Совсем осмелела Кармелита. И решила поговорить с отцом. Зашла к нему в кабинет, отвлекла от работы.
Впрочем, Зарецкий и сам был рад отвлечься, чтобы поговорить с выздоровевшей дочкой.
— Папа… Я поговорить хотела…
— Говори.
— Вот ты уже лучше знаешь Максима… Ты даже разрешил нам видеться…
— Да. Он хороший человек.
Ну, вот, как все хорошо. Неужели сейчас раз и навсегда все решится?
— Пап, я хотела спросить…
— Я знаю, доченька, ты хочешь спросить, не буду ли я мешать встречаться вам? Нет… не буду..
— И ты ничего больше не будешь говорить о цыганских традициях?
Баро задумался. Сколько раз беседовал он с дочкой на эту тему. И раньше он всегда говорил одно и то же. Но теперь, похоже, времена переменились.
— Знаешь, Кармелита, по традиции дочку должна воспитывать мать. А тебя воспитывал я. И воспитал так, как смог.
— Папа…
— Не перебивай. Пришло время сказать самому себе правду. И помогла мне в этом ты.
— Я?
— Да. Я сделал тебя такой, какая ты есть! А от многих традиций я и сам уже давно отказался.
— Ну от каких традиций ты отказался? Тебя уважают все цыгане. И ты — хранитель золота.
— Что из того? Прав был Бейбут, цыган всегда должен быть в дороге. А я надолго осел, остался здесь, в Управске. Поэтому впервые говорю тебе это: каждый должен решать свою судьбу сам. И ты в том числе. Не всегда все это можно переплести. Традиции пусть остаются традициями. Любовь — любовью. А человек — человеком.
* * *
Словно на крыльях летела Олеся в офис к Астахову. Представляла, как сейчас вбежит к нему, с ходу все расскажет. Он, конечно же, сначала удивится, потом обрадуется. И посмотрит на нее так, по-особому, с благодарностью…
Но в действительности вес оказалось не так хорошо и приятно.
Николая Андреевича на месте она не застала.
Зато Антон был в офисе. И вел он себя нагло. Пожалуй, даже наглее обычного.
Олеся сначала хотела развернуться и уйти. Но потом испугалась непонятно чего. Хотя нет, понятно: а вдруг сейчас что-то с ней произойдет и никто не узнает правды о замечательной фирме "Спецстроймонтаж-проект", ее владельце и гендиректоре. Потом за большую взятку собственника фирмы поменяют. И банкротство Астахова станет свершившимся фактом.
А вдруг…
Поэтому Олеся решила никуда не уходить, потерпеть соседство Антона, но дождаться Николая Андреевича.
Антон же не понял ее решимости. И, оставшись наедине с Олесей, решил пощипать ее словесно:
— Надо же, как быстро, перестав быть горничной, ты расправила крылья!
— Именно потому, что я больше не ваша горничная, я попрошу обращаться ко мне на "вы". Хотя культурный человек и к горничной обращался бы так же…
Олеся произнесла это с такой аристократической холодностью, что Антон даже немного растерялся.
— Да?.. Надо же! Какие мы гордые! Не ожидал такой прыти от ВАС!
— Так и я от ВАС! Надо же: заправляли здесь по-хозяйски, фирму новую открыли…
Антон напрягся. Как же нехорошо произнесла она последние три слова. Зло и уверенно. Неужели произошло самое страшное, что только могло произойти — Олеся узнала всю правду о "Спецстроймонтажпроек-те" до того, как Антон с Тамарой обналичили астаховс-кие капиталы, переведенные на счета этой фирмы?
— Так. И какую же новую, как вы изволили выразиться, фирму мы открыли?
— Очень перспективную. Хоть и дочернюю, но с огромным капиталом! Не расскажете о ней поподробнее?
Да. Точно. Она все знает.
— Я вас, Олеся, не нанимал, чтобы отчитываться!
