Глава 1

Выйдя из поезда на станцию метро, я огляделась: у выхода в город стоял маленький киоск, а слева находилось кафе со старой вывеской. Я открыла хлипкую деревянную дверь и вошла внутрь. Людей было мало: молодая парочка в дальнем углу, и мужчина лет тридцати пяти заказывал что-то у стойки. Я встала за ним в очередь и принялась разглядывать витрину. В прозрачном ящичке крутился кусочек «Наполеона», возле которого стоял ценник с немалой суммой, как и возле других товарах.

— Девушка, что будете? — Спросил меня пухлый мужчина за стойкой. Я заглянула в кошелек. «Да, негусто…»

— Чай и вон ту пачку печенья, — показала я на коробочку с нарисованными шоколадными зверюшками.

— Все? — спросил продавец, положив мой скромный заказ на стойку.

— Да, — Я положила деньги перед ним. — Спасибо.

Снова посмотрев на потертый кошелек, я неловко спросила:

— А вам помощники не нужны?

— Сколько тебе лет? — равнодушно ответил вопросом на вопрос мужчина.

— Четырнадцать, но я уже работала в кафе, — зачастила я. — Я могу убирать со столиков, мыть посуду, полы…

— Нет, не нужны.

— Я могу работать только за чаевые, за любую зарплату, — настаивала я.

Он промолчал.

— Может быть, хотя бы на день?

— Нет, — резко и грубо ответил он и отвернулся к витрине, давая понять, что разговор окончен.

— Спасибо, — сдавшись, сказала я, закрывая кошелек.

Я взяла пластиковый стакан с остывшим чаем, пачку дешевого печенья и села в углу, поставив чемодан к стене за качавшийся стол. По рельсам с грохотом промчался скоростной поезд, сотрясая воздух. Я стянула с себя куртку, огляделась, мужчина, позади которого я стояла в очереди, рассматривал меня. Его внимание привлек еле заметный шрам от ожога на моем правом запястье. Я пила чай, поглядывая на любопытного мужика, не отрывающего взгляд от меня. Своего интереса он не скрывал.

Налюбовавшись шрамом, он поднял взгляд на мое лицо, и заметил, что я за ним тоже наблюдаю. Мужчина встал и направился ко мне. Я резко вскочила, схватила куртку и рукавом задела пачку печенья. Упаковка с шелестом раскрылась, и пара шоколадных обезьянок полетела со стола. «Нет!» — визгнула я, машинально нагибаясь, чтобы поймать их. Печенье зависло в нескольких сантиметрах от пола. Не меняя позы, я подняла взгляд на странного мужчину, проверить, не заметил ли он, что я до них даже не дотронулась. Он на мгновение застыл в удивлении, и снова двинулся ко мне. Я опустила руку, дрожащую от напряжения, и печенье дружно упало на пол. Я выдернула зажатый чемодан, своротив с места стол, схватила пачку с оставшимся печеньем и выбежала из кафе. Мужчина поспешил следом.

Ноги сами несли меня к дальнему краю платформы. «Кто он? — думала я, убегая от незнакомца. — Может, он из милиции? Хотя нет, если бы был из милиции, то был бы в форме, а он в обычной одежде, хотя и странноватой: светло-коричневый костюм и яркая рубашка в клетку сильно выделяются на фоне тусклых лиц прохожих и их серой одежды».

Мой немой монолог был прерван, когда я уткнулась в стену. Развернувшись, я увидела мужчину прямо перед собой, и спиной прижалась к холодному бетону. Сердце предательски громко застучало.

— Милана, — неуверенно произнес он мое имя, будто говоря это самому себе.

— Я буду кричать, — я попыталась напугать его, собираясь с духом. Храбрость я искала в ручке чемодана, сжимая ее пальцами.

— Нет, не надо. Я хочу помочь тебе, — сказал он, пристально глядя на мое лицо.

— Что? — я удивленно уставилась на незнакомца. Убегая от него, я думала о чем угодно, но не предполагала, что он ненормальный!

Он втащил меня в только что приехавшую электричку, от удивления я не сопротивлялась.

Произошедшее я осознала уже в поезде. Я открыла рот, приготовившись кричать, но незнакомец посмотрел мне прямо в глаза, и четко, как это умеют учителя, приказал:

«Тихо». Я безропотно закрыла рот.

— Иди в конец вагона и сядь там, — сказал он.

Меня словно заколдовали, я развернулась и пошла в конец вагона. Челюсти сжались против моей воли. Мне было страшно, глаза наполнились слезами. Голоса пассажиров слились в общий гул, но вскоре все замолчали, начали вставать и, равнодушно обходя меня, перешли в соседний вагон. Я смотрела вслед выходящим, мысленно цепляясь за них, боясь остаться беспомощной наедине с незнакомцем. Мужчина прошел в конец вагона и сел передо мной.

— Прости. Я просто… — начал он.

Челюсти разжались. Я вытерла тыльной стороной ладони мокрые глаза.

— Что вам нужно? — дрожащим голосом спросила я.

— Прости, — еще раз повторил он. — Я просто хочу тебе помочь. Я знаю что ты… — оборвал он свою речь, подбирая слова, — что ты не такая как все.

— Что?!

— Ну, то печенье… Не все так могут, — сказал он. — Милана, я такой же, как и ты.

Я недоверчиво покосилась на него, чуть сдвинув брови. Мужчина протянул ко мне руку ладонью вверх, что-то быстро прошептал, и на его руке появилась пачка печенья, потерянная мной, когда он впихнул меня в электричку. Я про нее совсем забыла.

— Кто вы? — спросила я, удивленно смотря на пачку печенья.

— Кто мы, — поправил меня он. — Милана, мы волшебники, — чем чаще он произносил мое имя, тем больше я доверялась ему. — Правда, я высшую школу закончил, я маг, — задумавшись, пробормотал он. — Милана, ты же хочешь научиться управлять своей силой? Ты же хочешь, чтобы тебя окружали такие, как ты? Ты хочешь, чтобы я тебе помог?

— Хочу, — тихо произнесла я, чуть подавшись к нему телом, зачарованная любопытными предложениями.

— Ты доверяешь мне?

Я прикусила губу, перевела взгляд на проплывающие картины в окне, совершенно не видя их, посмотрела на старомодный чемодан, в котором хранилась вся моя жизнь.

Терять мне было нечего, я ответила мужчине:

— Да, доверяю.

Чтобы убедиться в моем ответе, он заглянул в мои глаза, ища в них подтверждение.

Зашумев, электричка въехала в тоннель, включились лампы. Незнакомец вскочил:

— Наша остановка, — сказал он и, взяв меня за руку, потащил к дверям.

— Электричка же еще не остановилась! — запаниковала я, пытаясь выдернуть руку.

Он, отпустил меня, нажал на красную кнопку аварийного выхода, и двери раскрылись.

— Ты первая, — не обращая на мой страх внимания, произнес мужчина. Я полными ужаса глазами уставилась на него. — Ты же мне доверяешь. Или ты боишься?

— Нет, не боюсь, — бояться я могла, а вот признаться в своей слабости не смела.

— Лучше разбегись, и дай мне чемодан, — подгонял он.

Я еще раз посмотрела на чемодан. «Лучше я буду жалеть об этом всю свою загробную вечность, чем не попробую», — уничтожила я последние сомнения и прыгнула.

 

Глава 2

Я оказалась на какой-то узкой улочке, где вдоль каменных домов извивался ветер, эхом ударяясь о серые стены. Рядом появился мой новый знакомый с потрепанным чемоданом.

— Не тошнит? — сразу же обратился он ко мне.

— Нет, — ответила я, убеждаясь в этом.

Мужчина отряхнул коричневый костюм и, наконец, представился:

— Я Джеймс Логон, — официально проговорил он.

— Очень приятно. Милана… — я запнулась, у меня не имелось красивой фамилии, да и вообще как таковой фамилии. Обычно, когда требовали полное имя, я называла улицу, на которой находится детдом вместо фамилии, которую мне приписывали.

Мистер Логон усмехнулся моей неловкости и сменил тему:

— Нам туда.

Свободной рукой он сжал мою ладонь и вывел на большую площадь. В центре стоял фонтан с цветной водой, и магазинчики с красивыми витринами. Площадь выглядела невероятно по-домашнему, даже несмотря на поднятую ногами прохожих пыль. Домики терлись друг о друга, поддерживая свои покосившиеся стены. Вдали из узкого переулка вылетела женщина с парнем на метле, остановившись, они спрыгнули с них и с метлами подмышкой вошли в двери магазина.

— Ва-а-а-у, — протянула я, неприлично мотая головой.

— Тебя много что еще удивит, — улыбнулся Джеймс.

— Мне здесь уже нравится.

— Нам вон туда, — Джеймс показал на магазин, куда только что вошли два человека.

По пути я крутила головой во все стороны, и все меня изумляло: фонтан, игриво меняющий цвет, когда дети засовывали руку в воду, висящая в воздухе метла в красиво украшенной витрине, летающие бумажные журавли, мужчина маленького роста в смокинге и очечках, старая женщина в длинном платье и колпаке, как у детей в костюмах ведьм на Хэллоуин — я была уже готова встретить здесь Гарри Поттера, Гермиону или когонибудь из семейки Уизли.

Магазин, в который мы зашли, назывался «У мистера Волдреда». За широкой стойкой стоял мужчина в очках с тонкой оправой и темно-зеленом свитере, он, улыбаясь, обслуживал женщину с юношей лет шестнадцати. За ними мы и встали в очередь. Достав из-под широкой столешницы маленькую коробочку, продавец отдал ее покупательнице, и она расплатилась с ним монетами.

— Джеймс, друг, здравствуй, — еще сильнее засияв, сказал мужчина и протянул через деревянную стойку руку моему спутнику. — Как ты?

От продавца веяло искренностью, а его радостная улыбка была невероятно приятной.

— Здравствуй, Крис. Все хорошо, сам как, как миссис Волдред? — пожал его руку Логон.

— Замечательно. Она опять занялась вязанием.

— О, это она тебе связала этот свитер?

— Да, — смущенно ответил ему мистер Волдред, и его пухлые щеки залились краской.

— Хоро-ош, — дружески протянул Джеймс, оценивая зеленый свитер. — Мы за палочкой.

— Ой, простите, — обратился ко мне владелец магазина. — Какая у вас была раньше палочка, мисс?

Я, недоумевая, посмотрела на Джеймса.

— Эм… — протянул он, пробегая глазами по полкам с коробочками. — Нам, наверно, подойдет Английская «Грин».

— Да, секундочку, — сказал мистер Волдред, развернулся к дубовому шкафу, выдвинул полочку внизу и достал такую же коробочку, как и та, что он только что продал. Мужчина двигался привычно, без особого внимания. Он явно занимался этим не первый год и уже наизусть выучил где и что лежит.

Джеймс аккуратно раскрыл упаковку и протянул мне палочку с зеленым отливом. Я нерешительно взяла ее в руку.

— Взмахни, — подсказал мистер Логон. Я последовала его совету, с палочки полетели какие-то черные искры и растворились в воздухе. Не нужно было быть знатоком, чтобы догадаться, что все далеко не в ажуре. Я стыдливо опустила голову.

— Нет, не подходит, — сказал продавец и потянулся за палочкой. Чуть задев меня кончиками пальцев, он широко распахнул глаза. Мужчина отдернул руку и поспешил к двери у шкафа. — Я знаю, что вам подойдет.

Я аккуратно положила палочку обратно в коробку. Крис Волдред что-то уронил, как я поняла по грохоту, и через пару минут вышел к нам со свертком папиросной бумаги.

— Ты же не думаешь? — удивился Джеймс.

— Думаю, — уверенно ответил мужчина. Его лицо было серьезным, и улыбка давно уже покинула губы.

Он раскрыл шуршащую бумагу и протянул мне кривую, посеревшую от пыли палочку. Я взяла ее за специальные выемки для пальцев, и она вспыхнула светом, пробивающимся сквозь отлетавший старый слой краски и пыли. Испугавшись, я вытянула руку, чтобы свет волшебной палочки не прикасался ко мне. Сияние погасло, и палочка показалась еще чернее.

— Ты уверен? — продолжал сомневаться Джеймс.

— Ты не видел?! Палочка ее.

— Простите, но что с этой палочкой не так? — вмешалась я.

— Она… — начал Крис Волдред.

— Ничего, — перебил его Джеймс. — Просто она очень старая.

Я согнула руку и изучила каждый изгиб черного дерева. Палочка была темнее сажи, кривая, изогнутая, как крюк.

Джеймс вроде успокоился:

— Сколько?

— Да я и не надеялся ее продать, забирайте так, — махнул рукой продавец.

— Передавай привет жене, — сказал мистер Логон и положил пару монет на стойку.

— До свидания, — попрощалась я, спеша выйти из магазина за Джеймсом.

Мы шли молча по длинным дорожкам, извивающимся вокруг низких домов, до следующего центра, в котором витрины магазинов были монотонны, тут даже асфальт казался серее, а холодный воздух пронизывающим.

— На, — протянул Джеймс мне мешочек, затянутый шнурком. — Купи все, что тебе надо.

Потом встретимся в кафе на том конце улицы.

— Хорошо, — сказала я, взяв зазвеневший кошелек.

Джеймс ушел с моим чемоданом, а я зашла в магазинчик «Все для душа и души». Там я купила предметы гигиены и еще узнала, что здешние деньги называются «Юни». В магазине рядом я приобрела полотенце и новую пижаму. На этом мои покупки закончились, не хотелось уж сильно наглеть.

В кафе я сразу нашла Джеймса, он предложил мне перекусить и сообщил, что через час у нас поезд. Поесть я с радостью согласилась. На вопрос о том, куда мы поедем, он ответил, что в мою новую школу. Ему, конечно, не понравилось, что я пропустила почти два месяца в прошлом учебном году, а в этом вообще не появлялась на уроках (я даже пожалела потом, что сказала ему это).

 

Глава 3

— Давай быстрей, а то мы опоздаем, — торопил меня Джеймс.

— Подождите, я давно так вкусно не ела, — остановилась я отдышаться.

Послышался гудок поезда, и Джеймс схватил меня за руку:

— Пошли, — потянул меня он.

— Я спешу, — пробормотала я, тащась за ним.

Джеймс пропустил меня первой в поезд, я нашла свободное купе и вошла в него.

Странно, я так легко поверила Джеймсу и так хорошо себя чувствую. «Грядут перемены», — подумала я перед тем, как заснуть, облокотившись на холодное от дождевых капель стекло.

Когда я проснулась, было уже темно. Джеймс пил что-то из стаканчика, который исчез, когда он, допив, сжал его в руке.

— Как вы поняли, что я такая же, как вы? Точнее, с чего вы это взяли? — спросила я.

Джеймс задумался.

— Предчувствие.

— Ну, а имя?

Джеймс перевел свой взгляд на окно и вместо ответа сказал:

— Скоро наша станция, — он сделал вид, что не услышал мой последний вопрос.

— Так как? — настаивала я.

Джеймс, продолжая избегать моего взгляда, ответил:

— Оно просто тебе подходит.

Глупо звучит, но я решила, что не стоит расспрашивать. Тем более, я надеялась, что у нас будет еще время все обсудить.

Мы вышли из поезда, пересели в карету без лошадей, на которой восседал кучер в кожаном пальто, и она тронулась.

— Как? Кто тянет карету? — перепугавшись, спросила я, выглядывая из открытого окна.

Карета подскочила на камне, и я ударилась.

— Сядь, Милана. Волшебство тянет, — сказал Джеймс, увлекая меня за собой на сидение. Я кое-как устроилась, но все равно смотрела вперед кареты, надеясь что-то увидеть.

— Ты сказала, что пропустила занятия в школе. Почему? — отвлек меня от рассмотрения невидимых лошадей Джеймс.

— Сразу после дня рождения, я убе… ушла из детдома.

— Ушла? Почему? — не понимал Джеймс.

Что он ждал в ответ? Сказать, что я наивно надеялась найти лучшую жизнь? Не хотелось такого же будущего, как у большинства воспитанников нашего детдома. Да и глупый вопрос "почему". Неужели у кого-то есть другие причины?

— В детдоме мало кому хорошо живется, — ответила я, вспоминая дни детдомовской жизни.

Жизнь без дома меня устраивала больше, чем детдомовская. Отсутствия кровати и, порой, еды было терпимо, благодаря отсутствию громких обвинений и свободе. Конечно, жизнь в семье мне нравилась больше, но, наверно, я была плохой дочкой, ну, или просто пугала новоиспеченных родителей своими необычными способностями и скверным характером.

— Ты наврала тому продавцу в кафе? Сколько тебе лет? — сменил неприятную мне тему Джеймс.

— Тринадцать исполнилось полгода назад.

— А где ты жила эти полгода? — воскликнул он от удивления, и смущенно отвел взгляд от моего лица.

Он явно не хотел на меня кричать. Я взглянула на него устало. Какие же глупые вопросы он задает…

— Когда где, — вспомнила я про одеяло в чемодане, стоявшем у ног.

Карета съехала с каменной дороги и остановилась. Мы вышли.

— Дальше придется идти пешком, — предупредил Джеймс. — Фонари скоро закончатся, доставай волшебную палочку.

Я достала палочку из-за пазухи. Колеса затрещали, забираясь на камни, и карета покатила по дороге. «Лемплай», — произнес Джеймс и сделал три своей палочкой. Конец палочки засветился желтым, словно фонарь, и Джеймс коснулся им моей палочки, от чего ее кончик тоже зажегся.

— Под ноги свети, — сказал он и пошел по широкой вытоптанной дороге, окруженной темным лесом.

Шли мы долго и молча. Я старалась не отставать от Джеймса, обращая внимание на любой шорох в лесу. Перед большими, узорчатыми и, как мне показалось, серебряными воротами стоял горбатый мужчина с седыми висками и повязкой на левом глазу. Он меня напугал сильнее, чем ночной лес.

— Мистер Логон, мы вас уже заждались. Господин Эльбрус Волд ждет вас, он получил ваше письмо, — хриплым голосом сказал мужчина.

— Спасибо, Блей.

Блей состроил не очень довольное лицо, видимо, его не устраивало, что к нему обращаются на "ты". Он открыл калитку, сделанную по типу ворот, и проводил нас по саду в здание школы. Пройдя через большие, с металлическими замками деревянные ворота, попадаешь на аллею, окруженную стенами в романском стиле с высокими арками. Мы прошли в одну из них. Из длинного коридора с высокими потолками мы вышли к двери с золотым фениксом, и Блей покинул нас. Вдоль стен стояли скамейки, Джеймс предложил подождать его, присев на одну из них, когда сам, постучавшись, вошел в дверь.

