны, а пригляделась — они скромненько так пальцами соприкасаются, словно застеснялись.

Дальше Олинория и Дайре — эти вообще Твикс, сладкая парочка. За ручки держатся, глаз друг с друга не сводят. Олинория в пышном платье, правда, грудь не открыта, но ожерелья и браслеты на месте. А Дайре ей цветок протягивает. У обоих круглые личики, совсем детки, еще младше остальных.

И наконец Амрисс и Лилле. Амриссу лет тридцать с хвостиком. Красивый до умопомрачения. И взгляд у него не беспечный, не наивный, как у остальных, он старше их и мудрее. Грустный такой взгляд, а в легкой улыбке, с которой он смотрит на маленькую хрупкую Лилле, чувствуется тревога. Сама Лилле не красавица, просто миленькая, на лице одни глаза испуганные, но на Амрисса, как на супермена смотрит. Амрисс ее обнял и плащем своим прикрывает, словно от всего мира защитить хочет. Только у нее оружия никакого нет, просто девочка в лёгком платьице. И рядом с ними крупный волк зубки показывает, словно и он эту Лилле защищать будет любой ценой.

Иерофант подождал, пока наши охи затихнут, и мы на них насмотримся, затем сказал:

— Это Защитники Арданнона. Ваши предки. Люди, ставшие богами. А это их единственный храм.

— Кто же его выстроил, он не похож на храмы других богов, — сказала Лианель. — Я никогда не видела такого совершенства…

— Его не строили. Этот храм создала сида Аэниеведдиэнь, дружившая с ними. Она была талантлива в обращении с камнем. Она изобразила своих друзей такими, какими их запомнила, через много лет после их физической смерти…

— А почему, если вы знаете о них, как о богах, у них других храмов нет? — спросил Бренн.

— Они просили не делать этого. Они не хотят ни жертв, ни храмов, ни поклонения. Не хотят, потому что слепая вера может изменить их, как меняет остальных богов, — ответил старик.

— Спасибо, что привели нас сюда, — сказала растроганно Ила. — Мы впервые увидели их всех вместе… таких красивых, таких родных…

— Их кровь течет в ваших жилах, — кивнул старик. — Их сила передалась вам, как и их долг. Вы должны спасти Арданнон от древнего зла.

— Да знаем мы, — буркнула Яра.

— Король должен был прислать вам гонцов… — произнёс Киаран.

— Да, мы получили весть. Но еще до нее почувствовали, что неладное творится в мире. Слишком много магических возмущений идет с востока. Поймите, Хранители Хай Брасила, мы будем бороться, весь орден друидов поднимем, всех до одного, но мы мало что можем сделать. Среди нас не осталось боевых магов. Мы направлены на созидание, а не войну.

— Аннис — боевой маг! — влезла Лелька, толкая меня в спину.

Гвенн Бендигейд посмотрел на меня и вздохнул.

— Аннис одна. Одной ей не справиться, без вашей помощи.

— Как будто мы ее одну отправим на битву, — фыркнул Бренн. — Даже речи об этом быть не может. Только фигня какая-то получается…

— Оружие демонических тварей не берёт! — воскликнул Аодан. — Палками что ли с ними драться? Или кулаками?!

— Вы должны попросить оружие у сидов. Сиды и фоморы издревле враждовали, никто не ненавидит сильнее, чем бывшие родичи… — вздохнул друид. — Сиды создали оружие специально для войны с фоморами и теми, кто им подвластен. Из всей их магии вы можете воспользоваться только этой. Когда-то, когда сидов было много и они владели этой землей, они были великим народом, с непостижимыми знаниями. Великая цивилизация, нечеловеческая мудрость, странные механизмы, порожденные сплавом науки и магии… Мы даже представить не можем, что за знания у них были… Фоморы в ненасытном стремлении к знаниям, устремились во тьму. И тогда два родственных народа начали воевать, нам такая страшная война в кошмарах присниться не может. Горы рушились, кипело море, целые города обеих сторон, на которые падали семена смерти, превращались в выжженные пятна гари, в ядовитый пепел, летящий в бешеных ветрах…

