У Зарубина, не привыкшего к напряженному физическому труду, от. усталости ныли спина, руки и ноги. Лежа с открытыми глазами под теплым шерстяным одеялом, он с удовольствием затянулся крепкой папиросой.

Сообщение о надвигающемся шторме застало его y бетонщиков. Перед этим он побывал в Ситцевом городке, посмотрел работу гудронщиков, побеседовал с трубопроводчиками и ждал окончания смены, чтобы поговорить с мастерами.

Но говорить с ними ему так и не удалось. По окончании смены был объявлен митинг, который продолжался всего пять минут.

Открыл митинг Байрамов.

Он сообщил о надвигающейся буре и о необходимости как можно скорее завершить изоляционные работы. Парторг сообщил решение партийного комитета о мобилизации всех коммунистов. Секретарь комсомольского комитета объявила о мобилизации комсомольцев.

- Я, товарищи, беспартийный,-сказал мастер Прохоров,- но считаю своим долгом последовать примеру коммунистов. Неужели мы допустим, чтобы наши труды пропали? Прохорова поддержали:

- Не допустим!

- Все остаемся!

- Какой может быть разговор!

- Не будем терять времени!

- Идем работать…

Все резервные машины и механизмы были пущены в ход, но их все равно не хватало, и часть людей была поставлена на ручные работы. Зарубин попал в бригаду по укладке арматуры на лед. Обменяв у одного из рабочих свои сапоги из искусственной кожи на горные ботинки, он вооружился стальным крючком. Работа была простая, но утомительная. Надо было стаскивать с бетона рулоны стальной сетки на лед и расстилать их там. В напарники ему попался крепкий, расторопный юноша. Он ловко цеплял очередной рулон крюком и, словно не чувствуя тяжести, один тащил его к ледяному полю. Растаскивать арматуру по льду было легче-стальные сетки легко скользили по нему. Однако Зарубин, как ни старался, не поспевал за своим напарником. На льду у бетонной кромки то и дело накапливалось до десятка рулонов. Тогда рабочий принимался сам растаскивать и укладывать их на место.

- Отдохните немного,-сочувственно говорил он журналисту.

- Ничего, это с непривычки,- виновато улыбался тот.

К утру Зарубин совершенно измучился, и его все чаще и чаще тянуло сесть все равно где, хоть прямо тут, на льду, но было стыдно перед напарником.

- Ну, как дела, Миша?-спросил рабочего подошедший мастер Прохоров.

Миша что-то сказал мастеру, кивнув в сторону Зарубина. Мастер подошел к журналисту:

- Здорово устали, товарищ корреспондент?

- Немного,-но голос выдавал крайнюю усталость.

- Идите отдохните. Что? Идите, идите. Вы работаете уже одиннадцать часов, а с непривычки это трудно. Вон там поставили новые палатки, вам дадут койку.

Как ни стыдно было признать свое поражение, но Зарубин вынужден был уйти. Он отказался от предложенного завтрака и с наслаждением выпил стакан горячего чая.

И вот он лежит, ощущая во всем теле приятную истому.

Сон долго не шел к нему: сказалось переутомление. Порывы ветра трепали палатку, в которой, кроме корреспондента, никого не было. Тяжело стонало море, где-то рядом тарахтел трактор.

Наконец Зарубин забылся тяжелым беспокойным сном.

Ему снилась Москва. Мать, ласковая и совсем-совсем маленькая, угощала его вкусными горячими пирогами.

- Ешь, Паша, ешь.

И Паша ел. Горка пирогов таяла на глазах, но он никак не мог насытиться. Ах, это кот ворует пироги. Павел замахивается на него, а это совсем не кот. Мастер Прохоров ест пироги и ухмыляется.

- Слушай, корреспондент, пойдем на каток. Лед сегодня замечательный.

Зарубин долго прикреплял на огромные валенки снегурочки.

- Эх, ничего-то ты не умеешь делать. Давай помогу.- Прохоров нагибается к ногам Зарубина.-Ну вот и все.

Почему он сказал, что лед гладкий? Вон какие на нем бугры, кучи земли. А зачем на катке столько бульдозеров?

Павел разогнался и никак не мог остановиться. Ветер свистит в ушах, сдирает с него шапку, мешает дышать, а он все мчится. Навстречу ему катятся козлы с подвешенными на них трубами. Из открытой пасти трубы хлещет на лед жидкая грязь. Зарубин хочет затормозить, свернуть и не может. Прохоров!-зовет он. Но мастер исчез. До козел совсем близко, только из трубы уже не льется грязь, из нее торчат голова и плечи Прохорова. Он грозит корреспонденту пальцем. Голова мастера совсем рядом. Козлы опрокидываются, труба ударяет Зарубина по голове.

