Выскочив за ворота “гарнизонки”, Данко нырнул во тьму. Долго бежал, спотыкаясь, сам не зная, в каком направлении. Проклятые автоматные магазины, которыми он набил карманы, колотили его по бокам и затрудняли любые движения. Позади, со стороны “гарнизонки”, раздавались бешенные звуки сирены тревоги. Данко представил себе, что там сейчас творилось. Наверняка сейчас всем постам и патрулям уже сообщили о побеге. О том, что сбежал солдат с автоматом. Вдобавок к этому только что совершивший убийство. Да, наверняка теперь канителиться с ним никто не будет. Пристрелят, как куропатку. Попробуй он даже сделать намек на малейшее сопротивление.

“Что делать, как быть, куда идти?”— Данко себе даже не представлял. Просто бежал наобум, пытаясь как можно дальше уйти от, вероятно уже посланных за ним преследователей.

Наконец, он выбился из сил, и дыша, как загнанная старая кляча, перешел с бега на шаг. Он дошел уже до той степени изнеможения, что ему было почти плевать, что его могут догнать и задержать.

Но никто его не догонял— видимо, преследователи сбились со следу. В голове его путаясь, бешено крутились самые различные мысли. Из целого вороха бессмысленных и сейчас неуместных Данко удалось ухватить одну более-менее стоящую: надо найти старшину. До того, как наступит рассвет. утром в полку узнают о том, что произошло на “гарнизонке”, и догадливый старшина, вернее, те, кто за ним стоит(не старшина же послал к нему в камеру Тайсона), предпримут необходимые меры, чтобы замести все следы. На случай, если он, Данко, вдруг чудом не будет пойман и обо всем расскажет в той же военной прокуратуре. Значит, действовать нужно было немедля. Прямо сейчас идти в полк. Наудачу. Может быть, ему повезет, и он застанет старшину в роте. В таком случае старшине многое придется ему объяснить. Если ему хочется жить.

Путь до полка был неблизок. Несмотря на ночь, Данко неплохо ориентировался в городе даже в темное время суток. Хоть и медленно, но продвигался в сторону полка шаг за шагом. Шел, стараясь держаться в тени длинных улиц. Время от времени ему приходилось останавливаться и пережидать, пока на улице, ярко светя фарами, пронесется редкая машина.

Спустя два часа Данко подошел к забору полка. К той самой дыре, возле которой когда-то он познакомился с Наташей. Сейчас воспоминание о ней почти не причинило ему боли. Почти…

Полковой забор, в тени которого он укрылся, и казарму роты разделял плац. Иного пути не было, и Данко оставалось лишь рисковать: авось никто не заметит. Снова взяв автомат на изготовку и еще раз тщательно осмотревшись по сторонам, Данко стараясь не грохотать тяжелыми солдатскими кирзачами, что было духу припустил к двери казармы.

Ему повезло. Никто в него не выстрелил, не окликнул, не поднял тревогу. Данко осторожно стал открывать дверь казармы. Прямо напротив двери, на тумбочке, стоял “дремальный”. На счастье Данко он занимался тем, чем занимаются все дневальные в предутреннее время— дремал. Однако дремал он чутко. Едва Данко сделал несколько шагов в его сторону, дневальный открыл заспанные глаза. И сразу же— от удивления— рот. Сделав одной рукой знак молчать, Данко другой направил на дневального автомат. У того рот медленно закрылся, но глаза расширились еще больше.

— Кто ответственный по роте? — приглушенным голосом спросил его Данко.

— Старшина… — услышал Данко желанный ответ.

— Где он?

— В каптерке.

Данко узнал, что ему было нужно. И оставлять за спиной этого дневального, который уже был ему не нужен и который наверняка тут же поднимет тревогу, было нельзя.

— Подбери свои зубы… — бросил ему Данко.

— Чего?… переспросил дневальный, недоуменно посмотрев на пол.

