Антону хотелось работать, да чего там работать — горы воротить хотелось, только чтобы утереть нос Максиму. Он больше не потерпит этих саркастичных взглядов в свою сторону. Макс просто забыл, с кем имеет дело. Это уж не прежний дурной и безвольный Антон, списывающий у него контрольные. Это Антон-победитель!..
В гостиной сына узрела мама.
— Привет.
— Привет.
— Ты был у Светы?
Ну что она путается не в свои дела?! И опять об этом!
— Да был.
— О чем говорили?
— О чем? О погоде, блин! Что за дурацкие вопросы. Я уговаривал ее избавиться от ребенка.
— И?..
— И! Она наотрез отказалась. Говорит, что твердо решила рожать…
— Как женщина, я ее понимаю.
— Ты бы лучше меня поняла. Как мать!
— Антон, убавь немного громкость. Если бы я не понимала ее как женщина, то сейчас не понимала бы тебя как мать.
— Чего? Сама-то поняла, что сказала?
— Света предъявляла к тебе претензии?
— Пока нет, но когда родится бэби, предъявит. Сто процентов.
— Сынок, а может быть, в тебе в конце концов проснутся отцовские чувства?
— Не говори глупости. После всего, что она сказала. И сделала!
— Значит, ты не хочешь жениться на Свете.
— Нет, не хочу. Буду я тут лизоблюдничать перед всякими!
— Света — не всякая.
— А какая? Она что, особенная?
— Во-первых, Антон, ты мне сам раньше говорил, что она особенная. А во-вторых, не забывай, что она — дочь Форса.
— Да что ты мне все время эту фамилию в морду тычешь: Форс, Форс! Кто он такой — мелкий адво-катишка провинциального масштаба.
— Антон, прекрати истерику. И посмотри правде в глаза. Форс давно уже совсем не тот, что был раньше…
* * *
Баро вытянул шею, чтобы посмотреть, кто это там говорит.
И увидел Форса. Слава тебе, Господи, что хоть он, а не кто-нибудь другой. Но как он сумел так неслышно зайти в кабинет?
А-а-а, ну все ясно! Умница Федор так торопился, что оставил дверь незакрытой.
По этому поводу Баро посмотрел на охранника взглядом редкой выразительности. Федя тут же старательно захлопнул дверь. Но юрист уже успел пройти внутрь.
— Извините, я не помешал? — деловито спросил Форс. — У вас тут, похоже, серьезные дела. Вы так орете, что в ближайшем отделении милиции слышно. Так кого вы там собрались хватать прямо в пещере?
В кабинете установилась тишина. Баро думал о том, как ему может помочь Форс в сложившейся ситуации. Федор думал о том, какой нагоняй он получит от Баро за незакрытую дверь. А Василий резонно решил, что если Баро и начальник охраны молчат, то ему тем более не следует встревать в разговор с человеком, без спросу вошедшим в кабинет.
— Тишина… — констатировал Форс. — Похоже, я здесь лишний. Извините, если помешал. Или услышал то, что мне нельзя было слышать. Просто дверь была настежь, я и вошел проведать моего старого клиента, узнать, не нужна ли какая помощь. Ато давно не виделись. Но если это у вас такой новый стиль проведения секретных совещаний, то извините, я ухожу…
— Постой, Леонид. Не обижайся. Что мне от тебя скрывать?! Ты и так мой адвокат — все знаешь. Мы тут должны схватить одного человека. Вот решаем, как это лучше сделать.
— Отлично, это уже разговор по делу. Баро, в качестве юриста, даю вам консультацию. Как давнему клиенту — бесплатную. Судя по тому, что этого человека, по вашему определению — “гада”, вы должны “схватить”, я так понимаю, что ваша акция противоправная. Так?
Баро неопределенно покачал головой.
— Так! Хорошо, идем дальше. Он вооружен? Баро покачал головой с той же степенью определенности.
— Понятно. Значит, вооружен и очень опасен. Тоже хорошо. И вот этого человека вы со своей высокопрофессиональной охраной собираетесь брать прямо сейчас. И где? У пещеры! В двух шагах от вертолетки, где в это время уйма народу.
— Там не два шага, там намного больше, — Васька все же не удержался, вступил в разговор, как ему казалось, по делу.
Но у барона было другое мнение. Он показал ему жестом: молчи!
— Баро, я все правильно понял? — продолжил Форс.
Тут уж Зарецкий четко кивнул: да.
