Попутный корабль пришел в порт спустя три дня. Уставшему от хмельных рож постояльцев гостевого дома Ратмиру понравилось в нем все: Стюр, улыбчивый высокий капитан, его молчаливая и быстрая команда, чистая палуба и аккуратные снасти.

Предчувствие возвращения домой словно окутывало судно и его обитателей волшебной счастливой дымкой. Расплатившись со Стюром за два места на корабле, Ратмир вдруг почувствовал, как защипало глаза, и поспешно отправился в гостевой дом готовиться к путешествию.

Утро отплытия выдалось хмурым и ветреным. Поеживаясь от холода, Ратмир коснулся рукой каната, крепившего треугольный парус, и улыбнулся, почувствовав упругую дрожь. Кораблю тоже не терпелось отправиться в путь.

Этой ночью, как всегда перед долгой дорогой, ему не спалось. В полудреме вновь приходили дорогие люди, которых больше не было рядом. Обнимала любимая женщина, улыбался приемный отец, крепко жал руку друг. И снова откуда-то словно явились чужие смутные воспоминания: шелестели над головой ночные кроны, отражался от луны тоскливый вой и темнели рядом волчьи силуэты…

– Отправляемся. – Ратмир вздрогнул от баса капитана, остановившегося рядом. Стюр поцеловал висевший на шее серебряный Мьольнир и шагнул на палубу. – Да помогут нам боги!

Ратмир перевел взгляд на спешащего к кораблю Рю. Ронин тащил на спине большой мешок из серой дерюги. Там, замотанные в льняные рубахи, сладко позвякивали золотые кольца, серебряные гривны, монеты и жемчужины.

Рю уверял, что точно так же звенят невидимые колокольца, когда перед усталым путником вдруг открывается дверь в сказочный мир. Сам он ночью перед отплытием успел посетить нескольких продажных волшебниц и с утра жмурился сонно, но сыто: «На это добро можно купить хутор и дать богатый выкуп за невесту из хорошего рода».

Неожиданная мысль была настолько нелепой, что Ратмир рассмеялся и положил руку на рукоять меча.

Черная сталь Мстителя чутко дремала в ножнах. Серая сталь горизонта манила вперед.

* * *

Первые несколько дней и ночей пути Ратмир не помнил. На палубе ему продуло уши.

Сначала он бодрился, но спустя сутки опухли мышцы челюсти и боль стала невыносимой. Скрючившись под двумя одеялами, он тихо подвывал. Из-за постоянной боли, стреляющей в голову, невозможно было спать.

На ночь сочувственно вздыхавший Рю поил его крепкой брагой, и осоловевший больной наконец закрывал глаза. Сон продолжался недолго: вскоре Ратмир покрывался каплями холодного пота, вскакивал, колотясь от крупной дрожи. Рю подскакивал следом, быстро грел на маленькой жаровне воду, чтобы тот хоть как-то согрелся, и долго молился под нос своим бесчисленным богам с непроизносимыми именами.

Страданиям Ратмира положил конец Стюр. Он принес ему флягу какой-то мази и, прикрикнув на вялые попытки отказа, велел втирать под мочками.

– Эту мазь готовит жена из трав родной земли. В ней великая сила. Что бы со мной ни происходило, я всегда возвращаюсь домой. И ты вернешься, – пробасил капитан, вкладывая лекарство в слабую руку больного.

Тот было попытался потянуться за мошной, но Стюр нахмурился, погрозил пальцем и отправился восвояси.

Бальзам оказался хорош. Всего лишь сутки спустя Ратмир уже был на ногах, а на второй день, несмотря на возмущение Рю, выполз на палубу. Ронин с недовольным бормотанием отправился за ним.

Боги приветствовали его выздоровление ослепительно-солнечным днем, голубым небом и искрящейся гладью воды.

Тугой ветер облепил лицо, словно мокрая ткань. Новый день распахнул объятия горизонтов, крикнул что-то на белом наречии чаек. Ратмир улыбнулся солнцу в ответ, чувствуя, как по телу бегут соки возвращающихся сил.

В парусах негромко пел попутный ветер. Стоявший на носу Стюр повернулся к нему и широко улыбнулся в русую бороду.

– К вечеру будем в Скаргафьорде! – объявил он. – Это последняя стоянка. Следующая – острова!

– Слава богам, – едва слышно прошептал Рю.

Пока скрипела мачта и шумели за бортом волны, в животе ронина творились водовороты похлеще, чем за стенами трюма. Первое время он, притворяясь, что не видит ухмылок северных морских волков, в свободное от хлопот над больным господином время сидел в обнимку с деревянным ведром. Этой нехитрой посудине ронин регулярно доверял содержимое желудка. Его измученные внутренности и проклятое море за бортом пришли в согласие лишь на третий день путешествия, когда стих штормовой ветер.