Не медля, Данко шарахнул его прикладом по оказавшемуся перед ним стриженому затылку. Застонав, дневальный грузно упал на пол. Данко двинулся к ротной каптерке.

На секунду остановился перед закрытой дверью… и, сделав глубокий вдох, с силой толкнул дверь вперед… но дверь не поддалась: она оказалась запертой изнутри. Мгновенно вспотев, Данко, чуть отклонившись назад, что было сил снова ударил плечом в дверь каптерки, вложив в этот удар всю свою силу и вес… Дверь легко распахнулась, а Данко по инерции влетел и сбил с ног открывшего замок и обалдевшего от неожиданности старшину. С размаху грохнувшись на пол, оба, сцепившись, покатились по полу. Данко наконец представилась возможность дать выход накопившейся в нем ненависти. К виновнику его бед— старшине. И Данко дал ей выход сполна. За две минуты отдубасил здоровенного, но разжиревшего, мясистого прапора. Затем, вскочив, подхватил свой автомат:

— Ну, сука, вставай!

Побитый прапорщик поднялся с пола. Вытер окровавленной рукой со лба стекавшую темную кровь. И, видимо, уже оправившись, зло бросил:

— Зря ты это делаешь. Тебе все равно не уйти. Ты— труп.

Резко, почти без замаха, Данко врезал прикладом прапору в грудь. Тот отлетел на стоявшие за ним стеллажи с формой. Шатаясь, снова стал подниматься.

— Запомни, сука, говорю здесь я! — склонившись, прорычал ему в ухо Данко. — Ты— только отвечаешь, когда тебя спрашивают. И отвечаешь правильно. Иначе— ты у меня захлебнешься кровью. Ты меня понял?

— Понял…

— Вопрос первый: кто подослал ко мне на “гарнизонку” Тайсона?

— Этого я не знаю.

Данко снова ударил старшину, на этот раз— стопой ноги прямо по голени. Старшина чуть не взвыл.

— Ответ неверный. Повторяю свой вопрос: кто подослал ко мне Тайсона?

— Я на самом деле не знаю… Я лишь сообщил им, где ты находишься.

— Кому— им?

Прапорщик молчал.

— Я тебя спрашиваю: кому им? — по буквам повторил Данко.

— Я тебе сейчас на это отвечу… внезапно раздался негромкий женский голос за спиной у Данко. — И на другие вопросы-тоже. Только сначала брось автомат. Иначе я просверлю дырку в твоей пустой голове.

Обернувшемуся Данко в грудь смотрел здоровый, с накрученным на ствол глушителем пистолет “ТТ”. А в глаза ему, холодно и не мигая, смотрела…Наташа. Его рука с автоматом опустилась вниз. Не от того, что Данко испугался выстрела— от неожиданности. Хотя он давно чувствовал, что Наташа не на его стороне.

Не мешкая ни секунды, мгновенно взбодрившийся старшина подскочил к нему, вырвал из его рук автомат и, размахнувшись, хотел было ударить Данко. Но тут же застыл, остановленный негромким окриком Наташи.

— Постой. “Замочить” его всегда успеем. Сначала— поговорим.

Старшина беспрекословно повиновался. Отступил в сторону. Взвел автомат. Теперь уже он— на Данко. За секунды все изменилось.

А Наташа, видимо, обладала над здоровенным прапором немалой властью. И, по всей видимости, не только над ним. Глаза ее говорили об этом. Жестокие глаза, решительные. Такими ее глаза Данко прежде не видел. Да, такая не остановится ни перед чем.

— Значит, ты хотел узнать, кто подослал к тебе в камеру Тайсона? — вкрадчиво спросила она. — Но, наверное, тебя и волнуют и другие вопросы? Ну что ж— давай, задавай!

Внимательно глядя на Наташу, Данко молчал.

— Ну, чего же ты молчишь, умник? От страха язык проглотил? Тогда я сама тебе все расскажу. Все— с самого начала. С того самого случая, когда исчез рядовой Платонов. И якобы повесился этот Салахов.