— Баро, извините, но я буду резок. Это что за партизанщина? Нынче не ельцинская вольница середины девяностых. Вы что, хотите с пушками пройти мимо детской песочницы и устроить стрельбу в соседнем лесочке? Вы представляете, какие отчеты пойдут наверх из отделения милиции? “Цыганские разборки на окраине детской площадки”! Вам что, нужны цыганские зачистки?
Баро прокашлялся:
— Спасибо, Форс. Ты, как всегда, вовремя. Действительно, могло получиться ужасно глупо. Мы учтем все, что ты сказал. Сейчас только оцепление выставим. А уж ночью…
Леонид Вячеславович сменил гнев на милость:
— Ну вот и ладненько. Считайте, часть переплаченных гонораров с последнего суда я вам уже отработал.
— Да уж, Форс, чувствую, я с тобой вовек не расплачусь!
— Расплатитесь, Баро. Как говорят юристы: были б дела, а деньги найдутся! В общем, пойду я, пожалуй. Свою часть работы, консультативную, я уже выполнил. А оцепления, захваты — это уже не мой профиль. Тут у вас кадры покрепче есть, — сказал Форс, кивнув на Федю. — И даже слышать не хочу, что за гада вы там ловите!
Форс ушел.
Баро заговорил сухо и деловито.
— Он прав, абсолютно прав. Значит так, Федор. Быстро — всем нашим давай отбой. Отпускай по домам. Собери человек десять, самых крепких и надежных…
— А не маловато?
— Нет, для такого места хватит. И все дуйте туда. Сделайте оцепление. А для прикрытия, чтоб народ не пугать, купите ящик кваса и сорвите с бутылок этикетки, чтоб, если кто увидит, думали, что там пиво или брага какая. Так, что еще?
— А я? Как же я? Это же моя операция?
— Твоя, Васька. Сто процентов твоя. Дорогу помнишь? — Васька кивнул. — Мальца возьми. Только смотри. Я не знаю… Вот не дай Бог что с ним случится, я с тобой то же самое сделаю. Я не шучу.
— Ба-а-аро, — обиженно протянул Федор. — Не волнуйтесь. Если уж с мальцом что случится, я сам со скалы в Волгу сброшусь. А вы с нами что, не поедете?
— Нет, пожалуй. У меня другое занятие найдется. Васька, а что за гаджо Рычу еду носили?
— Ну, два таких. Мужчины.
— Как их звали, слыхал?
— Да. Леша и… и… Ой, забыл. Забыл. Там не имя, а слово. Слово какое-то такое…
— Какое?
— Простое. Как же… Как же. Ну, не помню. Такой я разведчик… — Васька чуть не расплакался от досады.
— Ладно, Вася, успокойся, — сказал Федор. — Вот возьмем сегодня Рыча, тебе ничего вспоминать не придется.
— Да, успокойся, — подбодрил паренька Баро. — Ты и так сделал больше, чем мы все остальные вместе взятые. Только я на всякий случай съезжу к разным людям, уточню, что это за Леша…
* * *
Спасибо Феде — не только Форс узнал о секретных планах Баро. Земфира, проходя мимо, пока дверь открыта была, тоже все расслышала. И потом, когда Баро в дорогу собирала, из его отрывочных слов еще многое узнала.
Материнское сердце забилось часто-часто. Над дочкой ее сгустились тучи. Вот как изловит Баро Рыча, а тот расскажет всю правду о Люците — что тогда будет?
Земфира попробовала побыстрее заснуть, но не получилось. Все ворочалась и ворочалась, а сон не шел. Легла на спину, уставилась в потолок. И на нем, как на киноэкране, начала мысленно прокручивать самые страшные варианты развития событий.
Опять попробовала заснуть, и снова не получилось.
В комнату зашла дочка в ночной рубашке.
— Ма? А можно я к тебе?
— Люцита, — строго сказала Земфира. — Кактебе не стыдно! Ты как по дому разгуливаешь? И к тому же… А если б я сейчас была с мужем?
Люцита улыбнулась. Что она с ней как с ребенком?
— Мать. Я прекрасно слышала, что Баро уехал. Так что не стыдобь меня. Я заснуть не могу. Непривычно. К. тому же еще и сестричка новая под боком…
— Как там Кармелита?
— Да уж спит давно. А я никак… Дом все же чужой. Я больше в палатке привыкла. И с тобой под боком, а не с Кармелитой.
— Понятно.
— Мама? Ты чего не спишь? Ты ж тут уже давно своя.
— Жду Баро.
— Что, так всю ночь ждать будешь?