От боли Зарубин вскрикнул и проснулся. Стойка палатки больно придавила голову, брезент накрыл лицо. Ветер забрался под брезент, надул его парусом и потащил по бетону.

Следующий порыв сорвал одеяло.

Дрожа от холода, ошеломленный представитель прессы бросился искать свою одежду, расшвырянную ураганом.

С попутным грузовиком, растерзанный, без шляпы. Зарубин отправился в порт.

Возле административной палатки корреспондент увидел Кириллову, Виктора Дубравина и, что самое страшное, Березину. Одна мысль, что Таня увидит его нелепый наряд, привела юношу в смятение. Он повернул обратно и юркнул за кузов автомашины. Но Кириллова заметила его. Сквозь шум шторма донесся ее голос:

- Павел Константинович, куда же вы? Идите сюда. Вы хотели побывать на землесосах, а Виктор Николаевич как раз туда отправляется.

Старательно пряча за спиной сверток, корреспондент подошел к палатке. Под обращенными на него смеющимися взглядами он неловко переступал с ноги на ногу и, забыв поздороваться, умоляюще смотрел то на Таню, то на Ольгу.

- Что это ты от нас прячешь? - Таня бесцеремонно дернула сверток.-Ах, это твой купальный костюм. Мне Оля уже все рассказала. Дай сюда, я приведу его в порядок.

И Таня, смеясь, отобрала у Зарубина сверток.

- Ну что же, Павел Константинович, пойдемте,- пригласил Дубравин.

- Но у меня нет ни блокнота, ни карандаша.

Таня молча вынула из сумочки записную книжку и автоматическую ручку и протянула их все еще не пришедшему в себя от смущения журналисту.

Зарубин и Виктор Дубравин спустились по крутому трапу и направились к причалу, у которого стоял небольшой подводный корабль. Над корпусом корабля, ближе к его носовой части, слегка выступала обтекаемой формы рубка. Входной люк, расположенный в задней части этой рубки, был открыт. С деревянных мостков Дубравин с журналистом перепрыгнули на корабль и спустились в открытый люк.

- А теперь мы пройдем вниз, в пассажирскую каюту,- и Дубравин открыл люк в наклонной задней стенке. Зарубин, оглядывая все кругом, последовал за ним.

Помещение пассажирской каюты было сравнительно вместительным и, пожалуй, даже комфортабельным. В два ряда располагались мягкие диваны. Зарубин насчитал тридцать шесть мест для сидения. Справа и слева через иллюминаторы с толстым стеклом была видна мутноватая вода, через которую проникал слабый дневной свет.

Приглушенно загудели электромоторы, корабль содрогнулся и двинулся вперед. Мутноватые потоки воды, видимые через стекло иллюминаторов, уходили назад. Постепенно свет в иллюминаторе стал слабеть. Опускаемся,-подумал Зарубин.

- Это корабль вашей конструкции?

- Да, мы создали этот автобус специально для обслуживания подводных промыслов. Товарищ старшина,- крикнул наверх Дубравин,- погасите свет в пассажирской каюте и включите боковые фары!

- С какой скоростью мы идем?-спросил Зарубин, глядя на быстро мелькавшие за стеклом иллюминаторов стайки рыб.

- Сейчас с небольшой. Километров десять-двенадцать в час. А вообще крейсерская скорость этого автобуса тридцать километров под водой и до пятидесяти на поверхности.

И как бы в подтверждение слов Дубравина подводный автобус пошел быстрее. Проплывавших за бортом рыбок уже нельзя было различить. Они мелькали сплошными серебриcтыми полосками.

Старшина снова включил внутренний свет.

- Он один управляет кораблем?-Зарубин кивнул в сторону кабины старшины.

- Да.

- А кто же обслуживает дизели?

- Вы думаете, что, кроме электромоторов, на автобусе есть двигатели внутреннего сгорания?

- Да.

- Нет. Мы обошлись одними электромоторами.

Зарубин вопросительно посмотрел на Дубравина.

- Видите ли, наши электротехники нашли способ аккумулировать огромные количества электроэнергии в небольших по размерам аккумуляторах. Например, на этом кораблике можно совершить кругосветное подводное путешествие без зарядки аккумуляторов…

- Подходим к первому землесосу,- раздался голос старшины в репродукторе.

- Подымемся туда.-Виктор Дубравин показал наверх.

