Час от часу не легче. Приехал Миро. Кармелита переживала.

Что ему говорить? Как ему говорить? Как вообще жить на этом свете.

— Миро… прости меня…

— За что?

— Я же хотела сбежать с Максимом!

— Я знаю.

— Знаешь?! — Да.

— И все равно хочешь на мне жениться?

— Хочу… Как и прежде. Но ты ведь любишь Максима?

— Максим для меня умер. Его для меня больше не существует.

— Не говори так, Кармелита. Он — хороший парень.

— В нем нет ничего хорошего. Он меня просто предал и продал!

— То есть, как это продал? Кому?

— Я не хочу, не хочу, не хочу об этом говорить. Со мной так жестоко никто еще не поступал.

— Подожди, Кармелита. Что он сам тебе сказал?

— Я не стала его слушать. Приказала выгнать его из нашего дома.

— А ты не думаешь, что Максима могли оклеветать? Кармелита вдруг посмотрела на весь разговор со стороны. Кто бы мог подумать, что Миро будет защищать Максима. Насколько же он хорош и великодушен этот Миро. Вот только объект для защиты выбрал неудачно.

— Почему ты его защищаешь? Ты что, хочешь меня оставить?

— Я не хочу тебя оставить. Но я видел Максима.

— Что? Когда ты успел?

— Когда ты сбежала, я бросился к нему в гостиницу. Думал, что вы там… вместе. Максим переживал за тебя, волновался… И поверь мне, это было искренне.

— Да опять ты о нем. Сейчас твоя защита нужна мне, а не ему.

— Я готов защищать тебя. Всегда. Ты согласна?

— Да…

— Значит, я договариваюсь о нашей свадьбе?

— Да…

— Ну я побежал к отцу?

— Да…

И Бейбут с Баро опять начали договариваться о свадьбе.

* * *

Вот оно наконец свершилось: Антон почувствовал, что крепко поймал удачу за хвост. И тут же попытался проанализировать, как это получилось.

Прежде всего, нужно было упасть. Причем упасть очень сильно, низко и больно. Оказывается, снизу карабкаться проще. Многое снизу, оказывается, виднее. Это все, что можно извлечь полезного из истории с Игорем и его автосервисом.

А вот со вторым случаем сложнее. Честно говоря, сейчас бы, по-свежему, по-трезвому, Антон не решился повторить всю эту историю с побегом, точнее — со срывом побега. Но ведь в итоге-то получилось удачно. Почему?

Только по одной причине. Потому что он не струсил. Когда запахло паленым, не спрятался, не забился в истерике в норку, как было в прошлый раз, в истории с бульдозером. И оттого оказался на коне. Оказывается, удача отворачивается от тех, кто трусит, и тех, кто не умеет красиво врать. Нет, врать — плохое слово. Лучше — фантазировать. Вот у Максима никакой фантазии, только и умеет, что гундосить свою правду. И что? Где он сейчас?

Одно жалко — цыганочку не удалось дожать. Вот тогда успех был бы полным.

Хотя и сейчас неплохо. Как же смешно было Антону, когда к нему приставали с дурацкими расспросами — то Макс, то Света, то они оба вместе.

Макс сначала полез драться (чуть насмерть не придушил), потом умолял рассказать, что случилось и как все было. А Света спасала его от Максимовых кулаков, журила и тоже требовала рассказать все.

Антон же играл с ними, как с детьми, говорил недомолвками, загадками, намеками. И главное — объяснил, что он, именно он, и только он спас всех от худшего. Вот убежали бы Макс с Кармелитой. Догнал бы их Баро и поубивал бы всех на фиг.

Максим, конечно, не очень-то верил, все выспрашивал, что он наговорил Кармелите.

А вот Света, вроде бы, поверила. Женщинам вообще всегда хочется верить в благородство.

Оттого, если отвлечься и поговорить философски, с ними и сложнее, и проще. Ведь не скажешь так просто: ну хочу, типа, это…

Зато если сказать: ой, ты мне так нравишься, ой, ты такая красивая…

Если так сказать, все в будет в порядке.

И все-таки иногда что-то глубоко в душе говорило ему: "Ау! Антон!

Очнись. Ты уже потерял друга Максима. А сейчас можешь потерять друга Свету.

Антон, ты не боишься этого? Не боишься остаться совсем один?"

