Московская Смута и Речь Посполитая

Приближался XVII век, пожалуй, самый тяжелый и драматический период в истории Великого княжества Литовского, часто называемого еще Литовской Русью, или просто Литвой, а после объединения ВКЛ и Королевства польского в Речь Посполитую — даже Польшей. В ВКЛ, находившемся в центре Восточной Европы, то разновременно — то одновременно, то с севера — то с юга, то с запада — то с востока появлялись войска то врагов — то союзников. И те и другие несли невзгоды семьям, разорение хозяйствам, а часто и смерть многим жителям. Литвины не оставались в долгу, брались за мечи и сабли, отражали набеги неприятеля, а потом возрождали свои сожженные дотла города и местечки, села и хозяйства. Часто они и сами ходили войной на соседей (во времена дикого Средневековья это было естественным и даже считалось доблестью). Литвины тоже грабили, жгли, убивали и уводили в полон жителей побежденных земель. В общем, территория Великого княжества Литовского и Русского вдоль и поперек была глубоко вспахана копытами боевых коней, усеяна разбитым и брошенным оружием, обильно орошена кровью. Потому основными цветами его геральдики стали серебряный и алый.

Золотой век истории Великого княжества Литовского отличали подъем и прогресс во всех сферах жизни: реформация, гуманизм, строительство храмов и дворцов, расцвет культуры, эпоха великих просветителей и выдающихся мыслителей, — идеально вписывавшиеся в общеевропейскую концепцию того времени. Теперь все это оставалось в прошлом. Наступал излом, падение, невиданный регресс, которые принес с собой страшный XVII век, один из самых драматических этапов в истории литвинов, прежде всего белорусов. Европе в том веке тоже досталось немало, но то, что творилось в XVII веке на белорусских, а частично на украинских, литовских и польских землях, иначе как национальной трагедией назвать нельзя.

С легкой руки польского писателя Генрика Сенкевича события той поры называют «Потопом», хотя под «потопом» он понимал прежде всего оккупацию шведами земель Короны польской, долгую борьбу поляков с ними, в том числе изнуряющую партизанскую войну. Печальные события того времени в северо-восточной части Великого княжества Литовского им не описаны, хотя хронологически и по своей сути они не только совпадают с польским «потопом», но и существенно превосходят его. А главной причиной всего этого стала война, затеянная в XVII веке «тишайшим» московским царем Алексеем Михайловичем Романовым за украинское и белорусское «наследство» Киевской Руси, которая привела к физическому уничтожению большей части белорусского населения. Но началось все раньше — с великой Московской (российской) Смуты начала XVII века.

Из всех преступлений Иоанна IV Грозного убийство им собственного сына Ивана, предопределившее пресечение рода великих князей московских из династии Рюриковичей, как представляется, тяжелее всего сказалось на ходе русской истории, причем во всех частях тогдашнего Русского мира. Дело в том, что второй сын Грозного — Фёдор — от рождения отличался ярко выраженным слабоумием, хотя по несчастному стечению обстоятельств именно он должен был наследовать трон отца после его смерти.

Старший сын Иоанна IV.

Иван Иванович Грозный у смертного ложа сына Ивана.

В ночь с 28 на 29 марта 1584 года Фёдор Иоаннович вступил на московский престол под именем царя Фёдора I, прозванного Блаженным. Сохранилось известие, что из всех городов в Москву пришли именитые люди и молили со слезами царевича Фёдора, чтобы он был на Московском государстве царем и венчался царским венцом. Возможно, это объясняется надеждой московской знати и простого люда отдохнуть при новом царе, слывшем добрым и богобоязненным, от «прелестей» правления его отца. Так как младший брат Фёдора малолетний и болезненный Дмитрий тоже имел сторонников среди московских бояр, то Фёдор утвердился на престоле не без легких смут. Князь Богдан Бельский много интриговал в пользу Дмитрия, но бояре и народ заперли его в Кремле, принудили к сдаче, после чего сослали в Нижний Новгород. В результате 31 мая 1584 года Фёдор Иоаннович венчался на царство.

По отзыву англичанина Д. Флетчера, новый царь был «росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и склонен к водянке; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так что почти смеется. Он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, малоспособен к делам политическим и до крайности суеверен». Большую часть дня новый царь проводил в церкви, а в качестве развлечения любил смотреть кулачные бои, забавы шутов и потехи с медведями. Если кто бил царю челом, он отсылал его к Годунову.

Иван IV понимал, в какие руки передает власть, поэтому поручил сына и государство заботам ближних бояр — И.Ф. Мстиславского, Н.Р. Захарьина-Юрьева, И.П. Шуйского и Б.Ф. Годунова, на сестре которого Ирине Фёдор был женат. Первые двое были людьми уже преклонных лет, поэтому основная борьба за власть разгорелась между Шуйским и Годуновым. Последнему удалось одержать верх, и уже спустя год после вступления Фёдора на престол он стать фактическим правителем страны.

Вскоре сменился и король Речи Посполитой. Стефан Баторий стремился к укреплению королевской власти, вел борьбу с магнатами, оказывал поддержку католическому духовенству и иезуитам в противостоянии реформационным движениям и развитию образования. Некоторое время он был союзником Турции, но затем участвовал в создании антитурецкой лиги. Из внутренних реформ, проведенных Стефаном Баторием, особого внимания заслуживает устройство запорожских казаков, которым он дал правильную организацию, наделил землями, позволил самим выбирать гетмана и все военное начальство, оставляя за королем лишь право наделения гетмана знаменем, «булавой» и печатью, а также утверждения его в этой должности после принятия присяги на верность. Желая восстановить не только политический, но и духовный мир в Речи Посполитой, Баторий старался достичь соглашения с диссидентами католичеству, причем не прибегал к насилию.

Фёдор I Иоаннович (1557–1598).

Сигизмунд III Ваза (1556–1632).

Управляя страной без знания языков своих подданных (король пользовался латынью), Стефан Баторий регулярно декларировал свою личную приверженность католицизму. При этом для осуществления своих многочисленных реформ он остро нуждался в грамотных исполнителях. Таких людей королю могла дать только эффективно работающая система школ, и ее он увидел у иезуитов. Первый иезуитский коллегиум на территории ВКЛ появился в Вильне в 1570 году. Второй Баторий учредил у себя на родине, в Коложваре, (Kolozsvar) в 1579 году, а в течение следующих 5 лет иезуитские коллегиумы появились в Люблине (1581), Полоцке и Риге (1582), Калише (1583), Несвиже и Львове (1584), а также в Дерпте (1586). Для основания коллегиумов в Гродно и Бресте тогда не хватило кадровых ресурсов у иезуитского ордена и времени жизни у самого короля. Кроме того, в 1579 году было упорядочено денежное обращение — главным платежным средством в стране стал польский грош.

В связи с преимущественно восточной направленностью внешней политики Стефана Батория важнейшим приоритетом для него стало развитие инфраструктуры государственного управления в границах Великого княжества Литовского. Собираясь перенести столицу Речи Посполитой в Гродно, а свою резиденцию в Старый замок этого города, перестроенный тогда в стиле ренессанс, Стефан Баторий активно поддерживал планы иезуитов по расширению образовательных учреждений на территории ВКЛ. Так, 1 апреля 1579 года он издает привилей о преобразовании Виленского иезуитского коллегиума в Академию и университет Виленский Общества Иисуса (Almae Academia et Universitas Vilnensis Societatis Jesu), а уже 30 октября 1579 года папа римский Григорий XIII специальной буллой подтвердил этот привилей. Виленский университет стал первым высшим учебным заведением такого типа на территории Восточной Европы. Вторым восточноевропейским университетом стал Дерптский (ныне Тартуский) университет, основанный шведским королем Густавом II Адольфом в 1632 году на базе бывшей иезуитской коллегии, тоже учрежденной во времена правления Стефана Батория. Не исключено, что именно его увлеченность делами Великого княжества Литовского ускорила уход этого короля в мир иной в сравнительно молодом возрасте. Стефан Баторий умер 12 декабря 1586 года в Гродно в возрасте 53 лет. А спустя год польским королем и великим князем Литовским был избран Сигизмунд III (в старобелорусской транскрипции Жигимонт III) Ваза, сын короля Швеции Юхана III и его жены Катерины Ягеллонки, ставший одним из главных действующих лиц Русской Смуты начала XVII века.

Со слов самого Ивана Грозного, Фёдор был «постник и молчальник, более для кельи, нежели для власти державной рожденный». В браке с Ириной Фёдоровной Годуновой этот царь имел всего одну дочь Феодосию 1592 г.р., которая прожила всего девять месяцев и скончалась в том же году. В конце 1597 года Фёдор I смертельно заболел, а 7 января 1598 года в час утра скончался. Со смертью Фёдора, в общем-то, доброго, но жалкого и убогого человека, не только пресеклась московская линия династии Рюриковичей (потомство Ивана I Калиты), но и завершилась целая эпоха, «прирожденных государей» на престоле. Причем имя царя Фёдора I стало особенно популярно в годы Смуты, когда каждый самозванец на московский трон так или иначе стремился стать либо его «родным братом», либо другим «близким родственником». Да и в народном сознании Фёдор оставил о себе добрую память как боголюбивый и милостивый государь. Хотя в этом, скорее, не его заслуга, а его шурина Бориса Фёдоровича Годунова, который уже с 1587 года являлся фактически единоличным правителем государства. Положение Бориса Годунова при царском дворе было столь значимо, что заморские дипломаты искали аудиенции именно у Бориса Годунова, так как его воля была законом. Фёдор царствовал, Борис управлял — это знали все и на Руси, и за границей.

По легенде, Годуновы происходили от татарского князя Чета, приехавшего на Русь во времена Ивана Калиты, а согласно государеву родословцу 1555 года — вели свое происхождение от Дмитрия Зёрна. Борис Годунов родился в 1552 году в семье помещика средней руки, но после его скорой смерти воспитывался в семье дяди Дмитрия Годунова. В годы опричнины Вязьма, где находились его владения, вошла в опричнину, а незнатный до того Дмитрий Годунов был зачислен в опричный корпус и вскоре получил при дворе высокий чин главы Постельного приказа. Выдвижение Бориса Годунова началось в 1570 году. Тогда он сам стал опричником и уже в 1571 году был дружкой на свадьбе царя с Марфой Собакиной. В том же году Борис женился на Марии Григорьевне Скуратовой-Бельской, дочери Малюты Скуратова. В 1578 году Борис Годунов становится кравчим, а еще через два года после женитьбы второго царского сына Фёдора на сестре Годунова Ирине Иван Грозный пожаловал Бориса званием боярина.

Годунов был умен и осторожен, стараясь до поры до времени держаться в тени, но в последний год жизни Ивана Грозного обрел большое влияние при дворе. Вместе с Б.Я. Бельским он стал одним из приближенных людей царя. В связи с этим не вполне ясна роль Годунова в истории смерти Ивана IV, который, по свидетельству Д. Горсея, был удушен 18 марта 1584 года. Во всяком случае, именно Годунов и Бельский находились рядом с царем в последние минуты его жизни, они же с крыльца и объявили народу о смерти государя.

31 мая 1584 года в день коронации царя Фёдора I Борис Годунов был осыпан милостями: получил чин конюшего, звание ближнего великого боярина и наместника Казанского и Астраханского царств. Однако это отнюдь не означало того, что Годунов стал обладателем единоличной власти — при дворе шла упорная борьба боярских группировок Годуновых, Романовых, Шуйских, Мстиславских. Она не затухала и после того, как в 1585 году Борис Годунов по существу возглавил московское правительство.

Царь дарует Годунову золотую цепь.

Соборная площадь Кремля того времени.

Деятельность Годунова и его сподвижников была нацелена на всестороннее укрепление государственности. Благодаря его стараниям, в 1589 году в Москве был избран первый русский патриарх, которым стал московский митрополит Иов. Учреждение патриаршества свидетельствовало о возросшем престиже Московского царства. Во внутренней политике правительства Годунова преобладали здравый смысл и расчетливость. Развернулось небывалое строительство городов, крепостных сооружений. В 1585–1591 годах зодчим Фёдором Конем были возведены стены и башни московского Белого города протяженностью 10 километров, толщиной 4,5 метра и высотой от 6 до 7 метров.

По инициативе Годунова началось строительство крепостей в Диком поле — в 1585 году была построена крепость Воронеж, в 1586 году — Дивны. Для обеспечения безопасности водного пути от Казани до Астрахани строились города на Волге — Самара (1586), Царицын (1589), Саратов (1590). В 1592 году был восстановлен город Елец, в 1596 году построен город Белгород на Донце, а в 1600 году — Царёв-Борисов, немного южнее него. Началось заселение и освоение опустевших во время татарского ига земель к югу от Рязани (территория нынешней Липецкой области). В Сибири в 1604 году был заложен город Томск. В 1596–1602 годах было построено и одно из самых грандиозных архитектурных сооружений допетровской Руси — Смоленская крепостная стена для защиты западных рубежей Московского царства от Речи Посполитой, названная впоследствии «каменным ожерельем земли Русской».

В жизнь Москвы вошли неслыханные новшества, например, в Кремле был сооружен водопровод, по которому вода поднималась мощными насосами из Москвы-реки и по подземелью поступала на Конюшенный двор. Андрей Чохов отлил знаменитую Царь-пушку. В 1592 году на месте современного Садового кольца появилась еще одна линия московских укреплений, деревянно-земляное сооружение, прозванное за быстроту постройки «скородомом». Одновременно Годунов стремился облегчить положение посадских людей. С этой целью торговцы и ремесленники, проживавшие в «белых» (частновладельческих) слободах и платившие подати феодалам, были причислены к населению «черных» слобод, платившему налоги государству, Причем размер «тягла», взимавшегося со слободы в целом, был оставлен прежним, а доля отдельного горожанина в нем уменьшилась. В то же время хозяйственный кризис конца 1570-х — начала 1580-х годов вынудил Годунова пойти на установление крепостной зависимости, что в дальнейшем не лучшим образом сказалось на настроениях крестьянства и стало одной из причин антифеодального восстания 1602–1605 годов. Во внешней политике Московскому государству в ходе войны со Швецией 1590–1595 годов, что называется, без лишнего шума и пыли удалось вернуть города Ям, Ивангород, Копорье и Корела, потерянные в ходе неудачной Ливонской войны.

Наследником престола, однако, был младший брат царя Фёдора Дмитрий, сын седьмой жены Ивана Грозного Марии Нагой, который погиб 15 мая 1591 года при невыясненных обстоятельствах в удельном городе Угличе. Официальное расследование проводил боярин Василий Шуйский. Стараясь угодить Годунову, он свел причины случившегося к «небрежению» Нагих, в результате чего Дмитрий случайно заколол себя ножиком, играя со сверстниками. Царевич, по слухам, был болен «падучей» (эпилепсией). Позже в организации убийства Дмитрия обвинили Бориса Годунова. Во времена Романовых это утверждение стало чуть ли не официальной версией. Не исключено, что это было действительно так — Дмитрий был прямым наследником престола и мешал Борису в продвижении к нему.

После смерти Фёдора Иоанновича единственной близкой наследницей престола осталась троюродная сестра покойного Ивана Грозного Мария Старицкая, королева Ливонская, а в постриге инокиня Марфа (1560–1612). Попытки назначить правящей царицей вдову умершего царя Фёдора Ирину — сестру Бориса успеха не имели. Наконец, 27 февраля 1598 года Земский собор избрал царем самого Бориса Годунова и принес ему присягу на верность, а 1 сентября 1598 года он венчался на царство. Вместе с тем, как первый царь не из династии Рюриковичей и даже не из княжеского рода, Борис Годунов не мог не чувствовать шаткости своего положения. Тем более что претендентов на его место из числа родовитой московской знати было не счесть.

Благословение на царство.

Годунов в день избрания на царство.

По своей подозрительности Борис Годунов немногим уступал Ивану Грозному. Поэтому, взойдя на престол, он принялся сводить личные счеты с боярами. По словам современника, «цвел он, как финик, листвием добродетели и, если бы терн завистной злобы не помрачал цвета его добродетели, то мог бы он древним царям уподобиться. От клеветников изветы на невинных в ярости суетно принимал, и поэтому навел на себя негодование чиноначальников всей Русской земли: отсюда много ненасытных зол на него восстали и доброцветущую царства его красоту внезапно низложили».

Особенно усиливается подозрительность царя начиная с 1600 года, когда поползли темные слухи, будто царевич Дмитрий жив. Первой жертвой подозрительности Бориса стал Богдан Бельский. В 1601 году по ложному доносу пострадали братья Романовы. Старший из них, Феодор Никитич, был сослан в Сийский монастырь и пострижен под именем Филарет; его жену постригли под именем Марфа и сослали в Толвуйский Заонежский погост, а малолетнего сына их, Михаила (будущего царя), на Белоозеро. В общем, движение к Смуте прогрессировало, поскольку при всех успехах своей реальной политики Борис Годунов не сумел консолидировать правящий класс. Особенно родовитое боярство, которое давно чувствовало себя ущемленным и все более заинтересованно поглядывало в сторону Великого княжества Литовского и Польши, где власть монарха была существенно ограничена конституцией, предоставлявшей магнатам и шляхте такие права, которые московской знати даже и не снились. Но об этом знали, да и попытки заключения унии между Речью Посполитой и Московским государством предпринимались неоднократно.

В 1584 году Стефан Баторий, например, направил с этой целью послом в Москву Льва Сапегу. Формально он должен был провести переговоры об условиях взаимного освобождения пленных, оказавшихся в польском и московском плену в результате Ливонской войны, но тайно ему предписывалось склонить царя Фёдора к отказу от титула князя Ливонского и подумать о взаимном наследовании польско-литовского и московского престолов. Вследствие явно завышенных притязаний польско-литовской стороны все эти вопросы повисли в воздухе. Удалось заключить лишь 10-месячное перемирие, но тема не была закрыта. Переговоры продолжились в Варшаве, куда вскоре выехало посольство Ф.М. Троекурова и М. Безнина.

В 1600 году Лев Сапега вторично прибыл в Москву в качестве посла. Он предложил Борису Годунову заключить «вечный мир», антиосманский союз и соглашение о взаимном наследовании польского и московского престолов в случае прекращения династий. Учитывая международные затруднения Речи Посполитой, втянувшейся в затяжную войну со Швецией, Москва отклонила предложения польско-литовской дипломатии, посчитав тогда «вечный мир» и союз с Польшей, не говоря уже об унии, нецелесообразными. В итоге 21 марта 1601 года стороны заключили только двадцатилетнее перемирие. В дальнейшем Лев Сапега энергично поддержал движение «лжедмитриев» и открытое вмешательство короля Сигизмуна III в московские дела, вылившиеся в 1609 году в открытую интервенцию против Московского царства, видимо, рассчитывая, что избрание королевича Владислава московским царем наконец приведет к унии Речи Посполитой с Московским государством, сторонников которой тогда уже было немало. Одним словом, «братья славяне» продолжали выяснять отношения.

Царствование Бориса начиналось успешно, хотя череда опал породила уныние, а вскоре вообще разразилась настоящая катастрофа. В 1601 году шли долгие дожди, а затем грянули ранние морозы и, по словам современника, «поби мраз сильный всяк труд дел человеческих в полех». В следующем году неурожай повторился, поэтому в стране начался реальный голод, продолжавшийся три года. Цена хлеба увеличилась в 100 раз. Борис запретил продавать хлеб дороже определенного предела и даже преследовал тех, кто взвинчивал цены, но успеха не добился. Стремясь помочь голодающим, он не жалел средств и широко раздавал беднякам деньги, однако хлеб дорожал, а деньги теряли цену.

В конце концов, Борис Годунов приказал открыть для голодающих царские амбары, но даже их запасов не хватало на всех голодных, тем более что, узнав о раздаче хлеба, люди со всех концов страны потянулись в Москву, бросив даже те скудные запасы продовольствия, которые все же имелись у них дома. Около 127 тысяч человек, умерших от голода, было похоронено в Москве, но хоронить успевали не всех. Появились случаи людоедства. Страшный голод рушил привычные моральные ценности, скреплявшие людей в единый коллектив. Историк А.П. Щапов писал: «Люди, терзаемые голодом, валялись на улицах, подобно скотине, летом щипали траву, а зимой ели сено. Отцы и матери душили, резали и варили своих детей, дети — своих родителей, хозяева — гостей, мясо человеческое продавалось на рынках за говяжье; путешественники страшились останавливаться в гостиницах…».

Народ бедствовал, а в это же время знать устраивала дележ богатства и привилегий, злобно соперничая в поисках личного благополучия. Запасов зерна, припрятанных многими боярами, хватило бы всему населению на несколько лет. Но спекулянты удерживали хлеб, предвкушая повышение цен на него. Люди начинали думать, что это — кара Божья. Возникало убеждение, что царствование Бориса Годунова не благословляется Богом, потому что оно беззаконно, достигнуто неправдой. Следовательно, не может кончиться добром. Поэтому слухи о том, что царевич Дмитрий жив, ширились и приобретали лавинообразный характер.

Массовый голод и недовольство установлением крепостной зависимости стали причиной крупного восстания под руководством Хлопка (1602–1603), в котором участвовали крестьяне, холопы и казаки. Повстанческое движение охватило около 20 уездов Центральной России и Юга страны. Восставшие объединялись в крупные отряды, которые продвигались к Москве. Против них Борис Годунов направил войско под командованием И.Ф. Басманова. В сентябре 1603 года в ожесточенном сражении под Москвой повстанческая армия Хлопка была разбита, но Басманов погиб в бою, а Хлопок тяжело ранен, пленен и казнен.

Лжедмитрий I появился в 1601 году — в него превратился беглый монах, дьякон-расстрига Чудова монастыря в Кремле Григорий Отрепьев. Появление самозванца стало предлогом для начала интервенции 1601–1602 годов в польских владениях на Украине, где Лжедмитрий заявил о своих претензиях на московский царский трон. В Польше он обратился за помощью к шляхте и королю Сигизмунду III, а приняв католичество, обещал в случае успеха сделать эту религию государственной на Руси, а также отдать Польше Смоленск и прочие западные русские земли. 16 октября 1604 года Лжедмитрий I с отрядами поляков и украинских казаков двинулся на Москву. Даже проклятия московского патриарха не остудили народного воодушевления на пути «царевича Дмитрия» — к его войску примкнули беглые крестьяне, казаки, служивые люди. Правда, в январе 1605 года правительственные войска в битве при Добрыничах разбили самозванца, который с немногочисленными остатками своей армии был вынужден уйти в Путивль.

Лжедмитрий I.

