У Зарубина, не привыкшего к напряженному физическому труду, от усталости ныли спина, руки и ноги. Лежа с открытыми глазами под теплым шерстяным одеялом, он с удовольствием затянулся крепкой папиросой, вспоминая часы напряженного труда.
Сообщение о надвигающемся шторме застало его у бетонщиков. Перед этим он побывал в Ситцевом городке, посмотрел работу гудронщиков, побеседовал с трубопроводчиками и ждал окончания смены, чтобы поговорить с мастерами.
Но поговорить с ними ему так и не удалось. По окончании смены был объявлен митинг, который продолжался всего пять минут.
Открыл митинг Байрамов. Он сообщил о надвигающейся буре и о необходимости как можно скорее завершить изоляционные работы. Парторг сообщил решение партийного комитета о мобилизации всех коммунистов. Секретарь комсомольского комитета объявила о мобилизации комсомольцев.
- Я, товарищи, беспартийный, - сказал выступивший мастер Прохоров, - но считаю своим долгом последовать примеру коммунистов. Неужели мы допустим, чтобы наши труды пропали?
Прохорова поддержали:
- Не допустим!
- Все остаемся!
- Какой может быть разговор!
- Не будем терять времени!
- Идем работать…
Все резервные машины и механизмы были пущены в ход, но их все равно не хватало, и часть людей была поставлена на ручные работы. Зарубин попал в бригаду по укладке арматуры на лед. Обменяв у одного из рабочих свои сапоги из искусственной кожи на горные ботинки, он вооружился стальным крючком. Работа была простая, но утомительная. Надо было стаскивать с бетона рулоны стальной сетки на лед и расстилать их там. В напарники ему попался крепкий, расторопный юноша. Он ловко цеплял очередной рулон крюком и, словно не чувствуя тяжести, один тащил его к ледяному полю. Растаскивать арматуру по льду было легче - стальные сетки легко скользили по нему. Однако Зарубин, как ни старался, не поспевал за своим напарником. На льду у бетонной кромки то и дело накапливалось до десятка рулонов. Тогда рабочий сам принимался растаскивать и укладывать их на место.
- Отдохните немного, - сочувственно говорил он Зарубину, видя, как пот заливает его лицо.
- Ничего, это с непривычки, - виновато улыбался Зарубин.
К утру Зарубин совершенно измучился, и его все чаще и чаще тянуло посидеть, но было стыдно перед своим напарником.
- Ну как дела, Миша? - спросил рабочего подошедший мастер Прохоров.
Зарубин заметил, как его напарник что-то тихо сказал мастеру, кивнув головой в его сторону.
Мастер подошел к Зарубину:
- Ну как, товарищ корреспондент, здорово устали?
- Немного, - нерешительно сказал Зарубин.
- Идите отдохните. Что? Идите, идите. Вы работаете уже одиннадцатый час, а с непривычки это трудно. Вон там поставили новые палатки, вам дадут койку.
Как ни стыдно было признать свое поражение, но Зарубин вынужден был уйти. Он отказался от предложенного горячего завтрака, а лишь выпил стакан чаю.
И вот он сейчас лежит, ощущая во всем теле приятную истому.
Сон долго не шел к нему: сказывалось переутомление. Порывы ветра трепали палатку, в которой, кроме Зарубина, никого не было. Он прислушивался к тяжелому стону моря. Где-то рядом трещал трактор.
Наконец Зарубин задремал. Он не слышал, как качал завывать усилившийся порывистый ветер, как зашатались стойки палатки от неровного напора, воздуха. Однако спать пришлось недолго.
Сильный порыв ветра рванул полотнище палатки. Веревочные оттяжки потянули за собой обрезки труб, к которым они были привязаны. Хлопнуло натянутое полотно, палатка покачнулась и осела. Ветер забрался под ее приподнятый край, надул парусину и потащил по бетону. Пришлось встать и с попутным грузовиком отправиться в порт. Возле административной палатки он увидел Кириллову, Виктора Дубравина и Таню Березину. Одна мысль, что Таня увидит его нелепый наряд, привела его в смятение. Он повернул обратно, намереваясь укрыться за кузовом автомашины, но Кириллова заметила его. Сквозь шум шторма она крикнула:
- Павел Константинович, куда же вы? Вы хотели побывать на землесосах, а Виктор Николаевич как раз туда отправляется.