Данко пристально смотрел в ее ледяные глаза.

Она же, по-прежнему направляя “ТТ” ему в грудь, продолжала:

— Ты не зря сомневался, когда не поверил, что этот Салахов сам мог повеситься. Ты был прав— он не повесился. Он был убит. Потому что слишком много узнал. Того, чего ему знать не стоило и во что он сунул свой любопытный нос. Не зря же говорят: меньше знаешь— дольше живешь. Хорошая, мудрая поговорка. Впрочем, тебе, Шагаев, она уже не пригодиться. Ты тоже слишком много знаешь. И, значит, очень скоро умрешь. Просто в честь нашей так называемой дружбы я хочу открыть тебе глаза. Хоть будешь знать, за что умираешь… Я хочу, чтобы вы все, гады, знали, из-за чего умираете!!! — внезапно сорвавшись на крик, завопила Наташа в истерике. Потемневшие глаза ее были полны злобы и страшной ненависти. — Вы должны знать, сволочи! Ненавижу! Должны! Должны! — задохнулась в бешеном крике она. После чего на какое-то время замолкла, по всей видимости, приходя в себя. Затем, уже спокойно, снова продолжила: — Я любила в своей жизни только одного человека. Его убили в Чечне. Такие же тупые желторотые солдаты, как ты. Он был русским, но он был наемником. Воевал за чеченцев. Потому что нам нужны были деньги: я, тяжелобольная, лежала в больнице. Меня— когда я носила нашего ребенка— сбила машина. Какой-то пьяный “крутой”. Прохожие запомнили номер его “Мерседеса”. Но продажные “менты”так ничего ему и не сделали— он был слишком “крутой” да к тому же, как выяснилось, еще и генерал. Поэтому дело замяли. Он даже не предлагал нам денег, чтобы загладить случившееся, хотя мы бы их все равно не взяли. Мы хотели только одного: справедливости, но оказались бессильны перед этой проклятой системой. И мой муж Дима тоже был не в силах что-либо сделать. Он работал простым механиком в мастерской. Его зарплаты на жизнь вдвоем нам еле-еле хватало. Но дело было не в этом— мы потеряли нашего сына. Я была уже на шестом месяце. Сама я из-за этого случая тоже едва не умерла. Врач сказал: нужна будет операция. Затем— длительное лечение. Но денег у нас, конечно же, не было. Но больше всего нас терзало, что смерть нашего ребенка так и осталась безнаказанной. Он был мертв, а тот, кто убил его, спокойно жил на свободе. Сознавать это было невыносимо. И Дима решил действовать сам. Он достал где-то пневматический пистолет. Переделал его в своей мастерской под боевой. И, узнав, где живет генерал и когда приезжает, выследил его и убил. Прямо возле его роскошного дома. После этого оставаться в городе Диме было нельзя. Ему нужно было скрываться, бежать. Но мне нужны были деньги на лечение, и он это знал. И нашел единственный оставшийся у него способ, как скрыться от милиции и достать денег, — поехал в Чечню. Не к федералам, где его могли достать менты, да и денег те толком не платили. Он поехал к боевикам. И сам стал таким же боевиком. Так же, как они, грабил и убивал… Но деньги он получал исправно и исправно— каждый месяц— мне их высылал. Я по-прежнему лежала в больнице, но благодаря этим деньгам мне сделали операцию. И назначили дорогостоящий курс лечения, позволить себе который теперь я могла…И здоровье мое быстро шло на поправку. Я стала такой же, какой была и до операции…Но когда до окончания курса оставалось совсем немного, в начале очередного месяца деньги ко мне не пришли…Я сразу почувствовала недоброе и оказалась права. В одном из столкновений солдатами федералов Дима погиб. О его гибели мне сообщил Николай, который назвался другом Димы— он тоже был русский. И тоже воевал на стороне боевиков. Горю моему, казалось, не будет предела, мне не хотелось жить. Но в конце концов я справилась и с этой бедой. Спустя еще месяц выписалась из больницы. Но что мне делать и как жить дальше— совсем не знала. Но именно в это время из Чечни вернулся тот друг Димы— Николай. Ему нужно было какое-то время где-то отлежаться, прежде чем взяться за другие дела…Он говорил, что намерен открыть свое дело. Я чувствовала себя одинокой, а он был во многом похож на него. Только сердце у него было жестоким, я это сразу почувствовала. Я не могла забыть Диму, но мне нужно было жить дальше. И мы с Николаем стали близки… однажды он рассказал мне, чем намерен заняться. Он не случайно долгое время провел в Чечне, имел нужные связи там. И приехал он сюда с вполне ясной целью. Поставлять чеченским боевикам, то что самим им доставать становилось все тяжелее. И получать за это хорошие деньги…