Изнутри школа была из такого же серого камня, что и с наружи, только бледный лунный свет в конце коридора рассеивал наводимое серостью угнетение. Он падал из окна на серое мраморное лицо, руки и платье статуи в углу. Темнота нагло мешала все рассмотреть. Звуки за окном: шуршание высоких деревьев у окна, тихий шелест травы, еле различимый плеск воды, шаги гулявшего ветра по длинным коридорам, дребезжание, жужжание, шуршание насекомых — убаюкивали. Я сидела, махая ногой, очерчивая края камней на полу. «Любопытство меня когда-нибудь погубит», — подумала я, встала и приложила ухо к двери.

— Я не мог ее бросить там, на платформе, зная, какой волшебницей она может стать. Возьмите ее, — прозвучал голос мистера Логона.

— Джеймс, — протянул усталый, незнакомый голос, — как вы себе это представляете?

По голосу я представляла себе мужчину лет пятидесяти, рассудительного, неглупого (просто в нотках голоса и в манере говорить чувствовалось именно это).

— Я уверен в ней.

— Я понимаю, почему ты ее забрал, но почему ты привел ее именно сюда?

— Вы прекрасно знаете, почему, — тихо выдыхая, проговорил Джеймс.

— Ты рассказал ей? — спросил незнакомец.

— Нет.

Молчание. Громкий вдох, выдох.

— Приведи ее.

Я отскочила на скамейку, услышав шаги. Джеймс приоткрыл дверь и позвал меня. Я вошла, не поднимая взгляда.

— Мисс Милана, не могли бы вы подойти ко мне?

Я пошла на голос, остановилась и подняла глаза. Передо мной стоял мужчина лет семидесяти: высокий, с морщинистым лицом, с низкими бровями, длинными седыми волосами под колпаком, как у женщины, что я видела на площади, с седыми усами, перетекающими в бороду, в очках, висевших на шнурке и в длинной синей, как колпак, накидке с широкими рукавами из под которой виднелся ворот пижамы.

— Милана, я Эльбрус Волд, директор этой школы. Могу я задать тебе пару вопросов?

— Конечно, мистер Волд, — ответила я хрипло. Паника любезно осушила мне глотку.

Прикрыв рот рукой, я откашлялась, готовясь к ответу.

— Кто твои родители? — равнодушно спросил директор, а я вот совсем неровно дышала к этому вопросу.

— У меня нет родителей, я выросла в детдоме.

— У всех есть родители, — сказал он, покосившись на Джеймса, и, не услышав ничего в ответ, продолжил: — Ладно, к этому вопросу нам еще придется вернуться. Мисс Милана, мистер Логон хочет, чтобы вы учились в этой школе, но проблема в том, что здесь обучение начинается с двенадцати лет.

— Мистер Эльбрус Волд, я не знаю почему, но я чувствую, что все, что со мной сегодня случилось, все, что я увидела — намного реальней, чем все то, что произошло со мной за тринадцать лет.

— Мисс Милана, но вам придется как-то догнать два года пропущенного обучения.

Джеймс верит в вас, но у меня нет никакой гарантии, что вы действительно на это способны.

— Мистер Эльбрус Волд, я и вправду хочу здесь учиться. Я постараюсь сделать все, что в моих силах и оправдать слова свои и мистера Логона.

Я ожидающе смотрела на директора. Раздумывая, он почесывал бороду, а потом сказал, убрав руку от лица:

— Хорошо, я даю вам испытательный срок. Можете присесть, пока мы с мистером Логоном кое-что обсудим.

— Спасибо, — сказала я, заметив, что мое лицо расплылось в улыбке.

Я села в кресло у книжного шкафа, рядом с вазой конфет. Директор предложил Джеймсу пройти к столу, стоявшему на возвышении за аквариумом с золотыми рыбками. Я представляла, как иду по школьным аллеям, представляла себе школьные кабинеты, представляла, как буду здесь учиться, как добьюсь всего, чего только можно.

Кабинет директора, казалось, был завален всем подряд: шкафы были заставлены книгами, склянками, баночками; со шкафов, с потолка и над дверью свисали дорогие ткани, украшенные золотыми звездами, фениксами, серебряными волками и единорогами; меж невысоких шкафов стоял небольшой неработающий фонтан; кресла, стулья были как попало расставлены по всему кабинету; на высоких стенах висели картины с щедро украшенными золотом рамами — только большой стол пустовал.

После разговора директора с Джеймсом, мистер Эльбрус Волд отправился на завтрак, а мы в библиотеку. Книг мне набралось много. Пока Джеймс вальсировал вдоль высоких шкафов, скидывая мне все новые и новые учебники, я носилась за ним с высокой стопкой книг.

После библиотеки мы направились на завтрак, оставив учебники у двери столовой. Мы вошли в большой зал. Между столов, стоявших вдоль зала, делая его еще длиннее, был проход к подиуму, на котором был еще один длинный стол, за которым, как я поняла, сидели учителя, а в центре восседал директор. Мистер Эльбрус Волд, увидев нас, позвал к столу, махнув рукой. Зазвенел гул голосов. Пока мы шли, ученики смотрели на нас, перешептываясь. Директор встретил нас у ступеней и прошел за деревянную трибуну под цвет пола, около которой мы встали. Я спряталась за Джеймсом от любопытных глаз и рассматривала узоры на деревянном полу.

— Тихо, — громко и спокойно сказал директор, и гул затих. — У меня для вас, ученики высшей школы волшебства, две новости: первая — Мистер Джеймс Логон, учитель Зельеварения, вернулся после своего недолгого отсутствия.

Я чуть не ахнула. Учитель Зельеварения? Меня поразила сразу два факта: первый — это зельеварение, второе — мистер Логон учитель, возможно, даже, мой учитель. Джеймс шагнул вперед:

— Я прошу прощения за свое отсутствие и надеюсь, мы быстро восполним пропуски, — сказал он тоном подобающим учителю, а потом, тепло улыбнувшись, по-домашнему добавил — Я очень соскучился по нашим урокам.

Последние строчки его выступления вызвали бурные аплодисменты учащихся. Видимо, его здесь любят, правда, и у меня учитель Зельеварения вызывал теплые чувства.

— У меня есть еще одна новость, — обратил на себя внимания директор, когда аплодисменты чуть стихли. — Наши ряды пополнились. С сегодняшнего дня мисс Милана проходит испытательный срок длиной в полгода в нашей школе, — Джеймс, уже стоявший рядом, толкнул меня, и я шагнула вперед, подняв взгляд, на меня смотрел миллион пар глаз, они рассматривали и оценивали. Я ужасно неловко чувствовала себя в шортах на цветные колготки и в кедах перед учениками в красивой форме. Шрам на запястье пульсировал. Я скрестила руки, сжавшись и пытаясь прикрыться, словно стояла голой.

Директор продолжил: — Я надеюсь, учителя помогут новой ученице наверстать упущенное, — сказал мистер Эльбрус Волд, посмотрев в сторону педагогов. А потом тихо пожелал мне удачи. Я, не в силах выдавить из себя и слова, кивнула ему в ответ. –

Староста класса Б, Эван Прус, попрошу вас показать мисс Милане отдельную комнату.

— Хорошо, мистер Эльбрус Волд, — сказал мальчик лет семнадцати, встав из-за стола.

 

Глава 4

Разглядывать Эвана мне было очень неловко, но его невероятно красивые карие глаза обратили на себя мое внимания, еще когда я увидела его впервые. Сразу после завтрака староста «Б» класса проводил меня в мою комнату и помог донести книги. Если не он, я бы точно не нашла вход в секцию «Б» класса, я, вообще, никогда бы не подумала, что высокая, толстая железная плита с кучей замков и защелок, которыми сейчас не пользовались, может быть просто дверью в гостиную учащихся.

— Тебе нужно что-нибудь? — спросил Эван.

— Нет, спасибо.

— Тогда я пошел на занятия.

— Спасибо за помощь.

— Не за что, — ответил Эван, последний раз окинул меня взглядом и вышел, закрыв дверь.

Я села на красное, выцветшее покрывало на кровати, возле которой стоял мой чемодан, и оглядела комнату. Все было мрачным: каменные стены, тяжелые занавески, закрывающие небольшое окно, три кровати, три тумбы, шкаф для одежды с разными ручками, небольшой шкафчик в углу с ведром, тряпками и шваброй. Еще в комнате был камин, которым давно никто не пользовался, как я поняла по отсутствию пепла и дров.

Комната дышала старостою, но была идеально убрана, даже черная плитка в камине была начищена до блеска. Мой чемодан явно «сдружился» с таким же потертым покрывалом, как и он. Ветер из открытого окна играл выцветшей тканью, и она терлась об искусственную кожу чемодана, на котором лежало письмо от Эльбруса Волда, где было написано мое расписание и пожелание успехов в школьной жизни.

Время до обеда предоставлялось мне на отдых и распаковку вещей. Потом за мной должен зайти Эван и помочь найти кабинет Темного волшебства. Дальше по расписанию у меня начинались индивидуальные занятия с учителями.

Я разложила свои вещи, не заняв даже трети шкафа. Небольшое одеяло, наедине с которым я провела не одну ночь на улице, я засунула подальше в чемодан, глупо надеясь, что так смогу скрыться от прошлого. Голова гудела от назойливых мыслей, и я решила их утопить, приняв душ в ванной комнате, в которой было всего две кабинки — она вообще была сравнительно небольшой. Когда я проходила мимо других комнат, то заметила в конце коридора две большие ванные комнаты. Не только личный санузел отличал мою спальню от других, но и ее маленькие масштабы, единственное окно на всю комнату и замок на двери.

Я переоделась в самые строгие вещи, которые у меня имелись: прямая черная юбка, в которой мне приходилось пару раз работать в кафе, и белая блузка. Просто поваляться в кровати или даже вздремнуть у меня никак не получалось, и я решила пролистать учебники всех трех курсов, что мне выдали. Большой разницы в предметах для первого, второго и третьего курса не было, только после второго курса Волшебство делилось на две части: Волшебство и Темное волшебство. Суть первого заключалась в переместительных, световых и поисковых заклинаниях. А на уроках Темного волшебства изучались защитные, смертельные, призывающие заклинания.

— Здравствуй, — послышалось у меня за спиной, когда я складывала учебники в тумбу.

Я обернулась. В дверях стояла девочка со светлыми, чуть ли не белыми волосами, заплетенными в два колоска. Я вскочила с кровати, словно меня застали лазающий в чужой тумбе, и непонимающе посмотрела на девочку, любопытно рассматривающую меня. Она уловила мою неловкость и, наконец, представилась:

— Я Оливия Стоун. Эван попросил помочь ему, то есть помочь тебе, в общем, он отправил меня к тебе, чтобы помочь найти кабинет Темного волшебства, — наконец сформулировала свою мысль Оливия.

Я смотрела на ее руки, которыми она перебирала воздух, словно ища в нем нужные слова.

— Спасибо, — сказала я, не придумав ничего лучше.

— Ты Милана, да? Я тебя в столовой видела. У нас с тобой сейчас вместе урок. Возьми учебник и палочку. Палочку надо всегда с собой брать. Я жутко хочу кушать. Пошли сначала в столовую, — девушка говорила приятным голосом, но нелепо волнуясь, и чересчур возбужденно.

Я улыбнулась ее волнению и попыталась ответить на все, что она только что сказала:

— Да, я Милана. Спасибо, что помогаешь мне. Я бы тоже с радостью поела.

По пути в столовую Оливия, размахивая руками, говорила обо всем подряд и отвечала на мои редкие вопросы огромными рассказами. Моя комната и вправду была необычной, раньше она служила «изолятором» для отличившихся учеников, что и оправдывало старый замок на двери. Это мне не очень понравилось, так как сейчас там жила я, но благодарность, что меня вообще впустили в эту школу, быстро затмила неприязнь. В высшую школу волшебства шли после средней школы, в двенадцать лет, для поступления нужно сдать небольшой экзамен. И вот опять мне подфартило, и экзамены я не сдавала, хотя, возможно, все еще впереди, ведь я пока не была зачислена. Мысль о том, что я могу не поступить, теребила мою совесть и немалую самооценку. Она задурманила голову, то есть, я сама себе ее задурманила, в панике представляя пессимистический конец — не зачисление. «Этому нельзя позволить сбыться!» — решила я для себя, и, пожав себе же руку, пообещала — я обязательно поступлю в высшую школу волшебства и сдам все экзамены на «отлично». Интересно, а как здесь знания оценивают, тоже по пятибалльной шкале или…

От размышлений меня отвлекла стена, в которую я врезалась, неудачно повернув за Оливией. От неожиданного столкновения я вскрикнула. Оливия сразу же подошла ко мне, и, заглянув на мое опущенное лицо с покрасневшим лбом, спросила:

— Ты в порядке?

— Я да, а вот лоб…

Я подняла голову, потирая рукой лоб. Оливия стояла слишком близко ко мне и нагло давила на мое личное пространство, в пределах которого я была менее уязвимой. Я отшагнула от наглой белобрысой девчонки.

— Не три. Дай посмотрю, — Оливия опять шагнула ко мне и убрала мою руку со лба.

«Вот наглость!» — мысленно возмутилась я. Ее длинные ледяные пальцы заботливо коснулись моего лба.

— Надо приложить что-нибудь холодное, — предложила она. Ее забота не давала мне сопротивляться, да она в дребезги разбила желания возражать. — Хотя синяк вряд ли будет, — она убрала руку с моего лба, а потом, улыбнувшись, добавила: — Но если хочешь, можешь постоять, прислонившись лбом к холодной стене.

Я посмотрела на Оливию, уже не казавшуюся мне нахалкой, представила себе предложенное ей решение и улыбнулась.

После того, как Оливия пробежалась по всем своим друзьям и поздоровалась, мы сели за стол друг напротив друга, чтобы Оливии было удобнее мне заполнять мозг своей болтовней. Она рассказывала о школе: что всего учатся в старшей школе шесть лет, что все ученики делятся на младшие, средние, старшие курсы и что все учащиеся разбиты на 3 класса (А,Б,В.), что у каждого класса есть своя секция, которая состояла из большого зала, двух этажей спален и трех санузлов. Оливии было не до еды, и она, почти ничего не съев, потащила меня на урок Темного волшебства, не переставая болтать.

Оливия училась на третьем курсе класса Б, так же в Б классе, только на 5 курсе, учились ее брат и сестра. Она, конечно, задавала вопросы, на которые мне не хотелось отвечать, да и все ее вопросы были очень уж личными. Что некоторые вопросы неприличны, она догадывалась только тогда, когда уже их задала, и извинялась, а на остальные я, много чего не договаривая, отвечала. Когда мы подходили к классу, она, не приукрашивая, намекнула, что уроки Темного волшебства недолюбливает.

Кабинет был большой, с колонными подпирающими потолок, со своеобразной деревянной трибуной в три ступени (необычной она была по тому, что по мимо лавок были ещё и парты). По правой стороне от входа в класс стояли массивные шкафы, одни были открытые с книгами, а другие — с дверцами и на замках. Перед широкой темнокоричневой доской стоял крепкий дубовый стол учителя, слева от которого стоял тренажер — большой деревянный человек.

Я села на самую высокую заднюю скамейку, пытаясь спрятаться от назойливых любопытных глаз, то и дело пробегающих по мне. Оливия сидела далеко от меня, но я слышала, как обладатели назойливых глаз задавали ей вопросы, кивая на меня. Она отмахивалась от глупых вопросов, а потом, когда они ей явно надоели, сделала вид, что очень заинтересована учебником.

В класс вошел учитель с черными длинными волосами, заплетенными в низкий хвост. Все замолчали. Тяжелые двери захлопнулись, и раздался стук каблуков его лакированных черных туфель. Учитель был одет в черные брюки, черный галстук, белую сорочку, видневшуюся из-под застегнутого черного фрака с серебряными пуговицами. «Он что, сбежал из Англии 19-го века?» — подумала я. Его и без того небольшие глаза были надменно прикрыты, а голову он держал выше обычного. Так я себе и представляла учителя Темного волшебства, хотя и немного дружелюбней, но если выкинуть слово «учитель», то таким он и представлялся.

— Мисс Милана, — произнес он, даже в мою сторону не взглянув. Меня передернуло. — Вы пропустили полмесяца моих занятий. Я бы на вашем месте сел на первый ряд.

Учитель оперся о свой стол и скрестил ноги. Моргнув, он перевел свои черные, глубокие, словно омут, вытягивающие изнутри страх глаза на меня. Я поняла, что лучше пересесть, и поспешила на первую скамью, где мне уже освободили место. Губ учителя коснулась довольная улыбка. Я могла поклясться, что в свободное от преподавания время, он подрабатывает страшной бабайкой или ведьмой, поедающей детей.

— Извините, мистер… — начала я, когда пересела.

— Мистер Блек Фаст, — резко, отчеканил он, словно скороговорку.

— Простите, — повторила я, но он меня уже не услышал, да и прозвучало это очень уж хрипло и испуганно.

Я растеряла уверенность в себе сразу же, как у меня пересохло горло от страха. Урок только начался, а я уже хотела сбежать из этого зловещего места или, хотя бы, провалиться под землю.

— Начнем. Откройте свои учебники на двадцать третей странице, — Блек Фаст сделал пару шагов и остановился посередине кабинета. — Я вам продемонстрирую.

Учитель резко развернулся, крикнув «отпаус», махнул непонятно откуда взявшейся волшебной палочкой, и прут вылетел из шершавой руки «деревянного человека», который стоял в углу кабинета. Учитель согнул руку, и палочка пропала в рукаве фрака. Он прошел за стол, поправив фалды, сел на стул и продолжил:

— Прошу заметить, что заклинание действует только на волшебные палочки и может не сработать, если противник ожидает этого, — он перелистнул пару страниц, просмотрел их и сказал: — Прочтите теоретический материал и сведенья о заклинании в учебнике.

В учебнике описывалось когда, как и зачем используется это заклинание.

— Мисс Милана, вы уже все выучили? — спросил мистер Фаст, когда я после прочтения теории начала любопытно листать учебник.

Не поднимая голову, я закрыла глаза, глубоко вздохнула и подняла взгляд на учителя.

Черт, я что, самое слабое звено, и он решил поиздеваться?

— Я прочла теорию…

— Прошу, — перебил меня он, приглашая выйти из-за парты, движением руки.

— Что? — спросила я, надеясь, что он не заставит меня опозориться перед всем классом.

— Продемонстрируйте.

— Но, я же… — начала я своим самым жалостливым голосом.

— Вас что-то не устраивает? — снова перебил меня учитель Темного волшебства.

«Да! Я первый день, а вы меня тут травите, и меня это уже бесит!» — пробубнила я про себя, а вслух ответила:

— Нет.

