С тех пор как у них в доме появилась Олеся, Астахов все реже шел на работу в офис и все чаще оставался работать в своем домашнем кабинете.

Особенно приятно было наблюдать, как ловко и быстро Олеся протирает пыль. Замечая, что Николай Андреевич смотрит на нее, девушка смущалась и начинала оправдываться: "Я быстро. Я сейчас закончу". "Да нет, нет, ничего.

Работай. Вы мне не мешаете!". Так "Работай" сталкивалось с "Не мешаете".

Астахов так и не мог определиться, как с ней разговаривать: на "ты" или на "вы", оттого и метался все время между двумя местоимениями.

Вот и в то утро Астахов спросил:

— Олеся, а вы не помните, где то письмо, которое я тебя просил отправить по факсу?

— Ой, даже не знаю, — зарделась Олеся.

На самом деле, она, конечно же, хорошо помнила то письмо и хорошо знала, что оно сгинуло в архивах Форса.

— Боюсь, что я могла смести его в мусор.

— Ну это вы зря. Аккуратней нужно. У меня тут столько бумаг разных, — пожурил ее Астахов, вроде бы строго, но, на самом деле, совсем не зло. — Но вы его хотя бы отправили?

— Да, отправляла. Честное слово, отправляла! — врала Олеся, не краснея, и сама себе удивляясь, что не краснеет.

Странно. Астахов задумался. Сначала нападение на Макса. Теперь молчание Зарецкого. Может быть, прав Форс, надо силу применить? Силу уважают!

Размышляя, Астахов смотрел вдаль, как бы сквозь Олесю, но она думала, что он вглядывается в нее. И потому призналась, точнее, частично призналась:

— Николай Андреевич, я боюсь, что Зарецкий мог и не получить этого факса!

— Как это? — удивился Астахов.

. — Ну вы же знаете эту технику. Аппарат в тот день что-то барахлить начал. И, может, факс не прошел.

— Олеся, ну как же так. Факс не прошел, а письмо вы выкинули. Что же это за работа?

— Извините, Николай Андреевич. Ради бога, извините. У меня тут сколько забот. Просто из головы вылетело.

Олеся выглядела такой несчастной, что у Астахова не хватило душевных сил ругать ее дальше.

К тому же, а чего он от нее хотел? Она тут работает горничной, уборщицей, стряпухой — кем угодно, но только не секретарем-референтом.

— Ладно, Олеся. Не переживайте! Просто впредь будь повнимательней. А я с этим делом как-нибудь разберусь.

И все равно утро Астахов считал даже удачным. По крайней мере, теперь он знал, почему молчит Зарецкий.

Но тут позвонила Тамара. Голос был — на грани истерики:

— Алло! Коля! Антон пришел? — Нет.

— Ужас! Его всю ночь не было дома!

Астахов удивился. И даже как-то не сразу нашелся, что сказать Тамаре. Ну не было. И что? Первый раз, что ли!

— Тамара, перестань сеять панику! Он взрослый парень, не первый раз дома не ночует!

— Как перестань?! У него мобильный телефон не отвечает! Я ему сто раз набирала… Господи, только бы с ним ничего не случилось!..

— Тома, ну не волнуйся ты!.. — Астахов растерялся. — Он наверняка задержался у девушки какой-нибудь! Отыщется!

— Только бы с ним все было хорошо! Только бы все было хорошо…

Что интересно, оба забыли, что речь сейчас идет не только о любимом сыне, но и о новом директоре автосервиса, назначенном взамен прежнего, нерадивого…

Ничего не скажешь — родительское сердце.

* * *

Ну как Астахову понять, почему она переживает. Ahtoh — мальчик впечатлительный. А вдруг Игорь рассказал ему все?

На автостоянку Тамара летела кометой. И сходу врезалась в Игоря:

— Ты рассказал Антону? — Что?

— Ты сказал ему, что ты его отец?

— Я ничего не говорил!

— Врешь!

