Баро забрел на конюшню, подошел к дочери, да так и остановился, ничего не сказав.

— Что-то случилось, папа?

— Случилось… Я пришел посоветоваться с тобой, дочка. По поводу Земфиры.

— Ты поговорил с ней? Она объяснила, почему не хочет с тобой жить?

— Объяснила, да только не она. Мне открыл глаза совсем другой человек.

— Значит, это правда, что у нее есть другой мужчина?! — В груди у Кармелиты все опустилось.

— Нет у нее никакого другого мужчины. И не было.

— Слава Богу! Папа, да что ж ты все молчишь? Рассказывай, в чем же тогда дело!

— Я узнал, что у Земфиры не было выкидыша.

— Так она по-прежнему вынашивает ребенка?

— В том-то все и дело, что нет. У нее вообще больше не может быть детей. Она обманула меня, Кармелита!

От неожиданности девушка не нашлась, что сказать.

— А я так мечтал о наследнике! — продолжал изливать перед ней душу Баро. — Как я ждал этого ребенка!

— Знаешь, папа, я думаю, она очень страдает… Подумай, ведь она могла бы спокойно жить с тобой и дальше. А она ушла! Не смогла смириться с собственным обманом… Она любит тебя, папа! Ты должен понять ее и простить.

— Нет, дочка, — покачал головой Зарецкий, — как же я могу простить ее после этого? Она должна была рассказать всю правду мне, своему мужу! А она пошла с этим к чужим людям.

— Не всегда можно рассказать человеку правду. Тем более тому человеку, которого любишь и боишься потерять.

— И ты считаешь, что искать помощи у совершенно посторонних людей — это правильней?

— Это легче… Пап, а ты сам никогда не замечал, что бываешь порой суров с самыми близкими тебе людьми? Суров и даже жесток.

— Если ты говоришь о себе и Максиме, то это совсем другое дело. Вы — молодые, а Земфира — взрослый человек. В конце концов, она — моя жена!

— Она — женщина, папа. Больше того, женщина, которая тебя любит. За это ее можно простить.

— Но она же лгала мне, Кармелита! Как можно жить с таким человеком?

— Ты непременно должен поговорить с Земфирой, — произнесла девушка так, как будто бы это она была старшей, а Баро — ее ребенком.

— Не знаю, дочка… Она ведь предала меня! А я доверял ей, как самому себе.

— Но ведь ты же ее любишь!

* * *

Разговора с мужем Груше оказалось мало. Надо было поговорить еще с кем-то. И она пошла к старой Рубине.

Та приняла гостью приветливо, заварила вкусный чай. Спросила:

— Ты пастилу любишь?

— Ага.

— Ну тогда угощайся!

Груша отпила чай и начала издалека:

— Ну и как тебе живется женой директора автосервиса?

— Спасибо, неплохо. Хотя, конечно, сколько живу, все не перестаю удивляться судьбе — чего только она нам не уготовит.

— А по табору не скучаешь?

— Скучаю, конечно. Разве может человек сразу забыть то, чем он жил всю жизнь?

— Так, может быть, вернешься?

— Нет, Груша. Теперь моя жизнь, моя судьба — здесь, с моим же Пашей. Ничего, время пройдет — попривыкну. А ты ведь не просто так пришла, дорогая моя, спросить что-то хотела?

— Ты знаешь, мне кажется, что Кармелита любит Миро. И очень страдает от этого.

Рубина ответила не сразу:

— Вот что, Груша. Только пообещай мне, что это останется между нами.

— Клянусь!

— Клясться не надо. Просто пообещай.

— Обещаю.

— Видишь ли… Сейчас-то я, конечно, уже не шувани. Но это я поняла давно.

— А ты им об этом сказала?

— Об этом не надо говорить — они все должны понять сами.

— Как же так? Да если б они об этом знали, то давно уже поженились и были бы счастливы!

— Они должны пройти свой путь и понять — сердцем понять, что они нужны друг другу. А если этого не произойдет, то можно потерять все.

— А если они уже все потеряли?

— Да нет, пока еще есть надежда.

— Рубина, но я же вижу Кармелиту каждый день, я вижу, как она мучается, как страдает!

— И я это вижу, Груша. Значит, они должны пройти через эти страдания. Думаешь, это неправильно?

— Неправильно. Ты должна им помочь. А если ты не поможешь, то это сделаю я!

— Не смей! Помни, ты дала слово.

