После ухода Мамедова на минуту воцарилось тягостное молчание. Первым нарушил его Алексей Петрович, обнял мать за плечи и бодро, как будто ничего не случилось, спросил:
- Скажи, мама, чем ты нас будешь кормить? Мы голодны, как волки.
- Уж чем-нибудь накормлю,-в тон сыну ответила Надежда Ивановна.Голодных легче кормить, съедите все, что подам.
Задребезжал телефон на письменном столе.
- Слушаю. Добрый вечер! Пожалуйста, буду очень рад вас видеть. Нет, нет, ничего. Спать мы еще не собираемся.Алексей Петрович положил трубку.-Накрой, мама, на четырех человек, у нас будет еще один гость.
- Сорокин?
- Нет. Бери выше. Сам бог нефтяной геологии, профессор Дубравин. Для вас, журналиста,-обратился он к Зарубину, - это находка. А пока он не пришел, давайте займемся вашими вопросами. Что вас интересует?
Беседуя, журналист с нетерпением прислушивался к редким гудкам автомобилей за окном. Встреча с Дубравиным была неожиданной удачей. Зарубин заерзал на стуле, когда в передней раздался бодрый басок профессора.
- Здравствуйте, Алексей Петрович! Извините, что врываюсь в такой поздний час,-проходя в комнату, Дубравин окинул хозяина взглядом черных, глубоко сидящих под косматыми седыми бровями глаз. И без всякого перехода продолжал, сопровождая слова несколько резкими движениями рук:-Днем заходил в управление, но мне сказали, что вы на Светлых озерах. Вечером опять не поймал вас. А завтра я должен обязательно вернуться в Москву. К вам же, Алексей Петрович, у меня большое дело. Вот я и ворвался. Так что прошу извинить… Ну и жара сегодня в Приморске! Ведь ночь уже, а все еще дышать нечем.
- Прошу вас, Николай Дмитриевич, пройдемте на веранду, там прохладно.
- Вряд ли. Держу пари, что в Приморске сегодня нигде нет прохладного места, разве что в холодильнике. Я бы, знаете за настоящее прохладное место сейчас согласился неделю не есть и не пить,-пошутил профессор, следуя за Трофимовым и вытирая платком лицо и лысину.
- Ну так считайте себя умершим с голоду,-рассмеялся инженер, пропуская Дубравина в дверь.
- О, да тут настоящая оранжерея!-воскликнул профессор.
- Это хозяйство моей матери.
- А где же она сама? Отдыхает? Нет? Тогда что же вы меня с ней не знакомите?
- Она, наверное, на кухне, сейчас придет. Познакомьтесь, Николай Дмитриевич, с нашим гостем, журналистом.
- Зарубин.
- Моя фамилия Дубравин. - Пррфессор в упор посмотрел на юное лицо корреспондента.- Не тот ли вы Павел Зарубин,-так, кажется, был подписан очерк о геологах,-который -в четвертичных отложениях открыл палеозой?-Из-под косматых бровей профессора сверкнули лукавые огоньки.
Зарубин готов был провалиться сквозь землю. Не только лицо, но и по-девичьи тонкая шея юноши покрылись пунцовыми пятнами. От смущения он не мог вымолвить и слова. Сжалившись над ним, Трофимов вмешался в разговор:
- А что вы скажете, Николаи Дмитриевич, насчет температуры?
- Да, пари я, кажется, проиграл,-признался профессор и, посмотрев в сторону Трофимова смеющимися глазами, добавил: - И считайте, Алексей Петрович, что вы виновник моей голодной смерти. А только знаете что? Нельзя ли проигрыш заменить ужином?
- Ничего нет проще, Николай Дмигриевич,-засмеялся Трофимов.-Мама не знает о вашем поражении и готовит ужин на всех.
- А какая же все-таки здесь температура?-Дубравин серьезно посмотрел на Трофимова.
- Двадцать выше нуля.
- А снаружи?
- Днем было сорок два, а сейчас, должно быть, не меньше тридцати.
- Каким же колдовством вы добиваетесь такой прохлады? Не в цветах ли тут дело?
- Нет. Да вы садитесь,-Трофимов указал на легкое плетеное кресло возле круглого столика.- Сейчас раскрою секрет колдовства, если это вас интересует.
- Очень интересно,-вставил Зарубин.
