Астахов вернулся в офис вечером. Олеся все еще сидела за компьютером. В последнее время, не говоря друг другу об этом вслух, они оба как-то не спешили домой. А чего торопиться, если дом Астахова превратился в странное общежитие — с его бывшей женой и нынешней любимой.

— Олеся, я только что встречался с Зарецким, — Астахову нужно было поделиться с кем-нибудь новостями, а для этой нелегкой и весьма ответственной роли никто не подходил лучше, чем верная и так хорошо понимающая его Олеся.

— Сами встречались?

— В каком смысле?

— Ну, сами, без Форса?

— Да. А что?

— Нет-нет, ничего, просто спросила. И что же, вы с Зарецким опять заключили перемирие?

— Ну, я надеюсь, что это не перемирие, а настоящий мир. Как говорится, "мирное сосуществование народов". Жаль, конечно, что случилось все это только после такого несчастья — бандиты требуют от него огромные деньги — за Кармелиту. Так что, Олеся, надо посмотреть, с каких счетов и сколько мы сейчас можем снять.

Теперь уж не просто Олеся, а бухгалтер начала щелкать компьютерной мышью. И не просто Астахов, а генеральный директор продолжал рассказывать, как они встретились с Баро и наконец-то поняли друг друга. И как Зарецкий рассказал ему все, что знал о похищении своей дочери, а Астахов в ответ — о том, какие у него проблемы с сыном, который его чуть было не обанкротил. И еще о том, как всплыли и разрешились наконец все недоразумения с пресловутой закладной.

— Коля, а сколько ты хочешь дать Зарецкому?

— Ему нужен миллион евро.

— Сколько?!

— Да, Олеся, да. Миллион евро. Двести пятьдесят тысяч я ему в кредит уже давал. Если найдем еще столько же — будет уже половина.

— Щедро.

— Олеся, я очень хочу помочь и ему, и Кармелите. Да и Максиму, ведь она же — его невеста. Ну что там, получится у нас еще двести пятьдесят тысяч собрать?

— С трудом, но получится. Правда, придется сократить финансирование некоторых проектов и обналичить активы.

— Придется, придется — речь идет о жизни человека!

* * *

Форс позвонил Антону, сказал, что надо срочно встретиться с ним и с Тамарой.

— В ресторане? — с надеждой спросил Антон. Он уже успел соскучиться по ресторанам, по привычному безбедному образу жизни, а между тем на сегодня единственным денежным ручейком для него оставались подачки Форса.

Но Леонид Вячеславович его разочаровал, сказав, что скоро заедет домой.

И пусть Антон явится туда вместе с матерью.

Когда через полчаса Форс вошел в дом, мать и сын уже ждали его.

— Итак, Тамара Александровна, говорим по делу. Я тут подумал…

Допустим, я поверил во всю эту вашу историю о том, что Кармелита Зарецкая — на самом деле дочь Астахова, — адвокат перешел к делу сразу, без всяких предисловий. — Но почему вы так уверены, что в это поверит и Астахов?

— Поверит, поверит. А еще и заплатит!

— Ну что ж, тогда вы, любезная Тамара Александровна, ему об этом и расскажете.

Тамара промолчала — сочла за лучшее не возражать лишний раз Форсу, тем более что его предложение не особенно расходилось с ее собственными планами.

Зато Антон протянул:

— Да-а-а, я бы дорого дал за то, чтобы посмотреть на лицо Астахова, когда он об этом узнает.

— Поменьше эмоций, Антон, — Форс посмотрел на него поверх очков. — Будем считать, что с сегодняшнего дня мы действуем все вместе, одной командой. Так что настоятельно прошу — без самодеятельности!

Тамара поспешила разрядить обстановку:

— Ну что ж, господа, я считаю, что за одну команду стоит выпить!

— Я бы с удовольствием, но не могу — у меня встреча с Зарецким, — сказал Форс.

— С Зарецким?

— А что вас удивляет? Для него я — союзник, человек, который ведет переговоры с бандитами о судьбе его дочери.

— Ну и ловкий же вы тип, Леонид Вячеславович! — вырвалось у Антона.

— Спасибо за комплимент, зятек, — и Форс направился к выходу, но, уже открыв дверь, обернулся и переспросил: — Все равно, трудно это все представить. Что ж получается: Кармелита — сестра Антона? Каких только чудес не бывает на свете!