Николай был русским, и “раствориться” здесь, в России, ему было намного проще, чем самим чеченским боевикам. Для того чтобы начать свое “дело”, ему предстояло создать новую преступную террористическую ячейку. “Делать” деньги, оружие, наркотики — для Чечни. И еще ему предстояло создать совершенно новую базу— смертников-террористов. Которые не меньше золота нужны террористам. А создавать этих самых смертников Николай решил…из самих российских солдат. С этой целью он и отправил меня наняться вольнонаемной в полк. Для начала мы тщательно, крайне осторожно стали брать себе на заметку подходящих людей и искать к ним подходы. Чтобы в подходящий момент, зажав в угол, заставить работать их на себя.

Стоявший в углу, с автоматом на изготовку, старшина при этих словах еле слышно хмыкнул.

Даже не взглянув на него, Наташа продолжала:

— Для того чтобы делать деньги и мстить, нам нужно было все-оружие, боеприпасы, наркотики…и конечно же, те, кому предстояло стать смертниками. Чтобы убивать, убивать, убивать этих солдат-федералов, убивших моего Диму, их командиров, убивших мое дитя. Не знаю, какие счеты с ними были у Николая, — у меня с ними были свои счеты. Но цели наши совпадали, и поэтому мы оказались с ним вместе. И я готова была убивать всех этих ублюдков в форме. И не только для того, чтобы получать деньги. А потому, что из-за этих людей в форме я потеряла самое дорогое, что у меня было, — неродившегося ребенка и любимого мужа. Да, нам нужны были оружие, боеприпасы и смертники. А где же еще все это можно получить быстрее и проще всего, как не в армии? Где царит полный бардак и где все куплено на корню? И мы поняли, что лучшего способа для достижения намеченных нами целей нет, кроме как взять какую-нибудь часть под свой полный контроль. Наш выбор остановился на этом полку: здесь был бардак, здесь была дедовщина, а за самим командиром полка водилось немало грехов. Таких, как тот же сбыт наркотиков, штучная торговля оружием…Но для начала— нам нужно было как-то зацепиться в полку. Что мне и удалось сделать без всяких трудов. Устроилась медсестрой в санчасти. Тщательно осмотрелась. А потом приступила к делу…Сначала мы решили “нагрузить” командира полка. Это тоже оказалось несложно. Я состроила ему глазки, а он мгновенно клюнул. И мы договорились о встрече. Но на встречу я пришла не одна. Не буду подробно останавливаться на всяких деталях— времени нет, да и тебе они все равно не нужны. В общем, мы приперли его к стене, сказав что знаем о неприглядных фактах его биографии. Вдобавок пригрозили, что, вздумай он нас заложить, расправимся со всей его семьей. А для большей верности— накачали его наркотиками. Вот и все. Сразу могу сказать, что приблизительно то же самое мы проделали с нашим многоуважаемым старшиной… — с насмешкой кивнув себе за спину, указала Наташа в сторону взглянувшего на нее с затаенной ненавистью прапорщика. — Впрочем, он и без нас уже основательно сидел на наркотиках. Просто ему все труднее и труднее становилось их доставать. Стоявший с автоматом в руках прапорщик по-прежнему отстраненно молчал, словно речь шла не о нем.

