Антон со Светой сидели в кафе на набережной. Рядом с будущей мамой лежала только что подаренная ей роза. Антон все говорил и говорил комплименты, а Света делилась с ним медицинскими подробностями, в которые ее теперь посвящали врачи женской консультации. Антон заинтересованно слушал и переспрашивал:

— Значит, все в порядке? И с тобой, и с ребенком? Ну, слава Богу! — и в конце концов, предложил это дело отметить.

— Чем интересно? — насторожилась Света.

— Соком, Светочка, соком. Тебе ж теперь ничего другого нельзя, а я теперь не пью.

Все, что ни говорил сегодня Антон, Свете очень нравилось, но она вновь поймала себя на мысли, что слишком уж это не похоже на того Антона, который так сильно ее обидел.

Он же продолжал вещать на прежней волне:

— Я только теперь понял, как же мне повезло! Повезло, что у меня есть ты…

— Знаешь, Антон, я от тебя никогда ничего подобного не слышала. Судя по твоим словам, ты стал просто другим человеком.

— Ты мне только скажи, Света, а тебе этот другой человек нравится?

— Тебе честно сказать?

— Да. — Антон напрягся.

— Очень!

Еще бы! Конечно, такой человек, такой ангел, всем будет нравиться!

Признаться, и сам Антон не без удовольствия смотрел на себя со стороны. Что ни скажет, все к месту, что ни сделает, все получается.

* * *

Рубина тихо вошла к Баро.

— Как Кармелита? — спросил он.

— Уснула.

— Это ты во всем виновата! Как ты могла отпустить ее из дома одну?

Из-за тебя я чуть не потерял дочь! Я знаю, она ходила на озеро совсем не купаться, и, если б не Сашка, мы бы сейчас тут ее оплакивали!

Рубина молчала, и гнев Баро потихоньку стал иссякать. Он подошел к окну, оперся на подоконник. И тут лицо его неожиданно превратилось в гримасу: он увидел у своих ворот Максима — этого гаджо, из-за которого обрушилось столько бед на их дом, на их семью.

Пока охранник выяснял у Максима, что да как, Баро уже оказался у ворот.

Рубина вышла за ним.

— Зачем ты пришел? Тебе нечего делать в моем доме! — грозно сказал Зарецкий.

— Мне нужно поговорить с Кармелитой.

— Тебе не о чем говорить с моей дочерью. Пошел вон, мальчишка!

— Баро, я могу с тобой поговорить? — потянула его за рукав Рубина.

Зарецкий повернулся к охраннику:

— Присмотри за ним, а то, когда он подходит к этому дому, всегда случаются какие-то несчастья.

Рубина отвела Баро в сторону.

— Твоя дочь больна. А Максим ей небезразличен…

— Тем более им не стоит встречаться!

— А если это поможет Кармелите?

— А если повредит?

— Рамир, я прошу тебя: пусть они поговорят друг с другом.

— Нет, им не о чем говорить!

— А если есть о чем?

По лицу Баро пробежала тень сомнения, и Рубина тут же продолжила:

— Только одна встреча, только одна. Неужели ты не хочешь помочь своей дочери?

И Рубина его все же уговорила, уболтала. Больше того, она уговорила Баро, чтобы Кармелита с Максимом поговорили один на один…

Максим на цыпочках вошел к Кармелите и присел на край постели.

— Пришел поиздеваться надо мной? — спросила Кармелита, ничуть не удивившись его приходу.

— Я хотел увидеть тебя…

— А может, ты хотел меня на свою свадьбу пригласить?

— Да не будет свадьбы…

— Значит, ты не только меня, но и Светку бросил. Ты всех бросаешь.

Максим попробовал взять Кармелиту за руку, но та вдруг сорвалась в истерику.

— Пусти! Не прикасайся ко мне! Уйди! Пошел вон! Максим хотел было ее успокоить, но Кармелита только кричала все громче. На крик тотчас же примчались Баро и Рубина.

— Папа, убери его! Кто его сюда пустил?!

Баро вытолкал Максима из спальни, бросив злобный взгляд на Рубину — мол, я же говорил, что эта Кармелите только навредит, а ты уговаривала. И вон что теперь с дочкой творится!

Но Рубине было не до этих взглядов — она старалась успокоить Кармелиту.

На лестнице Баро остановил Максима.

— Что ты ей сказал?!

