Держа в руках потерявшую сознание Наташу и направляя пистолет в сторону Шрама, Николай проговорил:

— Признаться, я не ожидал снова увидеть тебя…

Шрам стоял, в нескольких шагах от него, наведя на Николая ствол своего автомата. Позади, за его плечом, маячил Холеный.

— А я тебя давно увидеть хочу, — хрипло произнес Шрам.

— Что ж, видимо, уж слишком сильно хотел, раз увидел, — криво ухмыльнувшись, сказал Николай. — Ну, раз пришел, значит, у тебя есть что сказать. Говори, я тебя внимательно слушаю, — продолжая ухмыляться и нисколько не выказывая при появлении Шрама ни страха, ни удивления, говорил Николай.

— Я пришел, чтобы убить тебя. И ты сам это хорошо знаешь. Так же, как и знаешь, за что…

— А-а, так вот ты о чем— все о старом. Хотя, наверное, давно пора бы уже забыть.

— Забыть?! Ты, гнида, лишил меня жены, подло предал. И ты считаешь, такое можно забыть?! Да я не забуду об этом ни в этой жизни, ни в следующей, пока ты, проклятая гадина, жив! — Лицо Шрама перекосилось от ненависти, а огромный, пересекавший его лицо шрам краснел тонкой нитью. Его палец, лежавший на спусковом крючке, едва сдерживался, чтобы не нажать на курок. Единственное, что от этого удерживало сейчас Шрама, — это опасение попасть в находившуюся в руках Николая Наташу.

— Ну хорошо, хорошо! — примирительным тоном заговорил Николай, пытаясь выгадать время и хотя бы немного сбить Шрама с его агрессивного настроя. — Давай сначала спокойно поговорим: ведь ты же не затем только мчался сюда, чтобы вот так взять и застрелить меня. Наверняка ты у меня хочешь о чем-то узнать.

В этот момент Наташа вдруг открыла глаза.

— Димочка-а! — снова увидев Шрама, вдруг закричала она.

От этого крика и выражения ее глаз лицо Шрама стало еще бледнее. Застывшими, словно неживыми глазами, он смотрел на свою жену.

— Дима, ты жив! — попыталась вырваться и броситься к нему Наташа, но Николай, удерживая ее, еще крепче сдавил ее хрупкую шею.

— Отпусти ее. И тогда я отпущу тебя… — погасшим вдруг голосом, словно глядя куда-то в пространство, отстраненно проговорил Николаю Шрам.

— Конечно. Но сначала нам с тобой нужно заключить небольшую сделку, — уже окончательно овладев собой, заговорил Николай. — То есть сначала ты должен бросить оружие, и тогда я ее отпущу…

— Ты думаешь, я доверяю тебе? Стоит мне положить автомат, и ты убьешь нас обоих.

— Ладно, оставим это пока. Кстати, скажи— как тебе удалось спастись? Я думал— тебе верный конец. Надо же было так ошибиться.

Но тут в руках Николая снова забилась Наташа, пытаясь освободиться, — при виде мужа, которого она считала погибшим, ее охватила истерика, и она уже почти не контролировала себя. Поэтому Николаю приходилось прилагать немало усилий, чтобы по-прежнему держать ее.

— Отпусти ее— и уходи, — снова сказал Николаю Шрам.

— Нет. Я же сказал: сначала— сделка. А все остальное— потом. Но прежде всего ты расскажешь, что тебе обо мне известно и каковы были твои планы после этого штурма, потом… Ну-у, говори— если не хочешь, чтобы я прострелил твоей куколке голову! — выходя из себя из-за молчания Шрама, закричал Николай.

— Дима, расскажи мне, как ты остался жив. И почему он мне сказал, что ты убит, — обращаясь к Шраму, со слезами в глазах, слабым голосом заговорила Наташа, уже не сопротивляясь и стоя на подкашивающихся ногах.