— Слушай, с чего ты это взяла?

— Антон опять не ночевал дома. И даже не позвонил.

— Господи, ну и что, а я здесь при чем? Успокойся, ну что может с ним случиться? Если бы я в его возрасте ночевал дома, он бы вообще не родился…

Тамара хотела опять начать незавершенный скандал, но сил уже не было.

Только махнула рукой и расплакалась.

Игорь пожалел ее:

— Тамара, Тамар, не плачь! Я чувствую, с Антоном все хорошо. И мы с тобой можем все вернуть, — она кивнула головой, но тут ему опять стало обидно за себя. — И для начала, помоги мне вернуть мою должность.

* * *

А вот и сын приехал. Антон без стука открыл дверь, просунул в щелочку голову (он всегда так делал в детстве) и сказал:

— Па! Есть хорошие новости.

— По поводу чего?

Антон выдержал театральную паузу.

— Это касается Зарецкого. Астахов встревожился:

— Так. И что ты опять натворил?!

Все, — решил Антон, — пора разыгрывать обиду.

— Па! Ты что, не слышал. Я же тебе говорю: "Новости хорошие"!

— Ну я слушаю тебя.

— Я был у Зарецкого.

— Ты? У Зарецкого?! — поистине он недооценивал своего мальчика, тот не побоялся сунуться в самую пасть льва.

— Да. Я оказал ему одну услугу. Он даже хотел заплатить, но я отказался…

Антон отказался от денег — это дорогого стоит!

— Я сказал ему, что мне не нужны деньги, а нужен мир между вами…

— Так. И что же тебе ответил Зарецкий?

— Он согласился встретиться с тобой и поговорить.

— Интересно, а какую услугу ты оказал Зарецкому?

— Да так, это не важно. Какая разница? Главное, что я договорился о встрече. И вы сможете решить все свои проблемы.

Астахов расплылся в широкой улыбке.

— Ну, сынок, ну даже не знаю, как сказать. Ты просто на глазах становишься прекрасным кризис-менеджером. Откровенно говоря, не ожидал я от тебя такого чуда.

— Па, ну… Я просто хочу помочь семейному бизнесу, — скромно потупив глаза, ответил Антон. — Максим испортил ваши отношения с Зарецким, а я решил их исправить.

— Да уж, наворотили вы тут без меня… по полной программе… Но все-таки жалко, что Максим уехал.

— Собираться уехать и уехать это разные вещи.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. Просто, Максим передумал уезжать.

— Он не уехал?! Вот это действительно замечательная новость! Что же ты раньше молчал?

Вошла Тамара, бросилась к Антону:

— Сынок, ну где же ты был?

— Да так, мама, дела семейные решал… Астахов не дал ему договорить.

— Тамара, поздравляю тебя. Наконец-то наш сын научился совершать поступки с большой буквы.

— Ты о чем? — жена насторожилась, уж не иронизирует ли Астахов.

— Антон сам исправил то, что они натворили с Максимом.

— Ну вот. Я же говорила, Антону только надо дать возможность проявить себя, а с уходом Максима…

— Нет, ну Максим тут не при чем, а вот в отношении Антона ты оказалась абсолютно права. Я даже удивляюсь, как ему это удалось…

— Просто, ты всегда недооценивал нашего сына.

— Нет, просто, наверное, он наконец-то вырос.

— Да. Это точно!

Астахов казался таким счастливым и расслабленным, что Тамара решила заодно провернуть еще одно дельце.

— И вообще, Коля, ты слишком суров с людьми. Надо уметь прощать.

Кстати, ты не хочешь подумать о том, чтобы восстановить Игоря, например. А Антона официально назначить своим заместителем?

— Восстановить Игоря в прежней должности?

— Нуда. Коля, я полагаю, он все давно понял. И к тому же у него скоро свадьба…

— И что с того?

— Ну как-то не по-человечески получается. Олеся скоро выходит замуж…

Настроение у Астахова начало стремительно портиться.