Вошла Надежда Ивановна с дымящимся блюдом.
- Знаете что. Надежда Ивановна,- шутил профессор, познакомившись с ней,-вы мой ангел-хранитель. Алексей Петрович обрек меня на голодную смерть, а вы предлагаете такой чудный ужин! Мне уже не терпится отведать.
- Не хвалите прежде времени. Как бы ругать не пришлось,-заулыбалась Надежда Ивановна.
- Ну, нет. Я как вошел, сразу понял, какой ужин готовится в этом доме.
Пока Надежда Ивановна хлопотала у стола, Алексей Петрович посвятил гостя в секрет искусственного климата комнаты.
- Все мое колдовство заключается в использовании давно известных химических реакций, проходящих с поглощением тепла. Я только нашел способ регулировать скорость реакции с помощью вот этого реле,-Трофимов указал на небольшой, похожий на электросчетчик прибор на стене комнаты.
- А где же самый холодильник?- Дубравин обвел глазами комнату.
- Вот он,-Трофимов указал на потолок.
- А каковы перспективы этого вашего открытия?- не отставал Дубравин.
- Поживем-увидим,-уклончиво ответил Трофимов.
- Да, забавная штука! - заговорил профессор, поднимаясь из-за стола. Когда он говорил о чем-либо серьезном, он непременно должен был ходить.-Между прочим, я сегодня уже перестаю поражаться. Это был действительно удивительный для меня день. Я побывал на Песчаной косе. Туда я ехал через Белые камни, а обратно-вдоль побережья Приморские нефтяные промыслы я знал хорошо. Именно знал: Здесь я начинал свою, так сказать, геологическую карьеру еще до революции, здесь же работал в двадцатых годах, не раз бывал в этом районе и после. И вот, этих знакомых промыслов и, можно сказать, родных мест я не узнал. Ведь вы же, Алексей Петрович, не только оживили мертвые и омолодили старые промыслы, но и сказочно изменили их внешний вид. Кто бы мог подумать, что на этих голых камнях, покрытых грязью, будут цвести виноградники, лимоны, апельсины…
Зарубин, занявшийся ужином, теперь прислушивался к каждому слову Дубравина. Профессор все больше заинтересовывал корреспондента. Отложив вилку, журналист вооружился блокнотом и карандашом. А Дубравин говорил и говорил. Он шагал по комнате то быстро, то медленно, останавливаясь, трогая что-нибудь руками, и снова шагал.
- Что случилось, Алексей Петрович? - прервал себя профессор, заглядывая за диван, которым был отгорожен Атаман. Трофимов коротко рассказал о происшедшем.
- Н-да,- задумчиво вымолвил профессор, но тут же встрепенулся: - А вы знаете, что про ваши дела пишут американцы?
- Что оживление промыслов - это советская пропаганда? Что ж, они, пожалуй, правы. Мы не такие уж заурядные пропагандисты, ведь самый лучший вид пропаганды это дела, а дела у нас неплохие.
- Да, я также полагаю, что у нас еще будет немало случаев для подобной пропаганды. Вот об одном таком возможном случае я и хотел с вами поговорить. - Дубравин замолчал и задумался.
- Я вас слушаю, Николай Дмитриевич.-Трофимов поудобнее устроился в кресле, откинувшись на плетеную спинку. Помолчав немного, профессор начал:
- Приморские месторождения, как вам известно, находятся на линии Снежных гор, идущих к Приморску с северо-запада. Вдоль этой горной цепи повсюду нефть. Из всех месторождений, расположенных в полосе Снежных гор, Приморские-самые значительные. Снежные горы у Приморска не кончаются. Они лишь опускаются под море и уходят дальше, на юго-восток. По ту сторону моря цепь гор вновь поднимается, но уже не столь значительно, как здесь. Вдоль невысоких гор по ту сторону моря расположены нефтяные месторождения Кзыл-даг, Небит-даг, Султан-даг и многие другие. Нефтеносен и полуостров Асфальтовый.
Теперь давайте горную цепь мысленно разделим на три части: западную-по эту сторону моря, центральную-под морем и восточную - по ту сторону моря. Каждая часть длиной в несколько сот километров. Нефтеносность западной части возрастает по направлению к морю. По ту сторону моря нефтеносность горной полосы увеличивается с востока на запад, то есть тоже по направлению к морю, и самыми богатыми являются промыслы, расположенные на восточном побережье моря. Теперь, что вы скажете о центральной части Mopской?- Николай Дмитриевич, опершись на спинку кресла, смотрел на Трофимова хитроватыми глазами.
