Устал. Устала. Я не здесь, я за Усталостью, размеченной и емкой. Бессонные болотные глаза Очерчены брусничною каемкой, Устал. Устала, не сейчас, не вдруг, Писала тексты, спорила с коллегой. Схлестнувшиеся ветви голых рук, надломленные чашечки коленей. Устал. Устала. Хлеб и молоко, Зайдешь домой, в некрашенные стены. Соседи прикупили молотков, Детей, диванов, стереосистему, И пользуются ими каждый день. Устал. Устала. Сочини программу О том, как выживать, где сотня дел Сравнится с сотней витаминных гранул. Устала. От чего тебе устать? От разговоров, от вина и сплетен, От всякой неизбежности «на старт», От тела, что не хочет повзрослеть, но На голубом младенческом глазу Растит мешки, мимическую маску. От «я не побегу, я поползу», От снежной белой уличной замазки. Устал. Устала. Трубку не бери, Точней, бери, табак забей поглубже, Классическое «врут календари», Застало после школы, возле лужи, Где так ты шла, пинала свой портфель, И мнилось, что… да, это тоже мнилось. Вот двадцать три, тоска, ночной портвейн, Но ничего в тебе не изменилось. Устал. Устала. Только голос сел, И ты садись, влезай скорее в кресло. Я застываю в средней полосе, И хоть бы умереть – тогда б воскресла, А так – ни бэ, ни мэ, ни в рай, ни в ад, Ни позвонить, ни закричать, ни буркнуть, Воскреснуть где-то в области Невад, Или в другом, не местном Петербурге, Устал, устала, вот моя печаль, Небесно-серой дымчатой, не кучной Моя печаль гнездится у плеча, Моей печали тоже очень скучно. Устал. Устала. Белые слова, Стихи зачем-то многим удаются А в детстве я мечтала о слонах, Которые, как кошки, пьют из блюдца, Которые уводят далеко (пособие: «Слоны. Уход за ними»), Которые лакают молоко. Звонили мне? Да, ну и пусть звонили. Устал. Устала. Свет и облака, У всех весна, а у меня брусника, Бессонницей намять себе бока, А как иначе, тут поди усни-ка, Где каждый сон – пугающе живой, Где каждым утром страшно открываться, Где ты во сне – живой, сторожевой, Достойный перекличек и оваций, Иноязычный, тонкий и хмельной, Расхристанный, немыслящий, нечуждый, Когда под утро то, что было мной, Сбивается туманом над речушкой, Над речью, в голубых колоколах, В страдании воздушном муэдзина. Помилуй, Иегова и Аллах, Оставь меня, где всё невыразимо, Где свет и вспышка, где слова и явь Сплетаются усталыми руками, Где каждый знает тайну бытия, И то, что говорят песок и камень, Где папоротник трогает слонов За сморщенные уши, где стихами Всё то, что невозможно видеть вновь, Где мы горим, а время засыхает. Где библия рождается ad hoc, Где все, что приключается, – впервые, Где ты и я, не ведая стихов, Становимся опять – сторожевыми, Но снова утро, безнадежно стар Твой выход на бессмысленную сцену, Где ты, увы, опять никем не стал, Но где на транспорт поднимают цену. И ты считаешь звонкие рубли, Так, чтоб доехать, жить под знаком «мета», Где на углу паленое «Шабли» Тебе не продадут без документов, Где палая брусника, где, темна, Дрожит земля, где меж пропорций лунных Устал. Устала. В голубых слонах. В бронхитной боли После поцелуя.