— Том, а может быть, нам Игорю за его воровство к свадьбе премию выписать? Пожалуйста, не вмешивайся вдела, в которых ничего не понимаешь!

Свадьба есть свадьба, а дело есть дело!

— Хорошо! Но, в конце концов, Олеся ни в чем не виновата.

— Да. Вот невеста его работает хорошо, — чуть преувеличил Астахов. — И я уверен, что она пожалеет еще, если выйдет за него замуж.

— Но он столько лет у нас проработал…

— Все! Разговор окончен… Я не хочу сейчас об этом говорить! Я его не восстановлю… Во всяком случае — пока.

Добрый человек Астахов, ничего не скажешь…

* * *

Хорошо, что Земфира не стала врать в таборе. Все равно бы никто не поверил. То есть, может быть, цыгане делали бы вид, что верят (Баро все уважают), но за спиной бы шушукались и перемывали косточки. А так все знали: да, речь идет о своевольной и непослушной дочери. И очень к месту тут оказался слушок о происках астаховского семейства. Получалось, что Кармелита не только из-за своих сердечных дел пострадала, но и попала в переплет из-за большой склоки вокруг цыганского кладбища.

Вот уж у кого точно настроение после этой истории улучшилось, так это у Люциты. Правда, ненадолго. Несмотря на коварную неверность Кармелиты, Миро не мог совладать со своим сердцем. И на Люциту по-прежнему не смотрел. Но девушка не сдавалась, старалась отвлечься от грустных мыслей. Когда Земфира зашла в шатер, она вертелась перед зеркальцем:

— Мама, а я — красивая?

— Красивая.

— Вот и люди говорят, что красивая. Еще говорят, счастливой буду.

— Конечно будешь, доченька! Не один Миро на свете. Вот я смирилась когда-то, что Баро другой достался…

И тут сердце Люциты, подточенное девичьей ревностью, переключилось на ревность дочернюю.

— То-то ты сейчас от него не отходишь.

— Люцита! — прикрикнула мать. — Не смей так говорит обо мне… о нас… о Баро…

Ну что такого, казалось бы, прикрикнула мать на дочь. Может, чуть больше, чем следовало бы…

Но Люцита после этих слов крепко обиделась. Раньше-то она хоть от матери всегда поддержку чувствовала. А теперь и Земфире не до нее — ишь, молодость вспомнила, никого, кроме своего Рамира, не видит.

И задумала Люцита страшное. Только уже не против других, а против самой себя. Выждала час, когда Рубина ушла подальше в лес — и давай рыться в ее снадобьях.

Но внезапно Рубина вернулась, спросила строго:

— Что ж ты копаешься в моих вещах? Не проще ли спросить, где что?

— Все равно не дашь, — нахмурилась Люцита.

— Я ведь не жадная. Что ж это за ценность такая?

— Не скажу.

— Напрасно, все равно узнаю.

Рубина подошла поближе к девушке, спросила:

— Боишься меня?

— Боюсь.

Рубина усмехнулась. Вот, дожила — и ее боятся, как когда-то Лялю-Болтушку.

— Правильно боишься. Ну? Что надо-то? — Яду!

Рубина даже удивилась такой откровенности.

— Яду!? Соперницу, значит, извести? Кармелиту?

— Нет, — Люцита села на пол. — Себя. Рубина не ожидала такого:

— Деточка моя, ты, что же это, всерьез удумала себя жизни лишить?

Люцита легонько кивнула головой:

— Для меня — это единственный выход.

— И матери не пожалела? Как бы она это пережила?

— Что мать? Она сейчас свою судьбу устраивает, я ей только мешаю… — Люцита всхлипнула. — Для меня все в жизни закончилось.

— Глупости. Твоя жизнь только начинается, и бу" дет она звонкая, яркая, как песня. Смотри, ты молодая, красивая. Здоровая.

Рубина взяла лицо Люциты в свои ладони.