Марина Мнишек.

Между тем ситуация для Бориса Годунова осложнялась еще и состоянием его здоровья. Но 13 апреля 1605 года он казался веселым и здоровым, много и с аппетитом ел. Потом поднялся на колокольню Ивана Великого в Кремле, с которой нередко обозревал Москву и ранее. Правда, вскоре сошел оттуда, почувствовав дурноту. Из ушей и носа у царя пошла кровь, он лишился чувств и умер. Ходили слухи, что Годунов в припадке отчаяния отравился. Царем стал его 16-летний сын Фёдор, юноша образованный и чрезвычайно умный, но не сумевший в столь трудной ситуации удержать власть. В Москве случился мятеж, спровоцированный сторонниками Лжедмитрия, царя Фёдора и его мать убили, оставив в живых лишь дочь Бориса — Ксению, которую ждала безотрадная участь наложницы самозванца. Москва же перешла на сторону Лжедмитрия. Официально было объявлено, что царь Фёдор и его мать отравились. Тела их выставили напоказ. Затем из Архангельского собора вынесли гроб Бориса Годунова и перезахоронили его в Варсонофьевском монастыре близ Лубянки. Там же захоронили и его семью: без отпевания, как самоубийц. 20 июня в столицу въехал «самодержец» Лжедмитрий I. Русская Смута приблизилась к своему апогею и массово охватила головы людей.

О Русской Смуте начала XVII века написаны горы книг. Тем не менее подавляющее большинство населения России в настоящее время связывают ее исключительно с польской интервенцией, а завершение Смуты с изгнанием поляков из Кремля и Москвы. На самом деле все было гораздо сложнее. Интервенция имело место, но она началась тогда, когда смута в Московском государстве уже была в разгаре. Да и призвали польских интервентов (точнее, международный наемный сброд) на Русь прежде всего сами московские бояре, различные политические группировки которых упорно перетягивали друг у друга канат власти, невзирая на беды страны и нужды ее народа. Большинство правящего класса тогда думало исключительно о себе и о собственной выгоде.

Даже Филарет— отец первого русского царя из династии Романовых Михаила — в те годы не раз шарахался из крайности в крайность. Как «родственник» он был освобожден из Антониево-Сийского монастыря Лжедмитрием I в 1605 году и занял важный церковный пост митрополита Ростовского. После свержения Лжедмитрия I оказался в оппозиции новому царю Василию Шуйскому. В 1608 году Филарет вообще стал «нареченным патриархом» Лжедмитрия II в его Тушинском лагере, хотя позже представлял себя «пленником» очередного самозванца, причем не настаивая на своем патриаршем сане. В 1610 году Филарет якобы был «отполонен» у тушинцев, принял участие в свержении Василия Шуйского и стал активным сторонником Семибоярщины, по приглашению которой, кстати говоря, в Кремле и оказались войска Сигизмунда III. Не возражал Филарет также против избрания московским царем польского королевича Владислава Сигизмундовича, но, участвуя в 1611 году в переговорах с самим Сигизмундом III под Смоленском по этому вопросу, он отказался подписать подготовленный польской стороной окончательный вариант договора, за что был арестован. Освобождение из польского плена последовало лишь 1 июня 1619 года по условиям Деулинского перемирия 1618 года. О позиции и поведении большинства других знатных московских бояр говорить в этом смысле еще сложнее, так как патриотизмом в их действиях даже не пахло.

Суть происходящего хорошо осознавалась в народе и определялась словом «воровство» (т. е. «предательство» в тогдашнем понимании этого слова), но быстрых и простых путей выхода из кризиса не мог предложить никто. Чувство сопричастности к общественным проблемам у каждого отдельного человека оказывалось недостаточно развитым. К тому же немалые массы простых людей заражались цинизмом, корыстью, забвением традиций и святынь. Разложение шло сверху — от потерявшей всякий авторитет боярской верхушки, но грозило захлестнуть и низы. Антиобщественные интересы явно брали верх, в то время как энергичные и честные люди, по словам С.М Соловьева, «погибли жертвами безнарядья». Во всех сословиях налицо были раздоры, недоверие, падение нравов. Это оттенялось бездумным копированием иноземных обычаев и образцов. Смута в умах усиливалась разгулом коррупции и дороговизны.

Да, Лжедмитрию I, а затем и Лжедмитрию II служило немало шляхтичей-литвинов, по разным причинам покинувших свою родину. Но подавляющее число «воров» составляли собственно русские люди, с завидным упорством и чрезвычайной жестокостью истреблявшие собственных соплеменников. Подогреваемые православным духовенством, панически боявшимся конкуренции с католической церковью, они сами учинили свое «смутное время», а потом, как это часто принято на Руси, во всех собственных бедах стали обвинять других.

Безвластие и потеря централизующих начал вели к оживлению местного сепаратизма. Собранные до этого в единое государство отдельные земли стали вновь проявлять признаки обособленности. Брожение охватило и жителей нерусских окраин — как тех, что были присоединены с помощью военной силы, так и тех, которые вошли в состав Московского царства добровольно, откликнувшись на перспективу стабильного порядка и отлаженных связей в сильном государстве. Если до Смуты Москва была координирующим центром, связывающим все области страны, то с утратой доверия к московским властям утрачивались и связи между отдельными областями. «…Потеряв политическую веру в Москву, начали верить всем и всему… Тут-то, в самом деле, наступило для всего государства омрачение бесовское, произведенное духом лжи, делом темным и нечистым» (С.М. Соловьев). Государство превращалось в бесформенный конгломерат земель и городов, а пренебрежение к государственным интересам и мелочная корысть боярства породили такое явление, как самозванство (не напоминает ли это Вам, уважаемый читатель, наше время, по крайней мере 90-е годы XX века).

Москва периода Смуты.

Лжедмитрий I быстро опостылел и был убит. В результате боярского заговора на престол вступил князь Василий Шуйский. Ограниченный претензиями боярства, он принес присягу своим подданным, что означало обязательство править по закону, а не по царской прихоти. Независимо от личных качеств нового правителя, это был первый в Московском царстве договор царя и общества, хотя от имени общества в данном случае выступала боярская верхушка. Таким образом, в очередной раз появилась надежда, что дальнейшее развитие Московского государства пойдет по польско-литовскому пути.

Но не тут-то было. Новые политические потенции так и не успели проявиться в условиях разгулявшейся народной стихии. Василий Шуйский вступил на престол в результате закулисных интриг, «без воли всея земли», поэтому народное сознание отказалось признать его царем. Странный характер происходивших на вершинах власти перемен подогревал сомнения и недоверие среди народа. Трудно было поверить в искренность пропаганды, недавно уверявшей в истинности царевича Дмитрия, а спустя лишь месяцы объявившей его лгуном и изменником. Брожение нарастало. Боярство, раздувая Смуту, загоняло себя в тупик. В социальных низах антибоярские настроения переросли в открытые выступления, вылившиеся в мощное антифеодальное крестьянское восстание. Возглавивший его Иван Исаевич Болотников, бывший холоп боярина Телятевского, призывал истребить бояр и овладеть «…женами их, и вотчинами, и поместьями». Масла в огонь подливала Речь Посполитая, посылавшая в Московию иезуитов, шляхтичей-авантюристов и разного рода подонков своего общества.

Тушинский лагерь.

Появился Лжедмитрий II, обосновавшийся лагерем в Тушине под Москвой. Бояре метались между ним и Шуйским. Страну захлестнула уголовщина. Грабежами занимались бродившие от города к городу польско-литовские, дворянские и казачьи отряды, различные ватаги и банды. От имени «тушинского вора» и наместника Сигизмунда III в Московском государстве А. Гонсевского шла раздача поместий присягнувшим им корыстолюбцам, хотя хозяева этих поместий были в полном здравии. Помутнение в умах раскалывало семьи, брат шел на брата, отец — на сына. В Москве у кремлевского дворца беспрестанно волновались толпы народа, предписывая Шуйскому, а затем и Боярской думе, что нужно делать и какие указы принимать.

После свержения Василия Шуйского и нескольких месяцев правления аристократического правительства в составе князей Ф.И. Мстиславского, И.М. Воротынского, А.В. Трубецкого, А.В. Голицына, Б.М. Лыкова, И.Н. Романова и Ф.И. Шереметева (Семибоярщина) претензии на московский престол перешли к иностранцам. Дело в том, что после того, как с самозванцами не вышло, первоначально частная и запутанная королевская авантюра Сигизмунда III переросла в официальную войну Речи Посполитой с Московским царством. Справедливости ради надо заметить, что и в нем самом тогда весьма широкие общественные круги были заинтересованы в приходе войск Короны польской и Великого княжества Литовского. Например, очень многие бояре, крестьяне и казаки надеялись, что они помогут, наконец, посадить на московский престол справедливого царя и установят порядки сродни собственным. Прямо скажем, надежды эти имели под собой определенные основания. Одним словом, все было очень непросто.

Как бы то ни было, в сентябре 1609 года Сигизмунд III двинул польско-литовские войска к Смоленску и осадил этот город, в котором находилось до 4000 войска под начальством воеводы Шеина. Вышедшее весной следующего года на выручку Смоленску московское войско во главе с князем Дмитрием Шуйским было разбито у деревни Клушино отрядом гетмана Жолкевского, после чего тот двинулся к Москве, не встречая никакого сопротивления. Боярская дума, точнее Семибоярщина, срочно вступила в переговоры с королем и согласилась признать своим царем его сына — королевича Владислава, но только при условии принятия им православия. Владислав также должен был жениться на православной русской и ограничить число своих польских приближенных. Это соглашение было заключено 27 августа 1610 года. Опасаясь недовольства москвичей и не доверяя собственным войскам, члены Семибоярщины совершили акт национальной измены и в ночь на 21 сентября 1610 года тайно впустили в Москву войска польского короля. Так что ни Москву, ни Китай-город, ни Кремль «польские» интервенты не брали, а вошли туда вполне законно по просьбе тогдашнего московского правительства .

Но уже с октября 1610 года вся реальная власть в Москве сосредоточилась в руках С. Жолкевского и А. Гонсевского — комендантов московского и кремлевского гарнизонов соответственно.

Кстати, гарнизон Московского Кремля до самой его капитуляции в ноябре 1612 года в основном состоял из литвинов (предков современных белорусов). Второй по численности национальной группой были наемники-немцы. Третьей — наемники-французы. И только после них — поляки! Отметим также, что многие действующие лица этой исторической драмы тоже были литвинами. Из наиболее известных фигур можно назвать Яна Карла Ходкевича, Яна Петра Сапегу, Александра Лисовского, Осипа Будзила, Романа Рожинского и пр.

Первоначально у короля Сигизмунда III были далеко идущие, но не сильно затейливые планы. Он хотел лишь посадить самозванцев Дмитрия I (потом II) на московский престол, а Москву сделать союзником Речи Посполитой в войне со Швецией. Но аппетит, как известно, приходит во время еды. После полутора лет осады в начале 1611 года Смоленск капитулировал и был присоединен к Речи Посполитой. Видя слабость Москвы, Сигизмунд перестал соглашаться на воцарение Владислава и предъявил свои собственные права на всю Русь, послав для занятия ее городов специальные воинские отряды. А что до Семибоярщины, то в качестве номинального органа власти она просуществовала вплоть до освобождения Москвы Народным ополчением под руководством Минина и Пожарского.

В 1611 году Московское государство действительно выглядело разрушенным, а правительство парализованным. Центр страны контролировали войска Сигизмунда и его сторонников, а Новгород, Псков и Ивангород оказались у шведов. Каждый город Московской Руси теперь действовал особняком, хотя в сознании людей все настойчивее крепла тяга к порядку. В отдельных московских землях регулярно собирались местные земские рады и сходы, где люди сообща обсуждали возникающие проблемы. Постепенно становилось ясно, что решить их в местных рамках невозможно, поэтому зрело понимание необходимости общерусского движения. Отражением чего стали народные ополчения, собираемые в провинциальных городах. В общем, осознание национального единства не исчезло. Напротив, Смута постепенно придала ему все большую силу. Непрерывную проповедь в пользу государственного единства теперь вела и православная церковь. Другими словами, народная энергия не увяла от «безнарядья», а продолжала питать государственное творчество. В частности, в то время активно осваивается Поволжье, Урал и Сибирь, возникают такие города, как Пелым, Верхотурье, Сургут, Нарым, Мангазея, Туринск.

К концу 1611 года все это начало давать результаты — первое казацко-дворянское ополчение во главе с П.П. Ляпуновым оттеснило интервентов в Китай-город и Кремль, а еще через год у стен Москвы появилось Народное ополчение Северо-Восточных русских земель под началом нижегородского старосты Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского. Проводя идею государственной консолидации, они четко уловили главные задачи момента: изгнать интервентов и подготовить условия для создания общенационального правительства, пользующегося доверием сословий. Во второй половине 1612 года произошли решающие бои: 22–24 августа были разбиты польско-литовские подкрепления, шедшие на выручку гарнизона Кремля под началом гетмана Ходкевича, а в начале ноября сдался и Кремль. В 1613 году московские войска возвратили обратно Дорогобуж, Вязьму, Белый и др., но вернуть Смоленск не смогли. В общем, интервенты и их союзники отечественного разлива были в основном разбиты и изгнаны из пределов Московского государства, а само оно стало выходить из Смуты. Правда, шайки поляков, казаков и литовских людей еще долго грабили многие земли, да и московский правящий класс был не един.

Бой ополченцев с кавалерией интервентов.

Все это давно известно из учебников, различных исторических трудов и художественной литературы. Но очень немногие знают, что в реальности происходило в то самое время на землях Западной Руси, то есть в Великом княжестве Литовском. А происходили там не менее страшные вещи. Их предыстория вкратце такова: на рубеже XVI–XVII веков Речь Посполитая переживала экономический и культурный подъем, но династическая интервенция в Московское государство короля Сигизмунда III (он же великий князь Литовский Жигимонт III) прервала его. Против войны с Москвой и поддержки Лжедмитриев тогда выступал едва ли не весь народ ВКЛ (нынешние белорусы и литовцы), вся шляхта и все мещане, потому как эта война, во-первых, не отвечала их интересам, а во-вторых, была еще и незаконной — сейм Великого княжества Литовского не дал королю согласия на интервенцию. Как видим, и здесь тоже все было достаточно запутанно.

Между тем приватные действия короля привели к тому, что с 1609 года Беларусь превращается в плацдарм польской агрессии на московские земли. Первоначально наемная армия Сигизмунда III идет через ее территорию на Смоленск и Москву, а спустя пару лет в московско-литовском пограничье появляются тысячи неоплаченных солдат-наемников, вышибленных обратно. Это были многочисленные вооруженные отряды донельзя деморализованных профессиональных убийц, которым правительство не заплатило за их «работу», поскольку денег на это у него не было, да и особого желания, видимо, тоже. Причем всех их вышвырнули из Московии без какой-либо существенной добычи. Обиженные и взбешенные «псы войны» начинают повсеместно домогаться от простого населения ВКЛ компенсации их «крывей заганараваных заслуг» (кровью обеспеченных заслуг), проще говоря, силой беря на пути своего следования все что можно. Попутно они жгут деревни, местечки, угрожают пойти на столицу государства, держат в страхе все мирное население, и так продолжается годами. Но это было только начало.

С 1610 года на юго-восточные рубежи ВКЛ наваливаются еще и запорожские казаки из армии гетмана (кошевого атамана) Сагайдачного, ранее активно участвовавшие в походах Лжедмитриев и Сигизмунда III на Московское государство (он посулил казакам: 1) расширение казацкой территории; 2) свободу православной веры; 3) увеличение реестрового казацкого войска; 4) признание автономии Украины). А их было порядка 20 тысяч человек. Эта огромная казачья банда порабощает значительную часть Беларуси. Наступает безвременье. Война затягивается, она тяжела, а правительство не может найти ни денег на продолжение войны, ни сил для ее победоносного завершения. Оно уже даже не контролирует собственную территорию. Кроме того, московские войска тоже начинают нападать на южные и восточные белорусские земли (литовские земли были далековато). В народе зреют настроения апокалипсиса — людям кажется, что наступает конец света, так как впервые за многие столетия их никто не может защитить — приходят чужие войска, убивают, насилуют и забирают в рабство.

Конечно, население как могло защищалось. Но, во-первых, без армии эффективно защищаться невозможно. А во-вторых, тут была еще одна проблема, достаточно деликатного для той поры свойства. Сохранились письма шляхты, дающие яркое представление о правовом сознании граждан ВКЛ, которые уже тогда имели четкое представление о собственных политических правах и правах государства. Например, в 1614 году оршанская шляхта, в том числе паны Сапеги и Ходкевичи, подписали очень злое письмо королю и великому князю. В нем содержалось требование обеспечить соблюдение их гражданских прав. Политика короля привела к потере Великого княжества, писали они, — границы открыты, враг приходит и безнаказанно творит что хочет. Люди платят налоги в государственную казну, и им должна быть гарантирована безопасность со стороны государства. Такая вот политическая культура существовала там, в XVII веке!

Вскоре был созван первый в истории Речи Посполитой чрезвычайный сейм, который занимался исключительно поисками финансов для завершения войны. На сейме открыто говорилось о том, что Беларусь и Украина понесли потери, которых не знали 200 лет. Полоцкие послы просили: дайте денег на защиту наших границ, дайте денег для спасения Полоцка, тогда как польские послы придерживались позиции — пусть лучше погибнет один уезд, чем погибнем мы все.

В конце концов какие-то деньги нашли, и в 1617 году королевич Владислав, все еще предъявлявший притязания на московский престол, во главе 11-тысячного войска вновь двинулся на Москву. Оно заняло Дорогобуж и Вязьму, но под Калугой и Тверью существенных успехов добиться не смогло. В 1618 году армия Владислава безуспешно попыталась овладеть Можайском, однако достаточно быстро сняла осаду города и направилась на Москву. В ходе этого похода к ней вновь присоединяются казаки кошевого атамана Сагайдачного. Попытка внезапного штурма Москвы, предпринятая 1 октября, успеха не имела. Столь же неудачным было нападение на Троице-Сергиеву лавру. Владислав вынужденно вступает в переговоры с посланцами Михаила Фёдоровича, которые заканчиваются заключением перемирия сроком на 14 с половиной лет. Оно было заключено 1 декабря 1618 года в селе Деулино, что под Сергиевым Посадом. Согласно условиям этого перемирия Речь Посполитая возвращала из плена митрополита Филарета, отца нового московского царя, воеводу Шеина и других пленных московских вельмож. Взамен Польско-Литовское государство получило значительные территории с городами: Смоленск, Дорогобуж, Рославль, Чернигов, Стародуб, Новгород-Северский, Трубчевск, Себеж, Серпейск, Невель и др.

Королевич Владислав (1595–1648).

Военные действия периода Смуты.

Таким образом, освобождение Филарета из плена обошлось Московскому государству очень недешево. Однако он был нужен стране как фактический правитель при малолетнем и неопытном тогда Михаиле Фёдоровиче, который в силу целого ряда личностных обстоятельств быть адекватным царем в то трудное время не мог, но олицетворял собой на троне важный сословный компромисс, нарушать который после долгих лет Смуты было смерти подобно. Размен пленных затянулся до 1 июня 1619 года. При этом Владислав от своих прав на московский престол не отказывался, а правительство Речи Посполитой не признало Михаила Фёдоровича царем и не хотело дипломатически сноситься с ним как с великим государем. В конечном счете все это привело к новой войне 1632–1634 годов, позже получившей название Смоленской.

 

Смоленская война 1632–1634 годов

Очередное столкновение Речи Посполитой с Московским государством было тесно связано с событиями Тридцатилетней войны в Европе (1618–1648) между католическими и протестантскими государствами, тоже очень ожесточенной, кровопролитной и разорительной. В 1609 году был создан военный союз — Католическая лига (германский император, католические князья Германии и Испания), имевшая целью восстановить главенство католицизма на территории Священной Римской империи германской нации. Католической лиге противостояла Евангелическая уния (протестантские княжества южной и западной Германии), к которой присоединились курфюрст Бранденбургский, ландграф Гессенский и некоторые города Священной Римской империи. Поводом к началу первой общеевропейской войны между двумя группами держав — габсбургским блоком (испанские и австрийские Габсбурги, католические князья Германии при поддержке Ватикана и Речи Посполитой) и антигабсбургской коалицией (германские протестантские князья, Франция, Швеция, Дания при поддержке Англии, Голландии и Московского царства) — стало антигабсбургское восстание сословий 1618–1620 годов в Чехии.

В 1620 году в битве при Белой горе под Прагой австрийским войскам при помощи Католической лиги удалось разбить восставших, после чего Чехия окончательно потеряла самостоятельность и вплоть до 1918 года входила в состав империи Габсбургов. Начавшаяся как религиозная война между католиками и протестантами, Тридцатилетняя война вскоре превратилась в столкновение групп государств за господство в Европе, в том числе идеологическое. На стороне протестантов вступила Дания, затем Швеция и Франция, стремившаяся захватить нижнее течение германских рек и территорию по течению Рейна. Можно сказать, что в первой половине XVII века «сдурела» почти вся Европа, но Тридцатилетняя война, кроме всего прочего, приостановила контрреформацию в значительной части европейских стран. По крайней мере, попытка Габсбургов и имперской Вены вернуть в лоно католической церкви северную Германию потерпела неудачу.

Эта война стала одной из самых длительных, ожесточенных и кровопролитных коалиционных войн в европейской истории. Она делится на несколько периодов, но в начале 30-х годов XVII века едва ли не главным действующим лицом этой войны становится Швеция, которая еще каких-то двадцать лет тому назад была бедной и малонаселенной северной страной. Единственным ее богатством являлись железные рудники (шведское железо давно считалось лучшим в тогдашнем мире), но после 1610 года там началось строительство больших каменных домен с мощной системой поддува воздуха, дающих более высокую температуру. Это позволило резко улучшить качество чугунного литья и создать такую артиллерийскую новинку, которая надолго сформировала контуры европейской истории и военного строительства. Ею была шведская гаубица.

Король Густав Адольф поздравляет свои войска с победой при Брейтенфельде.

В те времена пушки отливали преимущественно из меди, причем стенки ствола делали настолько толстыми, что даже малокалиберные орудия было трудно перевозить по полю боя из-за их тяжести. Шведы сумели наладить производство легких чугунных пушек. Правда, из них можно было стрелять лишь картечью на сравнительно небольшие дистанции, но зато отныне артиллерия могла сопровождать пехоту на поле боя; каждый полк шведской армии получил по две легкие пушки. Шведские войска комплектовались как за счет подворной воинской повинности свободного шведского крестьянства, так и за счет вербовки наемников. Благодаря этому армия Швеции оказалась более дисциплинированной, чем наемные армии других западноевропейских стран. Шведская пехота состояла наполовину из пикинеров, наполовину из мушкетеров и имела более свободное построение. Значительно увеличилась и доля конницы в общей численности шведских войск (до 40 %).