Кабина управления была слабо освещена. Старшина, держа руки на рычагах управления, следил за экраном, на котором было видно все, что находилось впереди судна. Зарубин с интересом всматривался в землесос, похожий на громадное чудовище с горбатой спиной. Было видно, как фреза землесоса вгрызлась в грунт. Медленно двигались гусеницы. Землесос постепенно увеличивался в размерах, занимая все большую и большую часть экрана.

Подводный автобус зашел с задней стороны землесоса и, медленно приблизившись к нему почти вплотную, опустился на его направляющие фермы.

Зарубин почувствовал легкий толчок: автобус своей носовой частью уперся в корпус землесоса.

- Есть,-сказал старшина.

- Сейчас мы соединимся с землесосом,-сказал Зарубину Дубравин..

Старшина переключил сначала один, затем второй рычаг и, когда на щитке зажглась зеленая лампочка, сказал:

- Готово.

Все трое спустились в пассажирскую каюту. Виктор Дубравин, пройдя в носовую часть, толкнул круглый люк, который плавно открылся. Вслед за Дубравиным Зарубин вошел в цилиндрический переходный тамбур, кончавшийся вторым люком. Под ногами было сыро: еще минуту назад здесь была вода. Дубравин потянул скобу люка. Вход в землесос был открыт.

В небольшом, темноватом от машин помещении землесоса ровно гудели электромоторы. Дубравина, Зарубина и сопровождавшего их старшину встретили два человека, одетые в чистые синие комбинезоны. Это был экипаж землесоса.

- Ну как, товарищ Дерябин, дела? - Дубравин протянул руку начальнику смены.

- Все в порядке, Виктор Николаевич,-Дерябин быстрым взглядом окинул Зарубина.- Грунт мягкий. Подаем в час пятьсот кубометров породы.

- А не закупорите трубопровод?

- Это исключено. Гидромассу хорошо перемешиваем, а вязкость держим не выше предела.

- Коля, скажи насчет обязательств,- подтолкнул Дерябина стоявший сзади рабочий.

- Что такое, товарищи?

- Неправильно организовано у нас соревнование, Виктор Николаевич.

Дерябин вытащил из кармана в несколько раз сложенную газету, развернул:

- Вот здесь объявлены условия соревнования Экипажей землесосов. Вот видите, и заголовок дан: За один миллион кубометров гидромассы в месяц.

- Ну и что же тут плохого? - спросил Дубравин.

- Как что! Допустим, наш землесос дает девятьсот тысяч, а соседний-миллион. Выходит, что они лучше работали. А если в наших девятистах тысячах чистой породы двести тысяч, а в их миллионе только сто тысяч, тогда как? Кто лучше работал? - Дерябин выжидательно посмотрел сначала на Дубравина, потом на Зарубина.

- Вот мы и предлагаем соревноваться не за миллион кубометров гидромассы, а за двести пятьдесят тысяч чистой породы,-сказал рабочий.

Дерябин подал Дубравину листок бумаги, сложенный вчетверо:

- Передайте, пожалуйста, в редакцию, пусть напечатают.

Виктор пробежал глазами по листку:

- Правильное предложение.

«Как он свободно здесь себя чувствует,»-подумал Зарубин, наблюдая, как Дубравин, деловито осмотрев все механизмы, заглянул в вахтенный журнал. О себе он этого сказать не мог. Сознание, что небольшой мирок находится под двухсотметровой толщей воды, угнетало его. Такое же чувство он испытал, когда впервые спустился в угольную шахту. Тогда ему казалось, что миллионы тонн породы, смяв крепление, безжалостно раздавят его. И сейчас он недоверчиво, со страхом смотрел на ребристые станки цилиндрического корпуса землесоса.

Зарубин в душе обрадовался, когда Виктор Дубравин сказал ему: - Ну что ж, двинулись дальше.

Один за другим объехали все землесосы северной стороны. В последнем, спущенном на дно только вчера, Дубравин немного задержался. Делались последние приготовления к пуску.

Где-то вверху бушевал шторм, здесь же, на глубине, было тихо. Зарубин все чаще посматривал на часы.

- Спешите?- Дубравин заметил нетерпение корреспондента.-Что же нам придумать? Отвезти вас обратно в порт?

- Не надо, Виктор Николаевич. Зачем же вам терять время!

- Знаете что? Сейчас половина третьего. В три вахта меняется. Закончим опробование, и я поеду на южную сторону, а вы оставайтесь здесь, ждите смены.

Зарубин остался. В ожидании подводного автобуса он разговорился с начальником смены Горячевым. Это был крепкий молодой человек с копной рыжих волос. Комбинезона он не признавал: на нем была матросская тельняшка и брюкиклеш.