Алексей Петрович молчал, пораженный. Он был удивлен не тем, что морское дно нефтеносно,-об этом он знал, к тому же мелководная прибрежная часть морского дна уже разрабатывалась и давала много нефти,- его поразил напрашивавшийся сам собою логический вывод: под морем скрыты наиболее богатые месторождения нефти. Алексей Петрович уже не раз задумывался, как добраться до нефти, скрытой многокилометровой толщей морского дна и мощным слоем воды.
Наконец инженер спросил:
- Значит, вы, Николай Дмитриевич, считаете, что наиболее, богатые залежи нефти находятся под морем?
- Я в этом совершенно уверен! Правда, мы еще плохо знаем геологическое строение морского дна. Однако факты, о которых я говорил, не оставляют ни малейшего сомнения в том, что под морем хранятся огромные богатства. Настало время позаботиться об этих богатствах.
- А какова глубина в этой части моря?-вставил Зарубин.
Дубравин, недовольный вмешательством корреспондента в разговор, всем корпусом повернулся в сторону Зарубина и ответил с иронией:
- Сущие пустяки, молодой человек. Каких-нибудь триста-четыреста метров. Можете перейти вброд.
Зарубин обиженно поджал губы.
- Николай Дмитриевич, разрешите, я вам переменю чай, ваш совсем остыл,-снова выручил Алексей Петрович.
- Что? Чай?- Хорошо, не возражаю.
- А вам, Павел Константинович, налить?
- Нет, нет, спасибо,- поспешно отказался Зарубин, хотя чаю ему хотелось.
Подвинув профессору вазочку с сахаром, Алексей Петрович задумчиво сказал, ни к кому не обращаясь:
- Да, задача трудная, но интересная и увлекательная. Есть над чем подумать.
- Так, значит, по рукам!- и Дубравин протянул инженеру руку.
- Не понимаю, что значит-по рукам?
- Это значит,-давайте вместе думать о том, как взять морскую нефть, и не просто взять, а взять скорее.
Алексей Петрович недоуменно смотрел на профессора.
- Чтобы вам все было ясно, дорогой Алексей Петрович, скажу больше. Вы, может быть, знаете, что последние два года я возглавлял геологическую экспедицию, работавшую на восточном побережье моря. Эта экспедиция была очень плодотворной. И, в частности, одним из важнейших результатов ее следует считать вывод о том, что под морским дном, между Приморским и Асфальтовым полуостровом, находятся богатейшее в мире месторождения нефти. О результатах разведочный работ я докладывал правительству, и мне сказали:
- А почему бы вам, товарищ Дубравин, не заняться этим делом?
Дубравин замолчал и из-под седых бровей в упор смотрел на Трофимова. Алексей Петрович молча чертил ложечкой на белой скатерти. Не в его манере было отвечать с ходу, нe подумавши.
Его лицо, казалось, не выражало ничего. Только шрам на левой щеке свидетельство о годах, проведенных на фронте,- стал заметно бледней. Мысли, вызванные словами профессора, сменяли одна другую. Он видел море, то бушующее и беспощадное, то безмятежности ласковое, но всегда щедрое к тем, кто умеет доставать его богатства. Трофимов почти физически ощущал нефтеносные песчаные массивы, придавленные многослойным пластом морского дна и тяжестью воды.
Ожидая продолжения разговора, не шевелясь, сидел и Зарубин. Корреспонденту казалось, что Алексей Петрович вот-вот заговорит. Но нарушил молчание профессор:
- Если вы, Алексей Петрович, согласны, то завтра вылетаем. Воронин все знает. Вот вызов.-И Дубравин передал Трофимову короткое письмо, подписанное министром.
Трофимов продолжал молчать, держа в руках письмо и не заглядывая в него.
- Ну, а если вы не согласны; то мне разрешено не вручать вам этот документ, и тогда вы о нем ничего не знаете.
- Нет, дело тут не только в моем согласии,- тихо и раздельно произнес Алексей Петрович.
- В чем же еще?
