Астахов долго тянул и наконец решился. Он вызвал Олесю к себе в кабинет.

Опять стал мяться.

— Простите, Олеся, я хочу вас спросить… Я заранее прошу прощения, но я должен спросить вас…

И вдруг резко перешел к главному:

— Это правда, что вы сидели в тюрьме?

Олеся вздохнула и опустила глаза.

— Я так боялась этого вопроса…

— Значит, это правда. В чем вас обвиняли?

— Хищение в особо крупных размерах.

— А вы… Вы действительно совершали то, в чем вас обвиняли?

— Нет, но я не могу этого доказать.

— Значит, вы невиновны?

— А какое это теперь имеет значение?.. Николай Андреевич, я понимаю, что уголовнице не место в вашем доме. Но вы — очень добрый человек, вы не сможете мне прямо об этом сказать. И поэтому я уйду по собственному желанию.

Олеся решительно встала и направилась к выходу.

— Олеся! — окликнул ее Астахов. — Я забыл поблагодарить вас за прекрасный ужин. Спасибо!

— Не за что.

Олеся вышла, а Астахов злился на себя: "Ну вот, хотел сказать на прощание что-то теплое, а получилось издевательство!"

* * *

Баро никак не мог поверить в такое счастье — он целовал и обнимал прибежавшую к нему дочку, которая выглядела — о чудо! — совершенно здоровой и скакала, как молодая козочка.

— А ты не рано встала с постели?

— Нет, не рано. Я прекрасно себя чувствую, папа, со мной все в порядке!

— Слава Богу! Слава Богу! Голова не кружится?

— Сейчас проверим. — И Кармелита закружилась на месте, как делала это когда-то в детстве.

Баро смеялся и плакал одновременно.

— Нет, папа, не кружится. И у меня есть еще одно доказательство того, что я абсолютно здорова!

— Какое же?

— Папа, я так хочу есть…

— Солнышко мое, доченька… Груша! — закричал Баро на весь дом.

Прибежала Груша, увидела пляшущую Кармелиту, сияющего Баро — и тут же сама расплылась в счастливой улыбке.

— Груша, накорми нас.

— Накормить? Конечно! Сейчас, сейчас…

В две минуты стол был накрыт. Земфира привела и усадила Рубину, но та ни к чему не притронулась. А Кармелита уплетала за обе щеки.

— У меня такое чувство, будто я три дня не ела! — делилась она с набитым ртом со своими родными.

— Так оно и было, Кармелита, — отвечали ей отец и Земфира.

Груша принесла блюдо с горячими пирожками.

— Кушайте, мои дорогие, кушайте!

— Груша! Говорят, я три дня не хотела есть. Неужели я могла отказаться от Грушиного пирожка? Ничего себе!

Кармелита тут же съела пирожок, а радостная Груша пережила, может быть, самую счастливую свою минуту в доме Баро.

— Бабушка, а почему ты ничего не ешь? — Кармелита внимательно посмотрела на Рубину.

— Что-то не хочется. Я лучше пойду, прилягу.

— Что с тобой, бабушка?

— Просто устала, родная, просто устала.

— Ну тогда давай я тебя провожу, — вскочила Кармелита.

Но Рубина усадила ее на место:

— Ты кушай, кушай, а мне надо побыть одной Рубина вышла, и только Земфира смотрела ей вслед тревожным взглядом.

* * *

Бейбут вернулся домой с хорошими вроде бы новостями.

— Завтра священное золото будет у нас, — сказал он Миро. — Но для этого Баро нужна наша помощь.

— Что мы должны делать?

— Передать деньги сообщникам Рыча. — Бейбут присел рядом с сыном. — Их там целая банда. А Баро в это время заберет у Рыча золото. Но самое главное, сынок, чтобы они не смогли нас обмануть.

— Ну что ж. — Миро потянулся к своему ножу, с которым почти никогда не расставался. — С ними, я думаю, мы справимся.

— Да, но вот только нож придется оставить дома — это их условия.

— Обожди, отец, а если они будут вооружены?

— Приходится рисковать…

Миро с сожалением отложил нож в сторону, а Бейбут старался не показывать сыну, как он нервничает.

— Эх, Миро, жду не дождусь, когда мы уже разберемся здесь со всеми делами. И как же это люди всю жизнь живут на одном месте?

— Так давай прямо завтра и уедем, отец?

— Вот наступит завтра, тогда и решим.

— Но людям же надо успеть собраться.

— Не хочу решать заранее. Отложим пока.

— Не узнаю тебя, отец.

— Да я сам себя не узнаю! Какие-то не те мысли в голове крутятся… — И Бейбут вышел из шатра на свежий вечерний воздух.

