Казалось, Антон даже обрадовался приходу Максима.

— Здрасьте, только вас и ждали! Вот он — герой, покоритель женских сердец! Управское чмо! То есть, извините. Мачо! Девушки пишут его портреты…

— Прекрати кривляться!

— Да у меня и в мыслях не было! Я только отдаю должное твоим талантам.

Максим подошел к Антону вплотную, сжал кулаки. Но тот продолжал, как будто ничего не замечая:

— И эти люди запрещают мне ковыряться в носу и нюхать пальцы! Ты! Ты обвинял меня, что я пристаю к твоей цыганке! А что же теперь ты клеишь мою женщину…

— Я ее не клею, а вот ты ее оскорбляешь.

— Я ее еще не оскорбляю. А вот ты ее уже склеил. Спишь с моей бабой — так хоть имей мужество признаться. Она же вон… тоскует по тебе, портретики твои рисует… Ждет не дождется, чтобы во весь рост запечатлеть. Скажи, а голым ты ей тоже позировал? Или некогда было?

Света заплакала, закрыв лицо руками.

Максим молча подошел к Антону, взял его за ворот рубашки. И потащил к выходу. Антон высвободился из его рук, пытался сопротивляться. Но Максим толкал его впереди, как бульдозер гребет мусор на свалке. Чувствуя, что физически он уступает, Антон постарался взять реванш лирическими отступлениями:

— И не надоело тебе побираться чужими объедками?

Максим продолжал молча толкать Антона к выходу…

— Нет, ну ты просто какая-то сексуальная гиена. Только на падаль смотришь. То цыганка вслед за мной. Теперь вот Светка…

Максим почувствовал, что больше не может молчать:

— Ты дурак. Тебе повезло, тебе досталась такая хорошая девушка, а ты так бездарно ее теряешь!

— Зато ты находишь. А вообще-то, я не хотел ее терять. Это ты украл у меня Светку! Ты! И я тебе этого никогда не прощу.

— Ты сам сделал все, чтобы ее потерять.

— Нет. Это ты сделал все, чтобы ее подобрать. Тебе же нравится все, что принадлежало мне. Ты подбираешь все, что я выплюнул.

— Убирайся!

Максим вытолкнул Антона за порог и захлопнул дверь.

Антон упал на землю. Пыль присыпала его лицо. Он с ненавистью забрал в дверь:

— Запомни, везде, где я был, — твой номер второй, — и пошел к машине, размазывая слезы по пыльному лицу.

* * *

Судьба помогла ей. Люцита все правильно смекнула, обо всем разузнала. В полнолуние Баро пришел в склеп. И там включил свет, и что-то внутри делал. А потом ушел.

Люцита подумала, что теперь она, в общем-то, и сама, без всякого Рыча, может достать это золото. Только зачем оно ей! Ей другое нужно — чтоб Кармелиту убрали с ее пути. А цыганское золото — страшная штука, отомстить может.

* * *

Успокоить Свету было не так-то просто. От каждого шороха она вздрагивала и начинала плакать.

— Успокойся, — говорил ей Максим. — Все закончилось.

— Я так боюсь, что он вернется, — всхлипывала Света.

— Не вернется. Только… Зачем ты его вообще впустила?

— Я не смогла его не впустить. Он просил прощения… Такой убогий. Хотел поделиться каким-то своим горем. Он был такой… жалкий… А потом… Будто его подменили… Начал говорить гадости. Озверел, как только твой портрет увидел.

— А зачем ты его нарисовала?

— Не знаю, — улыбнулась сквозь слезы Света.

— Вот… выпей кофе. Он, правда, уже остыл. Хочешь, я тебе горячий сделаю?

— Нет. Я холодный выпью. Посиди со мной немного. Можешь?

— Могу.

— Спасибо.

— Знаешь, Максим, а в чем-то Антон был прав!

— В чем?

