Перед рассветом полил дождь. Холодный, тягучий, никакой плащ от него не спасёт. Низкие тучи громоздились, казалось, прямо над головой, эдак глядишь и снег пойдёт. Сегодня, кстати, обещанный Самхейн, первый день зимы по кельтскому календарю, и вообще это у них Новый Год. Не знаю, почему у кельтов сезоны на месяц сдвинуты, зима вот с ноября, весна с Имболка, который 1 февраля, лето с Белтейна, 1 мая и осень с 1 августа, Лугнасы. Это вот четыре самых больших праздника, вехи года, как местные считают. Еще у них равноденствия и солнцестояния празднуются. Интересно, доживу ли я до того, чтоб все эти праздники увидеть? А то мне все только до Самхейна обещают. Правда, колдовская ночь уже прошла, вместо кровопусканий я совсем не тем была занята, невыспалась вот. У меня сегодня день рождения, но не до него, к сожалению.
Дождь — это даже хорошо. Хоть проснулась толком. Едем быстро, по лужам шлёпаем, мёрзнем. Киаран зевает так, что едва челюсть не сворачивает. Я хихикаю и тоже зеваю.
— Дурацкий дождь, — ворчит Киаран.
— Тебе может и дурацкий, — ехидно говорит Аодан. — А мне очень даже полезный. Легче чародейничать будет.
— От меня толку в бою не будет, — бурчит Киаран.
Мда, что одному хорошо, другому не очень. С другой стороны, нам не убивать сейчас надо. Наоборот, остановить войну. А тут будут Аодан и Йарсавия главными, водой и воздухом особо не убьёшь. Яра-то похвасталась, что пока меня в плену держали, Кайрис приходил и учил ее с ветром обращаться. Она теперь ох какая крутая!
Главное, чтобы Атрейону сил хватило фоморов своих тормознуть. Он сказал, что сейчас, когда его отец явился, все фоморы чуют его присутствие и могут его не послушаться.
Через пару часов после рассвета мы добрались до места сражений. Это была холмистая долина, вдали виднелся небольшой город, а совсем перед нами крепость, от которой тянулась цепь укреплений — ну, канавки да валы нарытые, что по-быстрому можно сделать, чтобы врага задержать.
И вот над этими канавками и валами месились две армии. Я, когда увидела это с высоты холма, на который мы поднялись, мне аж поплохело. До сих пор мне как-то не доводилось видеть такие массовые сражения, даже в Лиэсе фоморов было всего сотни три, не больше, как сказал Киаран, это мне с перепугу да в темноте полчища померещились. А здесь, в грязи под проливным дождём умирали тысячи.
— Остановите своих, а я наших буду держать! — крикнул Атрейон, едва окинув взглядом поле боя.
— Мы все пришпорили коней — ну, это так называется, шпор ни у кого не было, Лелька за такое издевательство над животными съела бы, наверное. Помчались галопом вниз с дикими воплями.
— Остановитесь! Отходите! Не надо драться! — орали все.
Блин, глупее ситуации я еще не видела в жизни. Кучка идиотов армии разнимает.
Я увидела, как Атрейон вдруг остановил своего тарри и крепко зажмурился. Раскинул руки, зашептал.
— Вернитесь на позиции, — разобрала я. — Люди не враги нам, дети воды, отходите. Опустите мечи, дети воды. Я, принц Атрейон, беру власть над вами, я беру ответственность на себя, не бойтесь гнева Владыки. Я отвечу перед ним сам, отходите…
Мы влетели уже в самую гущу боя, вокруг все дрались, орали, и никто нас не слушал. Фоморы, правда, вроде дрогнули и попытались отступить, но арданы, не понимая, что происходит, с победными криками кинулись на них еще свирепее. Фоморы, дико озираясь по сторонам, пятились и отбивались.
Яра с бешеным кличем бахнула по дерущейся куче ударом воздуха, всех — и людей, и фоморов, — раскидало в разные стороны. Аодан, не отставая от нее, замахал своими загребущими ручищами, и этот «дурацкий дождь» собирался в плотные, прицельные такие струи воды и хлестал по толпам дерущихся.
— Отходите! — орали мы. — Не надо драться!
Киаран обнял меня покрепче и галопом пустил своего Урагана прямо в центр укреплений, вопя во весь свой неслабый голос:
— Трубачи! Трубите отход! Трубите отход!
Я только пискнула, вжавшись лицом в его грудь, свалиться боялась, он же меня боком на своего коня посадил, по-дамски, блин.
— Лаоклан! — кричал Киаран. — Лаоклан!
Король обнаружился на гребне одного из холмов, в золоченых доспехах, алом плаще и окруженный двумя десятками гвардейцев. Ну, правильно делает, полководец не должен в куче рубиться, ему сверху положено смотреть и вовремя приказы отдавать.
