Подойдя к своему рабочему столу, пожилой библиотекарь, увидел на нём четыре новые книги, – чей внешний вид, однако, уже потерял свежесть, – и страничку. С минуту он постоял на месте – то ли думая о чём-то, то ли что-то вспоминая. Потом взял в руки одну из них; но не стал раскрывать её, а только подержал. И сказал ей:

– Здравствуй, добрая Сказка!

Перенёс взгляд на вторую.

– Здравствуй проницательный детективный роман!

Долго смотрел на третью.

– Здравствуй душевная книга о войне!

Улыбнулся последней.

– А вот и ты, моя юная волшебница! Здравствуй!

Затем взял их и перенёс на ближайшую полку, где как раз хватило места им всем.

Но на столе осталась лежать ещё страничка.

С замиранием сердца книги ждали, что скажет ей Библиотекарь.

Однако он ничего не сказал, только с расстояния взглянул на неё. После чего перешёл на свободную часть зала и стал прохаживаться взад и вперёд, как делают порой люди, когда над чем-то размышляют или сочиняют какую-нибудь историю.

– Ничего не понимаю… – задумалась Сказка.

– И я тоже, – разделила её настроение Маг.

Недоумевал и Том:

– Мы-то думали, нас будут изучать; переживали, что могут вообще выбросить, как это было уже однажды, а тут вот как вышло… даже не знаю, что и сказать.

– Такое ощущение, что он нас знает, – подумала вслух Сказка.

– Разумеется, знает – это он привёз нас в тот дом и положил в кучу старых книг, – сказал Холмс, и его слова тут же вызвали у друзей смешение мыслей и чувств.

– Как же так?.. Для чего ему это было нужно?.. – устремила на него вопросительный взгляд Сказка.

– Что ж тогда получается: сначала он выбрасывает нас, а потом радуется нашему возвращению?.. Мой друг, не абсурдно ли это звучит? – выразил сомнение Том.

А Маг промолчала. Казалось, она знала, каким будет ответ Холмса.

– Не выбросил, а положил – это не одно и то же, – поправил друга Холмс.

– Но зачем? – настойчиво повторила вопрос Сказка.

– Всё просто: наша с вами история… он хотел, чтобы она произошла, – ответил Холмс.

– Поразительно… – произнёс после некоторых раздумий Том, – но одного не пойму, как такая идея могла прийти кому-то в голову?!

– Кто, как ни сами книги, тоскующие по своему читателю, подсказали её? – задал ему встречный вопрос Холмс.

– Если он знает нас, то наверняка знает и кто такая Странничка, – заключила Сказка.

И как только слова эти были произнесены, пожилой библиотекарь остановился возле своего стола, взял страничку. Глядя куда-то вдаль, но обращаясь к ней, он сказал:

– А ты, моя дорогая… ты – всего лишь несколько слов, написанных от руки. Тебе не место здесь!

Потом подошёл к окну, открыл его и… чего и следовало ожидать, отпустил страничку по ту сторону окна.

– Это и есть ответ?! – блеснули слёзы в глазах Сказки.

Холмс не выдержал её взгляда, который был полон отчаяния, молча опустил голову.

– Одного вы не сказали, мой друг: верно, эта история была нужна ему для того, чтобы поиздеваться над нами! – стальным голосом произнёс Том. – Сейчас мне, как никогда жаль, что я не человек!..

Но тут Маг тихо сказала ему:

– Всё в порядке.

От одного звука её голоса ярость отступила. Правда, теперь, сознавая собственное бессилие, Тому хотелось зарыдать.

– Прости меня, милая, видно, не судьба нам быть вместе – я должен пойти со Странничкой, – произнёс он.

– Да, конечно, – как будто согласилась с ним Маг. А потом неожиданно добавила: – И как только Странничка увидит тебя, её сердце разобьётся.

Том поднял на неё вопрошающий взгляд…

– Она шла сюда в основном ради нас, и сейчас счастлива, потому что знает, что у нас всё в порядке, что мы нашли свой дом, – объяснила Маг.

– Счастлива, невзирая на то, что сказал ей этот человек?..

– Я уверена, – ответила Маг.

Том задумался. Потом вздохнул и с грустью сказал:

– Возможно, ты и права. Но как, скажи мне, мы сможем называть эту библиотеку своим домом? После того, что сейчас случилось, как может быть у нас всё в порядке?..

На этот раз Маг не знала, что ответить Тому, хотя взгляд её по-прежнему излучал уверенность.

