День выдался удачный — к Рубине в салон зачастили. Признаться, она даже немного устала.

Выглянула в окно. Там сквер, деревья… Зеленый цвет — лучший в мире. Он успокаивает надежней любого лекаря. Ветер раскачивал деревья, отчего они стали похожи на морскую волну, бегущую к зданию театра. Ничего не хотелось делать. Только бы так и смотрела на трепетание листьев.

Наверно, это и есть старость…

Когда дверь хлопнула в очередной раз, Рубина на входящего не посмотрела, просто привычно сказала:

— Проходите, садитесь.

И все же нашла в себе силы оторвать взгляд от окна.

Вот так сюрприз! В кресле напротив нее сидел Баро.

— Ты? А я думала, кто это пожаловал свою судьбу узнать?

Зарецкий огляделся.

— А у тебя здесь уютно. Кто это так поработал? Где мастеров брала?

— Это, Рамир, не мастера, это — мастерицы! Кармелита с подружкой постарались.

— Со Светой Форс9 — Да!

— М-м-м… Здорово, — Баро тщательно рассматривал салон.

Но в этой тщательности уже появилось что-то искусственное. Рубина почувствовала, что Баро хочет сказать ей что-то важное, однако не решается. А поскольку для него, как для барона, чувство нерешительности в новинку, робеет еще больше.

— Рамир, говори, что случилось? — прямо спросила Рубина.

Баро довольно крякнул:

— Я не устаю удивляться тебе, Рубина. От тебя ничего невозможно скрыть. Ты настоящая колдунья.

— Бог с тобой, ну какая я колдунья? Просто немного вещунья. Как всякая пожилая цыганка. Да что там пожилая… Считай, старая, вся жизнь моя прошла…

— Вот, дорогая наша вещунья, потому я и хочу обратиться к тебе.

И снова Баро замолчал. Ох, крепко же его держит за горло предстоящий разговор!

Зарецкий ударил кулаком о стол и наконец-то сказал главное:

— Ко мне приходила Рада!

— Какая Рада? Моя дочь? — Да.

* * *

Нет, наверно, такой ссоры, из которой не могли бы выпутаться старые подруги.

Света думала: как там Кармелита? Не заболела ли после представления? Не захандрила?

А Кармелита размышляла: как там Света? Что поделывает? Рисует? Как Максим? Ой, нет, нет, при чем тут Максим?! Как там Света?..

Но гордость не позволяла ни одной из них первой нарушить молчание. И тогда на помощь пришла хитрость. Кармелита взяла телефон, набрала номер Светкиного мобильного. И тут же сбросила. Как бы случайный звонок. Подумаешь, не ту кнопку нажала.

Света удивилась такому короткому звонку. Но когда на табло высветился номер Кармелитиного мобильного, все поняла.

Хитрит подруга! К звонку приглашает. Света ткнула в кнопку “ответить” и про себя решила, что ждать будет не больше двух… ну ладно, трех гудков. Однако же Кармелита ответила уже после второго “пи-и-и”.

Поговорили о том о сем. Как будто и не было ссоры.

Обо всем переговорили.

Кроме Максима. Его не упоминали, как будто нет такого человека, да и все.

Только Светка, как всегда, первая прокололась. После какой-то Кармелитиной шутки рассмеялась и ляпнула, не подумав: “Ага! Максим по такому поводу как-то сказал…”

Кармелита не стала ждать конца фразы. Сразу отрезала, сказала, как прошипела:

— Слышать ничего не хочу об этом человеке.

Света тут же дала обратный ход:

— Кармелита, ну пожалуйста, давай не будем ссориться.

— А это не я завела разговор о Максиме, — ответила Кармелита, все еще зло, но уже не так по-змеиному.

— Да, конечно, ты права. Мы не будем больше говорить о Максиме. Тем более, что у нас с ним, похоже, тоже все кончено.

— Вы что, поссорились? — как бы безразлично спросила цыганка.

— Нет. Как-то все само собой получилось…

— Так у вас все само собой получается! Тут уж Света окрысилась:

— Да! Но это лучше чем вечно хныкать, что ничего не получается! — и тут же добавила примиряюще: — Подруга, не цепляй меня. Хорошо?

— Договорились. Так что у тебя там?

— Ну не могу я, понимаешь, не могу быть с человеком, который в глаза говорит, что все забыл. А на самом деле… Я же вижу, что он постоянно думает о тебе.

— Это уже его проблема! Вот я о нем совсем не думаю.

— Понятно. Точно так и он мне говорит.

— То есть ты хочешь сказать, что я вру.