Внимательно взглянув на нее еще раз, Шрам, обращаясь к Наташе, заговорил:

— …Все началось там, в Чечне… Там мы с ним, — Шрам кивнул на слушающего с насмешкой на губах Николая, — мы с ним были какое-то время друзьями. В том отряде боевиков, в котором мы воевали против своих же земляков-федералов, нас, русских, было всего лишь двое. Это нас и сдружило. На войне сразу видно человека— как стеклышко, — что у него внутри. В серьезных боях, в горных переходах, с пудами груза за спиной фальшь, притворство, как на “гражданке” не проканает. И, судя по тому, каким я его знал в боях, он казался мне настоящим другом. Я думал, на такого можно положиться в беде и такому можно полностью доверять. Тогда я еще не знал, насколько я заблуждался. Не знал, что у этого человека— двойное дно. — С ненавистью взглянув при этих словах на с равнодушной ухмылкой стоявшего Николая, Шрам продолжил: — Я считал его другом и поэтому стал слишком доверять ему, делился своими мыслями, заботами и секретами. И однажды я рассказал ему о тебе. О том, какая ты замечательная. И даже показал ему твою фотографию. Это было моей самой страшной ошибкой. Я тогда еще не знал, что за планы вынашивает в своей голове этот человек. Не знал, о чем они там постоянно шептались с этим кривым Мустафой. В отличие от меня, он со мной не особенно откровенничал. Так вот, когда я показал ему твою фотографию, в голове этого гада созрело решение, о котором я совсем не догадывался. Он уже тогда подумывал о том, как, бросив войну, открыть бандитский бизнес где-нибудь на “гражданке”. Ворочать наркотиками, оружием и делать из молодых солдат послушных шахидов. Впрочем, — взглянув на Наташу, проговорил Шрам, — тебе и самой это все прекрасно известно. Но для того, чтобы начать это свое “дело”, ему надо было где-нибудь обосноваться. И когда я рассказал ему о тебе, в его голове тут же созрело решение: он решил воспользоваться тобой как “базой”, а саму тебя использовать в качестве неотразимой приманки для офицеров и солдат. И, взглянув на фотографию, сразу понял: вот та, с помощью которой он сможет делать деньги: вербовать офицеров, заманивать в капкан солдат. Поэтому все, что нужно было ему сделать, — это заставить тебя работать на него. А сделать это, по его мнению, было проще простого— достаточно убрать меня, а потом, приехав к тебе, назваться моим другом, рассказать о моей смерти от рук федералов и тем самым подготовить в твоей душе почву для мести, чтобы затем привлечь тебя для участия в его темных делах…

У слушавшей все это Наташи катились слезы из глаз.

Погруженный в воспоминания Шрам продолжал:

— А первое, что ему нужно было сделать для осуществления этого плана, — убить меня. Что он и попытался сделать безо всякого сожаления и каких-либо колебаний. В одну из ночей нас двоих боевики назначили в дозор. Мы должны были наблюдать за ведущей в город дорогой. В основном за колоннами федералов. Фиксировать: что за колонны— везут солдат или какой-нибудь груз. И докладывать обо всем увиденном командиру отряда.