— Приблизительно так же, — продолжала Наташа, — мы заставили работать на нас и начальника оружейного склада капитана Блинова— того самого, что жить не может без ментоловых сигарет.

При этих словах Данко вздрогнул: значит, вот как они все связаны.

— Впрочем, — ничего не замечая, говорила Наташа, — за этим самым Блиновым, пожалуй, различных грехов водится больше, чем за всеми нами, вместе взятыми. А знаешь, почему он не расстается со своими ментоловыми сигаретами? — спросила Наташа. — Потому что в них он набивает марихуану, без которой не может жить. Так вот, после того как мы подмяли под себя всех офицеров, — блестя глазами, продолжала Наташа, — все остальное было лишь, как говориться, делом техники. “Кэп” давал нам “наводки”: где находится какое вооружение и как его лучше забрать. Покрывал нас и отводил возможные подозрения. К тому времени мы уже стали довольно многочисленной и мощной организацией. Во главе которой стояли мы с Николаем. Поначалу мы лишь небольшими партиями вывозили со склада оружие, боеприпасы, взрывчатку. А потом, чтобы прикрыть следы этих краж, инсценировали нападение на оружейный склад. Как будто его обчистили за одну ночь. А инсценировать это было проще простого. Часового взял на себя капитан Блинов. Как начальник склада, он под каким-то предлогом прошел на складскую территорию. Поднялся к часовому на вышку, не вызывая у того никаких опасений. А потом убил его, перерезав горло от уха до уха…

“Наверное, тогда— то он и оставил на вышке ментоловые сигареты”,— подумал Данко.

— После чего, продолжала Наташа, — разбил складские ворота, инсценировав взлом и проникновение. Однако почти все то, что посчитали украденным, было вынесено со склада еще раньше. Оружие, боеприпасы— все это мы отправляли на нашу базу. Откуда его забирали специально приезжавшие боевики. Разумеется, и “кэп”, и старшина получали от нас за свою работу приличную долю. Как наркотиками, так и деньгами. И поэтому были повязаны с нами вдвойне. Что касается нас— счета деньгам мы не знали. Ну а старшина больше всего содействовал нам в другом, особо важном деле. Деле, из-за которого ты, Шагаев, — с еще большей неприязнью взглянув в лицо, изменившимся тоном проговорила Наташа, — и сунул нос во всю эту историю. Я говорю о пропадавших “молодых”, последним из которых был рядовой Платонов. Зверская дедовщина— что может быть лучшим прикрытием для исчезающих из части солдат— новобранцев. И они исчезали один за другим. Но только не туда, куда все думали, они не дезертировали…

Данко поднял на Наташу глаза. Но она, полностью предавшись рассказу о своей страшной мести, казалось, уже ничего не замечала.