Наши все слушали это, как страшную сказку. А я в ужасе представляла, что всё тоже самое вот уже который год может произойти у нас на Земле. Шестьдесят пять лет живём, стараемся не думать, что кто-то нажмёт на красную кнопочку… Неужели такая судьба ждет каждую развитую цивилизацию — самой себя уничтожить. Есть же теории о гибели Атлантиды от ядерного взрыва, цивилизация Мохенджо-Дара в древней Индии вымерла мгновенно, и говорят, там найдены продукты полураспада, что ли… Теперь эти, мудрые сиды с фоморами… Задрали все! Почему нельзя просто спокойно, нормально жить, то за знаниями гонятся, то от жадности дуреют, то за власть дерутся… И чего людям всё неймётся-то…

— Давно это случилось? — онемевшими губами спросила я.

— Около четырех тысяч лет назад. Когда наш народ пришел в этот мир, всё уже давно закончилось. Земли фоморов были низвергнуты в пучину, теперь на их месте Западное море. От владений сидов малая часть осталась, Арданнон… и никто не знает, что раньше на этой земле было великое царство бессмертных и могущественных существ. Только наш орден сохранил обрывки памяти, веками передавая из уст в уста страшную правду, не посвящая в подробности простых людей, дабы не повторилась древняя катастрофа. Сиды показывали нам видения смерти… как это происходило, и предостерегали нас… Знания опасны, надо следить, в чьи руки они попадают, — вздохнул друид. — Только на моей памяти люди дважды изобретали черный взрывчатый порошок, а мы видели, что с его помощью творят в Ойкумене, потому мы и вмешиваемся в развитие мира.

— О! Специально тормозите прогресс, опасаясь лишних знаний? — прищурилась я. — Держите Хай Брасил в феодализме? А изобретателей пороха пристукнули по-тихому?

— Что ты, Аннис, нам нельзя так решать проблемы. Мы просто изьяли записи и опыты, да память об этом стёрли, есть древняя техника, заставляющая забыть ненужное и вредное внушением.

— Ага, гипноз освоили. Тоже не блеск, но уж лучше, чем убийство бедных изобретателей.

— Во всех государствах Хай Брасила есть тайные общества наших братьев, следящих за потоком знания. Мы очень бережно относимся к шаткому равновесию Хаоса и Порядка. Потому и ходим в сером — это символ равновесия между первоосновами. И только по большим праздникам одеваемся в белое, выказывая почтение свету мудрости. Да и то, серое меньше пачкается, — неожиданно усмехнулся старик.

— Значит, мы должны добраться до альвов и взять у них их древнее оружие, чтобы успешнее лупить мерзких тварей, вроде Дикой Охоты, — подытожил Аодан.

— Не взять, а попросить, — поправила его Ила, очень щепетильно относящаяся ко всем подозрительным нападкам в сторону ичири, даже если их и близко нет.

— А они нам его дадут? — спросил Киаран.

— Не знаю. За все века они очень неохотно раздавали свое оружие людям, слишком оно ценное. Мы уже пятьсот с лишним лет не входили в их леса, они не хотят видеть никого чужого… даже своих учеников, наш орден.

— Мда… — протянула Яра. — Придём, как дураки, а нас еще нахрен пошлют…

— Яра, не ругайся, матриархи не ругаются, — поддела ее Лелька.

— Матриарх? — изумлённо посмотрел на Яру старичок. — Из Иннис-ир-Рануи?

— Нет, мое племя само по себе! — гордо вздёрнула нос Яра. — Мы живём в горах в Запретной Долине!

— Хм… — Гвенн Бендигейд покачал головой. — Неужто эта диадема в твоих волосах — давно утраченный Лунный Венец Девы Олайши?

— Чего это утраченный? Никто его не терял… Да, он так называется, а что?

— Царица-Богиня Иннис-ир-Рануи душу бы за него продала… Семьсот лет назад рануяне бежали от войны, уничтожившей их страну, некоторые попросили убежища в Арданноне, некоторые бежали в долину реки Лианнан, а большая часть переселилась на южные острова, где и возникло царство Иннис-ир-Рануи, — сказал друид.