Я вышла в центр класса, где совсем недавно стоял учитель, взглянула на деревянный тренажер для использования заклинаний, в руке у которого чудом снова была палочка.

Повернув голову, я пробежала глазами по лицам учеников в поиске поддержки и нашла –

Оливия, сжав кулаки и поджав нижнюю губу, с надежной смотрела на меня. Я грустно ей улыбнулась и повернулась к «деревянному человеку».

«Я против тебя ничего не имею. Прости», — обратилась я к выжженным глазам на деревянном лице. Я навела палочку, взмахнула ей, выкрикнула: «Отпаус!» — и… и ничего не произошло.

— Плохо, — подытожил мистер Блек Фаст.

Мое лицо превратилось в расстроенную гримасу, и я направилась к своему месту, опустив голову. За мной послышался голос учителя:

— Я думал, у вас есть хоть какие-нибудь способности, раз вас сюда взял сам мистер Волд.

Вы тут, мисс Милана, и полгода не продержитесь, — сказал он, а потом наигранно с издевкой протянул: — Жаль.

Внутри меня все закипело, и я остановилась, пытаясь сдержаться. По телу пробежалась дрожь от кончиков пальцев на ногах до горла, вызывая тошноту. Я развернулась, взмахнула, выкрикнула, и палочка деревянного человека влетела в стену и, ударившись, отскочила от нее. Я отпустила палочку и взглянула на Блека Фаста. Его брови были удивленно подняты. Учитель мотнул головой, сбросив удивление с лица.

— Свободны, — верхняя губа учителя на мгновения поднялась вверх, обнажив белоснежный оскал, — мисс Милана. Урок закончен, — произнес он, встал и вышел в раскрывшиеся перед ним двери.

От удивления я хрипло выдохнула, сгребла одной рукой все в сумку, накинула ее на плечо и вылетела из класса.

Свободна? Это все, что он сказал? Никакой похвалы? У меня в голове крутились слова, которыми приличные девочки не называют учителей. От злости я ударила стену ладонью, слишком сильно, и рука заныла — она и отвлекла меня от перебора синонимов слову «хам». Я потерла руку.

— Ты молодец, — сказала заставшая меня за боксированием со стеной Оливия. — Ты вроде говорила, что никогда не колдовала…

— Только свет, — ответила я. — Ну, если это можно считать…

— Ты сильно не злись на мистера Блека Фаста, он так со всеми.

— Все нормально, — соврала я. — Ты знаешь, где будут проходить мои дополнительные занятия?

— Да, конечно, — ответила она, но по ее лицу было заметно, что она пытается вспомнить, где. — Пошли, мне Эван говорил, — вспомнила она.

Мы прошли вдоль стены и остановись возле двери, одной из тех, что встречались по всей длине коридора.

— Вот тут. Тебя потом встретить? — спросила Оливия.

— Нет, я найду дорогу. Спасибо, Оливия, — ответила я.

Но оглянувшись, поняла, что, может, и не найду.

— Не за что, — она собралась уже уйти, но неожиданно обернулась. — А ты не такая странная, как мне в первый раз показалось, — смущенно сказала она.

— Ну, спасибо, — рассмеялась я.

 

Глава 5

Уже шел к концу декабрь, четвертый месяц моего пребывания в новой школе. Я почти догнала учащихся третьего курса. Конечно, не все заклинания и зелья я знала, но основные точно, как утверждают учителя. Учеба занимала все мое время, а в свободные часы я спала без задних ног, но с Оливией иногда все-таки успевала перекинуться парой слов. Поздно, после занятий мистер Логон угощал меня чаем, которой, по его словам, помогал мне не заболеть и не засыпать на занятиях.

На насмешливые взгляды и сплетни у меня не было сил, да и они меня не сильно напрягали, я была к ним равнодушна, ну, или делала вид, что равнодушна.

За четыре месяца, полностью посвященные учебе, со мной мало чего произошло. Я вывихнула правую руку на уроке Темного волшебства, опять в порыве злости произнося заклинание, а произнесла я его неправильно, из-за чего отлетела в книжный шкаф, содержимое которого мне потом пришлось убирать одной рукой с пола. Еще к нам в школу приезжала мадам Вей из министерства образования, и я застала ее в коридоре за спором с директором школы о моем пребывании в заведении и возможном поступлении.

— Вы понимаете, на что подписываетесь? Вы же не хотите запятнать репутацию школы из-за какой-то бездомной девчонки? Вы же не хотите остаться в истории, как первый директор высшей школы, который растоптал репутацию, державшуюся за ней не один десяток лет? Есть ученики, слава которых и без того подрывает репутацию школы! В министерстве ходят слухи… — громким, срывающимся на визг голосом возмущалась женщина.

— Я знаю свое дело и делаю его так, как считаю правильным. Мадам Вей, передайте министерству, что им нечего бояться. Я ручаюсь за мисс Милану лично, — спокойным голосом проговорил директор и, раскрыв дверь, пригласил женщину в свой кабинет.

Защита мистера Волда добавила мне немного уверенности, и я была рада, что людей, верящих в мои силы, больше, чем я думала. Хотя меня смутило, что я одна из тем для сплетен в министерстве. Но мысль о поддержке самого директора высшей школы волшебства меня нескромно радовала, и после услышанного я ушла на занятия с довольной улыбкой.

Испытательный скок прилично сократили, и наконец, приблизился тот день, когда должен был состояться обещанный мистером Логоном разговор о моем зачислении в школу. Я сидела во внутреннем школьном дворе и делилась своей паникой с Оливией, когда пришло время идти на обед. Перед дверью в столовый зал меня выхватил из толпы

Джеймс Логон:

— Милана, нам надо поговорить.

— Да, мистер Логон. Что-то случилось? — удивленно спросила я, отходя от толпы голодных учеников.

Учитель Зельеварения то потирал одну руку о другую, то разъединял и сцеплял их заново.

— Да нет, — сказал мистер Джеймс, коснувшись рукой ямочки под носом и сразу одернув руку, чтобы поправить волосы. — Пройдемте в кабинет, мне нужно с вами поговорить…

Открыв дверь, учитель пропустил меня первой. Я села за парту, а Джеймс Логон взял стул и сел передо мной. Учитель облокотился на парту и, опустив голову.

— Мистер Логон, все в порядке? — поинтересовалась я.

Волнуясь, я потянулась к нему, но учитель резко поднял голову и убрал ладонь ото рта, сжав руки в замок.

— Милана, — начал он. Его глаза бегали, но он искренне пытался остановить свой взор на мне. — Я хотел тебе это сказать потом, когда мы уже будем в городе, но я не могу больше терпеть… Я так давно хотел тебе признаться… — метался мистер Логон, недоговаривая и теребя кольцо на левой руке.

— Мистер Логон… — начала я, но он меня перебил, словно боясь услышать то, чего он не желал признать:

— Я знаю, ты зла на своих родителей, — сказал учитель.

Мои глаза широко раскрылись, я никак не ожидала этой темы, и руки сползли на колени.

Мистер Джеймс Логон взглянул мне в глаза, а потом опустил взгляд на свои влажные руки, и продолжил тихо:

— Они не плохие, им пришлось. Милана, им пришлось тебя оставить, — учитель поднял взгляд. — Я знал их, — еле слышно произнес он.

Моя нижняя губа поползла вниз, глаза болели, словно от сильного ветра.

Мистер Джеймс Логон потер пальцем парту и произнес имена, как будто прочитав их на деревянной столешнице:

— Джейсон Грей. Алиса Грей.

Учитель Зельеварения вскочил, стул затрещал по каменному полу и отъехал от парты. Я безмолвно смотрела на его спину, ожидая, когда он решит продолжить.

— Мы уезжаем после обеда. Поспеши в столовую, — произнес Джеймс Логон после безмолвных шести секунд.

В голове гудело. «Джейсон Грей, Алиса Грей, Джейсон…» В горле застрял ком, и к гудению прибавилась тошнота. Голова казалась ватной, все вокруг было в тумане, словно сон.

— Прости, — прошептал учитель. — Я потом все расскажу.

Я встала и направилась в столовый зал. Эффект сна не покидал меня, размазывая все звуки, оставляя лишь «Джейсон Грей, Алиса Грей, Милана… Грей…» Я прошла мимо столов и села перед Оливией, оживленно болтавшей с девочкой по соседству. Она повернулась ко мне, и выражение ее лица сменилась на удивление, а в серо-голубых глазах загорелся испуг.

— Милана, ты чего? Не волнуйся так, — сказала Оливия. Не дождавшись ответа, она продолжила, тряся меня за плечи: — Тебе что-то сказал мистер Логон? Милана, что он тебе сказал?

Перед глазами мелькали непонятные искры, я смотрела сквозь подругу и уже не слышала ее голоса. Искры собирались в картинку. Она становились четче с усилением до боли знакомого голоса, но не узнаваемого:

«…— Мама, мама, — повторяла розовощекая малышка, протягивая пухленькие ручки. К девочке поспешила молодая женщина с теплыми синими глазами, по пути небрежно заплетая светлые длинные вьющиеся волосы в косу.

— Я здесь, дорогая, — будто пропела она.

Малышка встала и зашагала к маме, неуклюже топая. Мама улыбнулась сосредоточенному детскому личику, и вокруг глаз по прозрачной коже побежали морщинки радости.

Дверь в комнату распахнулась, и с дребезгом ручка врезалась в бежевые обои. Девочка от неожиданности качнулась, белокурая девушка поймала ее за запястья, не дав упасть. В комнату влетела женщина в черном платье, развевающемся от быстрых шагов, и в кирасе.

На ее бледном лице, обрамленном короткими черными волосами, блеснула злобная усмешка. «Ин Фаер», — крикнула она, выкинув руку с палочкой вперед.

— Нет! — вскрикнула молодая мама, шагнув вперед, чтобы прикрыть дочь, и остолбенела.

Бледная кожа начала краснеть, а из неморгающих глаз ручьем побежали слезы.

— Мама, горячо, мама! — заплакала девочка, тяня на себя руку.

Она упиралась в пальцы мамы свободной рукой, пытаясь освободить правое запястье, рыдая и визжа от боли. Ворвавшаяся незнакомка стояла, сложив шпилеобразно руки, и упивалась этой картиной, еще сильнее растянув губы, обнажая белоснежные зубы.

Мужчина в черной накидке вбежал в комнату. «Откинься!» — прокричал он и поспешил к девушке, чьи ноги вспыхнули огнем, пламя побежало вверх. Злая волшебница вылетела в коридор, из которого появилась. В конце коридора послышался громкий грохот. Это дверцы лилового шкафа с ручками в форме сердец. Я его не видела, но точно знала, что это был именно он..»

— Милана, перестань меня пугать! — услышала я тревожный голос Оливии, и жуткая картина начала растворяться. Пытаясь ее удержать, я потянулась рукой за ней, прошептав — «мама». Но было поздно, картина растворилась, и передо мной возникло испуганное побледневшее лицо подруги.

— Оливия, — прошептала я, и в ее глазах мелькнуло облегчение.

— Милана, дурочка… — обиженно сказала она.

Находясь мыслями с той картиной, я оглядела Оливию, не желая ничего говорить. Увидев какую-то мою реакцию, она успокоилась и одним глотком выпила полстакана компота.

— Мисс Милана Грей, прошу вас подняться ко мне, — прозвучал громкий голос директора, который помог мне прийти в себя.

«Милана Грей», — повторила я про себя. А что, звучало неплохо. Я и совсем забыла, что сегодня должны объявить решение о моем поступлении, или не поступлении… Резко появившаяся паника быстро испарила последние намеки на сон. Я встала и направилась к директору. Вдруг в моей голове всплыли слова мистера Логона: «Мы уезжаем после обеда». Неужели меня не приняли? Зачем же объявлять это перед всей школой?

Расстроенная, я, не спеша, растягивая (или хотя бы тяня, что странновато выглядит, но тень она на время вряд ли бросала…) время, надеясь, что это что-то изменит, поднялась по ступенькам к столу учителей, перед которым за трибуной стоял Мистер Волд. Директор встретил меня улыбкой, и я встала около деревянной трибуны. «Улыбка? Он что, смеется надо мной?» — смутилась я.

— Как вы помните, мисс Милана проходила испытательный срок длинной в полгода, но по непредвиденным обстоятельствам срок был сокращен, — начал директор, а я про себя продолжила: «А в связи с ее глупой головой, она испытательный срок не прошла». После небольшой паузы мистер Волд продолжил: — Милана Грей — новая ученица высшей школы волшебства № 2, — торжественно произнес он.

Я чуть не ахнула от удивления. Улыбка довольно поползла к ушам. Чтобы вдруг не свалиться от радости, я приложила руку к гладкому дереву трибуны, надеясь, что если что, она меня удержит.

— Ее зачисление состоится в первый день следующей недели. Так что в понедельник вы и

Милана узнаете, в какой класс и на какой курс она будет зачислена.

 

Глава 6

— Вы обещали все рассказать, — наконец решилась сказать я, убирая сумку на верхнюю полочку, чтобы не смотреть в глаза Джеймсу.

Мистер Логон наблюдал за пробегающими белыми пейзажами, домиками в дали и темным лесом, делая вид, что он не слышит меня.

Сердце как будто сжали со всех сторон. Дышать было на удивление легко, но сами легкие казались наполненными пылью и камнями. Мысли причиняли боль, но я хотела все узнать. «Сейчас я жертва, меня надо жалеть, а не себя, мистер Логон», — подумала я, наблюдая, как он старается закрыться от меня молчанием.

— Вы со мной не разговариваете… — проговорила я. Мне сейчас требовалась его поддержка, а он молчал. После небольшой паузы я продолжила: — Вы же сами сказали, что долго ждали. Почему бы не рассказать сейчас? — тихо спросила я.

Мистер Логон молчал, его взгляд опустился на край окна, и он явно уже давно не рассматривал пейзажи.

От попытки сдержать себя от крика или от слез, от повисшего молчания мне стало жарко.

Я сняла куртку и перчатки, которые купила в городке около школы. Положив вещи рядом на сидение, я взглянула на Джеймса Логона. Он молчал. Он просто игнорировал меня. Я пыталась сдержать дыхание, но оно становилось все чаще. Рука, вцепившаяся в теплую ткань, задрожала, и я сорвалась:

— Да обратите на меня уже внимание! — крикнула я и кинула первое попавшееся в бледное отражение лица учителя на стекле.

Перчатка ударилась, и поползла по стеклу вниз. Мистер Логон смотрел в окно, не реагируя на окружающее. Я закрыла лицо руками, упершись локтями в ноги.

— Пожалуйста, — еле слышно прошептала я перед тем, как сдаться.

— Все не так просто, — спокойно сказал учитель.

Я подняла голову: он все так же смотрел в окно.

— Мне тоже сейчас непросто, — призналась я и повернулась к окну. Говорить о своих чувствах вслух нам сейчас двоим было тяжело.

— Да, прости, — сказал он и посмотрел на меня. Мистер Логон встал, чтобы закрыть дверь в купе. — Я, наверное, начну с самого начала, — он сел и начал рассказ. — Твои родители были знакомы с детства, они жили по соседству, учились в одной средней школе, вместе поступили в высшую школу волшебства, в которой ты сейчас учишься, вместе были зачислены в Б класс. Алиса и Джейсон всегда ходили вместе, у них было много знакомых, но самыми лучшими друзьями они были только друг другу. Джейсон постоянно был на ее стороне, а она на его, хотя он был и не всегда прав. Знаешь, твоя мама была очень добрая и отзывчивая… — Джеймс замолчал на пару секунд, видимо вспоминая маму, какой она была. — Но мне повезло стать их другом, — он улыбнулся то ли от гордости, то ли от воспоминаний. — На 5 курсе, тогда время было смутное, — улыбка сбежала с лица учителя.

— Я задержался в городе и поздно возвращался по главной дороге, через лес, в школу. Я услышал шорох среди деревьев и решил достать волшебную палочку, на всякий случай. В шестнадцать лет я был неуклюжий. Палочка застряла во внутреннем кармане накидки, ну, то есть епанчи, как бы я не старался никак не мог её вытащить, и тогда снял епанчу, — Джеймс прервал рассказ, чтобы спросить, можно ли ему епанчу обзывать накидкой. Я кивнула, и он продолжил: — и не заметил как сзади ко мне подобрались и, прикрыв ладонью рот, утащили в лес. От неожиданности у меня все упало из рук на протоптанную дорогу. Со мной постоянно что-то происходило… — признался он, громко выдыхая. — Маги в черных мантиях держали еще двух учеников, те были младше: девочка, я знал ее, она училась на втором курсе Б класса, а парня не знал, наверно, он был из другого класса.

Джейсон подрался в баре, и возвращался с Алисой еще позднее, чем я в школу. Твои родители наткнулись на мои вещи. Мы были не так далеко в лесу и хорошо слышали их.

Джейсон умолял Алису не ходить в лес с ним, заставлял её пойти к директору. Но второкурсница укусила за руку мага, который закрывал ей рот, и закричала. Маги бегом потащили нас дальше в лес. Твоя мама, как только услышала крик, сорвалась с места.

Алиса была худенькой, с длинными светлыми волосами, она казалась беззащитной, но у нее был сильный характер, отважный… В общем, твои родители спасли нас. Мы втроем отбивались от черных магов. Вряд ли мы бы победили, если бы не подоспели учителя, позванные младшекурсниками, которых мы заставили убежать.

Я был благодарен Джейсону и Алисе и удивлен их способностям. По сравнению с ними я казался неумехой-первокурсником. После этого случая я в больнице лежал, в школьной, и они приходили ко мне каждый день. Джейсон помогал мне с уроками, которые я пропустил, а Алиса любила читать вслух, она такие замечательные рассказы мне читала… и голос у ней был легкий и приятный. Не знаю, что они во мне нашли, но мы очень сильно сдружились.

Твой отец был очень смелый, но в любовных признаниях он — трус, — губы Джеймса растянулись в ухмылке. — Я помогал ему, как только мог. Да, он с твоей мамой в первый раз поцеловался только в конце 5 курса.

Сразу после школы они поженились, и через два года родилась ты. У них к тому времени уже был свой магазинчик. Я помню, твоя мама часто пекла наивкуснейшие пироги, торты и ставила их при входе в магазин, как бесплатное угощение. Некоторые только ради них и приходили, я не был исключением, ведь обожал ее выпечку, — Джеймс рассмеялся, и я почувствовала, что улыбка коснулась и моих губ, но его лицо резко переменилось, смех затих и уступил место боли. — Одна их бывшая одноклассница предложила им присоединиться к пожирателю душ. Твои родители отказали, и тогда она решила взять их силой, но Джеймс и Алиса хорошо держались, и твой папа лишил одного темного мага пальца, как оказалось потом, он был возлюбленным той девушки-мага. И она решила отомстить, напав на твою маму, использовав заклинание «поджог».