Швеция долгое время не принимала участия в Тридцатилетней войне, так как была занята противостоянием с Речью Посполитой за Балтийское побережье. Но в 1630 году эта война закончилась и Швеция, заручившись поддержкой Московского государства, которое обеспечивало льготные поставки зерна, вторглась в северную Германию. Так начинается шведский, или шведско-русский, период Тридцатилетней войны (1630–1635). Вскоре к ним присоединилась еще Саксония, отказавшаяся от политики нейтралитета после осады своей столица Магдебурга. Курфюрст Саксонии Иоган Георг заключил союз со шведским королем Густавом Адольфом и выступил против генералиссимуса Католической лиги Тилли.

Полковая артиллерия шведов оказалась всесокрушающим оружием. В деле она показала себя сразу же после того, как армия короля Швеции Густава Адольфа высадилась в Германии — в битве у деревни Брейтенфельде, недалеко от Лейпцига, шведские гаубицы практически безнаказанно расстреляли армию императора Фердинанда II под командованием Тилли. И это была первая крупная победа протестантов в столкновениях с католиками, но шведы быстро стали хозяевами Центральной Европы, в которой за двадцать лет войны им удалось сжечь порядка 20 тысяч городов и деревень. Очень сильно досталось от них Германии и Чехии, а когда шведская армия обрушилась на Польшу, это тоже стало для нее страшным бедствием.

В битве при Брейтенфельде шведы также впервые применили элементы линейной тактики, что позволило им гораздо эффективнее использовать огнестрельное оружие и явилось еще одной причиной убедительной победы. Шведская артиллерия при Брейтенфельде не только прикрывала огнем боевые порядки, но и активно маневрировала на поле боя вместе с пехотой и кавалерией. Поэтому после Тридцатилетней войны европейские армии стали располагаться в две линии, причем кавалерия образовывала фланги, а пехота — центр. Артиллерия размещалась перед фронтом или в интервалах между другими войсками.

Поскольку война была затяжной и трудной, то Московское царство, сильно пострадавшее от недавней Смуты и интервенции католической Польши, представляло для протестантской коалиции привлекательного союзника. С другой стороны, в Москве тоже понимали, что Тридцатилетняя война отвлекает ее западных соседей от дел на востоке и дает ей время оправиться от последствий собственных потрясений. В общем, «перетерпев судеб удары», слегка окрепшее Московское царство решило попытать счастья и отвоевать у Великого княжества Литовского потерянные недавно земли.

Жестокие уроки предыдущих столкновений с Речью Посполитой и Швецией показали, что любое отставание Москвы в военной области оборачивалось для нее тяжелыми поражениями и угрозой потери независимости. Поэтому под влиянием успехов соседей и собственных неудач прежняя национальная самоуверенность сменилась у части московского общества более критическим восприятием собственной жизни, а кризис прежней военной организации дал толчок попыткам обновления вооруженных сил. В стране начинается вторая со времени Ивана Грозного крупная военная реформа, имеющая цель приблизить вооруженные силы Московского государства к западным образцам — наряду с поместной конницей и стрелецкими частями создается новый род войск — «полки иноземного строя», в том числе кавалерийские рейтарские.

Первые московские рейтары.

Крылатые гусары ВКЛ.

Это уже было постоянное войско, сформированное по образцу западноевропейских армий. Полки иноземного строя имели отличное, закупленное за границей снаряжение и вооружение. Их старший командный состав, а также отдельные соединения вначале полностью состояли из иностранцев, принятых на царскую службу и получавших стабильное жалованье. Русский рядовой состав в такие полки первоначально тоже набирался из вольных «охочих» людей, но в дальнейшем постепенно стал преобладать принудительный набор в пехотные полки даточных людей (тяглые люди, отданные на пожизненную службу в армии), а в кавалерию — мелкопоместных и беспоместных дворян. Полки иноземного строя в дальнейшем стали основой российской регулярной армии.

В рамках дипломатической подготовки к войне Москве удалось вовлечь в союз против Речи Посполитой Швецию, что, впрочем, тогда сделать было нетрудно — эти страны давно воевали за преобладание в Прибалтике. Польша и ВКЛ стремились обеспечить жизненно важный для них выход в Балтийское море, а Швеция — перекрыть торговые пути своих противников, чем обеспечить себе серьезные политические рычаги влияния на них и неплохой доход от разного рода торговых сборов в портах Балтики, расположенных в устье Западной Двины (Рига), Немана (Мемель) и Вислы (Гданьск). Впрочем, у Москвы на этот счет были и свои планы, но тогда для их реализации государство еще не созрело. Начало военных действий ускорила смерть польского короля Сигизмунда III Вазы. Воспользовавшись наступившим в Варшаве безвластием, царь Михаил Фёдорович осенью 1632 года начал войну против Речи Посполитой.

Вначале военные действия шли очень успешно для московского государства, напоминая первые кампании Ивана III. Уже к концу года без особого труда удалось отвоевать большую часть потерянных пятнадцать лет назад земель — Серпейск, Дорогобуж, Белую, Рославль, Себеж, Стародуб, Новгород-Северский и ряд других городов. Но Смоленск, бывший главной целью похода, с ходу взять не удалось. Не оправдались и надежды на Швецию. После гибели короля Густава Адольфа (1632) она отказалась от военного сотрудничества. Стоит отметить, что численность российских вооруженных сил после Ливонской войны и Смуты значительно сократилась. Если Иван Грозный водил в походы 150-тысячные рати, то Михаил Федорович имел всего около 70 тысяч воинов.

Осада Смоленска в 1632–1634 гг.

5 декабря 1632 года главные силы русской армии численностью 32 тысячи человек под командованием воевод Михаила Шеина (героя прошлой Смоленской обороны) и его помощника Артемия Измайлова подошли к стенам Смоленска и начали его осаду, предварительно разбив стоявший рядом 8-тысячный отряд Гонсевского. Город защищал польско-литовский гарнизон во главе с губернатором Воеводским численностью примерно 3 тысячи человек. Зимняя осада окончилась ничем. Неудачей завершились также штурмы в мае и июне 1633 года. За время осады московское войско под Смоленском, как это обычно бывает, заметно сократилось, главным образом из-за ухода части служилых людей в южные районы на защиту своих поместий, подвергшихся нападениям отрядов Крымского ханства и запорожских казаков — подданных Польского королевства. Но и положение смоленского гарнизона становилось критическим.

Правда, к тому времени польским королем и великим литовским князем был избран сын Сигизмунда — Владислав IV. Он-то и пришел на выручку смоленскому гарнизону в августе 1633 года с 23-тысячной армией, которая 28 августа атаковала ключевую позицию осаждавших город царских войск — Покровскую гору и занимавший ее полк иноземного строя под командованием полковника Маттейсона. С помощью присланных подкреплений (отряды Прозоровского и Белосельского) первый натиск был отбит, но в упорном двухдневном сражении, состоявшемся 11–12 сентября, московские части были сбиты с этой позиции, а немалое число иностранных наемников не то было пленено, не то перешло на сторону противника. Шеин запаниковал, ограничился обороной и отдал инициативу Владиславу IV, который не преминул воспользоваться этим. Уже в октябре 1633 года его войска взяли Дорогобуж, где находились крупные запасы провианта, а затем польско-литовская конница обошла русский лагерь и перерезала дорогу, связывавшую Шеина с Москвой. В результате московское войско фактически было окружено. Попытка прорвать кольцо окружения, предпринятая в декабре, окончилась неудачей.

Отрезанная от баз снабжения армия Шеина под Смоленском стала страдать от холода и недостатка съестных припасов, а ее дисциплина и боеспособность резко упали. В конце концов эпидемии и голод вынудили Шеина вступить в переговоры. 15 февраля 1634 года, так и не дождавшись подкреплений из Москвы, он подписал почетную капитуляцию — московское войско беспрепятственно отпускалось домой со знаменами и личным оружием (без артиллерии) с обязательством четыре месяца не воевать против Речи Посполитой. В обратный путь отправилось всего 8 тысяч человек. Еще 2 тысячи больных остались под Смоленском на милость победителей. Обратно московские полки выступили в полной тишине со свернутыми знаменами. Поравнявшись с королем и его свитой, Шеин и другие воеводы сошли с коней, знаменосцы положили знамена на землю и отступили назад. Затем по специальному знаку знамена развернули и ударили в барабаны. Это была одна из самых крупных неудач московской армии в XVII веке. В Москве поражение восприняли очень болезненно. После «разбора полетов» командующий Михаил Шеин и окольничий Артемий Измайлов с сыном Василием были признаны виновными в поражении и казнены 28 апреля 1634 года.

Владислав IV принимает капитуляцию воевод Шеина и Измайлова, 1634 г.

Решив проблему Смоленска, Владислав IV двинулся в поход на Москву, но на пути его войска непреодолимой преградой встала небольшая крепость Белая, упорная оборона которой в феврале — марте 1634 года остановила наступательный порыв короля. Защитники Белой отбили все приступы и даже сделали дерзкую вылазку, во время которой захватили 8 знамен противника. Находясь под стенами крепости, армия Владислава терпела немалую нужду от голода и холода. По свидетельству источников, для многих из них и кусок хлеба с водою был лакомством. Даже сам король ограничил свой обеденный рацион лишь половиной курицы, а другую половину откладывал до следующего раза. В его частях началось дезертирство.

Тем временем близ Можайска была спешно сформирована новая московская армия (10 тыс. чел.) под командованием воевод Дмитрия Пожарского и Дмитрия Черкасского. Не располагая достаточными силами для затяжной войны, а также из-за больших потерь под крепостью Белой (по причине большого кровопролития поляки и литвины прозвали ее «Красной») и опасаясь нападения на Польшу Турции, Владислав IV отказался от похода на Москву и предложил начать переговоры о мире. Они состоялись 17 мая — 4 июня 1634 года в деревне Семлево на реке Поляновка, между Вязьмой и Дорогобужем. Русскую делегацию возглавляли боярин Ф.И. Шереметев и окольничий князь А.М. Львов, делегацию Речи Посполитой — коронный канцлер епископ Ян Задзик и гетман ВКЛ Христофор Радзивилл. Поляновский мир подтвердил границу между Московским царством и Речью Посполитой, установленную Деулинским перемирием 1618 года, то есть Москва отказалась от прав на все земли, захваченные у нее Речью Посполитой в Смутное время (исключая Серпейский уезд), и обязалась выплатить 20 тысяч рублей контрибуции.

Речь Посполитая выводила свои войска за пределы Московского государства, а король Владислав IV Ваза отказывался от претензий на русский престол и своего формального титула «Великий Государь, Царь и Великий Князь всея Руси». Таким образом, Михаил Фёдорович, наконец, признавался законным русским царем. Король также обязался отдать Москве все документы, связанные с его избранием московским царем в 1610 году (крестоцеловальная запись бояр и др.), а также останки царя Василия Шуйского и его родных, умерших в польском плену. По условиям мира, состоялся немедленный обмен пленными без всякого выкупа, а в 1635–1648 годах прошло межевание границы. Черниговская земля с городами Чернигов и Новгород-Северский оставалась за Польским королевством, а Смоленская земля с городами Смоленск, Трубчевск, Рославль и др. — за Великим княжеством Литовским.

Карта Речи Посполитой в 1635 г.

Церковь на месте заключения мира.

Здесь уместно будет отметить, что в ходе переговоров делегация Речи Посполитой предлагала Москве договориться еще и о многих других интересных вещах. Например, разрешить строительство в Московском государстве католических костелов и взаимное приобретение вотчин на территории друг друга. Позволить подданным обоих государств свободно вступать в брак. Установить, чтобы царь Михаил Фёдорович подписывался лишь как «царь своей Руси», а не «царь всея Руси». Определиться с тем, чтобы «король польский и великий государь московский вместе старались, чтоб был у них наряд пушечный, корабли и люди воинские на море Ливонском (Балтийском) и на море Великом (Черном) для расширения границ». Все эти предложения московская сторона отвергла, что, на наш взгляд, весьма примечательно и косвенно свидетельствует о том, что ни о каком полюбовном стратегическом урегулировании взаимоотношений со своим западным славянским соседом в Москве тогда уже даже не помышляли. Задача ставилась другая: силой присоединить «отчину», и не только, поэтому Поляновский мир рассматривался как временный, хотя и был ратифицирован обеими сторонами в 1635 году.

 

Прелюдия белорусского «Потопа» — Хмельниччина

Как бы то ни было, Смоленская война закончилась, в Великом княжестве Литовском и частично Польше настал период относительной стабилизации: так называемое «золотое спокойствие» — 14 лет правления Владислава IV Вазы, оказавшихся последней (исключая правление Яна III Собеского) стабильной эпохой в истории Польско-Литовского государства. Владислав IV избавил Речь Посполитую от активного участия в Тридцатилетней войне, заботился о сохранении религиозной терпимости, провел военную реформу и выступал против магнатов, стремясь укрепить королевскую власть, правда не очень успешно. Король также сумел подавить два казацко-крестьянских восстания на Украине в 1637 и 1638 годах.

Восставшие казаки, равно как и крестьяне, нигде и никогда не отличались толерантностью. В городах Лубны и Лохвица, например, они разрушили костелы и синагоги, убили всех ксендзов, немало простых католиков и евреев. Но и подавлявшие бунт польские войска вели себя не многим лучше. Подавив восстание в названных городах, они казнили лютой смертью его предводителя Павлюка, а всю дорогу от Днепра до Нежина уставили кольями с посаженными на них восставшими холопами. Права и вольности казаков тоже были ограничены, многих из них прикрепили к земле и обязали работать на панов, а за малейшую попытку к восстанию беспощадно наказывали. «И мучительство фараоново, — записано в малороссийской летописи, — ничего не значит против их тиранства. Ляхи детей в котлах варили, женщинам выдавливали груди деревом и творили иные неисповедимые мучительства». Все это подогревало страсти и долго продолжаться не могло. В общем, не успело все более-менее стабилизироваться в стране, как беда вновь постучалась в двери — начинается новая фаза масштабной драмы в пределах Речи Посполитой — Хмельниччина.

Владислав IV скоропостижно умер 20 мая 1648 года в местечке Мареча по пути к своим войскам. Ходили слухи, что его отравили. Король не оставил наследников, поэтому в государстве наступило «бескоролевье» и замаячили тяжелые выборы нового правителя. Но еще до смерти короля весной 1648 года на Украине вспыхнуло новое мощное казацкое восстание, вскоре переросшее в великую казацко-крестьянскую войну против Короны польской. Ее обычно называют освободительной, хотя на самом деле она была гражданской. Стараниями Богдана Хмельницкого в том же году военный пожар перекинулся на Великое княжество Литовское, прежде всего на его белорусские земли, где эта война стала стопроцентно гражданской. Дело в том, что казацкие загоны, присланные Богданом Хмельницким в ВКЛ, по большей части состояли из литвинов и белорусцев, в свое время удравших на Украину в поисках лучшей доли. А карательная армия княжества во главе с гетманом Янушем Радзивиллом (представитель литовско-белорусского магнатского рода, сын Христофора Радзивилла), усмирявшая их, тоже состояла преимущественно из белорусов.

До середины XVII века Речь Посполитая была одним из сильнейших государств Европы в военном отношении. Ее полководцы с успехом громили турок и крымских татар, шведские и московские рати. Главной ударной силой польско-литовской армии была кавалерия, прежде всего тяжелая конница. Редкий противник мог выдержать мощный удар сомкнутого строя закованных в латы знаменитых крылатых гусар. Пехота и артиллерия Речи Посполитой были гораздо слабее, уступая соседним странам. Но со второй половины XVII века военное могущество Польского королевства и Великого княжества Литовского стало стремительно иссякать. Шляхта все реже желала вотировать налоги на войско и стремилась поддерживать мирные отношения с соседями, даже если их политика была откровенно агрессивной по отношению к Польско-Литовскому государству. Нередко доходило до курьезных ситуаций. Шляхетские сеймики не выделяли средства на собственную армию, но когда надо было откупиться от следовавших через восточные воеводства Речи Посполитой московских войск и сохранить от разорения собственные имения, то они оперативно утверждали необходимые для этого налоги. Во время непрерывной череды войн в 1650-1670-х годах долги перед армией достигали астрономических сумм, поэтому войско зачастую собиралось только к концу лета, когда военную кампанию надо было уже завершать. Кроме того, после окончания войны сейм непременно требовал от короля и гетманов немедленного роспуска армии.

Разумеется, с государством, не имевшим постоянной боеспособной армии, со слабой центральной властью и пустой казной соседние державы считались все меньше. Во второй половине XVII века дипломаты соседних стран начинают активно пользоваться внутренней слабостью Речи Посполитой, чтобы подчинить ее своему влиянию. Наиболее активно в этом направлении действовали агенты Австрии, Франции, римского папы, Бранденбурга-Пруссии, а начиная с XVIII века и России. Папские нунции пытались столкнуть Речь Посполитую с Турцией в интересах Австрии. Бранденбургский курфюрст намеревался подчинить польско-литовскую внешнюю политику своим интересам в Прибалтике. Но главными игроками на польской арене тогда были Австрия и Франция, соперничавшие между собой за европейскую гегемонию. Французский король Людовик XIV строил планы создания антигабсбургского «восточного барьера», куда по замыслу Короля-Солнце должны были войти Польша, Турция и Швеция. В самой Речи Посполитой крупные группировки магнатов ориентировались кто на Париж, кто на Вену и вели между собой ожесточенную борьбу. При этом каждая «партия» считала, что именно она руководствуется «благом республики» и действует в интересах всего шляхетского «народа». С середины XVII века Речь Посполитая была ввергнута в масштабные войны с соседями, которые поставили шляхетскую республику на край гибели. Однако началось все с потрясений внутренних, о которых здесь необходимо сказать особо.

Как отмечалось ранее, согласно Люблинской унии 1569 года земли Великого княжества Литовского — Волынь, Киевщина и Брацлавщина были присоединены к Польскому королевству. Случилось это не без активной помощи местной украинской шляхты и казацкой старшины, соблазненных посулами шляхетских вольностей, равных польским шляхетским свободам. Фактически же произошла польская колонизация плодородных земель юго-восточных окраин Речи Посполитой, т. е. Украины, или Малороссии. Польские магнаты, получая от короля в вечное владение обширные и малозаселенные украинские земли (как тогда назывались земли Киевского, Брацлавского, а чуть позднее и Черниговского воеводств), привлекали туда переселенцев из внутренних районов страны, освобождая их на несколько лет от налогов. Так в Малороссии появились обширные латифундии панов Вишневецких, Любомирских, Конецпольских, Заславских, Собеских и других польских магнатов, а социальное напряжение очень быстро получило национальную окраску.

Эксплуататор, или пан, отождествлялся с поляком, или шляхтичем. Хотя, откровенно говоря, в казацких войсках Хмельницкого было полно украинской шляхты. Но Богдан Хмельницкий умело воспользовался обстоятельствами, чтобы придать войне национальный характер: Украина против Польши. А на самом деле украинская шляхта воевала и с той и с другой стороны. В общем, оказалось, что претензии населения украинских земель к Великому княжеству Литовскому столетней давности, хотя и имели под собой основания, были несравнимы с его нынешними претензиями к Польше, поскольку жить в ВКЛ украинцам было много лучше и свободнее, чем в Польском королевстве. Однако обратно ходу уже не было.

В Беларуси ситуация была иной. Шляхта в массе своей осталась на стороне государственных интересов и не поддержала казацкое восстание. Здесь государственный патриотизм оказался более мощным, а политическая культура и гражданское сознание — более развиты, да и владений польских магнатов в ВКЛ практически не было. Поэтому Януш Радзивилл довольно эффективно провел войну против казаков, одержал много блестящих побед и к 1651 году сумел фактически стабилизировать ситуацию. Но ненадолго.

В XVI веке в низовьях Днепра за порогами возникло Запорожское казачество и его укрепленный лагерь — Сечь. Запорожское, равно как Донское и любое прочее казачество, формировалось из самых разных людей, уходивших на Нижний Днепр (Низ) и Дон в поисках вольной жизни, ради охоты, промыслов и разбоя. Постоянная борьба с крымскими татарами, кочевавшими в Диких полях, сделала из казаков опытных и закаленных воинов. Они стали совершать регулярные набеги на соседние государства — в первую очередь на Крым и Турцию, проявив себя умелыми мореходами и мастерами абордажного боя. Украинское казачество той поры представляло собой полувоенное, полукрестьянское сословие, не желавшее подчиняться кому бы то ни было, но в определенный момент выступившее главной движущей силой в войне за освобождение Украины от власти «ляхов и жидов».

В 1620 году казаки захватили и сожгли Варну. В этом же году в битве под молдавской Цецорой погиб отец Богдана Хмельницкого, а сам будущий гетман попал в плен, где провел два года. А в двадцатые годы XVII века казаки уже не упускают ни одной возможности добраться до турецких берегов. Продвигаясь от Дуная к Стамбулу на ладьях-чайках, они сожгли Буюкдере, Зенике, Здегну. Чтобы воспрепятствовать проходу казаков к Стамбулу, туркам пришлось даже перетянуть через Босфор древнюю цепь, которую использовали еще византийцы сотни лет назад, защищая Константинополь от славянских набегов. Вести об успехах казаков на море быстро распространились по всей Украине, и в 1623 году под командованием гетмана Жмайло собралось уже 10-тысячное войско. Казаки взяли Трапезунд, а затем и Синоп. Недалеко от города их встретил турецкий флот из 43 кораблей и галер. 400 турецких судовых пушек стали обстреливать казацкие чайки, но казаки контратаковали, а несколько сотен из них даже забрались на флагманский корабль «Баштарду», где находился паша Решид. Лишь начавшийся шторм позволил туркам оторваться и уйти в сторону Стамбула, пленив при этом 270 казаков, уже забравшихся на борта их кораблей.