Адвокат вышел, а Тамара с Антоном молча переглянулись: "Значит, все-таки даже этому всезнающему спруту Форсу известно еще не все. То, что как раз Антон — не сын Астахова, ему неизвестно". Но заговорить об этом вслух в доме Форса, пусть даже и в его отсутствие, ни мать, ни сын не решились.

* * *

Рука молча перешагнул через валяющегося в пещере Рыча, пнул его ногой и пошел дальше, в глубь одного из закутков. Связанный по рукам и ногам Рыч только промычал что-то. А как иначе, если рот к крепко залеплен скотчем…

Рука пробрался в тот боковой коридор подземелья, в конце которого на сыром полулежала (так же неподвижно) связанная Кармелита.

— Бери ложку, бери хлеб и садись-ка за обед! — пропел Рука на пионер-лагерный мотив (да, господа, даже у этого бандита тоже было детство, вполне пионерское) и стал доставать из пакета съестные припасы.

— Давай, ешь, — и Рука сорвал со рта Кармелиты скотч, — а то сдохнешь тут с голоду, и нам за тебя денег не дадут.

Но Кармелита только посмотрела на бандита полным презрения взглядом.

— …А если не будешь есть, — спокойно продолжил Рука, — то я тебе ногу прострелю. Нам так в пионерлагере говорили. Только там шутили, а я не шучу.

С этими словами он достал пистолет и направил его на пленницу.

— Ну и как же я, по-твоему, могу есть со связанными руками?

— А как собака — у нее ж рук нет, а она ест.

— Собака здесь не я, а ты! А я — дочь цыганского барона. Поэтому ты сейчас развяжешь мне руки и ноги, а после этого я буду есть!

— Ну, хорошо, баронесса, я учту ваши пожелания. Но и ты учти: если только дернешься, я тебя пришибу. Ясно?

Рука стал развязывать молодую цыганку. Снял веревку с рук, склонился над ногами… И как только ноги Кармелиты тоже стали свободны, она со всей силы толкнула Руку — очень удачно, прямо на камни с острыми углами, словно специально заточенные напильником, — и кинулась к выходу! Бандит поднялся и, превозмогая боль от падения, бросился за пленницей. Настиг он ее уже у самого выхода, схватил и потащил обратно, не обращая внимания на то, что цыганка била его, щипала и кусала изо всех сил. То есть продемонстрировала полный набор девичьих единоборств.

— Пусти меня! Пусти! Тебя все равно найдут! А если убьешь меня — не получишь выкуп.

Рука молча дотащил Кармелиту до того места, где оставались веревки.

Изловчившись, он вновь связал ее, и только после этого заговорил:

— Да пойми ты, сука, что я тебя убью, а твой папаша об этом даже не узнает — и деньги отдаст как миленький!

— И ты можешь убить человека?

— Могу, не впервой. Есть будешь?

— Не буду.

— Ну, так подыхай с голоду! — и Рука вновь заклеил Кармелите рот.

* * *

Максим не мог так просто сидеть, сложа руки. С — Баро он уже говорил, и больше сказать было, увы, нечего. Оставался Миро. Правда, прошлый раз молодой цыган бросился на него с кулаками из-за того, что Максим не уберег Кармелиту от бандитов… Но ведь нельзя же сидеть просто так, нужно что-то делать.

Максим поехал в табор, нашел Миро, но, как говорится, получил от ворот поворот. Нет, Миро не стал опять лезть в драку, но и разговаривать с человеком, который не сумел защитить Кармелиту, ему было тошно.

Максим молча брел через табор, когда его окликнули. Он обернулся и увидел Люциту — девушка тоже не могла так просто сидеть и ждать. Ее новая и такая яркая любовь, ее Рыч — нет, ее Богдан (так лучше!) — попал в беду. А она никак не могла придумать, чем же ему помочь. И, увидев Максима, схватилась за него как утопающий за последнюю соломинку. Она стала быстро-быстро говорить, но Максим никак не мог понять, что от него хотят. Он с трудом остановил Люциту:

— Что тебе нужно?

— У тебя украли любимую, а у меня любимого, — Люцита неожиданно успокоилась и в одно мгновение снова стала настоящей цыганкой — сильной и в этой своей силой уверенной, несмотря ни на какие жизненные передряги.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь?

— Я говорю о Рыче.