— Да,…никто из тех, кто самовольно покинул полк, не был дезертиром. Они становились нашими пленниками. Я назначала им свидания, чтобы выманить этих безмозглых самцов за ворота части. Мы встречались в баре “Амазонка”. Этот бар тоже был нашей “точкой”. Сюда поступали наркотики, здесь мы сбывали привезенные из Чечни фальшивые деньги. и отсюда мы увозили на базу связанных, предварительно уже накачанных наркотиками, тупых солдат-новобранцев. Которые приходили в бар, воображая, что их ожидает горячая ночь со мной. Безмозглые, тупые кретины— как я их ненавидела!!! Неужели каждый из них мог всерьез воображать, что ему можно было на что-то надеяться!!! О, как я их ненавидела! Я готова была бы их убивать собственноручно! Но их и так ждала смерть. Смерть такая, какую они вполне заслуживали— чтобы искупить грехи свои и своих сотоварищей, тех, кто воевал в Чечне. Привезя их на базу, мы в течение определенного периода накачивали их сильнейшим, подавляюще действующим на психику и волю наркотиком. И за короткий период они полностью становились нашими рабами. Им оставалось одно: исполнять наши задания. Вернее, задания боевиков, которым мы их продавали. А уже боевики направляли этих вчерашних солдат— завтрашних шахидов на те задания, которые самим боевикам исполнять становилось все труднее и труднее. В силу их ярко выраженной национальности. “Черножопой”, как говорили федералы. А этим, совсем молодым, переодетым в “гражданку” солдатам, имеющим стопроцентную “русскую”внешность, без проблем можно было пройти куда угодно и пронести с собой все, что угодно. И они проходили и проносили…Оружие, наркотики, деньги…Это— в качестве курьеров. Но такими курьерами они были недолго, совсем недолго. Главное, для чего мы их набирали, — это совершать теракты. И они их совершали. Мы— я и Николай— принимали от боевиков заказы. Разумеется, мы получали за поставки этих шахидов очень хорошие деньги. в конце концов, для нас это был неплохой бизнес. Мы мстили за себя и одновременно делали очень хорошие деньги. в конце концов, для нас это был неплохой бизнес. И все это продолжалось достаточно долго — пока вдруг ФСБ не вышла на след Николая. Все-таки где-то как-то он прокололся. И фээсбэшникам стало известно, что Николай имеет отношение к серьезным терактам. Поэтому ему необходимо было лечь на время на дно. Но это было непросто. Фээсбэшники— люди серьезные. Настоящие профессионалы. Но мне в голову пришла неплохая идея. На время “поместить” Николая на охраняемую “нашим” полком зону. Скажем, за мелкое хулиганство. И под другой фамилией. Где-где, а на зоне “фэсы” уж точно не будут его искать. А мы без особых затруднений могли бы поддерживать с ним связь и, если это будет необходимо, вызволить обратно на волю. Что касается идентификации отпечатков пальцев, то здесь Николай был чист — его “пальцы” еще нигде не были засвечены. Конечно, добровольно сесть в тюрьму— пусть и намеренно— дело нешуточное. Но слишком велик был риск попасть в руки фээсбэшников. В общем, мы устроили “хулиганство” и сделали все так, чтобы Николая посадили на “нашу” зону. Отлежаться на “дне” до поры до времени… Кстати, нападением на оружейный склад он руководил, находясь уже за решеткой. Как видишь, неплохо у него все получалось. Да, именно в этот период я завела с тобой отношения. Во-первых, мне было скучно— я привыкла, чтобы у меня был постоянный партнер. А во-вторых, у меня на тебя были определенные планы…

— Ты говорила мне, что любила, — глухо проговорил Данко.

— Я тебя никогда не любила! Заруби это себе на носу! — почти закричала Наташа. — Мне просто было скучно.

Но сейчас я не хочу больше об этом говорить. Так вот, после ограбления склада, несмотря на всю шумиху, наши планы какое-то время реализовывались как обычно. И фээсбэшники вроде бы потеряли след Николая. Но как раз в этот момент произошла маленькая неувязка: этот болван Платонов, которого я “склеила” и который должен был стать очередной нашей жертвой, этот кретин рассказал о встрече со мной своему приятелю— солдату Салахову. Более того — притащил его с собой в бар. Я сначала не знала, что Салахов тоже солдат, и как ни в чем не бывало подсела к ним. Однако затем, в ходе разговора, поняла, что он солдат из нашего полка и, несмотря на парик, узнал меня. Значит, Салахов мог стать для нас опасным свидетелем. А поняв это, решила, что его теперь тоже не следует ни за что отпускать. Поэтому решила предупредить об изменениях в плане ожидавших меня в номере моих людей, которые должны были взять Платонова, когда я его туда приведу. Я встала, сказав, что пойду приведу подружку и для Салахова— чтобы ему не было скучно. Он сразу стал отказываться, говоря, что его ждет дома, на “гражданке”, подруга. Но я не стала его слушать и ушла. А когда, предупредив своих людей и взяв с собой одну из девочек, вернулась к столику, Платонов сидел один, а Салахова не было. Как мне объяснил Платонов, Салахов был очень верен своей подружке. Конечно, теперь ”брать” Платонова было рискованно — Салахов мог навести на нас дознавателей из военной прокуратуры. Но откладывать тоже было нельзя— у нас уже была заключена сделка с боевиками на поставку очередного “смертника”. И мы решили пойти на риск.