В 1624 году, высадившись с 80 чаек, казаки захватили и разграбили город Кафу, освободив тысячи соотечественников. Весной 1625 года на 86 чайках они снова разграбили многие портовые города Османской империи и даже подходили к предместьям Константинополя. В 1631 году запорожцы и донцы совершили новый поход в Крым: 1500 казаков два раза захватывали и грабили Инкерман, разбили татар под Машуном и разорили окрестности Бахчисарая. Спустя два года они обогнули Крым, прошли Керченский пролив и неожиданно напали на Азов, разрушили и сожгли его, после чего благополучно ушли в Запорожскую Сечь. Далее продолжалось в том же духе. При этом запорожцы активно и небезуспешно продают свои воинские услуги всем желающим окрест и даже вдалеке, например в Австрии, Франции и Бельгии, короче везде, где за них готовы были платить.

Турецкий султан постоянно требовал от польского короля урезонить казаков, которые формально считались его подданными, тогда как сами запорожцы требовали от королевского правительства выплаты денежного жалованья, поставок оружия и провианта, но главное — признания за ними прав военно-служилого сословия, равного шляхте. Это вызывало недовольство магнатов, не желавших терпеть на украинских землях каких-либо конкурентов своей безраздельной власти. Начались конфликты. Казаки много раз восставали, но их восстания беспощадно подавлялись. Был учрежден специальный «реестр» для казаков, которых Польское королевство брало на службу и которым обязывалось платить жалованье (но делало это не всегда).

Численность реестрового казачества была невелика — в разное время она колебалась от 1 до 8 тысяч человек, так что «реестр» явно не мог вместить всех желающих. Кроме того, при возникновении угрозы войны с турками или с Москвой польский сейм обычно санкционировал увеличение казацкого войска, но как только опасность ослабевала — польские гетманы жестко требовали исключения из числа казаков всех, набранных сверх численности «реестра». Таким образом, нереестровые казаки (беглые крестьяне) вновь становились объектом преследований «кресовых» (от польск. kresy — окраины) панов. Одновременно под влиянием роста крепостного гнета в Речи Посполитой число беглецов на Низ постоянно росло, а народец этот был буйным. Масла в огонь добавило заключение Брестской церковной унии 1596 года, когда большинство православных епископов Речи Посполитой во главе с киевским митрополитом признали верховную власть папы римского и приняли католическую догматику. Казаки активно поддержали борьбу православных мещан и шляхты против унии. Отныне они поднимались на борьбу не только за свои сословные права, но и под знаменем защиты православия.

В 1644 году Богдан Хмельницкий в чине полковника реестрового казацкого войска и как влиятельный член казацкого посольства к польскому королю участвовал в переговорах с французским послом графом де Брежи, который хотел уговорить лидеров казацкого войска принять участие в войне Франции против Испании. Во французских архивах сохранились письма де Брежи к своему королю, в которых он сообщает, что Хмельницкий — «человек образованный, умный, прекрасно владеющий латынью…» (Хмельницкий хорошо говорил на турецком, татарском и русском языках, писал и свободно говорил на латыни и по-польски). Вообще, посол угадал в Хмельницком будущего казацкого вождя и гетмана украинской державы. Королю о Хмельницком он писал неоднократно и сообщал, что «если войны с турками не будет, Хмельницкий готов помочь мне в этом деле». В общем, ради денег и власти Хмельницкий был готов на многое.

В 1647 году православный украинский шляхтич Богдан Зиновий Хмельницкий, у которого его враг поляк Даниил Чаплинский сжег хутор, похитил любимую женщину и женился на ней по католическому обряду, не найдя поддержки у властей, бежал на Запорожье. Будучи выбранным там гетманом (старшим) и заручившись поддержкой крымских татар, в 1648 году он начинает войну против Короны польской, быстро переросшую в гражданскую (национально-освободительную) войну украинского народа против засилья польской знати и тесно сотрудничавших с ней евреев. Эта война до основания потрясла устои Польско-Литовского государства и сильно повлияла на его дальнейшую судьбу.

Совместное казацко-татарское войско сразу же разбило поляков при Желтых Водах и у Корсуни, после чего восстание охватило все восточное Приднепровье. Далее казацкие отряды Хмельницкого одерживают победу за победой и в короткий срок очистили от польских войск все Левобережье Днепра, Киевщину и Брацлавщину. Отряды крестьян, горожан и казаков под предводительством атаманов Кривоноса, Гани, Морозенко и старшего сына Богдана Хмельницкого Тимофея громили польские поместья, убивали католиков и евреев, оскверняли и уничтожали без пощады костелы и синагоги. Даже православные ремесленники и торговцы, как отмечали современники, часто гибли лишь за то, что носили польское платье или же брили себе голову по польскому обычаю. Запорожское войско Хмельницкого быстро росло, а мещане украинских городов устраивали ему торжественные встречи как освободителю от «ляшской» (польской) неволи.

Другой характерной особенностью казацкой освободительной войны была ее ярко выраженная антисемитская направленность, во многом принявшая форму геноцида. Такие вещи нельзя оправдать, но просто так они тоже не рождаются. Причину в данном случае, видимо, можно назвать одну — «достали». Массово Польское королевство и Великое княжество Литовское стали принимать евреев в пору гонений на них в Западной Европе, тоже весьма жестких. Причем еврейские общины в Речи Посполитой пользовались немалыми льготами, включая судебную экстерриториальность, которых и в помине не имели ее коренные жители. Иудеи составляли очень значительную и влиятельную часть городского и местечкового населения страны. Многие из них были богаты и политически влиятельны, так как ссужали деньгами и государство, и лично власть имущих под немалые проценты и залог их собственности. А чтобы вернуть долги с прибылью, в последующем эту собственность нещадно эксплуатировали сами или заставляли это делать своих должников, усугубляя в конечном счете тяготы простого населения — крестьян, мещан, купеческого сословия и даже шляхты. Одним словом, от еврейского ростовщического капитала в немалой степени страдали все, поэтому восставшие воспринимали евреев как польских ставленников и кровопийц, которые теперь наконец-то должны ответить за все — и за грехи своих хозяев, и за собственные деяния.

Какую-то толику антисемитских настроений подогревала и церковная пропаганда вроде утверждения «жиды распяли Христа», но вряд ли она имела решающий характер. Как бы то ни было, на практике эти умонастроения выливались в чудовищные зверства, носившие всеобщий характер. Хронист той поры Натан Гановер писал: «С одних казаки сдирали кожу, а мясо кидали собакам; другим наносили тяжелые раны, но не добивали, а бросали их на улицу, чтобы они медленно умирали; многих же закапывали живьем. Грудных младенцев резали на руках матерей, а других разрывали как рыбу. Беременным женщинам вспарывали животы, вынимали ребенка и хлестали им по лицу матери, а иным вкладывали в живот живую кошку, зашивали живот и обрубали несчастным руки, чтобы они не могли вытащить кошку. Иных детей прокалывали пикой, жарили на огне и подносили матерям, чтобы они отведали их мяса. Иногда сваливали кучи еврейских детей и делали из них переправы через речки для проезда… Татары же брали евреев в плен, их жен они насиловали на глазах у мужей, а красивых забирали себе в качестве слуг или наложниц. Подобные жестокости казаки творили и над поляками, в особенности над их священниками».

Польско-еврейский погром.

В том же духе высказывался русский историк девятнадцатого века Николай Костомаров: «Самое ужасное остервенение показывал народ к иудеям: они осуждены были на конечное истребление, и всякая жалость к ним считалась изменою. Свитки Закона были извлекаемы из синагог: казаки плясали на них и пили водку, потом клали на них иудеев и резали без милосердия; тысячи иудейских младенцев были бросаемы в колодцы и засыпаемы землею… В одном месте казаки резали иудейских младенцев и перед глазами их родителей рассматривали внутренности зарезанных, насмехаясь над обычным у евреев разделением мяса на кошер (что можно есть) и треф (чего нельзя есть), и об одних говорили: это кошер — ешьте, а о других: это треф — бросайте собакам!».

Кстати, во время польского «Потопа» (когда шведы в 1655 году вторглись в коронные земли самой Польши и быстро овладели страной (они захватили весь центр государства, Великую и Малую Польшу, Познань, Калиш, Варшаву и Краков), польские еврейские общины добровольно выплачивали интервентам чрезвычайные военные налоги (правда, при желании те могли взять их и сами). Во время вспыхнувшего вскоре в Польше народного восстания против Швеции во главе с партизанским вождем Стефаном Чарнецким это им сразу поставили в вину. И, когда летом 1656 года отряды Чарнецкого отвоевывали у шведов город за городом, параллельно они нещадно громили и еврейские общины под предлогом того, что евреи сочувствовали или помогали шведам. Были уничтожены общины Бреста, Гнезно, Лешно, Плоцка, Ленчице и Калиша, многие синагоги разрушены, убитые исчислялись тысячами, а голод и чума довершили опустошение. Улицы были завалены трупами, и псы пожирали их. В еврейских летописях Стефана Чарнецкого называли «злодеем», «врагом» и «палачом в Великой Польше». Именно поэтому многие евреи тогда эмигрировали в Вену, Прагу, Амстердам, Гамбург и другие города, где об их польском происхождении по сей день напоминают фамилии вроде Поляк, Полак, Полячек, Полякко, Поликер, Ляховер, Лехно. В общем, в католической Польше произошло примерно то же, что и в православной Украине (в левобережной ее части, например, сразу после 1653 года не осталось ни одного еврея, так как казаки запретили им туда возвращаться). Такие совпадения случайными не бывают.

Но вернемся к казачьей проблеме, на тот момент, безусловно, главной для Речи Посполитой. С восточного берега Днепра восстание перекинулось в центральную Украину, к Киеву, а затем и в западную Украину, на Волынь и Подолию. Боясь оставаться в деревнях и местечках, шляхтичи, евреи и католики убегали в укрепленные города и попадали там в ловушку. В городе Баре, что в Подолии, было шестьсот еврейских семей, и туда же из окрестных мест сбежались еще многие. Несмотря на отчаянное совместное сопротивление поляков и евреев, казаки сделали подкоп, взяли город штурмом, после чего атаман Кривонос «со всех жидов живьем шкуры посдирал».

Примерно в то же время восстание охватило и юго-восточную Беларусь, где первые казацкие отряды под командованием Головацкого появились в мае 1648 года. Вместе с местными крестьянами они начали громить шляхетские имения в районе Брагина и Лоева. Вскоре казаки Головацкого вернулись на Украину, но вместо них в Беларуси один за другим появились посланные Богданом Хмельницким отряды Небабы, Кривошапки, Микулицкого, Горкуши, Соколовского, Бута и других казацких предводителей. Казаки и восставшие крестьяне в первую очередь уничтожали шляхтичей, католических священников и евреев. В Чернигове еврейская и польская общины были уничтожены полностью. То же повторилось в Стародубе, откуда казаки пошли на Гомель. Здесь они «совершили страшное избиение: били несчастных кольями, чтобы медленно умирали. Кучами падали мужья, жены, дети. И не было им погребения, и псы и свиньи поедали валявшиеся трупы». Согласно официальному донесению вяземского воеводы в Москву, в Гомеле было уничтожено до двух тысяч евреев, «а ляхов с шестьсот человек; из белорусов же никого не побили и не грабили». К слову, по оценкам историков, в середине XVII века в Гомеле проживало едва ли более 4 тысяч человек.

Гомель в XVII веке.

Казаки под предводительством Кривошапки и Микулицкого сосредоточились у Поповой Горы — укрепленного замка над Беседью. Крупные силы казаков и крестьян под командованием полковника Кизимы накапливались около Брагина. Около Речицы были сосредоточены 3 тысячи казаков и крестьян под командованием полковника Кемки. Пунктом сосредоточения казацко-крестьянских отрядов был также Мозырь, жители которого восстали летом 1648 года. В Турове находилось около 2 тысяч повстанцев под командованием мещанина Кондрата Цевки. Восстал весь Пинский повет, а за ним весь юго-восток Беларуси.

Созванное в чрезвычайном порядке в Вильне совещание панов-рады (представители высшей феодальной знати Великого княжества Литовского) решило как можно скорее сформировать крупное войско и бросить его на подавление восстания. Руководство военными действиями возложили на гетмана Януша Радзивилла, особо заинтересованного в подавлении восстания, охватившего значительную часть его огромных имений. В качестве ударной силы в этой войне магнаты могли рассчитывать только на наемные войска и шляхту. Для сбора наемников требовались деньги и время, но эту проблему разрешили быстро — необходимые денежные суммы предоставили католическая церковь и еврейские общины. Открыли свои «шкатулы» и многие магнаты, лично нанимавшие отряды немецких, венгерских и шведских «рыцарей удачи». Постепенно начали собираться и поветовые хоругви. Отряды наемников и шляхтичей по приказу Януша Радзивилла концентрировались в районе между Слуцком и Минском. Но казаки и повстанцы пока брали верх. В частности, они разгромили крупный отряд Воловича около Речицы, нанятый Я. Радзивиллом, а вслед и отряд Мирского, тоже оплаченный из его средств. Но Януш Радзивилл решил бороться с повстанцами до победы и в конечном счете слово свое сдержал.

Опорным пунктом магнатов и шляхты в центральной части Беларуси стала Слуцкая крепость, прикрывавшая пути на Минск, Новогрудок и Вильню. Командовавший ее гарнизоном Ян Сосновский 15 августа сообщал Казимиру Леону Сапеге о разгроме отряда Мирского под Горвалем и о приближении казацких загонов к Слуцку. Он предупреждал подканцлера, что без подкреплений удержать Слуцк не сможет, так как горожане подготовили заговор. К тому же из-под Мозыря к Слуцку подошли 2 тысячи казаков и крестьян под предводительством Яна Соколовского. Януш Радзивилл выслал в Слуцк несколько хоругвей кавалерии, которые воспользовались беспечностью повстанцев и ночью скрытно вошли в город. Таким образом, в распоряжении Сосновского оказались силы, достаточные для того, чтобы предотвратить выступление горожан и отразить удары повстанцев. Взять Слуцкую крепость штурмом им действительно не удалось. Понеся значительные потери, повстанцы были вынуждены отступить к Мозырю.

Казацкая лава атакует пеший строй войск Януша Радзивилла.

Другим опорным пунктом магнатов и шляхты стала Старобыховская крепость, где сосредоточилось ополчение оршанских, витебских и мстиславльских шляхтичей во главе с князем Друцким-Горским и Яном Пацем. Гарнизон крепости также был усилен отрядами конницы и пехоты, посланными туда Сапегой, Сангушко и другими крупными феодалами. А вот Бобруйск сдался без боя. Его жители не оказали сопротивления казацко-крестьянским отрядам Горкуши и впустили их в город. Соответственно местного старосту повстанцы утопили в Березине, а все костелы были разгромлены. Так же поступили и жители Бреста — когда в начале сентября 1648 года к городу подошли посланные Хмельницким казаки, его жители подняли восстание и присоединились к ним. Ополчение брестских шляхтичей в боях с казацко-крестьянскими отрядами понесло большие потери. Около Виснич повстанцы уничтожили крупный отряд шляхтичей во главе с брестским каштеляном Казимиром Тышкевичем, а окружив Кобрин, разгромили находившуюся там кавалерийскую хоругвь стольника Великого княжества Литовского Викентия Корвин-Гонсевского и захватили большие трофеи: конное снаряжение, обоз и лошадей.

10-13 сентября 1648 года под Пилявдами на Украине состоялась грандиозная битва между казацко-крестьянскими отрядами и магнатско-шляхетским войском. После этой битвы, в которой полегло 30 тысяч коронного войска, магнатов и шляхту ВКЛ и Польши охватила паника, которая увеличивалась в связи с общим плачевным состоянием Речи Посполитой. Украина и Беларусь пылали в огне народных восстаний, военные силы Польши были разгромлены, а казна опустошена. Внутриполитическая обстановка крайне осложнялась борьбой различных магнатских группировок в связи с выборами нового короля взамен умершего Владислава IV, а Богдан Хмельницкий после победы под Пилявдами послал к Бресту, Пинску и Мозырю новые казацкие отряды.

Алексей I Михайлович (1629–1676).

Ян II Казимир Ваза (1609–1672).

Но выборы нового короля тогда имели определяющее значение, и Хмельницкий тоже принимает участие в этом процессе, поскольку его казаки осенью 1648 года стояли у стен крепости Замостье близ Варшавы, которую обороняла почти вся шляхта под руководством Людвига Вейгера. Узнав о том, что сейм избрал магната Вишневецкого, претендующего на польский трон и люто ненавидящего украинцев, командующий польской армией Хмельницкий принимает сторону Яна Казимира. Он грозит: если последний не станет польским королем, то казаки не вложат сабли в ножны и не уйдут из Польши. 17 ноября 1648 года сейм избрал королем Речи Посполитой Яна II Казимира Вазу (правил в 1648–1668 гг.), сводного брата Владислава IV. Хмельницкий тоже голосует за него, хотя на тот момент он, наверное, мог разогнать сейм и даже взять Варшаву. Поляки говорили, что Бог наказал тогда гетмана слепотой. Но тот, скорее всего, просто не хотел рисковать, так как добыча, взятая казаками в польском походе, была очень велика, а жертвовать ею даже во имя решения важной стратегической цели казаки большим желанием не горели. Тем более что результат был непредсказуем.

На годы правления Яна Казимира пришлось три войны, до основания потрясшие Речь Посполитую. В 1648–1649 и 1651–1654 годах в юго-восточной части Польско-Литовского государства шла ожесточенная гражданская война, которая получила название восстания Хмельницкого, или национально-освободительной войны украинского народа. В 1654–1667 годах Речь Посполитая воевала с Московским царством за Беларусь и Украину. В 1656–1660 годах эта война прерывается из-за начала польско-шведской войны (1655–1660), названной «Шведский потоп», во время которой почти все Польское королевство была захвачено и донельзя разорено шведами. Наверное, не выдержав всего этого, в 1668 году Ян Казимир отрекся от польского престола и ухал во Францию, где стал игуменом монастыря святого Германа.

Но это было потом. Пока же возможность совместных боевых действий народных масс Украины, Беларуси и Польши пугала феодалов Речи Посполитой. Отправляясь в середине октября 1648 года с отборными отрядами наемников и шляхты на выборный сейм в Варшаву, Януш Радзивилл все остальное свое войско двинул к Пинску и Бресту. Командовал им воевода Мирский. Здесь важно заметить, что Радзивилл даже не посчитался с тем, что отряды повстанцев уже действовали около Мстиславля, Могилева, Березино, а его личные владения остались без прикрытия.

Войско Мирского направилось к Хомску, чтобы перерезать дорогу казацко-крестьянским отрядам, действовавшим около Бреста и Кобрина, в случае если бы они попытались оказать помощь пинским повстанцам. Узнав о приближении противника, жители Пинска вместе с казаками начали готовиться к обороне. Они укрепляли городские стены, перекапывали рвами улицы, устанавливали рогатки. Ремесленники из свинцовых рам костельных и монастырских окон отливали пули.

В конце октября 1648 года кавалерия Мирского заняла Хомск, где и остановилась, ожидая, пока подтянутся пехота и артиллерия. К Хомску собрались также бежавшие из Пинска шляхтичи и католическое духовенство. Пинский войт Лукаш Ельский решил расправиться с повстанцами, не ожидая подхода главных сил. Утром 26 октября кавалерийский отряд наемников и шляхтичей ворвался в Пинск, но около иезуитского костела передние всадники внезапно остановились: мост через ров оказался разобранным. Смешавшиеся наемники и шляхтичи заполнили узкую улицу. Повстанцы, засевшие в иезуитском костеле и в других зданиях, открыли сильный ружейный огонь по скоплению противника. Бросая убитых и раненых, наемники и шляхтичи пустились в беспорядочное бегство. Повстанцы успели перегородить улицу повозками, затруднив противнику бегство, и в ожесточенной схватке у городских ворот довершили его разгром.

Уцелевшие наемники и шляхтичи собрались в деревне Ставок. Ельский послал к Мирскому за подкреплениями. К этому времени в Хомск прибыли пехота и артиллерия. 30 октября Мирский осадил город. Повстанцы сделали вылазку, но после непродолжительного боя были вынуждены отступить и укрыться за городскими стенами. Ельский отправил повстанцам письмо, в котором требовал, чтобы они прекратили сопротивление, выдали казаков, а «головы свои склонили к покорности». «Если вы не сделаете этого, — угрожал Ельский, — то познаете над собой, женами и детьми вашими строгую кару». Жители Пинска проявили исключительную стойкость. «Лучше погибнем сами, чем выдадим тех, кто веру нашу защищает», — отвечали они карателям.

Мирский сосредоточил напротив Лещинских ворот восемь пушек. Артиллерийским огнем ворота были разбиты. Казаки и горожане не смогли сдержать натиск противника. Отступив от городской стены, они сражались на улицах. Наемники и шляхтичи ворвались в город и через Северские ворота. Повстанцы, отброшенные от рогаток, засели в запертых домах и из ружей били по противнику. Наемники и шляхтичи должны были брать штурмом каждый дом. Мирский приказал поджечь город. Повстанцы, не выходя из объятых пламенем домов, продолжали сопротивление. Они гибли в огне, но не сдавались. Некоторые из них пробились к берегу Пины и попыталась на стругах перебраться на противоположный берег, но перегруженные струги затонули. Отряды кавалерии Мирского, заблаговременно перерезавшие все дороги, оттеснили Казаков к болоту. Почти все они погибли в бою, лишь отдельным удалось уйти от преследователей берегом реки. Между тем на улицах пылающего города продолжалось упорное сопротивление, которое наемники и шляхтичи сумели подавить только на следующий день. Ту же участь вскоре разделили жители восставшего Черикова. Во второй половине ноября военные действия в междуречье Днепра и Березины ограничивались стычками около Максимович, Погоста, Несеты.

В начале декабря Горкуша и Пободайло повели свои отряды на Старый Быхов. К ним присоединилось много крестьян. Захват повстанцами Быховской крепости открыл бы казацко-крестьянским отрядам дорогу на Могилев, Оршу, Витебск. Повстанцы намеревались захватить Быховскую крепость внезапным ударом, но застать противника врасплох не удалось. Отряды наемников и шляхтичей, расположенные в предместье, завязали с ними бой, а затем отступили в крепость, гарнизон которой успел подготовиться к обороне. Повстанцы пошли на штурм. Держа перед грудью мешки, наполненные землей, крестьяне под пушечным и ружейным огнем бесстрашно приближались к крепости. По штурмовым лестницам они взбирались на крепостной вал, вступая в ожесточенные рукопашные схватки с противником. Но овладеть Быховской крепостью повстанцам не удалось. Осада продолжалась, однако 9 декабря на помощь быховскому гарнизону из-под Белынич прибыли 5 хоругвей наемников и шляхты Друцкого-Горского. Они остановились в Баркулабове, на расстоянии одного перехода от Старого Быхова. Штурмовать крепость, имея в тылу значительные силы противника, повстанцы не могли и вынуждены были отступить.