— Семьсот лет? Во времена наших… их, в смысле? — кивнул Бренн на изваяния дедушек-бабушек.

— Да. Госпожа Олинория была младшей дочерью тогдашней Царицы-Богини. А ее старшие сестры разделили Двойной Венец и власть вместе с ним. Острова до сих пор царствуют в южных морях под Сияющей Короной Земной Богини. А Лунный Венец ведёт… племя… Печален конец осколка великого народа…

— Ты что такое говоришь, старик! — взвилась Яра. — Мой народ велик! Ну и что, что нас мало осталось, нас ведёт Богиня!

— Слышал я, что вы сделали из своей Богини… кровожадного монстра… — горько вздохнул Гвенн Бендигейд.

— Мы сделали? — моргнула Яра растерянно. — Но… как же… Она требует — мы жертвуем… Как это мы?..

— А кто? Вы извратили древние ритуалы. Забыли их прекрасный смысл о торжестве жизни и любви над смертью, вывернули всё наоборот. Что ж теперь от бедной Олайши хотите, если кормите ее кровью?…

— Мы? Мы сами?… — прошептала Яра, бледнея. Кажется, только теперь до нее дошла причинно-следственная связь между богами и смертными. Раньше, видимо, все эти разговоры мимо ушей пропускала, считая, что к ней это не относится, ведь мы же всё о кельтских богах толковали.

— Мама умерла зря? Папа умер зря? — шептала она. — Они не ушли в сияющий свет Госпожи Олайши, они стали едой для чудовища?..

Она закатила глаза и рухнула в обморок. Аодан едва успел подхватить ее, чтоб головой не стукнулась. Друид и Лианель разом кинулись на помощь.

— Бедная девочка, — бормотал друид, доставая из мешочка на поясе коробочку с пахучей мазью. Принялся мазать ей виски. О, как пахнет мятой, и еще чем-то… хм, корицей что ли?…

— Яра, Яра, — собрались мы все вокруг. Лианель одну ей ладонь растирает, я другую, Ила завсхлипывала от жалости. Парни растерянно вздыхают, только Аодан присел, держа ее голову на коленях и ласково гладит по пышным ее волосам своей широкой ладонью.

Она пришла в себя, огляделась, увидев, как мы все за нее переживаем, и расплакалась. размазывая свою ритуальную раскраску по лицу.

— Яра, миленькая, не плачь, — я прижала ее руку к себе. Блин, ее слёзы прямо как нож в сердце, Лелька и Ила часто хнычут, а Яра… уж если она плачет… Матриарх, Живая Богиня, гордая до невозможности, отважная до безумия… Ох, твою ж дивизию, я заревела, я так рыдала, вспоминая, как она рассказывала о своих родителях, каким мёртвым голосом, какие застывшие у нее были глаза. Вспомнила то, что мне показал Хаос — моих собственных родителей, умирающих, чтобы защитить меня. Всё как-то так резко навалилось…

Я обняла судорожно рыдающую Яру, следом к нам Лелька и Ила прижались, и мы все четверо, обливаясь горючими слезами, сбились в тёплый родной комок. Забытые Аодан и Гвенн Бендигейд бочком удрали от нас подальше, совершенно одинаковым движением, даром что один молодой, а другой дед столетний с бородой до пупа. Не, ну может и не сто лет ему, но похоже.

— Рыдают! — испуганно прошептал Алард. — Что делать-то?

— Сделай вид, что нас тут нет, — посоветовал Киаран, давно выучивший Лелькины капризы.

— Жалко же… — протянул Бренн.

— Если жалеть полезешь, еще три часа реветь будут, — прошептал Киаран. — Я Лианель знаю, она такая!..

— Яра никогда-приникогда не плакала, — шепчет Аодан, — даже когда руку на охоте распорола…

А если ты ее начнешь жалеть, она тебе этого никогда не простит, — сказал ему друид. — Лучше отойдём в сторонку. Девушки, что младенцы, одна заплакала, и все подхватили… Сами успокоятся. Тогда и пожалеете.

— Редиски! — обиженно крикнула я им вслед.