— Но я же вижу, как Миро с этой Соней вместе каждый день ходят! Я же вижу, как она на него смотрит! А дело-то молодое. А Миро у нас парень честный — того и глядишь, этой Соне предложение сделает.

— Что ж, если так случится… Это будет его выбор, Груша…

* * *

А недалеко от табора Соню и Миро накрыл мелкий дождик. Они кинулись к Миро в шатер, но, пока добежали, успели промокнуть.

— Ой, Сонь, тебе ж переодеться нужно. — И, бросившись к вещам, парень достал оттуда свою лучшую рубашку. — Держи! А то, не дай Бог, простудишься. Ты переодевайся, а я пока снаружи подожду.

Но Соня его остановила:

— Постой, Миро… — Она подошла близко-близко и положила руки ему на грудь. — Не уходи…

Девушка смотрела на него глазами, в которых не было ничего кроме любви. Сейчас она готова была на большее. Она готова была на все. Но в последнюю секунду Миро как будто стряхнул с себя оцепенение.

— Соня, у нас, у цыган, так не принято.

— А я не цыганка!

— Но я — цыган.

— Миро, ты мне очень-очень нравишься!.. — И, приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его в губы.

Миро принял этот поцелуй. И ответил на него. И обнял девушку.

Но вдруг сам отстранился. Мягко, но настойчиво он убрал от себя ее руки.

— Что случилось? — испугалась Соня.

— Ты прости меня, но я так не могу… — И Миро совсем не волновало то, что он говорит какие-то женские слова.

— Я тебе что, совсем не нравлюсь?

— Нравишься, Соня, очень нравишься. И поэтому я не хочу тебя обманывать…

— Обманывать? Но в чем?

— Мое сердце не свободно. — Он опустил глаза, хотя и сам не знал, в чем был виноват. — И между нами всегда будет стоять другая женщина. А я этого не хочу.

— Но ты же сказал, что я тебе нравлюсь… И я думала, что ты этого хочешь…

— Я действительно хотел этого минуту назад. Мне казалось, что я смогу не думать о ней. Но не получается. Извини…

— Я пойду… — Влюбленная девушка едва сдерживала слезы.

— Давай я тебя провожу. И… может, ты все-таки переоденешься?

— Спасибо, мне не холодно. И я найду дорогу сама!

— Но, Соня…

— Не надо, Миро. Спасибо за честность. Просто слишком много за один день: сначала мама, потом ты… — Не договорив, она выбежала из шатра, чтобы перемешать на щеках свои слезы со все еще моросившим дождиком.

А цыганский парень остался наедине с невеселыми мыслями.

* * *

Когда Игорь вернулся из пивной, то сразу понял, что Тамара не в духе. Что ж, поводов у нее для этого было более чем достаточно.

— У тебя все готово к вечеру?

— Конечно, дорогая. — Он попытался обнять Тамару, но получил резкий отпор.

— Приходил Зарецкий по поводу всей этой истории с выкидышем его жены. Зачем ты навел его на меня?!

Игорь отмалчивался.

А Тамара с уже сделанной новой прической стала надевать свои украшения. Сменила сережки, прикрепила к блузке брошь. И стала искать что-то еще.

— Ты куда это наряжаешься? — робко спросил сожитель.

— Да вот, прикидываю, в чем буду на открытии выставки и цыганском спектакле в театре.

— ???

— Что смотришь? Буду оттуда тебе звонить, все ли цыгане во главе с Зарецким там и свободен ли путь к их конюшне с этой девчонкой, — объяснила она, продолжая что-то искать. — Так, Игорь, где мое кольцо?

— Какое кольцо?

— Не делай из меня дуру — ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Где кольцо?!

— А я откуда знаю?

— Продал? — Игорь мог ничего и не отвечать — Тамаре и так все было ясно. — Мерзавец! Я не дала тебе денег, так ты решил стащить мое кольцо?

— Мне нужны были деньги, — глухо пытался оправдаться ее любовник. — Для нашего общего дела. А ты думаешь, что все эти сведения о Кармелите я добыл даром? Пришлось кое-кого подпоить, кое-кому заплатить. Поиздержался, Томочка!

Тамара бросила на него полный презрения взгляд. Потом достала из сумочки деньги и сунула их Игорю.

— Это мне на расходы? — спросил тот, совсем растерявшись.