Войско Мирского в это время находилось около Бреста. Туда же прибыл с отрядами наемников и шляхтичей Януш Радзивилл, вернувшись из Варшавы. Судя по сохранившимся фрагментарным данным, в конце ноября — начале декабря 1648 года в Брестском воеводстве шли ожесточенные бои между повстанцами и войском Радзивилла. Туда стягивались отряды немецких, шведских, венгерских наемников. Их вербовка в то время не представляла особых затруднений, так как после Тридцатилетней войны в Западной Европе оказалось много безработных ландскнехтов. Наемники составляли также большинство отрядов и в войске Радзивилла, на помощь которому прибыло еще несколько коронных отрядов пехоты и драгун.

Собрав большие силы, Радзивилл 10 января 1649 года двинул их из Бреста на Туров — Петриков — Мозырь. Это направление было выбрано не случайно. Так Радзивилл преграждал путь казакам, которых Богдан Хмельницкий направил с Украины в южную Беларусь, и мог подавить очаги восстания в ней один за другим. После усмирения южной Беларуси планировалось вторжение войск Януша Радзивилла на Украину для удара во фланг или тыл войску Богдана Хмельницкого.

18 января 1649 года наемники и шляхтичи прибыли к Турову. Повстанцы, узнав о приближении крупных сил противника, отступили в Мозырь, а оставшиеся в городе жители были перебиты. Оставив в Турове обоз, Радзивилл двинулся к Мозырю. Расположенный на правом берегу Припяти по вершине и склонам возвышенности, так называемой Спасской горы, этот город был хорошо укреплен. Вершину возвышенности занимал деревянный замок с четырьмя четырехстенными башнями. С трех сторон город был обнесен деревянной стеной и окружен глубоким рвом шириной до 10 метров. Со стороны высокого и обрывистого берега Припяти укреплений не было.

Еще в августе 1648 года в Мозыре был сформирован крупный повстанческий отряд (мозырьский полк) количеством 400–500 человек под руководством мещанина Ивана Столяра, который в источниках назван полковником. Организационно отряд складывался из нескольких сотен, одну из которых составляли собственно жители города, остальные — жители окрестностей. Во главе особой мещанской сотни стоял мещанин по прозвищу Седляр. Жители Мозыря соединились с казаками Михненко. Повстанцы укрепляли городские стены, перегораживали улицы ледяными глыбами и срубами, наполненными мерзлой землей. Перед городской стеной были сооружены дополнительные укрепления. Склоны вала повстанцы поливали водой, а на берегу Припяти сделали широкие проруби.

К повстанцам был послан гонец с письмом, в котором Радзивилл требовал прекратить сопротивление, впустить в город его войско, обещая за это право свободного выхода. Повстанцы знали цену подобным обещаниям. Они отвергли предложение о капитуляции, а гонца, который привез это известие, заковали в цепи. Хоругви, высланные к Овручскому броду, подошли к Мозырю с юга и остановились на ночлег в деревне Наружновичи, на расстоянии мили от города.

На рассвете 10 февраля Я. Радзивилл направил в Мозырь еще одного парламентера, «припомнив им судьбу Пинска и обещая прощение». Письмо Радзивилла было зачитано на городском рынке и привело часть мозырян в смятение. Но Седляр со своими сторонниками пообещал биться насмерть и приказал этот лист в поле выкинуть. Поняв невозможность переговоров, гетман решил захватить город силой. Ранним утром 19 января войско Радзивилла подошло к Мозырю. Пехотинцы ринулись на штурм городской стены, но были вынуждены с большими потерями отступить. Радзивилл приказал кавалерии спешиться и после обстрела города из пушек начал штурм одновременно с трех сторон. Повстанцы несколько раз отбрасывали противника от городской стены, но драгуны под прикрытием саней, нагруженных дровами, приблизились к воротам, выбили их тяжелыми бревнами и ворвались в город. На улицах начались ожесточенные рукопашные схватки. К концу дня наемники и шляхтичи ворвались и в замок. Группа повстанцев была оттеснена к берегу Припяти, к широким прорубям, около которых произошла последняя отчаянная схватка. Повстанцы сражались до последнего. Они гибли в ледяной воде Припяти, но в плен не сдавались. Лишь предводитель повстанцев Седляр прорвался сквозь окружение и по-тихому скрылся на коне. Командовавший казачьим отрядом Михненко был взят в плен и посажен на кол. В захваченном городе наемники и шляхтичи грабили и жгли дома, добивали раненых, зверски расправлялись с горожанами.

Настала очередь Бобруйска. С начала января 1649 года его пытались взять отряды Воловича. Горожане вместе с казаками Поддубского несколько раз отбивали их атаки, но после взятия Мозыря к городу подошли войска Радзивилла. Требование о капитуляции повстанцы отвергли. Но лазутчики Радзивилла пробрались в Бобруйск и склонили наиболее богатых мещан и православное духовенство к капитуляции. В ночь на 12 февраля наемники и шляхтичи скрытно подошли к городским воротам, где на охране стояли изменники. Купцы и другие богатые мещане, православное духовенство, открыв ворота, вышли из города, а в Бобруйск ворвались каратели. Захваченные врасплох повстанцы были перебиты. Небольшая группа казаков во главе с Поддубским долго отбивалась от врагов, засев в деревянной башне, но большинство из них пало в неравном бою. Раненый Поддубский вместе с несколькими товарищами был взят в плен. Всех их посадили на кол. Таким образом, казацко-крестьянское освободительное движение на территории ВКЛ (Белоруссии) в первом приближении было подавлено.

Войско Великого княжества Литовского под командованием Януша Радзивилла растянулось вдоль Припяти, Днепра и Друти, прикрыв тем самым территорию Белоруссии с юго-востока. Феодалы Польши возлагали на него большие надежды, рассчитывая, что сразу же после подавления восстания в Беларуси он начнет вторжение на Украину. Но предотвращение удара противника с севера по-прежнему оставалось для Богдана Хмельницкого одной из важнейших военных и дипломатических задач. Поэтому он прислал в Белоруссию отряд казаков под предводительством Ильи Голоты, который ранней весной 1649 года переправился через Припять и разгромил несколько гарнизонов Радзивилла на ее левобережье. К казакам присоединились крестьяне. Восстание в Беларуси вспыхнуло с новой силой.

Несмотря на то, что повстанцы не были объединены под одним командованием и отдельные отряды их действовали разрозненно, войско Радзивилла несло большой урон. Разместившись гарнизонами в населенных пунктах по берегам Друти, Днепра и Припяти, наемники и шляхтичи распылили свои силы, потеряв прежнее военное преимущество. Из разгромленных повстанцами мелких гарнизонов они постепенно сбегались к хорошо укрепленной Речице. Далее около трех месяцев борьба шла с переменным успехом. Войску Радзивилла удалось сдержать повстанческие отряды примерно на линии Мозырь — Речица — Чечерск, но вести наступательные действия они были не в силах. Таким образом, план одновременного удара по войску Богдана Хмельницкого с фронта и с тыла сорвался.

Между тем магнаты Великого княжества Литовского направляли к Речице новые подкрепления — крупные отряды драгун и пехоты стали лагерем у Загалья, между Юревичами и Хойниками. Отряд Голоты, состоявший из 3 тысяч казаков каневского полка и «множества взбунтовавшихся крестьян», находился тогда около Мозыря. На рассвете 7 июня 1649 года повстанцы атаковали лагерь противника и первоначально имели успех, но развить его не сумели. Наемники и шляхтичи перешли в контратаку и к ночи разбили восставших. Сам Голота при этом погиб.

Казацкий загон.

На Украине к этому времени военные действия тоже возобновились. В союзе с крымскими татарами войско Богдана Хмельницкого двинулось на запад. Под его натиском авангард польской армии, не принимая боя, отступил к Збаражской крепости. Помочь полякам Радзивилл в очередной раз не смог, так как восставшие опять сковали его силы. Кроме того, стало известно, что к границам Белоруссии приближается крупное казацкое войско. Фактически всю свою армию Радзивилл стянул в укрепленный лагерь под Речицей, оставив без гарнизонов даже Старый Быхов и другие опорные пункты. Мстиславльским, смоленским и оршанским шляхтичам он послал универсалы, призывая их сдержать натиск повстанцев собственными силами и не допустить их вглубь Беларуси.

В свою очередь казаки Богдана Хмельницкого и татары осадили в Збараже авангард королевского войска. Король Ян-Казимир, не дождавшись наступления войска Радзивилла на Украину, поспешил под Збараж во главе ополчения, ядро которого составляли навербованные в Бранденбурге наемники. При этом весть о поражении отряда Голоты серьезно обеспокоила Богдана Хмельницкого, так как почти все его военные силы находились под Збаражем, а Черниговское и Киевское воеводства остались без прикрытия. Разрозненные казацко-крестьянские отряды, действовавшие в Беларуси, сдержать войско Радзивилла не могли. Несмотря на крайнюю необходимость концентрации всех сил на западе Украины, где предстояли решающие бои против коронного войска, Богдан Хмельницкий спешно выслал в Беларусь 6 тысяч казаков черниговского полка под командованием Горкуши и Пободайло, поручив им занять переправы через Днепр у Лоева, которые были настоящими воротами из ВКЛ на Украину. Заняв их, даже сравнительно небольшими силами, казаки и крестьяне могли бы сдержать там на некоторое время противника.

Отряд Горкуши и Пободайло стал лагерем напротив Лоева, между Днепром и Сожем. Эта позиция была очень удачной. Днепр и впадавший в него в этом месте Сож с трех сторон защищали казаков от внезапного нападения противника, а топкие болота прикрывали их с севера. В местах возможной высадки войска Радзивилла казаки укрепили берега рек рвами и насыпями. Лоевский замок, находившийся на противоположной стороне Днепра, они сожгли, чтобы наемники и шляхтичи не использовали его как укрепление и удобное место для установки пушек.

Ян-Казимир по-прежнему требовал от Радзивилла осуществить вторжение в Киевское воеводство, а затем ударить в тыл казакам, осадившим Збараж. Тем более что к тому времени восстания белорусских крестьян на левобережье Днепра были подавлены. Оставив в Речице гарнизон и выслав к Припяти сторожевые кавалерийские отряды, Радзивилл двинул свое войско к Лоеву, где оно начало переправляться на левый берег Днепра и готовиться к штурму казацкого лагеря. Но и Хмельницкий, оценив опасность складывающейся ситуации, отправил в Беларусь 10 тысяч казаков киевского полка, 2 тысячи казаков чернобыльского полка, 3500 казаков овручского полка и 2 тысячи казаков во главе с Григорием Голотой, братом погибшего под Загальем Ильи Голоты. Общее командование этим войском Хмельницкий поручил Михаилу Кричевскому, киевскому полковнику, одному из своих ближайших сподвижников, по происхождению шляхтичу из-под Бреста.

Гетман Януш Радзивилл еще ничего не знал об этом и продолжал считать, что казацкие подкрепления находятся далеко от границ Великого княжества Литовского. Он решил возвести укрепления и остановиться на правом берегу Днепра, хотя казаки уже шли в Беларусь кратчайшей дорогой, через полесские топи и чащи. 10 июля войско Кричевского у Бабич начало переправляться через широко разлившуюся Припять, где столкнулось со сторожевыми хоругвями противника, которые почти полностью уничтожило.

Получив известие об этом, Радзивилл прекратил подготовку к штурму казацкого лагеря у Лоева и спешно начал готовиться к обороне. Одновременно он выслал крупные отряды кавалерии к Речице и Брагину.

21 июля 1649 года повстанцы внезапно атаковали войско Радзивилла. После продолжительного боя, не принесшего успеха ни той ни другой стороне, Кричевский осуществил удачный тактический маневр. Его левый фланг начал преднамеренное отступление. Радзивилл, не разгадав хитрости, бросил на этот участок все резервы. Тогда правый фланг войска Кричевского стремительным разворотом вышел в тыл войску Радзивилла, а левый фланг прекратил отступление и снова ударил по врагу. Боевые порядки наемников и шляхтичей смешались. Зажатые с двух сторон, они несли большие потери и вынуждены были отступить к обозу. Однако к этому времени подоспели отряды кавалерии Комаровского, высланные ранее Радзивиллом к Брагину. Они с ходу ударили в тыл войска Кричевского и оттеснили его к лесу, но дальше успех развить не смогли.

Узнав о сражении под Лоевом, Горкуша и Пободайло послали на помощь Кричевскому 3 тысячи казаков, но гетман узнал об этом своевременно и успел подтянуть к месту переправы казаков через Днепр артиллерию. Ее огнем часть лодок была потоплена, а сумевших высадиться на берег атаковала подоспевшая наемная немецкая пехота. Другие наемники и шляхтичи продолжали штурмовать лагерь Кричевского, однако успеха не имели. Им удалось лишь захватить обоз. С наступлением темноты сражение прекратилось, но в лагере Кричевского всю ночь горели костры, слышны были крики и шум. Каратели решили, что это казаки собираются наступать на них. За ночь Радзивилл перегруппировал силы и подтянул артиллерию. На рассвете наемники и шляхтичи снова ринулись на штурм. Из лагеря повстанцев не раздалось ни одного выстрела: он был пуст. Под покровом ночи казаки и крестьяне незаметно выскользнули из окружения, оставив только убитых и раненого Кричевского. Во время битвы пуля попала ему под глаз. Смертельная рана не позволила Кричевскому удержать войско в своей власти, и оно бежало. Радзивилл пытался склонить Кричевского на свою сторону, но тот предпочел смерть, разбив себе голову о край повозки.

В реляциях королю и сейму Радзивилл представлял битву под Лоевом как свою крупную победу. Король и сенаторы, получив известие о битве под Лоевом, торжествовали, считая ее началом своего вторжения на Украину. Но этого не случилось, так как казаки и белорусские крестьяне, выйдя из окружения под Лоевом, рассеялись по левобережью Припяти и небольшими отрядами вели партизанскую войну. Особенно выделялся смелыми налетами на противника отряд «лесунов» под предводительством Костыренко. Казаки из отряда Горкуши — Пободайло частично ушли на Украину, а частично направилась к Гомелю, где находился отряд Мартына Небабы. От Гомеля они пошли к Чечерску и осадили город, в котором засел крупный гарнизон.

Хмельницкий, тем временем оставив часть казаков под Збаражем, с главными силами выступил навстречу королевским войскам. 5 августа, менее чем за день езды от Збаража, он с казаками атаковал королевское войско при переправе через Стрипу. Армия Яна Казимира не была готова к бою, но, потеряв в сражении около 4 тысяч человек, польский король, немецкие наемники и артиллерия (примерно 15 пушек разного калибра) сумели переправиться через Стрипу и начали строить лагерь. Место для него было выбрано удачно. Стрипа загораживала войска короля с трех сторон, а три моста соединяли польский лагерь с древними оборонительными сооружениями Зборова. Казаки обстреливали лагерь из артиллерийских орудий, но в ночь с 5 на 6 августа коронные войска построили ряд земляных укреплений в наиболее незащищенных частях лагеря. Утром казаки атаковали лагерь и даже прорвались в него, однако закрепиться не смогли.

Следующую атаку предприняли татары. Земляные валы не смогли остановить наступления, и казаки вместе с татарами ворвались в лагерь, но контратакой немецких наемников разгром лагеря был предотвращен, хотя ситуация в нем стала критической. Нехватка людей и провианта не давала надежды на удержание позиций, не говоря уже о победе. Выход из безнадежного положения нашел коронный канцлер Юрий Оссолиньский, вступивший в тайные переговоры с крымским ханом Ислам-Гиреем. Тот, будучи заинтересованным лишь в ослаблении, но не в разгроме Польши, а также помня предыдущие «подвиги» казаков на собственной земле, вынудил Хмельницкого пойти на мирные переговоры с поляками. Свои требования польскому королю Хмельницкий послал 17 августа, но к тому времени Ислам-Гирей уже подписал мирный договор с Польшей. Хан получал 400 тысяч талеров контрибуции. Кроме того, Польша признала за ним право прохода через свою территорию для нападения на Московское государство и разрешила грабить украинские земли на пути в Крым.

Хмельницкому не оставалось ничего другого, как заключить мирный договор на гораздо худших условиях, чем первоначально планировалось. Согласно этому договору (Зборовскому), польско-украинские отношения определялись «Декларацией королевской милости, данной на жалобы войска запорожского» от 18 августа 1649 года. Фактически в составе Польского королевства выделялась казацкая Украина на территории Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств. Основные пункты Декларации сводились к следующему:

1) число реестровых (занесенных в официальный список) казаков определялось в 40 тысяч человек, а остальные крестьяне возвращались в крепостное состояние;

2) реестровые казаки размещались на территории Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств, а польские части оттуда выводились;

3) все должности в этих воеводствах замещались только православной шляхтой, а проживание иезуитов и евреев в них воспрещалось;

4) вопрос о ликвидации церковной унии и о возврате имущества православной церкви должен был разрешать сейм с участием православного киевского митрополита, которому предоставлялось место в сенате;

5) город Чигирин с округом передавался во владение гетману запорожскому.

Выполняя условия Зборовского договора, Богдан Хмельницкий отозвал казацкие отряды из Беларуси. Войско Радзивилла перешло в наступление. Лишенные поддержки казачества, разрозненные, локальные восстания белорусских крестьян и низов городского населения были быстро подавлены. В связи с этим надо отметить, что вооруженные силы Великого княжества Литовского действовали на данном этапе гражданской войны гораздо эффективнее польской армии и в целом сумели защитить свои границы от экспорта казацкой «революции».

Так закончился первый этап гражданской войны на Украине и в Беларуси. Крымский хан был удовлетворен, тогда как Польшу и Украину навязанные им силой договоренности удовлетворить не могли никак. По этой причине обе стороны уклонялись от выполнения обязательств, принятых на себя согласно Зборовским договору, и сразу после его заключения начали готовиться к продолжению войны. Казаки волновались, так как многие из них должны были лишиться свободы и вновь стать холопами, а возвратившиеся шляхтичи теперь мстили им за прежние обиды. Повсеместно свирепствовали голод, болезни, моровая язва. Как сказано в сочинении «Бедствия времен», даже «старшины и прежние благодетели поступали в услужение, чтобы только иметь заработанный кусок хлеба». Все это только усугубляло и без того тяжелое положение, а часть казаков ушла за Днепр, в пределы, подконтрольные Московскому государству. Там возникли казацкие слободы — Харьков, Сумы и другие, составившие Слободскую Украину. Богдан Хмельницкий пытался сохранить эту автономную территорию за собой, но в конечном итоге не смог. Казацкая Украина вскоре отошла к Московскому государству, хотя не сразу и не без борьбы.

К весне 1651 года было закончено формирование шляхетских войск Речи Посполитой, а также отрядов наемников для удара по войску Богдана Хмельницкого с фронта на западе Украины. Усилил свою армию и Януш Радзивилл. В его лагерь под Бобруйском собрались шляхетские хоругви из всех поветов ВКЛ, а также новые отряды иноземных солдат, для найма которых католическая церковь и еврейские общины предоставили огромные денежные суммы. В результате к весне 1651 года Радзивилл имел 15-тысячное хорошо обученное и вооруженное войско.

Готовясь к продолжению борьбы, Богдан Хмельницкий тоже придавал огромное значение северной границе Украины. В противовес войску Радзивилла, гетман выдвинул туда черниговский, нежинский и киевский полки. Общее командование над ними он поручил своему сыну Тимофею. Правда, уже в конце мая Тимофей Хмельницкий и Джеджалий возвратились к главным силам казацкого войска, а киевский полк отошел от границы Беларуси к Киеву. Ослабленный заслон из числа казаков черниговского и нежинского полков, вместе с присоединившимися к ним восставшими крестьянами, возглавил черниговский полковник Мартын Небаба.

Этот заслон не мог защитить Украину от опасности с севера, тем более что рассчитывать на помощь народных масс юга Беларуси Хмельницкий уже не мог. Его казаки в тот момент не имели возможности оказать им помощь, а войско Януша Радзивилла отрезало Беларусь от Украины. Чтобы предупредить удар Радзивилла по Киеву и в тыл казацкого войска, Богдан Хмельницкий сам решил нанести удар по противнику тоже с тыла. Казацкие отряды должны были обойти войско Радзивилла с востока, по территории входившего в состав Московского государства Брянского уезда, захватить Рославль, Кричев, Мстиславль, Оршу, Могилёв, Смоленск и, соединившись с белорусскими крестьянами и городской беднотой, вместе с полками Мартына Небабы ударить по войску Радзивилла уже с северо-востока. Московское правительство удовлетворило просьбу Богдана Хмельницкого и 28 апреля разрешило пропустить казацкие отряды через территорию Брянского уезда к Рославлю.

В пограничных с Украиной районах Беларуси начались столкновения между сторожевыми хоругвями войск Радзивилла и казацкими отрядами, занимавшими исходные позиции у Чернобыля, Бабича и Лоева. Иногда эти столкновения перерастали в крупные бои, тогда белорусские и украинские крестьяне присоединялись к казакам. После начала военных действий на Украине Небаба незамедлительно выслал к Гомелю около 8 тысяч казаков и крестьян под командованием полковников Забелы, Поповича и Литвиненко. 24 мая повстанцы осадили Гомель, попутно громя шляхетские имения в окрестностях города. Копая перед собой шанцы, казаки и крестьяне приблизились к городской стене и пошли на приступ, но гомельский гарнизон сумел отбить его. Казаки начали сооружать «гуляй-город» (деревянную подвижную крепость) и спустя несколько дней под ее прикрытием снова начали штурм города со стороны Чечерских ворот, однако сильным пушечным огнем он тоже был отражен. 30 мая повстанцы получили приказ Небабы «днем и ночью возвращаться назад», поэтому осада Гомеля была снята. Возможно, в связи с тем, что Богдан Хмельницкий отправил тогда посольство к Радзивиллу, которое возглавлял полковник Степан Пободайло.

Таким образом, Хмельницкий, скорее всего, пытался задержать войско Радзивилла в Беларуси, так как в переговорах были заинтересованы и магнаты Великого княжества Литовского, в общем-то, не особо спешившие помогать польскому королю в боях на Украине, оставив в тылу свои владения, охваченные восстаниями. Вместе с тем, прервав военные действия перед фронтом войска Радзивилла, Хмельницкий ударил по его тылам. Фактически одновременно с отправкой посольства к Радзивиллу 4 тысячи казаков под командованием полковника Ивана Шохова пошли из Почепа по территории Московского государства (брянский воевода дал им провожатых) и 6 июня атаковали Рославль, который был взят без боя. К казакам всюду присоединялись крестьяне. В короткий срок восстание охватило всю Смоленщину и значительную часть восточной Беларуси (левобережье Днепра), что создало серьезную угрозу войску Радзивилла, которое стояло в укрепленном лагере под Речицей. Выслать значительные силы на подавление восстаний, охвативших левобережье Днепра, Радзивилл не мог.