— Ничего я не хочу, — устало сказала Света. — Что-то разговор у нас с тобой не клеится.

Кармелита промолчала. А что говорить, если и вправду не клеится! Крепко встал Максим между ними.

— Что, так и будем в мобильник молчать? — заговорила Света. — В общем, я хочу, чтобы ты знала.

Когда Максим пришел ко мне после представления, я его выгнала.

Кармелита наигранно засмеялась:

— Ой, Светка, ну мне правда это совсем не нтересно…

— Да кто ж спорит? Тебе это не интересно. Я и не сомневалась. Но хотела, чтобы ты это знала. Так, на всякий случай.

— Договорились. Теперь я об этом знаю. Все?

— Ну, видимо, все. И снова замолчали.

— Значит, пока?

— Пока.

— Пока.

Еще помолчали. Очень не хотелось заканчивать разговор. Но и как продолжить его — не знали. Поэтому кнопку отбоя нажали одновременно.

* * *

Нахмурилась Рубина. Спросила хриплым голосом:

— Как это — приходила? Она что, явилась к тебе во сне?

— Нет, наяву. Сразу после полнолуния накануне свадьбы с Земфирой я смотрел на ее портрет в моей комнате. И она прошептала мне, чтобы я поехал к священному золоту. И уж там появился ее образ.

— А тебе не привиделось?

— Что ж я, больной, что ли? Сначала — шепот, потом — образ. Это была она.

— И что же Рада сказала?

— Она предупредила меня о покушении на Кармелиту.

— Рамир, постарайся вспомнить, что она тебе сказала, поподробнее. Это очень важно…

В глазах у Баро заблестели слезы. На несколько секунд он отвернулся в сторону, чтобы успокоиться.

— Я помню каждое ее слово. Она сказала, что наша дочь мертва.

Рубина откинулась назад, на спинку кресла. Закрыла глаза, лицо ее побледнело.

— Что с тобой, Рубина? Что? Тебе плохо, Рубина? Налить воды? Где у тебя тут вода?

Но Рубина ничего этого не слышала. Она вся ушла в тот день, в тот час, когда умирала Рада.

А Баро тем временем нашел воду, набрал полный рот и брызнул ею в лицо Рубине. Она тут же вернулась в этот мир.

— Спасибо, Рамир. Все хорошо, все хорошо… — фу-у… Ох и ловка ты — людей пугать.

— Извини. Мертвых вспомнила. С мертвыми нельзя долго общаться. Можно назад не вернуться. А ты вернул. Правда, спасибо…

Рубина смотрела на Баро, на свой салон, а видела совсем другого человека, совсем другой мир.

— Скажи, а Рада не разъяснила тебе подробней то, что она сказала?

Баро замялся. Уж больно прямыми и непонятными были слова Рады. Он их и так истолковывал, и этак. И в конце концов решил, что это было предостережение.

Но Рубина иначе поняла его молчание. Решила, что Баро не хочет все рассказывать. Потому и сама сказала весомо, туманно, но достаточно прозрачно:

— Ушедшие от нас живут вне времени… потому и слова их тоже вне времени.

— Ты что, хочешь сказать, что предсказания Рады еще только могут сбыться?

— Я хочу сказать, что Кармелите угрожает опасность. И что ты должен как можно скорее найти того, кто покушался на ее жизнь.

— Да, Рубина, конечно. Я найду этого мерзавца! И все же, что она хотела сказать?

— Любое предсказание мертвых — это предостережение живым. Ничего не бойся. Просто береги нашу девочку. Еще больше, чем раньше, береги.

— Спасибо. Я места себе не находил, а теперь… Успокоила ты меня. Спасибо!

* * *

И снова Кармелита неуязвима. Люцита не знала, радоваться ей, что не взяла грех на душу, или огорчаться. Нет, похоже, и вправду высшие силы на стороне ее соперницы. Неужели нужно просто смириться? Как это сделала ее мать… Может, тогда кто-то сверху сжалится и счастье само придет?..

Но с Рычем обязательно нужно встретиться. Вот уж он-то точно подлецом оказался. Использовал ее как мелкого шпиона. Она ничего не испугалась, золото ему выследила. И сама же потом на бобах оказалась!

Встретиться договорились в лесу. Рыч, конечно же, побоялся показаться в таборе.

Люцита сидела на полянке, ждала своего подельника-обманщика. И вот раздались чьи-то шаги. Чувствовалось, что человек хочет идти неслышно. Только ведь лес не обманешь. У него на каждом шагу хрусткие веточки. Как ни старайся, а ступишь на такую — и тебя метров за двадцать слышно.