Зарубин, пряча за спиной сверток, подошел к Кирилловой, Дубравину и Березиной. Все посмотрели на него. Он стоял, неловко переступая с ноги на ногу и умоляюще глядя то на Таню, то на Ольгу.
- Что это ты от нас прячешь? - спросила Таня. - Ах, это твой купальный костюм. - Мне Ольга уже все рассказала. Дай сюда, я приведу его в порядок.
И Таня бесцеремонно отобрала у Зарубина сверток.
- Ну что же, Павел Константинович, пойдемте, - сказал Дубравин.
- У меня нет ни блокнота, ни карандаша.
Таня молча вынула из сумочки записную книжку и автоматическую ручку и протянула их все еще не оправившемуся от смущения журналисту.
Зарубин и Виктор Дубравин спустились по крутому трапу вниз и направились к причалу, у которого стоял небольшой подводный корабль. Над корпусом корабля, ближе к его носовой части, слегка выступала обтекаемой формы рубка. Входной люк, расположенный в задней части этой рубки, был открыт. С деревянных мостков Дубравин с журналистом перепрыгнули на корабль и спустились в открытый люк.
- А теперь мы пройдем вниз, в пассажирскую каюту, - и Дубравин открыл люк в наклонной задней стенке.
Помещение было сравнительно вместительным. В два ряда располагались мягкие диваны. Корреспондент насчитал тридцать шесть мест для сидения. Справа и слева через иллюминаторы с толстым стеклом была видна мутноватая вода, через которую проникал слабый дневной свет.
Приглушенно загудели электромоторы, и корабль слегка содрогнулся. Подводный автобус двинулся вперед. Мутноватые потоки воды, видимые через стекло иллюминаторов, уходили назад. Постепенно свет в иллюминаторе стал слабеть. «Опускаемся», - подумал Зарубин.
- Это корабль вашей конструкции?
- Да, мы создали этот автобус специально для обслуживания подводных промыслов. Товарищ старшина, - крикнул наверх Дубравин, - погасите свет в пассажирской каюте и включите боковые фары!
- С какой скоростью мы идем? -спросил Зарубин, глядя на быстро мелькавшие за стеклом иллюминаторов в свете боковых фар стайки рыб.
- Сейчас с небольшой. Километров десять-двенадцать в час. А вообще крейсерская скорость этого автобуса тридцать километров под водой и до пятидесяти на поверхности.
И как бы в ответ на слова Дубравина подводный автобус пошел быстрее. Проплывавших за бортом рыбок уже нельзя было различить. Они мелькали сплошными серебристыми полосками.
Старшина снова включил внутренний свет.
- Он один управляет кораблем? - Зарубин кивнул в сторону кабины старшины.
- Да.
- А кто же обслуживает дизели?
- Вы думаете, что, кроме электромоторов, ка автобусе есть двигатели внутреннего сгорания?
- Да.
- Нет. Мы обошлись одними электромоторами.
Зарубин вопросительно посмотрел на Дубравина.
- Видите ли, наши электротехники нашли способ аккумулировать огромные количества электроэнергии в небольших по размерам аккумуляторах. Например, на этом кораблике можно совершить кругосветное подводное путешествие без зарядки аккумуляторов…
- Подходим к первому землесосу, - раздался голос старшины в репродукторе.
- Подымемся туда. - Виктор Дубравин показал наверх.
Кабина управления была слабо освещена. Старшина, держа руки на рычагах управления, следил за экраном, на кото-ром было видно все, что находилось впереди судна. Зарубин с интересом всматривался в землесос, похожий на громадное чудовище с горбатой спиной. Было видно, как фреза землесоса вгрызалась в грунт. Медленно двигались гусеницы. Землесос постепенно увеличивался в размерах, занимая все большую и большую часть экрана.
Подводный автобус зашел с задней стороны землесоса и, медленно приблизившись к нему почти вплотную, опустился на его направляющие фермы.
Зарубин почувствовал легкий толчок: автобус своей носовой частью уперся в корпус землесоса.
- Есть, - сказал старшина.
- Сейчас мы соединимся с землесосом, - сказал Зарубину Дубравин.