Но голосок этот был совсем слабый. И Антон к нему не прислушивался.

Зачем, когда все так хорошо.

Одно несомненно: Светку — лучше не обижать. Света — ему на удачу, на счастье. Уж это он точно подметил.

* * *

В самом радужном настроении Астахов собирался на встречу с Зарецким. И вдруг послышалось ему какое-то толи поскрипывание, то ли попискивание. Как будто мышонок где-то в углу скребется.

И вправду, в углу, в гостиной, за дверью он обнаружил того, кто пищал.

Только это был не мышонок, а плачущая Олеся.

— Что случилось?

— Ничего-ничего, — залепетала Олеся.

— Но вы же плачете!

— Не обращайте внимания.

— Как это "не обращайте внимания"! Кто тебя обидел?

— Никто.

— Знаете что, сейчас я тороплюсь. Но когда я приеду, вы мне все расскажете, и мы поплачем вместе. Хорошо?

— Хорошо, — кивнула головой Олеся.

Астахов посмотрел на часы, пора бежать к Зарецкому. Усадил девушку в кресло, а сам уж хотел уйти… Но тут раздался такой надрывный всхлип, что он вновь остановился.

— Нет, я никак не могу оставить тебя в таком состоянии. Рассказывайте, что у вас произошло?

— Николай Андреевич, я должна от вас уйти.

— Как это уйти?

— Я не могу больше у вас работать.

— Это почему?

Астахов хотел присесть на краешек ее кресла, но Олеся резко встала и перешла на диван.

— О, как мы вас запугали.

— Нет же, вы тут не при чем…

— А кто, Тамара? Не обижайся на нее. Она очень переживает за сына.

Поэтому порой бывает несдержанной. Или все дело в свадьбе?

— Какой свадьбе?

— Ну Тамара говорила, что вы уже вот-вот распишетесь с Игорем, — грустно сказал Астахов.

— Ах, это… — Олеся впервые услышала о своей совсем уж близкой и неотложной свадьбе, решила сымпровизировать. — Нет, это все отложилось.

— Ну тем более. Вот — все хорошо, — вздохнул с облегчением Николай Андреевич, он даже и не заметил, что со стороны его слова выглядят немного странно — у девушки свадьба откладывается, а он: "все хорошо". — Давайте все забудем…

— Я во всем виновата, а вы еще и прощения просите.

— Ну в чем вы виноваты? Разбили царский сервиз?

— Какой сервиз?! — встрепенулась Олеся.

— Ха-ха, ну вот вы и отвлеклись. Никакого царского сервиза у нас нет.

Я, наоборот, к тому веду, что вы порядок в доме навели. Уют создаете.

— Я же факс не отправила.

— Олеся, да что же ты все с этим факсом! Нельзя так долго казнить себя за мелкую ошибку, — Астахов опять посмотрел на часы, опоздание становится все более неприличным. — Вы знаете, Олеся, я действительно очень тороплюсь и должен сейчас ехать…

Астахов присел рядом с ней на диван. На этот раз Олеся уже не упорхнула.

— …Но вы остаетесь!

— Вы всего не знаете, Николай Андреевич.

— Вот и отлично. Как-нибудь вечерком за чашечкой чая вы мне все и расскажете. Понимаете, я уже просто не представляю дом без тебя. А сейчас пообещайте мне, что вы остаетесь.

— Если бы вы знали, как я перед вами виновата. Астахов в третий раз посмотрел на часы.

— Еще чуть-чуть и вы действительно будете очень виноваты, потому что я опоздаю из-за тебя на очень важную встречу. Итак… Вы остаетесь?

— Да, — почти прошептала Олеся.

— Ну вот и хорошо, — сказал, убегая, Астахов.

* * *

Знаете ли вы, господа, что такое телефон?

Нет, господа, вы не знаете всех достоинств телефона. И даже представить себе не можете, на какие чудеса способен этот аппарат.

Тамара ехала к Игорю. По дороге размышляла о многом. Главных мыслей было две. Первая: Игорь — конечно, скотина. Вторая: но ведь своя скотина, своя, родная.