— Лаоклан! Подай сигнал отходить!
— Киаран, что ты тут… — король бедный аж растерялся, увидев нас.
— Король Лаоклан! Велите всем отойти! — закричала я. — Надо войска развести!
— Но… мы же побеждаем! Впервые побеждаем! — крикнул король, сжимая кулак.
— Это не победа! С нами принц фоморов, он командует сейчас своим отойти! — Киаран тормознул коня прямо перед королём, гвардейцы с мечами наголо уже чуть в нас тыкать ими не начали. Ну, прилезли тут незнамо кто, мало ли, а тут король…
— Что там происходит… Что это? Магия?.. — уставился король на непонятки, творящиеся на поле боя. Даже отсюда было видно, как народ там раскидывают воздушные смерчи и мощные потоки воды. Даник и Яра смотри как разбушевались, прямо герои народные, супермен и супервумен.
— Лаоклан, мы должны остановить войну, — тяжело дыша, сказал Киаран. — Прикажи подать сигнал к отступлению.
— Но…
— Фоморы не враги! — крикнула я, высовываясь из-за Киарана. — Их заставил их король!
— Но…
— А их принц сейчас изо всех сил заставляет их отступить! Никому не нужна эта война, кроме урода Ворона! Король, ты знаешь, кто он?
— Это Фебал Арвайд, твой двоюродный брат, сын княза Маэллана, — сказал Киаран. — Фебал заключил договор с королем фоморов. Он обещал спасти их народ для того, чтобы они завоевали для него трон Арданнона.
— Что?… — растерянно вякнул бедный Лаоклан. — Но… он же лишен был имени и наследства… Друиды никогда не позволят…
— Друидов он всех убьёт, если мы не остановим фоморов, — сказала я. — Но они… они же не виноваты…
— Аннис, девочка, откуда ты всё это знаешь? — посмотрел на меня Лаоклан.
— Дядюшка Лаоклан, познакомься с моей невестой, Аннис Арвайд, дочерью Рианнон Арвайд, — гордо ухмыльнулся Киаран.
— Аннис Арвайд?.. — хлопнул глазами Лаоклан.
— Дочь Рианнон Прекрасноволосой? — один из гвардейцев постарше опустил было меч, но тут же ударил им по щиту.
— Дочь Рианнон! — закричали и остальные. — Дочь Брайса и Рианнон! — и они все как один, точно так же хлопнули мечами по щитам.
— Да, а что? — опешила я, пугаясь немножко.
— Мы помним Рианнон Прекрасноволосую, — улыбнулся тот первый гвардеец. — Мы все ее прятали от родительского гнева, когда она убежала из дома. Она вышла замуж за Брайса, одного из нас…
— Проклятье… — пробормотал Лаоклан. — А я хотел Лланахт отдать Киарану…
— Что? — вытаращил глазки Киаран.
— Ну уж нет, хватит с вас одного княжества на семью, — усмехнулся король.
— Ы-ы… — сказала я.
— Рад познакомиться с тобой, княгиня Коррахта, Аннис Арвайд. Наконец-то я избавлюсь от головной боли, а то какого наместника не назначу, все воруют и воруют…
— Ы-ы-ы, — снова сказала я, на большее воображения не хватило.
— Трубите отход, — махнул Лаоклан трубачу, ждущему приказов метрах в десяти от него, рядом со знаменем Арданнона — зелёненького с золотым соколом.
Его сигнал подхватили десятки других, разбросанных по всей долине, и эти огромные толпы народу начали расползаться, как два потрёпанных боксера на ринге по своим углам.
Мы с Киараном погнали обратно собирать остальных, а то Дан и Яра, наверное, совсем уже выдохлись.
Наши держались двумя кучками, охраняя занятых работой Дана, Яру и Атрейона, он же так и не двигался, с закрытыми глазами в седле сидит. Я заметила, что Атрейона прикрывают трое моих стражей и на удивление Ванимельде.
Яра и Дан вовсе не выглядели измотанными. Я поняла, что у них подзарядка автоматически идет, резервы хоть и тратят, но от дождя и ветра тут же и восполняют. Удобно им, не то, что Киарану, которому огонь нужен. А вот Атрейон едва в седле держится, вон, уже качается, но глаза всё так же не открывает, крупные капли пота катятся по его лицу, смешиваясь с дождём.
— Трей! Держись! — крикнула я.
— Тяжело… — прохрипел он. — Больно…
Ванимельде подъехала к нему ближе и положила руку ему на ладонь, сжимающую поводья.
— Я поделюсь, — едва заметно улыбнулась она. — Делиться я могу…
— Я почти сломал… — прошептал Атрейон. — Я почти справился…
— Что сломал? — изумленно спросила Ила.