Он тоже соскучился по небу. Сегодня оно было прекрасным, как вчера, и будет завтра, утром, ночью и днем. Небо хмурилось, по светло-серой глади скользили темные клочья облаков, рисуя секретные иероглифы для избранных.

Пишущий судьбы людей смотрел ему прямо в сердце, но кому известно, что на уме у мастера небесной каллиграфии? Возноси молитвы и делай, что должен, говорил отчим Исида Хранитель Мечей…

* * *

Отчим Исида всегда добивался своего, добился и его матери, даже тогда, когда у нее, первой красавицы, которую он любил с детства, родился сын от северного варвара. Тот появился в их краях осенью, когда его корабль разбило о прибрежные скалы. Из всей команды выжил лишь он, огромный, косматый, рыжий, с длинной бородой, заплетенной в толстую косу. Красавица Рику приказала отнеси обессилевшего путешественника в дом и выходила его, несмотря на ропот жителей округи. В ножнах ее тела скрывался дух, твердости которого позавидовал бы любой клинок древней Ямато.

Поднявшись на ноги, варвар выучил язык своей спасительницы и научил ее своему. Он говорил так, будто во рту перекатывались камни, а иногда Рику казалось, что чужак рычит и воет лесным зверем, – он пел ей песни своей родины.

Они научились понимать друг друга еще до конца зимы. Варвар сказал, что его зовут Рагнар и что он плыл из далекой зеленой земли по имени Винланд на родину, но попал в шторм, месяцами блуждая по безлюдным морям. Он сказал, что последняя буря разбила его корабль, убила остатки команды, но подарила женщину, ради которой стоило сражаться с судьбой.

В конце лета Рику родила Рю, и был он высокий и широкоплечий, а нежностью черт лица и миндалинами карих глаз пошел в первую красавицу Куракавы.

Отец и мать были счастливы вместе. Но окружающие косо смотрели на их союз. Когда Рю исполнилось десять лет, Рагнар ушел за хворостом для очага в лес и больше не вернулся. Потом его изуродованное тело нашли в овраге. А вскоре к овдовевшей Рику посватался господин Исида Хранитель Мечей. Рику понимала, что эта свадьба – единственная возможность выжить ее сыну. И отомстить убийце. Она ждала еще десять лет. А потом господин Исида скончался прямо на любовном ложе от остановки сердца. Многие сказали, что это была счастливая смерть.

После того как Рю заложил клинки и на их двор напали, Рику погрузила в повозку тело пьяного сына и вместе с несколькими преданными слугами бежала в деревню к своей родне. Там, в крестьянском доме в долине, надежно окруженной холмами и зеленью, они и поселились.

Теперь их новое жилище, крытое соломой, было темным, как хлев. Под потолком, где были подвешены плетенные из бамбука настилы, сушился хворост и стояла вековечная вонь. Мать и сын пили саке вместе.

– Ты не заслуживаешь такой жизни, мама, – сказал Рю, увидев однажды, как Рику, споткнувшись о порог, упала лицом прямо в земляной пол, да так и захрапела, даже не попытавшись подняться. – Я сломал наши судьбы. Мне и чинить.

Наутро он объявил о своем решении. Лицо матери, опухшее от рисовой водки, заблестело от слез. Рю обнял ее, но Рику высвободилась, отступила на шаг и сказала:

– Теперь я вижу перед собой своего сына.

Голос женщины был тверд, как и ее взгляд.

Рику вернулась.

Перед отъездом мать приготовила ему прощальное блюдо самурая: жареного окуня, поданного в широких листьях лопуха. Этими же листьями она убрала ворота у их хижины. Когда Рю тронул пятками бока коня, чтобы пуститься в путь, он обернулся и увидел, как листья качаются на ветру, маша ему вслед, словно зеленые ладони. Мать, стоявшая на пороге, больше не плакала. Она тоже махала ему, стройная и строгая, будто и не было тяжести потерь и разочарований.

– Дом там, где спокойны твои мысли, – сказала она на прощание. – Твое решение подарило мне дом. Теперь, что бы ни случилось, я буду знать, что ты воин, как и твой отец. Да хранят тебя боги.

Рю хотел ответить, но, чувствуя что расплачется, он хлопнул ладонью по крупу коня и пустил его галопом.

Прошло несколько месяцев с начала его путешествия. Рю прибыл в Китай в надежде, что араб вновь окажется там, и боги дадут ему столько красноречия, сколько нужно, чтобы вернуть семейные реликвии. Но выяснилось, что купец давно отбыл в Византию, а оттуда, говорили, собирался отправиться на север. Рю с трудом представлял, сколько времени и денег понадобится, чтобы добраться в эти далекие земли. Он просто сжал зубы и шел вперед. Ронин давно уже продал коня ради мест на попутных кораблях, в пути подрабатывал охраной караванов, случалось и ночевать под отрытым небом.