— А и не надо, Антон Николаевич, можете ничего не говорить. По документам и так все видно, по бухгалтерским счетам…
— Так если все видно, то какие ко мне вопросы?
— Только один, но очень важный: кто подписал все решающие счета, платежки, проводки?
Антон откровенно испугался. И как ни пытался бодриться, испуга своего скрыть не смог.
— Неужели вы? Ай-яй-яй. Неосмотрительно! Надо было бы найти какого-то "мальчика для битья". Ну вроде зиц-председателя "Спецстроймонтажпроекта".
Чтобы было на кого все спихнуть, в случае чего!
Барский сынок с ненавистью посмотрел на нее. Представил, как здорово было бы придушить эту наглую выскочку.
— Когда сильные дерутся, слабому лучше не лезть! — сказал Антон хриплым голосом. — Целее будешь, а то ненароком голову можешь потерять!
Олеся увидела его глаза, и ей стало страшно. Ее всегда пугали столь резкие перепады настроения в Антоне.
Но, к счастью, в ту же секунду в офис вошел Николай Андреевич Астахов.
Обрадовался, увидев своего бухгалтера.
— Здравствуйте, Олеся!
— Здравствуйте!
— У вас есть, что сказать? Новенького. Интерес-ненького.
— Да!
— Пройдемте в кабинет!
— Николай Андреевич, — твердо сказала Олеся. — Я вас прошу, чтобы при нашем разговоре присутствовал ваш сын! Можно?
Астахов тяжело посмотрел на Антона.
— Ну почему бы нет, раз вы просите… Пройдемте. И ты, Антон.
"Ох, что сейчас будет!" — только и успел подумать наследник.
* * *
Света засмотрелась на банановую гроздь, лежащую на прикроватной тумбочке. И подумала, что бананы уже заканчиваются. Всего-то штук пять осталось. И поймав себя на этой мысли, вслух засмеялась. Это уже какой-то фруктово-банановый психоз. Стоит отщипнуть от грозди несколько бананов, и уже кажется, что бананы заканчиваются.
Такой, смеющейся, ее и застал отец. И сразу же спросил:
— Ты смеешься? Я был у врача! Как ты? Что случилось?
— Здравствуй, папа, все уже позади. Мне уже намного лучше. Вот даже пытаюсь одолеть очередной банан.
— А что с ребенком? Ты уверена, что с ним все в порядке?
— Я же говорю, папуля, нам намного лучше… Сердцебиение в норме, анализы тоже в порядке! Поэтому, как говорится, хорошо все, что хорошо кончается!
Форс нахмурился:
— Слушай, да перестань ты есть эти бананы. А может, все из-за них и началось? Этот, как его? Авитаминоз, эдикулез, тьфу ты, совсем все перепутал, как его там… токсикоз?
— Что ты, причем здесь бананы, я их вон уже сколько ем и в каком количестве. И все было хорошо. Говорят, если беременной женщине хочется чего-то, то надо есть.
— А больше ты ничего не ела?
— Нет. Хотя…
— Что "хотя"?
После слов отца в Светиной голове что-то щелкнуло. И (C)на вдруг отложила недоеденный банан.
— Слушай, папа, а я вдруг поняла, что ты совершенно прав. Не могу уже есть эти бананы, не лезет.
— Ну и слава Богу, — успокоился Форс. — Может, и вправду отравилась…
А что ты еще хотела сказать?
— Даже и не знаю. Я толком ничего не помню… Помню, мне спать почему-то очень захотелось. Легла спать, заснула, а во сне мне снились ужасные кошмары! А потом вообще темнота, чернота… Папа, я толком ничего не помню.
— Хорошо, а до того, как ты уснула? Кто у тебя был и что ты ела?
— Кто был? Тамара Александровна, например, была, ну, мама Антона… Мы с ней чай пили… Чем-то она меня угощала!
— Чем?