— То, что заставляет нас служить Богу-Королю… — с трудом выговорил Атрейон. — Не отвлекайте. Я почти… почти…
— Ты сможешь, Атрейон, — прошептала Ванимельде мягко.
— Ты сможешь, — повторила я, прижимаясь к Киарану.
Наши все подъехали ближе, все, смотрю, трясутся от волнения, фоморы-стражи аж зелёные, на Атрейона смотрят почти умоляюще. Да и другие фоморы подтягиваются к нам, глаза у всех, как у оленей, огромные, напуганные.
Арданы с другой стороны непонимающе смотрят, перешептываются, мечи опустили, потрёпанные, израненные. Кровь из ран смывает дождь — кровь ярко-красная, человеческая и бледная, фоморская, для дождя всё едино. Ему разницы нет кого поливать.
Ванимельде вдруг вскрикнула и повалилась с Искры. Атрейон конвульсивно выгнулся и взвыл. Не удержался, тяжело рухнул на землю, Малыш яростно зашипел, пытаясь прикрыть его собой.
Страшный раскат грома почти оглушил всех, и что-то вышибло нас из сёдел, сами лошади покатились кубарем от удара… чем? Магией?
— Мой сын, — произнёс гулкий бас. — Ты решил стать предателем?
Как-то разом все заорали — фоморы, арданы, все. Лошади завизжали просто и разбежались в разные стороны. Блин, похоже, лошади самые умные.
Я торопливо протёрла глаза от залившей их грязи. Перед нами, прямо возле лежащего навзничь Атрейона стоял Балор, его отец. Бог-Король фоморов. Дождь даже не касался его, огибал, тёмно-красное одеяние, блестящее, цвета венозной крови, тянулось по грязи и не пачкалось. Рубин в глазнице светился. Тьма клубилась вокруг него, словно дым от пожара. Фоморы попадали ниц, прикрывая головы руками, а арданы с воплями принялись разбегаться.
— Балор… — выдохнула я в ужасе.
Он пока даже не обращал на нас внимания. Он смотрел на Атрейона, чуть наклонив вбок голову, как смотрит коршун на цыпленка, готовясь напасть.
— Сын мой Атрейон, — сказал Балор. — Как ты посмел предать меня? Меня, который дал тебе жизнь и власть?
— Позволь остановиться войне… — прохрипел Атрейон, приподнимаясь из грязи, но Балор ткнул его в грудь ногой. И придавил, как котёнка. С невероятной лёгкостью. Атрейон закричал от боли.
— Оставь его! — крикнули мы с Ванимельде в один голос, и так же разом кинулись на Балора, мы же крутые, у нас сидские мечи есть. Ох, помру я всё же в собственную днюху, нижними полушариями мозга чую. Аж обидно.
Ванимельде Балор отшвырнул одним ударом, а меня поймал за горло. Сдавил его, чуть-чуть, но мне хватило, чтоб затрепыхаться. Придушенная, я жалко барахталась в воздухе, дрыгая ногами, и меч-то беспомощно выронила.
— Аннис! — Киаран ринулся меня спасать, выставив меч для удара, даже успел рубануть короля, вроде бы даже попал, но эффекта не получилось, лезвие просто скользнуло по блестящей ткани. Бедный Киаран так и улетел от магического пинка. Снова поднялся, снова кинулся и снова улетел. Остальные, полуоглушенные, вяло копошились в грязи, Ила метнула нож, но и он отскочил от красной ткани. Лелька беспомощно ползала, ищя свой лук и собирая стрелы, трясла залепленными грязью кудрями. Аодан, собрав силы, направил в Балора водяную струю, на глазах превращающуюся в ледяное копьё, но и оно бессильно упало под ноги королю и растаяло. Яра подползла к Киарану, пытаясь привести его в чувства. Алард едва шевелился, у него — видно было — нога вывернута под невероятным углом, сломана.
Бренн осторожно подбирался к оброненному копью Аларда, стараясь не привлекать внимания.
Я молча висела, воздуха мне немного хватало, хотя и больно, и дышать тяжело.
А Балор смотрел на меня и улыбался. И еще сильнее наступил на грудь Атрейону. Я услышала, как у него ребра захрустели, ломаясь. Он так страшно закричал.
— Не убивай его. Пожалуйста, — прошептала я сколько хватало дыхания.
— Почему? — его улыбка была почти ласковой.
— Он всё делал ради своего народа. Он не предатель…
— Ты просишь меня об этом, как будущая супруга?
— Пусть так. Только не убивай никого. Останови эту войну. Убей Фебала Арвайда, он ведь не выполнил ваш договор. Это я, я своей силой сломала заклятья сидов.
— Я знаю.