— А что же ты думаешь? Что? Что жизнь, она без страданий бывает?

Счастье нужно выстрадать. Даром оно никому не дается.

— А Кармелите?

— И у нее счастья нету. И она свою чашу страданий пьет… Только ведь, сложится все. Рано или поздно, но сложится. Твои горе и унижения закончатся, и начнется новая, светлая жизнь…

Люцита попыталась улыбнуться.

— Плохо, плохо улыбаешься, — начала поучать ее Рубина. — Плохо улыбаешься. Знаешь, что надо сделать, чтобы счастье к тебе вернулось, чтобы судьба к тебе лицом повернулась?

Девушка пожала плечами, мол, не знаю.

— Перво-наперво. Никому не желай зла: ни себе, ни другим. Выгони из сердца зло, и в твоей жизни появится свет.

Люцита улыбнулась уже более открыто.

— Спасибо тебе, Рубина.

— Да не за что. Иди. А яда у меня все равно нет. Я же не злодейка какая-нибудь, чтобы яд у себя держать. Но боишься ты меня правильно. Не последуешь моему совету — накажу!.. А последуешь — все хорошо будет.

* * *

В "Волге" пели "Кибитку". Конечно, не так хорошо, как Кармелита. Но все же.

Олеся забежала на минутку в VIP-кабинет на очередную встречу с Форсом, вернувшимся из командировки. На этот раз не стала стесняться. И заказала кофе. Да еще и с пирожным!

— По глазам вижу: хочешь сказать мне что-то важное?

Олеся кивнула.

— Николай Андреевич знает, что Зарецкий не получил факс.

— Откуда? — осведомился Форс.

— Он спросил меня, и я сама сказала, что факс мог не пройти.

Форс озабоченно засопел.

— И что, сильно он тебя расспрашивал?

— Сильно, — приврала Олеся.

— Ну тогда ладно. Бог с ним. Прощаю. Не надо злить Астахова. И нам злиться не стоит.

— Спасибо, Леонид Вячеславович! Это вы очень хорошо сказали, что хватит злиться! Пусть все живут, как хотят…

— Да. Пусть живут, — благодушно сказал Форс, пробуя душистого, только что поданного судачка.

— Ведь всем тогда легче станет. И нам с вами — тоже.

— Не понял. Ты это о чем? — напрягся Форс.

— Да все о том же. Мне не нравится подглядывать, подслушивать, доносить. У меня уже сил нету. Я хочу просто быть горничной в доме Астаховых!

— Ах, вот что, милая… А я думаю, куда это ты клонишь? Знаешь, не нужно обольщаться и жить в фантазиях. Жить нужно в реальном мире. Поэтому я тебе еще раз повторяю: просто горничной в доме у Астахова ты никогда не будешь! Я тебя из тюрьмы вытащил и в дом к нему устроил, чтобы ты на меня работала, а не ныла: "Могу — не могу..". Поняла?!

Запил свою речь глотком вина. И уже без прежнего напора закончил:

— Хоть слово лишнее вякнешь — твой хозяин всю правду узнает: кто ты, откуда и что у него в доме делаешь! Все — пока.

А дома, в гостиной, Олесю ждала Тамара, в которой проснулся командный зуд. Она выразительно посмотрела на часы.

— Где ты была?

— Извините, пожалуйста.

— Между прочим, твой рабочий день в самом разгаре.

— Простите… Этого больше не повторится. Просто у меня были дела…

— Если ты работаешь в этом доме, будь добра, хотя бы предупреждай о своих отлучках!

— Я думала, я успею, Тамара Александровна.

— Думала она!

В гостиную вошел Астахов.

— Коля, ты представляешь?! Дом не убран, обед подавать пора, а Олеси нет! Ушла и даже не предупредила! Ты меня обвинял в мягкости. Так вот, мне кажется, это как раз тот случай, когда человека надо наказать!