Он, как и все мужики, слабый, капризный, требует постоянного внимания, обожания, похвалы. Она же всецело переключилась на Антона, вот и получила. А ведь как-то, давно еще, вывела для себя шутливую формулу, которой частенько делилась с подружками. Ребенку — 66 % внимания, любовнику — 33 %. "А мужу?" — лукаво щурясь, спрашивали подруги. "Ну вы чего? — отвечала Тамара. — Считать умеете или как? 66 и 33 — будет 99. Вот как раз] % внимания любимому мужу и остается!.."

Вот и сейчас Тамара ехала на стоянку к Игорю. И понимала, что никуда они друг от друга не денутся. Очень уж сильно приросли. Вот только нужно один вопрос выяснить у Астахова. Тамара позвонила домой, Коля последнее время почему-то там сидит работает.

И тут, внимание, телефон показал свою волшебную сущность. Набрав знакомый номер, Тамара услышала гудки, потом произошло соединение, а потом… Тамаре вдруг стало слышно все, что там происходит. А там происходило что-то очень интересное. Поскрипывание кресла, дивана, какое-то попискивание. Во всем этом шуме Тамара отчетливо различала голос Астахова и всхлипы Олеси.

Горничная усиленно каялась и собиралась уйти. А Астахов, ее непоколебимый Астахов, упрашивал девушку остаться. Да так упрашивал, что из-за этого опаздывал на какую-то важную встречу.

Правда, до поцелуев или чего-то большего, слава богу, не дошло. Но и того, что Тамара услышала, было достаточно, чтоб понять: дело серьезное.

Коля не на шутку увлекся этой особой. Вот тебе и 1 % внимания.

Неужели придется что-то менять в привычной формуле?

Тамара развернулась на заправке, подкатив к рядовому заправщику Игорю Носкову.

— Привет, — бросил он.

— Привет, — сказала она.

Как же много на самом деле было сказано в двух этих словах. Что-то вроде: "Слушай, ну поругались и хватит, может, пора мириться?.."

— Игорь, что я тебе сейчас скажу. Знал бы ты, какова твоя невеста оказалась!..

Игорь рассмеялся, чуть ли не впервые за эти несколько дней.

— Остынь, Тамара. Какая "моя невеста"? Ты сама ее мне придумала. А Форс материализовал.

— Я ее придумала, как ты выражаешься, чтобы спасти наши с тобой шкуры.

— Не самый лучший способ.

— Ну придумал бы что-нибудь сам. Так нет же, дрожал, наверное, как заячий хвост. Так вот, твоя невеста, подчеркиваю, твоя невеста так запудрила мозги Астахову, что он чуть ли не на коленях убеждал ее, что она ценнейший работник!

— А ты откуда знаешь?

— Знаю. Так получилось.

— И что?

— Что, что? Ценнейший работник — случайная горничная!!! Докатились…

Игорь подошел к Тамаре поближе.

— Э-э, да ты никак ревнуешь, — поставил он диагноз.

— Надо же до такого додуматься! Чтобы я ревновала к какой-то уборщице.

— Она не уборщица, она — горничная. И она очень даже ничего. В общем, все получается, как в классической литературе XIX века: "Душа моя, Грушенька, а идите-ка ко мне!"

— Да пошел ты! — то ли в шутку, то ли по-настоящему разозлилась Тамара. — Вот и вали к своей невесте, пока ее Астахов не оприходовал.

— А что, вдет уже к этому?

— Похоже! Слушай, Игорь. А может быть, ты действительно на ней женишься?! И наконец-то станешь отцом! В смысле — астаховских детей.

— Ха-ха, красивая рокировка! Только, Тамара… Том, ты же знаешь — ты моя единственная женщина.

— Перестань. Заправщики услышат! Я — не женщина, я — начальник, и ты этим пользуешься.

Игорь рассмеялся:

— Начальником или женщиной?

— Обеими!

— Том, а давай серьезно!

— Давай серьезно.

— Я до сих пор хожу в заправщиках. Для нашего сынка будет большая драма, если он узнает, что его папаша — не большо-о-ой начальник, а всего лишь чернорабочий.

— Игорек, брось свой дурацкий шантаж. Я и так все устрою.

— Как?

— Я придумала, как заставить Астахова вернуть тебе должность.

— Ну и как?

— Ему нравится твоя невеста. Это надо использовать!

— Он же у тебя высоких моральных правил. Ты думаешь, получится?

— А мы попробуем.

