Весь табор шумел у ворот дома Баро в Зубчановке. Все — от глубоких старух до малых детей, привлекая внимание прохожих, — ломились к своему барону. Охрана еле сдерживала возбужденную толпу — людей, у которых исчезла их священная реликвия. В дом все-таки пропустили одного Бейбута.

— Что случилось? Почему весь табор здесь? — спросил Баро вожака табора, хотя, конечно, уже и сам догадывался, что сейчас услышит.

— По-моему, это мы должны спрашивать у тебя, Рамир. Скажи, это правда?

— О чем ты?

— Не юли, Рамир, не юли — на тебя это не похоже. Это правда, что наше священное золото украдено? Что ты его не уберег?

Повисла пауза.

— Да, это правда, — выдавил из себя Баро.

— Почему же ты это скрывал, почему не сказал сразу?

— Я надеялся найти его… — вздохнул Баро. — Или само золото, или того, кто его похитил.

— Людям непросто будет в это поверить.

— Да как ты смеешь, Бейбут?!

— Смею, Рамир! Это золото — не твоя личная казна! Это святыня, и она принадлежит каждому цыгану — и Степке, и Халадо, и Розауре, и каждому ее ребенку. И мне тоже!

— Не говори мне прописных истин! Я знаю все это не хуже тебя!

— Тогда почему мы не от тебя узнали о пропаже? Что мы должны о тебе думать? Что своим трусливым молчанием ты хотел сохранить лицо?!

Баро сжал кулаки и бросился на своего друга, но неожиданно остановился, весь как-то сник, обмяк и сел, обхватив голову руками.

— Ты прав, Бейбут, мне не надо было молчать. Ты считаешь, что я должен сейчас выйти к людям?

— Я думаю, оправдания можно оставить на потом. Главное теперь — найти и вернуть священное золото. И это касается не только тебя, это касается всех нас. Мы будем искать вместе. Расскажи все, что ты знаешь о пропаже.

Баро рассказал все, что сам знал о подлом поступке Рыча — цыгана! — о своих попытках поймать его, о телефонных звонках похитителя, его требованиях и угрозах.

— Рамир, но как же так получилось, что ты перестал мне доверять? Почему сразу не сказал?

— Бейбут, дело не в недоверии. Мне не хотелось омрачать свадьбу наших детей…

— Да, может быть, и свадьбы-то не было потому, что наша святыня в чужих руках — от этого все наши беды!

— Очень может быть…

— Ладно, не об этом теперь надо думать. Чего хочет Рыч в обмен на золото?

— Денег.

— Сколько?

— Полмиллиона евро.

— Сколько?!! Бейбут задумался.

— Да, Рыч знал, что воровать и за что просить деньги, — произнес наконец он. — Что же ты думаешь делать?

— Есть два пути: поймать Рыча или заплатить ему. Ловить его я уже пытался…

— Да, нужно надеяться на лучшее, но готовиться к худшему — искать Рыча, но собирать деньги.

— Бейбут, после того, как золото будет в наших руках, мы Рыча из-под земли достанем! Время будет работать на нас.

— Хорошо, табор остается в городе до тех пор, пока священное золото не окажется на своем месте.

— Спасибо!

— Ищи деньги, Рамир. Всего, что мы соберем, все равно будет недостаточно. Вся надежда на тебя. Ты все еще наш Баро! Я в тебя верю!

Давние друзья крепко, по-мужски обнялись и вышли к остальным цыганам.

* * *

Словам Олеси о том, что их свадьбы с Игорем не будет, больше всех удивился, конечно, Астахов. Как-то очень быстро свернув семейное торжество под предлогом срочных дел, он ушел к себе в кабинет. Потом попросил Олесю принести ему кофе.

Антон с Тамарой остались в гостиной вдвоем.

— Интересно, а если Астахов надавит на Игорька как следует, тот женится на Олесе или нет? — с преувеличенной заинтересованностью спросил сын.

— Прекрати паясничать!

— Да нет, мне просто интересно, кем мне будет приходиться жена моего биологического отца — биологической мачехой?

— Антон, это не смешно!

— Не смешно, мама. А то, что фирма, на которую мы скачиваем отцовские денежки, на самом деле принадлежит Олесе — это еще более не смешно.