- Вот мы говорили с вами об оживлении мертвых промыслов. Но ведь еще далеко не все промыслы оживлены. Есть еще богатейшие нефтяные месторождения и залежи, хищнически загубленные еще до революции. Нефти в них уйма. Но она почти мертвая. Взять ее трудно. Да вот хотя бы промыслы Белые камни…
- Да, я помню. Когда-то там били тысячепудовые открытые фонтаны. А сколько газа зря выпустили!
- Вот-вот. Газ выпустили - и вся пластовая энергия ушла. Нефти там много, а отбираем мы ее в час по чайной ложке. И все потому, что вновь сообщить энергию пластам не можем. Пытались нагнетать в нефтеносные пласты газ, чтобы восстановить давление. Ничего не выходит. Эти старые, худые скважины, с грехом пополам зацементированные при царе Горохе, превратили промысел в решето. А с созданием законтурного водяного подпора совсем ничего не получается. Вода идет куда угодно, только в нужных пластах не держится, заливает нефтяные поля и еще больше портит дело. Вот если бы удалось изолировать нефтеносные пласты от водоносных, тогда бы можно было закачать в нефтяные залежи газ, восстановить давление и дать залежам законтурный водяной подбор. Подготавливаем мы кое-какое оружие против этой беды, но оно еще не готово. И мне бы хотелось это дело закончить.
- А кроме вас, Алексей Петрович, это дело некому возглавить?
- Нет, почему же,- улыбнулся Алексей Петрович.- Незаменимых людей не бывает.
- Ну вот и прекрасно! И министр мне сказал, что вы согласитесь.
- Министр? Откуда он мог знать?-удивился Алексей Петрович.
- На то он и министр, чтобы знать свои кадры.- Дубравин с отеческой теплотой посмотрел на Трофимова.
…Рассвет застал троих мужчин за беседой. Никто не мог сказать, когда ушла к себе Надежда Ивановна.
До вылета московского самолета оставалось еще несколько часов; все решили немного отдохнуть.
Но прежде чем лечь, Алексей Петрович сел за письменный стол и на чистом листке бумаги написал:
«О. П. Кирилловой. Что нужно сделать в первую очередь.»
Алексей Петрович задумался. Сам не зная зачем, выдвинул средний ящик стола. Взгляд его остановился на лежавшей там, уже пожелтевшей, фотографии девушки с задорным взглядом. Он взял портрет и прислонил его к письменному прибору. Вот оно, невозвратное прошлое-и радостное и до боли тяжелое. Сразу стало душно. Алексей Петрович потянул за ворот, пуговица отлетела и скатилась на пол.
Иру Коврову он встретил на школьном выпускном вечере.
В тот день мать подарила ему новый светло-серый костюм и сама повязала галстук. Пройдя к зеркалу, он не узнал себя. Перед ним стоял совсем взрослый, смущенно улыбающийся молодой человек. Мать подошла и встала рядом, положив руку на его плечо. Так минуту стояли они молча. Потом он повернулся к ней и, слегка нагнувшись, поцеловал ее в щеку..
Торопливо сбегая по широкой лестнице, он на площадке столкнулся с темноглазой девушкой. От толчка крохотная сумочка выскользнула из ее рук. Смутившись и покраснев до слез, он растерянно смотрел в смеющиеся глаза девушки, позабыв даже извиниться. Кто-то из ребят, пробегая мимо, случайно толкнул его, и он чуть снова не сбил девушку с ног. Она нагнулась за сумочкой, и только тут он догадался помочь ей. Тяжелая коса соскользнула с ее спины и коснулась щеки Алексея. Он окончательно растерялся и неожиданно сказал:
- Я вас не знаю…
Девушка улыбнулась ему и как ни в чем не бывало весело ответила:
- А я вас знаю. Вы-Алеша Трофимов. Лучший ученик десятого А. Меня зовут Ира Коврова. Пришла к вам на вечер. Будем знакомы,- сказала она, первая протягивая руку.
- Откуда вы меня…
- Пойдемте, покажу.
И она дотащила его наверх.
В актовом зале у стены толпились ученики. Ира и Алексей втиснулись в толпу, рассматривавшую портреты выпускников. В центре красовалась фотография Алексея с надписью: Алеша Трофимов, лучший ученик десятого класса А.
Вернувшись домой, Алексей долго не спал, лежа с открытыми глазами. В ушах еще звучал задорный смех Иры.
Так началась их дружба.
