Сватовство отца и Земфиры Кармелита пережида не очень легко. Но пережила. Потому что в глубине души, несмотря на всю любовь к покойной матери, понимала: иначе быть не может. Нельзя, чтобы столько лет человек жил один.

А потом Кармелита задумалась о своей жизни. И вот тут все было уже гораздо сложнее. Свадьба с Миро, а дальше — бродячая жизнь с табором. И желательно подальше от города Управска, где живет человек по имени Максим…

Вот только — отец… Согласится ли на это великий защитник вековых цыганских законов?

Значит, опять нужно идти к отцу, просить у него “вольную”.

— Отец, — сказала Кармелита, решительно входя в кабинет Баро. — Я хочу уйти из дома. Отпусти меня.

— Иди, — спокойно ответил Зарецкий. — Я сейчас же велю подогнать машину.

Кармелита запнулась, она так долго настраивалась на решительную беседу, что, кажется, перестаралась, выбрала слишком резкие слова. Отец ее просто не понял. Пришлось дать задний ход.

— Нет, папа. Я не так сказала. После свадьбы и венчания с Миро я хочу уйти из дома навсегда. Кочевать вместе с табором и театром Бейбута.

Баро насупился, он не забыл маленьких истерик, которые в прежние времена закатывала дочка из-за Земфиры. Правда, она каждый раз приходила, чтоб извиниться. Но все же…

— Доченька, ты хочешь уйти из-за Земфиры? Ох уж этот папа. Сам себе кажется таким мудрым, а элементарных вещей не понимает…

— Да нет. Земфира здесь ни при чем. Просто… Я хочу выступать вместе с цыганами. Разве это плохо? У меня… то есть у нас с Миро, будет совместный номер. Ты же знаешь, я всегда хотела быть артисткой.

Баро нечего было ответить. Как тут спорить, ведь это совершенно нормальное желание цыганской женщины — жить жизнью мужа, быть везде с ним.

Но отец не мог так просто сдаться и отпустить свою дочку без боя.

— Погоди, доченька. Но ведь табор Бейбута не уходит из города. Я ему и с помещением помог.

— Пока не уходит. Но ты же понимаешь, что дом табора — дорога. Папа, ты же не можешь держать меня при себе всю жизнь. Не пустил меня учиться в Москву — бог с ней, пусть. Но ты же не можешь не отпустить меня с табором.

Баро почувствовал, как мир, его мир, который он создавал, в который вложил столько сил и который в конце концов выстроил, дал трещину.

— Кармелита, и ты оставишь меня одного? Дочка хитро улыбнулась: кто бы говорил!

— Нет, отец, не одного. Теперь всегда с тобой рядом будет Земфира.

Баро тоже улыбнулся. Ох, дочка: говорит вроде нежно, но хватка отцовская — палец в рот не клади.

Но все равно — никак он не мог сказать ей “да”, - Настоящее, полновесное, окончательное отцовское “да”!

— Кстати, о Земфире. Ты бы поговорила с ней. Она объяснит тебе, что это такое: кочевать с табором. По дорогам и по бездорожью, в грязь, в снег, в холод, в жару, в дождь.

— Пап, ну о чем ты? Ты же знаешь, маленькой я все это пережила и прекрасно помню.

— Да, но это было так давно. После этого ты столько лет жила в большом, удобном доме. С Грушей-помощницей, с Сашкой-конюхом… Я понимаю, ты молода. Хочется всего большой ложкой зачерпнуть. Всегда ведь кажется, что на дне казана — все самое вкусное. Одним словом, цыганская романтика…

— Нет. Романтика здесь ни при чем, — Кармелита резко встала с места.

Она устала от этого бессмысленного разговора, когда оба как бы танцуют вокруг правды, боясь зацепить ее. Отец сам вынуждает ее сказать все как есть!

— Папа, ты же взрослый человек! Неужели не понятно?! Я должна выполнить свое обещание и забыть Максима. Но пока я нахожусь с ним в одном городе — это невозможно! Да, я пыталась, пыталась вытравить его из головы, но у меня ничего не получается. Потому что здесь, в Управске, каждый дом, каждое дерево, каждый закоулочек напоминает о нем. Все! Даже наш сад!

— При чем здесь сад?

— Потому что, когда я выхожу в него, мне очень стыдно, но… Но я вспоминаю не столько о том, как ранили Миро, сколько о том, как схватили Максима, как начали его бить. Но я пообещала тебе, а значит…

Кармелита посмотрела на отца, и ей стало жалко его. На глаза Баро навернулись слезы.

— Папа…

Кармелита подошла к Баро, обняла его.

— Отпусти меня… отпусти, не держи.

Но он молчал, давя в себе слезы, так и не сказав “да”.

* * *

Миро с презрением посмотрел на Рыча:

— Люцита, отойди от него!

Девушка вырвалась из Рычевых рук, отступила немного в сторону и хотела уже подойти к Миро, но не подошла.