А между тем в библиотеке происходило что-то странное. Каким-то образом в неё проник ветер. Поначалу он был едва ощутим, и путники не обращали на него внимание. Но с каждой минутой он становился всё сильнее. Оказалось, окно, через которое библиотекарь «выбросил» Странничку, было настежь открыто; также открыты были и соседние с ним окна.

– Что это значит? – безадресно задала вопрос Сказка.

– Что происходит? – зашумели пробуждающиеся от ветра книги.

– За окнами приближаются зимние холода, – в такое время года люди вряд ли столь интенсивно проветривают помещения, – заметил Холмс.

– Мой друг, что вы хотите этим сказать? – с осторожностью, боясь спугнуть призрак счастья, спросил Том.

Сказка и Маг тоже устремили на Холмса вопросительные взоры.

– То, что мы услышали лишь часть ответа, – воодушевлённо – и воодушевляя заодно их – произнёс Холмс.

Открыв и подперев все окна на первом этаже, пожилой библиотекарь поднялся наверх и там сделал то же самое. А потом, как только спустился, покинул библиотеку.

И после его ухода в ней стали происходить уже не то, что странные, а поистине удивительные вещи!

Началось всё с появления одной книги, имеющей примечательную внешность восточного мудреца. Невзирая на свой немолодой возраст, эта книга с лёгкостью преодолела лестничные марши, пробежала через читательскую часть зала, после чего, не остановившись ни на миг, юркнула в дверь, оставленную библиотекарем слегка приоткрытой.

Вскоре путники, которые уже были не на полке, а у окна, (и вместе с ними сотни библиотечных книг) увидели её и Странничку внизу, возле скамьи.

– Ну, наконец-то! – услыхала вдруг Странничка и обернулась на голос.

– Ну, наконец-то мы встретились, страничка!

Перед ней стоял совершенно незнакомый старик, который почему-то был очень рад её видеть.

– Вы меня знаете? – спросила она у старика.

– Ну, конечно же, конечно же, я знаю тебя! То есть, знал твоего автора!

– Моего автора… и кто же мой автор? Или вернее, каким он был?..

– Он был поэтом… да, и, между прочим, моим учеником.

– Если так, то где его книги?

– Он был поэтом потому, что как поэт воспринимал мир. Но никаких книг он не писал. А когда обрёл мудрость и у него появились собственные ученики, его искусство стало заключаться в том, чтобы пробуждать поэзию в них.

– Как же тогда вышло, что он написал меня? Почему я совсем его не помню? Хотя, наверное, потому, что у меня плохая память…

– А может быть, потому, что ты появилась в самом конце его жизненного пути. Спросишь, откуда мне это известно? Я сам был всему свидетелем!

И последнее его слово прозвучало для Страннички как будто вдалеке – она вдруг начала вспоминать…

В комнату к учителю вошли его ученики, и один из них обратился к нему от имени всех:

– Мы вовсе не хотели побеспокоить вас, учитель. Но у нас есть к вам одна просьба… Ничего особенного, сущий пустяк… и вместе с тем нечто важное, что не даёт нам покоя.

На умиротворённом лице учителя появилась тёплая улыбка.

– Мы пришли просить вас о том, чтобы прежде, чем нас покинуть, вы написали стих. Стих, или, может быть, просто несколько строк.

– Что-нибудь… напоследок, – с печалью в голосе произнёс другой ученик.

Улыбаясь сквозь слёзы, первый ученик продолжал:

– Мы знаем: вы никогда не писали ни книг, ни стихов; как знаем то, что мы – ваши книги. Но, возможно, именно поэтому мы сейчас здесь и просим вас о такой в сущности мелочи, как несколько слов напоследок.

Встав с кровати, учитель проследовал к столу. Вынул из чернильницы перо, пододвинул к себе чистый лист бумаги…

Так Странничка и родилась. Хотя на самом деле она родилась гораздо раньше – потому, что слова, написанные учителем, жили в его сердце ещё в то время, когда он был молод. Будучи его молитвой, они укрепляли в нём веру, придавали ему сил.

Потом кто-то взял её в руки и прочёл; но вместо слов она почему-то услыхала шум ветра; а в следующий миг ощутила его дыхание…

И сквозь ветер был различим чей-то взволнованный голос:

– Что ты делаешь? Почему ты хочешь выбросить страничку?

