Сон подействовал на Леонида Вячеславовича весьма благотворно. Усталость и напряжение рабочего дня ушли. А солнце еще не село, и вообще все в жизни замечательно. Вариантов развития событий множество. И все они для Форса достаточно благоприятные. Надо будет только успеть, не упустить свою выгоду.

А ведь подумать только, до этого дурацкого выстрела Фортуна от него напрочь отвернулась. И Баро, и Астахов были готовы списать Форса, как старую помойную тряпку. А тут — суд. И снова он всем нужен.

Да еще и подфартило сегодня. По окончании судебного заседания Форс стал свидетелем фактически драки между гражданкой Виноградовой и гражданкой Зарецкой. Разняли этих молодых особ родители, соответственно, отец — Баро и мать — Земфира. И потащили своих нашкодивших деток куда-то в сторону. Форс нутром чувствовал, что именно в таких ситуациях, на взводе, на нерве проговаривают самые страшные секреты. Оставалось только выбрать, за кем пойти. Решил все же, что вес Зарецкого побольше — за ним и нужно следовать.

Баро увел дочку в сторону закоулка, в тупик за зданием суда.

Отлично! Форс хорошо знал это место. В тот закоулок раньше выходил служебный подъезд. Но потом дверь заколотили. И если встать за ней, то будет слышно все, о чем говорят.

Баро на чем свет стоит ругал дочку. И она огрызалась довольно-таки нагло. А когда Кармелита крикнула: "Ты же знаешь, что стрелял не он!!!", Форс от неожиданности переступил ногами по-лошадиному.

Дощатый пол под ним хрустнул. За дверью замолчали. "Влип!" — подумал Форс. Но нет, пронесло. Разговор продолжился.

То-то! Получается, не зря Баро спрашивал как-то, а что будет, если свидетель найдется. Леонид Вячеславович тогда подумал, что его на вшивость проверяют. А Зарецкий, оказывается, это всерьез говорил.

Стопроцентный свидетель в пользу Максима, имеющийся в запасе у Зарецкого! Отличный фактик. Просто отличный! Надо подбросить его Астахову, в топку его недоверия к цыганам. Вот-те, пожалте, какое коварство! Знают, что Максим невинен, как святой мученик, однако же, хотят сгноить его в тюрьме.

Великолепный клинышек между Астаховым и Зарецким!

Надо только Астахову этот факт преподнести повыгодней.

Поярче!

В путь! Какая там погода на улице. Выглянул в окно — солнышко. Ой, а кто это по улице чешет, в машину садится… Никак Света с Кармелитой куда-то направились. Интересно, что ж у них за дела такие имеются, пока их приятель баланду полной ложкой хлебает?..

* * *

Тройственную встречу назначили в пиццерии "Неаполитано". Антон не просто удивился этому приглашению, он был поражен. Светка одумалась, поняла, какого принца потеряла! Вот только зачем она Кармелиту тащит? Ну не может Антон с ней нормально разговаривать. О жизни или о деле. Хочется только о теле. Ну да ладно. Посмотрим, чего они там припасли.

Встретил (улыбка, радушие) где-то на уровне "три звездочки".

— О, какая приятная неожиданность! Проходите, проходите, сударыни. Что такие зверские лица у представителей нацменьшинств? Надеюсь, бить не будете?

— Антон, прекрати, пожалуйста, паясничать. Мы пришли по серьезному делу.

— Ах, по делу. А я думал, повеселимся.

И вдруг обе замолчали. Света с Кармелитой все продумали. Не договорились только об одном, самом важном: кто и как будет излагать суть непростого дела.

Но поскольку Кармелита никак не могла себя заставить говорить с этим хлыщом, Света взяла инициативу на себя.

— Антон, ты должен нам помочь! — Чем?

— Ты единственный, кто может спасти Максима!

— Вот так, да?

Антон немного растерялся.

Он знал, что Максима судят. И, честно говоря, никак не мог разобраться в своих чувствах. Иногда ему было приятно увидеть противника, поверженного окончательно, абсолютно проигравшего в споре за Астаховскую симпатию.