— Пирожков мне испекла! Очень вкусных. Мы с ней пили сок с пирожками!
Форс помрачнел, спросил металлическим голосом:
— Пирожки, говоришь?..
— Да. А что в этом такого…
— Ничего, доченька… Ничего особенного. Только… Не нравится мне все это. Просто не нравится.
— Но почему? В чем дело? — спросила Света встре-воженно.
Леонид Вячеславович понял, что говорит слишком резко — вон, как дочка беременная разволновалась. Теперь нужно успокоить ее.
— Да ладно, доченька, не волнуйся, я во всем разберусь! Это у меня так просто… стариковское ворчание.
И все равно не сдержался Форс. Последние слова сказал более мстительно, чем следовало бы в присутствии дочери.
* * *
В свои слова Олеся вкладывала всю любовь к Астахову и всю ненависть к тем, кто покусился на ее святыню.
— …Таким образом, становится ясно, что деньги со счетов вашей фирмы переводились на подставную фирму "Спецстроймонтажпроект".
— А кто подписывал документы? — по-деловому быстро спросил Николай Андреевич.
— Тот, кто имел право подписи… Но не вы, — сказав это, Олеся посмотрела на Антона.
Вслед за ней на сына глянул и Астахов.
— Что вы оба на меня так смотрите. Это наглая ложь! Я не имею ни малейшего отношения к подставной фирме!
— А как насчет закладной на имущество Зарецко-го, сынок? А все твои указания Форсу через мою голову — это тоже ложь?
Можно, конечно, было бы сдать Форса, чтобы отец не думал, что этот суперюрист такой уж ангел. Только боязно. И Антон затянул прежнюю песню, которую уже не раз пел в отцовском кабинете:
— Давайте, давайте! Валите все на меня. Пожалуйста! Я все вытерплю.
— Молодой человек, нет смысла изворачиваться! — официально заявила Олеся. — Ваши подписи легко проверить с помощью экспертизы. Да и в банке все подтвердят, что это вы переводили деньги.
Антон патетически махнул рукой:
— Отец! Кого ты слушаешь?! А ты знаешь, что она сама преступница?
Знаешь? Лучше поинтересуйся, кому принадлежит эта подставная фирма?
— Да, Олеся… Действительно, а вы узнали, кто владелец этой фирмы?
— Я узнала удивительную вещь, Николай Андреевич!
"Спецстроймонтажпроект" принадлежит мне!
Глаза Астахова округлились до размера пятаков:
— Принадлежит вам? Но как? Как это могло произойти?
— Как? Очень просто. Я была горничной в этом доме. Все мои вещи находились здесь. Документы специально не прятала. Злоумышленники, — Олеся опять выразительно посмотрела на Антона, — взяли ненадолго мой паспорт. И тайком оформили фирму на меня… И я бы узнала об этом только тогда, когда за мной пришла бы милиция!
— Как?.. Каким образом?..
— Очень просто, Николай Андреевич. Схема классическая. Все ваши деньги переводятся на счет "Спец-строймонтажпроекта". Потом обналичиваются. Фирма становится банкротом, а уголовную ответственность за ее деятельность несет владелец и гендиректор Олеся Викторовна Платонова.
— Неужели?.. Неужели именно так?
Астахов выглядел совершенно растерянным. Олесе жалко было окончательно добивать его правдой, но и не показать все коварство Антона тоже было бы неправильно. Олеся уставилась в глаза неверному наследнику:
— Кстати, извините, что сразу не спросила. Антон Николаевич, а откуда вам известно, что "Спецстроймонтажпроект" принадлежит не кому-нибудь, а именно мне?
Антон ничего не ответил. Вместо него сказал Астахов:
— Ну и мразь же я вырастил…
— Папа, подожди, — в отчаянии Антон попытался спасти ситуацию. — Ты что? Ты веришь ей… Этой, этой… А мне, твоему сыну, не даешь возможности объясниться…
— Молчи! Олеся, а вы что намерены предпринять?