Полоцкие, витебские, оршанские, мстиславльские шляхтичи, не надеясь на помощь войска Радзивилла, сформировали поветовые ополчения, в состав которых вошли и чужеземные наемники, но эти силы были разбиты 28 июня неподалеку от Кричева. В бою погибли предводитель ополчения Волович, мстиславльский писарь Суходольский и многие другие знатные шляхтичи. Кричев был взят штурмом. Оставив отряды из «людей тутошних» под Кричевом и Мстиславлем, большинство повстанцев пошло на Речицу. Радзивилл же тем временем отправил к Гомелю отряд наемников и шляхтичей под командованием Мирского с целью захвата Лоевских переправ через Днепр. 27 июня этот отряд переправился через Сож и вышел в тыл казацким залогам, охранявшим лоевские переправы, захватив их врасплох. Большинство казаков погибло в бою, а уцелевшие присоединились к главным силам черниговского и нежинского полков.

Узнав, что переправы захвачены не очень крупными силами противника, Небаба со всем войском поспешил к Лоеву, но в то же время войско Радзивилла, оставив речицкий лагерь, правым берегом Днепра подошло к «воротам на Украину» и переправилось на левый берег несколько ниже того места, где находился Мирский со своим отрядом. Небаба, не зная об этом, бросил все свои силы на отряд Мирского. Войско Радзивилла обрушилось на незащищенный фланг казацко-крестьянского войска. Все это произошло настолько стремительно, что обе стороны не успели даже применить огнестрельное оружие. Начался ожесточенный рукопашный бой. В войске Радзивилла и в войске Небабы было примерно по 15 тысяч человек, но внезапность удара наемников и шляхтичей решила исход боя в их пользу. Казаки и крестьяне потерпели поражение. Окружив Небабу, раненного в правую руку, наемники и шляхтичи пытались взять его в плен. Перехватив саблю левой рукой, он отчаянно защищался, но был зарублен нападавшими врагами. Полковники Литвиненко и Шумейко отвели остатки казацко-крестьянского войска к Чернигову. После этого главные силы Радзивилла стали лагерем в Любече, а Гонсевский с частью наемников и шляхтичей переправился на правый берег Днепра и остановился южнее Чернобыля. В восточной Беларуси и на Смоленщине в это время шли ожесточенные бои. Повстанцы несколько раз осаждали Мстиславль. Однако замок был хорошо укреплен, и попытки взять его окончились неудачей. В 1651 году армия Януша Радзивилла заняла Киев.

Гражданская война в некоторых районах Беларуси еще продолжалась. Так называемые отряды «лесунов» в отдельных случаях нападали на правительственные гарнизоны, но и эти волнения вскоре были подавлены. Итогом гражданской войны на территории Беларуси стало разорение множества деревень и городов, разруха и запустение на значительной территории, десятки тысяч жертв, уничтожение большого количества шляхетских и крестьянских хозяйств, упадок торгово-ремесленной деятельности. Так как земля обрабатывалась крайне плохо, а то и вовсе пустовала, это привело к неурожаям и катастрофической нехватке продовольствия, вызвавшим в начале 50-х годов XVII века массовый голод на юге-востоке Беларуси. Межконфессиональные противоречия при этом не только не утихли, но и, наоборот, усилились. Тем более что уже спустя пару лет Хмельниччина породила новую войну, вылившуюся по существу в геноцид народов Великого княжества Литовского, в особенности белорусского. Надо полагать, задача перед московскими войсками в этой войне стояла такая: коль скоро они (литвины) не сдаются 300 лет, то остается одно — просто их уничтожить. И, к сожалению, уничтожали. Причем такие же православные люди «русской веры», только пришедшие с востока и уже принявшие церковную реформу патриарха Никона, которая расколола русскую православную церковь на ее сторонников и противников (старообрядцев), тогда жестоко преследуемых на всей территории Московского царства. А в Беларуси жили фактически такие же старообрядцы, да в придачу к ним еще огромное количество униатов, т. е. православных, признавших главенство папы римского и принявших Брестскую церковную унию 1596 года.

Что касается польско-казацкого противостояния, то решительное сражение между польским и казацко-татарским войском произошло летом 1651 года под Берестечком на Волыни. В решительный момент боя союзный казакам крымский хан, подкупленный поляками, ушел с поля сражения и увел с собой Хмельницкого. Лишенная руководства, казацко-крестьянская армия потерпела поражение. Последовавший за этим Белоцерковский мирный договор 1651 года почти полностью свел на нет уступки, ранее предоставленные казакам Зборовским договором. Число реестрового казачьего войска уменьшалось до 20 000, его территория ограничивалась Киевским воеводством, а шляхте возвращены ее владения.

Причиной гражданской войны на Украине и в Беларуси 1648–1651 годов стал сложный комплекс социальных, этнических и конфессиональных противоречий, сложившийся на этих землях в конце XVI — первой половине XVII века. Среди них стоит отметить:

— Процесс становления фольварково-барщинной системы, который сопровождался усилением эксплуатации крестьянства, а следовательно, тягот простых людей.

— Религиозные противоречия, связанные с запретом легальной деятельности православной церкви и насильственным навязыванием веры католической и униатской, что было воспринято народными массами как «надругательство над верой предков».

— Под воздействием этнических и конфессиональных противоречий произошла политизация социальных отношений между различными группами населения, когда все противоречия стали восприниматься как религиозный и межнациональный конфликт между «русским» и «польским» народами, а также как конфликт «русского» народа с государством, власть в котором находилась в руках «поляков».

При этом в ходе войны четко выделяются три периода:

1. С июня 1648 года по январь 1649 года (распространение казацких загонов и развертывание восстания местного населения.)

2. С января по август 1649 года (контрнаступление войска ВКЛ, вытеснение казацких загонов и существенное снижение повстанческого движения).

3. Осень 1649 — лето 1651 года (временная стабилизация общественно-политической жизни, новая волна казацких загонов проникает с Украины, и начинается третий этап войны, который проходил с мая по август 1651 года).

В целом казацко-крестьянская война, безусловно, привела к ослаблению экономики, торговых связей и внешнеполитических позиций Речи Посполитой, способствовала уничтожению ее культурного наследия и, наоборот, усилению позиций Москвы в восточноевропейском регионе. Вместе с тем действия казаков и других повстанцев на Украине и в Беларуси вынудили королевскую власть пойти на определенные уступки в религиозной сфере. Ян Казимир признал права православного населения на свободное исповедание «греческой веры» и на равный с католиками доступ православной шляхты к государственной службе. Однако статус православной церкви в ВКЛ, а тем более в Польше, продолжал оставаться второстепенным. В вопросе ликвидации Брестской церковной унии королевское правительство осталось непреклонным и на уступки не шло.

По мере продолжения украино-польской войны становилось все более очевидным, что запорожским казакам не по силам совладать с таким мощным противником, как Речь Посполитая, которая, несмотря на понесенные поражения и разорение обширных провинций, все еще обладала мощным военным и экономическим потенциалом. Богдан Хмельницкий с самого начала активно искал союзников за границами Польско-Литовского государства, прежде всего в лице Крымского ханства. Видимо, в данном случае он исходил из того, что так будет проще сохранить самостоятельность казацких земель. Но время показало, что крымский хан не проявлял особой заинтересованности «таскать каштаны из огня» для Хмельницкого, и дальше реализации своей стратегической цели по ослаблению Речи Посполитой не шел. Между тем Польское королевство и Великое княжество Литовское постепенно собрались с силами и стали теснить казаков на всех фронтах. В этой ситуации для Богдана Хмельницкого оставался единственный выход — обратиться за помощью к Москве, где не только внимательно следили за событиями на Украине и в Беларуси, но в целом благосклонно относились к готовности украинского казачества принять московское подданство. Вместе с тем опыт проигранной войны за возвращение Смоленска (1632–1634) заставлял Алексея Михайловича и его советников быть осмотрительными. Царь долго думал над предложением Хмельницкого признать верховную власть Московского государства (есть основания полагать, что он сильно сомневался в искренности подобных намерений), но наконец решился созвать Земский собор по этому вопросу. В 1653 году сословия высказались за вхождение Украины в состав Московского государства, а 18 января 1654 года состоялась знаменитая Переяславская рада, на которой гетман, казацкая старшина и рядовые казаки присягнули на верность московскому царю. Это означало официальное объявление войны Речи Посполитой, и московские полки вскоре вторглись на территорию Польско-Литовского государства. Началась тяжелая, длительная и очень кровопролитная русско-польская война 1654–1667 годов. Польско-литовские войска долго терпели поражения, однако все же сумели свести дело к более-менее почетному миру.

 

«Потоп»

Начиная войну с Речью Посполитой, Москва поставила своей целью разрешить давно стоявшую перед ней задачу — присоединить или завоевать белорусские и украинские земли. В марте — апреле 1654 года польские войска заняли Любар, Чуднов, Костельню и прошли «изгоном» до Умани. Было сожжено 20 городов, много людей убито и захвачено в плен. Казаки пытались напасть на поляков, но те ушли к Каменцу. На помощь Хмельницкому отправилось московское войско под началом Василия Шереметева. 10 мая 1654 года в Москве состоялся торжественный парад — через Кремль прошли армия и артиллерийский наряд, уходящие на войну с Речью Посполитой. По этому случаю Хмельницкий прислал польское знамя и трех пленных поляков, недавно захваченных казаками при разъездах. 15 мая в Вязьму отправились передовой и караульный полки. На следующий день выступили большой и сторожевой полки, а 18 мая из Москвы выступил Государев полк под командованием самого царя Алексея Михайловича. 26 мая царь прибыл в Можайск, откуда через два дня выступил в сторону Смоленска. При выступлении в поход войскам был отдан строгий приказ, чтобы «белорусцев Православной христианской веры, которые биться не учнут, в полон не брать и не разорять». Этот приказ способствовал серьезным успехам московских войск на первых порах, однако достаточно быстро превратился, скорее, в благое пожелание, чем в обязательное воинское распоряжение.

Начало войны в целом было успешным для объединенных русских и казацких сил. 4 июня царю доложили о сдаче без боя Дорогобужа, 11 июня — Невеля, 29 июня — о взятии Полоцка, 2 июля — о сдаче Рославля. Предводители шляхты этих поветов были допущены «к руке» Государя и пожалованы званиями полковников и ротмистров «Его Царского Величества». 5 июля царь расположился станом недалеко от Смоленска. 20 июля приступом был взят Мстиславль, в результате чего город сожгли. 24 июля отряд Матвея Шереметева захватил города Дисну и Друю. А уже 26 июля передовой полк имел первое столкновение с польско-литовским войском на реке Колодне под Смоленском. 2 августа пала Орша. 9 августа боярин Василий Шереметев дал знать о взятии города Глубокое, а 20 августа — Озерища. Однако приступ Смоленска, предпринятый 16 августа, закончился неудачей. 20 августа князь А.Н. Трубецкой разбил войско ВКЛ во главе с Янушем Радзиволлом в битве на реке Ослик (в 15 верстах от города Борисова), и в тот же день после двухмесячной осады пал Гомель.

Выступление в поход Государева полка.

В Могилёве горожане отказались впускать войска Януша Радзивилла, заявив, что «мы де все будем битца с Радивиллом, пока нам станет, а в Могилев Радивилла не пустим», а 24 августа «могилевцы всех чинов люди встречали честно, со святыми иконами и пустили в город» московские войска и белорусский казачий полк Ю. Поклонского. После этого местные жители попросили московского царя выселить из города всех евреев, своих давних конкурентов. На что получили согласие Алексея Михайловича: «а жидам в Могилеве не быти и жития никакова не имети».

29 августа Золотаренко сообщил о взятии Чечерска и Пропойска. 1 сентября царь получил весть о сдаче противником Усвята, а 4 сентября — Шклова. К этому времени из всех поднепровских крепостей под контролем ВКЛ оставался лишь Старый Быхов, который безуспешно осаждали запорожские казаки с сентября по ноябрь 1654 года.

Знамя Государева полка.

Театр военных действий.

10 сентября начались переговоры о сдаче Смоленска, который капитулировал 23 сентября. 25 сентября там состоялся царский пир с воеводами и сотенными головами Государева полка. К царскому столу также была приглашена смоленская шляхта — причисленная к победителям. 5 октября государь выступил из-под Смоленска в Вязьму. По дороге туда 16-го числа он получил весть о взятии Дубровны. 22 ноября армия В.П. Шереметева после трехмесячной осады взяла Витебск, а затем отразила попытку польско-литовского отряда С. Коморовского отбить город.

В декабре 1654 года началось контрнаступление войск Великого княжества Литовского во главе с гетманом Радзивиллом. Объединенная армия Богдана Хмельницкого и боярина Василия Шереметева в январе 1655 года встретилась с польскими и татарскими войсками под Ахматовым, где они два дня отбивались от превосходившего числом противника, но отступили к Белой Церкви на соединение с московскими части под началом Ф.В. Бутурлина.

2 февраля 1655 года гетман Радзивилл (у которого было «боевого люду с 20 тысяч, а с обозными людьми будет с 30 тысяч») осадил Могилёв. Город оборонял 6-тысячный московский гарнизон и городское ополчение. 9 апреля и 1 мая Радзивилл с Гонсевским предприняли два неудачных штурма городских укреплений, после чего сняли осаду и отошли к Березине. До этого в марте 1655 года Иван Золотаренко взял Бобруйск, Казимир (Королевскую Слободу) и Глуск. В июне того же года войска черниговского полковника Ивана Поповича взяли Свислочь, «неприятелей в нем всех под меч пустили, а самое место и замок огнем сожгли», а затем и Кейданы. Севернее воевода Матвей Шереметев взял Велиж, а князь Фёдор Хворостинин 3 июля Минск.

В конце месяца московское войско вышло в район Вильни. Здесь близ реки Вилия (приток Немана) 29 июля 1655 года произошло сражение московско-украинского войска под командованием князя Якова Черкасского и гетмана Ивана Золотаренко с армией Великого княжества Литовского под командованием гетмана Януша Радзивилла. Упорный бой длился целый день, но в конце концов войско Радзивилла в смятении отступило за реку. Победа при Вилии позволила московской армии впервые овладеть столицей ВКЛ — Вильней. Город пал 31 июля 1655 года. В августе того же года были взяты города Ковно (Каунас) и Гродно.

План Вильни начала XVII века.

На южном театре военных действий московско-украинские войска под командованием гетмана Богдана Хмельницкого и воеводы Василия Бутурлина в июле 1655 года перешли в наступление на Правобережной Украине и беспрепятственно вошли в Галицию, где нанесли поражение гетману Потоцкому. В сентябре они осадили Львов, однако это наступление пришлось прекратить, поскольку на Украину вторглось огромное войско крымского хана Магмет-Гирея, который воспользовался уходом основных московско-украинских сил на запад. Крымский натиск был отбит, но и московско-украинское наступление на юге не заладилось.

Последним крупным успехом царской армии в 1655 году стало взятие польского города Люблин. Правда, в сентябре из Киева на судах в поход отправился отряд князя Дмитрия Волконского. В устье реки Птичь он уничтожил село Багримовичи. Затем 15 сентября он без боя взял Туров, а на следующий день нанес поражение отряду войск ВКЛ у Давид-Городка, а 20 сентября — другому отряду у Столина, причем сам город был сожжен. Та же судьба постигла Пинск. Плывя на судах вниз по Припяти, Волконский в селе Стахове разбил еще один отряд шляхетского ополчения, а жителей городов Кажана и Лахвы привел к московской присяге.

23 октября 1655 года князья Семён Урусов и Юрий Барятинский вышли с войском из Ковно к Бресту. В 150 верстах от него на Белых Песках они нанесли поражение посполитому рушению местной шляхты. 13 ноября князья подошли к Бресту, но литовский гетман Павел Сапега вынудил Урусова отступить от Бреста. Тот стал лагерем в 25 верстах от города в деревне Верховичи, где вновь произошло сражение. На этот раз военная удача улыбнулась князьям Урусову и Барятинскому, которые, казалось бы безнадежной и самоубийственной, атакой своих войск смогли обратить превосходящие силы противника в бегство, но сами были тоже серьезно ослаблены и отошли к Вильне. Таким образом, к концу 1655 года вся Западная Русь, кроме Львова и Бреста, оказалась под контролем московско-украинских войск, которые вышли на линию Ковно — Гродно — Брест, что стало пиком их успеха в течение всей этой войны.

На данном этапе войны к православным белорусам московское войско и казаки относились более-менее терпимо, что и предопределило переход в московское подданство многих русскоязычных городов и поветов ВКЛ. Но о евреях и католиках этого сказать нельзя — им доставалось, что называется, по полной программе. Раввин Моше Ривкес писал: «Шайки русских и казаков рассыпались по всей Литве, завоевали Полоцк, Витебск, Минск и разоряли города. Казаки истребляли евреев массами и грабили их имущество. Когда страшное войско подошло к воротам Вильни… оттуда бежала почти вся еврейская община. Не успевших убежать перебили, а в пожаре, который бушевал в городе семнадцать суток, сгорел весь еврейский квартал. Когда же беглецы вернулись в Вильню, то там свирепствовали эпидемии и голод, поэтому многие от отчаяния покончили жизнь самоубийством. Местные мещане просили русского царя окончательно изгнать евреев из города, и царь Алексей Михайлович в своей грамоте предписал: „Жидов из Вильны выслать на житье за город“».

Затем, после долгой осады, был взят город Люблин. В праздничный вечер казаки подожгли синагогу, когда в ней было много молящихся, и во время пожара в еврейском квартале убили сотни человек. Произошло это в праздник Суккот, и долгие годы затем этот праздник для люблинских евреев был днем памяти и плача. В городе Быхове в Белоруссии казаки убили триста евреев, затем «огнем и мечом» разорили Пинскую общину и весь Пинский округ. Когда войско Богдана Хмельницкого и Ф.В. Бутурлина осадило Львов, Хмельницкий потребовал от жителей этого города выдать ему евреев. «Евреи, — писал он магистрату города, — как враги Христа и всех христиан должны быть выданы нам со всем своим имуществом, с женами и детьми». Но взять Львов за всю войну так и не удалось. Кстати, обороняли его все сословия, невзирая на свою национальную и конфессиональную принадлежность. Доставалось и белорусским городам. Как и во Львове, защищая родину, вместе с белорусами на городских стенах Быхова, Слуцка, Несвижа и других городов мужественно стояли евреи, католики и представители других конфессий.

Гравюра Львова середины XVII века.

Слуцк, например, так и не был ни разу взят за всю 13-летнюю войну Алексея Михайловича, хотя боевые действия велись в основном на территории Беларуси. Причины такого упорства объяснимы: после взятия городов ВКЛ московскими войсками их укрепления и замки, как правило, срывались, а население в значительной мере либо уничтожалось, либо уводилось в плен. Например, в Гродно был разрушен Старый замок, построенный при Витовте и перестроенный при Стефане Батории. Первую столицу ВКЛ — город Новогрудок московские войска брали дважды, поэтому от посада и замка там остались одни руины, а сам город никогда более не оправился от этого нашествия. Немало пострадали Минск, Борисов, Пинск, Туров, Орша, многие другие белорусские города поменьше, не говоря уже о многострадальном Гомеле.

Вообще, облик почти всех белорусских городов в результате этой войны был изменен почти до неузнаваемости. Первоначально незначительно пострадали только Полоцк, Витебск и Могилёв, жители которых присягнули царю добровольно. Военную разруху довершила эпидемия чумы, самая крупная в XVII веке на территории ВКЛ и Московского царства. Она волнами прошла сквозь города и поветы Великого княжества Литовского дважды, сначала с востока на запад, а после — с запада на восток. Кроме того, эпидемию сопровождал ужасный голод. «Господь Бог допустил в воеводстве Минском, в различных местах и в моем доме огромное количество полевых мышей, так что хлеб, сначала на полях, а потом в копнах, амбарах и гумнах, они ужасно портили. За сим попущением Божиим тотчас наступил голод, который продолжался до уборки хлеба 1657 года: люди ели кошек, собак, всякую падаль, напоследок резали людей, и тела их ели, не давали покоя в гробе человеческим трупам. Это все я, ничтожный человек, видел собственными глазами», — писал в те годы Ян Цедровский.

Сколько людей в Великом княжестве Литовском погибло в результате интенсивных военных действий, а сколько от чумы, сказать невозможно — в условиях войны такая статистика не велась. А вот потери от чумы в Московском государстве, где никаких боевых действий не было и текла мирная жизнь, известны. Писцовые и переписные книги отмечают колоссальные потери населения, вызванные этим бедствием. К примеру, в Чудовом, Вознесенском и Ивановском монастырях умерло от 70 до 87 % монахов. Калуга потеряла 70 % своих жителей, Торжок — 26,4, Кашин — 26,6, Тула — 70,4, Переяславль Рязанский — 85,6, Углич — 45,9, Суздаль — 45,8, Переяславль-Залесский — 79,4 %. В самой Москве количество умерших на «боярских дворах» доходило до 95 %, например, у Б.И. Морозова умерло 343 человека, а осталось 19, у А.Н. Трубецкого умерло 270, осталось 8. По рассказам толмача, прибывшего к антиохийскому посольству, будто бы от «морового поветрия» в Московском царстве умерло 480 000 человек. «Многие жители из городов бежали в поля и леса, но из них мало кто остался в живых». Таким образом, потери от «морового поветрия» в Московском государстве были ужасные. На дорогах стояли кордоны, которые не пропускали в города посторонних, чтобы хоть как-то попытаться воспрепятствовать заразе. Но тщетно. Мор в равной степени косил и ратников, и жителей, не разбирая ни национальности, ни вероисповедания.

Укрепления Новогрудка после двух штурмов.

В ВКЛ ситуация была и того хуже, мор прекратился только в январе 1658 года. Упомянутый Ян Цедровский в своих записках писал: «Насилу уничтожилось поветрие, которое началось в 1653 году в октябре, в это время зверь достаточно поживился телами людей». Возможно, первоначально чуму в ВКЛ в какой-то степени и занесли московские войска, но обвинять их в этом по меньшей мере глупо. В равной степени можно обвинить еще Украину, где в городе Гадяче, например, были тогда сожжены две «жонки», которые «на пытках повинились в том, что, будучи ведьмами, напускали моровое поветрие».