А потом вдруг вспоминались дни их дружбы. Как Максим всегда выручал из любых передряг. И как он, Антон, его подставил. Тогда сразу становилось жалко это неудачника. Хотелось проявить благородство, отплатить за все его услуги — и красиво, под всеобщие аплодисменты, вытащить из этой передряги. А потом сказать: "Прощай, лузер! Я тебе ничего не должен!".

Да, пожалуй, это было бы красиво. Так что тут Светка лопочет?..

— …В общем, Антон, ты не сердись на меня, что я в прошлый раз тебя обидела, так сказала. Ну грубовато… Но сейчас ты просто должен помочь Максиму. Это твой последний шанс. Если ты этого не сделаешь, ты себе этого никогда в жизни не простишь. Понимаешь?

Антон ухмыльнулся:

— Классно получается, девчонки. По-вашему выходит, я должен взять вину на себя? И пойти за решетку вместо Максима, да?

Кармелита громко хмыкнула. А Света перевела этот звук на человеческий язык.

— Нет, Антон, такого благородства от тебя никто не требует. Нет, все гораздо проще. Ты должен сказать в суде, что в момент выстрела находился недалеко от дома Зарецкого и видел, что Максим не стрелял.

Антон задумался.

— Хорошо, а кто же тогда стрелял?

— А ты не видел. Ты видел главное, что у Максима ружья не было. И что он подбежал к нему только тогда, когда уже прозвучал выстрел.

— А Максим меня видел? — Нет!

— Нет! Я этого говорить не буду! Вся ваша история дурацкая. И никто не поверит.

— Почему она дурацкая? — обиделась Света.

— Объясняю. По вашей версии, мы все, всем Управском, ненавязчиво так, гуляли около дома Кармелиты — это же бред. Что я там делал? Сидел в кустах, прятался от Максима, да? Что молчите?

Девчонки и вправду молчали.

— Да судья меня утопит в разных вопросах! Зачем я туда пошел? Почему меня не видел Максим? Почему я так удачно видел Максима, но не видел того, кто стрелял? И так далее, и так далее…

— Хорошо, Антон, а что ты предлагаешь?

— А я предлагаю сказать, что мы с Максимом были вместе!!!

— Ты думаешь, это что-то меняет?

— Уверен!

— Давай тогда проведем эксперимент. Итак, я судья и одновременно обвинитель. А ты — свидетель.

— А поехали, — азартно сказал Антон. Игры, эксперименты — это по его части.

* * *

Астахов был угрюм.

— Ну что, Форс, ты, конечно, работаешь по-честному. Хорошо отбиваешься.

Но, по-моему, наши дела как-то не очень.

— Да, Николай Андреевич, не очень. Я бы сказал: очень даже не очень!

Если бы приговор вынесли сегодня, Максим получил бы по полной программе.

— Неужели ничего нельзя сделать? Ведь видно же, что он не виноват.

— Это только вам видно. А больше никому. Все против него: взяли с поличным, и мотив налицо — ревность.

— А не слишком ли ты беспристрастен и спокоен, для адвоката? А?

Форс изобразил на лице обиду, вызванную ущемлением профессиональной гордости:

— Вы хотите, чтобы я рыдал от горя? И рвал на себе волосы. Я не барышня из заведения, а профессионал, и перечисляю вам факты, которые нужно знать. И на которые необходимо опираться.

— Ладно, ладно, не кипятись. Но согласись, Леонид, просто сидеть и ждать у моря погоды, тоже как-то… — Астахов неопределенно повертел рукой.

— А я и не сижу, Николай Андреевич. Я рыбку ловлю в мутной судебной водичке. И сегодня, между прочим, очень крупную, ну не то, чтобы поймал… но место ее рыбное приметил.

— Так, так. Выкладывай.

— Правда, я вам всегда говорил, что Зарецкий — коварный тип и верить ему нельзя.

— Говорил. И что?

— А вот что: есть у него, оказывается, свидетель, который видел, что Максим не стрелял.

Астахову понадобилась минутка-другая, чтобы переварить услышанное.