Он швырнул меня на землю и снова ударил вокруг магией. Нас всех раскидало во все стороны, только Бренн с копьём Аларда ринулся на Балора. Ткнул его прямо в живот. Копьё жалобно хрустнуло и сломалось. Даже оружие сидов было бесполезно против бога. Балор чуть удивился и врезал Бренну кулаком по челюсти, тот так и укатился.
А Балор захохотал. Пинком отшвырнул беспомощного Атрейона.
— Смертные! — крикнул он. — Вы все смертные! Ты — мой сын-предатель, ты — жалкое подобие великих сидов, вы — людишки, вы — мои несчастные фоморы! Что вы против меня? Я — Бог! Я сотру вас одним взглядом!
Его рубиновый глаз вдруг полыхнул, и я увидела, как ослепительно-яркий луч от него стал метаться по испуганным нестройным рядам арданов, по склонённым фоморам, по этим жалким насыпям — и всё, куда попадал этот луч, вспыхивало и рассыпалось в пепел. А ему было пофиг — что людей он уничтожал, что своих же фоморов. Мы все, кто в сознании, кто без, валялись в грязи, вжимаясь в нее. Я бы вообще в нее закопалась, если бы могла.
Господи, даже земля горела, лужи шипели и испарялись, Это же лазер у него, этот рубин.
— Отец! — захрипел Атрейон. — Что ты делаешь! Это же твои дети!..
— Глупец, — прорычал Балор, — ты нарушил нашу связь. Я всех уничтожу. Никто не смеет противиться воле Бога. Много лет назад сиды сумели остановить меня, заперев в подземном мире, но теперь некому противостоять мне. Ни ты, ни эти твои ничтожные людишки, не остановят меня.
Он погасил глаз, чтобы нас не задеть. Ну, меня он вроде как убивать не собирался, а Атрейона и остальных неинтересно же так быстро убивать. Он снова шагнул к Атрейону, наклонился и поднял его за горло, точно так же, как меня совсем недавно.
— Сынок, — насмешливо сказал он. — Ты знал, чем карается твое преступление. Почему же ты предал меня? Ведь ты мой сын, плоть от плоти моей… Неужели ты до сих пор не забыл свою жену, никчемную слабую женщину, не сумевшую дать жизнь ребенку мага? Я помню, как ты просил спасти ее…
— Я не винил тебя в ее смерти… — прошептал Атрейон. — Я знал, что это бесполезно.
— Тогда почему? Из-за этой девочки с магической кровью? Ты хотел оставить ее себе, я понимаю…
— Нет. Я хотел спасти ее, но не для себя. Она имеет право на собственную жизнь… Нам пора измениться, отец. Я хотел спасти наш народ… как ты, отец, когда ты прикрыл наш город от последнего удара сидов…
Балор расхохотался еще громче.
— Какой же ты дурак, Атрейон. Ты знаешь, из-за чего началась та война с сидами?
— Ты говорил, сиды испугались нашей силы. Начали войну из-за страха… Хотели убить нас всех…
— Да, сынок. Я изобрел новую форму магии — магию крови. Я убивал ради всё большей и большей силы. Я нанёс первый удар, не желая размениваться на единичные жертвы, чтобы вытянуть силы из тысяч сидов. Понимаешь, сынок? И город я прикрыл щитом, спасая себя самого, просто он попал под прикрытие… Да и мне нужны были те, кто будет служить мне. Понимаешь? И мы обрушились во тьму, провалились от последнего удара, ради которого тысячи сидов выжгли себя дотла и умерли, чтобы спасти весь свой мир. Ты всё еще понимаешь меня, сынок? Ты, который так хотел спасти свой народ…
Я видела, как по лицу Атрейона потекли слёзы, смешиваясь с каплями дождя.
— Я уничтожу тех фоморов, которых ты успел освободить. Я уничтожу всё это жалкое человеческое войско, — всё говорил Балор с удовольствием, от которого лучилось его мрачно-красивое, страшно-красивое лицо. — Остальные возьмут в жены человеческих женщин. И их дети будут моими по праву бога. И эта твоя девочка-маг родит мне настоящего сына, не жалкого предателя. Фоморы будут править этим миром, а затем и другими. Сиды ушли, они больше не смогут помешать мне. А я буду править всем. Как ты понимаешь, сынок, времени у меня предостаточно. Меня никто не остановит.
— Мы остановим! — раздался мелодичный голос Арилинн.
И мы увидели, как появляются наши дедушки и бабушки, в доспехах, с оружием в руках. Прикрывают нас от взора Балора. И Морриган была с ними.
Бог-Король фоморов усмехнулся, отшвырнул Атрейона так, что тот метров на пять укатился по грязи. Глаз его снова раскалялся. Еще не полыхнул, он удерживал его силу.