За успехами русских войск между тем ревниво наблюдал еще один давний соперник Речи Посполитой — шведский король. Польско-литовское государство и Швеция уже несколько десятилетий соперничали за влияние на берегах Балтики. Боясь опоздать к разделу польско-литовского пирога и одновременно не желая допустить на берег Балтийского моря Московского царя, шведский король Карл X Густав в 1655 году также объявил Речи Посполитой войну. Формальным поводом к ней стали якобы претензии польского короля на шведскую корону, а действительной причиной было то, что кризис в Польше дал возможность Швеции получить так называемую прибрежную полосу, тянущуюся между реками Даугавой и Одером, и тем самым соединить свои прибалтийские и немецкие провинции. Другой целью было предотвратить завоевание Курляндии Московским государством, которое также вынашивало планы использовать в своих целях кризис в Польше.

Карта боевых действий в 1654–1655 гг.

Московский стрелец середины XVII в.

И тут случилось невероятное. 25 июля 1655 года посполитое рушение шляхты Великой Польши, не вступая в бой с вторгнувшимися в страну интервентами, направило к шведскому королю послов с заявлением о капитуляции и признании его своим законным монархом. Затем последовало соглашение в Кейданах (Кейданская уния), по которому значительная часть великолитовской шляхты во главе с великим литовским гетманом Янушем Радзивиллом признала верховную власть шведского короля. Тем самым были сведены на нет все военные успехи московско-казацких сил в ВКЛ, и начался печально знаменитый Шведский потоп, столь красочно описанный в знаменитом романе польского писателя Генрика Сенкевича. В течение нескольких месяцев почти вся Польша, Курляндия и Северная Литва оказались под властью шведов.

12 сентября шведы без сопротивления взяли Варшаву, а король Ян Казимир бежал из страны в Саксонию, доверив защиту Кракова Стефану Чарнецкому. В октябре пал Краков, не имевший (как и большинство польских городов) соответствующих фортификационных сооружений (долго не строили и не обновляли за ненадобностью). Только Мальборк, Львов и Каменец-Подольский представляли собой крепости, да еще ряд маленьких слабо укрепленных замков: Замостье, Любавля, Виснич, Биржи — оставались в руках магнатов. 25 октября 1655 года войска под предводительством гетмана Концпольского принесли присягу Карлу X Густаву. Не сложили оружия лишь литовско-белорусские отряды под предводительством Павла Сапеги. Казалось, что дни государства, еще до недавнего времени занимавшего огромные пространства европейского континента, сочтены.

Однако вскоре положение начало стремительно меняться. Шведские оккупационные войска своими грабежами и насилиями вызвали всеобщее возмущение. Против них разгорелась народная партизанская война. Отдельные отряды польских войск также не желали признавать власть захватчиков и ожесточенно сопротивлялись. Находившемуся за границей Яну Казимиру удалось заручиться поддержкой Австрии. Широкий отклик в Польше нашла неудачная осада шведами монастыря ордена паулинов на Ясной Горе под городом Ченстохова. Шляхта, которая отреклась от Яна Казимира по соображениям собственной выгоды, быстро поняла свою ошибку, главным образом потому, что шведы вели себя как захватчики и не собирались признавать шляхетские вольности. Первой выступила знать Великой Польши. 15 ноября 1655 года был провозглашен королевский манифест, а спустя пять дней в Тышовцах шляхта Малой Польши и литовско-белорусская шляхта Сапеги подписали акт конфедерации.

В январе 1656 года король Ян Казимир решил вернуться в страну и появился во Львове. 2 июля войска под предводительством Яна Казимира взяли Варшаву, Карл X Густав понимал, что еще не все потеряно и что армия Речи Посполитой еще слаба. Поэтому он решил привлечь на свою сторону курфюрста Бранденбурга, обещая ему Великую Польшу и Куявию. В декабре 1656 года в местечке Радонт было подписано очередное соглашение, по которому предлагалось разделить Речь Посполитую между шведами, Бранденбургом, князем Трансильвании Дьердем Ракоцием и Радзивиллами. Зимой 1656/1657 годов Ракоцию удалось продвинуться вглубь Польши, произведя огромные опустошения. Но против Швеции выступила Дания, а вслед за ней и Московское государство, не желавшее допустить громадного усиления агрессивной Швеции, захватившей все Балтийское побережье. Война со Швецией началась летом 1656 года, а уже в октябре того же года правительство Алексея Михайловича заключило Виленское перемирие с Речью Посполитой.

Осада Риги в 1656 году. Гравюра XVII века.

В кампании 1656 года московские войска действовали на трех основных направлениях. Главные силы во главе с царем Алексеем Михайловичем — в направлении Риги: 31 июля был взят Динабург (Даугавпилс), 14 августа — Кокенгаузен (Кокнесе), а 21 августа начата осада Риги. Однако Дании не удалось обеспечить блокаду города с моря, и генерал-губернатор Ливонии Магнус Делагарди дождался подкрепления. После этого царь Алексей Михайлович принимает решение об отводе войск, который был связан как с неудачными переговорами о добровольной сдаче Риги, так и с началом в городе эпидемии чумы. Царская армия отступила от Риги 5 октября, но 6 октября вынуждена была отразить нападение Делагарди, разбив его войска.

На вспомогательном направлении в юго-восточной Ливонии действовала 8-тысячная московская армия под командованием А.Н. Трубецкого и Ю.А. Долгорукого, усиленная артиллерией. После продолжительной осады Юрьева (с конца июля 1656 г.) 12 октября 1656 года эта крепость капитулировала. Кроме того, были захвачены соседние замки — Нейгаузен (Новгородок-Ливонский), Ацель (Говья) и Кастер.

Третьим направлением действий московских войск в 1656 году стала Ингерманландия, а целью — занятие устья реки Невы. В июле 1656 года войска под командованием Потёмкина — 1800 человек в составе новгородских и ладожских стрельцов и пеших казаков, солдат, карелов-переселенцев, «промышленных людей» и донских казаков заняли Нотебург (Орешек) и Ниеншанц (Канцы). На этом направлении большую помощь московским войскам оказывали партизанские отряды православных карельских крестьян.

Московско-казацкие завоевания 1655 г.

Война со Швецией 1656–1658 гг.

В кампании 1657 года шведы перешли в наступление, и многое из утраченного годом ранее вернули обратно. Да и русское правительство больше не планировало крупных военных акций на этом театре военных действий, так как в феврале 1657 года Боярская дума в Москве вынесла приговор «промышлять всякими мерами, чтобы привести шведов к миру». Фельдмаршал Крюйс действовал в Карелии и Ливонии. А граф Магнус Делагарди вторгся в Псковскую область, взял приступом Псково-Печерский монастырь. Правда, в марте 1657 года он потерпел поражение от войск Матвея Шереметева у деревни Мигузице и вынужден был убраться из Псковской земли. А вот отряд самого Шереметева (2193 чел.) 9 июня 1657 года был наголову разбит шведами (2700 чел.) под Валком в Лифляндии, причем сам воевода, будучи тяжело раненным, попал в плен.

Победа под Валком позволила Магнусу Делагарди предпринять контрнаступление в Ливонии. В августе 1657 года шведская армия (4000–6000 регулярных войск и 1000 вооруженных крестьян) осадила Юрьев (гарнизон под командованием И. Хилкова насчитывал 800 чел.). Осада Юрьева продолжалась две недели, но активность гарнизона и неудача штурма заставила Делагарди оставить осаду и двинуться дальше. В сентябре его армия осадила Гдов, которому также удалось устоять до подхода Новгородского разрядного полка, после чего в битве под Гдовом московские войска под командованием князя Хованского окончательно разбили корпус графа Делагарди. Победа над прославленным «графом Магнусом» была воспринята в Москве с триумфом, поскольку князь Хованский вернул инициативу московским войскам и перешел в наступление. В его руках вскоре оказались Сыренский и Нарвский уезды. Далее, повернув к Нарве, войска Хрванского захватили и сожгли городской посад, после чего переправились на правый берег реки Нарвы, опустошив Ивангородский и Ямский уезды. Нанеся еще несколько поражений шведским войскам, князь Хованский вернулся в Псков. Его победы свели на нет все успехи шведской армии в 1657 году. Таким образом, разработанная на 1657 год система взаимодействия различных московских воевод в целом оправдала себя, позволила отразить нападения шведских отрядов и самим перейти в, контрнаступление, причем в трудных условиях зимы 1657–1658 годов.

Тем временем ухудшилось положение московских войск на Украине, поскольку Виленское перемирие с Речью Посполитой вызвало определенное недопонимание между Москвой и гетманом Богданом Хмельницким, который предостерегал Алексея Михайловича о коварстве «ляхов», а после заключения названного перемирия вообще начал сотрудничать со Швецией в войне против Речи Посполитой. Выяснилось также, что немалой части украинской казачьей верхушки, воспитанной на польских вольностях, оказалось не по душе московское самодержавие и тяжелая рука русского государя. Поляки не упустили представившуюся возможность и переманили недовольных царской властью казаков на свою сторону.

Политическое деление Речи Посполитой по Гадячскому договору.

После смерти Богдана Хмельницкого, в 1657 году гетманом стал его ближайший соратник генеральный писарь (по-европейски — канцлер) Иван Выговский. Он разорвал Переяславский договор с Москвой и в 1658 году заключил Гадячский договор с Польшей. Согласно статьям этого договора, создавалось Великое княжество Русское в составе Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств, которое становилось третьим сувереном Речи Посполитой наравне с Польским королевством и Великим княжеством Литовским. На территории ВКЛ упразднялась греко-католическая уния, а казацкая старшина полностью уравнивалась в правах с польской и литовской шляхтой. На столь кардинальные уступки поляки пошли, поскольку очень нуждались тогда в помощи украинских казаков в борьбе против московских и шведских войск. В 1659 году сейм Речи Посполитой ратифицировал Гадячский договор.

Теперь тяжелые времена наступили уже для Москвы, так как замирение с казаками позволило Речи Посполитой возобновить боевые действия против московских войск. Трансильванская армия Ракоции получила отпор, а 22 июля 1657 года и вовсе капитулировала у Черного Острова в Подолье. В Пруссии войска ВКЛ основательно прижали курфюрста Бранденбургского. Отряды гетмана Гонсевского пытались соединиться в Литве с отрядами казаков, принявших сторону Выговского, но этому воспрепятствовал князь Юрий Долгоруков, нанесший поражение Гонсевскому в битве у села Верки (под Вильней) 8 октября 1658 года. В результате Гонсевский был пленен, а сторонники Выговского в Великом княжестве Литовском потеряли всякое влияние. Тем не менее гарнизоны московских войск в большинстве городов ВКЛ были осаждены (Ковно) или блокированы.

В кампании 1658 года против Швеции московские войска продолжили контрнаступление. Пятитысячный отряд князя И.А. Хованского овладел Ямбургом и подошел к Нарве. Но в феврале 1658 года Дания, являвшаяся главным союзником Алексея Михайловича, прекратила военные действия и подписала со Швецией мирный договор, что позволило шведам активизировать свои действия против московских войск. Губернатор Нарвы Густав Горн перешел в контрнаступление, сковал отряд Хованского под Нарвой и отбил обратно Ямбург с Ниеншанцем. Несмотря на отдельные неудачи, тактика «выжженной земли», используемая московскими войсками, усугубленная моровым поветрием и подкрепленная превосходством царских войск «полковой службы», поставила шведов в Эстляндии в критическое положение. Это позволило прекратить боевые действия со Швецией, а 20 декабря 1658 года было заключено Валиесарское перемирие с ней сроком на три года. Согласно этому перемирию Московское государство удержало за собой часть завоеваний в Ливонии (с городами Дерпт и Мариенбург), но ненадолго. После истечения срока этого перемирия и во избежание одновременной войны со Швецией и Польшей Москве в 1661 году пришлось подписать Кардисский мирный договор, по которому она отказывалась от всех своих завоеваний 1656–1658 годов в Прибалтике в пользу Швеции. Единственным позитивным результатом этой войны стало то, что по ее итогам в московском войске было увеличено количество полков нового строя. В частности, произошли серьезные изменения в личном составе конницы: дворяне сотенной службы массово, переводились в рейтарские полки.

На польско-литовском фронте ситуация тоже складывалась непросто. В войне со Швецией московское войско было ослаблено, а Речь Посполитая получила время, сумела собраться с силами и перейти в контрнаступление. Этот феномен, безусловно, требует отдельного исследования, так как, казалось бы, полностью разгромленная и разоренная страна за невероятно короткий срок не только сумела встать на ноги, но и отбросить своих грозных противников в лице Швеции и Московского царства почти на исходные позиции, Такое не бывает случайным, и объяснение здесь может быть только одно — жизненные силы шляхетской республики тогда еще оказались значительными. В немалой степени потому, что не только шведские войска в Польше, но и московские войска на православных землях ВКЛ чем дальше, тем больше вели себя как завоеватели. Вот почему присягнувшая на первых порах в верности московскому царю православная шляхта Великого княжества Литовского достаточно быстро дала обратный ход. А оснований для этого хватало. Кстати, не только в Беларуси, но и на Украине и в Литве также.

Ведь если беспристрастно посмотреть на «освободительный поход тишайшего» царя Алексея Михайловича против ВКЛ 1654–1667 годов, то придется признать, что таковым он не был. Многочисленные факты и цифры, приведенные немалым количеством белорусских, украинских, польских и некоторых российских историков, убедительно доказывают завоевательные цели этой войны и весьма печальные ее последствия для будущего белорусских и украинских земель. Так, белорусский этнос, например, в ходе названной войны понес чудовищные потери — более половины населения! Для ВКЛ бедствия того времени сравнимы с последствиями Тридцатилетней войны в Германии, опустошившей ее земли в середине XVII века. Проехавший по белорусскому Понемонью в конце 1655 года ковенский земский судья Стэфан Медекша писал, что тут везде «трупов на дорогах полно, деревни, местечки, избы сожжены, бедную хатку трудно найти целой».

Минский повет, согласно отчетам самих же московских воевод, уже в 1656 году был «весь пуст и выжжен», а крестьяне разбегались кто куда, чтобы не умереть с голоду. В Койданово (современный Дзержинск) в то время было «мещан и крестьян… только дымов со двести… и те все пограблены, разорены до остатку», а жители жаловались, что умирают от голода. Шкловский повет в 1658 году был настолько опустошен, а «села и деревни позжены», что войско царского воеводы Долгорукого, получившего приказ стоять на Шкловщине, вынуждено было отходить к Смоленску, чтобы хоть как-то прокормиться. Та же картина наблюдалась на Друйщине, где похозяйничали казаки, равно как почти во всей восточной и центральной Беларуси, населенной преимущественно православными, которых их «восточные братья-освободители» на практике повсеместно превращали в своих крепостных. Западным землям Беларуси и собственно литовским землям повезло немного больше, поскольку по целому ряду объективных и субъективных причин от «восточных братьев» они пострадали несколько меньше.

В общем, «защищало» войско московского царя своих единоверцев от гонений со стороны «латинян» и «униатов», как со времен оных утверждает официальная российская историография, своеобразно. Более того, именно православные крестьяне и мещане восточных земель ВКЛ первыми поднялись на борьбу с захватчиками. Во всех здешних поветах появились многочисленные партизанские отряды, нападавшие на гарнизоны царских войск и на казаков гетмана Хмельницкого, уничтожавшие фуражиров и обозы противника, перерезавшие важнейшие коммуникации. Их действия нередко поддерживало местное православное духовенство. Некоторое время «шиши» (так называли партизан ВКЛ в московских донесениях) являлись единственным противником оккупационных войск, поскольку армия Речи Посполитой была разбита, а позже вела борьбу на два фронта — с севера наступали шведы. Так, 18 ноября 1654 года отряд Якима Потапова, имевший в своем составе 15 шляхтичей и более 300 крестьян, отважился даже деблокировать осажденный Мстиславль. Таким образом, первые партизаны Речи Посполитой появились отнюдь не в Польше, равно как и воевали они не против шведов.

Казак-артиллерист.

Бой московских копейщиков с гусарами.

Позиция православной шляхты в Полоцкой, Витебской и Могилёвской землях была несколько иной. Изначально эти шляхтичи активно присягали православному царю, надеясь на его покровительство и защиту. Но когда и им стало ясно, что их новый московский сюзерен рассматривает восточные земли ВКЛ лишь в качестве дойной коровы, а его воеводы не считаются с шляхетскими правами, шляхта этих областей тоже отвернулась от новоявленного государя. Осенью 1658 года воевода Юрий Долгорукий писал царю: «Вся присяжная шляхта всех поветов изменили, и к ним, к гетманам Павлу Сапеге и Гонсевскому пристали и твоих ратных людей везде побивали, и в полон имали, и конские стада отгоняли».

Вскоре в Беларуси сложилась ситуация, когда московские войска и казаки относительно безопасно чувствовали себя лишь в крупных городах и замках со значительными гарнизонами, тогда как на остальной территории «хозяевами» были партизаны (прямо-таки аналог фашистской оккупации 1941–1944 гг.). Осенью 1658 года в северных и восточных землях ВКЛ партизанские отряды развернули полномасштабные боевые действия с московскими войсками. Карательные походы 1659-1660-х годов Лобанова-Ростовского (Мстиславль, Старый Быхов), А. Барятинского (Рославль) и Ивана Хованского (Брест) проводились с целью вернуть «под государеву руку» изменившие города. Нарушение крестоцелования и клятвы на Евангелии в те времена действительно было одним из самых тяжких грехов — тому, кто «великому государю крест целовал, а потом изменил», полагалась смертная казнь. И такие казни последовали. Наглядным примером может служить участь Бреста. После взятия города войсками Ивана Хованского его жители были почти полностью истреблены, а их тела брошены в ров без погребения, ибо «измена» (брестчане перебили московский гарнизон и отказались признать свою «вину») повлекла за собой не только беспощадное истребление горожан, но и презрительное отношение к их трупам, известное в этнографии как похороны «заложных покойников».

Подобные действия, однако, только подливали масла в огонь, и когда в контрнаступление перешли правительственные войска Великого княжества Литовского и Короны польской, то к ним сразу и в массовом порядке стали присоединяться бывшие партизаны. Например, ранним утром 1 февраля 1661 года могилевчане, которые всего лишь пять лет назад плечом к плечу с царскими ратниками обороняли свой город от войск Януша Радзивилла, теперь под руководством бурмистра Леонозича разгромили местный стрелецкий гарнизон, а пленных отправили в Варшаву. Это событие так потрясло царское правительство, что патриарх Никон предал всех могилевчан анафеме. Весной 1662 года на территории Речицкого повета к пяти королевским хоругвям присоединились шесть хоругвей «шишей и уездных мужиков». И таких примеров было множество. Другими словами, московские оккупационные войска в ВКЛ достаточно быстро столкнулись с сопротивлением, объединившим все слои общества (шляхту, крестьян, горожан) независимо от их конфессиональной принадлежности.

На Украине ситуация была иной, но тоже взрывоопасной для царских войск. Поскольку запорожское казачество формально оставалось в союзе с Москвой, то после заключения Гадячского договора это гарантировало конфликт гетмана Выговского с царем Алексеем Михайловичем. Оппозицию гетману в основном составили промосковски настроенная казацкая старшина и простые казаки с Левобережья Днепра. Летом 1659 года Выговский вместе с союзниками — татарами и поляками — разбил царскую конницу (7 тысяч сабель) в битве под Конотопом. Но среди запорожского казачества уже набирала силу Руина (гражданская война). Против Выговского вспыхивают восстания. К сентябрю 1659 года, то есть через два месяца после успешной для него Конотопской битвы, присягу русскому царю принесли казацкие полковники: киевский Иван Екимович, переяславский Тимофей Цецюра, черниговский Аникей Силин, — с казацкими полками и населением этих городов. Армия Трубецкого торжественно вошла в Нежин, где русскому царю присягнули мещане и казаки нежинского полка под командованием Василия Золотаренко. Выговский вынужден был сложить гетманские клейноды в пользу сына Богдана Хмельницкого Юрия. Гадячский договор так и остался на бумаге. Тем не менее, ввязавшись в войну со Швецией и поведя себя на оккупированных землях Беларуси и Украины очень жестко, Московское государство упустило шанс ускорить завершение войны с Речью Посполитой, которая продолжалась еще до 1667 года, а присоединение Беларуси и Правобережной Украины было отложено до второй половины XVIII столетия.

Кампания 1660 года стала началом неудачного для Московского царства развития событий в войне, хотя на западном направлении этот год начался большим успехом. Как уже отмечалось, завершая зимний поход 1659–1660 годов, армия князя И.А. Хованского 3 января внезапным штурмом захватила Брест. Московским войскам удалось вытеснить противника почти со всей территории Великого княжества Литовского, а сам Хованский с 20 марта занялся осадой Ляховичей — одной из последних крепостей, удерживаемых литвинами. После взятия Ляховичей и подхода подкреплений (полки С. Змеева и С. Хованского) он намеревался осуществить поход на Варшаву. Однако события повернулись иначе.

Стефан Чарнецкий в битве.

В феврале 1660 года умер король Карл X Густав, и уже в мае новое шведское правительство подписало в Оливе мир с Речью Посполитой. Согласно ему Польско-Литовское государство вышло из войны почти без территориальных потерь, оно лишь формально отказывалось от Лифляндии в пользу Швеции. Но этот мир сразу кардинально изменил соотношение сил на фронте борьбы против Московского государства, куда были направлены многочисленные и опытные польско-литовские резервы. В начале июня объединенная польско-литовская армия во главе со Стефаном Чарнецким и Павлом Сапегой перешла в контрнаступление, а уже 28 июня в битве на Полонке она нанесла сокрушительное поражение армиям И. Хованского и С. Змеева, которые фактически перестали существовать. После этого остальные московские войска, действовавшие на территории Великого княжества Литовского, перешли к обороне, засев в крупнейших крепостях (Вильня, Брест, Гродно, Ковно, Борисов).

Развивая успех, польско-литовская армия, усиленная присоединением жмудской дивизии под командованием Михала Паца и активно поддерживаемая местной шляхтой и населением, быстро заняла западную и центральную часть Великого княжества Литовского. Пытаясь остановить польско-литовское наступление, московское правительство направило в Литву новую армию под командованием Ю.А. Долгорукого. В ходе битвы на Басе, проходившей с 24 августа по 10 сентября 1660 года, ему удалось приостановить наступление противника. При этом попытка московских воевод нанести удар в тыл польско-литовских войск силами частично восстановленной армии И.А. Хованского привела к половинчатому результату — в сражении на Черее победу одержали московские войска, а у Толочина — польско-литовские части. В результате к концу года московская армия, да и то относительно, контролировала только восточную часть Великого княжества Литовского и ряд крепостей в других районах (Вильно, Гродно, Борисов).