Она вдруг совершенно отчетливо почувствовала, как же ей приятно, что Миро увидел ее в руках другого мужчины. И не какого-нибудь малолетки вроде Степана, а настоящего, большого, взрослого мужика. Пускай почувствует хоть малую долю того, что она испытывает каждый раз, когда видит его рядом с Кармелитой! И чтоб усилить эффект, Люцита гордо произнесла, глядя на Миро с холодной насмешкой:

— А по какому праву ты здесь командуешь? Миро опешил:

— Я не командую, Люцита! Я пытаюсь тебя предостеречь. Этот ром — преступник!

— Не бросайся словами, парень. Это еще нужно доказать и хорошенько посмотреть, кто тут преступник, а кто нет. Вот и Люцита тебе это подтвердит. Да? — вступил в разговор Рыч.

— Пошел вон! — Миро вложил в два коротких слова все накопившееся в нем презрение.

— Не пыли, парень. Я не в твоей палатке. Если хозяйка скажет мне уйти, тогда уйду. А? Что скажешь, хозяюшка?

Люците очень хотелось прогнать Рыча куда подальше. И поговорить с Миро. Все же, несмотря ни на что, он остается для нее самым родным человеком в мире. Но она не могла заставить замолчать засевшего в ней беса противоречия:

— Он — мой гость! Наши обычаи не позволяют его выставить.

Рыч и сам немного удивился таким словам. В последнее время все его только шпыняли, как шелудивую собачку. И лишь эта девчонка ни с того ни с сего заступилась. Как не порадоваться, особенно если нет других поводов для радости…

— Вот видишь, Миро. Я здесь никому не мешаю. Может, это тебе лучше уйти?

— Убирайся! Я не потерплю тебя в таборе.

— Круто берешь, парень. Я цыган — я имею право зайти на огонек к своим ромалэ.

— Ты — цыган?! Да ты опозорил всех нас! Табор никогда тебя не примет.

— А ты что, уже решаешь за весь табор? А, ну понятно — наследный принц императора Бейбута!

— Нет, Рыч, ты не хочешь по-человечески. Я не люблю трепать языком, но видно, придется сказать всему табору, почему Баро тебя выгнал.

— Ничего, щенок, я с тобой еще разберусь!

— Если хочешь поговорить со мной с глазу на глаз, я готов!

— Некогда. Да и неохота из-за тебя под статью подставляться. Нет, лучше уж я уйду. Не о чем мне с тобой разговаривать. Эх, злые люди у вас в таборе! — Рыч бросил на Люциту быстрый, лукавый взгляд. — Но не все. С тобой, красавица, мы еще встретимся, — и по-кошачьи беззвучно вышел из палатки.

Оставшись наедине с Люцитой, Миро немного растерялся — не знал, как с ней говорить. Вроде и обидеть боялся. Но, с другой стороны, возмущение, кипевшее в нем, тоже было слишком велико.

— Что все это означает, Люцита? Зачем он к тебе приходил?

— Откуда я знаю! Он даже слова сказать не успел, как ты его выгнал! Герой!

— Странно. И что же ему от тебя понадобилось?

— Это что, допрос?! Не имеешь права! Я тебе не жена. И даже не невеста!

— Да что же у тебя за характер такой!

— Хороший характер, Миро, замечательный, — грустно сказала Люцита. — Был! Пока ты не испортил.

— Я просто пытаюсь предостеречь тебя — это очень опасный человек! Надеюсь, ты еще ни во что с ним не вляпалась.

— Предупредил? Все? Спасибо! Но со своей жизнью я сама справлюсь! И сама решу, с кем мне общаться.

— Я так не думаю…

— Слушай! Хватит меня учить и мучить! Ты-то сам зачем пришел?

— Я пришел за тобой. Репетиция через полчаса. Мы в театр уезжаем!

— Хорошо. Я поняла. Через три минуты буду.

Миро вышел.

А Люцита с удивлением вдруг почувствовала, что после всех этих склок настроение у нее улучшилось. Наконец-то прошло ощущение брошенности и за-бытости. Надо же, совершенно случайно, само собой, обнаружилось такое замечательное лекарство от сердечных болей.

* * *

Все возвращается на круги своя. Сколько шансов было на то, что после всех передряг Максим вернется на фирму? Наверно, один из тысячи, не больше. И надо же было такому случиться, что сработал именно этот один, а не 999 других!

Тамара с ума сходила от злости. Все пыталась успокоить себя, убедить, что хныкать бессмысленно, нужно смириться с тем, что произошло. А уж потом попытаться что-то исправить. Но, видно, что-то в ней изменилось от этого бесконечного и бессмысленного верчения-кручения.

Что-то надломилось.

Так захотелось прислониться к кому-то, кто бы успокоил, обнял, утешил… А во всем мире был только один человек, который мог бы это сделать. И Тамара опять приехала в конторку к Игорю.