— Нет, Арилинн, нет… — хрипел Атрейон, пытаясь приподняться.
— Божки… — презрительно фыркнул Балор. — Вы мне ничего не сделаете.
— А попробуем, — сказал Амрисс.
И мы впервые увидели, как сражаются боги. Они все ринулись на Балора, как бешеные волки на оленя. И становились сиянием, золотым, как лучи солнца.
Эти сияния ворвались в клубящееся жуткое облако цвета венозной крови. И растворились в нем, пытаясь разорвать его, пересилить, мы видели, как оно корчится, это облако, как перемешивается с этим светом, где-то они берут верх, где-то почти гаснут.
Мы все сползлись поближе. Эдик, Рорик и Лёлик подобрались к Атрейону, попытались приподнять его, взвывшего от боли. У него все ребра переломаны. Ила плачет возле Аларда, у него нога сломана, у самой Илы кровь течет по щеке, ободранной о камень. Киаран меня обнял, прижал к себе, у него левая рука плетью висит, плечо вывихнуто. Дан и Яра прижались друг к другу, у обоих слёзы в глазах, смотрят не отрываясь на это клубящееся перед нами огромное нечто. Лелька и Бренн так же обнялись и плачут оба, не скрываясь.
Что мы можем сделать? Мы никто, жалкие смертные… Оружием туда тыкать бесполезно. Атрейон едва живой, кажется, полностью себя выжег, потому что я едва-едва ощущаю его магию, искра одна осталась, для жизни хватит ли? А я вообще ничего не могу, и просто сердце от боли останавливается.
А Ванимельде, мотая головой, подползла к Атрейону и снова его за руку берёт.
— Бери, — шепчет. — Бери силу, иначе умрёшь. И прости нас.
Атрейон только очумело на нее посмотрел.
Первой из облака вылетела Олинория. Упала изломанной кучкой в лужу, сиреневый шелк ее платья намок и опал грязной тряпкой.
Потом вышвырнуло Морриган, она прокатилась, пропахала лицом целую полосу. Потом разом вывалились Файон и Дайре. Лемиру отшвырнуло так, что она метра четыре пролетела. Лилле обессиленно рухнула откинутому Амриссу на руки. Они все в крови, что с ними там делалось в этом облаке? Просто истекают кровью!
А облако ширилось, росло. Выбрасывало кровавые протуберанцы, тянулось во все стороны.
Кайрис тяжело рухнул в грязь. Смахнул кровь с лица, вытаращил глаза.
— Арин! — заорал. — Арин!
Кое-как поднялся, ринулся обратно, даже в это их сияние не хватило сил обернуться. Кровавый протуберанец дотянулся до него на полпути, не дав ворваться, пронзил его, словно копьём. Кайрис откатился в сторону.
— Арин… — хрипло крикнул он снова, уже не в состоянии подняться, пополз к облаку, оставляя на земле полосу крови.
А в облаке последнее золотое вкрапление. Последний лучик, пронзает, вспыхивает, бьется, как пульс, как последнее дыхание.
— Я верю! Верю! — зажмурившись, шепчет Киаран.
— Мамочка… — прошептала я. — Держись, мамочка…
Она вылетела прямо к нам с Киараном. Рухнула в полуметре, хрипя, задыхаясь от клокотавшей в горле крови. На ее теле нет ни одного живого места, вся в ранах, вся в крови, словно купалась в ней. Глаза мертвые, остановившиеся, погасшие, нет больше их янтарного сияния. Даже волосы потускнели.
Кайрис пополз к ней, таща за собой щит, меч он потерял где-то.
— Арин… — хрипит, кашляет, у него кровь горлом идёт, как и у Арилинн. — Арин, не умирай… Что я без тебя… Моя душа — ты…
— Кайрис… — шепчет побелевшими губами Арилинн. — Где ты… я не вижу…
А Балор, вновь приняв привычный облик, смотрит на нее и ухмыляется.
— Боги не справились, — сказал он своим гулким раскатистым басом. — И они сейчас умрут. Как удобно. А я стану еще сильнее.
Мы с Киараном обняли Арилинн, я чувствовала, как из нее жизнь вытекает.
— Мамочка, не умирай, пожалуйста… — шептала я.
— Прости меня… я не справилась… — ее едва-едва слышно, на губах кровь пузырится.
Я прикрыла ее собой. А она шарила рукой по грязи, искала руку Кайриса. Нашла, сжала.
— Отойди, моя невеста, — сказал Балор. — Иначе умрёшь вместе с остальными.
Я увидела, как разгорается его глаз. И сильнее прижалась к Арилинн. А Киаран закрыл нас обоих своим телом.