Совсем отчаявшись, однажды он заблудился в ночи и забрел в такую глушь, что решил скоротать время до утра под старой сосной, а потом забраться повыше и осмотреть окрестности. Набрал побольше лапника, соорудил пахучую постель и, поеживаясь от холода, укрылся на ней дорожным плащом.

На рассвете он увидел, что всю ночь проспал рядом с маленькой часовней, которую не заметил в темноте. Это была целая башня-пагода в несколько этажей с дугообразными крышами, что поддерживали столбы из цельных бревен, покрытых темно-алым лаком.

Сначала Рю показалось, что на каждом этаже лежат маленькие человечки. Он было подумал, что здесь спят крохотные лесные духи, и хотел тихо удалиться, чтобы не мешать их священному сну. Но, приглядевшись, он увидел, что на маленьких соломенных циновках лежат куклы.

Детские игрушки были старыми, у кого-то не хватало рук, у кого-то ног, кто-то лежал с обгрызенной головой, одежка многих была порванной и выцветшей. Все эти деревянные мальчики и девочки, которых давно пора было выбросить на помойку, были аккуратно и заботливо разложены в часовне.

– Сама богиня Кисимодзин привела тебя сюда! – услышал Рю негромкий надтреснутый голос за спиной и резко обернулся, положив руку на рукоять оружия.

Стоявший перед ним сухонький старик с длинной белой бородой, одетый в латаную мешковину, улыбался. В нем словно светилось маленькое солнце. Лучи выглядывали из кротких глаз, переливались в тысяче морщин на темно-коричневом лице, играли в его голосе.

– Кто ты? Что это за место? – осторожно поклонившись и не спуская глаз с незнакомца, спросил Рю.

– Живу я здесь, – с готовностью пояснил старик, – а ты где живешь?

– Я… в Ямато…

– Нет, – покачал головой улыбчивый собеседник, – ты живешь в прошлом.

– Где я?

– Это место упокоения кукол. Если баюкать маленький кусочек дерева, одевать и ласкать его, как живое существо, петь колыбельные и вкусно кормить, то он может обрети душу. Ничто другое не способно на такие чудеса, кроме сильной любви. Куклы умирают, когда они ломаются. Но останки любимых кукол не выбрасывают, а посвящают богине материнства Кисимодзин. А я даю им новую жизнь. – Старик, прищурившись, посмотрел на ронина и добавил: – Видно, любовь твоей матери оказалась достаточно сильной, чтобы привести тебя сюда.

– А кто ты?

– Я тот, кто помогает сломанным куклам.

– На что ты намекаешь, старик…

– Искушение сдаться особенно сильно перед победой. – Мастер кукол поманил его пальцем. – Пойдем.

– Куда?

– Идем-идем…

Старик повел его по едва заметной тропинке. Вскоре глазам Рю открылась поляна, в центре которой стояли ворота с загнутыми вверх концами верхней перекладины. На одном боковом столбе ворот прихотливый узор образовывал великого морского дракона с высунутым языком и кривыми когтями. На втором столбе был вырезан приготовившийся к прыжку тигр.

– Каждое утро на этих вратах меня приветствуют птицы, – сказал старик. – Они поют о великой красоте мира, которую способен увидеть лишь тот, кто взял себе за правило подняться девятый раз, когда восемь раз упал. Это красота вечной борьбы и единства, схватки дракона и тигра, гармонии льда и пламени, из которой рождается песня движения по пути. Взгляни, разве эти врата – не истинный символ пути богов, к которому каждый день нам должно направлять свои шаги?

– Я не знаю, – выдохнул Рю, увидев, как пространство между столбами начало колебаться и мутнеть, словно там, во вратах, открывался проем в другой мир.

– Если идешь верным путем, над тобой в любую погоду будет светить солнце, – сказал мастер кукол. – Это и есть путь богов. Оправляйся. Когда ты будешь готов вернуться домой, посмотри на звезды и скажи имя богини, что привела тебя сюда.

Старик вынул из-за пояса потертую фигурку куклы со слоновьей головой.

– Приклеить новый хобот было просто. Эту куклу любили, поэтому в ней много силы. Она поможет тебе не жить прошлым и съест плохие сны.

Рю низко поклонился седобородому, принимая подарок. Подбодрив себя кличем, концентрирующим поток силы в теле, шагнул в мерцающее марево.

Дальше его словно охватил сон, в котором тело будто бы разобрал на кусочки неведомый вихрь, подобный тому, что разрывает на клочки фразу над бушующем морем. Разбросал, понес и снова составил, песчинка к песчинке, будто сложный узор мандалы.

Снова ощутив свое тело, Рю открыл глаза.

Он стоял на вершине редко заросшего голыми деревьями холма. У ног масляно блестела черная лента осенней реки, за ней клубились струйки дымов из приземистых длинных крыш, покрытых пожухлым дерном.

Отец Рагнар рассказывал ему про такие. Ронин знал, где он. Он поправил в ножнах меч, надвинул на глаза дорожную шляпу и двинулся навстречу первому дню на земле севера.