Представь себе: твой ненаглядный Игорек женится на прекрасной Олесе, расскажет ей все — и будут они богатыми молодоженами! А мы с тобой будем кричать "Горько!" на их свадьбе.

— Знаешь что? Во-первых, не суди по себе! Игорь — твой отец и любит тебя!

— Ты хоть сама-то веришь в то, что говоришь?

А Тамара и вправду не знала, верит она Игорю или нет. Во всяком случае, доверять кому бы то ни было она с некоторых пор уже перестала.

— А во-вторых? — продолжил Антон.

— Во-вторых, мы сами принимали решение, что подставным человеком должна быть Олеся. Так что не нужно закатывать истерики раньше времени. Все будет в порядке.

* * *

Сашка, как обычно, возился в конюшне, когда туда зашел Баро. Прогулялся от стойла к стойлу, погладил одну лошадь, покормил другую. Но что поразило Сашку, так это глаза Баро. Никогда прежде он не видел у Зарецкого таких глаз — была в них лошадиная тоска.

— Готовь лошадей, Сашка, — сказал Баро. — Вычисти, вымой, перекуй…

Продавать будем.

— Неужели?.. Будем лошадей продавать? — не хотел верить конюх.

— Нет у меня другого выхода.

— Вызывали, Баро? — в воротах конюшни блеснули очки Форса. — А я вас по всему дому ищу.

— Вызывал, Леонид. Давай прямо здесь поговорим.

И Баро попросил Сашку оставить их вдвоем. Вернее, вдесятером, если считать еще и восемь лошадей с тоскливыми глазами.

* * *

Астахов не зря попросил Олесю принести кофе ему в кабинет — он чувствовал, что сам должен разобраться в ситуации, в которой оказалась девушка. Или, быть может, разобраться в себе самом? Или даже в них самих — в нем и Олесе? Впрочем, нет, думать так Астахов себе не позволял.

Олеся вошла и поставила на стол подносик с дымящимся кофе. Повернулась, хотела уйти. Астахов заговорил:

— Подождите, Олеся. Я сразу прошу прощения, если лезу не в свое дело, но, может быть, мне все-таки стоит поговорить с Игорем? Если он виноват…

Игорь еще десять раз пожалеет, что порвал с вами!

За Олесю боролись сейчас два Астахова. Один — само благородство — готов был сделать все, чтобы вмешаться со стороны и устроить судьбу этой милой девушки. Другой же ну никак не хотел думать об этой милой девушке как человек со стороны. И именно потому был очень рад ее расставанию с Игорем.

— Нет, Николай Андреевич, дело не в Игоре, дело здесь во мне…

Понимаете, я… — Олеся решилась посмотреть Астахову прямо в глаза. — Я полюбила другого человека!

— Вы?! — растерялся Астахов. — Ну что ж… Я рад за вас… И могу только поздравить вас и вашего молодого человека.

— А он не так уж и молод. — Олесе уже нечего было терять. — Да и поздравлять меня не с чем, Николай Андреевич, — моя любовь безответна.

— Но почему? Вы же такая замечательная, красивая!.. Не спорьте, не спорьте — мне как мужчине это видней. И я уверен, что у вас есть все шансы на взаимность, если только он не слеп!

— Он не слеп. Он женат.

— Вот как? — И вновь Астахов не знал, как себя вести.

— Он женат, очень любит свою семью и никогда не согласится ее разрушить.

— Бывает… — выдавил из себя Астахов. И вдруг его как прорвало — он стал говорить Олесе о том, что все у нее еще будет хорошо, что она обязательно встретит того, кто предназначен ей и только ей, — и никак не мог остановиться.

А Олеся молча смотрела на него, и глаза ее говорили: "Эх вы, Николай Астахов! Я ведь только что призналась вам в любви, а вы никак не хотите этого понять".

Но Астахов не умел читать по глазам…

Или, может быть, просто боялся ошибиться.

* * *

Разговаривая с гаджо Форсом в цыганской конюшне, Баро чувствовал себя на своей территории даже лучше, чем в собственном кабинете.