Девочки, милые, такие родные, такие близкие, такие любимые, настоящие сестры, пусть не по крови, по духу… Чем же вас утешить, чем порадовать, сердце рвётся смотреть на ваши слёзы. Да я же любого за вас в куски порву, лишь бы с вами всё было хорошо, лишь бы вы не плакали… Меня затопило волной нежности к ним, щемящей, отчаянной.

Я почувствовала щекотку под кожей и резко выдохнула. Опять выброс. Сильный, похоже. Вон, всю эту милую беседку с нами, сидящими на каменном полу, засыпало душистыми бутонами цветов. Прямо из-под купола посыпались. Самые разные — лилии, розы, пионы, хризантемы, фиалки, да я половину из них названий не знаю. Засыпали нас, как снегом, красиво, как в сказке… И бабочки над головой кружатся, сотнями просто, разноцветные, будто радуга. А мы сидим, словно в сугробе, в цветах по пояс, и голова кружится от их аромата.

— Я больше никогда не буду… Не буду… — шепчет Яра, невидящими глазами смотря в пространство. — Я отрекаюсь от Богини. Я не буду служить ей. Я… я вырвала ее из моей души… Я — Матриарх без Богини… Какая я теперь Матриарх… Я никто…

— Ты человек, Яра, — всхлипывая, сказала я. — Это гораздо важнее всяких там матриархов, богинь и прочей ерунды.

— Я человек… А человек творит богов… — прошептала она. — Я… я должна вернуться к своему народу, изменить ритуал. Изменить традиции.

— Яра, они же фанатики, они убьют тебя, — я принялась стирать у нее разводы с лица. — Оставь их. Их немного осталось. Это богов можно переделать, а людей, ха… людей не изменишь. Ты освободилась от своих иллюзий, и хватит.

— Они — мой народ. Только я смогу изменить их. Пусть ценой своей жизни, но я должна попытаться.

— Яра, миленькая, давай оставим это на потом. У нас есть дело поважнее. Закончим его и… Ох, черт побери, я с тобой пойду, может, помогу магией… Я тебя одну к ним не отпущу.

— И я, — всхлипнула Лелька, целуя Яру в обе щеки.

— И я, — поддержала Ила, обнимая нас. — Все вместе пойдём. Попробуем научить твоих соплеменников милосердию. Аннис им тоже много-много цветочков наколдует, красиииивых…

— И пирожков, слааадких… — говорит Лелька с улыбкой сквозь слёзы.

— Аннис, научись котят выколдовывать, — невольно улыбается Яра. — Котята милые, их все любят!..

— Аннис! — вопят парни, подбегая к нам. — Ты опять?

— Что опять?

— Да эти твои цветочки-бабочки! — кричит Аодан. — Опять чародейничаешь бесконтрольно!

— Я нечаянно…

— Даже мы все почуяли, сколько в нас магии-то, капля! — возмущается Бренн-антимаг.

— Дитя, — подходит и Гвенн Бендигейд. — Ты сильна. Неимоверно сильна. Эхо от твоего дара по всему миру разносится. Ты сама словно кричишь врагам «Я здесь, ловите меня». Боюсь, что Ворон пришлет сюда своих подручных, и очень-очень скоро… Он побоится оставить без внимания такой выброс магии.

— Драпаем! — вскрикнул Алард. — Дикую Охоту я уже посчитал!

— А как же вы? — ахнул Киаран. — Ваше поселение совсем рядом!..

Друид покачал головой.

— Мы уйдём. Нам всё равно нужно идти в Дан-на-Хейвин на помощь королю. Пойдёмте скорее, я отведу вас назад, и все вместе покинем Священные Дубравы.

— Извините… Я нечаянно… — пробормотала я виновато, опуская глаза.

Мы в последний раз посмотрели на маленький изящный храм, открытый всем ветрам и свету, засыпанный цветами, словно разноцветным душистым снегом. Чувствую, у каждого в голове одна мысль: «Как же жаль прощаться, здесь так красиво и тепло на сердце»… Лица у всех одинаковые — грустные и светлые.