— Понятно… А Баро все это время свидетеля придерживает, как туза козырного. Как ты думаешь, зачем?

Форс не думал, Форс точно знал зачем, но Астахову говорить не стал.

Правда — дорогой товар. Глупо торговать ею оптом. Только малыми крупицами.

— Трудно сказать, что у него на уме. Может, шантажирует кого. А может, чего-то выжидает. А может, просто хочет засадить Максима, чтобы тот за его Кармелитой не волочился…

— Обидно. Близок локоток, да не укусишь. Что же делать?

— Не знаю, нужно думать. Я тут забрасывал разные сети, чтоб найти этого человечка, — прихвастнул, приврав, Форс. — Но все пусто. Не получилось.

Зарецкий хорошо его прячет.

— Ну, наверно, можно что-нибудь сделать: попросить, заставить?

— Интересно, как можно заставить цыганского барона? Опять бульдозер на кладбище пригнать?

Астахов покривился. Он уж почти забыл про эту глупую историю. Зачем же напоминать?

— Леонид, а может, дать ему денег?!

— Вы хотите купить у Зарецкого свидетеля? Я вас правильно понял?

— А почему бы нет?

* * *

Света приняла позу грозного судьи, постучала ложечкой по чашке с недопитым кофе.

— Свидетель, клянетесь ли вы говорить правду, только правду, и ничего кроме правды.

Странное дело. Игра, казалось бы, но Антон почувствовал выброс хорошей дозы адреналина:

— О да, мой судья!

— Свидетель Астахов, вы утверждаете, что в момент покушения, находились вместе с обвиняемым, Максимом Орловым!

— Да. Утверждаю.

— А почему обвиняемый заявил, что он был совершенно один?!

— Но вы же знаете, какой он у нас благородный. Вот и не захотел подставлять друга.

В разговор влезла Кармелита:

— А ведь Максим и вправду благородный. Он может не захотеть помощи от тебя. Начнет отказываться, скажет, что тебя там и близко не было.

Антон бросил колючий взгляд в сторону цыганки:

— Девушка, благородство бывает в двух случаях. Или от недостатка ума, или от избытка денег. Если Максим уйдет в отказ, я скажу: "Вот, граждане судьи, эти его слова — лишнее подтверждение благородства!"

— Да, Кармелита. Не мешай! — вышла из образа Света. И тут же в него вернулась. — То есть, господин Астахов, в момент покушения вы были вместе с обвиняемым?

— Да. Только он побежал туда, откуда раздался выстрел. А я в другую сторону — домой.

— Почему так?

— Потому что увидел, что на выстрел бегут цыгане.

— Сбежали, оставив друга?

— Ваша честь, моему другу тогда ничего не угрожало. А если бы он побежал вместе со мной, то и сейчас бы ничего не угрожало.

— Скажите, а почему вы не рассказали все это с самого начала?

— Вот! Вот, ключевой вопрос! — Антон так вошел в роль, что даже встал со стула, благо в пиццерии было мало народу. — Причин несколько. Во-первых, мой отец и господин Зарецкий — деловые партнеры, и я боялся, что моя сомнительная прогулка около его дома может повредить их бизнесу.

— А теперь, стало быть, не повредит?

— Повредит. Непременно повредит! Но честное имя человека стоит неизмеримо дороже! Ну тут все хлопают…Я раскланиваюсь, собираю цветы… И дальше… А во-вторых, у нас с Максимом Орловым сложные отношения. То мы ругаемся, то мы миримся. Поэтому мне было нужно время, чтобы забыть все старые ссоры. Но!.. И тут все то же самое. Честное имя человека стоит неизмеримо дороже старых обид! Опять цветы, аплодисменты. Крики "Браво!", "Бис!". Ну, на повторе речь можно немножко сократить. Да просто, скажу, жалко стало человека. Я имею в виду, Максима Орлова, хотя он и редкостный дурак…

— Сам ты дурак! — опять не сдержалась Кармелита.

— Извините, граждане судьи, — Антон повернулся к Свете. — Я по вашей просьбе спасаю Максима? Или как?