Сделав паузу, Наташа рукой смахнула упавшие ей на лоб взмокшие волосы и, слегка опустив уставшей рукой пистолет, снова продолжила:

— В тот же вечер мы “взяли” Платонова. Так же, как и всех предыдущих, — хорошо “посидели” в баре, потом я повела его, уже изрядно подвыпившего, наверх, в номер. Там его оглушили и связали мои люди. После чего доставили его на нашу главную базу— на дачу “кэпа”. Но наши опасения в отношении Салахова оправдались. После того как в полку стало известно об исчезновении Платонова, все, как и всегда, однозначно стали считать дезертирством. Но Салахова, как это и следовало ожидать, охватили сомнения: он-то знал, где и с кем Платонов провел последний перед исчезновением вечер. Несколько дней Салахов провел, видимо, размышляя и мучаясь сомнениями. Нам надо было “убрать” его тогда же, сразу. Но все равно он своей участи не избежал. Он, наконец, всерьез решил, что между исчезновением Платонова и его встречей со мной существует какая-то связь. И об этом, на наше счастье, решил сначала доложить старшине… — При этих словах Наташа снова кивком головы указала на стоявшего за ее спиной, недовольно посмотревшего на нее прапорщика. И когда тот узнал о подозрениях Салахова, то сразу сообщил все мне…Тогда я приказала ему убрать этого “молодого”.

— Сука… — сделав шаг вперед, глухо проговорил Данко.

— Стоять, не двигаться, ублюдок! Не то получишь пулю! — твердо и не повышая голоса, проговорила Наташа, снова направляя в грудь Данко опущенный было пистолет.

За его спиной нетерпеливо щелкнул автоматом прапорщик:

— Может пора уже прихлопнуть его? Сколько можно ему все это рассказывать?

— Заткнись! Не твоего ума дело. Стой и помалкивай. А шлепнуть его мы еще успеем. Пусть сначала хотя бы один из них узнает— за что они умирают… — холодно блеснув глазами, проговорила Наташа и продолжала — Так вот… чтобы избежать неприятностей, я приказала старшине этого “молодого” Салахова “убрать”. И инсценировать самоубийство. Благо в нашей бардачной части самоубийцами и дезертирами никого не удивишь. Старшина сделал все безупречно. Приказал Салахову зайти к нему после отбоя в каптерку— якобы дать письменные показания. А затем, когда Салахов пришел, наш бравый прапорщик его задушил. После чего, сделав петлю и надев ее на Салахова, повесил его в ротном умывальнике.

При этих словах Данко оглянулся на старшину.

— Чего пялишься, сука? И тебя туда же отправлю! — пролаял тот.

Наташа продолжала как ни в чем не бывало:

— Вскрытие, разумеется, делать ни стали— смерть Салахова списали на самоубийство. Срочно прибывшую из управления войск, встревоженного участившимися ЧП в полку, войсковую проверку нам тоже удалось “развести”. И на этом, наверное, все бы и закончилось. Но во всю эту историю сунул свой любопытный нос ты, Шагаев…

Лицо Наташи стало совсем темным от ненависти. Данко подумал про себя с удивлением: неужели это ее он когда-то любил?