— Николай Андреевич, я уже была в банке и заблокировала все переводы на "Спецстроймонтажпро-ект" со счетов вашей фирмы. А также, как главный бухгалтер вашей конторы, посоветовала банку пока, до вашего особого распоряжения, не принимать никаких документов за подписью вашего сына!
— Да как ты смеешь? Как посмела? Ты, поломойка! Из грязи — в князи?!
Что ты о себе возомнила???
Астахов выскочил из-за стола и схватил сына за грудки:
— Это что ты о себе возомнил?! Совсем ум потерял. Думаешь, тебе все позволено в этом мире?
Антон с трудом вырвался из железных рук.
— Все! Надоело. Оставляю вас! Делайте тут, что хотите!
— Стой! Верни закладную Зарецкого, которую вы с Форсом состряпали!
— Сейчас. Разогнался! — сказал Антон, но подумал, что получилось как-то слишком по-плебейски, поэтому завершил общение загадочной фразой: — А вот над этим я подумаю в свете последних событий! — и ушел, раскланявшись.
* * *
Открыто, честно, не таясь, Кармелита пришла к Максиму в гости.
Рассказала любимому, как ей не хватает бабушки, как тяжело жить без нее, без ее советов. А он рассказал о Палыче, как тяжело старик переживает смерть своей любимой.
— Да, плохо без Рубины. И Палыча жалко… — совсем загрустила Кармелита.
— Знаешь, — сказал Максим. — Может быть, это кощунственно звучит, но…
— Говори, Максим, говори.
— Но, кто знает, может быть, если бы не эта история любви Рубины и Палыча, мы с тобой не сумели бы пройти через все это…
— А мы прошли?
— Мне кажется, прошли. А ты как думаешь? Кармелита задумалась.
— Я тоже думаю, что мы прошли свою дорогу. И теперь должны, просто обязаны быть счастливыми.
— То есть ты хочешь сказать, что я когда-нибудь смогу назвать тебя своей женой?
— Вот в этом ты теперь можешь быть полностью уверен. Уж я-то свое счастье не упущу.
— А отец? Он не будет мешать, как это было раньше?
— Отец… отец сказал, что я теперь сама могу выбирать свою судьбу.
— И плевать на традиции, на цыганские, вековые?.. — Да!
Максим порывисто обнял Кармелиту и поцеловал ее так долго и страстно, как никогда еще этого не делал.
Сладко, конечно, было, но в какое-то мгновение девушке показалось, что она просто задыхается от страсти. И Кармелита вырвалась из его объятий.
— Сумасшедший! Дай отдышаться… Видел бы нас мой отец!
— Что я могу сказать? Теперь это уже не страшно. Твой отец наконец понял, в чем заключается твое счастье…
— Ты думаешь, он считает, что мое счастье — в твоих поцелуях?
— Ну…
— Нет! Максим, нет. Мое счастье — в моих руках!
— Если так, то в твоих руках еще и мое счастье. Так ты выйдешь за меня замуж?
— Сударь, выделаете мне предложение?
— Да, сударыня. Хотелось бы уже как-то определиться. Как сказала бы наш бухгалтер Олеся, наметить вектор судьбы.
— Вы знаете, предложение очень серьезное… Я должна хорошенько подумать…
Максим серьезно принял ее слова, не заметив игривого тона.
— Конечно… естественно… у вас есть время, чтобы определиться, чтобы все как-то утряслось…
— Макси-и-им… — дразняще-сладким голосом позвала его Кармелита.
— Что…
— Знаешь, я уже подумала.
— И позволь узнать, что же надумала?
— Вы знаете, сударь, я думаю, что "да". Почему бы и нет? Да. Я буду твоей женой. Буду!
И они вновь заключили друг друга в объятия, сразу же побив рекорд по длительности поцелуя, поставленный совсем недавно…