Мы просидели в том окопе почти всю ночь. Но так никого и не увидели. Близился рассвет. А с ним и наше время возвращаться обратно, на базу. И тут вдруг издали, со стороны города, послышался гул приближающейся машины. Мы приготовились к стрельбе. И, наконец, в предрассветных сумерках увидели одиноко мчавшуюся по дороге легковую машину. Это был солдатский “уазик”. В нашу задачу совсем не входило кого-либо обстреливать. И этот полупустой автомобиль мы должны были пропустить, чтобы лишний раз не “светить” нашу засаду. Но он, — проговорил Шрам, имея ввиду Николая, — решил поступить по-своему: обстрелять эту машину. Я тогда даже не догадывался, зачем ему это было надо. И удивился, когда он вдруг, даже не предупредив меня, начал стрелять. Мне ничего не оставалось, как тоже стрелять. Расстрелять эту легкую— и беззащитную, как консервная банка, машину нам, опытным и метким, не составляло труда. Обоих сидевших в машине федералов— водителя и напарника— мы в пять секунд расстреляли. Я тут же спросил его: зачем он открыл стрельбу? На что он ответил, что это штабная машина и нам надо бы ее обыскать. Я, конечно, удивился, потому что по машине видно было, что никакая она не штабная. Но раз уж мы ее остановили, надо было хотя бы узнать: есть ли там что? Поэтому мы выбрались из окопа и пошли вниз— на дорогу, к машине. Когда мы приблизились к ней, я как-то не обратил внимания, что он почему-то отстал от меня. Подойдя к машине, я забрался внутрь, заглянул в “бардачок”. И тут меня вдруг что-то словно толкнуло: подняв глаза, я взглянул вперед и увидел через лобовое стекло, как он целится в меня из автомата. Я ничего не успел сделать— он расстрелял меня в упор. А один из осколков лобового стекла рассек мне лицо. Он хотел устроить все так, будто меня убили федералы. Но просчитался, — после паузы продолжал Шрам глухим голосом. — Я остался в живых. Меня подобрала группа возвращавшихся с задания федералов и приняла за своего. Меня, почти безнадежного, доставили в санчасть, а оттуда— в госпиталь. Меня считали почти безнадежным, но благодаря заботе врачей… — Шрам, потупившись, сделал паузу. — Благодаря уходу врачей я все-таки выжил и снова встал на ноги. А в память о той ночи, когда я едва не погиб, на моем лице остался вот этот шрам. — Сказав это, Шрам провел рукой по своему лицу. Наташа было подалась к нему, но не терявший во время своего рассказа бдительности Николай грубо дернул ее назад.

— И тогда, когда я понял, что чудом, но все-таки выжил, твердо решил отомстить. Любым способом. Чего бы это ни стоило. Я узнал через имевшихся у меня знакомых о том, где мой враг и что делает. Узнал, что он приехал сюда. И что ты— работаешь на него.

— Я ничего не знала, — снова безуспешно попытавшись вырваться из рук Николая, простонала Наташа.

— Я это знаю. Я уже понял, каким он может быть коварным и вероломным. Но тогда все это было для меня не главное. Главным для меня было— добраться до него и убить. Но добраться до него, окруженного своей вооруженной братвой, да еще редко где появляющегося, было очень сложно. К тому же я не хотел убить его исподтишка. Я хотел, чтобы он знал и видел, от кого и за что умирает. Но сделать это было очень непросто. Поэтому мне пришлось, приехав сюда, сколотить свою преступную группу. И помимо своей главной цели заниматься другими, не самыми святыми делами. Со временем мне удалось узнать, где находится его склад и, уничтожив охрану и могущих сдать меня “кэпа” и капитана Блинова, завладеть всем грузом со склада. К тому времени я уже слишком увяз в криминале, и мне, чтобы продолжать охоту за ним, нужно было параллельно думать о том, как “делать” деньги, чтобы продолжать удерживать своих людей в подчинении. Поэтому я взял склад и, узнав от “кэпа”, что за груз обещаны большие деньги, решил сегодня, взяв бар, одним ударом достичь две цели: отомстить ему за то, что он сделал с тобой и со мной, и узнать, как выйти на покупателей— чтобы рассчитаться со своей, помогавшей мне в моем деле братвой. Для того же, чтобы узнавать о его планах, мне удалось внедрить в его банду своего человека.

— Колоса? — с ухмылкой перебил Шрама Николай. Тот удивленно вскинул на него свои глаза.

— Откуда ты это знаешь?

— А ты думал, другие— глупее тебя? Тогда скажу тебе сразу, что ты ошибался. А сегодня ты допустил сразу несколько серьезных ошибок, — заговорил Николай, продолжая удерживать, как щит, в своих руках Наташу.

— Да, граф Монте-Кристо, — все с той же ухмылкой продолжал говорить Николай, — ты допустил несколько ошибок. Первая— это то, что ты оставил без присмотра свой груз, за который надеялся получить деньги, забрав всех своих бойцов сюда. Сейчас мои люди уже забрали весь украденный у меня товар и вернули его на место, — сказал Николай и взглянул на часы. — Черт, куда же запропастился этот Тарзан? — Затем продолжил: — Вторая твоя ошибка, неуловимый мститель, — это то, что ты вообще притащился со своими людьми сюда. Кстати, скажу сразу об этой собаке Колосе— его больше нет. Я пристрелил его в самом начале боя, когда убедился, что мой бар штурмуют твои люди.