— О Рыче? Так ты тоже в этом замешана?

— Наоборот, мой Рыч — такая же жертва, как и твоя Кармелита, — и Люцита рассказала Максиму все, что сама узнала от своего неудачника возлюбленного.

— Люцита, я не могу во все это поверить. Ведь Рыч был там, и это именно он ударил меня!

— Я не знаю, как тебе это доказать, но он хотел помочь Кармелите…

— А может быть, ты просто плохо его знаешь? Ну, вот наверняка же он тебе не рассказывал о том, как пырнул меня ножом когда-то?

— Ошибаешься, рассказывал. А вот ты, кажется, забыл, что это именно его показания на суде спасли тебя от тюрьмы!.. А?.. Максим, пойми, и в его, и в моей жизни были ошибки, но мы оба хотим стать лучше!

— Ну, хорошо, предположим, что я в это поверю — я во все готов сейчас поверить, чтобы только помочь Кармелите, — а дальше-то что?

— Надо объединиться, нужно искать их, спасать. Ну не могу я больше сидеть, сложа руки, и ждать неизвестно чего!

— А что ж ты раньше сидела? Когда только узнала о том, что готовится похищение Кармелиты?

— Но я же знала лишь то, что Рыч собирается этого не допустить…

Максим сорвался на крик:

— Да ты понимаешь, что говоришь? Она знала! Нужно было сразу рассказать!

— Кому?

— Кому? Да мне, Миро, цыганам, милиции, мэру какому-нибудь — хоть кому-то!

Максим ушел. Люцита опять осталась одна. Разговора не получилось.

* * *

И Форс ушел. А Тамара с Антоном остались в его доме. Правда, доступ во все комнаты, кроме Светкиной студии, где Антон делал ремонт, и кухни, был Форсом на всякий случай перекрыт. Мать с сыном пили кофе. Хороший кофе, сваренный по просьбе Антона заботливой мамой Тамарой.

— Мать, я тобой просто восхищаюсь — ты потрясающе говорила с Форсом. Ты была с ним на равных!

— Учись, сынок. А то спрятался за мамкину юбку, а ведь ты уже не маленький.

— Ну, за это я только что уже поплатился.

— Каким образом?

— Ну, как же. Вот вы сейчас с Форсом все так замечательно обговорили, а мне там вроде бы и места нет.

— Отчего ж? Ты, например, можешь сейчас отвезти меня в ближайшее интернет-кафе.

— Так. А зачем?

— А затем, чтобы отправить Астахову вот это, — и Тамара положила перед сыном две фотографии: Евгении — первой жены Астахова, и Кармелиты.

— …Вот, перешлем ему эти фотографии и небольшое анонимное письмецо. А потом он сам ко мне прибежит с расспросами.

Антон не мог оторвать взгляда от двух фотографий — старой черно-белой и новой цветной.

— Боже мой, они и в самом деле чертовски похожи! — он даже не заметил, как свел в одной фразе Бога и черта. Зря свел и зря не заметил…

* * *

Войдя в кабинет Баро, Форс застал могучего цыганского барона с игрушечным медвежонком в руках. Да, этот изнывающий от горя, от беспокойства за жизнь родной дочери, снедаемый постоянным волнением, не спавший несколько суток мужик нашел в старых игрушках своей Кармелиты ее любимого медведя. И уже не мог больше с ним расстаться. Хотя бы с ним…

— Есть новости? — с надеждой в голосе встретил Баро гостя.

— Рыч снова вышел на связь. Требует денег.

— Скажи ему: деньги будут, я собираю.

— И сколько вам еще потребуется для этого времени? — Форс выдержал удивленно-недобрый взгляд Баро. — Господин Зарецкий, поймите, я спрашиваю не из праздного любопытства — Рыч торопит.

— Понимаю… Скажи, что деньги будут через два-три дня. Астахов оказался благородным человеком и обещал мне помочь.

— Астахов? Вы обратились к нему? Помнится, между вами была вражда. Не могу поверить, что вы переступили свою собственную гордость и обратились к нему.

— Да я к черту лысому обращусь, лишь бы только спасти мою дочь!

— Понимаю…

— Слушай, Леонид, а почему с нами на связь все время выходит Рыч, а не этот Удав — он же у них за главного?

— Не знаю, я ведь не Удав. Я могу только предполагать…

— И что же ты предполагаешь?