— Тогда, когда ты пришел в бар, — снова заговорила Наташа— мне, чтобы сбить тебя со следа, пришлось наплести тебе, что я там работаю. Когда эта шлюха Жанна сказала мне, что кто-то мной интересуется, я подумала: может, это еще один каким-то образом узнавший обо мне солдат из полка. Поэтому и пришла, а не потому, что я там якобы “работала” “девочкой по вызову”. Такою я не была никогда…Впрочем, я оказалась права— это был ты, солдат из нашей части…Тогда я не знала, что о наших делах тебе удалось разузнать. Я знала, что ты уже успел сунуть свой нос и в погреб на нашей базе— той самой “дачей” командира полка… Я до сих пор не понимаю, — с бешенством проговорила Наташа старшине, — в своем уме ты был, остолоп, когда повез этих солдат туда?… Я не знала: удалось ли тебе что-то разнюхать на складе. Но уже тогда поняла— тебя нужно убрать. Но тогда ты был нужен нам, чтобы вытащить Николая из зоны. Я знала, что старшина уже посадил тебя на крючок. И ты все проделал как надо. Как тебе теперь известно, ты должен был нам помочь вызволить из зоны Николая. Вместо него мы должны были посадить отбывать срок другого. А убрать тебя Николай должен был сразу— прямо на вышке. Застрелить из пистолета с глушителем. Но тебе повезло. Тебе, Шагаев, в последнее время почему-то часто везло. Ты должен был быть мертвым уже давно. Но теперь тебе не уйти от смерти все равно. И никакое везение больше тебя не спасет… А тогда нам пришлось несколько изменить план, чтобы избавиться от тебя. Сразу после побега Николая тебя посадили на полковую “губу”. А оттуда командир полка распорядился отправить тебя на “гарнизонку”. Остальное должен был завершить Тайсон, которого за большие деньги “кэп” нанял у своего, повязанного с ним какими-то делами особиста и который должен был придушить тебя, а затем, повесив в петлю, инсценировать самоубийство. Но вот тут-то Тайсону не удалось убить тебя. Не знаю, каким образом ты смог одержать над ним верх… О том, что случилось на “гарнизонке”, мне полчаса назад сказал особист. Он должен был сообщить мне, что ты убит… Узнав, что ты, убив Тайсона, сбежал с “гарнизонки”— да еще с автоматом в руках, я поняла, что в тупой голове твоей кипит только одно— жажда мести. Кому? Старшине. Кому же еще? Ведь у тебя больше не было абсолютно никаких зацепок. Поэтому я и рассудила, что первым местом, куда ты примчишься, будет вот эта каптерка. Как видишь, я оказалась права. И когда ты пришел, мы уже ждали тебя. Вернее, я по телефону предупредила старшину, а потом выехала сюда и сама. Я опоздала всего лишь на пару минут, но это уже никакого значения не имеет. Пришел твой последний час, Шагаев. Вернее, не час, а последние минуты. Когда они истекут— ты умрешь. Как и многие другие солдаты из вашего полка до и после тебя. И я хочу, чтобы хоть один из вас знал, за что вы все умираете… — В голосе Наташи снова зазвучали нотки истерики. Но не женской, а какой-то ледяной. И Данко от тона ее голоса стало не по себе.

— … Я хочу, — повторяла Наташа, — чтобы хоть один из вас знал, за что вы все умираете. За того толстомордого генерала— поддонка, из-за которого погибли мои ребенок и муж. За тех солдат— федералов в Чечне, которые убили моего мужа. Такие же безмозглые молодые бараны, как ты. — Сказав это, Наташа взглянула на старшину, уже не замечая Данко, как будто его здесь и не было. — Ты убьешь его. Застрелишь из его же автомата. Скажешь: он ворвался к тебе, и тебе пришлось защищаться. — Долго ждавший этого момента прапорщик молча и согласно кивал. — Он в бегах от правосудия, поэтому его смерть нам легко сойдет с рук. Не придется даже скрывать следов. Просто застрелишь его и все. Но не прямо сейчас, — прибавила Наташа, заметив, как указательный палец прапорщика стал сгибать спусковой крючок. — Сначала подожди, пока я уйду. Потом убьешь его. Минут через пять, — закончила она, с холодной усмешкой взглянув на Данко. Затем отошла от него на несколько шагов, убрала пистолет в свою дамскую сумочку. И, быстро и легко развернувшись, уже ни на кого не глядя, скрылась за дверью каптерки.