— Этот портрет. Он какой-то особый. Я и сама не понимаю, как его написала. Вышло как бы само собой. Помимо моей воли… Накатило!

— Глупенькая. Ты что? Оправдываешься, что написала мой портрет?

— Наверно. Хотя… Нет. Я хочу тебе объяснить. Точнее…

Светка застыла, подбирая слова.

— Точнее — хочу сама понять… Вот ты ушел. А я все время думала о нашем разговоре. О нас с тобой…

— Ты жалеешь, что из-за меня поссорилась с Антоном?

— Нет.

— А что?

— Я не жалею, я радуюсь, что мы с тобой так хорошо понимаем друг друга.

— Ну мы же друзья. У нас много общего. Было бы удивительно, если бы друзья не понимали друг друга.

— С тобой мне очень хорошо и спокойно. Рядом с тобой любая девушка будет чувствовать себя, как в замке у камина.

— Спасибо… — Максим смутился, покраснел. — Тольнэ ты слишком…

— Слишком — что? Откровенна?..

— Да… Друзья таких слов обычно не говорят…

— Когда ты ушел, я поняла одну вещь… Тебе это может показаться странным, но это так.

Максим молчал, но ждал, чувствовал, что сейчас она скажет что-то очень важное. И не ошибся.

— Максим, я оченьжалею, что моим первым мужчиной стал не ты, а Антон. Ты и сам знаешь, какой он. Слышал бы ты, что он мне наговорил.

Максим смущенно молчал.

— А ты… Ты можешь понять, можешь защитить, на тебя можно опереться в трудную минуту… А любовь — такое сложное слово.

— Знаешь, — подхватил Максим, — я раньше вообще в любовь не верил.

Света улыбнулась.

— Апотом встретил Кармелиту и понял, чтоонаесть.

— Вы мне казались идеальной парой. Не то что я с Антоном.

— Я тоже так думал, — Максим замялся, — Ну, не про вас, а о нас. Мне казалось, что я не смогу жить без нее…

— А сейчас?

— Сейчас кажется, что смогу. После последней нашей встречи. Теперь… все кончено. Она выходит за Миро. А я здесь, с тобой.

Он посмотрел на свой портрет. И Света посмотрела вслед за ним. Коснулась пальцами губ портретного Максима.

А потом обняла живого Максима и поцеловала его.

* * *

Поменялось все, перевернулось. Теперь уже Лю-цита искала встречи с Рычем. Еще бы! Она столько сил потратила на исполнение своей части уговора. Сама все разведала, на кладбище ночью пойти не побоялась…

В общем, подавайте сюда Рыча, да побыстрее.

Встретились в лесу, неподалеку от табора. “Все как в страшной сказке, — подумала Люцита. — Чащоба вокруг. Злой Рыч рядом. Еще только не хватает мертвого незахороненного цыгана где-то в кустах…”

— Ну что, узнала, где Баро прячет золото? — спросил Рыч, оглядываясь, нет ли кого рядом.

— А как же! Только намучилась сильно.

— Что так?

— Это оказалось намного сложней, чем я думала. Вернее — чем ты рассказывал.

— Ну так! Закон базара, — усмехнулся Рыч. — На торжище всегда так делается, при мене. Своя работа превозносится. Чужая — измельчается.

— Так ты, оказывается, торгаш, а не охранник.

— Есть маленько. Только, слышь, девочка, хватит мне мозги подковывать. Рассказывай, где Баро золото прячет?

— Скажу, конечно. Только… золото в обмен на Кармелиту. Если помнишь.

— Извини, но я тебе прямо сейчас Кармелиту сюда не притащу.

— И не надо. Я этого не выдержу. У меня уже и так сердце дергается. Просто расскажи, как… как… ты собираешься… — Люцита замолчала, не сумев выговорить ни одного слова из богатого списка: “убить”, “порешить”, “прикончить”…

— Не волнуйся. Как говорится, будь спок! Мы уберем ее аккуратно… Аккуратно — значит на глазах у всех…

— Как это? — изумилась Люцита.