— Ну конечно "или как", — ответила Света. — Так! Тишина в зале! Ну что же, у обвинения больше нет вопросов.

Повисла тишина.

— Слушайте, а, по-моему, убедительно! — сказала Света.

— Да, неплохо! — подтвердила Кармелита.

— Решено! — резюмировала судья-обвинитель Светлана Форс. — Завтра выступаешь в суде!

— Подожди. Не так быстро. Я еще ничего не решил! Я должен подумать, рассчитать свои силы…

Кармелита презрительно усмехнулась. А Светка от досады стукнула кулаком по столу. И очень "удачно". Потому что несколько капель кофе попали ей на блузку.

— Вот, черт. Все из-за тебя, Антон! Теперь нужно идти застирывать! — и Света убежала в умывальную комнату.

Антон посмотрел на цыганку:

— Ну что ж, Кармелитка, очень удачно все получилось. Пока у Светки постирушка… Может, оговорим особые условия моего концертного выступления?

А?..

* * *

Форс задумался над предложением Астахова. Нет, насколько он знал Баро и его вспыльчивый характер, предложение это совсем никудышное. Только в какой обертке выгодней преподнести эту несложную мысль?

— Николай Андреевич, если вы предложите Зарецкому деньги за свидетеля, то станете его кровным врагом.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно. У него свои планы, расчеты, связанные с честью семьи. А тут вдруг вы со своими грязными деньгами.

— Какие планы, какой семьи?

— Эх, Николай Андреевич, святой вы человек. Весь город об этом наслышан. У Максима с Кармелитой был роман. Или что-то около того. Они вроде бы даже собирались уехать из города. Зарецкий, ясное дело, не одобрял такую антихудожественную самодеятельность.

— Погоди, погоди. Это что ж получается. Он хочет упрятать нашего парня в тюрьму только для того, чтобы он прекратил отношения с его дочерью?

— Конечно. А что вас удивляет? Это же идеальный выход. Из колонии на свидание не побегаешь. И потом, разве не вы сами согласились на условие вашего с Зарецким сотрудничества — не возвращать несчастного Максима на работу в вашу структуру.

Астахов застыл. Только что он был титаном благородства, вытаскивающим из беды хорошего, но чуть непутевого парня. А теперь вот как все развернулось.

В Максимовой проблеме, получается, есть доля и его вины.

— Да… Да… Но что ты предлагаешь?

— Ждать. Искать. Думать. И сделать зарубочку на будущее: стоит ли с таким человеком, как Зарецкий, иметь совместный бизнес? Впрочем, вы руководитель опытный, это, конечно, вам решать…

* * *

Кармелита уже поняла, о чем Антон будет говорить. Но все же нужно было удостовериться в том, что она правильно истолковала его слова. Все-таки — презумпция невиновности.

— Предположим, мои показания помогут Максиму в суде. Что я буду иметь с этого? А, Кармелитка?

— Но вы же друзья… По крайней мере, бывшие.

— Вот именно, бывшие. А настоящие бизнесмены смотрят только в будущее.

И из всего извлекают выгоду.

— Вот уж никогда не знала, что спасение человека — это разновидность бизнеса.

— Не прикидывайся, что не понимаешь меня.

— Нет, я понимаю. Тебе нужны деньги? Сколько?

— Фу! Сразу деньги. Как скучно! А потом, они же не твои, а папины. Ты же сама еще ни копейки не заработала… В отличие от той же Светы. Скажи, ты лично, чем готова пожертвовать ради любимого?

— А что ты хочешь?

— Вот теперь правильно глаголешь. Я действительно хочу. Цыганской любви.

— Какой же ты подлец!

Кармелита встала из-за стола и вышла из пиццерии.

Так что, когда Света, местами свежевыстиранная, вернулась к столику, Антон уже был один.

— А где Кармелита?

— Пошла на свежий воздух.

— Что, что ты ей сказал? Ты что отказался?

— Нет, я просто пошутил. Но у нее с юмором туго. Света застыла в нерешительности. Что делать — идти искать Кармелиту или договорить с Антоном? Но он облегчил ее выбор, заговорив о деле:

— Позвони папе. Мне нужно будет обсудить с ним мои показания в суде.