— Очевидно, Удав — это как бы их мозг. А такие люди никогда ничего конкретного не делают сами.

— Значит, Рыч — шестерка Удава? Интересно, давно ли он с ним связался.

Неужели еще когда работал у меня… Нет, не понимаю все-таки, как же он мог?

Ну, одно дело еще украсть золото — но девушку, ребенка! Как?..

Форс спокойно дождался конца монолога и так же спокойно ответил:

— Вы не заплатили за золото. Удав затаил злобу. Теперь он требует в два раза большую сумму.

— Да что ж он за человек такой, а?

— А вот этого не знает никто.

— А я узнаю. Я найду этого Удава и своими руками его разорву! И не дай Бог, если с моей дочерью что-то произойдет! Не дай Бог…

— Многие хотели бы его найти, но не удалось это пока еще никому.

— Ладно, Леонид, иди. Если Рыч снова позвонит — скажи ему, что деньги будут через два дня.

— Хорошо, — Форс собрался уходить.

— Постой. И скажи ему, чтобы с моей девочкой все было в порядке… А то… А то… Все! Иди!

Форс ушел, Баро же зарылся лицом в мягкого плюшевого медведя.

* * *

Астахов висел на телефонах, собирая наличные для Баро по всем банкам Управска и округи. А Олеся тут же в офисе работала на компьютере, когда по электронной почте пришло для Астахова письмо "высокой степени важности". Не кладя трубку, бизнесмен попросил своего любимого бухгалтера все ему распечатать, сам взял вылезающий из принтера лист бумаги, глянул в него… и вдруг, не прощаясь, на полуслове повесил трубку.

Из письма на Астахова смотрели две фотографии — его первой жены Жени и дочери Зарецкого Кармелиты. Настолько похожие друг на друга, что не сразу можно было и различить, кто где.

Под фотографиями было всего несколько строчек текста: "Николай Андреевич! Я надеюсь, вы понимаете, что это сходство не случайно. На этих двух фотографиях — мать и дочь. Кармелита — ваша дочь, господин Астахов.

Долгие годы от вас это скрывали, но настал час узнать правду… Если вам нужны доказательства, поговорите с вашей женой. Доброжелатель".

Олеся все смотрела на своего начальника и любимого. Судя по его лицу, случилось что-то ну очень необычное. Астахов перечитал письмо несколько раз и молча положил листок перед Олесей. Она тоже прочла и подняла недоуменный взгляд на адресата. Тот только пожал плечами. Потом стал нервно ходить из угла в угол.

— Ничего не понимаю. Бред какой-то. Да и не привык я верить письмам с этой милой подписью "Доброжелатель". Кармелита — моя дочь? Как это?

— Коля, подожди, давай попробуем разобраться. У вас с Евгенией была дочь?

— Нуда, я же рассказывал тебе — они обе умерли при родах.

— Или все-таки — не обе…

— Да, надо, видно, поговорить с Тамарой.

— Подожди, а при чем здесь Тамара?

— Ну как же, она ведь была акушеркой. Тогда как раз ее дежурство было, когда Женя рожала. Понимаешь, уж она-то точно знает, умерла моя дочь или нет.

— Ах да! Ты же говорил, что Тамара присутствовала при родах твоей первой жены… Вот это да! — Казалось, Олеся была поражена не столько самой новостью, сколько возникшими у нее новыми предположениями.

— Олесь, пойми меня правильно, мне надо поговорить с Тамарой с глазу на глаз. Я боюсь, что это будет очень серьезный разговор…

* * *

Рука подошел к связанному Рычу, пнул его ногой и помахал пакетом с пирожками.

— Жрать хочешь? А то девчонка отказалась. Рыч с заклеенным скотчем ртом только мычал в ответ.

Рука достал из пакета один пирожок, отклеил скотч и сделал вид, что готов покормить Рыча, но в последний момент убрал пирожок подальше, дразня пленника.

— А зачем тебе есть, Рыч? Тебе есть уже и не надо.

— Надо. Мне силы нужны. Чтобы, когда все это кончится, до тебя добраться!

— Из всего этого, Рыч, первым кончишься ты. Так что тебя если и кормить, то только на убой! — Рука усмехнулся собственной шуточке и снова заклеил Рычу рот. Потом еще пару раз от души пнул его ногой и ушел, оставив пленника валяться посреди подземелья.