— Я не успел ничего сказать. Я хотел, как лучше…

— От твоего "как лучше" ей стало только хуже! Ты всегда приносишь всем нам беду, и особенно моей дочери!

Тут и Максим не выдержал:

— Я понимаю, легче всего меня же и обвинить во всех бедах, чем посмотреть правде в глаза! Во всем виноваты только вы!

— Что?!!

— Вы и только вы! Если б вы не запрещали нам встречаться, то все было бы… Было бы иначе!

— Я — ее отец! А Кармелита — цыганка. И, слава Богу, чтит наши традиции!

— Ваши средневековые традиции!

Глаза Баро налились кровью. Пока Максим оскорблял его лично, он терпел.

Скрепя сердце и скрипя зубами, но терпел. Но теперь этот щенок покусился на святое — на традиции предков! Колоссальным усилием воли Баро взял себя в руки и только проговорил, почти не разжимая рта:

— Пошел вон!

— Я сейчас уйду. Но если вы не измените отношение к своей собственной дочери, она навсегда останется несчастной.

Баро не захотел слушать Максима и ушел в свой кабинет.

Парень остался один посреди чужого, враждебного ему дома. Его даже никто не выгонял отсюда. Недосуг. Понурив голову, Максим пошел к выходу.

* * *

А Рыч все думал о том заданьице, что получил от Удава — рассказать о пропавшем у Баро священном золоте цыганам. Цыганам, охотившимся за ним по всей округе. Можно не сомневаться, что встреча с ними не предвещала Рычу ничего хорошего.

Только ведь все равно — теперь уж поздно хныкать. Сам всю эту кашу заварил, теперь самому ее и расхлебывать.

А если поразмыслить хорошенько, то задание и впрямь не такое уж сложное.

Нужно просто рассказать новость кому-то одному, кто потом раззвонит всем.

Для этого больше всего подошла бы женщина. Ну или ребенок.

Люцита? Нет, опасно.

А вот ребенок…

Через день Рычу удалось выследить в городе маленького Ваську и затащить его на старое цыганское кладбище. Вот ведь как судьба крутит: то Васька Рыча выслеживает, то Рыч — Ваську.

Рыч втолкнул упирающегося мальца в старый склеп, но тут Васька изловчился и укусил Рыча. От неожиданности Рыч разжал руку, Васька отскочил в сторону и проворно выхватил из-за пояса нож.

— Не подходи — зарежу! Рыч рассмеялся.

— Вась, а ножик-то — мой.

— Знаю, — гордо сказал малец.

Рыч сделал вид, что к чему-то напряженно прислушивается, потом крикнул: "Ой! Смотри!" — и показал куда-то в сторону. Васька повернул голову, и Рыч тут же вырвал нож у него из рук. И подвел Ваську к тайнику.

— А ты, Васька, молодец, не боишься. Настоящий цыган. Сейчас я тебе самое интересное покажу. Вот видишь — это тайник Баро. Про цыганское золото знаешь?

— Знаю.

— Ну так вот, лежало здесь это священное золото, много-много лет лежало. И были цыгане сильными, и род их не кончался. А теперь нет здесь больше этого золота. Я его украл.

Васька смотрел на Рыча широко открытыми глазами.

— И Баро об этом знает, Вася. Только никому не говорит. Знаешь почему?

Потому что боится — не уберег святыню.

Рыч отпустил Ваську.

— Ты иди, Вася, иди. И всем об этом расскажи!.. На вот ножик, держи. И ножны тоже — с ними тебя еще больше зауважают и точно поверят во все, что ни расскажешь…

* * *

Кармелита рыдала на руках у бабушки. По лицу Рубины тоже текли слезы — и она чувствовала себя виноватой.

— Прости меня, родная… Я хотела, чтоб эта встреча помогла тебе…

— Зачем он приходил? Зачем?!

— Но ему тоже плохо. И он хотел тебе помочь.

— Он предал меня! Предал, а теперь пришел надо мной поиздеваться!

— Это неправда, деточка… Это неправда. Успокойся, успокойся, родная.

Даст Бог, все будет хорошо. Все будет хорошо. Даст Бог. Все будет хорошо…

И не переставая причитать, будто заговор говорила, Рубина дала выпить внучке свой целебный отвар.

— Смотри, бабушка, — Кармелита показала на чашку, из которой пила, — у чашки края ровные, как у озера…

Кармелита отдала чашку Рубине и закуталась в одеяло.