— Щит… — прошептал Кайрис. — Киаран, щит…
Свободной рукой он рывком придвинул к нему свой щит. Щит богини Немейн, подаренный ему сидами. Сияющий, как зеркало, без каких-либо украшений.
И Киаран прикрыл нас этим щитом. Ослепительный луч попал на его зеркальное покрытие и отразился обратно.
Балор взвыл. Вздрогнула земля. Раздался грохот и вспышка. На нас посыпался черный пепел. Падал на наши лица, смешивался с дождём, словно черные слёзы, словно тушь потекла.
Там, где стоял Балор, осталось черное выжженое пятно. Больше ничего. Пятно гари и этот пепел, всё еще летящий. Его убила собственная сила. Та, что он четыре тысячи лет копил.
Вокруг нас с Киараном, вокруг Арилинн и Кайриса сползались все остальные. Кайрис, смаргивая кровь и капли дождя, отобрал ее у нас, обнял, прижал к себе. Не только дождь, слёзы текут по его лицу.
— Арин, — шепчет он. — Мы победили. Он сдох. Совсем. Открой глаза, живи… Ты же у меня сильная…
— Арин, — рыдает Лемира, прижав ее маленькую ладонь к своему лбу. Надо же, какие у Арилинн изящные руки, хрупкие, совсем по-эльфийски тонкие. Пальцы сжимаются, стискивая руку Кайриса. Дрожат ресницы, словно крылья бабочки. Белые обескровленные губы едва шевелятся.
— Третий раз умираю, в привычку вошло… — шепчет. — Жаль, сейчас насовсем… Наконец-то посмотрю на Яблоневые Острова…
— Арин! — кричит Кайрис. — Только не это! Арин, как я без тебя буду, я же даже умереть не могу! Мы же даже там не встретимся! Пожалей меня, Арин, не бросай меня!..
Я даже зареветь не могла, как остальные девчонки, что Лелька с Илой и Ярой, что Лемира с Олинорией и Лилле… Глаза печет, как огнём, слёзы еще внутри выгорают.
— Да верьте же в нее! — крикнул бледный, как смерть, Амрисс. — Только это ее удержит! Дети! Ну верьте же, прошу вас!
— Помогите… — беспомощно смотрит на нас с Киараном Кайрис. — Пожалуйста… Она же всё вам отдала… всё… больше жизни, больше света… душу отдала…
— Я верю… — прошептали мы с Киараном в один голос. Я уткнулась лицом в потускневшие волосы Арилинн. От них слабо пахло жасмином, едва пробивавшимся сквозь запах крови.
— Я верю! — зажмурились Лелька, и Ила, и Алард, и Бренн.
— Мы верим! — держась за руки, закричали Аодан и Яра.
Все грязные, что наша команда, что предки наши, все в грязи и крови, все в этом пепле, все плачут, даже Морриган, она кое-как стоит, опираясь на свой меч и ревёт, размазывая черные полосы по лицу.
— Я верю… — Атрейон не в силах двинуться, и Ванимельде снова накрывает его ладонь своей и тоже плачет.
— Такое чудо, такой свет не должны уйти… — шепчет Атрейон, и Эдик, Рорик и Лёлик тоже повторяют за ним это слабое «я верю».
И меня снова накрыло этой горячей волной магии, сплавленной из нежности и любви.
— Мы тебя любим, мама, — прошептала я прямо ей в ухо. — Слышишь? Мы не просто верим. Мы тебя все любим. Тебе же не вера нужна… Может, она и дает силы богам… но… тебе важнее наша любовь.
Я чувствовала, как меня окатывает этим теплом. Чувствовала горячие потоки, что тянутся от всех вокруг. От Киарана и остальных наших ребят. От Ванимельде и Атрейона, она сидит рядом с ним и держит его за руку. От фоморов-стражей, они доверяют мне и Трею, ради нас во что угодно поверят. От Кайриса и его компании. Все, все ее любят, все хотят, чтобы она жила. Они верят в нее.
И эта сила врывается в Арилинн. Она хрипит и выгибается дугой в объятиях Кайриса, раскрывает широко глаза, из которых бьют золотые лучи, не хуже, чем у Балора из его рубина.
— Прекрати! — яростный крик. Холодный женский голос. Грохочет на весь мир, кажется так.
Все онемели. Замерли, раскрыв рты. Морриган охнула, пытаясь спрятаться за свой меч, понятно, безуспешно. Кайрис рывком прячет за собой Арилинн. Файон, Лемира, Олинория и Дайре заслоняют их обоих собой. Лилле с помертвевшим лицом бросается в их кучку, занимая себе место.
Перед ними Она. Богиня. Лицо невероятной, нечеловеческой красоты исказилось от ярости, холодной, как она сама. Окутывающее ее серебряное сияние волнуется, хлещет во все стороны. В руках у нее чаша — черная, как полночь. И в ней кипит сама тьма.