– Мы-то знаем и не забудем того, что написал учитель. Нет смысла держать его слова взаперти. Быть может, их прочтёт кто-нибудь ещё, – прозвучало в ответ…

Пребывая в воспоминаниях, Странничка и не заметила, как взлетела высоко над землёй. Так высоко, что старику осталось лишь вздохнуть, да тихо сказать самому себе:

– Вот как бывает… и книгам случается грустить – оттого, что они книги, что в них так много страниц.

Затем он ещё раз поднял голову и таким же тихим голосом, только обращаясь уже к Странничке, произнёс:

– Прощай, страничка, я очень рад, что наша встреча помогла тебе вспомнить!

Так бы и расстались они, но ветер услышал старика. Усилился, закружил, образуя воронку, легко оторвал его от земли и понёс ввысь.

Многие библиотечные жители были свидетелями тому, что происходило за окнами библиотеки, до них донеслось каждое слово из разговора старика со Странничкой. И теперь они застыли, глядя на танец в вышине. Это было нечто необыкновенное, чего им ещё не доводилось видеть. Настоящее волшебство. Танец учителя и ученика, танец двух мудрецов.

В то памятное для книг утро по окраине парка гуляли женщина с дочерью. Девочке было, примерно, лет восемь. Проходя мимо библиотеки, они решили остановиться и сели на скамейку. На ту самую скамейку, где лежала Странничка.

– Мам, смотри-ка, здесь какая-то страничка! И на ней что-то написано! Только прочесть сложно… Мам, ты прочтёшь?

Девочка дала страничку маме.

– Да, ты права. Чернила растеклись, слов почти не разобрать. Наверное, она долго пробыла на улице.

– Ну, мам, очень хочется узнать, что там написано.

– Ну и любопытная же ты! Ладно, попробую.

Кое-как маме удалось прочесть.

– А что это значит?

Мама улыбнулась и пожала плечами.

– Наверное, я также понимаю, как и ты.

Но, встретившись с настойчиво-вопросительным взглядом дочери, всё-таки попыталась объяснить:

– Ну, как тебе сказать… это поэзия, хоть и без рифмы, – ни о чём-то определённо, а как будто обо всём, о жизни в целом.

– И кто же мог это написать и оставить здесь?

– Откуда ж мне знать. Возможно, поэт какой-нибудь…

– А можно я заберу её с собой?

– Нет, нести это в дом не нужно. Да и потом, это же тебе не живое существо, а просто листок бумаги.

Девочка посмотрела на страничку и грустно вздохнула.

Посидев ещё немного, они отправились дальше.

– Мам, только напомни мне, когда я выросту, что мы с тобой гуляли по парку и нашли страничку. А то вдруг я забуду.

– Хорошо, если это для тебя так важно. Хотя мне почему-то кажется, это я скорее забуду, чем ты.

– Ну, мам, пообещай, что напомнишь!

– Хорошо. Обещаю! – повернувшись к дочке, по-солдатски отчеканила мать.

– Мама, а как ты думаешь, я когда-нибудь стану поэтессой?

– Лично я в этом уже не сомневаюсь, – улыбнулась она дочери, крепко обняла её и поцеловала: – ты моя юная поэтесса!

В стенах библиотеки стояла тишина. Удивительное затишье, в котором можно побывать только поздней осенью, царило снаружи. Путники чувствовали себя счастливыми: Странничка вспомнила себя и своего автора, их история благополучно завершилась. На самом деле она могла бы на этом завершиться, но в жизни, как мы знаем, порою неожиданно всё меняется, вселяющее радость ясное небо в одночасье может покрыться тучами.

Когда среди книг началось оживление, стало очевидно: многие из них буквально взбудоражены происшедшим.

– Как же так?! – с недоумением и долей возмущения восклицали одни. – Как страничка может быть равной книге?!

– О чём это вы?! Совершенно ясно, что разумных страниц не бывает! Верно, это какой-то розыгрыш! – утверждали другие.

И затем какой-то старик привёл в подтверждение этого пример из личной жизни:

– Много их лежало на чердаке у моего последнего владельца, мм… или предпоследнего?.. Уж и не припомню, сколько это у меня их было, и которого из них был тот чердак… Так вот, значит, много их видел и разных самых, да только все они, как одна, – не разумны, стало быть. Средь множества находился, а одиноким себя чувствовал.

– Не завидуйте! – слышались голоса третьих.

Четвёртые молча усмехались. Пятые пребывали в раздумьях. Ну, и так далее.

А одно произведение, которое стояло поблизости от наших путников, обратилось за разъяснением к своему соседу, и произошёл такой короткий разговор:

– Не ответите ли на волнующий всех вопрос, любезный – вы ведь совсем ещё свежий и, к тому же, философский роман, – как возможно то, что мы видели?! Или и впрямь всё это было не по-настоящему?..