— Слушай. Наши все гудят. Табор ваш готовит какое-то новое представление?

— Да.

— Кармелита там участвует? — Да.

— Что она делает?

— Трудно сказать… — в голосе прозвучали ревнивые нотки. — У нас концерт хороший, накатанный. На “бис” идет. А она там еще чего-то своего надумала. Ну, вроде как концерт превратить в спектакль.

— А это правда, что когда Миро на сцене мечет в тебя ножи, то вы оба в масках?

— Да. Мы так придумали. Эффектно получается. Маски заказали черные, парчовые — очень красивые.

— Послушай, Люцита” помнишь, Кармелита как-то тебя из этого номера выжила?

— Помню, — сказала она недовольно (зачем напоминать об этом, и так тошно).

— Для Кармелиты первое представление тогда обмороком закончилось. А вот сейчас ты должна уступить ей свое место. Ну, скажем, ногу в последний момент подвернешь.

— Зачем?

— Что “зачем”? Ты дурочкой-то не прикидывайся. Только что о себе рассказывала, такая умная, такая догадливая. А тут ничего не понимаешь. Кармелита встанет вместо тебя у щита. А я в это время подменю Миро. И приколю ее к деревяшке, как бабочку!

* * *

Засыпая, Антон подумал, что так, как все складывается, лучше бы и не просыпаться вовсе. Однако проснулся. С утра чувствовал себя по-прежнему — униженным и побитым. Не к кому прислониться, пожалиться. Все гонят, как собачонку.

“Значит, вся надежда только на себя. Ведь я — Астахов. Я — Астахов! Я — Астахов! Я — Астахов! Я — Астахов! Я — Астахов!” — повторял Антон, словно заклинание.

И вроде бы помогло. Он успокоился. Подумал: нужно сделать все, чтобы у папы (да, да, именно папы, только так и никак иначе он будет называть Астахова!) не было поводов ругать его. Он станет достойным сыном. Ведь он может. У него уже почти получается. Не зря же отец сделал его заместителем. А все, что было до того, — так, глупости… Детские шалости, на которые каждый имеет право.

И вдруг одна мысль разом прекратила все благостные размышления Антона. А что будет, если отец узнает, что он не отец? Что будет? И снова накатило прежнее чувство, снова ощутил себя Антон брошенным и побитым.

А что угодно может быть. И, скорее всего, будет не очень хорошо. Что если и Астахов отречется от него? Скажет: “Ну, теперь все ясно. То-то мне с тобой даже разговаривать трудно. То-то я с тобой столько мучался!” И под зад коленом бастарда. Хотя нет, бастард — это европейское слово. Красивое, звучное! А по-русски это звучит так мерзко, что и говорить не хочется. Противно произносить даже шепотом, даже про себя, чтоб никто не слышал.

И тогда созрело у Антона совсем другое решение.

Тяжелое, жесткое, даже жестокое, но единственно возможное.

* * *

Рыч был доволен собой, как ребенок. Трудно было поверить, что речь сейчас идет о жизни и смерти человека.

— Как это ты подменишь Миро? — с сомнением сказала Люцита. — Он никого в этот номер не пускает. Тем более, если на сцене будет Кармелита…

— Я знаю как.

— Рыч! Не слишком ли это сложно? Ты мне объясни. Допустим, каким-то образом я уступлю свое место Кармелите, но как ты выйдешь с ножами вместо Миро? Как?

— Найду как. Никто ничего не заметит.

— Не заметит? Постой… Так все же тогда подумают, что он виноват! Так? Нет! Я не хочу подставлять Миро. Если я соглашусь и все получится, то все подумают, что это Миро убил Кармелиту.

— Да не волнуйся, целеньким будет твой Миро. И алиби у него будет стопроцентное!

— Обещаешь?