А вот гость уже и сам показался…

Люцита испугалась — это был не Рыч. Каштановые волосы, выпендрежные усики, бородка. Да и одежда совсем другая.

Хотела уже бежать. Только чужак вдруг заговорил знакомым голосом:

— Стой! Стой, не бойся — это я.

Рыч? Да, точно — Рыч, вон и шрамик на лице, на прежнем месте.

— Ты? Пришел?

— Как видишь.

— А это все, — показала на лицо, — зачем?

— Чтоб не узнавали. Хотя с моим шрамом все равно лучше на люди не показываться.

— Ясно, — Люците даже обидно стало, как она сама не догадалась, что теперь Рыч должен чувствовать себя в Управске очень неуютно, впрочем, он сам виноват, что его жалеть! — Ну! И что ты теперь скажешь?

— А что ты хочешь услышать?

— Ты еще спрашиваешь?! Я все сделала, как мы договаривались! А ты? Ты что сделал?

— Я сделал главное — оставил Кармелиту в живых.

— Почему? Я же нашла золото!

— Спасибо. Я твой должник. А с Кармелитой разбирайся сама. Она твой враг, а не мой.

— И ты пришел сюда, чтобы сказать мне только это?!

— Да.

— Так ты просто использовал меня!

— Выходит, что так.

— Но ты же обещал!

— Обещал. А потом передумал. Так вышло. Извини. И запомни — у нас с тобой больше нет никаких общих дел. Все. Прощай!

Рыч развернулся. Но Люцита кошкой вцепилась в него:

— Нет, ошибаешься. Есть дело! Есть! То, которое заведут, когда я сдам тебя. Или Баро, или ментам, но точно сдам!

Рыч оттолкнул ее.

— Ты, девочка, прежде чем говорить, а тем более — делать, немного думай. Хоть иногда, изредка.

Если ты меня просто сдашь, я тебя сдам со всеми потрохами! Ясно? Все расскажу — как ты выслеживала золото, как подворачивала ногу, чтобы подержаться за рубильник. Да и стрельбу в Миро припомнить можно. А? Как тебе такой расклад? Нравится? От бессилия Люцита расплакалась. А Рыч ушел, треща сухостоем.

* * *

После того, как Баро ушел, Рубина уже не могла работать. По большому счету, она вообще ничего не могла делать. Дышала — и то с трудом.

…Все вспоминала то, что услышала, провалившись на минутку в другой мир…

Хотела идти домой, но передумала. Поняла, что дома станет совсем плохо. И везде, куда бы ни пошла, будет только хуже.

Значит, осталась только одна дорога — к тому человеку. Плохому, откровенно говоря, человеку, недостойному. Но только от разговора с ним может стать легче…

Дом Астаховых. Рубина позвонила. Дверь открыла Олеся. От неожиданности застыла на пороге.

— Здравствуй, Олеся.

Слова эти подействовали на нее, как приказ “отомри” в детской игре.

— Ой, Рубинушка, здравствуй! Как же я рада тебя видеть!

— Я тоже.

Обнялись, но не на пороге, конечно (все знают, что под порогом обитают, охраняя близких, души родственников), а пройдя внутрь и захлопнув дверь.

— Хозяйка дома?

— Дома.

— Мне нужно поговорить с ней, кое-что выяснить… Проводишь меня?

На лице Олеси появилась очень выразительная гримаса, означавшая: “Да сдалась тебе моя хозяйка! О чем с ней разговаривать — только настроение себе портить. Лучше пойдем в мою комнату, посидим, поболтаем. А впрочем, как знаешь…”

Но словами Олеся, как настоящая горничная, выразилась куда короче:

— Идем.

— Как ты здесь? — спросила Рубина.

Олеся оглянулась, нету ли кого рядом. И сказала быстрым шепотом:

— Рубина, мне кажется, что в доме происходит что-то нехорошее… Я не могу об этом говорить здесь.

— Хорошо, деточка, — так же быстро и так же шепотом сказала Рубина. — Приходи ко мне, в мою гадальную комнату, в старом театре. Знаешь?

Олеся кивнула.

— Придешь?

— Обязательно.

— Ну давай, веди меня.

* * *

“Сглазила!” — говорила сама себе Земфира, размышляя о том, почему с самого начала так не заладилась ее официальная семейная жизнь с Рамиром.

Как ждала она этого дня! Как мечтала о нем! А вот наступил — и столько всякого плохого разом навалилось, что, казалось, не продохнуть.