— Может, и буду.
— А где он?
— Поехал с мужиками ловить Рыча.
— Что?!!
— Да, дочка. Да. И они его теперь поймают. А как возьмут — он все о тебе расскажет.
— Ой, мама, — Люцита бросилась к матери, обняла ее. — А что же мне теперь делать?
— Ждать дочка, просто ждать. И если правда всплывет, готовиться держать ответ за все, что ты натворила. Иди, Люцита, иди. И постарайся все же заснуть…
* * *
— Да, Антон, да. Форс сегодня совсем не тот, что раньше.
— А какой же он? — спросил сын иронично.
— Ирония твоя неуместна, потому что он сегодня очень сильный. И самое удивительное, что мы сами его таким сделали. Это, знаешь, как тигренка прикармливать. Вот он, вроде, маленький нежный, у ног мурлычет. А потом как-то незаметно оказывается, что у твоих ног большой злой хищник. И ноги от него лучше убрать. А то оторвет к чертовой матери!
— Мам, а ты не преувеличиваешь?
— Боюсь, что нет. Наша беда в том, что мы слишком доверились Форсу во всех наших делах, воспринимая его только как наемного юриста, адвоката. А ведь у него есть собственный бизнес. И немалый. И почему он в последнее время столько разъезжает по области?
— Говорит, заказами завален.
— Он говорит, да я не верю. Вот, Антон, Форс сегодня вырос в фигуру уровня Астахова, не меньше. И его дочку ты хочешь обидеть. Если уже не обидел. А если Форс захочет тебе отомстить, я думаю, выбирать средства он не станет.
— Мама, — сказал Антон с нервным хохотком. — У меня такое ощущение, что ты мне сейчас угрожаешь?!
— Боже упаси. Я говорю о возможных последствиях. Форс — человек жесткий. И я боюсь, он не захочет прощать того, кто бросил его дочь в интересном положении.
— Во-первых, не я ее бросил, а она меня прогнала. И потом, тут же нашла мне замену.
— Ты о Максе?
— Конечно. А о ком еще? Поэтому у меня будет нормальное оправдание перед Форсом: я не вполне уверен, что это именно мой ребенок.
— Боюсь, Форса такие мелочи интересовать не будут. Неужели ты не понимаешь, что ему выгодно, чтобы отцом его внука был наследник Астахова, а не голодранец Максим!
Антон поднял руки, кате бы сдаваясь.
— Извини, мать, сразу сдаюсь. В таких расчетах, какой отец выгодней при незапланированных залетах, тебе нет равных.
— Антон, ты опять об этом… Это все уже быльем поросло. Ты лучше подумай о том, в какой ситуации сам оказался. Форс — отец Светы. А как каждый отец, он считает, что его дочь лучшая. Поэтому для нее он всегда найдет оправдание, а для тебя — вряд ли.
— Мама-мама, так что же делать?
— Нужно осознать, что не всегда по любви женятся.
— Ага. Чаще это делают так, как ты, — по тонкому расчету.
— Антоша, у тебя еще клювик не разболелся?
— Какой клювик? — опешил Антон.
— Тот, что клюет меня постоянно! Я пытаюсь найти для тебя выход. Вытащить из неприятной ситуации, а ты опять начинаешь меня мучить за старое. Да, не всегда по любви женятся. Это все знают. Я тебе скажу больше: редко кто по любви женится! К тому же, ты столько возился с этой Светкой, что я была уверена — ты влюблен в нее по уши.
— Ой, мать, ты меня вконец запутала! Теперь я совсем не знаю, что делать. Все! Пока! Спокойной ночи!
Антон ушел. Тамара довольно потерла руки: их отношения с Антоном вернулись в старую колею. Она полностью восстановила свой контроль над ним. Глупый мальчик — ведь мама живет только ради тебя. Мама обязательно сделает тебя счастливым.
* * *
Не сказала дочка матери всей правды.
Дело не только в том, что Люците трудно заснуть в непривычной обстановке, в чужом доме, в чужой постели, а и в том, что…
Видит Бог, она хотела относиться к Кармелите как к сестре. Но та ее опять обидела. Да не одна, а вместе с Миро, отчего было особенно больно.
Это произошло днем, во время прогулки верхом по окрестностям Управска. У Кармелитиной Звездочки и Мирова Торнадо давние чувства, поэтому, когда всадники отпустили поводья, они все время шли вместе. А Люците, как специально, дали кобылку красивую, но злую, которая ужасно не любила ни Звездочку, ни Торнадо. Оказавшись рядом, она все время цапалась с ними. И потому старалась держаться подальше.