— Ин фаер? — спросила я.

— Да. Откуда ты его знаешь? Его не проходят в школе.

Я поведала Джеймсу все: что, как и когда я видела. Он сказа, что так все и было, что я видела себя, маму, папу и Дину Логон. Пока я все усваивала, Джеймс молчал.

— Стоп! Дина Логон? Логон? — удивилась я. Может, он ошибся…

— Да, — голова Джейсона виновата опустилась. — Дина Логон — моя сестра. После того, как она подписала контракт души, мой отец решил выгнать ее, и она убила его, мою маму, и лишила меня ноги, — Джеймс задрал правую штанину, обнажив деревянный протез. Я раньше не замечала, что у мистера Логона нет ноги или что он хромает, или испытывает неудобства. Джеймс поправил брюки и сжал руку в кулак, и я поняла, что нужно медленно уводить его от темы о его сестре.

— Мама умерла в тот день? — тихо спросила я, удивившись, как у меня хватило сил это сказать.

— Нет. Огонь… эм… изуродовал все тело, лицо и приковал Алису к инвалидной коляске.

От воспоминаний об огне, я невольно начала тереть кольцевую белую полоску на запястье, оставшуюся после ожога. Джеймс посмотрел на меня и кивнул. Я с огромными усилиями убрала руку от ожога.

— Как я оказалась в детдоме?

— Я был в гостях у твоих родителей, играл с тобой, когда вокруг дома зажглось кольцо огня. Пять бездушных напали на нас. Алиса отдала тебя мне, сказала, чтобы я спрятался с тобой во втором измерении, чтобы я тебя спас. Я умолял ее передумать, говорил, что они не справятся вдвоем. Но она объявила условие, против которого я не смог пойти.

«Джеймс, если ты сейчас же не унесешь Милу отсюда и не спрячешься с ней, то я никогда тебе это не прощу», — процитировал он. — Испугался я не слов, а ее серьезного злого голоса и синих глаз, смотрящих в упор. Я отправился к ближайшему порталу и оставил тебя в детдоме, чтобы помочь твоим родителям. Я не думал, что ты останешься там надолго. Прости, Милана, — он поднял на меня глаза, полные раскаянья.

Он сидел, наполненый горем и страхом. Я положила руку ему на плечо, тем самым говоря, что я простила его, что все хорошо. Я впервые видела мужчину настолько беззащитным. Я впервые видела вечно веселого мистера Логона чуть ли не плачущим от болезненных воспоминаний. Сжав руки еще крепче в кулаки, он продолжил:

— Я сразу вернулся к твоим родителям, но было поздно, — Джеймс замолчал, сел ровно, скинув мою руку, и продолжил, смотря в окно: — Я застал горящий дом, когда твой отец выносил ее мертвое тело. Я впервые видел его плачущим. Он сидел у бездыханного тела и орал во все горло. Джейсон потерял сокровище всей своей жизни, которое он всегда защищал, но сейчас не смог спасти, — Джеймс сделал еще одну паузу, чтобы прийти в себя. Он сжал челюсти так сильно, что они задрожали. Он пытался воздержаться от нарастания боли и слез. Пара глубоких вздохов помогли ему прийти в себя. — В ту ночь я еще не знал, что потерял и его, — Джеймс еще раз глубоко вздохнул. — Твой отец погиб от горя. Он похоронил Алису сам, за домом, точнее, за его обгорелыми остатками. Джейсон провел два дня у могилы, я умолял его переехать ко мне, умолял перестать убиваться, а он молчал, просто молчал. Я умолял его продолжать жить. Я тоже страдал из-за смерти

Алисы, но желание спасти хотя бы Джейсона заставляло меня не показывать ему свою боль, я все время проводил с ним, только вечером уходил, чтобы поспать и приготовить ему поесть, хотя он ничего из мною приготовленного даже не трогал. Каждую ночь я надеялся, что приду к нему, и он согласиться уйти со мной или хотя бы скажет мне слово.

И мое желание сбылось, он заговорил со мной, но не так, как я хотел. Он навел на меня палочку и закричал на меня, что я ничего не понимаю, что он потерял то, чем дышал, что он потерял цель жизни, Алису. Он ударил меня заклинанием, и я потерял сознание. Когда я очнулся, его уже не было, он ушел, я целую неделю приходил туда каждый день, надеясь застать его там, но он просто ушел, сдался, — Джеймс потер лицо. — Потом мне пришлось сбежать из города, спасая свою семью. Я хотел остаться и перебить всех этих тварей, — сквозь зубы проговорил учитель и ударил рукой в мягкую спинку сидения. — В том году я потерял шесть дорогих мне людей: отца, мать, сестру, Алису, Джеймса и тебя.

Прости, что я не забрал тебя сразу. Я не знал, как посмотреть тебе в глаза после того, как не смог спасти твоих родителей. Я не знал, как скажу тебе, что не смог их спасти.

— Вы не виноваты, — прошептала я, но он меня не расслышал.

— Через двенадцать лет, в тот же день, когда я отнес тебя, я сидел в кафе на станции, возле того детдома… Прости меня, что я такой слабый, даже не смог тебе все сказать сразу, наврал с именем, и вообще… — сказал Джеймс.

Я не заметила, когда у меня хлынули слезы, не заметила, когда они намочили щеки. Мы с Джеймсом испытывали одну боль. Я сорвалась с места и обняла мистера Логона.

Мне нужно было все обдумать и успокоиться. Я попросила Мистера Логона взять мои вещи, когда поезд прибудет на станцию, и вышла из купе. Я облокотилась на горизонтальный поручень, прикрепленный вдоль всего вагона. За окном проплывали посеребренные поля, а в моей голове всплывал образ мамы: ее волосы, бледная кожа, хрупкая фигура…

Я не помнила лица отца и перебирала кадры, привидевшиеся мне в столовой, пытаясь уловить хоть какие-то его черты. Но только темный силуэт в тканевом плаще, высокий, широкоплечий. Я пыталась еще что-то вспомнить, но только металась от жуткой сцены к детдомовским стенам. Я испытывала глубокие, теплые чувства к людям, которых совсем недавно ненавидела.

Уже показалась платформа, люди на ней кучковались в маленькие группы по три, два человека, заглядывая в окна проезжающего поезда. Я рассматривала радостные лица встречающих, скучающие лица мужчин с табличками и усталые лица, ожидающие свой поезд. Наткнувшись на лицо светловолосой женщины, мои глаза широко раскрылись.

Мама? Я выгнулась, чтобы убедиться, но она пропала. «Привиделось», — решила я и снова поникла. Быстро я пробежалась глазами по лицам людей, стоявших перед остановившимся поездом, стесняясь признаться себе, что ищу желанные синие глаза.

— Милана, пошли, — сказал стоявший за мной Джеймс.

Все тело дернулась из-за укола реальности. Я даже не слышала, как учитель раскрыл двери купе.

Мы вышли из поезда, и я сразу повернулась в ту сторону, где видела маму. Пробегая по лицам, я только все сильнее и сильнее расстраивалась.

— Мила, — услышала я долгожданный, дрожащий голос и обернулась.

Передо мной стояла мама. Ее длинные волосы были заплетены вокруг головы. Бледную кожу и теплые глаза красиво подчеркивало длинное синие платье. По розовым щекам текли слезы. Мои ноги подкосились, но она поймала меня в теплые объятья. Если я сошла с ума, так пусть так будет всегда. Ради этого я готова, готова лишиться ума. Я прижалась к ее пылающему телу, и готова была простоять так всю жизнь.

— Я так хотела тебя увидеть. Я даже не смогла дома вас дождаться и приехала встретить.

Ты так похожа на Джейсона и Алису. Глаза, волосы … Я совсем забыла, как ты похожа на них.

Мои руки упали, и я испугана попятилась. Улыбка мамы поползла вниз. Она не понимала, в чем дело, как и я. Что она говорит? Может мне только чудится, что это мама? Я потрясла головой, пытаясь выкинуть ее образ из головы, но не получалось. Передо мной стояла испуганная мама, моя мама. Я врезалась в Джеймса и посмотрела на него мокрыми от слез глазами. Мистер Логон расплылся в моих слезах, его улыбка исчезла с лица.

— Милана, — резко развернул меня учитель, и слезы слетели с глаз. — Это Лиса. Она сестра твоей мамы, это не мама, Мила. Они сестры, — успокаивал меня он, держа за плечи, пока из глаз не перестали течь слезы.

Выбравшись из хватки Джеймса, я отошла от него. Я вытерла слезы, мокрые щеки щипали от холода. Я посмотрела на Джеймса, на ма… на Лису.

— Тетя? — спросила я.

— Да, — ответил учитель.

— Мамина сестра?

— Да, близнец.

— Тетя, родная… — перебирала я вслух. — Замечательно! — подвела итог я. — Можно вас обнять?

— Конечно, дорогая, — улыбнулась в ответ тетя Лиса.

С разбегу я обняла ее, и в душе, где-то глубоко, где всегда было пусто и темно, зажегся огонь, может, не такой яркий, как требовалось, но его присутствие грело меня. Объятья были другими: родными, но не мамиными. Я вдохнула цветочный аромат духов тети и отпрянула.

— А мне тоже можно? — усмехнулся Мистер Логон, и подошел к Лисе. Приобняв, он поцеловал ее в подставленную щечку. — Милана, твоя тетя — женщина с которой я поклялся провести всю жизнь в радости и в горе. Я с Лисой познакомился на свадьбе твоих родителей, — обнимая тетю левой рукой, Джеймс взял ее за руку, и я обратила внимание на два одинаковых обручальных кольца.

— Пойдемте, нас ждет карета, — сказала Лиса.

 

Глава 7

— Лиса, мы выйдем на Дырявой площади. Я хотел кое-куда сводить Милану, — сказал мистер Логон, взглянув в окно.

— Хорошо. Я покушать приготовлю, а то не успела, — призналась тетя, смущенно улыбнувшись мужу.

— И долго ты стояла на платформе?

— Не-е-е, — протянула она, мотая головой. — Часика полтора-два.

Джеймс рассмеялся, и Лиса ему улыбнулась. А я, как дура, сидела напротив и улыбалась всю дорогу, разглядывая их уже как родственников. Как бы сухо это не звучало, но мне нравилось просто сидеть и смотреть, как они привычно обсуждают свои семейные проблемы. Мне казалось, что я часть их семьи, нет, мне просто хотелось быть частью такой замечательной семьи. Так почему бы себе не позволить поиграть в «Дочки-матери» и не насладиться этим?

— Тетя Лиса, а у меня есть еще родственники?

— Нет, — тихо ответила Лиса, но, поняв, что это не тот ответ, который я ждала, сказала: — У

Джеймса есть двоюродная сестра, а у нее муж, дочка, которая, кстати, в следующем году будет поступать в твою школу. Я думаю, ты можешь считать их родственниками. Они хорошие, ты им понравишься.

Я ей улыбнулась, но получилось это совсем неискренне. У меня остались только тетя и Джеймс. Замечательно, что у меня хоть кто-то есть. И глупо ныть, ведь совсем недавно я не могла даже мечтать об этом.

— Милана, называй меня Лиса, а то это «тетя» мне не нравится. Звучит так, как будто я старая, — улыбнулась тетя.

— Милана, я тоже хотел бы тебя попросить, за стенами школы называй меня просто

Джеймс, все-таки мы не чужие, — присоединился он.

— Хорошо. Лиса и мист… и Джеймс, — поправила себя я.

Тетю называть по имени я привыкну быстро, так как только недавно познакомилась с ней и еще даже не привыкла называть ее тетей, а вот Джеймса… Его я мистером Логоном называла четыре месяца, и, к тому же, он мой учитель — переучить себя будет непросто.

Пусть это будет ему наказанием за долгое молчание. (Это не было страшным проклятьем, а всего лишь шуточным оправданием.)

Оставшуюся дорогу я все также сидела напротив и рассматривала новоиспеченных тетю и дядю. Родственники — какое замечательное слово. Так все это греет в зимний день. Я согласилась довериться мистеру Логону потому, что было нечего терять. А сейчас я мечтала, чтобы Лиса и Джеймс никогда не покинули меня.

Я плохо помнила родителей, но я помнила любовь к ним. Их нет с нами, но я горжусь ими и люблю их, я им стольким обязана… Я мечтала узнать о них все, все, что они не успели мне поведать. Хотела узнать о проказах папы, о влюбленных взглядах, посвященных маме. Хотелось такой же красивой картинки, как в рекламах или в кино. Но единственные, кто был со мной, это Лиса и Джеймс, замечательная пара, они любят меня, но все-таки они не папа с мамой.

Мы с Джеймсом вышли у уже знакомого мне фонтана. С первой моей встречи с этой площадью мало что изменилось. Дети окружили незамерзающий фонтан. Снежинки трусливо облетали цветную воду и падали на детские ручки. Движение на площади, по сравнению с прошлым разом, уже нельзя было назвать оживленным. Привычные здесь толпы людей спешили спрятаться от холода, только дети подбадривали фонтан смехом, потирая замершие руки в варежках.

Мы свернули в одну из многих узких улочек. Чем дальше мы шли, тем меньше людей нам попадалось, а за оставшиеся полпути нам вообще никто не встретился. Мы уткнулись в высокий деревянный забор: вскинув голову вверх, можно было подумать, что он упирается прямо в серое небо. Джеймс подергал пару шершавых досок и наткнулся на открученную снизу, он отодвинул ее и пропустил меня. Я влезла в дырку, и мои сапоги скрылись в снегу. Из-под снега виднелись горелые доски, еле стоявшие стены, рамы и битое стекло.

— Иди за мной, — сказал мистер Логон, с трудом вылезая из дырки в заборе, и направился к другой стороне участка.

Все тут было пропитано старостью: шум голых деревьев, скрип оторванной ступеньки, висевшей на одном гвозде на лестнице, ведущей вверх, в никуда, даже здешний хозяин — ветер ворчал, как старик.

Мы подошли к надгробной плите. «Алиса Грей», — гласил крупный шрифт на камне. Я стряхнула прилипший к буквам снег, и тогда показались другие буквы: «Мать, жена, друг и замечательный человек».

— Я сразу как вернулся в город, поставил надгробие, — объяснил Джеймс, стряхивая последние снежинки с камня.

Я вспомнила лицо мамы: молодое, веселое. Удушье подкралось к горлу, плакать уже не было сил, и я, попросив у мамы прощения, оставила Джеймса одного. Я подошла к обгорелым стенам дома и оглянулась: снег на могиле придавила красная роза, теплые лепестки обволакивал голубой холод. Я отвернулась и шагнула на обломки, торчащие изпод снега. Смотря под ноги, я вышла в центр и подняла голову. Выцветшие, обожженные обои всплыли в памяти бежевой стеной в гостиной на первом этаже. Потекший, пластмассовый детский стульчик вспыхнул воспоминанием: Я, маленькая девочка, теребила ложку в тарелке с кашей. Разбитая керамическая плитка, блеснула вкусным запахом от маминых пирогов. Я мотала головой, и все вспыхивало воспоминаниями, звуками, криками, картинками, запахами. Голова закружилась и я упала.

— Милана, — подбежал Джеймс, — что с тобой?

— Уйдем отсюда, — сказала я, не открывая глаза из-за страха, что все снова начнет кружиться. — Уйдем.

— Уйдем, уйдем, — испуганно проговорил он, поднимая меня с досок.

Я встала на ноги и раскрыла глаза. Смотря вниз, на обломки, покрытые снегом, я вышла за пределы дома и остановилась:

— Идем? — спросила я, трусливо поднимая взгляд на Джеймса, стоявшего все на том же месте.

— Да, — дядя поспешил ко мне.

Джеймс обнял меня за плечи, и мы пошли к нашим следам у дырки в заборе.

Всю дорогу Джеймс молчал, правда, я и сама не хотела об этом разговаривать. Только у дома, когда мистер Логон позвонил в дверь, я нарушила наше молчание:

— Не говори Лисе.

— Да, хорошо, — неловко ответил он.

Джеймс с Лисой жили на людной улочке, по всей территории которой приютились близко друг к другу домики. Они были совершенно разные, но все не выше двух этажей, правда, у некоторых были небольшие одинокие комнатки на третьем этаже. И ни один домик не был квадратным, все они были странно построены. Криво, неуклюже смотрелись домишки, но очень по-домашнему. Даже разнообразие цветов заставляло удивиться, какие разные люди могут жить по соседству.

Домик Логонов был двухэтажный, второй этаж был чуть меньше первого. Бледно-желтые стены, зеленая черепица, фундамент из красного кирпича, крыльцо со ступенями освещали два фонаря, свисающие с козырька под цвет крыши, белая дверь, белые рамы окон и горшки с цветами. В общем, безвкусный дом, но очень милый.

Лиса открыла дверь, и запах выпечки сразу околдовал меня.

— Милана, что с твоими штанами? — спросила она, пропуская нас в дом.

— Упала, — в общем, я не соврала, просто не договорила.

— Иди переоденься и спускайся кушать, — сказала тетя.

Что-то зазвенело, и Лиса скрылась в кухне.

— Пойдем, покажу твою комнату, — предложил Джеймс, вешая наши куртки на напольную вешалку.

Я поднялась за Джеймсом на второй этаж, он открыл крайнюю дверь и пропустил меня в комнату, оставшись в дверях. Я вошла, и мой взгляд сразу приковала большая кровать с белым балдахином.

— Лиса сама все выбирала. Не знаю, с чего она взяла, что ты любишь сиреневый… — смутился Джеймс.

— Мне нравится, — сказала я, рассматривая бледные сиреневые обои.

— Переодевайся и спускайся. — Джеймс закрыл дверь, оставляя меня одну.

Я оглянулась: комната была совсем не обжита, даже пушистый ковер на полу и три книги в шкафу не могли ничего исправить.

Я сняла джинсы, вместе с мокрым пятном они приобрели и дырку. Найдя в своей сумке другие штаны, надела их. Мокрые и рваные джинсы я повесила на спинку стула у деревянного стола и вышла из комнаты.

Сладкий запах и оживленный разговор привели меня в столовую, где за большим столом сидели Лиса и Джеймс. Как только дверь заскрипела, они замолчали и повернулись ко мне. На столе стояло три тарелки, от еды на которых шел пар.

— Я ничего вкуснее не ела, — заметила я за ужином.

— Милана, — обратилась ко мне тетя, взяв дядю Джеймса за руку. — Мы тебя очень любим.

Мы всегда мечтали о такой дочке, как ты, — я не понимала, к чему она ведет. — Мы бы хотели оформить опекунство, — каждая фраза ей давалась нелегко.