— Так ты согласился?

— Конечно, — Антон томно вздохнул. — Чего не сделаешь ради любимой.

Светины глаза заискрились — неужели все получилось?!

— Ты правда согласен? Правда? Спасибо.

— Может, поцелуешь? Светка чмокнула его в щечку.

— Не сюда, — сказал Антон, нахально ухмыльнувшись.

Ну вот, всегда он так. Вечно напоследок все испортит.

Света пошла за Кармелитой. Но искать ее долго не пришлось. Подружка ждала у закрытой машины. Светка открыла дверь, сели в салон.

— Ну и что ты от него сбежала? Он же на все согласился. Что он тебе наговорил?

— А что он может мне сказать? Как всегда, переспать хотел.

— Правда? Вот гад… И это при живой мне?

— Нет, Свет… Ничего у нас не выйдет из этой затеи.

— Выйдет. Еще как выйдет. Антон же согласился. А то, что он тебе сказал… Это у него шутки такие, идиотские. Я ж говорю: у него есть плохая половина, и есть хорошая. Вот ко мне он повернут, в основном, хорошей половиной.

— А по плохой половине Антону когда-нибудь крепко накостыляют. Это я тебе обещаю.

* * *

Встречу с Антоном Форс назначил в своей любимой "Волге".

Антон пришел — весь из себя. Уверенный, красивый, сильный.

— Здравствуйте, Леонид Вячеславович!

— Привет, Антоша. Что случилось? Светка что-то последнее время говорить о тебе не хочет. Ты ее обидел?

— Ну что вы! Как я могу обидеть вашу дочь? Это она все время на меня наезжает.

— Ладно, — покровительственно сказал Форс. — Сами разбирайтесь. А у меня мало времени. Мне сейчас такого печеного ягненка принесут… Ну давай.

Что ты мне хотел рассказать?

— Я собираюсь дать показания в защиту Максима.

— Какие? Что ты видел?

— Все! Я был на месте преступления. ° Услыхав это, Форс даже про ягненка забыл.

— Так… Очень интересно. Ну-ка, выкладывай…

И Антон выложил. Так же, как перед девчонками. Гладко, четко, вдохновенно, без запинки.

Форс сначала слушал его внимательно, но к концу рассказа начал скучать.

— …Мне было нужно время, чтобы забыть все старые Ссоры. Но!.. Честное имя человека стоит несоизмеримо больше старых обид! Все.

— И это правда? — спросил Форс, попивая аперитив.

— Да.

Леонид Вячеславович внимательно посмотрел на Антона.

— У тебя, случайно, восемьдесят тысяч рублей не найдется?

Антон замялся. Нормально — старик совсем обнищал. А еще супер-адвокат!

Одолжить, что ли?

— Зачем?

— Да так, штраф по статье о даче заведомо ложных показаний заплатить. А если не найдется, тогда займешься, ты братец, исправительными работами сроком от года до двух! Тебе все ясно?

— Нет… Да… А что?

— Как тебе это вообще взбрело в голову? Бред весь этот?!

Весь Астаховский лоск мигом слетел с Антона. Он опять превратился в позор семьи — запуганного двоечника-неумеху.

— Ну один хороший человек попросил, я не смог отказать… Мы с ним в ссоре, хотел сделать ей, то есть, ему, человеку этому, приятное…

— Понятно. Кажется, я даже догадываюсь, кто этот человек… Ладно, будем считать, что этого разговора не было. А "этот человек" у меня еще получит! Хотя… Пусть подождет, помучается. Чтоб хорошенько запомнила.

Светке — не звонить. Понял?

— Да. Леонид Вячеславович, а что же мне делать?

— Ничего! Выпить сейчас стакан минералки. А потом валить домой, чтоб хорошо выспаться. И быть хорошим помощником для Папы Карло Астахова.

Деревянный ты мой мальчик. Будет звонить Светка — не отвечай. И главное — чтоб в суде я тебя не видел! Все, именем Тарабарского короля: приговор окончательный, обжалованию не подлежит! Гудбай!