* * *

И снова, в который уж раз, Баро и Бейбут начали договариваться о свадьбе своих детей. Бейбут так и сказал.

— Баро! Мы должны договориться о свадьбе наших детей.

— Именно сейчас? — уточнил Зарецкий.

Дело в том, что с минуты на минуту у него должна была состояться встреча с семейством Астаховых.

— Да, Баро, именно сейчас. И не нужно смотреть на часы. Мы и так уже достаточно откладывали.

На самом деле Бейбуту хотелось еще кое-что добавить. И про Кармелиту с ее побегами. И про Миро с его редким благородством. Но он не стал этого делать. Хотя в тоне его проскользнуло что-то такое, что не ускользнуло от Баро. Зарецкий заметил:

— Я вижу, ты сам не очень-то хочешь этой свадьбы.

— Отчего ж не хочу? Разве я что-то не так сказал?

— Дело не в том, что ты сказал, а в том — как!

— Но я не могу делать вид, как будто ничего не произошло.

— Тогда, может, ты торопишься с предложением. Вот когда будешь уверен, тогда и поговорим.

— Мой сын хочет, чтобы Кармелита стала его женой. И чем скорее, тем лучше.

— А ты сам?

— А я сам, — грозно начал Бейбут. — Я сам… Я сам… честно говоря, уже и не знаю, чего хочу, — не-много невпопад, зато совершенно искренне ответил Бейбут.

В дверь постучали.

— Да! — сказал Баро, одновременно показывая Бейбуту, мол, все, видишь, пришли, дело очень важное.

Вошел Антон.

— Здравствуйте… — цыгане кивнули. — Я не опоздал? А где отец?

— Еще не пришел. Знакомьтесь…

— Антон Астахов, — гордо произнес вошедший. — Помощник Николая Андреевича Астахова.

— Бейбут… отец Миро — жениха Кармелиты! — сказал Бейбут, выразительно посмотрев на Зарецкого.

— Так ваша дочь выходит замуж? За вашего сына? Поздравляю! — сказал Антон с такой горячностью, как будто он сам их сватал.

Бейбут вежливо кивнул.

— Мудрое решение. Вы знаете, брак детей — это наилучшая гарантия для совместного бизнеса.

— Антон, я не хотел бы сейчас обсуждать этот вопрос. Тем более что нам есть, что обсудить.

— Извините, я, наверно, вторгся на запретную территорию. Понимаю.

— Где твой отец? — в лоб спросил Баро, уже немного подуставший от антоновой болтовни.

— Не знаю, но уверен, что его могли задержать. И то ненадолго, только самые чрезвычайные обстоятельства.

— Да? А может быть, он просто не заинтересован в этой встрече? Ведь инициатива исходила от тебя, а не от него.

— Уверяю вас — он крайне заинтересован в сотрудничестве. Просто крайне.

— Когда человек заинтересован, он не опаздывает.

— Но отец должен быть с минуты на минуту, мы с ним по дороге перезванивались, — приврал Антон.

— Хорошо, ждем еще пять минут. На не больше. И все замолкли. Все, кроме старинных напольных часов. Пять минут прошло.

— Мне пора ехать в табор, — сказал Бейбут.

— Я еду с тобой, — сказал Баро.

— Сейчас? — спросил Бейбут.

— Да! — ответил Баро.

Ситуация становилась критической. Да что же с отцом? Антон тут тормозит всех, как может, а он…

— Простите, но вы не можете так уехать. Отец сейчас будет.

— Я не намерен больше ждать, — гордо сказал Баро. — Я считаю, что твой отец умышленно сорвал переговоры. И нам больше не о чем говорить!

Баро приоткрыл дверь и… за ней стоял Астахов.

— Добрый день! Извините, я задержался, понимаете, бизнес, — Николай Андреевич бросил взгляд на Антона, тот показал лицом: отец, все очень злы, еле дождались.

— Ну что ж. Тогда начнем. Проходите. Садитесь, — неохотно сказал Зарецкий.

— Баро, так я пойду? — отозвался Бейбут.

— Нет-нет, Бейбут, что ты! Ты долгожданный и любимый гость…

"А мы тогда какие", — одновременно подумали Антон и Астахов. Впрочем, именно на это Баро и рассчитывал.

— Я не могу отпустить тебя так быстро. Будь любезен, подожди меня в гостиной. Там есть графин с прекрасным красным вином!