— Когда же вы наконец сдохнете уже! — шипит она. — Даже Балор с вами не справился… Даже Закон Мирового Равновесия для вас пустой звук!
— Мать-Дану! — не выдержала Морриган; пересилив ужас, она бросается к плотной кучке наших предков, втискивается между Файоном и Олинорией. — Они же спасали! Нас всех спасали!
— Уйди, Морриган, — шипит Дану, Верховная Богиня, прамать всех богов. — Я их уничтожу, смотри, как бы не с тобой вместе!
Ой, как же они все достали, все эти великие… То Балор, то Дану… А куда Амрисс делся? Смылся же, едва Дану появилась.
— Я не уйду! — кричит Морриган. — Убивай! Давай же! Почему мы должны молчать, почему должны сидеть в своих норках, когда такое творится?! Ведь Балор и нас бы уничтожил, всех, поголовно!..
— Вот потому и должны! — Дану взмахнула черной чашей. — Таков Закон! Мы не всесильны… Мы боги для смертных, мы такие, какими они нас делают. Если бы они, перебитые Балором, не смогли больше поддерживать нас, мы ушли бы в Забвение, но такова судьба! Мы должны были уйти! Хаос проглотит этот мир… Мы должны были дать место другим… Таков Закон Равновесия! Вы нарушили его, и теперь умрёте!
Мы с Киараном, держась за руки, встали перед прижавшимися друг к другу запуганными дедушками и бабушками.
— И нас убей, — сказал Киаран. — Мы с ними. Если не убьёшь, мы всем расскажем, какие боги на самом деле. Люди не захотят приносить жертвы богам, которым нет до них дела.
— Да! — крикнули Лелька с Бренном, подбегая к нам, Дан с Ярой, Ила, Ванимельде, фоморы, даже покалеченные Алард и Атрейон попытались подтянуться поближе. Все здесь.
— Думаете, меня волнует кучка смертных? — оскалилась зловеще Дану. — Что ж… Тогда вы все вместе умрёте…
— Хорошие у нас детки, правда, дорогая Баас? — ласково сказал Амрисс, подводя к нам под ручку пожилую женщину. Ой… Он же сказал… Баас, богиня смерти…
— Ты хорошо выучила законы, доченька, — усмехнулась эта старушка. Самая обычная старушка, в простом белом платье, с золотым серпом на поясе.
— Баас! Они нарушили Закон! — вскричала свирепо Дану.
— А ты уверена, что вот эта мелкая возня, которая едва не стоила им жизни, нарушает Закон Равновесия? Что они такого сделали-то?
— Как что?!
— Ну, помогали немножко своим деткам, что тут такого? — старушка одним пальцем отодвинула ее черную чашу подальше от всех. — Убери эту гадость, пока сама не облилась…
— Но!.. Они же убили Балора! Хаос не спустит…
— Девочка моя, — всё так же спокойно сказала Баас. — Мне всё-таки, наверно, виднее, где что они нарушили. Щит, убивший Балора, был в руках смертного. Око, убившее Балора, было его собственное. Так что же они нарушили?
Дану взвыла в бессильной ярости. И исчезла. Ох, чую, всё ж таки хотела она под шумок тихо шлепнуть конкурентов. Точно она боится, что Арилинн ее место-то займёт. Блин, и среди богов покою нет, одна возня и грызня. Прямо как в Думе.
А старушка повернулась к нам, оглядела всех по очереди.
— Хорошие детки, ты прав, Амрисс, — она ласково, как бабушка внука, погладила Амрисса по щеке. — Даже Дану моей не испугались. Глупенькие, правда, но хорошие.
Амрисс, заулыбавшись ей, низко поклонился, немного манерно, прямо как на королевском приеме.
— А почему… — не выдержала я. — Почему ты помогла… госпожа Баас?
Богиня смерти посмотрела на меня и улыбнулась.
— Ты никогда не думала, что не только ты любить умеешь?
— Но…
— Любить могут все, надо только этого захотеть. Даже Смерть имеет на это право.
И она растворилась в воздухе, так же как перед этим Дану. Ну, никакого воспитания у этих богов, ни здрасте вам, ни до свидания…
— Фух… — сказала Морриган, бледненькая и перепуганная. — Обошлось. Я уж думала, всё, холерный пипец пришел…
У меня едва сил хихикнуть хватило. Точно, очеловечилась она, даже ругательства у нас с Киараном свистнула.
Мы все, ну кроме Аларда, Мелле и фоморов, полезли обнимать и целовать наших бабушек-дедушек. Орать и визжать от радости. А они, бедные, едва шевелились, слабенькие, как мышки. Арилинн так и висит обессиленно на руках у Кайриса, который сам едва сидит, встать не может. Мы даже Морриган пообнимали и почмокали, та аж смутилась.