А когда спускались, Ила хихикнула:

— Ну, пошумели — так пошумели, что уж теперь… Зато Аннис за все века цветов бабушкам-дедушкам надарила… Наверное, довольные они сейчас!

— И не говори, — хмыкнул Бренн. — Лопатой грести можно, никому из богов столько цветов еще не дарили!

Мы торопливо шли обратно в посёлок. Снова перед друидом расступались заросли, но теперь его шаг не был так лёгок, словно навалившаяся тревога отняла у него много сил. Теперь он тяжело опирался на свой посох.

— Владыка Бендигейд, — осторожно начала я, даже ради приличия вспомнив его титул.

— Что, дитя? — отозвался он мягким голосом.

— Я, правда, никому не хотела навредить…

— Я знаю, дитя, не вини себя. Можно побороть страх и усмирить гнев, но любовь сильнее всего, — ответил он, улыбнувшись.

— Кхм, не понял?.. — Киаран мигом догнал меня и схватил за руку. — Меня там даже не было… К кому это любовь?

— Киаранчик, — заулыбалась я, — я тебя люблю, ты такой милый… И девочек я всех люблю очень, и парней остальных… Я всех наших люблю, любить же можно по-разному, по-дружески в том числе…

— А, ну если только по-дружески! — успокоился он, поцеловав меня в щеку.

— А ты, оказывается, ревнивый, — захихикала я.

— С такой язвой, как ты, надо ухо востро держать, — проворчал он. — Ты глазки даже лошадям строишь!

— Я? Да ты что, я не умею!

— Угу, как же…

Старый друид аж кашлять начал, мол, совсем молодежь распустилась. А мы что, мы ничего, притихли, идём, только за ручки держимся, как Дайре с Олинорией в храме.

— Владыка Бендигейд, — снова начинаю я, — а я вот тут думаю… Раз я вроде как маг… может, мне тоже какой-нибудь посох завести?

— Зачем тебе посох, дитя? — скосил на меня лукавые голубые глаза старичок.

— Ну как же, у вас у всех посохи… Все маги с посохами ходят… А они волшебные? Или просто деревяшки?

— Дитя, мы ходим с посохами, потому что оружие нам нельзя носить, а защищаться от лихих людей иногда приходится. И для чар посохи хороши, чтобы силу концентрировать. Тебе это не надо.

— Как не надо? А мне концентрировать?

— Пока что ты только цветами и пирожками кидаешься, — ухмыльнулся Киаран, — что ты концентрировать собралась? Цветы в букеты?

— Аннис, твой меч — прекрасная замена посоха для тебя, — вздохнул Гвенн Бендигейд. — И другого тебе не надо, ты же боевой маг, прирождённый. Учись лучше себя контролировать, чтобы не выплескивать половину всего резерва на цветочки с неба.

— Владыка Бендигейд, — догнал нас Бренн, видя, что друид вполне добродушно отвечает на вопросы, — а я вот всё думаю… Это сидское оружие… Не опасно ли его снова на свет вытаскивать? Стоит ли риск развалить полмира, чтобы фоморов и Ворона прибить? Или у них есть что попроще, не такое гибельное?

Старик хмыкнул, внимательно посмотрел на него.

— У вашей подруги Аннис как раз такой сидский меч, не знаете что ли? Ничего серьезнее таких мечей вам и не дадут. А то страшное оружие они уничтожили давным-давно… Мальчик мой, я рад, что хоть одному из вас пришла в голову такая мысль… Ума у них немного, — проворчал он вполголоса, — ну, хоть сердца чистые…

— У меня меч сидов? — удивленно приподняла я меч в ножнах, смотря на витую рукоять.

— Металл его сплав из серебра и звёздного железа, губительных для всех видов нежити, да и сами фоморы его не переносят… Мальчик, — обратился он к Бренну, — не хочешь ли ты стать друидом? Голова у тебя подходящая, умеешь смотреть в корень проблемы.

— Да я… даже читать не умею, — смутился Бренн. — Какой из меня друид…

— Я тебя научу! — крикнула Лелька. — Если тебя возьмут учиться, то и я пойду!

Старик отчетливо захихикал.