Нет, это уже похоже на анекдот. Снова приехали цыгане. И вновь выручать свою старушку-ворушку. На этот раз, правда, в другом составе. Ага, вот и цыганский барон с ними — Зарецкий. Как же без него. Следователь Андрей Александрович Бочарников тяжело вздохнул и попросил терпения свыше. Потому что цыганская юриспруденция может любого утомить…
— Рубина — пожилая женщина… Она привыкла к простору, ей тяжело сидеть взаперти… — весомо сказал Зарецкий.
— При всем моем желании… я ничем не могу вам помочь, — ответил Бусаев.
— Давайте я заберу ее домой. Даю вам честное слово, что по первому же вашему требованию она к вам придет.
— Я не могу отпустить Рубину Задорожную. Это незаконно. Ваша цыганка совершила кражу, есть заявление потерпевшего, заведено уголовное дело.
— Рубина не может украсть.
— Вы так считаете?
— Да! Считаю! — горячо ответил Зарецкий. — Про нас много чего говорят… Но в каждой нации есть разные люди: и плохие, и хорошие…
— Знаете что? Цыгане везде одинаковые, — в конце концов не сдержался Андрей Александрович.
А Баро после этого, наоборот, успокоился, достал из кармана паспорт, положил на стол и гордо сказал:
— Я — цыган. Вот мой паспорт! Я такой же гражданин, как все. Только цыган.
И Бочарников тоже мгновенно успокоился:
— Успокойтесь. Я не хотел вас обидеть. Простите.
— Хорошо, не можете отпустить женщину под честное слово. Тогда отпустите под залог. Ведь это закон позволяет?
— Конечно, — оживился следователь, ну вот, наконец-то вошли в правовое поле. — Можно. Но для этого необходимо решение суда. А после этого внесете необходимую сумму в кассу. И все…
Ничего себе «и все».
— Э-э! Не надо никакой кассы. Берите, — сказал Баро и положил на стол увесистую пачку денег.
* * *
А в комнате для свиданий Миро и Кармелита разговаривали с Рубиной. Больно было слушать всю эту историю с «воровством».
— Вот так и получилось, внученька… Браслет, говорят, у него украла…
— Бабушка, но я все же не понимаю, как браслет у тебя оказался?
— Он хотел, чтобы я ему погадала, а я отказалась. Вот тогда он мне его и подбросил.
— Что, сам бросил? — уточнил Миро.
— Сам. И закричал сразу: «Милиция! Обокрали!»
— А люди?! — возмутилась Кармелита. — Там же люди вокруг были, они должны были видеть!
— Милая… Кто ж за нас, цыган, вступится… о чем ты говоришь, деточка моя… И следователь мне не поверил.
— Значит, тебе не поверил — ему поверил…
— Кто он? — решительно спросил Миро.
— Человек, Миро… человек…
— Я понимаю, что человек. Но фамилия-то у него есть?
— Я его первый и, дай Бог, последний раз в жизни видела.
— Рубина, ты только не волнуйся, — сказал Миро. — Мы тебя отсюда вытащим. Мы все для этого сделаем.
— Да! — поддержала его Кармелита. — Отец сейчас у следователя.
— О-о-о… Даже он мною занялся… — удивилась Рубина и обратилась к Миро: — Ты вот что… Не обижайся, но отойди на пару минут… Мне надо Кармелите пару слов с глазу на глаз сказать.
Миро вышел из комнаты.
Кармелиту удивила такая резкая перемена в беседе.
— Что случилось, бабушка?
— Это я тебя должна спросить…
— Не понимаю!..
— Вижу, внучка, я твои сомнения… Стоишь ты, милая моя, на перепутье — не знаешь, какую дорогу выбрать…
— Ой, бабушка… мне иногда даже страшно бывает… все-то ты видишь, все знаешь… Может, посоветуешь мне, как поступить…
— Нет. Советовать не могу… Здесь только сердце подскажет, а чужой совет — дело пустое. Потому что сейчас ты услышишь только то, что твоему сердцу приятно.
— Неправда!
— Правда. Волнуюсь я за тебя… Людей худых вокруг много. Обидеть каждый может… Я кое-что приготовила тебе…
Рубина торжественно сняла с себя оберег — мешочек на тесьме:
— Вот, сделала амулет тебе… — и надела талисман на шею внучке. — Да убережет тебя берегун-трава… от глаза дурного, от зла людского, от ошибок сердечных, от тревог бесконечных… Аминь.
* * *
Смешные они, эти цыгане. Даже взятки предлагать, как следует, не умеют.
— Нет, уважаемый господин Зарецкий. Залог можно вносить только после решения суда и только в кассу.
— Я могу дать столько денег, сколько надо, — сказал Баро шепотом.
Следователь улыбнулся:
— Знаете что. Идите-ка отсюда, от греха подальше… Я сейчас имею все основания и вас задержать… Рубина Задорожная в полном соответствии с законами задержана на семьдесят два часа. И никаких убедительных аргументов, чтобы я ее отпустил, вы мне не представили.
