Люди — странные существа, тут даже спорить лишне. Только им могла прийти мысль (наверняка воспринятая ими как гениальная) поселиться на крутой горе посреди океана. Вместо верхушки у нее было плато, прикрытое с одной стороны небольшой пещерой

В этой пещере жил дракон. Теперь вы понимаете, насколько люди странный народ? Они поселились на горе посреди океана, которая была домом дракону! Другие более-менее разумные существа обходили стороной эту ландшафтную аномалию.

А люди нет. Они любят сложности

Дракона видели редко, если не сказать никогда. Говорили, что он выходит на плато и смотрит на океанский закат, на дорожку красно-желтого света, тянувшуюся прямо к его горе. Дракон был вполне себе самодостаточной личностью с прекрасно развитым вкусом — это было понятно хотя бы потому, что на плато возле пещеры находились разные музыкальные инструменты, мольберты, кисточки, книги, фотоаппараты и много разного хлама, который вроде бы придумали люди. Во всяком случае, они так утверждают.

По легенде живших на горе, на плато можно взобраться и попробовать использовать инструменты по назначению, но в живых дракон оставит только гениев, возведших в абсолют свой талант. Всяких псевдоинтеллектуалов и бесталанных нарциссов он, несмотря на крайнюю нелюбовь к подобного рода субъектам, сжирает без приготовления — для очистки культурного поля горы и внутреннего успокоения, в физическом, естественно, плане. Поэтому жители горы, в основном, пьянствовали и разрушали браки друг друга, и только рыбалка разбавляла этот лад.

Горская память хранит былину об одном таком гениальном смельчаке, много веков назад сумевшем понравиться дракону и остаться в живых. Его песни, стихи и скульптуры до сих пор скрашивают скудные местные пейзажи. Главный его шедевр выгравирован на почетной доске у ратуши, чтобы видно было каждому гостю:

Но вот среди этих горцев вырос парень по имени Ивко. Из семьи у него был только дедушка Кови, который много рассказывал внуку о драконе. Он был последним, кто решился когда-то взглянуть на него, что делало его местной знаменитостью, по популярности уступавшей только вышеупомянутому таланту.

Когда-то в молодости дедушка Кови любил рисовать. Рисовать у себя в голове, потому что ни красок, ни холста на горе не было: закрывал глаза и водил рукой в воздухе, выводя незамысловатые линии общей картины. Со стороны казалось, что он готовит себя к стезе дирижера. В какой-то момент дедушка Кови решился забраться на плато и нарисовать великолепнейший из морских закатов, что он успел увидеть на горе. Но дракон не подпустил его к инструментам, и тот лишь чудом сумел унести ноги. Эту историю знал каждый житель каменного прыща на теле океана.

Тысячи раз травленные про дракона сказки и миллионы снов сделали свое дело — когда Ивко исполнилось восемнадцать, он только и жаждал взобраться на плато и хоть глазком посмотреть на монстра-эстета. На горе не было ничего интересного: нищета, алкоголизм, блядство и вранье, окружавшие с самого детства — вот душа требовала чего-то отличного от привычного. А новое могло быть только там, на вершине.

— Куда ты пойдешь? Ты что? Это же верная гибель!

— Деда, хочу песню сочинить. Да такую красивую, чтобы мир плакал.

— Так сочиняй, кто тебе мешает. Вон, напевай себе под нос, да и все. Зачем на плато-то лезть?!

— Там есть инструменты, ты сам говорил. Хочу не просто бубнеть, а хочу исполнять свою песню, хочу записать ее, чтобы люди всей планеты могли ее послушать и сыграть на своих горах! Вот зачем я туда иду.

Дедушка Кови весь вечер стоял на коленях и молил Ивко не идти на верную смерть. Аргументы, окропленные слезами старика, подействовали на молодого Ивко, и ему ничего не оставалось, кроме как завести семью и жить в бытовом разврате.

Он пошел в рыбаки, с легкостью овладев единственной доступной беднякам профессией, нашел жену, не то чтобы красавицу, но с утра не крестясь можно раскрыть глаза в ее сторону. Жаль только умерла при родах, но Ивко не сильно переживал, ведь был сын — единственная отдушина. С дитяткой своей он возился с утра до ночи, брал с собой в море, показывал узлы и учил сматывать удочки при шторме.

Но была буря внезапная, сильная и холодная к чаяниям рыбаков. Она и потопила их лодку: Ивко еле спасся, а сын утонул. В глазах смешивались слезы и морская вода, тихие стоны седлали высокие волны — два дня ненавистное море медленно убивало надежду.

Море стихло, а Ивко все сидел и молча смотрел вдаль. Бескрайние синие просторы вновь приглашали порыбачить, солнце баловалось красками, рисуя на волнах закат, а он все сидел.

И вдруг Ивко завыл. Потом вой перешел в осмысленные звуки: сшивая связками потоки воздуха, Ивко пел. Самую жалостливую в мире песню. Пел все громче и громче, а все равно себя не слышал. Ивко пел про гору, про плато, про злого Дракона, которого черствит горделивое одиночество.

И он пошел на плато — горцы окунулись в переполох: женщины вцепились в ноги, причитая, что мужчин и так на этом клочке земли немного, и каждый должен беречься, пускай, не ради себя, но ради бабского счастья; друзья хватали за руки, крича, что каждый человек становится сильнее после трагедии. И даже дедушка Кови, уже несколько лет не встававший с печи, нашел в себе силы вгрызться Ивко в шею.

Сначала отцепились женщины, потом отплевались друзья, и только старый дед не разжимал костлявые руки, а Ивко все шел и пел.

— Ты единственное, что есть у меня! Не оставляй старика одного! Он же съест тебя, ведь тебе нечем его радовать! Ты воешь тоску!

Ивко глянул в старческие очи — а там страх! Дед не был на плато, никогда не был! И не за внука он боится, а за себя и свой вечный страх, ставший смыслом его жизни. Минуту они смотрели друг на друга — потом старик разжал руки и пополз на печь.

Ничего уже не могущий потерять, кроме страха, Ивко взобрался на плато — дракона нет. Он выбрал из кучи инструментов гитару — его никто не остановил. Ивко стал подбирать ноты и рисовать в тетради аккорды — и тонким дымом не повеяло из пещеры.

Ивко играл и пел свою жалобную песню несколько дней напролет, без еды и воды, а дракон все не выходил. Не было чудища: ни на плато, ни в пещере. Никто не выходил любоваться закатом, никто не собирался есть надменных глупцов, не было у горы другого хозяина, кроме странного людского народа.

Ивко сбежал вниз, к самому морю:

— Дед, дедушка, дракона нет!

Старик ответил слезами:

— Знаю. Никогда и не было

Ник Уда

Комментарии:

Pawel_Yunewich: Ого, первый счастливый финал! Растете;)

• Ник Уда: Теперь-то вы довольны?

•• Pawel_Yunewich: Как может быть не доволен довольный жизнью человек? И даже вашим рассказом;) Он мне очень нравится своим посылом: перебороть страх, сделать то, чего боятся другие. Мысль, конечно, не новая, но есть ли еще не высказанные в мире мысли? Они суждены появляться вновь и вновь в разных местах.

••• Ник Уда: В этом я с вами солидарен, мой первый читатель;)

Vol4eg: вообще то первым читателем этой чуши был я

• Ник Уда: Спасибо и Вам!