– Знаете, я всегда – сколько себя помню – сомневался в окружающем мире и в людях. И сейчас мои сомнения в очередной раз подтверждаются, – говорил Холмс Тому и Маг, наблюдавшим вместе с ним за приближением Страннички и Сказки. – Что угодно можно было предположить, но только не то, что история Сказки будет столь же печальной, как и наши с вами истории.

– Не могу полностью согласиться с вами, Холмс, – говорил ему в ответ Том, – наши неудачи, если это можно так назвать, ещё мало, что значат. – Основная масса книг – и вы только представьте себе, сколько это! – находит своё счастье, и оно – как мне кажется – не такой уж редкий гость в этом мире. То, что с нами происходит, кажется немного странным, но такова жизнь, Холмс: она не укладывается в границы наших представлений, но тем и удивительна. В то время, когда мы требуем от неё книжной истории, мы забываем, что она не книга.

– Возможно, вы и правы, – задумчиво отвечал ему Холмс. – Просто мы идём своим путём, и вещи, которые с нами происходят, в целом говорят о том, что жизнь… да, что она удивительна. Каждый раз мы будто открываем этот мир заново…

– Но вместе с тем, мир полон жестокости и несправедливости – об этом тоже не стоит забывать, – а значит правда отчасти и ваша, – заметил Том.

Друзья улыбнулись друг другу.

– Шерлок, но почему ты думаешь, что и со Сказкой вышла печальная история? – спросила Маг. – Возможно, она покинула дом потому, что захотела пойти с нами…

– Увы, она не просто покинула дом – она бежала из него, как и все мы. Об этом говорит погрызенный и надломленный край её обложки. Первое, что приходит на ум: маленький ребёнок, у которого прорезаются зубки. Но правда – горька: это сделано зубами собаки.

– В доме живёт собака? Допустим. Ну, и что с того?..

– А то, что она едва ли бы вытянула книгу с полки, – следовательно, она подобрала её с пола.

– Но разве она не могла взять её с дивана, или, скажем, со стула, или, на худой конец, вырвать из рук у читающего ребёнка? – возразил Том.

– Даже если и с пола… Сказка могла случайно оказаться на полу… – добавила Маг.

Холмс, которому больно было смотреть на Сказку, спорить не стал.

Но вот они встретились, и рассказ Сказки полностью подтвердил слова Холмса.

– Но я не в обиде на детей за то, что они не хотели ни читать, ни слушать меня, а только играли со мной. Я плакала и тосковала, иногда злилась, а иногда радовалась, как ребёнок, каким-то мелочам – потому, что ведь нужно же было чему-то радоваться, – но ни обиды, ни злости нет. А сейчас я чувствую себя свободной и счастливой – оттого, что нахожусь рядом с вами, и пусть то, что было, уйдёт и забудется как сон.

Так закончила она свой рассказ.

С наступлением утра друзья отправились в путь. Они шли по парку, где недавно лежала Странничка, и радовались тому, что дорога к библиотеке лежит через него.

– Вот если бы весь город был таким же тихим и спокойным, как этот парк! – выразила восторг Сказка, и в тот же миг закружилась в танце.

Вместе с нею стал танцевать Холмс.

– Мечтатели… – произнёс, глядя на них, с задумчивой улыбкой Том.

– А разве ты не такой? – улыбаясь, спросила Маг.

– Я-то? Я тот ещё мечтатель! Пожалуй, мы все такие… И в этом наше и горе, и радость.

– Почему горе? – спросила Маг.

– Потому что «немечтатели» живут себе спокойно. На их стороне и постоянство, и прагматизм… – отвечал ей Том, – и много прочего в том же духе…

– Пожалуй. Но вот только радости глубокой они не знают… – сказала Маг.

– Что ж, наверное… – согласился Том.

– Кстати, я хотел попросить у тебя прощения, – произнёс он некоторое время спустя.

– Прощения?.. – не поняла Маг, но тут же улыбнулась оттого, что ей стало интересно. – За что же ты хотел попросить у меня прощения?..

– За то, что когда-то назвал тебя маком.

– Пустяки какие, за это не стоило извиняться…

Том покраснел. На самом деле ему не столько хотелось извиниться, сколько продолжить беседу с Маг, которая нравилась ему всё больше и больше. Переборов застенчивость, он решил ей прямо об этом сказать:

– Вы мне нравитесь, и поэтому я хочу загладить малейшую вину перед вами.

– Вы со мной уже на «вы», как с Холмсом? – заметила, сияя улыбкой, Маг.

– Позвольте побыть с вами на «вы», – спокойно настоял на своём Том. – Знаете, находясь на полке, я часто вспоминал вас, вернее вы становились неожиданным и желанным гостем в мире моих грёз. Обычно я увлечён войной. Стоит мне на некоторое время закрыть глаза, как я уже на поле боя, или иду по фронтовым дорогам, или разрабатываю какой-нибудь военный план… Таким я создан, – это ни хорошо и ни плохо… просто таков мир, в котором я живу. Но каждый раз с вашим появлением в нём что-то менялось, вернее, менялось всё… Лучик магии проникал в мой затуманенный разум, и я точно пробуждался, начинал видеть даже в своих врагах самого себя, и вместо ненависти испытывать к ним сострадание. И мне казалось: это происходит не только со мной, меняется и враг, меняется весь мир… Война вновь становилась для меня священной.