— А я часом думала, что ты сбежал, Амрисс… — сказала я, дёргая его за рукав.
— Я? — удивился Амрисс. — Никогда я от драки не бегал… Как ты могла такое подумать, наглая мелкая паршивка? — он ухватил меня за ухо и притянул к себе, обнял и даже в макушку чмокнул. — Просто я знаю, что против гнева Дану только Баас и может спасти. А она нас с этой бестолковой Арилинн больше всех любит, — он мне подмигнул. — Ну, у кого же прятаться от родительницы, как не у бабушки?
— Точно, — усмехнулась я, потирая ухо.
— Охренеть, мы Балора убили, — вдруг выдохнул Аодан. — Что нам теперь этот чахлый Ворон? С плевка зашибём!
— Я бы так не торопилась с выводами, — сказала Олинория, нахмурившись.
— Мы вам пока не помощники, — кивнул и Файон. — Нам теперь подлечиться надо, сил подкопить… Едва живы ведь…
— А я еще не поняла, я жива или как… — сказала Арилинн слабым голосом. — Что-то так хреново мне не было, даже когда на костре меня жарили…
— Не болтай, — Кайрис осторожно поцеловал ее. — Тебе отдыхать надо.
— Проклятье, мне теперь и шагу не дадут ступить, — пожаловалась Арилинн. — Свои же следить будут…
— Ага, — кивнул Кайрис. — Набегалась уже, балда моя солнечноглазая.
— Во!..
Я только головой покрутила. Как же хочется, чтобы у нас с Киараном такая же любовь была, как у них… Чтобы так, насовсем, на века… не цапаться, не обижаться, не ревновать и не сомневаться…
— Значит, моя сила в любви? — осенило меня наконец. — Я должна всех-всех сильно-сильно любить, и всё получится?
— Мда… — протянул Амрисс, приподняв брови. Арилинн и Кайрис захихикали. Файон аж поморщился. Все, в общем, на меня таак посмотрели, как на полоумную.
— Это я что, даже дядюшку Фебала должна полюбить и пожалеть? Эту суку бешеную? И Балора придурочного надо было полюбить? — выдохнула я, развивая мысль.
— Аннис, ну что за чушь ты несёшь! — не выдержала Арилинн. — Разве ты овца, чтобы так блеять «Ой, волки, я вас так люблю, не ешьте меня…»?
— Ничего не понимаю, — призналась я, я-то думала, она одобрит…
— Ты — человек. Любовь и ненависть — это две стороны одной монеты. Суть человека. Ты не сможешь быть человеком, если будешь пытаться всех любить. И если будешь всех ненавидеть, тоже не сможешь. Когда ты примешь своей сущностью и то, и другое разом, без остатка, ты и станешь единым целым с миром, — сказала Арилинн. — Да, сила твоя в эмоциях, но и те, что считаются плохими — гнев, злость, ненависть, даже зависть, все они имеют право на существование. Цель в Равновесии. В жизни много прекрасного, но и отвратительного хватает, и всё оно должно быть. Даже Хаос нужен… главное, чтобы он не победил. Ни он, ни Порядок. Иначе кончится вся жизнь, понимаешь?
— Ых! — сказала я. Ну, не знаю, они мудрее и опытнее, им виднее…
Наши бабушки и дедушки, и Морриган с ними, дружненько так сказали «До свидания, увидимся еще» и исчезли. Лечиться пошли. Нам бы тоже лечение не помешало. Вон Киаранчик рукой шевельнуть не может, всё-таки плечо у него вывихнуто, Алард — ступить, ой, а Трей там, живой ли еще? Ему, бедному, сегодня больше всех досталось…
— Трей, ты там как? — крикнула я, проталкиваясь из нашей кучи.
Все расступились, и я увидела троих стражей, стоящих вокруг так и сидящих прямо в луже Ванимельде и Атрейона. Они так и держались за руки, боялись и шевельнуться. И все они таращились с изумлением и каким-то благоговением на эти их ручки сцепленные.
А между их пальцев пробивался крохотный росточек. Всего с мой палец, тоненький, хрупкий, такой беззащитный. И он едва светился, и уже узнаваемы были три крохотных звёздчатых листочка.
— Звёздное Древо родилось… — подняла на меня огромные глаза Ванимельде, лучистые, волшебные, полные счастья, слёз и трепета. — Родилось новое Звёздное Древо…
— Это наше… — прошептал завороженно Атрейон. — Наше…
— Но… вы же… традиции… — пролепетала Ванимельде.
— У вас свое есть, а это наше, — повторил Атрейон, и в глазах его точно так же плыли слёзы и счастье.