— Ты не против? — спросил Джеймс. — У тебя будет фамилия Грей, мы не будем претендовать на место родителей в твоем сердце. Алиса и Джейсон всегда будут твоими родителями, — уговаривал меня Джеймс, сжимая руку жены.

— Ты не против? — теперь спросила Лиса.

Тетя нервно поглаживала Джеймсу руку, они смотрели на меня и ждали. Я давно решила, что хотела ответить, но не могла открыть рта. Мне хотелось этого, сильно хотелось, но я не решалась ответить.

Я упала Лисе на колени.

— Я только об этом и мечтала, — призналась я и подняла голову. По лицу тети текла слеза, скатившись с щеки, она застыла на губах.

— Спасибо, — сказала тетя и улыбнулась еще сильнее, глаза сузились, и по краям показались милые морщинки.

Я встала с колен и обняла стоявшего с распростертыми руками Джеймса. Он обнял меня в ответ и, поцеловав в затылок, прошептал: «Спасибо, дорогая».

После ужины мы с тетей смотрели фотоальбом, из которого она подарила мне фотографию: я, родители, Джеймс и Лиса.

— Девочки, собирайтесь, — прервал нас дядя.

— Куда мы? — спросила я, убирая руки с альбома.

— В суд, — ответила Лиса. — Я уже отнесла все, но они требуют твое присутствие для установления личности. Еще на счет опекунства…

— Я отправил письмо, — сообщил Джеймс.

— А, хорошо. Тогда еще им нужно твое подтверждение.

— Я тогда пойду наверх, приведу себя в порядок, — сказала я и встала с клетчатого дивана.

— Давай, я тоже пойду переоденусь.

Мы с Лисой поднялись наверх и разошлись по комнатам. Я зашила джинсы, надела блузку, убрала волосы. Все таки, не каждый день в суд хожу, оделась поприличней.

Пока мы ждали карету, я смотрела вверх на падающий снег. Казалось, нет никаких проблем, кроме покалывания снежинок.

— Милана, надень капюшон, — сказала Лиса. Я вытащила руки из теплых карманов и натянула капюшон. Он пополз вниз, и мне пришлось опустить голову. — Где твоя шапка? — спросила тетя, натягивая мне капюшон.

— Нету. Я ее еще в прошлом году потеряла, — ответила я, увлеченно смахивая снежинки с челки.

— Холодно, а ты без шапки. Нехорошо, — заметил Джеймс, пряча голые руки в карманы брюк.

Мы сели в подъехавшую карету, Джеймс сунул монеты в руку кучера, и мы тронулись.

Карета привезла нас к высокому зданию с черной, гладкой облицовкой. У дверей стояла охрана, дядя сказал им, что мы по делу Миланы Грей и показал удостоверение. Два здоровяка пропустили нас внутрь.

Мы ждали в коридоре на третьем этаже, пока к нам не вышел мужчина в форме и не пригласил войти. Зал был с высоким потолком, у стены стоял большой полукруглый столкафедра, за которым сидел судья и еще два человека по бокам, звание которых я бессовестно не знала. Мы прошли пустующие лавки для присяжных заседателей, и, после того, как судья в парике разрешил нам сесть, мы заняли свои места за отдельным небольшим столом.

— Мисс Милана Грей, встаньте за трибуну, — приказал мужчина, сидящий справа от судьи.

Я безропотно послушалась. — Вы обязываетесь говорить правду и только правду, на все вопросы отвечать четко. Вы согласны с этим?

— Да.

— Документ — Свидетельство о рождении, восстановлен. Для выдачи, просим вас ответить на пару вопросов, — сказал он.

— Вы подтверждаете, что двенадцать лет жили не в этом измерение? — спросил судья.

— Подтверждаю.

— Не могли бы вы назвать имена ваших родителей?

— Алиса Грей, Джеймс Грей — мои родители, — уверенно ответила я.

— Вы подтверждаете, что вам полных тринадцать лет?

— Подтверждаю.

— Я, Юлий Смит, — начал, положив правую руку на сердце, судья, — выдаю вам документ с подтверждением данных о вас: Вы — Милана Грей, рожденная 13 апреля 1997 года в городе Санкт-Стартлайф на улице Новая, дом 23, получаете восстановленный документ 18 декабря 2010 года, — сказал судья и передал документ стоявшему сзади мужчине в форме, который передал его мне.

Судья стукнул молотком, объявив конец дела. Я села за стол. Женщина, сидящая слева от судьи, передала ему какие-то бумаги.

— Мистер и Миссис Логон, пройдите за трибуну, — попросила женщина. Тетя с дядей прошли за трибуну, расширившуюся по волшебству. — Вы обязываетесь говорить правду и только правду, на все вопросы отвечать четко. Вы согласны с этим?

— Да, — ответил Джеймс.

— Да, — повторила Лиса.

— Джеймс Логон, вы подтверждаете свое желание стать опекуном Миланы Грей? — спросил судья.

— Подтверждаю.

— Вы, Лиса Логон, подтверждаете свое желание стать опекуном Миланы Грей?

— Подтверждаю, — уверенно ответила тетя.

— Милана Грей, встаньте, — приказала женщина. И я вскочила со стула, ударившись о стол.

Деловая обстановка мне была чуждой, и расслабиться или хотя бы успокоиться мне не удавалось. Меня преследовало чувство, что я сморожу какую-нибудь глупость в самый неподходящий момент.

— Милана Грей, — обратился ко мне судья, — Так как вы не состоите ни в одном из детских домов, просьба огласить подтверждение вашего согласия, что с сегодняшнего дня, 19 декабря 2010 года, Лиса Грей, ваша тетя, и Джеймс Логон являются вашими опекунами.

— Подтверждаю.

— Все данные о семье Логон были просмотрены, судья дает разрешение на опекунство мисс Миланы Грей. Подтверждение этому вы можете забрать в администрации, предъявив паспорта, — сказала женщина.

Судья стукнул молотком, и мужчина, проводивший нас в зал суда, отвел обратно в коридор.

— Это надо отметить, — предложил Джеймс, потирая руки. Лиса ткнула его локтем в бок. — Тортиком, — объяснил дядя.

Забрав документы, мы отправились домой, где съели пропитавшийся торт, что приготовила Лиса. Джеймс, Лиса приняв душ, отправились в комнату, а я налила себе ванну.

Я сложила вещи на стульчике, и из кармана выпала фотография, подаренная тетей. Я залезла в теплую ванную. За окном была уже ночь, а снег не переставал падать, и я отказывалась ложиться спать. Я рассматривала фото: Лиса с мамой одно лицо, но тетя чуть повыше. Папа высокий, сильный, мама, наверно, всегда чувствовала себя защищенной рядом с ним. Я на фото, да и сейчас, была больше похожа на него, чем на маму. Цвет волос, курносый нос, скулы, губы, густые ресницы, разрез глаз — все его.

Джеймс, обнявший на фото Лису, был особо не красавчиком. Тетя с мамой мне казались идеально красивыми, и если бы я не знала добрый характер Джеймса, то не смогла бы даже догадаться, почему тетя Лиса выбрала его. Брюнет с небрежно разлетевшимися волосами, карие глаза, длинные, тонкие губы, ростом чуть ваши тети. Его костюм был проглажен, без единой пылинки, галстук на тона два темнее рубашки — все в порядки. А папа наоборот: штаны, рубашка, расстегнутая сверху, засученные рукава — он держал меня на руках, а я теребила его волосы. «Папочка», — прошептала я, проводя пальцем по его лицу на фотографии.

Я вытерла мокрые соленые щеки, положила фото на стопку сложенной одежды, нырнула под воду и открыла глаза. Свет ламп переливался по поверхности воды золотом. «Жизнь становится лучше, но от прошлого не убежать», — подумала я и вынырнула. Не только грусть по погибшим родителям преследовала, но и воспоминания о сером городе, в котором я прожила двенадцать лет. Я пыталась сбежать из этого города, но он уже жил во мне. Я заперла его под замок, но он все равно напоминал о себе.

 

Глава 8

Мы уехали сразу после завтрака, и в час я уже брела одна по городу вдоль кафешек, мимо которые мы в прошлый раз проезжали на карете, в сторону школы. Джеймс отдал мне вещи и ушел по делам в другую часть города. Воскресенья, а людей мало. Тишина, только хруст снега под ногами и музыка, долетающая из открытых дверей кафе.

Зачерпнув ногой снег, я завернула в улочку и увидела Эвана, Дашу из Б класса 3 курса и ее сестру — Мису, учащуюся на первого курсе. Перед ними из дыма появился мужчина в черном плаще с капюшоном и в металлической маске, прикрывающей верхнюю часть лица, из-под которой виднелся шрам, шедший по щеке и верхней губе.

У Даши из рук выпала кружка и разбилась, упав на вымощенную камням дорогу.

Маленькая слойка снега на дороге окрасилась в цвет какао. Девушка медленно встала пред сестрой, прикрыв ее спиной. Эван схватил палочку, но мужчина выбил ее заклинанием «отпаус».

— Не делай глупостей, парень, — посоветовал маг.

Безоружный Эван встал впереди девочек, прикрывая их собой. Из-под его волос побежала струйка пота, Эван напрягся, приготовившись к удару. Миса, дрожа, вцепилась в руку сестры.

— На что ты мне? — крикнул мужчина и, взмахнув палочкой, откинул Эвана с дороги. Он ударился об камень и вырубился. Даша нацелилась палочкой на темного мага.

— Не подходи, — сказала она. Голос дрожал от страха так же, как и все ее тело.

Мужчина нацелился на нее, и я выбежала на дорогу, выдернув волшебную палочку из-за пазухи и взмахнув ею, выкрикнула: «Отпаус». Его рука дрогнула. Мужчина злобно посмотрел на меня, через плечо Даши. «Бомбс!» — крикнул он, и дорога подо мной взорвалась. Я влетела в дерево.

«Окаменей», — махнул мужчина на Дашу, и она покорно застыла в ту же секунду. Обходя девушку с вытянутой рукой, он направился к Мисе, в страхе пятившуюся назад. Я встала на ноги и опять направила палочку на мага. Он, заметив, опять взорвал подо мной землю.

Когда я очнулась, маг схватил Мису за руку. «Откинься!»- крикнула я, не вставая с колен.

Мужчина отлетел с дороги в деревья, откуда послышались злобные вопли.

Я встала, голова закружилась, и жутко заболел висок. Миса подбежала к сестре. «Релакс», — прошептала она, и Даша рухнула на холодные камни.

Из-за деревьев вышел маг. «Откинься!» — выкрикнула я, тяжело идя ему на встречу.

«Бэк», — отразил он.

Даша потянулась за палочкой, выпавшей из руки, но мужчина наступил на нее каблуком, она затрещала и треснула. Девушка застонала, маг перешагнул через ее вытянутую руку.

Он шел на меня, я на него. Его злило, что я посмела ему помешать, и его сильно задело, что я посмела с ним соперничать. «Веле!» — крикнул мужчина. «Бэк», — попыталась отразить я, но сжатый воздух только чуть рассеялся и ударил меня в живот. Я упала на колени, схватившись за места, куда пришелся удар.

«Бомбс!» — выкрикнула Даша, но поврежденная палочка, создав врыв между собой и ладонью, отлетела и откинула свою хозяйку.

Я встала на ноги. Горбясь от боли, я держала левую руку на животе. «Откинься!» — взмахнула палочкой. «Бэк», — отразил он, а потом добил меня: «Бомбс!» — крикнул он, и я свалилась лицом на мощеную дорогу, подвернув ногу.

— Да сдавайся ты уже! — сказал мужчина.

Я попыталась встать на колени, но дрожащие тело не слушалось. Не видя во мне опасности, маг развернулся ко мне спиной, направляясь к Мисе. «Бомбс!» — выкрикнула я во всю мощь, не в силах встать с четверенек. «Бэк», — резко развернувшись, крикнул маг.

«Бомбс» послышалась сразу с двух сторон, один из выкрикнувших был точно маг, так как я вскоре отлетела в дерево. Моя голова трещала от непрекращающихся ударов. Держась за дерево, я встала на дрожащие ноги. Мужчина лежал на земле, капюшон слетел с его головы, освободив темно-русые волосы. Второй голос был Эвана, он пришел в себя и взорвал землю под ногами мага.

Мужчина встал и, проведя палочкой снизу верх, что-то проговорил и растворился в черный дым. Я почувствовала облегчение, и это подкосило мне ноги. Эван кивнул мне, как бы спрашивая, как я. Вместо ответа я поползла вниз по дереву, теряя последние силы.

Верхушка дерева растекалась и танцевала. «Милана!» — услышала я перед тем, как сознание покинуло меня.

Белые стены, высокие окна, койки вдоль стен, на одной из них лежала я. Где я? Зрение было размазанным, словно я смотрела сквозь воду. У кровати кто-то стоял, но я смогла различить лица только через несколько минут, когда зрение восстановилось. У койки стоял Эван с перебинтованной головой, рядом, положив руки на спинку кровати у ног, Даша, из-за спины которой выглядывала Миса. Рядом, сбоку кровати, была Оливия.

— Милана, ты чего-нибудь хочешь? — спросила она, сев рядом на стул, и взяла меня за руку.

— Пить, — тихо ответила я, но моя просьба эхом разнеслась в моей голове. Боясь, что она развалится, я схватилась за нее.

— Я сейчас, — сказала Даша и выбежала в двери.

Миса подошла к кровати и повторила позу сестры, виновато пряча глаза. Оливия помогла мне сесть, подпихивая под спину подушку.

— Где я? — спросила я, когда голова перестала болеть.

Я начала крутить ей, но в глазах от резких поворотов начало темнеть и затошнило.

— Аккуратней, — сказал Эван, помогая мне облокотиться на спинку, грубо придержа за плечо.

— Ты в школьной больнице, тебя сюда Эван принес. Ты не помнишь? — спросила Оливия. В голове всплыла последняя картина: танцующая верхушка дерева, отдаляющая голубая высь, удар и все.

— Оливия, как она может помнить, когда сознания потеряла? — заметила вошедшая в палату Даша, не отрывая глаз от дрожащей воды в кружке. — На, — протянула она мне кружку. — Аккуратней, она тяжелая, — Даша, убедившись, что я крепко взяла кружку, отпустила ее.

— Спасибо.

Никогда раньше я не пила такую вкусную воду, наверно мне это, кажется, из-за пересохшего горла и жуткого желания смочить его. Кружку я быстро опустошила.

— Я сообщила медсестре, что она очнулась. Мисис Ли обещала принести Милане взвар из трав, от которого ей должно стать получше. Еще она сказала, что ей надо отдохнуть, если хотите, можете уйти, я посижу с ней, — сказала Даша, сев на соседнюю кровать. Я себя чувствовала трупом, когда в моем присутствии про меня говорили в третьем лице.

— Прости, что я отключился, — виновато попросил Эван, потирая шею.

— Ты не виноват. Это вы меня простите, что раньше не поспела, — обратилась я сразу ко всем.

— Что за глупости? — возмутился он.

— Она просто головой сильно ударилась, — намекая, что я действительно сказала глупость, объяснила Оливия. Я одарила ее злобным взглядом.

— Надеюсь увидеть тебя на завтраке. Пока, — сказал Эван и направился к двери.

Миса подкралась к краю кровати. Ее голова была виновато опущена, а руки теребили друг друга. Тут она сорвалась и упала на меня, обняв за талию. Мои брови от неожиданности поднялись, я их опустила и погладила ее по кукольным локонам. Ее щеки залились краской.

— Спасибо большое, — произнесла она и убежала из палаты.

— Я отнесла твои вещи в комнату, и принесла тебе юбку и кофту, в которой ты по школе ходишь, — Оливия показала на маленькую стопку одежды на краю кровати. В моей голове сразу вспыхнула бомба: «В чем я сейчас?» Я пошарила рукой под одеялом и вцепилась в шелковую пижаму. Не мою, точно не мою. Я подняла одеяло и увидела на себе розовые штаны и рубашку. Оливия заметив мое смятение, сказала: — Миссис Ли попросила, что-нибудь из того, в чем тебе будет удобно, но я не нашла твою пижаму.

— Она под подушкой, — объяснила я.

— Точно. Я там не искала, — Оливия свела тонкие брови.

— Я потом тебе отдам пижаму.

— Можешь не спешить.

— Спасибо.

— Побыстрей поправляйся, — попросила она, и в палату вошла медсестра с подносом. — Пока, — сказала Оливия и пошла к дверям.

Медсестра напоила меня травяным чаем, и по телу побежал приятный жар, заставила съесть какой-то лист, от которого жгло во рту, и ушла.

— Вы тут всю ночь были? — спросила я у Даши, сообразив, что сейчас уже ранее утро.

— Эвану перебинтовали голову и уложили здесь спать на всякий случай. А Оливия, как узнала что случилась, сразу прибежала к тебе. Она тут спала. И Миса, она сидела в коридоре со мной.

— Ты наверно спать хочешь…

— Нет. Не поверишь, я самая первая заснула, из-за слабости после заклинания полного расслабления.

— Что же ты в спальню не пошла?

— Милана, — начала она, — спасибо, что ты спасла мою сестру.

Из глаз Даши побежали слезы. Они, обгоняя друг друга, падали на клетчатый воротник.

— Все в порядке, Даш.

— Нет, — возразила она, смахнув соленные капли с лица. — Я не смогла ее защитить. Если бы не ты… Я даже представить боюсь, что бы случилась. Я всегда ее защищала, а вчера не смогла. Я очень тебе благодарна, ты пожертвовала собой ради моей сестры.

— Я недавно обрела семью, и я представить боюсь, что кто-то из них погибнет. Мы учимся в одной школе, мы живем вместе, мы — одна семья. Я просто обязана была помочь.

— Спасибо, — поблагодарила она, вытирая слезы, и сорвалась с койки обнять меня.

Они внешне были совершенно разными с сестрой, но Миса повторяла все движения, все манеры старшей сестры, у них была своя, особенная связь. Связь будет существовать всю жизнь. Она казалось больной, сумасшедшей связью, но такой позавидует каждый. Если бы вчера умерла Миса, то и Даша погибла бы.

 

Глава 9

Как здорово, когда сбываются мечты, как приятно волнение. Утро. Я иду по столовому залу, в красивой форме, как у всех: белая блузка с кармашком на груди, темно-синяя юбка в складочку, к которой замечательно подошли мои белы гольфы. Как мне нравится ощущать это предвкушение долгожданного, скорого финала: зачисления меня в ученицы высшей школы волшебства. И пусть у меня пластырь на разбитом носу, зашитый висок, и я прихрамываю, никакая царапина не заставит отказаться от мечты, столько времени и сил потрачено. Я гордо поднялась по ступенькам и встала рядом с директором.