— Олеся у меня отпрашивалась! — спокойно сказал Астахов.:

Олеся с благодарностью посмотрела ему прямо в глаза.

…А спустя час, прибираясь в его кабинете, поблагодарила и словесно.

— Спасибо вам, Николай Андреевич, большое… — За что?

— За то, что заступились за меня. Я этого не заслужила…

— Да что ты, Олеся? Что-нибудь случилось?

— Я не стою такого доброго отношения…

— Ну перестань… Почему же? Работаете вы хорошо, человек вы хороший.

— Вы ошибаетесь. Я — плохой человек. И мне очень стыдно.

— Нет, ну так не надо о себе говорить. Подумаешь: задержалась, тоже мне — преступление!

— Да нет, не в этом дело! Вы не знаете всего…

— Ну так скажите…

— Помните тот факс, который я не отправила Зарецкому?!

— Да боге ним, с этим факсом! Дела и так наладились.

— Это важно, понимаете… Понимаете… Я не выполнила ваше задание, потому что… Не выполнила… — оставалось сделать последний шаг, чтобы во всем признаться, но сил для него как раз и не хватало.

— Теперь это не имеет никакого значения, — снова перебил ее Астахов. — Антон сделал так, что мы теперь с Зарецким точно помиримся.

— Я очень рада… — только и смогла выговорить Олеся.

* * *

Отобедав, Форс поехал к Зарецкому. Тот был рад его увидеть. Еще бы! Хоть один свежий человек, не посвященный во все эти ужасные скандалы прошедшей ночи.

— Здравствуй, Леонид, давно не виделись. Как дела? Что делал?

— Да так, разные вопросы утрясал. Юриста не только язык, но и ноги кормят.

— А у меня тут новости. Есть даже приятные. У меня сегодня назначена встреча с Астаховым! Прошу тебя на ней присутствовать.

Форс удивился и насторожился:

— Да, действительно. А когда ж это вы успели договориться?

— О переговорах попросил сын Астахова.

— И вы вот так сразу согласились? После всего?

— Ну, видишь ли… Он оказал мне большую услугу, и я не смог отказать.

— А вы уверены, что это не очередная провокация?

— В том-то и дело, что не уверен. Но ведь нельзя же допустить, чтобы вопрос оставался нерешенным.

— А вот я подозреваю, что этой встречей они хотят вас отвлечь от чего-то более серьезного…

— Леонид, Леонид, я сам мучаюсь разными тяжелыми вопросами. И не исключаю, что ты прав… но на попятную идти поздно… Я дал слово.

— И все-таки подумайте, господин Зарецкий.

— Нет. Дело решенное. Так ты сможешь приехать?

— Постараюсь… Но не уверен.

— Смотри, как сможешь.

Баро не обиделся. Баро просто оставил зарубочку в памяти.

А вот Форс крепко разозлился. Стоило уехать ненадолго, тут уже миротворцев развелось, мать их так! Набрал телефон Олеси:

— Алло, ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Нет…

— Почему вдруг Зарецкий согласился на встречу с Астаховым?

— В первый раз об этом слышу.

— Я тебе не верю. То ты рассказала про факс. Теперь вот эти встречи разные. Смотри, девочка… Если узнаю, что ты что-то от меня скрываешь, — в порошок сотру.

— Да не знаю я ничего. Если бы что-то узнала — сказала.

— Смотри. И помни — в тюрьме места много.

— Леонид Вячеславович, а может, хватит пугать?! А то мне и тюрьма раем покажется.

Форс понял, что перегнул палку, никого нельзя доводить до крайнего отчаяния: Агента нужно беречь.

— Хорошо, Олеся. Я тебе верю. Но все-таки, как ты думаешь, почему они вдруг решили встретиться?

— Сказала же. Не знаю.

— А может, ты уже не на меня работаешь?

— К сожалению, в первую очередь именно на вас.

— Ладно-ладно. Но если ты все-таки что-то узнаешь, сразу сообщи мне!

— Конечно.