* * *

Кармелита сидела на постели Рубины.

— Бабушка, ну скажи мне честно: что с тобой? Рубина с трудом открыла глаза и слабо улыбнулась:

— Ничего, все пройдет. К сожалению, возраст дает только опыт, но не прибавляет здоровья.

Кармелита взяла Рубину за руку и стала ее поглаживать:

— Хочешь сказать, что ты у меня старая? Нет! Помнишь, как ты недавно в театре на представлении отплясывала?

— Я бы хотела, чтобы меня такой и запомнили.

— Ты сейчас говоришь, как будто уезжать куда-то собираешься.

— Кармелита, внученька моя. Могу сказать тебе только одно: пока я жива, я тебя не покину…

* * *

А Баро и Земфира остались сидеть вдвоем за большим столом. Земфира поделилась с мужем своими мыслями.

— Значит, это все-таки правда — Рубина действительно взяла на себя всю болезнь Кармелиты? — переспросил Баро.

— Да, Рамир, это так.

По лицу цыганского барона пробежала тучка.

— А ведь я много лет не разговаривал с ней. Винил ее в смерти Рады. А она мне все прощала.

— Рамир, Рубина — человек большой души и очень сильная шувани.

— Да уж, сегодня я в этом убедился окончательно. Земфира вздохнула.

— Знаешь что, Земфира? Когда Рубина поправится, я устрою в ее честь большой праздник!

Но Земфира мягко взяла мужа за руку и посмотрела ему в глаза:

— Боюсь, что она уже не поправится, Рамир… Повисла звенящая тишина.

— Помнишь, Рубина говорила о связи с этим обрядом священного золота? — вновь начал Баро. — Так вот, завтра золото должно быть здесь. Мы отдадим Рычу деньги и вернем священный слиток!

Опять помолчали.

— Скажи, Земфира… А если бы золото не было похищено, тогда бы Рубине не пришлось на все это идти?

Земфира пожала плечами.

— Значит, и этот грех на моей душе!

— Не надо, Рамир, не вини себя. Так распорядилась жизнь. Ну ты же не можешь предвидеть все на свете!

— Но я и подумать не мог, что цыган может украсть цыганское золото — у меня это в голове не укладывается!

— Поэтому будь завтра осторожен, Рамир!..

* * *

Наконец Палыч с Максимом дождались, пока Рыч уснул.

— Все, пошли, — не выдержал Максим.

— Подожди, подожди еще, — зашептал в ответ Палыч, — видишь, он шевелится.

— Конечно, шевелится, — Максим начинал раздражаться. — Он же не сдох, а только спит.

— Ну, значит, не крепко еще спит. Надо подождать. Но Максим только махнул рукой и осторожно двинулся вперед.

Палыч нагнулся и поднял увесистый булыжник. Максим удивился:

— Это ты чего, Палыч? — Так, на всякий случай.

Чтобы добраться до того места, где лежало золото, нужно было пройти рядышком со спящим Рычем. И тут, в самый неподходящий момент, Максим наступил на какую-то железку — она отскочила и предательски задребезжала.

Рыч заворочался. Друзья замерли. Но, к счастью, Рыч только повернулся во сне на другой бок.

Друзья двинулись дальше и наконец добрались до заветной коробочки.

Максим схватил ее и собрался было двинуться обратно, но Палыч его остановил.

Он взял у парня коробочку, открыл ее, достал сверток, развернул, вынул золотой слиток и отдал его Максиму. Затем завернул в эту же тряпку свой, подобранный минуту назад камень, положил в коробку и поставил ее на место.

Максим молча поднял кверху большой палец, оценив выдумку друга. И снова на цыпочках, мимо спящего Рыча, друзья выбрались из каменоломен под ночное небо.

Добравшись до родимой Палычевой котельной, они плюхнулись на стулья и вдруг, совершенно для себя неожиданно, разразились припадком истерического смеха. Видно, так выходило из них все напряжение последнего дня.

Максим достал золото, и друзья залюбовались слитком.

— Слушай, Макс, а ты заметил, как оно блестело в темноте? Я, конечно, не большой знаток, но, по-моему, обычное золото так не блестит.

— Ага. Пойдем прямо сейчас к Зарецкому, отнесем — я думаю, с таким подарком он будет рад видеть нас в любое время дня и ночи.

— Ну что ж, давай. Сейчас, через минутку… Друзья думали действительно только пару минут передохнуть. Но не прошло и минуты, а оба они уже спали, прямо сидя на стульях — сказалась усталость, и нервная, и физическая.