"А нам, собака, вина не предложил", — подумал, вежливо улыбнувшись, Антон.

Бейбут вышел.

Баро уселся за свой стол. Астахов и Антон — напротив него.

— Еще раз — прошу извинить меня за опоздание. Вообще-то, мне это не свойственно. Просто было очень важное дело, — сказал Николай Андреич.

— Ну, так, может, мы тогда отложим наш сегодняшний разговор? — спросил Зарецкий.

— Нет, что вы. Для меня сейчас самое главное — это разрешить наши противоречия.

— Я вас слушаю.

— Во-первых, я должен вам сказать, что за все действия своих сотрудников я несу личную ответственность.

Баро понравилось такое начало. Достойно, по-мужски.

— Я рад, что вы понимаете, кладбище — это наша святыня. И мы не позволим, чтобы на этой земле развлекались люди.

— Да, конечно. Просто, когда я покупал эту землю, то не знал, что на ней находится кладбище.

— Но когда ваши работники учинили погром, вы об этом знали?

— Нет. Хотя это и не снимает нашей общей вины. Мои сотрудники допустили самоуправство и были за это мною наказаны. Только, Баро, вы же понимаете, что в экономике нет прошлого. В экономике есть только будущее, — Астахов протянул Зарецкому стопку бумаг. — Вот. Это наброски проектов, по которым мы могли бы сотрудничать.

Баро начал листать бумаги. И сразу же заинтересовался. Да, Астахов — серьезный бизнесмен. Здесь было все то, что реально могло прижиться в Управске. Недвижимость, прежде всего загородная — коттеджи, курортная зона, крупный рынок на перекрестке дорог. А дальше еще более заманчиво: автобизнес, легкая промышленность, пищевая с выходом на область и даже соседние регионы. И все с учетом его просьб насчет кладбища.

В глазах у Баро запрыгали веселые огоньки:

— Заманчиво. Очень заманчиво. Я готов компенсировать вам ваш ущерб.

— Нет, нет. Не надо. Я нашел способ, как уменьшить свои потери. Пусть это будет платой за мою вину.

— То есть, в Москву слетали не зря.

— Конечно.

— Ну что ж, я рад, что у нас будет совместный бизнес. Но у меня есть одно условие…

— Да, конечно. Я слушаю вас.

— Я прошу вас уволить Максима Орлова!

— Но почему?!

Впервые за все время в разговор вступил Антон:

— Отец, ну мы же тоже должны в чем-то пойти навстречу. Максим Орлов не такая важная фигура, чтобы из-за нее начинать новые споры с господином Зарецким.

— Подожди, Антон, не мешай. Максим — отличный специалист, и мне нужен такой заместитель.

— Я могу быть твоим замом, — сказал Антон, как бы вполголоса и вроде бы ни к кому не обращаясь.

— Коллега, кто в ваше отсутствие выполнял обязанности главы фирмы, — спросил Баро.

— Орлов.

— Вот именно поэтому я и не хочу иметь с ним никаких дел.

— Хорошо, тогда я тоже кое-что вам расскажу. Максим был уволен мной сразу же, как только я узнал о погроме, но впоследствии мне показалось, что я погорячился. И я хотел бы продолжать с ним работать. Его вина не столь велика…

— А я твердо уверен: Максим Орлов причастен к погрому.

— Он — порядочный человек. И мне кажется, здесь какое-то недоразумение.

— В таком случае, боюсь, что наше сотрудничество не состоится.

Был бы Форс на этой встрече, то-то порадовался бы, что все принимает такой оборот.

Но Зарецкий не первый год вел переговоры, чтобы сдаваться и рвать контакты так быстро.

— Извините, но я же не прошу вас уволить кого-либо из ваших работников.

— Мои сотрудники не покушались на ваши святыни…

Круг замкнулся. Астахов понял, что спорить бесполезно. Ну что ж, в бизнесе всегда приходится чем-нибудь (или кем-нибудь) жертвовать:

— Договорились. Я знаю, что вы — человек слова, и без веских причин не стали бы настаивать. Я принимаю ваше условие.

Баро и Астахов пожали друг другу руки.

А Антон подумал, что напрасно он выступил против Максима. Зарецкий все равно дожал бы отца, атак только зря засветился.