— Ну а третья ошибка Тони Вендиса— то, что не только среди моих людей могут оказаться твои, но и мои люди тоже могут быть у тебя.

При этих словах Николай выразительно взглянул на стоявшего за спиной Шрама Холеного. Обернувшись по направлению его взгляда, Шрам увидел, что Холеный направил свой автомат на него.

— Ты правильно меня понял, — перехватив его взгляд, сказал Николай. — Этот парень— твой ближайший помощник— работает на меня. Скажу откровенно— с сегодняшнего дня. Вернее— с сегодняшней ночи. Он позвонил мне незадолго до твоего приезда сюда и рассказал о предстоящей задуманной тобой операции. И о местонахождении украденного у меня груза.

— Так вот кому ты звонил, когда сказал, что хочешь звонить подруге? — с презрением взглянул Шрам на Холеного. — Недаром я почувствовал, что тут что-то не так.

— … А в награду за свою услугу, — продолжал Николай, — твой приятель попросил отдать ему под начало твой район и твоих людей, которыми ты теперь командовать больше не сможешь. Еще твой напарник попросил часть тех денег, которые я получу за сделку с оружием. И он ее, разумеется, получит. Так же, как и все остальное. Твоим людям мы так и скажем: ты, мол, во время боя погиб, а мы с Холеным договорились. А веским аргументом для наиболее несговорчивых послужат деньги. За них твои братки— как и всякие другие— будут работать на кого угодно. А работать, кстати, в дальнейшем моим и твоим людям частенько придется совместно. Поскольку теперь мы с твоим бывшим приятелем, — кивнул Николай в сторону держащего Шрама на прицеле Холеного, — будем сотрудничать… — После этих слов глаза Николая хищно блеснули, ион со злобой добавил: — А сотрудничество наше начнется сейчас: с того момента, как он пристрелит тебя.

При этих словах, казалось, уже ничего не воспринимающая Наташа вскрикнула, в ужасе сознавая, что только что обретенного мужа, считавшегося убитым, она должна снова сейчас потерять.

— Но, сначала, — взглянув на нее и снова глядя на Шрама, сказал Николай, — сначала бросай свой автомат. Бросай! — увидев, что Шрам не двигается, крикнул Николай. — Или мы убьем вас обоих, ну!

За спиной Шрама, готовясь выстрелить в своего недавнего друга, шумно засопел без колебаний готовый нажать на курок Холеный.

Николай по-прежнему держал пистолет у виска Наташи.

— Ну?! Чего ты ждешь? Я сейчас ее пристрелю. Считаю до трех. Раз!

Шрам с грохотом бросил на пол автомат.

— Вот так! — удовлетворенно проговорил Николай. — Теперь ты снова полностью в моих руках. — Глаза его хищно блестели. Сильным движением руки он швырнул Наташу в сторону Шрама. Тот подхватил и прижал к себе проникшую к нему жену, при этом ни на секунду не сводя глаз с Николая.

— Ну, а теперь, — подобрав брошенный автомат Шрама и наводя его на пару, сказал тот, — я, к сожалению, не могу дать вам даже времени попрощаться. Вам обоим сейчас предстоит умереть, — уже не ухмыляясь, а зло оскалившись, говорил Николай.

— Я знал, что ты снова обманешь, — сказал Шрам, — жаль, что я сразу тебя, собаку, не пристрелил. И тебя— тоже, — добавил он, обернувшись к Холеному. Тот проигнорировал его слова.

А Николай кивнул Холеному:

— Ну, давай! Кончай их обоих! — Он снова взглянул на часы. — Нам нужно спешить— скоро подъедут покупатели за грузом…

Холеный тут же направил ствол автомата на Шрама и Наташу, тщательно прицелился. Его указательный палец стал давить на спусковой крючок.

…Но в этот самый момент едва державшаяся на разорванных петлях железная дверь грохнулась на пол, а из-за нее с автоматом наперевес, выскочил Данко.