Спасибо Баро, он сразу почувствовал такое ее настроение. И сказал, нежно-нежно:

— Земфира, несмотря ни на что, я чувствую себя самым счастливым человеком на свете.

И сразу же стало хорошо, тепло, спокойно, как будто кто раны пекучие лечебным бальзамом намазал.

— Я тоже, Рамир… Я столько лет ждала этого дня. Увидишь, я буду тебе хорошей женой и сделаю все, чтобы ты был счастлив…

Они посмотрели в глаза друг другу.

— Хочешь, я сварю тебе кофе? — сказала Земфира все так же нежно.

А Баро расхохотался. — Да.

— Почему ты смеешься? — спросила жена, слегка обидевшись.

— Да так получилось, что кофе — это первая ступенька счастья. Хотя, кто знает, может быть, так оно и есть!

— Ну, тогда подожди, сейчас я быстро сварю твое счастье.

— Нет, Земфира, не нужно быстро. Нам теперь некуда торопиться.

— Главное — вкусно, — и уже выходя из комнаты, добавила: — Я люблю тебя, Рамир…

Когда Земфира вышла из кабинета, Баро перевел взгляд на портрет Рады. Подошел к нему поближе. Всмотрелся в глаза жены. Нет, теперь это уже неправильная фраза. В глаза первой жены.

— Прости, Рада. Видишь, у меня начинается новая жизнь.

* * *

Тамара открыла бутылочку красного вина. И тут же начала мысленно подшучивать над собой. Боялась, что сын сопьется… Не угадала, с сынишкой как раз все в порядке. Вырастила. Воспитала, на зависть всем. А вот у самой состояние такое — как бы действительно не спиться!

Едва постучавшись, в комнату вошла Олеся. Вот, зараза, специально же так сделала, чтобы Тамара не успела сказать что-то вроде: “Нет, я занята, позже”.

— Можно? Тамара Александровна, к вам пришли, — и тут же ушла, оставив в комнате цыганку Рубину.

Тамара вспомнила, как она боялась эту цыганку, когда табор после долгого перерыва только-только появился в Управске. Как хотела извести ее. Все эти опасения сейчас ей показались какими-то глупыми и мелкими. Просто бессмысленными. До чужих ли тайн и чужих детей ей сейчас, когда в ее собственной семье и жизни все рушится!

— Ты? — насмешливо спросила Тамара. — Кажется, ты обещала мне, что я никогда тебя больше не увижу!

— Не тебе говорить об обещаниях.

— Не груби. Лучше скажи, зачем ты пришла?

— Я не отниму у тебя много времени. Я пришла задать тебе один вопрос. Только один.

— О’кей. Быстро задавай и уходи!

— Ответь, ты ничего не говорила Зарецкому?

— Кому?

— Нашему Баро. Зарецкому!

— А почему ты спрашиваешь? Ты хочешь сказать, что он что-то подозревает?

— Вижу. По твоим словам вижу, что ты ничего не говорила.

— Конечно, нет. Чего ради?! Мне это невыгодно. Зачем признаваться, что я совершила преступление!

Тамара налила себе вина. Рубине не предложила. Будет она лебезить перед какой-то цыганкой!

— А вообще, с чего ты взяла, что он что-то подозревает?

— Мне так показалось, — негромко сказала Рубина, скорее самой себе, нежели собеседнице.

— Показалось! — с пьяным возмущением воскликнула Тамара. — Все слышали, ей показалось! Мозги включи. Сдался мне твой барон… Я с ним и не общаюсь-то вовсе.

— Да способов много найдется. Послать кого-то, письмо написать анонимное…

— Бросай свои фантазии. Знаешь, если я когда-нибудь сойду с ума и захочу рассказать ему об этом, сама найду способ. А пока убирайся! Радуйся, что жива осталась. И ко мне больше не приходи! Оставь меня в покое!

Рубина пошла к выходу. И, уходя, сказала:

— Тамара! Очень скоро ты останешься совсем одна. Даже если рядом кто-то и будет.

Тамара встала с кресла, подойдя к двери, демонстративно открыла ее. И сделала выпроваживающий жест рукой.

— Иди с богом. Я в твои предсказания не верю. Рубина внимательно всмотрелась в Тамарины глаза.

— Извини, я ошиблась. Это не предсказание. И даже не предостережение. Это уже свершившийся факт!

Рубина ушла. Тамара, чтоб не расплакаться, налила полный бокал и выпила его одним залпом.

А цыганка по дороге думала, что бы могла означать фраза, сказанная Тамарой между прочим: “Радуйся, что жива осталась”. Не простые это слова.

Ох, не простые…