— Что-то зябко мне. Вода в озере такая холодная, такая холодная…

— Кармелита, Кармелита…

Внучка повернулась лицом к стене и только бормотала:

— Там было так страшно… темно… жутко… В спальню тихо вошел Баро.

— Папа, — произнесла Кармелита, даже не повернувшись, узнав его по звуку шагов.

— Как ты, девочка моя?

— Хорошо.

— Максим тебя расстроил? — Баро старался спрашивать как можно осторожнее.

— Максима больше нет.

— Но он был здесь… Ты же его видела?

— Нет, это был не Максим, это был кто-то другой. Баро растерянно посмотрел на Рубину и вдруг сказал:

— Доченька, а может, погуляем с тобой по нашему саду?

— А на улице идет дождь? — спросила Кармелита.

— Нет, очень хорошая погода.

— Тогда я никуда не пойду.

— Почему? Ты же так любишь солнышко…

— Это я раньше любила. А теперь я люблю дождь.

— Доченька моя, почему это ты вдруг полюбила дождь?

— Потому что, когда идет дождь, не видно, как люди плачут.

* * *

Розаура расчесывала волосы своей младшей девочки. Остальные дочки играли тут же рядом. Вдруг в палатку с криком ворвался Васька.

— Мама! Мама! Только по секрету — я Рыча видел! Однако это "по секрету" было так громко, что его должно было слышать полтабора.

— Рыча? Где ты его видел?

— На кладбище. В старом склепе. Рыч сказал, что украл у Баро цыганское золото и теперь всему нашему роду — конец!

* * *

В трейлер Бейбута и Миро влетела Розаура. За руку она тянула растерянного Ваську.

— Что ж это такое, Бейбут? Что ж это творится? Хорошенькое дело! Средь бела дня ребенка убивают!

— Никто меня не убивает! Я уже не ребенок! Я его сам убью!

Ничего невозможно понять. Но опыт у Бейбута немалый, как-никак, столько лет — вожак табора, да и Миро пришел на помощь. И через каких-нибудь 10 минут перекрестного допроса картина в общих чертах стала вырисовываться.

Странная картина второй уже встречи восьмилетнего Васьки с Рычем, которого безуспешно разыскивали все цыгане — и зубчановские, и таборные.

Более всего поразила зловещая, страшная новость о том, что священное цыганское золото — реликвия предков, которую должен хранить Баро, — похищено.

Судя по всему, Васькины крики хорошо были слышны вокруг — и в считанные минуты уже весь табор гудел, как растревоженный улей. Бейбут пытался успокоить людей, но что он мог им сказать, когда и сам ничего толком не знал?

Выход один — ехать к Баро и требовать прямого ответа о судьбе священного золота…

* * *

Когда Тамара в очередной раз стала расспрашивать сына о том, как там его дела на личном фронте, Антон ее просто огорошил:

— Все хорошо, мама. По-моему, свадьба не за горами.

Тамара слегка оторопела. Но, собравшись с мыслями, обрадовалась и предложила Антону поставить в известность отца. Сынуля тут же не упустил возможности съехидничать:

— Ну и какого же из отцов, дорогая мамочка, ты сейчас имеешь в виду?

— Антон, я уже устала от таких разговоров. Конечно, я говорю об Астахове. Уверена — он сам захочет заниматься вашей свадьбой.

— Ну и что?

— А то, сынок, что если только он с головой уйдет в свадебные приготовления, то на все другие дела времени у него уже не останется!

Улавливаешь мысль?

Такие мысли Антон всегда улавливал хорошо и сразу. Поэтому, когда через полчаса Астахов зашел домой, Антон сразу же обратился к нему:

— Папа, можно с тобой поговорить?

— Что-то срочное?

— Да нет… Хотя, я — с новостями.

— Хорошими?

— Ну, вроде, да.

— Интересно, интересно — выкладывай.

— Пап… А может, ты лучше присядешь?

— Что ты там опять натворил?! — За последние годы Астахов привык ожидать от сына любых сюрпризов, порой приятных, порой — не очень.

— Папа, ты можешь меня поздравить. Я женюсь. Вот теперь-то Астахов действительно сел.

— Но ты же вроде бы как-то не собирался?

— Вот, как видишь, собрался.

— Почему так поспешно? Она беременна?

— В самую точку! Всегда удивлялся твоей прозорливости…

— Антон, Антон…

Астахов встал и начал прохаживаться из угла в угол.