Ах, если б только Палыч перенял от своей любимой Рубины хоть чуть-чуть дара предвидения будущего — пусть не далекого. Если бы мог предугадывать — пусть на день, на несколько часов! Тогда бы он бросился в дом к Баро, чтобы отдать это золото немедленно, а потом бы еще и побежал в табор, чтобы сообщить об этом цыганам!..

Но ни Палыч, ни Максим не умели смотреть в грядущее и спали, сидя на стульях, спали сном тяжело уставших людей, честно выполнивших большое и сложное дело.

* * *

Бейбут и Миро приехали в дом Зарецкого ранним утром, без четверти пять.

Баро встретил их с дипломатом в руке.

— Форс звонил еще ночью. Нас ждут через 40 минут. Меня — Рыч за городом на склонах у Волги. Вас — его дружки в склепе на Старом кладбище. Знаете, где это?

— Знаем, Баро, знаем.

Зарецкий заметил кнут у Миро за поясом.

— Миро, а ты что — верхом?

— Нет, кнут — это так, по привычке. Мы на машине. Баро открыл дипломат, показывая лежащие в нем деньги:

— Вот, здесь ровно полмиллиона евро. Но отдадите вы их бандитам только тогда, когда я позвоню и скажу, что золото уже у меня.

— Я все понял, Баро, — ответил Бейбут. — Не волнуйся.

— А я в вас и не сомневаюсь. Дай мне твою руку, ДРУГ.

Бейбут протянул руку, и Баро защелкнул на ней браслет наручников. Второй браслет он защелкнул на ручке дипломата.

— Неужели ты боишься, что я выпущу его из рук?

— Бейбут, так надежней, поверь мне. У бандитов будет меньше соблазна у тебя его из рук вырвать. Вот ключ. — И Баро передал ключ от наручников Миро. — Ну что, готовы? Тогда — вперед. И дай нам Бог удачи!

Мужчины вышли из дома. Бейбут и Миро сели в свою машину, Баро — в свою и разъехались в разные стороны.

В это же время Удав инструктировал Руку и Леху:

— Будете мне докладывать о каждом шаге — и чтоб никакой самодеятельности! Мобилы проверили?

— Да. — И бандиты показали свои телефоны, — Оружие? — спросил Удав. Рука вынул пистолет.

— Хорошо, спрячь. И без надобности не доставай.

— Ноя, если что…

— Никаких "если что" — только по моему приказу! Ясно?

Бандиты кивнули:

— Ясно.

— Тогда идите. И смотрите, если что-то пойдет не так…

— Обижаешь, Удав. Мы свое дело знаем. Ты ж сам сказал "Никаких "если что"". Все будет в лучшем виде!

* * *

Вечером Кармелита уложила бабушку в своей комнате, дождалась, пока Рубина уснет, и только потом позволила уснуть и себе.

Ближе к утру Рубина застонала. Кармелита проснулась, вскочила и подбежала к бабушке:

— Бабушка, бабушка, что ты? Пить хочешь? Рубина, увидев склонившуюся над собой внучку, попыталась улыбнуться.

— Там отвар, — проговорила она едва слышно. Кармелита тут же налила Рубине отвара.

— Вот твой отвар, бабушка, попей. Вот так… Рубина с трудом сделала пару глотков и бессильно упала на подушку. Потом с трудом взяла за руку присевшую рядом Кармелиту.

— Девочка моя, я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я всегда любила тебя. Любила и люблю!..

— Ты меня пугаешь, бабушка. Все будет хорошо, ты поправишься. Хочешь, я посижу с тобой?

— Посиди, посиди…

* * *

Рано утром, пока Астахов еще не выходил из спальни, Олеся, подгоняемая Тамарой, собрала все свои вещи в небольшой чемоданчик. Вышли в прихожую.

— Ну что, Олеся, присядем на дорожку. Я надеюсь, на новом месте у вас все сложится удачней, чем здесь.

— Да уж, хуже мне вряд ли где-то будет. — Теперь Олеся могла уже не сдерживаться.

— Иначе говоря — мы вас не поняли, не оценили по достоинству? Вероятно, в тюрьме все было по-другому?

— А знаете, Тамара Александровна, в тюрьме было лучше!

— Ну что ж, не вижу причин, почему бы вам туда не вернуться.

И тут в прихожую случайно вышел Астахов.

— Что здесь происходит?

— Ничего особенного, мы мило прощаемся с Олесей.

— Почему прощаетесь?

— Олеся от нас уходит. Надеюсь, дорогой, ты понимаешь — после того, что мы о ней узнали, я не могу держать в доме такую горничную.

— Да, но я Олесю не увольнял.

— А я уволила. Коля, мы же с тобой договорились. Ты же согласился с тем, что иметь в доме уголовницу, по меньшей мере, безрассудно.