— Всем лежать, суки! Убью! — бешено заорал он, поводя автоматом. И тут же высадил полмагазина в стоявшего к нему ближе всех и дернувшегося с автоматом в руках в его сторону Холеного. Буквально изрешеченный этой очередью, Холеный умер еще до того, как его полное тело с грохотом упало на землю.

Одновременно Николай поняв, что ситуация изменилась, не медля полоснул из своего автомата в Шрама. Тот со стоном грузно осел. Наташа, закричав, склонилась над ним. В то же время Николай и Данко, навскидку целясь друг в друга, снова застрочили из автоматов. Но Данко оказался точнее— от его очереди Николая отбросило назад, в находившееся за его спиной окно. Послышался страшный грохот, звук битого стекла. И тело Николая исчезло за разбитым окном.

Опустив автомат, Данко сжал рукой простреленное плечо. Но, к его счастью, рана оказалась совсем не опасной— пуля просто скользнула по мякоти. Какое-то время можно было даже обойтись без перевязки.

Взглянув на лежащего в луже крови Шрама и склонившуюся над ним Наташу, Данко подошел к окну, через которое только что вылетел Николай, выглянул вниз. И, сначала не поверив своим глазам, стал внимательно вглядываться. Однако зрение его не подвело: внизу, под окном, где должен был лежать Николай, было пусто. Его не было. Данко понял, что, по всей видимости, у того на теле, под одеждой, был надежный бронежилет. Поэтому он остался жив и, свалившись вниз, на мягкую клумбу, дал деру.

Поняв это все, Данко быстрыми шагами подошел к Наташе и Шраму:

— Куда мог уйти Николай? О чем вы тут с ним говорили?

— Не знаю… — подняв на него полные слез глаза, простонала Наташа. Лежащий на ее руках Шрам был без сознания.

— Ты должна знать! Ну?! Вспомни все хорошенько! А то он снова уйдет! — склонившись над ней, заорал Данко.

— Я знаю, где он… — вдруг открыв глаза, слабо проговорил Шрам— Он поехал туда— на дачу “кэпа”, больше ему ехать некуда. Туда, где сейчас находится его груз…

Услышав это и не медля больше ни секунды, Данко в два прыжка оказался возле окна, а третьим— сиганул вниз.

Внизу, перед баром, пока еще было сравнительно тихо: менты, по всей видимости, сюда пока еще только ехали. А немногие уцелевшие бойцы Николая и Шрама либо разбежались, либо зализывали раны, не получая дальнейших приказов и отсиживаясь по углам.

Подбежав к ближайшему стоявшему на стоянке пустому автомобилю, Данко дернул дверь: она оказалась закрыта. Нисколько не раздумывая, Данко одним взмахом приклада выбил боковое стекло. Просунул руку, открыл дверь. Сел за руль. Затем вырвал и соединил проводки зажигания. Машина завелась, Данко нажал на газ и быстро поехал. Проезжая перекресток, он увидел мчавшиеся издали в сторону “Амазонки”, воющие мигалками милицейские машины. А вот другой, скрытно ехавший за ним в отдалении машины Данко совсем не заметил.

Он мчался по еще темному предрассветному шоссе, выжимая все, что мог, из этой немощной машины. К удивлению Данко, этот старенький “Форд” все же не развалился в дороге. Успешно довез его по уже хорошо знакомой Данко дороге к злополучной даче злополучного “кэпа”.

Подъезжая к ограде, опоясывающей коттедж, Данко увидел, что ворота открыты. прямо перед ними стоял, дымясь, серый “Мерседес”. Судя по всему, на нем и приехал сюда Николай.

Остановив свой облегченно простонавший “Форд” подальше от дачи, Данко вышел из кабины и, держа автомат наготове, стал быстро и осторожно пробираться к даче.

Подобравшись к безмолвно стоявшему “Мерседесу”, Данко заглянул внутрь: пусто. Еще осторожнее стал пробираться дальше, к воротам. Миновав их, он, все так же крадучись, направился было к дверям дачи. Как вдруг едва не подскочил от резкого, раздавшегося у него из-за спины свирепого окрика:

— Стоять! Лежать! Бросать оружие! — Вслед за этими словами, видимо, для большей убедительности, над головой Данко раздалась еще и автоматная очередь.