Баро вышел из милицейского здания. Земфира, Миро и Кармелита ожидали его на улице. На лицах у всех было написано тревожное: «Ну, как, отпустили?». Как хотелось бы Баро победно кивнуть головой. Но пришлось отрицательно покачать.
— Что же теперь делать? — нарушила молчание Земфира.
— Поехали к Бейбуту. Поговорим, обсудим, что делать.
Все посмотрели на Баро с уважением. Настоящий барон. В один момент забыл прошлые обиды и ссоры. Едет к Бейбуту. И правильно. Несчастье. Склоки разводить некогда.
Все — да не все. Кармелита зло топнула ногой:
— Вы езжайте куда хотите. А я тут останусь, рядом с бабушкой Рубиной.
И как ее ни уговаривали, от своего не отступилась. Сразу видно — баронская дочка. Баро первый понял, что спорить с ней бесполезно, махнул рукой:
— Ладно, Кармелита, оставайся. А мы — к Бейбуту.
* * *
Палыч, конечно, мужик хороший. Но совет он дал Максиму совершенно никудышный. Помириться с Антоном, разобраться. Какое там! Антон опять за виски принялся. С ним сейчас только разговаривать. Ерничать начал с первого же слова:
— Здравствуй, Максим. Защитник… рыцарь в блестящих доспехах…
— Антон, я не ругаться с тобой пришел.
— Конечно! Ведь ты у нас один такой правильный… Ангел! Не то что я…
— Кончай пить!
— Я-то трезвый. Потому меня мыслишка одна и осенила. А уж не ты ли подослал ко мне эту цыганочку? А?
Впервые в жизни Максим посмотрел на друга (на друга ли?) с недоумением. Антон ли это? Что с ним сейчас случилось? Или он всегда таким был? Но как же можно было столько лет не замечать всей этой гнильцы?
— Антон… Ты… ты хоть понимаешь, что говоришь?
— А-а… Правда глаза колет. Может, ты и вправду им продался?
— Дурак! Просто я хотел, чтобы ты дров не наломал. Как обычно.
— По какому праву ты мешаешь мне жить, как я хочу?
— Да никто тебе не мешает. Я хотел помочь тебе… по-дружески.
— Не тебе указывать мне, что и как делать. Не настолько мы близкие друзья…
— О чем ты, Антон? Близкие… далекие… Думаю, что с этой минуты мыс тобой вообще не друзья. Прощай!
Максим вышел из гостиной…
На душе у Антона стало мерзко. Кажись, перестарался. Пожалуй, Максим не заслуживал того, что он сказал.
Но рюмка виски быстро вернула прежнее боевое настроение. «Не забывай, дружище, бизнес суровая штука!» Интересно, как там Игорь, нашел бульдозер или нет? По дороге еще пришлось отбиваться от мамы с ее вечным нудным: «Что, куда, зачем?».
Но Антон уже не обращал внимания на эти мелкие преграды. Потому что верил в свое светлое предпринимательское будущее. А оно сейчас ассоциировалось с мощным, напористым бульдозером.
* * *
Тень совсем накрыла Сашку. Показалось, что она заняла весь мир. И в нем для бедного конюха не осталось ни лучика света.
Страх заморозил сердце и наэлектризовал волосы.
И вдруг… Каким-то непонятным образом тень превратилась в Марго!
Сашка шумно выдохнул воздух, как конь после хорошей пробежки.
— Маргоша… Как же ты меня напугала!
— Вот уж не думала, что цыгане могут чего-то бояться…
Нет, тут она, конечно, права. Сашка сам ее не раз в этом убеждал.
— Нет, ну ты меня не поняла. Вообще-то я не трус… Просто прикорнул. А тут шаги, тень… В общем, спать одному — это не по мне, — Сашка, признаться, и сам удивился такому неожиданному финалу, но Маргоше он, кажется, понравился.
— Значит, ты бабник? — сказала она, скорее с удовольствием, нежели с обличением.
— Бабник?.. Да у меня до тебя, можно сказать, ни одной женщины и не было.
— Сказать-то можно, — лукаво улыбнулась Марго. — Да кто ж тебе поверит? Опять же, говоришь, один спать боишься? А?
— Красавица моя, я же конюх… — нравоучительно напомнил цыган.
— А какая здесь связь?
— Не понимаешь?
— Не понимаю. Поясни…
— Очень простая. Обычно я ночую на конюшне, а там лошади. Родные души…
— И что?
Сашка закатил глаза и заговорил с такой искренней нежностью!..
— Не понимаешь? Это же ло-ша-ди… Они… как тебе сказать… они такие… такие…
— Какие? — спросила Маргоша, подступая к Саше.
— Такие… как женщины. У каждой свой характер… Вот придешь ко мне на конюшню… Я тебя с каждой из них познакомлю. И сейчас познакомлю, только с чем-то другим, — и Сашка завалил Марго на топчан, мысленно благодаря Баро за то, что придумал такое хорошее дежурство.
* * *
К ночи в камере похолодало. Попросили у надзирательницы одеяла. Та отказала. Но Рубина оказалась просто волшебницей, в минуту разговорила внешне суровую милиционерку. Про жизнь рассказала, про болезни (даже диагноз поставила!), про семью. И вот уж надзирательница сама притащила два одеяльца.