Старшина переключил сначала один, затем второй рычаг и, когда на щитке зажглась зеленая лампочка, сказал:
- Готово.
Все трое спустились в пассажирскую каюту. Виктор Дубравин, пройдя в носовую часть, толкнул круглый люк, который плавно открылся. Вслед за Дубравиным Зарубин вошел в цилиндрический переходный тамбур, кончавшийся вторым люком. Под ногами было сыро: еще минуту назад здесь была вода. Дубравин потянул скобу люка. Вход в землесос был открыт.
В небольшом, темноватом от машин помещении землесоса ровно гудели электромоторы. Дубравина, Зарубина и сопровождавшего их старшину встретили два человека, одетые в чистые синие комбинезоны. Это был экипаж землесоса.
- Ну как, товарищ Дерябин, дела? - Дубравин протянул руку начальнику смены.
- Все в порядке, Виктор Николаевич. - Дерябин быстрым взглядом окинул Зарубина. - Грунт мягкий. Подаем в час пятьсот кубометров породы.
- А не закупорите трубопровод?
- Это исключено. Гидромассу хорошо перемешиваем, а вязкость держим не выше предела.
- Коля, скажи насчет обязательств, - подтолкнул Дерябина стоявший сзади рабочий.
- Что такое, товарищи?
- Неправильно организовано у нас соревнование, Виктор Николаевич.
Дерябин вытащил из кармана в несколько раз сложенную газету, развернул:
- Вот здесь объявлены условия соревнования экипажей землесосов. Вот видите, и заголовок дан: «За один миллион кубометров гидромассы в месяц».
- Ну и что же тут плохого? - спросил Дубравин.
- Как что! Допустим, наш землесос дает девятьсот тысяч, а соседний - миллион. Выходит, что они лучше работали. А если в наших девятистах тысячах чистой породы двести тысяч, а в их миллионе только сто тысяч, тогда как? Кто лучше работал? - Дерябин выжидательно посмотрел сначала на Дубравина, потом на Зарубина.
- Вот мы и предлагаем соревноваться не за миллион кубометров гидромассы, а за двести пятьдесят тысяч чистой породы, - сказал рабочий.
Дерябин подал Дубравину листок бумаги, сложенный вчетверо:
- Передайте, пожалуйста, в редакцию, пусть напечатают.
Виктор пробежал глазами по листку:
- Правильное предложение.
«Как он свободно здесь себя чувствует», - подумал Зарубин, наблюдая, как Дубравин, деловито осмотрев все механизмы, заглянул в вахтенный журнал. Сам о себе он этого сказать не мог. Сознание, что этот небольшой мирок находится под двухсотметровой толщей воды, угнетало его. Такое же чувство он испытал, когда впервые спустился в угольную шахту. Тогда ему казалось, что миллионы тонн породы, смяв крепление, безжалостно раздавят его. И сейчас он недоверчиво, со страхом смотрел на цилиндрические стенки корпуса землесоса.
Зарубин в душе обрадовался, когда Виктор Дубравин сказал ему: «Ну что ж, поехали дальше».
Один за другим объехали все землесосы северной стороны. В последнем землесосе, спущенном на дно только вчера, Дубравин задержался. Делались последние приготовления к пуску.
Где-то вверху бушевал шторм, здесь же, на глубине, было тихо. Зарубин все чаще посматривал на часы.
- Спешите? - Дубравин заметил нетерпение корреспондента. - Что же нам придумать? Отвезти вас обратно в порт?
- Не надо, Виктор Николаевич. Зачем же вам терять время!
- Знаете что? Сейчас половина третьего. В три вахта меняется. Закончим опробование, и я поеду на южную сторону, а вы оставайтесь здесь, ждите смены.
Зарубин остался. В ожидании подводного автобуса он разговорился с начальником смены Горячевым. Это был крепкий молодой Человек с копной рыжих волос. Комбинезона он не признавал: на нем была матросская тельняшка и брюки-клеш.
- Вы моряк? - спросил Зарубин.
- Да. Служил в подводном флоте, - с гордостью ответил Горячев.
- Ну, так вы в родной стихии!
- Да как вам сказать… Не совсем. Я люблю, как поется в песне: «Нынче - здесь, завтра - там», а тут вот сиди на месте, - сказал Горячев.