Ему ничего не оставалось, как, бросив автомат, послушно упасть на землю вниз лицом.

Тут же в его направлении раздались чьи-то бодрые размашистые шаги. Ствол автомата уперся ему в затылок:

— Признавайся: зачем сюда пришел, а, сука? — грубо пробасил чей-то самоуверенный голос, вдруг показавшийся Данко хорошо знакомым.

— Ну, ты долго собрался молчать? Сейчас завалю, сука! — после этих, произнесенных тем же голосом слов Данко уже не сомневался, кому он принадлежал.

— Малыш, это ты, паскуда? — отрывая лицо от земли и оборачиваясь, проговорил Данко.

— Данко? — опешил Малыш. — А ты какого хрена здесь?… — еще больше, чем Данко, удивился тот, опустив автомат. Рядом с Малышом, ничем не выказав удивления, стоял ничем не прошибаемый Большой. В руках его тоже был автомат.

— Это сначала вы мне расскажите, как вы здесь оказались, — поднимаясь на ноги и отряхиваясь, проговорил облегченно Данко.

Малыш ему тут же все рассказал. После того как Холеный сдал Николаю Шрама и сказал, где находится груз, Николай сразу вызвал к себе Тарзана. Приказал ему взять одного бойца (поскольку люди перед боем были у него на счету) и еще захватить обоих пленников— Малыша и Большого. Отправиться с ними в стоявшем за баром грузовике к базе Шрама. Прибыв туда, Тарзан без труда расправился с находившимся там единственным охранником. Затем Малыш, Большой и оба бандита быстро загрузили в грузовик весь товар. Доставили его сюда— снова на дачу “кэпа”. После чего Тарзан, оставив бойцов охранять Большого и Малыша, отправился в бар— доложить обо всем Николаю. Но, поскольку в баре уже началась заварушка, добраться Тарзану до Николая так и не удалось. Видимо, скрываясь от бойцов Шрама, Тарзан укрылся в подвале, где напал на Данко, а потом был убит им.

Как только Тарзан уехал, Большой и Малыш хитростью смогли разоружить охранявшего их бойца, затем связали его и закрыли в подвале. После чего, не зная, что делать дальше, решили, вооружившись, охранять груз и принимать всех, кто заявится на эту дачу.

И первым, кто пожаловал сюда, оказался сам Николай. Подъехав, он вышел из мерина и, ни о чем не подозревая, направился к даче. Малыш и Большой приняли его примерно так же, как потом Данко. Однако застигнутый врасплох Николай сдаваться не думал. И невзирая на все крики-предупреждения Малыша, открыл по ним бешеную стрельбу. Но, конечно же, ни в кого не попал. Потому что Большой и Малыш сидели в кустах, в засаде. Зато сам Николай был перед ними как на ладони. И шансов уберечься от пуль разъяренных его сопротивлением Большого и Малыша у него практически не было. На этот раз его не спас даже бронежилет. Малыш и Большой настолько основательно изрешетили его, что на нем живого места не было. Убедившись, что Николай мертв, Большой и Малыш оттащили его в кусты, а сами снова сели в засаду.

Выслушав их, Данко на какое-то время задумался, а потом, вдруг словно что-то вспомнив, быстро проговорил:

— Нам надо действовать быстрей— сюда с минуты на минуту могут нагрянуть покупатели товара. Они наверняка уже узнали обо всем, что произошло в Амазонке, и скорее всего смогли узнать, где находится груз.

— Но у кого? — удивился Малыш.

— У кого угодно. У тех, кто знал и остался жив. — Сказав это, Данко подумал о Наташе и Шраме. Интересно: их уже взяли менты? Или им удалось-таки от них уйти?

Вдруг все трое побледнели. Похватав оружие, они вскочили на ноги, но уже было поздно. Да и все равно бесполезно: вокруг, со всех сторон, из кустов, окружающих дачу, внезапно и бесшумно, как тени повырастали многочисленные фигуры вооруженных, одетых в камуфляжи людей.