Так Люцита все время оказывалась в стороне от сладкой парочки. Конечно, такая прогулка сама по себе была не очень приятной. Если не сказать — оскорбительной. Но Миро с Кармелитой на этом не остановились. В какой-то момент они просто умчались куда подальше. Подружка невесты попробовала догнать их, только ее кобылке эта идея не очень понравилась, и она скакала издевательски медленно.
Люцита тут же развернулась и поскакала обратно, домой.
Вернувшись, Кармелита попробовала перед ней извиниться. Только Люцита отворачивалась и никаких извинений не принимала. И даже переодевшись для сна, не стала ложиться, а пошла в спальню к матери, пользуясь тем, что Баро уехал по каким-то делам…
Когда Люцита вернулась в спальню, Кармелита все еще не спала:
— Ты?
— Я, — сказала Люцита.
— Извини меня, пожалуйста. Глупо получилось как-то. Скачка, кровь разгорячилась, вот мы и ускакали.
— Ладно уж. Прощаю вас. Только Бейбуту с Баро не рассказывайте. А то скажут, мол, никудышная из Люциты подружка невесты.
— Не скажу, — улыбнулась Кармелита в темноте. — А подружка невесты ты замечательная. Только скажи… Ты на нас с Миро обиделась из-за того, что мы остались наедине?
— А разве этого мало?!
— Я только потом поняла, что есть, наверно, и другая причина…
— Какая?
— Извини, что говорю о таком. Но не могли же твои чувства к Миро так быстро угаснуть.
— Они и сейчас не угасли.
— Что ты имеешь в виду?
— Просто я разобралась в себе. И поняла, что, скорее, люблю Миро как брата или как друга, но не как возлюбленного. Да… И еще… Мне не нравилось, что ты станешь его женой. Потому что я совсем не знала тебя и считала чужой. Ну, не нашей, понимаешь?
— Почему же? Я ведь такая же цыганка, как и ты.
— Нет. Не такая. Ты совсем другая. Ты независимая. Ты всю жизнь прожила в доме. И мне поэтому казалось, что ты не сможешь стать хорошей женой для Миро.
— Ты что, и сейчас так думаешь?
— Нет, сейчас ты мне нравишься.
— Правда?
— Правда! — сказала Люцита, скрестив средний и указательный пальцы “на ложь”.
— Ты молодец, я завидую тебе.
— Глупенькая, что же мне завидовать? — почти искренне спросила Люцита.
— Ты смогла разобраться в своих чувствах. А я до сих пор не могу. Вот до свадьбы всего ничего осталось. И я бы тоже хотела сказать себе: Максим был для меня только другом…
Кармелита замолчала. И молчала, пока соседка по кровати не спросила у нее:
— А ты не можешь?
— Не могу… Знаешь, вот иногда стараюсь вообще о нем не думать, а он стоит у меня перед глазами, и я никак не могу его из головы выкинуть.
Люцита слушала Кармелиту, затаив дыхание, — что же говорит эта бесстыдница!
— Да! Стараюсь не думать о нем. Даже в город сейчас редко выхожу. Не хочу о нем вспоминать. И боюсь его встретить.
Кармелита вздохнула, глубоко, всей грудью.
— А Максим? — осторожно спросила Люцита. — Он ищет с тобой встречи?
— Люцита, я прошу тебя как подругу. Пожалуйста, больше никогда ничего не спрашивай меня о Максиме. Ладно?
— Хорошо, не буду. Помолчали.
Казалось, что вот-вот обе уснут, но неожиданно Кармелита заговорила совсем о другом:
— Так странно, я уезжаю, а ты остаешься здесь…
— Мне тоже странно. Никогда не думала, что буду жить в доме. Тем более, в таком.
— А как живется в дороге?
— По-разному… Бывает хорошо, бывает плохо. Каждый день что-то меняется. Новые места, новые люди…
— Мне кажется, я буду сильно скучать по дому.
— А я по табору…
И вот теперь уже точно заснули.
Только вдруг посреди ночи Люцита проснулась.
А Кармелита спала, но не спокойно. Вскрикивала, улыбалась во сне, а потом начала произносить одно имя. Легко догадаться, какое:
— Максим! Максим! Это ты? Максим, Максим!
Люците хотелось плакать и смеяться одновременно. Кто может сказать, что она плохая подружка невесты? Для такой негодной невесты любая подружка будет замечательной, да что там — просто святой.