А теперь представь себе, Маг, что было бы, если бы этот лучик проник в тёмное царство в реальном мире. Люди поняли бы: вражда бессмысленна, ненавидя и уничтожая других, они уничтожают себя, результатом вражды может быть лишь обоюдное несчастье. Кто будет победителем, когда и с той и с другой стороны прольётся невинная кровь? В каком-то смысле в войне нет победителя, но есть те, кто стояли за мир. Осознав бесценность жизни и мира, люди стремились бы положить войне конец, а в невоенное время предотвратить её ещё в зародыше, то есть в самих себе.

– Ведь главный наш враг – это мы сами, – согласилась с Томом Маг.

– Но как-то раз, погрузившись в свои грёзы, я с удивлением обнаружил, что оказался не там, где обычно… – продолжал Том, – я не шёл по пыльной дороге с ружьём на перевес, не переплывал будучи раненым через реку, не слышал гул истребителей, не скрывался от врага, ничего подобного… Мне случилось оказаться в совершенно другом мире, возможно, даже неземном… Только я чувствовал, что он другой, но видеть его не видел, потому что он был как закрытая книга. Впервые в жизни я совершенно забыл о войне, – и, забыв о ней, уподобился ребёнку, который ещё не знает, что его ждёт и кем ему предстоит стать.

– Что же это был за мир? – спросила поглощённая его рассказом Маг.

– Этого я не знаю. Знаю только то, что в нём живёшь ты, – ответил Том.

Его простота и откровенность вынудила Маг на мгновение спрятать от него взгляд.

– После этого я не мог жить одной только войной, потому как стал мечтать о том, чтобы открыть для себя этот новый, не похожий на мой, мир.

– Что ж… – обронила Маг, и больше не издала ни звука.

– Но как можно было осуществить такую мечту? Ведь мы жили в разных домах и не знали, в каких именно, – всё равно, что находились на разных планетах… Чтобы моя жизнь окончательно не лишилась смысла, я принялся отгораживаться от мечты, прилагать усилия к тому, чтобы вывести твой образ из своих грёз, забыть тебя и всех остальных. Но тут вновь случилось чудо: Странничка нашла и спасла меня.

– Значит, ты полностью спасен? – сам собою вырвался вопрос у Маг.

– Даже если ответ твой будет отрицательным, я не могу противиться счастью быть рядом с тобой и рядом со своими друзьями.

– А если мой ответ… не будет отрицательным?

– Тогда я просто стану счастливейшей книгой на свете.

– И тебе совсем не нужен будет читатель?

– Подумаешь, никто не узнает о существовании наших миров, кроме нас самих. Я, конечно, шучу, – любая книга хочет поделиться своим содержанием, принадлежать всему миру, а не только себе – с этой целью она издана.

– А знаешь, ты изменился… ты уже совсем не похож на того ворчливого старика, которому было всё равно, как прожить век, перед которым не стоял выбор: жить или сгореть. Я тогда и представить себе не могла, что когда-нибудь увижу тебя совершенно другим, вот таким, каким вижу сейчас.

А тем временем Холмс и Сказка продолжали кружиться в танце. И вместе с ними кружились листья, в полном безветрии падающие с деревьев.

– А знаешь, я начинаю верить в волшебство, – говорил Холмс, раскинув руки и глядя ввысь.

– После всего, что с нами произошло, в него невозможно не поверить, – отвечала ему Сказка.

– Хотя я по-прежнему считаю, что оно должно иметь объяснение. Ведь если бы волшебство нельзя было никак объяснить, в него никто бы не захотел поверить. Кому нужно было бы такое волшебство!

– Которое нельзя понять, к которому нельзя приблизиться, – вторила ему Сказка.

– Ты права, Сказка! – воскликнул вдохновлённый Холмс.

– Вы сейчас не такой, как обычно, – и вы больше похожи на поэта, чем на детектива, – улыбаясь, заметила Сказка.

– А я и есть поэт, – ты разве не знала?! Поэзия – моя вторая страсть!

– Я думала, вторая страсть Шерлока Холмса – музыка…

– Да? Может быть… уже и не припомню. Ну, а моя – поэзия, хотя музыку я тоже очень люблю.

– Мне хочется сказать вам… – промолвила Сказка, и внезапно растеряла слова. Но тут же собралась с мыслью: – я чувствую себя защищённой рядом с вами, хотя как могут книги защитить друг друга…

– Дело в том, что ты сама становишься смелой.

– Да, в вашем присутствии…

Книги одновременно прервали танец и посмотрели друг другу в глаза.

– А я рядом с тобой чувствую себя сказочным детективом, – отвечал признанием на признание Холмс, – я чувствую, что могу заниматься не только расследованиями, но ещё и проводить время с детьми, например: рассказывать им небылицы, кататься вместе с ними на волшебной карусели. И, вдобавок, мне нравиться танцевать вместе с тобой и даже просто наблюдать за тем, как падают листья. Будь со мной на «ты», Сказка!

Некоторое время спустя Сказка спросила:

– Тебе не кажется, что это путешествие превращает нас в людей, то есть улучшает нашу память?

– Не кажется, – потому что это действительно происходит. Мы помним теперь больше, чем прежде, или можно просто сказать: мы помним. Замечаемые нами вещи обретают смысл, как и проживаемые мгновения. Да и, между прочим, многие книги делятся с читателем не только своей историей, но и вот такими мгновениями, как эти.

– Это удивительные мгновения. В них и заключается волшебство, – произнесла Сказка.

Внезапно Холмс, Сказка, Том и Маг остановились, встретились взглядами, после чего посмотрели на Странничку. Все вместе подошли к ней и обняли её.

– Милая Странничка, благодаря тебе наши сердца встретились, – сказал за всех Том, – и никакие слова не передадут нашей тебе благодарности.