На Украине ситуация складывалась не лучше. В сентябре 1660 года большое московское войско воеводы Василия Шереметева при поддержке казаков Юрия Хмельницкого предприняло очередное наступление на Львов, но оно не удалось, так как своим высокомерием и откровенным презрением к казакам Шереметев раздражал казацкую старшину и гетмана. Воевода самоуверенно заявлял, что с таким войском, какое дал ему царь, можно будет обратить в пепел всю Польшу, а самого короля доставить в Москву в оковах. Войско у него действительно было большим — 27 тысяч человек, да еще примерно 15 тысяч человек насчитывалось в 11 казачьих полках, подчинявшихся непосредственно Шереметеву. Но казаки уже не очень-то горели желанием проливать свою кровь вместе с «москалями», да и жалованье им платили обесценивавшимися на глазах московскими медными копейками, которые в следующем году стали причиной широко известного Медного бунта в Москве. Поэтому вскоре войско Шереметева было наголову разбито польско-крымскими силами в сражениях у Любара и Чуднова.

Разгром случился во многом потому, что поляки узнали о раздорах в неприятельском лагере и коронный гетман Станислав Потоцкий предложил Юрию Хмельницкому вернуться под власть короля.

Тот согласился, и 27 октября в Чудове между гетманом Украины и Польшей был заключен новый мирный договор, фактически повторявший Гадячский, но без упоминания Великого княжества Русского, что ограничивало автономию Украины в составе Речи Посполитой. Шереметев капитулировал на условиях вывода московских войск из Киева, Переяслава-Хмельницкого и Чернигова. Однако воевода Юрий Барятинский, возглавлявший оборону Киева, отказался выполнять условия капитуляции и оставлять город, сказав знаменитую фразу: «Я повинуюсь указам царского величества, а не Шереметева: много в Москве Шереметевых!» В Переяславе народ во главе с наказным гетманом Якимом Сомко — дядей Юрия Хмельницкого тоже поклялся «умирать за великого государя-царя, за церкви Божии и за веру православную, а городов малороссийских врагам не сдавать, против неприятелей стоять и ответ держать».

Польские войска штурмовать Киев не решились. К тому же в них тоже начались волнения, связанные с невыплатой жалованья и нехваткой продовольствия, добыть которое в донельзя разоренной Украине было очень непросто. Шереметев оказался в плену татар и пробыл там 22 года. Левобережная Украина вновь подверглась набегам союзных полякам татар, с которыми казаки вынуждены были постоянно бороться. Московские отряды остались на левом берегу Днепра, но после чудновской катастрофы и вплоть до самого конца войны они ограничивались лишь обороной.

В этот период основные военные действия развернулись на северном театре, т. е. в Великом княжестве Литовском, где московские армии тоже теряли одну позицию за другой. Сюда не доходили татары, да и казаки появлялись не часто, однако под влиянием притеснений со стороны московских воевод шляхта ВКЛ окончательно приняла сторону Яна Казимира. Летом 1661 года был осажден московский гарнизон в Вильне. Осенью 1661 года польско-литовские силы разбили московскую армию в сражении при Клушниках. Зимой 1662 года был потерян Могилёв, а летом — Борисов и Полоцк. В ноябре, после полуторагодовой осады, была окончательно освобождена Вильня (за это время московский гарнизон отбил пять приступов и сдался, когда в живых осталось всего 78 защитников крепости). За Москвой временно оставалась только территория в районе Витебска, но вскоре пришлось оставить и ее. Большое влияние на неудачи московского войска оказали внутриполитические волнения в стране — экономический кризис, Медный бунт, Башкирское восстание.

В 1663 году Юрий Хмельницкий отрекся от гетманства, после чего Левобережье и Правобережье Днепра стали выбирать отдельных гетманов. Осенью того же года началась последняя крупная операция русско-польской войны за Беларусь и Украину — поход Яна-Казимира в союзе с крымскими татарами и правобережными казаками в Левобережную Малороссию. Главный удар наносила коронная польская армия, которая вместе с казаками правобережного гетмана Павла Тетери и крымскими татарами, захватив восточные земли Украины, должна была наступать на Москву. Вспомогательный удар наносила армия ВКЛ го главе с Михаилом Пацем. Он должен был взять Смоленск и соединиться с королем в районе Брянска. В ходе тяжелых боев, продвигаясь на север вдоль реки Десны, польские отряды захватили Вороньков, Борисполь, Гоголев, Остер, Кременчуг, Лохвицу, Лубны, Ромны, Прилуки и ряд других небольших городов. При этом королевская армия обходила крупные крепости с многочисленными московскими гарнизонами (Киев, Переяслав, Чернигов, Нежин). Гадяч тоже устоял, но в осаде продолжал оставаться Глухов.

Для отражения наступления войск Яна Казимира в условиях зимы Москве пришлось срочно мобилизовать войска, до того распущенные по домам. Полк Белгородского разряда во главе с князем Григорием Ромодановским направился к Батурину и, соединившись с казаками гетмана Ивана Брюховецкого, выдвинулся к Глухову. Войско Севского разряда под началом Петра Васильевича Шереметева выступило туда же из Путивля. Армия Большого (Царского) разряда под командованием князя Якова Черкасского, собранная в Калуге, должна была отразить наступление войск Великого княжества Литовского и затем действовать против королевской армии.

1 февраля 1664 года король снял осаду Глухова и, утратив надежды на успех, выступил к Севску, где соединился с литовской армией. Через несколько дней поступили сведения, что царские войска надвигаются на польско-литовскую армию со всех сторон, солдаты которой были уже сильно утомлены и среди них начались болезни. Находясь в лагере под Севском, король направил к Карачеву отряд польско-литовской конницы князя Александра Полубинского, но его разбили части воеводы князя Ивана Прозоровского. Одновременно из Болхова к Карачеву и Брянску выступили главные силы под командованием князя Черкасского. В составе армии князя Черкасского находились самые боеспособные «генеральские» полки солдатского строя Томаса Далейля, Вильяма Друммонда и Николая Баумана. Синхронно с этими действиями новгородский полк князя Ивана Хованского, вторгся в Великое княжество Литовское с целью отвлечь внимание армии Михаила Паца.

Узнав о приближении войск князей Черкасского и Ромодановского, король отступил к Новгороду-Северскому и остановился на берегу Десны. Против армии Ромодановского была направлена польская дивизия Стефана Чарнецкого, но, потерпев поражение в сражении под Воронежем 18 февраля, она вновь отошла в королевский лагерь. На военном совете польско-литовское командование приняло решение об отступлении.

Отступая под натиском армии князя Ромодановского, при переправе через Десну Ян Казимир потерпел тяжелое поражение от московских войск у Пироговки. 27 февраля у Сосницы коронные войска во главе с Чарнецким отделились от армии короля и ушли на Правобережье Украины. Войско ВКЛ, с которым остался сам король, двинулись к Могилеву. Передовые отряды князей Юрия Барятинского и Ивана Прозоровского в марте 1664 года нагнали отходящую литовскую армию под Мглином. В состоявшемся арьергардном бою пехотный полк прусского аристократа Христиана Людвига фон Калькштейна был полностью уничтожен, а сам полковник попал в плен. Армия короля бросила всю свою артиллерию, а ее отступление стало походить на паническое бегство. «Отступление это длилось две недели, и мы думали, что погибнем все. Сам король спасся с большим трудом. Наступил такой большой голод, что в течение двух дней я видел, как не было хлеба на столе у короля. Было потеряно 40 тысяч коней, вся кавалерия и весь обоз и без преувеличения три четверти армии. В истории истекших веков нет ничего, что можно было бы сравнить с состоянием такого разгрома», — вспоминал служивший у короля герцог Грамон. В начале 1664 года московско-казацкие войска перешли в контрнаступление и вошли на территорию Правобережной Малороссии, которая вскоре была очищена от войск противника. Тем самым был фактически закреплен раздел Украины между Московским царством и Речью Посполитой.

Последний этап войны Алексея Михайловича за Беларусь и Украину характеризовался истощением сторон, их материальных и людских ресурсов. Как на северном, так и на южном театре военных действий происходили лишь небольшие стычки и бои местного значения. Какой-либо существенной роли они не играли, может быть за исключением локального поражения польских отрядов от московско-казацких войск под Корсунью и Белой Церковью. Фактическое прекращение активных боевых действий заставило стороны пойти на переговоры о мире, которые начались в 1666 году и завершились 20 января 1667 года подписанием перемирия в деревне Андрусово, близ Смоленска, сроком на 13,5 года. По этому перемирию к Московскому государству отходил Смоленск, а также Дорогобуж, Белая, Невель, Красный, Велиж, Северская земля с Черниговом и Стародубом, то есть земли, вошедшие в состав Речи Посполитой в ходе Смуты. Кроме того, Польша признала за Москвой право на Левобережную Украину. Киев на два года тоже переходил к Москве, а Запорожская Сечь под совместное управление обоих государств.

Польский панцирный кавалерист.

Потери Речи Посполитой.

3 августа 1678 года Андрусовское перемирие было продлено еще на 13 лет, а в 1686 году на смену ему пришел мирный договор («Вечный мир»). Согласно этому договору Московское государство за определенную денежную сумму (146 тысяч рублей компенсации) закрепило за собой Киев с пригородами, а Речь Посполитая отказалась от протектората над Запорожской Сечью. Больше Речь Посполитая и Московское государство (Россия) официально не воевали. Москва стала участником антитурецкой коалиции в составе Речи Посполитой, Священной Римской империи и Венеции и обязалась организовать военный поход против Крымского ханства. Заключение «Вечного мира» с Речью Посполитой было большим успехом московской дипломатии, ознаменовало перелом в русско-польских отношениях, сыграло значительную роль в борьбе народов Восточной Европы с турецко-татарской агрессией, а также облегчило в дальнейшем борьбу России со Швецией за выход к Балтийскому морю.

Войны с Москвой и Швецией, которые вела Речь Посполитая в 1654–1667 и 1655–1660 годах, значительно ослабили ее позиции в Восточной Европе. После своего «золотого века» это государство впало в серьезный экономический и политический кризис, который в итоге и стал причиной его разделов в 1772, 1793 и 1795 годах. Более всего пострадали восточные земли Польско-Литовского государства. Например, численность населения титульной нации Великого княжества Литовского — белорусов уменьшилась с 2 миллионов 950 тысяч человек до 1 миллиона 350 тысяч, а некоторые приграничные с Московским царством поветы потеряли до 2/3 от довоенного населения. Предвоенную численность населения Беларусь восстановила только к 1772 году, т. е. более чем через 100 лет.

О причинах столь огромных людских потерь Великого княжества Литовского в ходе войны 1654–1667 годов, особенно его исторического ядра и основных владений — Беларуси, частично говорилось выше. Для краткости можно лишь отметить, что эти потери состояли из собственно погибших и умерщвленных в ходе военных действий, высокой смертности от эпидемий и голода, так или иначе связанных с войной, и эмиграции (насильственной или добровольно-вынужденной) в поисках лучшей доли. Ряд историков, например, утверждают, что до 300 тысяч белорусов (литвинов) за время войны было пленено, депортировано в Московское государство и расселено там. Подтвердить либо отвергнуть эти данные сегодня сложно, тем не менее попытаемся немного разобраться в сути вопроса.

Как представляется, перемещение жителей Великого княжества Литовского в Московское государство частью было добровольным, а частью невольным. Полоцкая шляхта, присягнувшая и воевавшая за царя (в печально известной битве под Полонкой она составляла около 20 % численности войск Ивана Хованского), после отхода из Литвы наделялась поместьями, причем неплохими, в Поволжье, по рекам Утке и Майне. В общем, опасаясь репрессий за свои симпатии к московскому царю (за «крестоцелование»), шляхта и крестьяне восточных поветов переселялись в Московское государство в основном добровольно. Среди них был не только ставший впоследствии известным Симеон Полоцкий (Петровский-Ситнианович), но и ряд других видных деятелей, причем не только белорусско-литовского происхождения. Двоюродный брат мемуариста и участника многих сражений той войны Яна X. Пасека Петр Казимир не пожелал уехать в Польшу и остался в подданстве царя. О том, что ни за что не вернется на родину и останется у царя, писал Е. Храповицкий, брат еще одного мемуариста Яна Антония, витебского воеводы.

Ища спокойной жизни вдали от войн, добровольно переселялись в московские земли и крестьяне. Так, в мае 1657 года боярин Б.И. Морозов призвал на свои опустошенные эпидемией чумы земли «белорусцев крестьян и ссуду им дал ». Всего боярин переселил в 29 сел и деревень Московского и Звенигородского уездов 1150 православных из ВКЛ. Добровольный выход белорусов продолжался и после войны. К примеру, в переписных книгах дворцовых сел Можайского уезда за 1670-е годы часто встречаются «выходцы» (т. е. свободно вышедшие) из Оршанского и Витебского поветов. Кстати, отток населения Мстиславского, Витебского, Полоцкого (на которые приходится наибольший процент запустений по инвентарям 1667 года) и других поветов шел не только на восток, но и на запад — некоторая его часть выходила на земли Короны польской или даже переселялась в шведские владения. Таких переселенцев там называли «эгзулянтами» (т. е. изгнанниками).

Особое место среди переселенных белорусов занимали ремесленники и мастера. Поскольку во время эпидемии чумы 1654 года в Москве умерло большинство специалистов каменных, золотых и оружейных дел, то Алексей Михайлович приказал переселить из присягнувших ему областей ВКЛ искусных ремесленников, наделив их дворами и жалованьем в Москве и других городах. В 1660-1670-х годах, например, в Золотой, Серебряной, Мастеровой и Оружейной палатах Москвы трудились порядка 80 белорусских мастеров, не считая подмастерьев. Несколько десятков человек находилось в ведении Приказа Каменных дел — строили церкви и дома. Одним словом, переселение части мастеров и ремесленников из ВКЛ в Московское государство оказало значительное влияние на русскую культуру XVII столетия.

При этом правительство Алексея Михайловича отдавало себе отчет в том, что скопом перевозить из занятых земель население не следует, так они запустеют и перестанут кормить размещенных там московских ратников. Еще в начале войны царь запретил перевозить крестьян из Смоленского, Дорогобужского и Бельского уездов. А вот из областей, где позиции московских войск были шаткими (например, Мстиславский повет, который, в отличие от Полоцкого, Витебского и др., сопротивлялся ожесточенно), было велено жителей «пропущать к Москве». Тем не менее проект переселения из ВКЛ 300 000 человек, видимо, был далек от реализации.

Теперь несколько слов о захваченных силой и переселенных насильственно. Отношение к пленным зависело от многих факторов: при каких обстоятельствах попали в плен (с оружием в руках или без), какого происхождения (шляхтич, крестьянин, бобыль), вероисповедания (иудей, католик/униат, православный). Военнопленным полякам и литовцам часто предлагалась «государева служба». К примеру, «Роспись литовским людем, кто где взят в языцех и сколько из них крещены и сколько к Москве и в город посланы прошлаго 162 году и нынешняго 163 году» (в Московском государстве до 1700 года использовалось летоисчисление «от Сотворения Мира», разнящееся от современного на 5508 лет за период январь — август и на 5509 лет — за сентябрь — декабрь, так как Новый год начинался тогда 1 сентября, но при записи года тысячи иногда опускались). Следовательно, 162/163 годы соответствуют 7162/7163 годам.

Всего «роспись» охватывает период с 13 июня 1654 года по 9 января 1655 года и включает подробные данные на 610 человек, захваченных с оружием в руках. Большинство из них согласились служить московскому государю. Часть была записана в «стрелецкую службу» и послана в дальние гарнизоны на Терек, Казань и Астрахань, но были и такие, которых тут же освободили, например: «30 человек белорусов смолян оставлены в Дорогобуже, а велено их привести к вере и взять по них поручные записи, что им житии в деревнях на старых своих жеребьях». Около 13 % пленных отказались служить царю и на момент составления «росписи» содержались в тюрьме («а кормити их велено из государевых из хлебных запасов»). Такие же меры (помилование и привлечение на службу) к пленным солдатам применялись и в 1656–1658 годах.

Кроме того, московское правительство не скупилось и на вербовку целых отрядов своих противников. Из другой росписи, например, следует, что «Выезжей шляхте Лисовского полку» платили следующим образом: «Полковник Карус Лисовской 1 ч. (человек) 80 рублёв, ротмистром 2 ч. по 40 руб., итого 80 рублёв, порутчиком 3 ч., хорунжим 3 ч. по 30 рублёв, итого 180 рублёв, обоего начальным людем 9 ч. 340 рублёв. Рядовым 165 ч. по 20 рублёв, и того 3300 рублёв. Обоего того полку начальным людем и шляхте 174 ч. 3640 рублёв…». Далее по списку идет полоцкая шляхта во главе с хорунжим Казимиром Корсаком, который, кстати говоря, получил 100 рублей, что по тем временам было весьма внушительной суммой, намного превышающей жалованье полковников «нового строя».

По переписным книгам русских городов — Клина, Старицы, Боровска, Вологды, Можайска и др., которые были написаны спустя 10 лет после Андрусовского перемирия, довольно часто упоминаются «белорусцы» — «сироты» и малолетние, очевидно лишенные родителей либо некогда оставленные в местах ожесточенных боевых действий, а впоследствии подобранные ратниками. Например: «Горского повету крестьянская дочь Манка Павлова, жила де она в Польше за Обуховичем, а взял де ее в Польше Иван Андреев сын Цвиленев в первых годех и крестил ее у себя во дворе». «Звали его Казмерком, а ныне в крещении Фетка… польского полону… а в походе взяли его в малом возрасте и привезли его в село Исады малолетняго, и жил он у Луки Ляпунова в доме его, стерег животное стадо». В целом же к переселенным крестьянам, холопам и бобылям «православной веры» относились так же, как и к своим. Здесь действовали точно такие же механизмы — и в «воле», и в «крепости», и в «холопстве».

Но продажа пленных литвинов на рынках тоже имела место. «Живым товаром», как правило, становились «изменники» — жители поветов, нарушивших присягу царю. Как ни жестоко это звучит, но вследствие «измены» тогдашнее московское право ставило их вне закона (даже убийство боярина считалось меньшим злом): убить, продать или оставить у себя «на дворе» такого пленника-клятвопреступника — оставлялось на усмотрение ратника-владельца. Но продажа не приветствовалась правительством в том случае, если владелец продавал «полоняника» басурманам, хотя это правило, видимо, легко обходили.

Разумеется, все эти бедствия белорусского и литовского народов по большому счету были порождены войной, носившей со стороны Москвы, если отбросить идеологическую шелуху об «освобождении православных братьев», захватнический характер. Но и делать из московских войск «исчадие ада» тоже не стоит — в целом они действовали исходя из тогдашних представлений о добре и зле. Другое дело, что и ангелами во плоти, как долго их рисовала царская и советская историография, они тоже небыли.

Царский выезд на смотр войск.

Заседание сейма Речи Посполитой.

Здесь важно отметить и то, что во время войны, как известно, гибнут наиболее активные. После войны Алексея Михайловича в Беларуси осталась не просто половина населения, а худшая его половина — те, кто отсиделся или приспособился. В основном выжили крестьяне, бывшие лишь носителями этнического элемента, тогда как представители высокой культуры, люди с ярким гражданским сознанием были истреблены. Как составляющий элемент белорусского общества шляхта и мещане, по сути, перестали существовать. Но высшие общественные пласты, как известно, всегда трудно восполнимы. По этой причине белорусское общество надолго потеряло полноценность. Хозяйственная катастрофа тоже была фантастической — несколько десятилетий после войны-потопа белорусы, например, не могли даже восстановить площади тех земель, которые ранее обрабатывались. Путешественники, изредка навещавшие тогда Беларусь, писали, что видят городской мусор вместо городов, и так продолжалось на протяжении длительного времени.

Кроме того, московское правительство умело использовало конфессионную карту — православную церковь, за которую, по его словам, оно и воевало. Население, а к тому времени более половины белорусов уже были униатами, вновь переводилось в православие. А после возвращения власти Речи Посполитой начался обратный процесс, причем все делалось для того, чтобы уменьшить роль и значение православной церкви. В результате началась мощная полонизация, так как православная церковь, поддержанная оккупантами, была страшно дискредитирована в глазах элиты. Уцелевшая шляхта окончательно переориентировалась на Польшу. Впервые слово «католик» стало синонимом слова «поляк», а мещанские слои, выбитые в войну, пополнялись в основном за счет еврейства. В начале XVIII века количество белорусов вновь превысило 2 млн. человек, но Северная война Петра I унесла еще 30 % белорусского населения и вновь привела к хозяйственной разрухе. Примеров такой долгой демографической стагнации в европейской истории просто нет. Последовал полный крах и в сфере культуры. Конец XVII и весь XVIII век с полным правом можно считать временем молчания белорусской и литовской элиты, которые полностью полонизировались. А народ, крестьянство — они молчаливы, в их среде рождается только фольклор. Новая белорусская и литовская культура началась лишь в XIX веке.

Позвольте привести только один факт, который ясно дает понять, что творилось в то время с сознанием людей. Именно тогда, после тотальной катастрофы, в Беларуси и Литве впервые стал популярен так называемый танец смерти. Это известное изображение-аллегория (танцующие скелеты) в Европе присутствовало гораздо раньше: во Франции в XII веке, в Чехии — в XIV–XV веках. Но там в первом случае он был связан с чумой, а во втором — с гуситской революцией. В белорусских и литовских источниках до XVII века подобная аллегория не встречалась. А вот в XVII веке танец смерти стал здесь едва ли не самым популярным мотивом как символ близкого конца.

В итоге мир с Речью Посполитой и ее ослабление позволили Московскому царству, а с 1721 года Российской империи сконцентрировать свои усилия на борьбе со Швецией и Османской империей, разобравшись с которыми Россия поглотила Великое княжество Литовское и значительную часть самой Польши. Это вызвало несколько национально-освободительных восстаний народов бывшего Польского королевства и Великого княжества Литовского, но так и не привело в конечном счете к формированию единой восточно-славянской нации. Видимо, политическое наследство Великого княжества Литовского и Русского в данном случае оказалось мощнее российского имперского котла. Но это уже другая история.