— С сегодняшнего дня Милана Грей является ученицей высшей школы волшебства № 2.

Она зачисляется на 3 курс «Б» класса, — торжественно произнес мистер Волд и провел палочкой по карману на блузке. Серебряные нитки побежали по ткани, вырисовывая эмблему «Б» класса, заглавную букву «Б» с завернутой сзади шляпкой и хвостиком.

Директор тихо добавил, пожимая мне руку: — Поздравляю. Вы человек слова, Милана Грей. Как сказали, так и сделали. Я очень рад, что такие люди, как вы, учатся в этой школе.

Я повернулась к ученикам, эмблема блеснула, и по залу разнеслись одинокие аплодисменты Оливии. Ох, как я была ей благодарна. Она одна единственная принимала и поддерживала меня всегда и во всем. К Оливии присоединилась Даша, Миса, Эван, весь «Б» класс, а затем и вся школа. Приятно, очень приятно. Я, не в силах сдержать улыбку, повернулась к Джеймсу, его губы дрогнули, и он кивнул. Жаль, что мы не можем сейчас обняться. Я представляю, как он горд за меня. Я сбежала со ступеней к Оливии и обняла ее. Мы сели за стол. Меня наперебой поздравляли сидящие впереди, справа, слева, меня хлопали по плечу, пожимали руку. Я говорила всем «спасибо» и пожимала протянутые руки. Когда я говорила Даше, что мы все одна семья, я даже не представляла, что это может быть так, как сейчас. Я чувствовала себя частью этой большой и дружной команды, где любой человек важен.

«Велика честь», — послышалось за спиной. Но меня это высказывание не задело, хоть автор явно хотел, чтобы я его услышала.

Сразу после завтрака мы втроем: я, Оливия и Даша — отправились получать новые знания, на урок Волшебства. Оливия когда-то уже успела выпросить нам третью парту второго ряда справа, впереди сидела Даша с Эриком Смитом, пухленьким, неуклюжим, но очень добрым и наивным. Он был единственным наследником судьи Смита(Который вел дело о моем опекустве).

— Поздравляю, Милана Грей, с зачислением на 3 курс самого лучшего класса, — обернувшись, поздравил Дашин сосед по парте.

— Спасибо, Эрик.

— Прошу тишины, — сказала Мадам Греми, проходя мимо парт к своему столу. — Начнем.

Откройте ваши конспекты с прошлого урока. Сегодня у нас практика. Даю вам 10 минут на повторение, — объявила учительница и, сев на стул, начала рыться в куче бума, ею же раскиданных по столу.

«Флайт», — прошептал кто-то сзади, и ко мне на парту аккуратно приземлилась тетрадь. Я раскрыла ее: там был коряво написан конспект прошлого урока, который я пропустила.

Буквы в конце текста были меньше, чем в начале, что выдало уставшую руку писавшего.

Внизу на полях старательно было выведено пером: «От Оливера и Фреда Варментов». Я перевернула лист, внизу на полях был рисунок, на следующем — похожий. Я, положив руку, быстро пролистала уголки тетради, рисунок задвигался: я стою между братьев (если бы не стрелочки с именами, я бы вряд ли догадалась), потом мы радостно в обнимку, и у братьев над головой: «Поздравляем! ». И так повторяется до конца тетради, все 12 листов.

Криво, но очень приятно. Я обернулась, братья выглядывали из-за спин однокурсников и радостно мне махали, я кивнула им в знак благодарности.

Оливер и Фред — близнецы с очень яркой мимикой и очень дружелюбные. Хотя они всегда были вместе, у них было много знакомых. Казалось, они знали всю школу.

Внешний вид сочетался с их характером: засученные рукава, не туго затянутый галстук на расстегнутых верхних пуговицах, а взъерошенные волосы завершают образ хулиганов.

— Время истекло, — объявила Елизавета Греми, посмотрев на часы, висящие на стене, громко и надоедливо тикающие. — Прошу всех произнести заклинания, сделав правильное движенье кистью, — учительница подошла к Даше и положила ладонь на ее руку, потянувшуюся за палочкой. — Попрошу вас воздержаться от заклинаний. Лучше сделайте доклад по нашей теме, — сказала мадам Греми и вернулась к столу.

— Но, Мадам… — попыталась возразить Даша.

— Мне нужно за что-то поставить вам зачет, не спорьте.

Даша показательно развалилась на парте и что-то проворчала себе под нос. Мадам Греми проигнорировала это и продолжила:

— Я жду ваш доклад завтра же, — сказала учительница, а потом обратилась к остальному классу: — Ну, и что мы сидим? Начали.

Я пробежала глазами по конспекту, рассмотрела рисунок, и попробовала использовать это заклинание. Я начертала круг в воздухе палочкой, у начала провела линию вниз и поднялась по ней вверх, разделяя его пополам, произнесла «Сэлют красный», но ничего не произошло.

— Милана Грей, попробуйте произносить заклинания, когда производите движения палочкой. Круг — «Сэлют», линия — цвет.

Произнося заклинания, я повторила движения, и из кончика палочки, зашипев, начали вылетать кранные искры. Учительница кивнула мне и пошла дальше по классу, помогать другим ученикам.

— Круто, — промурлыкала Оливия, держа в руке палочку с золотыми искрами.

— Крис, произноси цвет четко, — проходя мимо ученика, сделала замечание Елизавета Греми. — Хилена, ты слышала, что я говорила мисс Грей? Круг — «Сэлют», линия — цвет. Попробуй.

Учительница Волшебства ходила по мерцающему всеми цветами радуги классу, проверяя заклинания и делая таким ручным тормозам, как я, замечания.

— Всем зачет. Стряхните палочки, — закончив обход, сказала преподавательница.

Все начали смахивать искры с палочки, по классу пробежало тихое, безобидное шипение, и кабинет лишился ярких пятин заклинаний, обретая свою обычную серость стен.

Прозвенел колокол, и мадам Грейми объявила о конце урока. Все попрощались с учительницей и пошли на ботанику. Даша всю дорогу ворчала, а Оливия с присоединившимися к нам братьями Вармент, подкалывала ее всю дорогу до класса.

На уроке ботаники Изабелла Флор, старушка, что вела урок, странная и фанатеющая от своих растений, рассказывала об обычных розах и их необычных свойствах. А на следующем уроке, которым была физкультура, мы играли в брюмбол. Брюмбол внешне схож с Конным поло, только вместо лошадей метла, но смысл один — забить больше голов в ворота соперника. Правда, в этом виде спорта я только начала разбираться, и успехов в

Брюмболе у меня совсем не наблюдалось, да и вообще спорт мне не очень удавался, а гимнастические снаряды меня избегали любым путем, причем не только в переносном смысле. Однажды из-под меня убежал гимнастический козел, я честно не знаю, как, но он убежал, взял и убежал, а я отбила себе все, что только можно было.

В брюмболе я, конечно же, не участвовала: не только из-за незнания всех правил, но и изза ноющей ноги, и побаливающего виска. Весь урок мне пришлось просидеть на лавке для запасных, под навесом. На стадионе было слишком шумно от криков, возгласов, ударов и свиста метел, а вот в природе царило спокойствие: ветра не было, снег не падал, да и птицы попрятались от холода. Я бы с радостью сейчас пила чай в зале моего, да-да, моего класса. Зачарованная епанча, конечно, грела, но у нее не было рукавов, и холод умело добирался к спрятанным от него рукам.

Следующим уроком было Зельеварение, после которого я осталась поговорить с дядей

Джеймсом.

— Тебе идет форма.

— Спасибо, дядя Джеймс, — сказала я, убедившись, что все ученики вышли из класса. — Я бы хотела написать тете письмо, но не знаю, как его отправить.

— Я отправлю, но ты же ее только вчера видела, — удивился Джеймс.

— Понимаешь ли, дядя Джеймс, когда я ее видела, я была Милана Грей, — говорила я с наигранной серьезностью, мистер Логон напрягся, и я продолжила, — а теперь я ученица 3 курса Б класса, — я не сдержалась и улыбнулась.

Дядя рассмеялся:

— Как я сразу не догадался, — подыграл он. Я помотала головой, насмешливо намекая, что я сама удивлена этому. — Отдай его мне, как напишешь.

— Хорошо, дядя Джеймс, спасибо.

— Да что ты все заладила дядя да дядя? — улыбнулся Джеймс. — Мне, конечно, нравится, но что-то в этом не так.

— Просто поверить в это никак не могу, — улыбнулась я ему в ответ.

— Как ты себя чувствуешь? Смотрю, ты еще хромаешь. Как нога? — спросил дядя, и его выражение лица сменилось на серьезное.

— Да нормально все, — рука потянулась ко рту, и я сделала вид, что у меня зачесался нос. –

Ничего не болит.

— Это хорошо. Ты меня так напугала вчера… — лицо дяди напряглось, брови подкрались друг к другу. Он обвиняюще помотал головой. — Я пришел, а ты уже спала. Мисс Ли убедила меня, что все хорошо, правда, ей тяжело было это сделать. Я как узнал, что ты в палате, перепугался и даже не дослушал, что случилось. Только потом медсестра мне все объяснила. Ты меня очень сильно напугала, Милана.

— Прости, — виновато опустила голову я. Я словно пятилетний ребенок, нарисовавший фломастером на новых обоях. Никогда раньше я не чувствовала себя маленькой. Мне не было стыдно, что я решила помочь одноклассникам, мне было стыдно, что я заставила

Джеймса волноваться.

— Ладно, Милана, поспеши на урок, — сказал все еще серьезный дядя.

— Пока, дядя Джеймс, — попрощалась я, еще раз насладившись, что мне есть кого назвать дядей, и вышла их кабинета Зельеварения.

Я прошла в столовый зал. Оливия сразу же увидела меня и показала в мою сторону Оливеру и Фреду, они начали махать, Фред даже свистнул, за что получил подзатыльник книгой от мадам Греми. Их привлечение к себе внимания было явно излишним, ведь я их сразу увидела и шла к ним, и они это прекрасно знали.

— Короче, у нас ге-ни-аль-ная идея, — дождавшись, когда я сяду, объявили братья хором.

— Прям ваще… — протянул Фред.

— Вас понравится, — сказал Оливер, подмигнув.

Они сидели довольные, как коты, наевшиеся сметаны. Я, кушая и поглядывая на них, ожидала продолжения, но оно не последовало.

— Ну-у-у? — протянула я.

Их «Ге-ни-аль-ный» план меня неприлично заинтересовал, а молчание только подогревало интерес.

— Баранки гну-у-у, — протянул в ответ Фред.

— Что за идея-то? — не сдержалась Оливия.

— Мы вам не скажем, — объяснил Оливер, расплывшись в улыбке.

— Да, — подтвердил Фред и дал Оливеру «пять». Они, удовлетворенно улыбаясь, скрестили руки.

— Значит, сначала заинтересовали, а потом отказались рассказывать? Нет, так не пойдет.

Сказали «А», говорите «Б», — возмутилась Оливия. — Быстро рассказывайте! — приказала она.

Братья задрали головы, для полной картины, закрыли глаза и помотали головой.

— Ну и ладно, не хотите говорить, как хотите, — сказала я и подмигнула Оливие, мол «подыграй мне».

— Да. Пусть не рассказывают. Пошли, Милана.

— Пошли. Пусть сидят ту, — сказала я. — Гении, — дразнясь, отозвалась о них я, подыгрывая

Оливии в придуманной мною картине.

Мы гордо встали, развернулись и направились с поднятыми головами к выходу. Братья вопросительно посмотрели друг на друга и вскочили. Спотыкаясь о лавку и плащи, побежали за нами.

— Эй! Стойте, девчонки! — кричал Фред.

— Мы вам все расскажем! — крикнул Оливер, налетев в дверях на Блека Фаста, который чуть не упал.

— Конечно, все расскажите, — разозлившись, сказал учитель Темного волшебства и, взяв их за шиворот, повел в свой кабинет.

Увидев это, мы остановились. Лица у нас понимающе перекосились.

— Влетит им, — предсказала я с ноткой жалости в голосе.

— Ага, — вздохнув, согласилась со мной подруга. — Ладно, пойдем на внутреннюю аллею, подождем их.

— Пошли. Все равно мы теперь нескоро узнаем их гениальный план.

— Да, — протянула она.

Мы последний раз посмотрели им вслед и пошли вдоль коридора с высокими окнами, по пути запахивая епанчи.

— А где Даша? — поинтересовалась я.

— Она в библиотеке, доклад делает.

— Может, поможем ей?

— Я предлагала помощь, но она сказала, что Джессика поможет ей, а потом у них какие-то планы еще, — объяснила Оливия, — Милана, Джессика очень ревнивая, я не думаю, что

Даша будет проводить с нами все время.

— Понятно… — расстроено протянула я.

Жалко, конечно. Мне понравилась Даша. Она искренняя и приятная. Ну, ничего, у меня же есть моя Оливия, которая поддерживает меня всегда. Очень удобно было, что моя единственная подруга знало все обо всех. Интересно, а все обо мне все знали? Не думаю, я с Оливией редко откровенничала, и я надеюсь, она все-таки не такая. Интересно, почему она со мной общается…

— Ты замечательный человек, — сказала я Оливии, смущаясь. Я еле выдавила комплимент из себя. Не умею я их делать, звучат они глупо.

— Я тоже тебя люблю, подруга, — отозвалась Оливия и блеснула улыбкой.

— Давай сядем? У меня нога болит, устала, — пожаловалась я, решив быстро сменить тему, чтобы щеки приняли свой обычный цвет.

Мы вышли из арки на протопленную дорожку. Медленно падал снег, и почти все лавки были покрыты тонким белым покрывалом. На удивление, в такую холодную погоду аллея была усеяна учащимися.

— Вон сухая лавка, — показала пальцем Оливия.

Мы уселись на скамейку под высокой пышной елью. Снег застревал в ветвях и не попадал ни на нас, ни на лавку. И минуты не пролетело, как Оливер и Фред, перекинув ноги, уселись по обе стороны от нас.

— Влетело? — спросила я у Оливера, сидящего рядом.

— Ага, еще как, — пожаловался он, надув губы и подняв брови.

— Что ты врешь? Он просто сделал выговор, хотя и грубовато… — сдал брата Фред.

— Эй! — Оливер выгнулся, чтобы посмотреть в лицо предателю. — Может, я хотел, чтобы меня пожалели? — он, подняв брови еще выше и выпучив глаза, помотал головой.

— Ой, я тоже хочу.

— А я тебе о чем?

Оливер свалился мне на колени, а Фред Оливии. Состроив жалобные мордочки, они начали жаловаться, перебивая друг друга:

— Он обижал нас! — начал Фред.

— За шкирку взял.

— Он плохой!

— Бедные мы!

— Не будим вас жалеть! — остановила их я.

Все вокруг смотрели на их истерику, и стало как-то не по себе.

Они успокоились одновременно и, не вставая, смотрели на нас снизу вверх.

— Чей-то? — спросили они хором.

— Той-то, — передразнила их я.

— Гениальный план будете рассказывать? — спросила Оливия.

Братья посмотрели друг на друга, кивнули, сели, оглянулись, и Фред начал:

— Мы приглашаем вас на ночной сеанс кино, — тихо сказал он.

— Крутой фильм-то? — поинтересовалась Оливия.

— Да, говорят, — ответил Оливер.

Я посмотрела на них вопросительно. Они ничего не попутали?

— Кто нас ночью выпустит из школы? Вы чего?

Я повернула голову направо: Оливия и Фред на меня странно смотрели. Налево: Оливер смотрел на меня так, как будто я сказала какую-то глупость. Я смутилась. Что я не так сказала? Я отвела взгляд от Оливера, и они залились смехом. Кажется, я и вправду, что-то не то сморозила.

— Это ты что? — сквозь смех спросила Оливия. — Мы и не собирались покидать стены школы.

— Что-то я ничего не понимаю, — призналась я.

Оливия и Оливер нагнулись ко мне и стали шептать по очереди:

— На третьем этаже школы…

— …есть два длинных коридора…

— …ведущих к кладовой со свободной стеной…

— …там мы и будем смотреть кино.

— Да, все именно так, — с важным видом подтвердил Фред.

— Что ты поддакиваешь? Ты ничего не слышал, — произнесла Оливия, повернувшись к нему.

— Вы все равно ничего нового не сказали.

Оливия закатила глаза и отвернулась от него, а Оливер одобрительно улыбнулся брату.

— А разве в школе, ночью, в кладовке, разрешено смотреть кино? — спросила я.

— Нет, конечно, — спокойно, совершенно серьезно ответила подруга.

— Это и интригует, — сладко промурлыкал Оливер.

— Через два часа после отбоя ждем вас на третьем этаже, — сказал Фред и, заметив мое сомнение, добавил: — Да не волнуйся ты. Если поймают, скажем, что мы в туалет шли и потерялись, — рассмеялся он.

— Что-то меня это не подбодрило, — одарила я Фреда злобным взглядом.

— Милана, если придется, то мы скажем, что заставили тебя пойти с нами, — сказала Оливия.

— Насильно заставили, — улыбнулся Оливер.

— Соглашайся, — попросила она.

Вылететь из школы в первый же день зачисления мне не хотелось, но братья состроили такие умоляющие рожицы, что я не смогла отказаться:

— Ладно, — махнула я.

— Еху! — крикнули братья Вармент.

Братья обсуждали «гениальный» план, а Оливия вставляла в их диалог свои предложения, когда я заметила разрастающиеся волнение среди учениц первого, второго курса, и на аллею вышли два парня. Первый светловолосый, с четкими чертами лица; незаправленная рубашка, закатанные рукава. Он легким движением надел епанчу и опустил рукава рубашки. Второй: короткостриженный брюнет, голубоглазый, крупный, в расстегнутой епанче, из-под которой виднелась рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, а галстук, что должен был там висеть, торчал из кармана брюк. По эмблеме на кармане рубашки я поняла, что они из А класса, только это могло объяснить, почему я их раньше не видела.

Девчонки, вокруг них начали приводить себя в порядок, одаривать их зазывающими взглядами. Их популярности сам Роберт Паттинсон обзавидовался бы.

Я ткнула локтем Оливера, он не почувствовал, тогда я ткнула сильнее.

— Эй, Милана! — обратил на меня внимания он. Увидев, куда устремлен мой взгляд, он спросил: — Ты что, только сейчас их заметила? Белобрысый — Алекс Фокс, другой Сэм Аттентион. Все малолетки от них фанатеют. Они любят пользоваться врожденным обаянием. Был случай, когда они прикрыли нас, использовав свои чары против миссис Кар.