— Я же сказал. Только для этого нужно немного поработать. Во-первых, с Кармелитой помирись. А еще лучше — подружись. Так просить ее о чем-то легче будет. А во-вторых… Ваши таборные уже подметили, что мы с тобой общаемся.

— Заметили…

— Так вот, если кто-то спросит, зачем, намекни, что тебе кто-то досаждает, а ты меня, мол, о защите просишь.

— Да ты что! Наши таборные мужики обидятся. Скажут: мы сами тебя защитим. Не нужно со стороны, зубчановских, приглашать.

— А ты скажи: зубчановские мне не чужие. Вот моя мать за Зарецкого замуж выходит. Зарецкий Рыча с работы выгнал. Ну что вам, жалко: пусть Рыч теперь свою репутацию охранника восстановит. Одно только постарайся, чтобы Миро при этих разговорах не было.

— Хорошо. Я пошла.

Рыч хотел пойти следом за ней.

— Нет, не нужно, — сказала Люцита. — Тебя сегодня уже один раз видели. Не нужно светиться со мной так часто, — и пошла в сторону табора.

Вдруг в дерево, мимо которого она шла, вонзился нож. Люцита испугалась, но концертная подготовка не подвела — она лишь слегка вздрогнула, обернулась.

Рыч улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй. Вроде как пошутил.

Идиот!

Да и бог с ним. Главное — она пока так и не сказала, где золото.

* * *

Дружба между девушкой и парнем — занятие весьма рискованное. Как ударит жизнь по голове, станет плохо, хоть на луну вой. Захочется тогда прислониться к кому-то, поплакаться. А как обнимешься, что-то вдруг в мире меняется. И кажется уже, что неслучайно в руках твоих оказался этот человек, такой родной, близкий. Тогда дружба перетекает в любовь. Хотя нет. Даже не любовь. В том и сложность, что определить это чувство трудно: уже не дружба, еще не любовь. Ни то, ни это…

Утро было солнечное, радостное. Светка надела свой любимый халатик, побежала на кухню. Сварила свой любимый кофе. Принесла Максиму на подносе.

А тот только-только открыл глаза, посмотрел на нее. Застеснялся по-мальчишески. Не ожидал, что когда-то увидит ее вот так, настолько по-домашнему.

— Доброе утро! Кофе будешь?

— Кофе? — Максим откинулся на подушку, прикрыл глаза. — Кофе буду.

Она протянула ему чашку. Сели на край кровати, соприкасаясь спинами. Молча, не глядя друг на друга, начали пить кофе.

Света искоса взглянула на Максима и отвела глаза:

— Ты жалеешь?

— А ты?

Светка отрицательно покачала головой.

— Нет, вот только Кармелита… Как я теперь в глаза ей посмотрю?

— Не думай об этом.

— Как же не думать… Она моя подруга, а я, получается, ее предала.

— Никого ты не предавала. Не забывай, Кармелита выходит замуж.

— Но ты по-прежнему думаешь о ней?

— Свет, прости, но мне кажется странным в постели с одной женщиной обсуждать другую.

— Извини. Просто я… Что ни говори, а я чувствую свою вину перед ней…

— Ни перед кем мы не виноваты! — сказал, как отрубил, Максим.

Поставил чашку на поднос.

— Свет, мне пора идти! Работа…

— Да, конечно. Вот только… Мы еще увидимся? Когда-нибудь?

— Не знаю… — он отвел глаза. — Может, нам пока лучше не встречаться… Просто подождать какое-то время. Все произошло так неожиданно.

— Наверно, ты прав… Говорят, время все расставляет по местам, и жалко, если это была случайность… Тогда мы должны об этом забыть! А если нет…

— Тогда придется хорошенько подумать, как с этим жить дальше…

— Ну вот и решили, — Света вымученно улыбнулась. — Ладно. Ты иди!

— Да, я пошел… — Максим неловко поцеловал ее в щечку.