– Чтобы выйти к свету, нужно пройти через дебри, чтобы родится простому, нужно пройти через сложное, – немного загадочно ответил тот.

Только книга успела задуматься над ответом, как возле неё раздался другой голос, громкий и пронзительный:

– Нашли, у кого спрашивать! Вы ещё у тех спросите, – указала она наверх, – они вам точно ответят! Философы патологически не способны изъясняться простым человеческим языком, милочка, – или вы этого не знаете? Им нужно обязательно всё усложнить!

– Простите, я лишь хотел сказать… – начал было философский роман. Но громкоголосая книга не дала ему договорить:

– Молчите уж! Не нужны нам ваши объяснения – мы и так поняли, что вы хотели сказать!

Среди иных книг возникли споры по поводу объёмов. Так, например, одно небольшое произведение заметило своему крупному соседу:

– Помните, вы как-то посмеивались над моей худобой… А теперь – надо же какая ирония – вы стоите и завидуете этой страничке!

– Во-первых, никому я не завидую. А во-вторых, я никогда над вами не смеялся. Вам это явно померещилось, – невозмутим был тот.

– Конечно же, вы не смеялись: открыто – никогда; ведь солидная книга не может себе этого позволить. Но всем своим видом вы демонстрировали своё превосходство надо мной, а значит, внутри посмеивались, во всяком случае, не принимали меня всерьёз.

Речь тонкой книги возмутила стоящую рядом с ними полнотелую женщину:

– Что вы такое говорите?! Как вам не стыдно?!

– Как видно, вы и впрямь тонкий – и не только снаружи, но и внутри! – с укором произнёс тот же крупный мужчина.

– Не стану спорить. Зато уж если меня читают, то, как говорится, от корки до корки, – спокойно отражал атаку тонкий. – А сколько, прошу прощения за дерзость, в вас наберётся прочитанных страниц? Не окажетесь ли вы в известном смысле ещё тоньше меня?..

– Что он несёт?! Просто, не слушай его, дорогой, – произнесла женщина.

Но большая книга задумалась, а затем сказала:

– А ведь знаешь, дорогая, он, возможно, в чём-то прав. Кто и когда в последний раз прочёл меня целиком?..

Меня берут школьники, студенты: обычно, лишь для того, чтобы выполнить домашнее задание, – с тоскою в голосе продолжала она. – Нет, не подумай, я вовсе не жалуюсь. Я вполне нормально к этому отношусь. Меня читают урывками – и это тоже хорошо. Но… порой ведь и вправду становится грустно…

Ставший тихим их разговор потонул в общем гомоне, из которого продолжали выделяться то одни, то другие голоса, как, например, голоса этих двух спорщиков:

– Времена изменились, людям некогда пробираться сквозь толщу ваших страниц, переваривать все ваши подробности и описания! —

– Зато есть время на такое барахло, как вы!

– А вам не кажется, что вы уже перешли на оскорбления?!

– Незачем было меня вынуждать!

– Хм, а ещё шедевром себя считаете…

– Не я считаю! Меня считают!

– Хотите правду жизни? Мало кому уже есть до вас дело. Вы как тот памятник…

– А вы… вы как рекламный плакат!

– Хм, причём же здесь плакат, дружище? По-моему, не очень удачное сравнение…

– Их время быстро проходит, – ответил напоследок второй спорщик, вздохнул и опустил голову.

Глядя на всё это, Том с грустью произнёс:

– Всё больше я слышу голоса людей, а не книг. Что всё-таки делает с нами время…

– И вместе с тем это неплохой знак, – сказала Маг.

– Какой ещё неплохой знак? – не понял её Том.

– Болезнь книг – безразличие. А тут… многие даже с полок своих спустились. Что бы они ни говорили, ясно одно: то, что произошло, имеет для них некий смысл.

– Безразличие, говоришь… мне это знакомо. Помнишь, я тоже болел им, причём преждевременно, – согласился он с ней.

– Но так не должно быть! – с болью в сердце произнесла Сказка. – Не должно всё так закончиться…

– Я понимаю, милая, ты – Сказка, тебе нужен счастливый конец. Но ведь и для Страннички, и для нас всё хорошо закончилось. И это главное. А всё прочее – пустяки, – попытался утешить её Том.

Сказка ничего не сказала, но печаль не сходила с её лица. Сопереживая вместе с ней, Холмс и Маг встретились взглядом, и прочли друг в друге намерение.