— Николай Андреевич, я пойду, — Олеся взяла свой чемоданчик и направилась к выходу.

— Подождите, Олеся! Тамара, о чем мы договорились? Я с тобой ни о чем не договаривался. Олеся, пройдите, пожалуйста, в мой кабинет.

— Может быть, не стоит?

— Стоит-стоит, Олеся. Решения в этом доме принимаю я. И прежде чем вас уволить, я хочу с вами поговорить. Прошу вас!

Астахов проводил Олесю в кабинет и закрыл дверь почти перед самым Тамариным носом.

— Олеся, я хотел бы прояснить кое-какие детали. Садитесь, думаю, у нас будет долгий разговор, — сказал он.

Девушка присела на стул.

— Я не скрою, Олеся, мне стали известны некоторые факты вашей биографии, и поэтому я хотел бы кое-что выяснить, хотя и не считаю, что это повод для увольнения. — Астахов тоже волновался и, чтобы не показать этого, перешел на язык деловой беседы.

— Что именно вы хотите узнать?

— Вы, конечно, вправе ничего мне не рассказывать. Я не следователь и не судья, я не могу вторгаться в ваше прошлое…

— Мое прошлое? Я не сделала ничего такого, за что мне было бы сейчас стыдно.

— Ну, если так — тогда расскажите все сами.

— Николай Андреевич, может быть, не стоит вам забивать этим голову? Я уйду, и вы просто забудете обо мне.

— Ну раз уж вы действительно собрались уходить, то, думаю, ничего не потеряете, если все мне расскажете.

— А вы уверены, что хотите это знать?

— Я не просто хочу — я на этом настаиваю. Олеся помолчала.

— Хорошо, я вам расскажу…

Когда Рука с Лехой зашли в склеп на Старом кладбище, Бейбут и Миро были уже внутри.

— Здорово, ромалы! — развязно начал Рука. — Заждались?

Цыгане молчали, но взгляды их были красноречивее всяких слов.

— Ладно, что смотрите? Деньги принесли?

Бейбут все так же молча показал бандитам дипломат. Леха потянулся было к нему, но Бейбут тут же спрятал дипломат за спину, а Миро выступил на шаг вперед и закрыл отца.

— В чем дело? — занервничали бандиты.

— Деньги вы получите только тогда, когда слиток будет у Зарецкого, — ответил Миро.

— А как же вы узнаете, что Зарецкий уже получил золото?

Бейбут молча достал мобильник.

— И как только раньше люди обходились без мобильных телефонов? — иронично спросил Леха.

— И не говори, — ответил Рука.

— Так вот, — заговорил Бейбут, — как только золото окажется у Баро, вы получите деньги.

— Ладно, мы подождем. Нам спешить некуда.

В это же время Баро подъехал к пустому обрыву над Волгой недалеко от города — может быть, к самому красивому месту на всей великой реке. Солнце уже встало над левым берегом и осветило отлогий склон с обнажившимися слоями древнего ила, густую траву, небольшие скалы у воды и широкую, спокойную, древнюю, как Русь, но каждый раз новую Волгу.

Однако Баро было сейчас не до того, чтобы любоваться пейзажем. Он вышел из машины. Место вроде бы то самое, как сказал Форс. А Рыча нигде нет.

Рыч появился совершенно неожиданно, как будто из-под земли вырос.

— Ну, здравствуй, хозяин, — проговорил он, ухмыляясь.

— Я тебе не хозяин, подонок!

— Конечно. Теперь, скорее, я хозяин положения.

— И ты этому радуешься?

— А почему бы и нет? Приятно видеть, как сам великий и могущественный Баро идет ко мне на поклон.

— Не дождешься, чтоб я тебе кланялся!

— А ты это уже сделал. Теперь все зависит от меня, как я захочу — так и будет! Это раньше Рыч был для тебя мальчиком на побегушках, а теперь…

— А теперь стал вором и вымогателем, — резко оборвал его Баро. — Ты предал свой род! Ты своими грязными руками осквернил нашу святыню!

— Хватит меня воспитывать, Баро, — я человек свободный!

— Это ненадолго. Ты еще за все ответишь!

— Эх, Баро, Баро. Да я с твоими деньгами сорвусь в такие места, где ты меня вовек не найдешь.

— Если успеешь. Где золото?

Рыч протянул красивую яркую подарочную коробочку.

— Прошу!

Как только Баро взял коробочку, Рыч тут же набрал по мобильнику Удава:

— Алло, это я. Все сделано — золото передал. Удав тут же позвонил Руке, — Рука, ты на месте?

— Да, мы здесь, — послышалось из телефона.

— Рыч отдал золото — можете брать деньги!..