Он прямо сказал Форсу, что согласен с его предложением взять кредит у Астахова. Адвокат вновь повторил, что не видит здесь ничего дурного: один серьезный бизнесмен берет кредит у другого серьезного бизнесмена.

— Да у меня просто нет другого выхода — мне срочно нужны деньги.

— Хорошо, когда бы вы хотели с ним встретиться?

— Я бы хотел… Я бы не хотел с ним встречаться!

— Почему?!

— Поручаю это тебе!

Форс выдержал паузу, не снимая с лица недоуменного выражения.

— Ну не привык я просить! — сорвался на крик Баро. — Гордость не позволяет!.. Сделай все сам и оформи, как положено, — закончил он уже спокойным голосом.

— Это моя обязанность… Но простите, могу я узнать, что все-таки у вас стряслось?

— Теперь это уже ни для кого не секрет: Рыч — мой бывший охранник — похитил священное цыганское золото предков.

— Да, понимаю…

— Ничего ты не понимаешь! Если бы у меня было три жизни, я бы все их отдал ради этого священного слитка!

Форс внимательно слушал, как бы сверяя в уме то, что говорил сейчас Баро, с уже имевшимися у него сведениями.

* * *

Поставив в известность о своей предстоящей женитьбе домашних, Антон решил, что неплохо было бы сообщить об этом и будущей невесте.

…Света открыла дверь и за огромным букетом не сразу разглядела Антона.

— Ты? Не ожидала. По какому случаю?

— Неужели для того, чтобы подарить девушке цветы, нужен какой-то особый случай?

— Ну, я не знаю…

— А я знаю — не нужен! Тем более, что я дарю цветы не просто девушке, а своей любимой девушке!

Светка резко повернулась и посмотрела Антону в глаза. Взгляд он выдержал:

— Прости, может быть, я невнятно сказал? Я дарю букет цветов своей любимой девушке. И мне, кстати, интересно, что она на это скажет.

— Скажет, что об этой любви она даже понятия не имела.

— Ну, значит, сегодня у нее есть замечательный повод об этом узнать. — Антона трудно было сбить, и он продолжал решительное наступление по всем фронтам. — Света, я много думал о нас с тобой, о ребенке и решил, что хватит мне валять дурака! Я готов, я хочу стать мужем и отцом. Что скажешь?

Света и в самом деле растерялась.

— Я… Я даже не знаю, что тебе сказать.

— Что, не ожидала от меня такой прыти?

— Антон, я никак не могу взять в толк: шутишь ты или серьезно?

Антон понял, что в своей патетике взял фальшивую ноту.

— Света, я очень-очень серьезно. Выходи за меня замуж!

Она молчала. Мысли в ее голове прыгали, выталкивая одна другую. Еще совсем недавно Свете казалось, что про этого Антона она знает и понимает уже все на свете. Что к любым его словам готова и всегда предугадает любой его поступок, как плохой, так и хороший. Но вот снова не знала, что и подумать.

Антон решил ей помочь:

— Я понимаю тебя. Я, наверное, сам виноват — долго раскачивался. Надо было брать тебя в охапку и никуда не отпускать… А теперь ты мне не доверяешь, и правильно делаешь.

— Нет, Антон, дело не в недоверии. Просто мне надо обо всем этом подумать.

— Хорошо, я готов ждать. Только знай, что в моей жизни есть люди, которые мне очень дороги, и эти люди — вы… Ты и ребенок. Я хочу заботиться о вас: о тебе и о нем… Ты знаешь, это, оказывается, очень здорово — заботиться о матери своего будущего ребенка!

Света изучала Антона внимательным взглядом. Нет, невозможно все вот так вот просто сыграть. Может быть, не полностью, может быть, не во всем — но нельзя говорить о своем будущем ребенке настолько убедительно и с чувством, если действительно так не думаешь.

А Антон… Он и сам не мог бы сказать, как он ко всему этому относится.

Он уже так заигрался в своей новой роли, что, кажется, полностью сросся с нею. Когда думал о ребенке, то в душе начинал шевелиться какой-то теплый комочек, и, черт возьми, это было не просто новое, но еще и очень приятное ощущение.

— Свет, можно я тебя приглашу пойти погулять? И не вздумай отказываться. Между прочим, это просто необходимо ребенку!