— Кстати, они заметили, что вы на них пялитесь, — сказал Фред, и я почувствовала, как мои щеки загорелись.

— Ну и что, — буркнул Оливер, но все-таки отвернулся.

— Они милые, — подключилась Оливия. — Я слышала, что папа Алекса немало получает, а мама вообще не работает. А у Сэма отца нет, а мама занимается рекламой, еще у него сестра есть, старшая. У него с ней разница 6-10 лет, вроде. А еще, у них, у обоих, девушек нет, — рассказала она.

Вот в чем прелесть, что твоя подруга знает все обо всех.

— Здравствуй Фред, Оливер, — поздоровался Сэм. Подойдя, он протянул им руки. Братья по очереди пожали их, и его взгляд перешел на мою подругу. — Здравствуй, — сказал он, — Оливия.

— Привет, — промурлыкала она в ответ. Боже, да она тает! Эх, Оливия, Оливия… Хотя бы попыталась скрыть это.

— Милана Грей, поздравляю с зачислением, — обратился он ко мне, улыбнувшись и наклонив приветственно голову.

— Спасибо, — сказала я.

«Черт! И вправду обаятельный. Надо не показать, что его чары действуют на меня», — подумала я, млея от ослепительной улыбки.

— Здравствуй, Милана Грей, — протянул мне руку светловолосый Алекс, и я подала ладонь.

— Поздравляю.

Я приготовилась к рукопожатию, обвив пальцы вокруг мягкой кожи, очень мягкой для мальчика, но Алекс повернул руку и поцеловал мне тыльную сторону ладони. У меня из горла вырвался какой-то странный смешок. Алекс приподнял брови, отстранив пухлые губы от моей кожи. Я убрала руку и спрятала глаза. «Милана, возьми срочно себя в руки, ничего не произошло», — уговаривала себя я. Не удалось противостоять шарму, хотя в Алексе не было ничего, что могло бы меня привлечь, слишком он хорош для моего идеала.

— Спасибо, Алекс, — смущенно ответила я. Ну вот, я еще и спалилась, что спрашивала о нем.

— Привет, Оливия, Оливер, Фред, — поздоровался он.

Они ничего не ответили, наверно кивнули.

— Нам пора. Еще увидимся. Удачи, — сказал Сэм, и они ушли.

— Я дура, — прошептала я и уткнулась головой Оливие в плечо. Мне теперь будет стыдно смотреть в глаза Сэму. Я простонала, представив, что он подумал.

— Нам тоже пора, — сообщил Фред.

Я покосилась на него, не отрывая лба от подруги, он встал, а следом и Оливер:

— За ужином еще встретимся, — сказал он, вместо прощания.

— Пока, — протянула я, сдвигая взгляд обратно на деревянную скамейку.

— До ужина, — сказала Оливия, и послышался хруст снега под двумя парами ног.

— Милана, пошли уроки сделаем.

Я скатила голову с ее плеча и посмотрела на большие часы на башне. Уже было тридцать семь минут пятого, до закрытия класса, отведенного на домашнюю работу, оставалось меньше половины часа, да и еще надо было найти его.

— Пошли в библиотеке сделаем, — сказала я, лениво вставая со скамейки.

После того как сделали домашнего задания («домашнее задание» — странно звучит, когда ты дома находишься только на каникулах), мы попрощались в зале «Б» класса, и я ушла в свою новую комнату, общую, как у всех нормальных учеников, с пятью кроватями и с четырьмя соседками, одной из которых была Оливия.

Я написала письмо тете Лисе, поделившись в нем своей радостью, а вот про мое «сражение» с магом я решила умолчать. Не хотелось тетю заставлять волноваться, тем более с ее-то эмоциональностью.

Написав письмо, я отправилась к Оливии. Она сидела в гостиной, где мы и разошлись пару часов назад, она что-то рассказывала Диане, размахивая руками. Диана Земляничная

— простая скромная ученица, но очень общительная, хоть она и редко находилась в больших компаниях, просто потому, что не любила их.

Я не могла сказать о ней ничего плохого, да и хорошего я о ней мала знала. Но одноклассница притягивала меня своей схожесть с моей единственной подругой из детдома — Дианой. И пусть их объединяло только имя и черный, как воронье крыло, цвет волос.

— Оливия, я в столовую. Ты как, идешь? — спросила я.

— Да, сейчас пойдем, — вставая, ответила подруга. — Диана, ты пойдешь в столовую?

— Да, я проголодалась, — призналась она, перекидывая блестящие красивые черные волосы на одно плечо.

Мы с Дианой раньше не общались, но, по пути, я, как и Оливия, смеялась над ее историями. Она говорила о своих домашних животных. Обычные истории, но так, как рассказывала Диана, я не слышала ни от кого: она вставляла реплики своей собаки или высказывания ленивой кошки. Если в это время она не улыбалась, то я решила бы, что девушка и правда верит в говорящих животных. Казалось, что одноклассница и правда их понимала, истории казались реальными, и особенно — говорящие животные.

Оливер и Фред пришли под конец ужина, и были слишком заняты набиванием своих животов. Но после поглощения содержимого тарелок, по пути в спальни, они раз десять напомнили, где и во сколько встречаемся. Они позвали Диану, но она отказалась.

Я сходила в ванную комнату, потом, дождавшись Оливию, легла в кровать. Она написала на запястье время — 11–50 и при помощи заклинания «тайм» заколдовала цифры.

Дождавшись, когда запись на руке вспыхнет, я отвернулась и сразу же заснула.

— Вставай, — сказал священник женским голосом. — Вставай, — повторил он и растворился вместе с женихом и гостями.

— Пора уже, — громко шептала склонившаяся надо мной Оливия.

— Ты сорвала мою свадьбу с Джонни Деппом, — проныла я, лежа головой в подушку и шаря рукой в поиске одеяла. Одеяло предательски пропало, и мне пришлось сесть, как желала моя подруга. Протирая сонные глаза, я опустила ноги в мягкого предателя, свалившегося с меня ночью.

— Кто такой Джонни Депп? — спросила Оливия. Я взглянула на подругу, но увидела только ее темную фигуру, стоявшую возле моей кровати. Да, то, что здесь нет Джонни Деппа это потеря.

— Актер, из второго измерения, — ответила я, подтягивая одеяло с пола.

Я встала, надела тапочки, толстовку, приготовленную еще с вечера. Но из-за недосыпания холод бродил по телу под толстовкой. Мы на цыпочках вышли из секции класса Б.

Освещая палочками ступеньки, я с Оливией аккуратно поднялась на 3 этаж, где нас уже ждали близнецы Вармент. (Забавно, у них даже на воротниках пижамы первые буквы имени) Я встретила их сладкой зевотой, и она передалась всем. После совместного признания, что никто не выспался, ребята проводили нас в кладовую, по пути к которой я, сонно передвигая ногами, теряла тапочки.

— Вы все проверяли? — нервничала Оливия. Она-то уже давно смахнула с себя сон.

— Да, мы установили «уши». Если кто-то войдет в один из коридоров, мы сразу же узнаем, — сказал Фред.

Я взглянула на братьев в красивых синих пижамах, они упивались предвкушением и адреналином, бурлящим из-за страха, что нас поймают. Если бы я не засыпала на пути, то тоже бы сейчас чувствовала сладкий слабый адреналин.

— Точно? — не успокаивалась подруга.

— Точно. Смотри, даже Милана не паникует, — ответил Оливер, кивнув в мою сторону.

— Что опять я? — простонала я. — Я спать хочу.

У меня даже не вызывало чувство гордости, что данная ситуация меня совершенно не волнует, в отличие от Оливии.

— Все, включаем, — объявил Фред и положил маленький темный, вроде даже черный, квадратик на пол. «Сим-салабим», — сказал он, дотронувшись до квадратика палочкой. У меня вырвался смешок. Сим-салабим? Что будет дальше? Сяськи-масяськи?

Из квадратика появился луч как от проектора, а на стене — большая надпись на прямоугольнике света: «Ночь. От режиссера Тифа Форбана».

Жуткий фильм рассказывал о компании подростков, снявших дом у озера, в котором каждую ночь умирали люди. Фильм не очень интересный, но признаюсь честно, я пару раз вскрикнула и весь фильм просидела вцепившись в Фреда.

Уже шли титры, как Фред схватился ухо, словно от боли.

— Блей Кар идет, — вскочил он, и я свалилась на локоть, от неожиданного исчезновения обок меня Фреда.

Оливер схватил коробочку, она затрещала, и луч исчез. Мы с Оливией тоже вскочили, но не успела подруга предаться панике, как братья выпихнули нас в коридор. Мы поспешили в конец, к выходу. Шаги эхом отражались от узких стен коридора. Перед поворотом, где один коридор переходил во второй, прямо напротив выхода, братья остановили нас. Мы стояли близко друг к другу, но я никого не видела, только свет лучей, показывающийся из соседнего коридора. Фред выглянул за стену и, схватив Оливию за руку, пробежал с ней по широкому лучу лунного света к выходу.

— Кто здесь? — послышался хриплый голос совсем близко.

Оливер заглянул в соседний коридор и сразу вцепился мне в руку. Он потащил меня обратно в кладовую. Шаркающие шаги Блейя поспешили за нами.

— Я знаю, что вы тут, — крикнул он.

Мы завернули в кладовую, и тапок-дезертир свалился с ноги. Я одернула Оливера, чтобы вернуться за тапком, зацепила его мыском, и он послушно вернулся на свое место.

Оливер выдернул меня из кладовой во второй коридор и ускорил шаг. Кто сказал, что в экстремальной ситуации открывается второе дыхание? Я сейчас еле ногами передвигала, да и подвернутая лодыжка заныла сильнее. Я, прихрамывая, тормозила Оливера. И самым неудачным было то, что я свалилась прямо у выхода.

— Я знаю, что вы здесь, — повторил Кар. — Нет смысла убегать. Попрощайтесь со школой, — сказал он, и, услышав мой шлепок, радостно поспешил.

«Уже попрощалась», — подумала я, предвкушая свое ближайшее будущее. Оливер резко поднял меня и, поддерживая за руку, помог спуститься с лестницы. Сверху, нам в след, только и послышалось: «Дурацкие дети!»

Фред ждал нас у распахнутой двери в гостиную нашего класса. Мы влетели в дверь, и я облокотилась о стену рядом с Оливией отдышаться.

— Хорошо, что фильм успели досмотреть, — сказал Фред, закрывая дверь.

— Мне не понравился, — признался ему брат.

— Нас чуть не поймали, а вы о фильме думаете! — воскликнула Оливия. Я посмотрела в коридор, проверяя, никто ли не идет на ее возглас. — Тихо. Все спят. Спят.

Я вспомнила о мягкой кроватке, теплом одеяле, хорошей подушке, о времени и зевнула.

— Не, ну, правда, фильм дурацкий же был, — сказал Фред.

— Дураки, — проворчала Оливия, надув губы, и ушла в спальню.

— Спокойной ночи, — сказала я братьям и отправилась за подругой.

Я легла в постель и отключилась. Хоть я и быстро заснула, всю ночь просыпалась от страшных снов — сцен из фильма. Утро за окном было великолепное: небо в плюшевых тучах, сквозь которые пробирались слабые холодные лучи солнца, падал снег тяжелыми хлопьями, вся земля была покрыта белым ковром — но мне было не до него, я совершенно не выспалась и была ужасно зла. На завтраке немного поклевала омлет и, отодвинув тарелку, положила голову на стол, закрыла глаза. Я не могла бороться с дремотой, да и моя вездесущая лень не позволяла мне даже думать об этой борьбе. Оливер и Фред, сидевшие по обе стороны от меня, тыкали мне в бока пальцами. Я была готова прибить их.

— Отвалите! — крикнула я.

Они от неожиданности вздрогнули.

— Что с ней? — спросила Диана, перекидывая ноги через лавку.

— Впервые убегала от Кара, вымоталась, — рассмеялись братья.

— Дураки, — пробубнила я.

— А я уже тебе это говорила, — заметила Оливия, мучая вилкой облет.

— Удачно убежала-то? — поинтересовалась Диана, попивая компот, странного яркофиолетового цвета. Я его только из-за цвета не стала пить, вдруг потом желудок в темноте будет светиться или что-нибудь похуже.

— Для побитой, замечательно справилась, — толкнул меня локтем Фред.

— Спасибо, блин, — продолжала ворчать я на нагло выспавшихся братьев.

— Ладно, Милана, вставай. Пошли на урок, — сказала Оливия, дождавшись, когда Диана закончит завтрак.

— У-у-у… — промычала я. — Я спать хочу.

Оливер и Фред вытащили меня из-за стола, не обращая внимания на мое «бу-бу-бу», и мы отправились на Правописание.

— Там столько крови было, — делилась своими эмоциями с Дианой проснувшаяся Оливия, размахивая руками и показывая масштабы кровяных луж в фильме, — столько трупов…

— Подруга, ты меня пугаешь, — сонно улыбнулась я, слушая ее.

— О, она вообще обожает фильмы со сценами насилия, убийств, крови, — рассказал Фред.

— Вроде милая девочка, а мысли все о расчлененке, — улыбнулся Оливер.

— Да что вы врете? Я просто люблю страшные фильмы, — оправдывалась Оливия.

Страшные фильмы как-то странно сочетались с изобилием розовых и нежно-голубых вещей в ее гардеробе. Хотя длинноволосая принцесса в розовом платье, запачканном кровью, — хорошая обложка для хоррора.

— Ага, а вспомни, как мы в прошлый раз про вампиров смотрели, ты все тонкости убийств выучила, — присоединилась к братьям Диана.

— Просто фильм был хороший, — продолжала оправдываться подруга.

— Маньячка! — сказали братья, и Оливия обиженно надулась, скрестив руки.

— Да-а, подруга, ты открылась мне с новой стороны, — улыбнулась я, открывая дверь в кабинет.

На уроке мы проходили причастия, а мне было не до правил, я спать хотела. Мне даже замечание сделали: «Милана Грей, если вы заснете на моем уроке, я заставлю вас прийти после занятий, — угрожала мне мадам Райт, — и я проведу вам индивидуальный урок!»

Следующий урок мне пришлось пропустить, нужно было идти к медсестре, нитки вытаскивать.

— Подожди тут, — попросила мисс Ли.

Я сидела у нее в коморке с травами, растворами и пузырьками на полках. На столе лежал скальпель, изогнутые ножницы и остальные «орудия пыток», но в ужас меня приводили иглы для шприцов. Я отодвинулась он стола на край стула.

В комнату вошла медсестра и достала из шкафа колбу с прозрачной жидкостью и ватный диск. Она выдернула пробку из узкого горлышка, и комната наполнилась запахом спирта.

Мисс Ли смочила диск и попросила меня убрать волосы. Я задрала рукой челку, медсестра протерла мне висок, и запах спирта еще сильнее ударил в ноздри.

— Сейчас будет немного неприятно, — предупредила мисс Ли, закрывая колбочку и ставя ее на стол к ужасающем иглам.

Медсестра дотронулась волшебной палочкой до нитки, торчавшей у меня из виска. Нитка словно на магните пристала к кончику палочки, и Лолита Ли аккуратно потянула ее.

Чувство как будто кто-то полз под кожей. Фу! Противно! Меня перекосило.

— Милана, лицо попроще, — улыбнулась медсестра, снова протирая шрам.

— Щиплет же, — сказала я, морща лицо.

Мисс Ли усмехнулась, выкидывая очередной ватный диск.

— Все. Шрам не должен остаться. Давай пластырь на носу поменяем? — предложила медсестра и дернула его с носа.

«Ау!» — раскрылся рот в немом крике. Рука подлетела к покрасневшей коже на носу. Я убрала руку, вдохнула глубоко через нос, чтобы заглушить пульсирующую боль.

Медсестра показалась из-за дверцы шкафчика с новым пластырем, она заклеила царапину.

Я даже не помню как разбила нос, как болел висок я помню, но вот нос… Да и на нем была небольшая царапина, но мисс Ли заставляла ее заклевать пластырем. Наверно, ей просто скучно тут было, единственным ее пациентом была я, и она рада найти у меня новую болезнь. Будь ее воля, она бы меня всю загипсовала и споила бы мне все свои травы.

— Как нога?

— Замечательно, — сказала я, пряча ее за ножку стула, еще не хватала, чтобы она еще чтонибудь придумала. — Все бы уже прошло, если бы я вчера не упала.

— Аккуратней надо быть, — сказала она и пошла к невысокому шкафчику над котором весели разные сухие травы, и я облегченно выдохнула, вытаскивая спрятанную ногу изпод стула. — Пятнадцать минут до конца урока осталось, может, чай попьем? — предложила медсестра, достав две кружки. Или она очень спешит, или любит решать за других. Мне стало жаль ее, ведь она здесь неделями одна сидит, и я согласилась:

— Давайте, мисс Ли, — сказала я, смерившись, что сейчас буду пить мой ненавистный чай с ромашкой.

И я не ошиблась, чай мне заварили с ромашкой. Мисс Ли рассказывала смешные истории про ее работу в школе, а я, не понимая в них юмора, глупо улыбалась. Я допила чай и сбежала на урок.

На Существологии я сидела с Оливией, а за нами сидел Оливер с Фредом. Они громко перешептывались о чем-то, что делает «Бум». Если попробовать вникнуть в их слова, то все закончится психушкой, но неизвестно — для них или для себя. Голоса учеников превращались в фоновый гул. Несмотря на то, что в классе не было ни одного человека, который бы молчал, я прекрасно слышала Оливию, издевательски оценившую пальцем «вверх» мой новый пластырь, темнее кожи на тона четыре. В класс вошел учитель, и шепот значительно поредел, но не затих совсем. Билл Хангриус прошел к доске и написал на ней мелом «Егу», объясняя вслух:

— Сегодня мы поговорим о существах с названием Егу, — учитель повернулся лицом к ученикам, он пригладил рукой запутанную бороду и продиктовал: — Запишите: Егу — уродливые человекообразные существа, нецивилизованные, не любят людей, грубые, ворчливые, владеют некоторыми легкими магическими заклинаниями, — мистер Хангриус повернулся к окну, положив руки себе на живот, и так не маленький, но еще и выпученный изгибом спины. Дождавшись, когда мы допишем, он продолжил, внимательно разглядывая стекло, словно на нем был написан текст: — В XV веке Егу напали на город Рой, близ их поселения, надеясь уничтожить человечество. Но войну они проиграли, и тогда их лидер — Мунк, чтобы спасти оставшихся Егу, поклялся, что его народ будет вечно служить людям, тем самым он проклял свое племя на вечное рабство.

Люди злоупотребляли клятвой, и многие Егу погибли, выполняя опасные задания.