— Это чтобы ты пошел и выкупил обратно кольцо. Немедленно! Оно мне дорого как память.

Игорь, сунув деньги в карман, побрел к выходу.

— Иногда мне кажется, — грустно проговорила Тамара ему вслед, — что если тебе понадобятся деньги, а у меня их не будет, то ты продашь и меня.

— Ну что ты, Тамарочка! — повернулся он к ней, уже стоя в дверях.

Но Тамара не стала слушать оправданий. Только махнула рукой, чтобы Игорь скорее шел выполнять ее поручение.

* * *

Ефрем Сергеевич позволил Астахову пройти к нему в кабинет вместе со спутницей — зачем лишний раз ссориться с богатым человеком? Развернул перед ним изъятую на квартире у Руки с Лехой картину с тремя женщинами над рекой.

— Николай Андреевич, эта картина из вашей коллекции?

— Да. Я подтверждаю, что это моя картина. А где остальные?

— Пока мы нашли только эту.

— И где же, если не секрет?

— Пока операция не закончена, для всех… секрет. Но вам могу сказать, что сегодня мы взяли двух опасных рецидивистов. У них и нашли эту картину.

— А кто они? — не удержалась и влезла в разговор Алла. — Цыгане?

Астахов посмотрел на нее с укоризной, а Солодовников с удивлением.

— Нет, не цыгане.

— Но где же, в самом деле, остальные картины? Что говорят эти ваши рецидивисты? — раз начав, остановиться Алла уже не могла.

— Они, естественно, пытаются все отрицать, — сдержанно отвечал следователь. — Николай Андреевич, я хотел бы предложить вам их опознать. Возможно, они вам когда-то встречались.

— Скажите, — опять вмешалась Алла, — а эти люди специализировались на краже произведений искусства?

— Вообще-то они специализировались по другим делам… — Нет, эта женщина определенно начинала раздражать Ефрема Сергеевича. — И как они решились на кражу картин, нам еще предстоит выяснить. Установить круг общения, отработать связи…

— Тогда я могу быть вам очень полезна.

— Вы?! — вытаращили глаза и Солодовников, и Астахов.

— Я знаю очень многих, кто интересуется произведениями искусства. Включая мелкую шушеру, которая вокруг таких людей крутится.

Тут и Николай Андреевич понял, что она имеет в виду.

— Ефрем Сергеевич, я думаю, в этом вопросе мы действительно можем Алле Борисовне полностью доверять. У нее богатый опыт.

— Я без малого двадцать лет занимаюсь картинами и кое-что в этом понимаю, — пояснила следователю сама Алла.

— Ну что ж, хорошо, я не возражаю. — Солодовников вышел, оставив Астахова и Аллу одних.

— А ведь я был прав, Алла Борисовна, — как видите, картины украли не цыгане.

— Подождите утверждать это раньше времени, — фыркнула Алла. — Ведь нашли пока всего одну картину.

— Но нашли ее не у цыган.

— Николай Андреевич, а почему вы их так рьяно защищаете?

— Просто я не люблю, когда кого-то обвиняют бездоказательно.

— Ну что ж, подождем, пока будет найдено все остальное.

* * *

Земфира разыскала дочь в больничном коридоре. О том, что Люцита уехала вместе со «скорой помощью», которая увезла Рыча, сообщил Земфире неугомонный Васька.

— Девочка моя! — бросилась она к Люците. — Что случилось с Богданом? Как он?

— Он в реанимации. Операция прошла хорошо, мама. Но пуля была в самом сердце. Врачи надеются, что самое худшее уже позади.

— Врачи надеются — надейся и ты!

— Я не надеюсь, мама, я верю! Он будет жить!

— Господи! За что ж тебе такие испытания? — Земфира невольно пустила слезу.

— Не плачь, мама, не надо. Видишь, я же не плачу.

— Тебе надо отдохнуть, доченька. Сходи на улицу, погуляй, воздухом подыши. А я здесь посижу. Будет что-то известно, я тебя сразу же позову!

— Нет, мама, я должна быть здесь. Я должна за него молиться.

— Может, тебе принести что-нибудь покушать или попить? Ты ведь с утра не ела…

— Не надо. Лучше просто посиди со мной.

Они обнялись, сидя на обитой дерматином деревянной скамье.

— Какое горе, дочка, какое горе! — причитала Земфира. — И детишки Розауры так к нему привязались…

Сидеть здесь им предстояло еще долго.