Техотдел — маленькая комнатка. В ней всегда многолюдно и шумно. Приходят мастера, чтобы уточнить планы, заполнить наряды, по неотложным делам забегают монтажники, арматурщики, шоферы... Эта крохотная комнатка, пропитавшаяся запахом духов и горьковатым дымом махорки и папирос, напоминает штаб.

Сильва сидит за некрашеным дощатым столиком, планирует объем работ, подсчитывает, решает какие-то сложные технические задачи, ругается с мастерами и рабочими. Это, наверное, тоже входит в распорядок ее рабочего времени.

— Сигуладзе, ты опять журнал не заполнил? Ты, может быть, хочешь аварийных лишиться? Смотри!

— Да я же... понимаешь, Сильва, не успел... — отчаянно врет парень.

— Успевать надо.

— Есть успевать!

Изредка выдаются тихие минуты, когда в техотделе остаются только двое: Сильва и экономист — молоденькая некрасивая девушка по имени Люся.

— Ты счастливая, Сильва. — вздыхает Люся. — У тебя любовь. Выходи, Сильва, замуж. Хватит с ума сводить парней.

— За кого замуж? За Жорку? Ничего у нас с ним не было и не будет. Мне хочется, Люська, такого счастья, чтобы на всю жизнь. А Жора что... Жора не для меня.

— Почему за Жорку? Говорят, бригада монтажников вся влюблена в тебя. Покой потеряли парни. Выработку даже снизили. Выбирай.

Сильва смеется, влажно сверкают ее мелкие ровные зубки.

— Ух, какой кошмар! Вся бригада? Семнадцать человек?.. Нет, Люська, я еще семнадцать парней с ума сведу, а потом уж посмотрю!

— Это не по-комсомольски, — вздыхает Люся и грубовато спрашивает: — А если тебя сведут?

Сильва внимательно и грустно смотрит на подругу, может быть, думая о том, что жизнь несправедливо одним отвешивает с избытком, другим недодает. И говорит:

— Пусть сводят, Люсенька. Вот и хорошо, что сведут... Любить — так уж так, чтобы не угольки тлели!..

В распахнутую настежь дверь врываются тяжелые звуки тракторов. Раздаются короткие, отрывистые, протяжные гудки машин.

— Жора проехал, — говорит Сильва. — Третий рейс сделал.

— Откуда ты знаешь? — удивляется Люся.

— Два коротких сигнала слышала? Это он.

Я кашлянул, прежде чем войти, сделал вид, что только что появился.

— Привет, девчата! А я за вами. Хотите на левый берег? Там начали рыть котлован. Хотите посмотреть?

— Едем! — с готовностью отзывается Сильва.

Левобережье бурлило. Человеческие голоса сливались с грохотом бульдозеров, утюживших землю, с натужным воем машин, преодолевающих бездорожье. Экскаваторы вгрызались в грунт острыми зубьями металлических ковшей. Ветер поднимал горячую желтовато-серую пыль и рассеивал по реке. Пыль оседала на корпуса машин, на лица людей, скрипела на зубах.

— Привет флоту!

Из кабины экскаватора высунулось чумазое, улыбающееся лицо Тараненко.

Я снял фуражку и помахал Виктору.

— Привет механизированной пехоте!..

И было радостно от ощущения чего-то большого, необыкновенного и светлого, как весна. Хотелось по-мальчишески подбросить вверх фуражку и крикнуть «ура», но рядом стояли девушки. Неудобно. Я посмотрел на Сильву. Она была какой-то притихшей, необычно сосредоточенной и серьезной. Может быть, ее поразил грандиозный размах на этой, в сущности, небольшой (не Братск все-таки!) стройке. А может быть, что-нибудь другое.

«Кто их поймет, этих девушек», — подумал я, сбегая вниз, к реке. Я спешил на правобережье.

Мотор чихнул раз-другой и весело застучал.