Возвращение на прежнюю должность было для него таким счастьем, что на какое-то время он ушел в работу не то что с головой, а, пожалуй, даже еще глубже. Вот и сейчас, когда к нему пришла любимая женщина, он еле оторвал глаза от документов:

— Что случилось?

— Игорь, я так больше жить не могу! Астахов изводит меня!

— Поругались?

— Нет. Пока. Но он опять возвращает в дело Максима. В ущерб Антону! А мальчику так нужна поддержка, именно сейчас.

Игорь отложил бумаги. Наверно, вспомнил о чем-то.

— Мне тоже нужна поддержка…

— О чем ты? Ты же его отец! Я думала, ты поймешь меня.

— То-о-ом, не горячись. Я хорошо тебя понимаю. И тоже переживаю за Антона.

— Правда?

— Правда, Томочка. Я так рад, что мы перестали лаяться. Я так устал от ссор, от криков, от всех этих унижений. Все вернулось. И в жизни, и у нас с тобой. Ты удивительная женщина, и мать из тебя получилась замечательная, — Игорь начал расстегивать ее легкий пиджачок.

— Что ты де-ла-ешь? — шепотом, по слогам, спросила она.

— А как ты думаешь, что я де-ла-ю? — так же спросил он.

— Игорь… Ну перестань.

— Не перестану. Никогда…

— А дверь?

— Закрыта. У нас совещание…

Он снял ее пиджачок, смел со стола все бумаги. И аккуратно уложил ее на освободившееся место…

* * *

Заводиться Светкина машина не хотела. Но Антон всегда относился к машинам с уважением. Да и в автосервисе, как ни крути, а простым рабочим поработал. После того как этот ужас остался позади, он всем с гордостью говорил: “Я свою должность заработал не родственными связями, а вот этими руками!”

Так что пришлось поднять капот, повозиться маленько. У-у-у, как все запущенно! То есть до автосервиса этот транспорт, конечно, еще можно отбуксировать. А вот там работягам придется хорошенько потрудиться…

К автосервису Антон подъехал, как всегда, лихо. Пусть видит народ, с кем еще недавно работали бок о бок! Поставил машину на сигнализацию, так же лихо открыл дверь Игорева кабинета:

— Игорь, надо срочно сделать машину..

И тут увидел свою маму, полуголую, разложенную на столе. А над ней нависал Игорь Носков.

— Мама?!.

Тамара оттолкнула Игоря, вскочила со стола, быстро набросила на себя лежавший неподалеку пиджачок.

— Антон…

Антон сжал губы, обозначив на лице жесткие складки. И молча выбежал из конторки, хлопнув дверью.

Тамара выскочила из конторы вслед за ним.

— Антон! Постой! Подожди!..

Но на этот раз Светкина машина завелась с полоборота.

* * *

Репетиция промелькнула незаметно. Разгоряченная, с музыкой в крови, Люцита вернулась в гримерку. Едва открыв дверь, почувствовала, что в комнате кто-то есть. Поэтому сразу же выдохнула одно имя (а другого для нее в мире не существовало):

— Миро?..

И тут же увидела Рыча. Обозлилась на себя: “Дурочка наивная! Что, думала, Миро один раз увидел тебя в чужих руках, и тут же прибежал? Думала? Признайся самой себе, ведь думала?” И оттого, что ответ был положительный, злилась на себя еще больше.

Потому и набросилась на Рыча:

— Что же ты меня преследуешь?!

— Ну… Мы тогда не договорили… И потом… Я же сказал, что мы еще увидимся. А я свое слово всегда держу.

— Я тебя больше слушать не собираюсь. Разговор, окончен, — Люцита направилась к выходу, но Рыч захлопнул дверь.

— Нет. Ты — умная девочка, и должна понимать, что наши дела еще только начинаются, — и дважды провернул ключ в двери.

— Не смей запирать дверь.

— Это почему?

— Не в наших обычаях, чтобы девушка запира? — лась наедине с мужчиной.

Рыч грустно усмехнулся — ишь чего удумала., — Не шуми. Сядь. У нас с тобой совсем другие отношения. Я не хочу, чтобы нам помешали, как тогда.

Люцита безвольно опустилась на свое место. Рыч уселся напротив.

— Измученный у тебя вид. Ты всегда такая? Или сейчас только?.. Боишься меня?

“Ну вот, дожила, — подумала про себя Люцита. — Матери моей все говорят: такая молодая! А мне: такая измученная!”

— Чего ты от меня хочешь?!

— Для начала понять хочу… Я-то старый медведь. Чего только со мной не было. А вот как могла молодая девушка решиться на убийство?

Люцита посмотрела на него с ненавистью: что за порода такая, опять он бьет в самое больное!

— Да успокойся ты! Давай поговорим как друзья. Ведь у нас с тобой много общего.

— Нет у нас ничего общего.

— Есть. И это общее — семейство Зарецких. Я ненавижу Баро, а ты ненавидишь его дочь. Так что если твоя ненависть так же сильна, как и моя, мы просто обязаны объединиться. Чтобы отомстить!