Ира Коврова окончила девятый класс и летние каникулы проводила в Приморске. Встречи с ней навсегда остались в памяти Трофимова.
Расставаясь с Алексеем, уезжавшим в Москву держать приемные экзамены в институт, Ира подарила ему свою фотокарточку.
В Москве он с нетерпением ждал ее писем. Из них он знал все о ней: о школе, о преподавателях, о ее мечте поступить в медицинский институт. Но ей не суждено было учиться в нем. Наступил июнь 1941 года.
Не сдав последнего экзамена за первый курс, Алексей ушел добровольцем в действующую армию. Его направили в военную школу, и через несколько месяцев, в звании младшего лейтенанта, он попал на фронт. Связь с Ирой он потерял.
Сколько он ей ни писал, ответа не было.
Осенью 1943 года его часть была отведена в ближний тыл на кратковременный отдых. Когда батальон, которым он командовал, готовился к выступлению, его вызвали в штаб полка. Шагая по заснеженной улице полуразрушенной деревушки, он услышал знакомый голос. Ошибиться он не мог. Это был ее голос! Он обернулся и с трудом поверил своим глазам. К нему бежала Ира. На ней ладно сидела серая шинель с погонами сержанта. Солдатский ремень туго перетягивал тонкую талию. Из-под ушанки выбивались завитки коротко остриженных темных волос. От легкого мороза алели щеки.
В ее улыбке, во взгляде было столько искренней радости, что Алексей, забыв обо всем, не обращая внимания на проходивших мимо солдат его батальона, кинулся к ней. Еще сейчас, после стольких лет, он снова ощутил холодную влажность ее губ.
Слегка отстранив от себя девушку, он долго смотрел в ее лицо. Это была та же Ира и в то же время другая. Она заметно повзрослела, возмужала. Только темные глаза смотрели задорно, как прежде.
Он узнал, что она с первых дней войны в армии. Не раз переходила линию фронта, налаживая связь с партизанами, с коммунистами-подпольщиками, оставшимися в тылу врага.
И этой ночью ей снова предстояло прыгнуть с парашютом за линией фронта.
За несколько часов, проведенных вместе, они успели сфотографироваться у корреспондента армейской газеты. Фотокарточка и сейчас висит в комнате Надежды Ивановны.
Это была их последняя встреча… Ира уходила на задание…
Батальон Трофимова уже несколько дней не выходил из боя, преследуя противника. Немцы не успевали закрепиться на очередном рубеже и снова и снова откатывались на запад. Наконец под деревней Большие Бугры батальон попал под сильный огонь, залегли стал окапываться. Трофимов несколько раз поднимал солдат в атаку, но каждый раз приходилось отступать на прежние позиции, оставляя в неглубоком снегу павших товарищей. Огонь фашистов, засевших на господствовавших высотах, усиливался с каждым часом - враг непрерывно получал подкрепление. Советская артиллерия безуспешно пыталась нащупать и разрушить мост, по которому подходили фашистские резервы.
К вечеру бой стих.
Поредевший батальон Трофимова, как и его соседи справа и слева, готовился к ночному штурму. А перед рассветом партизаны взорвали мост и ударили немцам в спину. В совместном с партизанами штурме Большие Бугры были взяты.
…Иру хоронили за околицей деревни. Она погибла, прикрывая отход своей группы партизан-подрывников, уничтожившей мост.
Когда над могилой вырос холмик талой земли, минуту все стояли в тишине. Затем раздался троекратный залп солдатского салюта.
Окаменевший Трофимов вздрогнул. Не в воздух стреляли солдаты. Нет! Пули трижды прошли через его, Трофимова, сердце. А он все стоял, ничего не видя перед собой.
Пожилой усатый солдат, случайный свидетель недавней встречи Трофимова с Ирой, тронул его за плечо:
- Товарищ гвардии старший лейтенант, пора идти.
…Сколько времени простоял он одиноко над могилой? Минуту, час, два? Взгляд его упал на сиротливую, по-зимнему голую молодую березку. Саперной лопатой он осторожно очистил от снега землю вокруг тонкого ствола и стал окапывать нежные корни…
Последний раз Алексей Петрович был на могиле Ирины прошлым летом; Чьи-то добрые руки положили в тот день на заросшую травой могилу, к самому стволу зеленокудрой берёзы, полевые цветы.