– Эй, послушайте! – воскликнул Холмс, обращаясь ко всем.

В библиотеке сразу же стало вдвое тише. Казалось, книги ждали, что найдётся кто-то, кто всё для них прояснит, – они готовы были слушать.

– Я хочу вам кое-что сказать. Но для начала кое в чём признаться.

– Признаться?.. – донеслось откуда-то. – В чём же это вы хотите признаться, мистер Холмс?..

– Как раз в том, что я вовсе не мистер Холмс, не сборник рассказов о знаменитом сыщике, и даже не его подобие. – После короткой паузы он закончил фразу: – Я – самозванец…

Кто-то хмыкнул, кто-то издал возглас, означающий неожиданность, удивление, кто-то криво улыбнулся, но были и те, кто просто продолжал слушать.

– Что ж, многообещающее начало, мой друг, – в шутку произнёс Том. – Впрочем, я в вас верю.

– …обычный детективный роман. Который мог бы сейчас стоять среди вас и тоже сомневаться в себе и во всём на свете. Но долгая прогулка помогает обрести уверенность. И я знаю: всё, что нам нужно, это вспомнить себя, вспомнить, что значит быть книгой.

Каждый из вас был написан с вдохновением, написан потому, что того требовала от ваших авторов сама жизнь. И так как вы много значили для них, то являетесь ориентирами на жизненном пути других людей. С помощью вас люди общаются друг с другом сквозь время и расстояние. Благодаря вам настоящее знает о прошлом и имеет уверенность в будущем. Все вы очень разные, но какие бы грани жизни вы не освещали и как бы ни относился к вам тот или иной читатель, несомненно одно: среди вас нет лишних, ненужных.

Вам ли, мистер Фолкнер переживать по поводу избыточного веса?.. Или вам, мистер Джойс?.. Может быть, вам, господин Толстой?.. Вы же учителя человечества, великие художники, мастера слова! Ваши описания – порой будто целые отдельные истории.

За тем, что происходило внизу, внимательно наблюдали сверху две книги. И в этот момент одна у другой спросила:

– Дорогой сэр Артур, не ваш ли это Шерлок Холмс там говорит?..

На что та, не раздумывая, ей ответила:

– Не мой. Но тоже настоящий.

– Кто станет спорить с тем, что нынешнее время подобно стремнине реки? – говорил дальше Холмс. – Но, поверьте, люди, несущиеся в ней, мечтают о том, чтобы их жизнь вошла в спокойное русло. Иногда мы, книги, помогаем им в этом.

Он замолчал, а Маг продолжила:

– Мне бы хотелось кое-что добавить. Это чудо, когда для читателя оживает книга. Но чудо происходит и тогда, когда для него оживают несколько слов. Скажите, что важнее: быть многотомным сочинением или немногословной молитвой? Быть известным миллионам или одному единственному сердцу? Влиять на судьбы мира или быть светом на одном единственном жизненном пути?

– Важность этого не измеряется. Важно и то и другое, – произнёс вдруг знакомый голос. Это был голос мистера Критика.

Многие книги услышали Холмса и Маг и оставили позади прежние разговоры и споры. В то же время в удалённой части библиотеки шум не прекращался…

– Наверное, если бы наша история была сказкой, сейчас бы в этих стенах воцарились мир и согласие, все эти мужчины и женщины, старые и молодые, серьёзные и не очень без лишних слов обняли бы друг друга. Но в жизни всё немного иначе, – сказал Том Сказке.

– Да я понимаю, – говорила в ответ ему Сказка, – и я с тобою согласна. Маг, Холмс, вы – удивительные книги!

– Мне кажется, друзья: мы вдоволь погостили в этом мире и нам пора возвращаться…

Сказав это, Том посмотрел на то место, куда определил их пожилой библиотекарь. «Совсем скоро мы вернёмся, и для нас вновь наступит вечность…», – подумал он. Как вдруг…

Раздался грохот – такой силы, что задрожали стеллажи. Тотчас взгляд Тома застыл, опустел…

Комьями взметнулась к небу земля. Сквозь тянущуюся над ней завесу дыма и пыли солдаты шли в наступление. Он чувствовал, что должен идти вместе с ними, но почему-то не пошёл… Рокот моторов и гусениц танков, стрёкот автоматов и крики солдат… Кто-то кричал ему, призывал к действиям, но, как бы ни хотелось Тому откликнуться, он продолжал стоять неподвижно и наблюдать.