Прошла еще одна ночь. Наступил новый день. Близился вечер. Время ротных разводов: в наряды— суточный и по столовой, в караулы— во внутренний и на зону. Полк, в котором служил Данко Шагаев, был конвойный. Внутренние войска. ВВ. “Велосипедные войска”— как дразнили “вэвэшников” солдаты из других родов войск. “Веселые войска”— как называли себя сами конвойники. На самом деле веселого в конвойной службе было не так уж и много.

Полк состоял из двух батальонов, нескольких рот. Первый батальон сопровождал по железной дороге этапы заключенных, второй, в котором служил Данко, охранял зону— исправительную колонию, общий режим. Так же оба батальона посменно несли в полку внутренний караул.

Сегодня Данко Шагаеву предстояло заступить часовым в караул для охраны зоны. В карауле— двадцать два человека. Начальник— “прапор”, два сержанта— помощника и солдаты. Стоять— по четыре часа, в две смены.

За полчаса до развода на службу Данко вызвал к себе в канцелярию старшина.

Постучавшись, войдя и доложившись, он застал мясистого прапорщика в обычной позе— развалившимся за крохотным видавшим виды столом.

Кивком головы старшина указал Данко на стул. Затем, сдвинув на затылок фуражку, толстый прапор достал измятую пачку сигарет из внутреннего кармана. Щелчком выбил одну, сунул ее в зубы, чиркнул спичкой и прикурил. Выпустил в лицо Данко струю вонючего дыма…И, наконец, заговорил:

— Помнишь наш уговор, Шагаев? О том, что ты должен будешь сделать, чтобы не попасть в дисбат? Так вот, сегодня все будет зависеть от себя самого.

Данко внутренне весь напрягся: наконец-то он узнает, что хочет от него старшина.

— Что я буду должен делать?

— Сейчас ты об этом узнаешь. Хочу предупредить тебя сразу, Шагаев? Как только ты об этом узнаешь, для тебя обратной дороги не будет. Только— вперед. Делаешь дело, получаешь две штуки баксов и ждешь преспокойно свой “дембель”. Я обещаю, что уволю тебя с первой партией. Если же ты вдруг струсишь или решишь поиграть в “кошки-мышки”, жить тебе придется недолго. — Голос старшины стал металлическим, сузишиеся глаза не мигая смотрели на Данко в упор— такой точно ни перед чем не остановится. — Если вздумаешь выкинуть что-нибудь, мы свернем шею не только тебе, но и твоей длинноногой подружке из санчасти, ты меня понял?

Старшина имел ввиду Наташу. О ее связи с Данко он, видимо, разузнал. Не знал только, что теперь между ними все кончено. Но это не имело значения. Все равно за нее Данко теперь тоже в ответе. Да, обложили его конкретно. И выхода практически нет. Придется принимать их условия.

Данко выжидательно смотрел на старшину. Решив, что все его запугивания достигли цели, старшина наконец продолжил:

— Сегодня, Шагаев, ты идешь в караул. Я специально поставил тебя на седьмой пост. Как ты сам знаешь, это самый длинный и самый глухой участок периметра. Ты заступаешь во вторую смену— с двадцати двух до двух часов ночи. теперь небольшая прелюдия. На зоне сидит мой брат. Сидит за пустяки. А отец мой тяжело болен. — Говоря все это, похожий на грубое бревно старшина попытался выдавить из своего голоса нотки сердечности. Но его попытка была бесполезна. — Так вот, мой отец сейчас лежит при смерти. И хочет напоследок увидеть старшего сына. Но все мои попытки добиться для брата временного освобождения толку не принесли. Поэтому… — Голос старшины снова стал жестким и скрипящим, как ржавое железо. — Поэтому остается только одно: устроить ему побег.

Данко пристально посмотрел на старшину. Шутит, что ли? Но весь вид этого готового на самопожертвование ради близких гориллоподобного старшины говорил о том, что к шуткам он сейчас расположен меньше всего.

— Если я выпущу заключенного, меня сразу же посадят… — проговорил Данко.

— Ты не понял, — нетерпеливо махнул рукой старшина. — Мой брат сбежит лишь на время: только чтобы повидаться с отцом. А потом— сразу же вернется обратно. С повинной. Чтобы честно отбывать срок. Тебя арестуют только на время— до тех пор, пока не вернется мой брат. А потом тебя снова отпустят и даже скорее всего отстранят от службы в карауле. Видишь. Как крупно тебе повезет, поддонок? С таким везением ты можешь запросто на скачках играть. Ну, что скажешь, а?

— А если вдруг ваш брат вовремя не вернется вообще? Что тогда со мной будет, а?

И без того несветлое лицо старшины совсем потемнело от благородного негодования.

— Да как ты смеешь так говорить, поддонок?! Как ты можешь подозревать моего брата в том, что он не сдержит данное слово? Ты хочешь сказать, что он лгун?!

— Я не хочу оказаться вместо дисбата в тюрьме. Уж лучше тогда— в дисбат. Зачем менять шило на мыло.

— Тебе ничего не придется менять. Все, что тебе нужно будет сделать, — это изобразить, что ты просто заснул на посту, а потом, когда все уляжется, спрятать в надежное место две штуки баксов. А другого выбора у тебя, Шагаев, теперь, когда ты все знаешь, не остается. Надеюсь, ты это хорошо понял, поддонок?

Данко молчал. Еще раз переваривал все услышанное. Он нисколько не верил в историю “брата-отца “, которую ему наплел старшина. Но от этого то, что ему предстояло сделать, не менялось нисколько. Да и выбора теперь, как и сказал ему этот толстый прапорщик, у него практически не было. Они свернут шею не только ему, но еще и Наташе, с которой у него все кончено, но за которую ему теперь придется нести ответственность. Но в самом крайнем случае, даже если тот зэк, которому предстояло бежать, обратно с повинной не вернется, он, Данко, всегда может, в свою очередь, заложить старшину. Рассказать все начистоту. Какому-нибудь военному прокурору. А если тот его слушать не будет, есть еще комитет солдатских матерей. Там-то уж его точно выслушают. Но пока не стоит торопить события. Может быть, все обойдется. Сбежавший вернется, Данко останется на свободе, получит деньги. а там уже тщательно все обдумает и во всем разберется. Сейчас времени думать у него не было. Слишком хитро поступил старшина. Сказал ему обо всем всего за полчаса до караула.

— А когда я получу свои деньги?

— А вот это уже лучше. Это уже ближе к телу. Деньги я тебе отдам сразу, как только вернешься в казарму. Запомни, Шагаев: в полночь через участок твоего поста заключенный совершит побег. Ты его пропустишь, потом скажешь, что просто заснул. И без каких-то там штучек, запомни, Шагаев. А то умирать будешь долго и тяжело. И твоя длинноногая подружка— тоже. А теперь— все, проваливай! — закончил старшина.

Развернувшись через левое плечо, Данко вышел из канцелярии.