- Вася, подай вперед фрезу, фрезу! - вдруг крикнул он своему помощнику, сидевшему у пульта управления. - Разве не видишь, что насос подает одну воду? - и, обернувшись к Зарубину, сказал: - Это мой помощник, Вася Сыров. Хороший парень, но неопытный еще, первый день работает, да, кажется, еще и боится. Ничего, привыкнет. Я тоже труса праздновал, когда первый раз попал на подводную лодку.
Зарубин чуть было не признался, что и ему страшно, но Горячев встал и подошел к пульту управления.
- Вася, пусти-ка, - сказал он. - Вот видишь, ты подал фрезу вперед, а козырек карьера забыл обработать. Он может обрушиться и смять приемную трубу. Потом движения фрезы надо сочетать…
Тяжелый удар потряс землесос, заскрежетал металл по металлу. Погас свет. И сразу наступила мертвая тишина. Ни один двигатель не работал.
- Что это? - испуганным голосом спросил помощник Горячева.
- Спокойно, Вася. Не надо паники. Сейчас узнаем.
Горячев, стараясь быть спокойным, сказал:
- Принеси-ка мне, Вася, фонарик. Он там, в носовом отделении, под бушлатом.
- У меня есть спички. - Зарубин потряс коробкой.
- Отставить спички! Каждый лишний грамм кислорода нам может пригодиться.
- Я не нашел, Ваня, - тихо сказал вернувшийся Сыров.
- Эх ты! Ладно, я сам. Ты садись. - Горячев, найдя руками Сырова, усадил его рядом с Зарубиным.
Томительно тянулось время. Зарубин слышал, как в носовой части Горячев шаркал ногами, постукивал, по больше всего он слышал удары собственного сердца, которое, казалось, готово было выпрыгнуть.
- Страшно, - шепотом сказал Сыров.
- Чего это ты, Вася, вдруг испугался? - голос Горячева прозвучал где-то совсем рядом. - И я, брат, не нашел своего фонарика,
Горячев долго ходил по землесосу, ощупывая окружающие предметы, постукивая по ним чем-то металлическим. Потом, вернувшись к Зарубину и Сырову, он, усевшись, тихо сказал:
- Электролиния повреждена, аккумуляторы не работают, телефонная связь прервана, подачи воздуха нет. Аварийная гондола, кажется, в исправности, но воспользоваться ею мы не сможем. Наверху шторм, и если после первых же ударов о ледяную стену острова она не пойдет ко дну, то все равно нас превратит в отбивные котлеты. Потом нас трое, а она рассчитана только на двести килограммов. В тебе какой вес, Вася?
- Во мне? Шестьдесят шесть.
- А в вас, товарищ корреспондент?
- Шестьдесят четыре.
- Ну вот, видите, уже сто тридцать, да мне бог послал девяносто два килограмма. Итого: двести двадцать два.
- Значит, это конец, Ваня? - еле вымолвил Сыров.
- Зачем же гак мрачно смотреть на жизнь, Вася? Нас не оставят без помощи. Кроме того, есть еще одна возможность выбраться отсюда.
- Какая? - спросил Зарубин.
- Обычным путем, через переходный тамбур. В четыре часа к нам придет автобус, и мы поедем обедать.
- Но сейчас уже четверть пятого, - сказал Зарубин, посмотрев на светящийся циферблат часов.
- Да, пора бы уже, - в голосе Горячева Зарубин уловил тревогу. - А ну-ка тише. Вы ничего не слышите?
- Нет.
- И я ничего.
- Мне кажется, я слышу шум винтов. Да, совершенно верно… Слышите?
Сейчас Зарубин и Сыров слышали за стенкой еле уловимый шум, который постепенно усиливался.
- Значит, мы спасены! - радостно крикнул Сыров. - Правда, Ваня?
- Да, конечно, - неуверенно ответил Горячев, прислушиваясь.
Шум винтов то усиливался, то затихал, то был слышен справа, то слева, то спереди, то сзади, то над землесосом.
- Почему же он не соединяется с нами, Ваня? Почему?
- Не знаю, Вася. Значит, не может.
Наступила гнетущая тишина. Был слышен только затихающий шум винтов удаляющегося автобуса…