Закутались, стало хорошо и тепло. (Насколько хорошо и тепло может быть в камере.)
Олеся разговорилась. А Рубина, не глядя на нее, но внимательно слушая, высунула из одеяла руки и начала раскладывать карты.
— …Вот, и работала я в фирме бухгалтером, — продолжала Олеся неспешный рассказ. — А потом в один момент меня взяли да уволили…
— Да, король тут при дороге… — сказала Рубина, как будто невпопад.
— …Но через неделю я узнала, что начальник за бугор свалил…
— А тебя, красавица, под белы рученьки — и в казенный дом… — на этот раз совершенно к месту сказала цыганка, глядя на карты.
— Точно… а теперь по документам получается, что я украла крупную сумму. А я этих денег и в глаза не видела. И про подпись не знаю, то ли он ее подделал, то ли в какой-то момент бумагу не ту подсунул. Но никто мне теперь не верит.
— Верит, милая! Я верю! По всему выходит — твоя правда… Вижу, как ты документ подписываешь, а бес твоей рукой водит.
Только тут Олеся заметила, что Рубина на нее гадает.
— Какой бес?
— Вот этот… вот он… — гадалка показывала Олесе трефового короля. — Красавец, чернявый, средних лет. Сама думай, кто он.
Олеся задумалась. Но, похоже, не только о короле.
— А ведь я раньше совсем в гаданье не верила. И цыган боялась.
Рубина улыбнулась.
— Люди, они все разные. Цыган плохих тоже много. И не цыган плохих хватает… Вот твой трефовый — не цыган, а как тебя окрутил: имени доброго лишил, в тюрьму посадил… И какую еще тебе подлость устроит, неизвестно.
Олеся только согласно кивнула головой.
* * *
Баро с Бейбутом встретились так, как будто никогда и не ссорились. Пожали друг другу руки, обнялись и сразу заговорили о деле.
— Знаешь, Бейбут, — сказал Баро, — мне кажется, что это провокация.
— Да что ты! Просто ошибка какая-то. Кому нужна провокация против старухи?
— Дело даже не в Рубине… на ее месте мог оказаться любой из табора… Они хотят очернить нас… Ты знаешь, где наше старое кладбище?
— Покажи мне цыгана, который не знает, где под Управском, у Зубчановки, на перекрестке кочевых дорог, стоит цыганское кладбище.
— Так вот, один бизнесмен, Астахов, собирается на его месте построить коттеджи и развлекательный центр.
— Что?!
— То! Я попробовал ему помешать. И Рубину тут же арестовали. Теперь связь видишь?
— Стало быть, под шумок хотят… Ничего святого у людей нет…
— Вот я и пришел к тебе за помощью.
Лицо у Бейбута просветлело:
— Брат, что ж мы ссоримся, чего-то пыжимся?.. Мы же, мы же…
И не зная, как сказать то, что переполняет душу, просто крепко обнял Зарецкого.
— Да, ладно, ладно, — сказал Баро с напускной строгостью. — Что ты? Оставь. А то, как бабы, рассопливились. Давай лучше подумаем, что дальше делать. Я вот Сашку отправил на кладбище дежурить. А сейчас думаю — он один, не маловато ли?
— Мало! Сашка, конечно, мужик надежный. Только надо ему кого-то в подмогу.
— Кого?
— Миро, конечно! Он у меня орел! Один сотни стоит. Врагов потопчет, как жеребец необъезженный.
— Красиво рассказываешь, Бейбут. Кстати, насчет жеребца… Тому, кто гаджо на кладбище не пустит, я своего лучшего коня подарю!
— Брось, Баро. Зачем эти подарки? Дело общее.
— Нет, Бейбут, я сказал, значит, сделаю. Слово барона!
* * *
Миро обрадовался, что в таком важном деле выбор пал на него. Собрался в дорогу мигом. Правда, Степан тоже хотел поехать с ним. Но Миро остановил его неопровержимым доводом: «Не можем же мы все скопом туда налететь. Ты лучше сегодня выспись как следует! А уж завтра сам поедешь».
Настало время Зарецкому уезжать из табора. Но сердце не отпускало его. Так и тянуло зайти в шатер к Земфире. И Баро пошел к ней. Люциты, к счастью, на месте не оказалось. Земфира была одна.
— Здравствуй, Земфира… — сказал Зарецкий.
— Здравствуй, Баро…
— Примешь меня?
— Ты всегда желанный гость в моем доме. Жаль только, что редкий…
— Да… Развела нас судьба.
— А может, не судьба в этом виновата… а мы сами?
— В чем же мы виноваты, Земфира?
— Годы идут…
— Ну, в этом-то мы уж точно не виноваты, — улыбнулся Баро. — Да и грех тебе жаловаться… Над тобой годы не властны. Это я постарел… растолстел…
— Что ты, Баро! Ты нисколько не изменился.
— Спасибо тебе, Земфира…
— За что?
— Ни за что. Просто спасибо.
Баро ушел расстроенный. Надо же, о самом главном, как обычно, не сказал.
И Земфира подумала о том же.