- Вы моряк?-спросил Зарубин.

- Да. Служил в подводном флоте,- с гордостью ответил Горячев.

- Ну, так вы в родной стихии!

- Да как вам сказать… Не совсем. Я люблю, как поется в песне: Нынче - здесь, завтра - там, а тут вот сиди на месте,-сказал Горячев.

- Вася, подай вперед фрезу, фрезу! - вдруг крикнул он своему помощнику, сидевшему у пульта управления. - Разве не видишь, что насос подает одну воду?-и, обернувшись к Зарубину, сказал:-Это мой помощник, Вася Сыров. Хороший парень, но неопытный еще, первый день работает, да, кажется, еще и боится. Ничего, привыкнет. Я тоже труса праздновал, когда первый раз попал на подводную лодку.

Зарубин чуть было не признался, что и ему страшно, но Горячев встал и подошел к пульту управления.

- Вася, пусти-ка,- сказал он.- Вот видишь, ты подал фрезу вперед, а козырек карьера забыл обработать. Он может обрушиться и смять приемную трубу. Потом движения фрезы надо сочетать…

Тяжелый удар потряс землесос, заскрежетал металл по металлу. Погас свет. Плавно затих шум двигателей. Наступила мертвая тишина.

- Что это? - испуганным голосом спросил помощник Горячева.

- Спокойно, Вася. Не надо паники. Сейчас узнаем.

Горячев, стараясь быть спокойным, сказал:

- Принеси-ка мне, Вася, фонарик. Он там, в носовом отделении, под бушлатом.

- У меня есть спички.- Зарубин потряс коробкой.

- Отставить спички! Каждый лишний грамм кислорода нам может пригодиться.

- Я не нашел, Ваня,-тихо сказал вернувшийся Сыров.

- Эх ты! Ладно, я сам. Ты садись.- Горячев, найдя руками Сырова, усадил его рядом с Зарубиным.

Томительно тянулось время. Зарубин слышал, как в носовой части Горячев шаркал ногами, постукивал, но больше всего он слышал удары собственного сердца, которое, казалось, готово было выпрыгнуть.

- Страшно,-шепотом сказал Сыров.

- Чего это ты, Вася, вдруг испугался? - голос Горячева прозвучал где-то совсем рядом.- И я, брат, не нашел своего фонарика.

Горячев долго ходил по землесосу, ощупывая окружающие предметы, постукивая по ним чем-то металлическим. Потом, вернувшись к Зарубину и Сырову, тихо сказал:

- Электролиния повреждена, аккумуляторы не работают, телефонная связь прервана, подачи воздуха нет. Аварийная гондола, кажется, в исправности, но воспользоваться ею мы не сможем. Наверху шторм, и если после, первых же ударов о ледяную стену острова она не пойдет ко дну, то все равно нас превратит в отбивные котлеты. Потом нас трое, а она рассчитана только на двести килограммов. В тебе какой вес, Вася?

- Во мне? Шестьдесят шесть.

- А в вас, товарищ корреспондент?

- Шестьдесят четыре.

- Ну вот, видите, уже сто тридцать, да мне бог послал девяносто два килограмма. Итого: двести двадцать два.

- Значит, это конец, Ваня? - еле вымолвил Сыров.

- Зачем же так мрачно смотреть на жизнь? Нас не оставят без помощи. Кроме того, есть еще одна возможность выбраться отсюда.

- Какая? - спросил Зарубив.

- Обычным путем, через переходной тамбур. В четыре часа к нам придет автобус, и мы поедем обедать.

- Но сейчас уже четверть пятого,-сказал Зарубин, посмотрев на светящийся циферблат часов.

- Да, пора бы уже,-в голосе Горячева Зарубин уловил тревогу.- А ну-ка тише. Вы ничего не слышите?

- Нет.

- И я ничего.

- Мне кажется, я слышу шум винтов. Да, совершенно верно… Слышите?

Сейчас и Зарубин с Сыровым слышали за стенкой еле уловимый шум, который постепенно усиливался.

- Значит, мы спасены! - радостно крикнул Сыров.- Правда, Ваня?

- Да, конечно,- неуверенно ответил Горячев, прислушиваясь.

Шум винтов то усиливался, то затихал, то был слышен справа, то слева, то спереди, то сзади, то над землесосом.

- Почему же он не соединяется с нами? Почему?

- Не знаю, Вася. Значит, не может.

Наступила гнетущая тишина. Был слышен только затихающий шум винтов удаляющегося автобуса…