— Слушай, ну конечно, за свои поступки надо отвечать. Я… я уважаю такое решение. А кто она?

— Ты хорошо ее знаешь — Светлана Леонидовна Форс…

— Света?! — Астахов едва поспевал переваривать новую информацию. — Слушай… Ну, это даже лучше, чем я думал. Нет, я, правда, Антон! Я действительно!.. Я очень… Сейчас, подожди!

Астахов открыл дверь на кухню и крикнул:

— Олеся! У нас там, кажется, было шампанское. Накройте, пожалуйста, в гостиной! — и, улыбаясь, повернулся к сыну: — Нам есть что отметить!

* * *

Говорят, что от радости до печали один шаг. Часто так в жизни бывает — пока один веселится, другому совсем не до смеха.

Кармелита лежала в постели и смотрела на кресло, в котором сидел Максим.

— Зачем, зачем ты так со мной обошелся?

— Прости…

— Ты ведь любил меня.

— Конечно, любил.

— И тогда, ночью, на озере, помнишь, ты тоже любил меня… А теперь ты все это забыл.

— Я все помню. Я увезу тебя далеко-далеко. Туда, где никто нас не найдет и не разлучит. И мы всегда будем вместе. Всегда.

— Как это хорошо. Только где ж это такое место, где бы мы были вместе?

Чтобы я всегда была с тобой?..

Груша, вошедшая в спальню минуту назад, с тревогой смотрела на Кармелиту.

— Кармелиточка, солнышко, с кем это ты тут разговариваешь?

— С Максимом — он все-таки ко мне пришел… Ты, что, не видишь?

Вот беда — видела Максима в кресле одна только Кармелита. И никто другой его там не мог узреть. Потому что никакого Максима в кресле не было.

Пустое кресло стояло перед Грушей. Лицо верной помощницы Зарецких дернулось, на глазах у нее появились слезы. И вот уж Груша поспешила выйти из комнаты, чтобы Кармелита не заметила, как она плачет.

* * *

— Тамара! Тамара, иди сюда скорее! Ну где ты там? — . Радостный и возбужденный, Астахов в поисках жены бегал по всему дому.

— Иду, иду! — Тамара вошла в гостиную.

— Ты представляешь, — бросился к ней Астахов. — Наш сын женится! И у него будет ребенок!

— Ну что ж, я очень рада, что Антон уже сказал тебе об этом!

— Ну это просто безобразие — в этом доме я всегда узнаю самые важные новости в последнюю очередь! — Астахов попытался изобразить обиду, но сердиться сегодня у него никак не получалось — довольная широкая улыбка выдавала его настроение.

Бокалы у всех троих Астаховых были уже наполнены. Но Николай Андреевич схватил еще один и наполнил его.

— Олеся, пожалуйста, выпейте с нами! Такое событие — у меня будет внук!

Или внучка!.. Ну что, все готово? Тогда за тебя, Антон! И за твое продолжение! А значит, и за наше с мамой тоже!

— За тебя! — сказала Тамара и чокнулась с сыном, потом со всеми остальными.

Выпили.

— Коля, — обратилась к мужу Тамара. — Я хочу, чтобы у детей была шикарная свадьба!

— Мама, а может, не надо никаких громких празднеств?

— Как это не надо, — все больше заводился Астахов. — Обязательно надо!

Я все беру на себя: ресторан, кольца, белое платье, квартира — все будет как надо, по высшему классу! Только вы, Антон, живите Дружно, любите друг друга…

Тамара была довольна — пока все шло по ее плану.

— Антоша, ты пригласил бы как-нибудь Светлану к нам… — начала она.

— Верно-верно, — тут же подхватил Астахов. — Надо же как-то поговорить.

И с отцом ее тоже, Ну, все должно быть по-людски!

Он еще раз наполнил бокалы.

— За тех, ради кого живем мы, мужчины, — за твою Свету и за мою дорогую Тамару! За тебя! — и Астахов чокнулся с женой. — И за вас, Олеся! Кстати, а когда мы будем пить за вашу свадьбу? А то, как бы накладки не вышло — две свадьбы в один день!

Тамаре стоило немалых усилий сохранить спокойное выражение лица.

— Не волнуйтесь, Николай Андреевич. Не из-за чего… У нас с Игорем свадьбы не будет, — сказав это, Олеся посмотрела на Астахова совсем не так, как смотрит прислуга на хозяина.