Оставшиеся ушли в горы, леса, подальше от людей. Уже 5 веков никто не встречал народ Егу, но ходят слухи, что они еще живы и обитают в щелях гор и в водных пещерах, — закончил учитель Существологии, и попросил просмотреть рисунки во вкладыше учебника, и записать задания.

На перемене я зашла к дяде Джеймсу и отдала ему письмо, чтобы он отправил его тете.

Следующий урок вел директор, и я не рискнула опаздывать на него и поспешила распрощаться с дядей.

На уроке общей науки присутствовал весь третий курс. Все строили из себя высоко дисциплинированных учеников, даже не по себе становилась от такой тишины. На уроке мы говорили о втором измерении — мире, где я прожила ни много ни мало двенадцать лет. Я предпочла тихо сидеть, не привлекая лишнего внимания, но директор то и дело спрашивал меня, а в конце урока поставил мне пять баллов. Интересно было видеть мир, где я жила, не родным, чем-то новым, особенно сейчас, когда я убегала от прошлого. Я не забыла серые пятиэтажки, дряхлое здание детдома, пропахшие бензином улицы, я просто прятала их от себя, зарывая в них ту, прошлую жизнь. Я так изменилась, возможно, я просто предала себя ту, жившую в словаре жаргонов, не зависящую от чужих чувств. У всех на уроке второе измерение вызывало интерес, а у меня только страх, страх, что я сейчас проснусь и окажусь там.

— Мистер Волд, — подошла я к директору после урока.

— Милана, вы что-то хотели? — спросил он, сворачивая карту, что несколько минут назад висела на доске.

— Да, у меня пару вопросов относительно темы урока, можно? — спросила я. Мои глаза наткнулись на непослушно развернувшуюся карту. «Россия», — переливались буквы на свету. Нет, я не убегала от второго измерения, я убегала от той жизни. Я провела рукой по буквам, скользнула к краю карты и помогла директору ее свернуть.

— Я думаю, вы по этой теме знаете даже больше, чем я, но, давайте, спрашивайте, — сказал мистер Волд, завязывая валявшейся на столе веревкой карту.

— Почему люди из второго измерения не знаю про порталы?

— Они знают, но не все. Маги наложили заклинания, не каждый может пройти через портал, даже не каждый маг. Волшебники боятся, не хотят войны, вот и держат свое существования в секрете.

— А есть еще измерения? — поинтересовалась я, и директор на мгновение застыл у шкафа с картами, он посмотрел на меня, словно ища во мне что-то новое. Мистер Волд закрыл дверцу шкафа и ответил:

— Помимо нашего — первого измерения и второго есть еще одно, но единственный портал был утерян.

— Спасибо, мистер Волд, у меня больше нет вопросов. До свиданья.

— До свидания, Милана Грей, — сказал директор, провожая меня подозрительным взглядом.

После разговора я направилась по длинному коридору в столовую. Слабый ветерок гулял в стенах школы. Где-то кричали птицы. Из-за того, что я не выспалась, болела голова. Я потерла висок, надеясь, что это поможет. Мимо, в толпе учеников, прошел Эван с кривой повязкой на голове, он, заметив мой взгляд, помахал, я ему кивнула, но он, наверно, не заметил, так как куда-то спешил со стопкой учебников.

— Милана! — услышала я крик братьев Вармент, они высоко задирали ноги, тонущие в сугробе у окна. — Подожди нас, — попросили они, перекидывая ноги через подоконник высокого окна.

Такие окна были почти по всей школе. Стекол в них не было, но холод они не пропускали.

Они были заколдованные. А на верхних этажах даже ничего не могло выпасть в них.

— Оливер, Фред Вармент, — громко обратилась к ним учительница Волшебства, в ноги к которой упал Оливер, кубарем свалившийся с подоконника. Я не заметила, как она подошла, и передернулась, неожиданно услышав ее грозный голос так близко. Елизавета

Греми стояла уперев руки в бедра, одаривая поспешившего встать Оливера злым взглядом. — Для этой цели есть арки, — заметила она.

Братья виновато опустили головы:

— Простите, мадам, — сказали они.

Как можно таких ругать? Все-таки братья были очень милые. От вида их опущенных голов мне стало их жалко, да и мадам Греми тоже, как я поняла по ее изменившемуся голосу:

— Ладно, — тихо сказала она тоном мамы, а потом поспешила вернуться к тому, что она учительница: — Чтобы я больше этого не видела.

Учительница ушла, беззвучно шагая.

— У вас что ни день, так замечание, — колко сказала я, выбрасывая из головы желания потискать их. Головы братьев одновременно взметнулись, и их губы разошлись в подтверждающей улыбке.

— Ты тоже это заметила? — спросил Фред.

Я, улыбаясь, кивнула им. Фред слишком внимательно посмотрел на мои губы. У меня чтото в зубах застряло? Я закрыла рот, но губы все равно растягивались в улыбке. Я скользнула языком по зубам. Фред махнул головой, отводя взгляд от моих губ.

— Где Оливия? — спросил он.

— Не знаю, — у меня зажурчал живот. — Но если мы сейчас не пойдем в столовую, то я умру с голода.

— Ладно, пойдем. Может, там ее встретим.

 

Глава 10

Мы отправились в столовую, где и вправду встретили Оливию. Она рассказывала Джессике и Даше о лужах крови, которые видела в фильме. Мы сели с ними. Я хотела есть, так что к разговору о трупах не присоединилась, в отличие от Оливера и Фреда.

Боже, моя подружка — маньячка. Сколько еще будет длиться это восхищение кровью?

Сколько мне это слушать? Она уже полдня об этом говорит, и сил у нее еще минимум на сутки хватит.

— Прошу внимания, — громко произнес мистер Волд.

Разговор о трупах оборвался. «Огромное спасибо, господин директор», — подумала я.

Головы учащихся, словно зачарованные, повернулись к Эльбрусу Волду.

— Ученики Высшей школы волшебства, — обратился к нам директор, стоя за широкой трибуной. — Я хочу вам напомнить, что в пятницу состоится ежегодный бал, посвященный новому году.

Зал взорвался аплодисментами. Директора самого радовало это событие, но он пытался это скрыть, впрочем, безуспешно. Ученики чуть затихли, и Эльбрус Волд продолжил:

— Мадам Греми хочет вам кое-что сказать, прошу проявить уважение.

Елизавета Греми встала со своего места и приложила руку к горлу:

— Хочу попросить вас не забывать на балу, что вы ученики Высшей школы волшебства № 2, и надеюсь увидеть вас в подобающей одежде, — она стрельнула взглядом на компанию старшеклассниц, одна из которых съежилась и стыдливо спрятала взгляд, — и с подобающим поведением, — громко сказала учительница по Волшебству и села.

Она откашлялась, прикрывая рот рукой. Видимо, она нечасто пользовалась заклинанием «громкоговорителя».

— Спасибо за внимание, — поблагодарил директор и покинул трибуну. Он прошел на свое место и сел рядом с мистером Хангриусом, не отрывающимся от еды, и принялся за обед.

В столовой послышался радостный шепот. Может, я чего-то не понимала, но в данный момент интересовалась только котлетами, что подали нам на обед. Все вокруг забыли про еду и обсуждали новость.

— Я уже купила себе платье, летом еще, — хвасталась Оливия.

Наверно, я и вправду что-то не понимала, может, это очень важно, раз платья на новогодний бал покупают летом. Хотя меня ничуть не удивило то, что Оливия так поспешила, ведь дело касалось вещей. Могу поспорить, что знаю, какого оно цвета.

— Какое у тебя платье? — поинтересовалась у нее Даша.

— Красивое, — сладко протянула Оливия, — розовое.

«Да ну?» — усмехнулась я, пряча ухмылку под листом салата, не залезающего полностью в рот. Интересно, Оливия замечает, что у нее все в шкафу розового цвета?

— Джессика, а ты в чем пойдешь? — поинтересовалась Даша у лучшей подруги, которая даже в школе носила только школьные темно-синие брюки.

— В джинсах и футболке, — ответила темнокожая девушка с непослушно объемными волосами. Мне ее идея понравилась, ведь у меня тоже нет платья.

— Почему не в платье? — удивилась владелица розового шкафа.

— У меня нет платья.

— Я тебе дам. У меня два платья, — начала Даша. Ее голос звучал громче, увереннее, она выпрямилась. — Я тебе дам одно. У меня уже было, но мама вчера еще прислала платье.

— Да ну… — ответила Джессика.

— Они оба очень красивые, выберешь себе какое понравится, — продолжала Даша.

Подруги были противоположностями. Даша — заботливая, открытая, чувствительная, наивная. Мне казалось, у нее нет разницы между «нравится» и «люблю». А вот Джессика — черствая, закрытая, властная, но подругу она всегда поддерживала, хотя порой и говорила то, что обижало Дашу. Джессика никогда не показывала свою любовь к подруге.

Я жила с ними в одной комнате совсем недолго, но уже прекрасно знала, как они умеют ругаться.

— Как-то неудобно, — тихо призналась Джессика.

Подняв голову, я увидела выражение лица Оливии и поняла, что мы обе испытываем удивление. Джессика призналась в своих подлинных чувствах? Джессика идет в платье? Я хочу на это посмотреть.

— Да ладно, мы же подруги, нам свойственно меняться вещами, — улыбнулась Даша, поняв, что победила.

— Спасибо, — также тихо, смутившись, поблагодарила Джессика.

— Оливер, Фред, а вам платье не одолжить? — с издевкой спросила Даша. Джессика, пряча смущение, рассмеялась, заразив задорным хохотом Оливию. Я тоже не сдержалась и улыбнулась, отодвигая тарелку, по которой дружно покатился горох, что я там оставила.

— Ой, ой, ой. Если мы наденем платья, то всех кавалеров у вас отобьем, — ответил Фред и театрально смахнул волосы со лба.

— Нам вас жаль, — указал на нас указательным пальцем Оливер, высокомерно подняв голову, и положил подбородок на мягкую ладонь. — Так что мы лучше пойдем в своих костюмах, чтобы вам хоть какие-то шансы оставить, — сказал он, подняв брови.

Минута молчания, и Оливер не выдержал и звонко засмеялся, прикрыв ладонями лицо.

— Конечно, красотки, сжальтесь, — ответила на их подначку Оливия, и вся наша кампания залилась смехом.

Мы неплохо обратили на себя внимание озадаченных обсуждениям платьев рядом сидящих девочек, одноклассниц. Мы хохотали на весь взволнованный зал. Я наткнулась на недобрый взгляд учителя Темного волшебства и, пихнув Оливию локтем, притихла.

Подруга кивнула в сторону Фаста, и все поспешно успокоились.

— Милана, а ты в каком платье пойдешь? — отвлекла меня Оливия от набивания живота едой, на которую я сразу набросилась, после принудительно законченного единодушного смеха.

— Не знаю, я не ношу платья, — ответила я, тяжело отвлекшись от чашки. Обстановка как-то изменилась, но меня волновали в данный момент чаинки, попадавшие в рот вместе с чаем.

— И вправду, я тебя видела только в школьной юбке и в той, что ты ходило на занятия до зачисления, — сказал Оливер.

— Мне просто некуда было в платье ходить, — объяснила я, снимая прилипшую к губе мокрую чаинку. — А юбки у меня есть, две.

— В одной мы тебя уже видели, в черной, — сказал Фред.

Я вытерла губы салфеткой и сказала:

— В ней и пойду.

Салфетка полетела на тарелку к горошку.

— Милана, прости, я уже пообещала второе платье Джессике.

— А у меня только одно, — расстроилась Оливия, что не может помочь мне, как помогла своей подруге Даша.

— Да ладно, все нормально, — сказала я.

Я и правда не переживала из-за платья. Я поправила блузку и подняла глаза на лукавую улыбку Оливии.

— Так, Милана Грей, у вас замечательные друзья, — заявила она. — Мы что-нибудь придумаем, — по ее хитрой улыбке можно было догадаться, что она уже все придумала.

— Да, — подтвердили близнецы.

Даша с Джессикой кивнули.

— Придумаем, — сказала Даша.

Иногда мне было тяжело понять, почему она решает мне помогать. Из-за того, что я ее подруга или из-за того, что она еще считает себя обязанной передо мной.

— Милана, — подбежала Дашина сестра, — тебе письмо пришло от… — Миса сморщила лоб, вспоминая, — от Лисы, кажется.

— Где оно? — спросила я, вылезая из-за стола.

— В спальне.

— Спасибо, — сказала я и поспешила в спальню.

— Милана, — позвала Оливия.

— Я спешу, прости, — кинула я, выходя из столовой.

Я еще никогда не получала ни от кого писем. А тут первое письмо и от тети.

Я влетела в спальню. На кровати лежала запечатанная посылка, а на ней письмо, подписанное красивым почерком. Я сразу же раскрыла письмо:

«Милана, у меня и вправду все хорошо, но безумно скучаю по тебе и по Джеймсу. Я бесконечно рада, что в нашей жизни снова появилась ты. Поздравляю с зачислением в «Б» класс. Желаю тебе удачи в учебе и в школьной жизни. Я очень за тебя рада. Обязательно отметим это на новогодних каникулах. Наверное, ты уже распаковала мою посылку. Не знаю модно это или нет, но твоя мама очень любила его. Я немного ушила талию и подол, надеюсь, угадала с размером.

Люблю, скучаю. Твоя тетя Лиса.

Увидимся на следующей неделе.

21.12.10. »

Я зацепила пальцем белую веревку, она послушно поддалась. Руки аккуратно, терпеливо убрали веревки с бумаги, раскрыли упаковку. На освобожденную гладкую синюю ткань упал свет. Я провела по ней кончиками пальцев. «Такая мягкая, гладкая». Я подняла ткань, и она развернулась в красивое синее платье.

— Милана, — влетела в комнату Оливия.

— Кажется, я знаю, в чем пойду на бал, — сказала я, приложив платье к себе. Подол скользнул волной с кровати на пол. Я повернулась к Оливии.

— Милана, какое оно красивое, — на одном выдохе прошептала она. Оливия спустилась на кровать у двери и сказала, не отрывая зачарованный взгляд от платья: — Оно под тон твоим глазам. Точь-в-точь такого же цвета.

— Мамино. Тетя прислала, — сказала я, помахав подолом платья, представляя, как буду танцевать в нем на балу.

— Померяй его, — попросила Оливия, опуская подогнутые ноги на пол.

Я раскрыла шкаф, спряталась от Оливии за дверцей и излишне аккуратно переоделась в шелковое платье. Ткань приятно скользила по коже. Платье было без единой затяжки, яркое, словно новое. Я взглянула в зеркало на дверце шкафа. С правого плеча платья лентами обвивало фигуру и спадало с бедер, полностью скрывая ноги.

— Замечательное, — сказала Оливия.

— Ага, — восхищаясь платьем, протянула я ей в ответ и провела рукой по блестящей ткани.

Мой взгляд упал на сложившийся на полу подол, я приподняла его. — Только длинновато.

— Я знаю, как это исправить. — Оливия встала с чужой кровати и подошла к шкафу с одеждой, который она делила с Дианой. Подруга села на колени, повозившись в шкафу и погромыхав вещами, достала белую коробку из дальнего угла. — Я думаю, они подойдут, — сказала она, вставая с пола.

Подруга раскрыла коробку и подала мне синие туфли на небольшом каблуке.

— Оливия, они очень красивые. Спасибо огромное, — поблагодарила я, забирая у нее блестящие туфли.

— Надень, — подсказала она, гордая тем, что у нее есть такие шикарные туфли. Нога легко скользнула в туфлю, размер, к счастью, подошел. Я одела их, и длина платья стала идеальной.

— Оливия, я тебя обожаю, — задыхаясь от восторга, сказала я.

Совсем недавно я не знала, пойду на бал или нет, а сейчас на мне самое красивое платья в мире и самые замечательные туфли. «На которых я вряд ли смогу грациозно ходить», — подумала я, оценив каблук.

Я еще немного покрасовалась перед зеркалом и переоделась в школьную форму, спрятав платья в шкаф. Я светилась радостью и поспешила написать тете письмо с благодарностью: взяла лист бумаги, перо и отправилась с Оливией в зал, где мы встретили Диану с Лилой (ученицей 4 курса.). Я села подальше от девочек, обсуждающих, как замечательно прошел школьный бал в прошлом году. «Здесь телефонов что, нет? — терзал меня вопрос, пока рука с пером бегала по бумаге. — Я обязана внедрить в этот мир телефон!». Как я ни старалась, но после учебного дня безостановочного письма почерк был не очень аккуратным. К тому же я спешила сказать, точнее, написать тете «спасибо».

— Милана, наконец, мы увидим тебя в платье, — сказала Диана, когда я поставила на листке дату и, свернув, отодвинула его.

Диана и Лила не знали, что платье я приобрела всего полчаса назад, а также они не знали, какое оно красивое.

— Оливия уже видела, — сказала я, облокачиваюсь на спинку кресла. Наконец-то не надо нависать над журнальным столом.

— Да, — словно мяукнула Оливия и довольно улыбнулась.

Она, положив ногу на ногу, качала ими. Факт того, что она знала больше Дианы и Лилы, распирал ее. Она с улыбкой до ушей, как дурочка, в предвкушении расспросов бегала своими большими глазами по лицам подружек. Я, не желая слушать обсуждение меня и моего платья, поспешила сбежать:

— Я ненадолго вас покидаю, дамы, — сказала я, забирая письмо со стола.

Я направилась к двери, оставляя сзади перо на столике, Диану, Лилу и радостную Оливию. Не успела я выйти, как услышала голос Дианы («Ладно, рассказывай») и радостный писк Оливии. Я усмехнулась и закрыла за собой дверь. После недолгих поисков, я обнаружила дядю Джеймса в комнатке, где мы по вечерам пили чай.

«Я, кажется, знаю, что подарить тебе на Новый год», — сказал он, когда я опять попросила его отправить письмо. Я смущенно улыбнулась. «Ладно, давай его сюда», — сказал он, отодвигая бумаги на столе подальше. Моя извиняющаяся улыбка превратилась в улыбку победителя, и я, довольная, протянула дяде письмо.

Джеймс подошел к окну и свистнул. Я ахнула: к дяде на подоконник прилетел голубь. Тот, немного повозившись, прикрепил письмо голубю на ногу. Джеймс наколдовал ему зерна и оставил их на подоконнике. Голубь поел и шагнул с окна. Я выглянула посмотреть. Серая птица описала в воздухе несколько спиралей и полетела прочь. Объяснив дяде, что пообещала Оливии вернуться до ужина, я поблагодарила его и попрощалась. Он не сильно был против, так как я отвлекла его от дел, когда пришла. Не успела я закрыть дверь, как он снова вернулся к бумажкам на столе.

Я вышла из кабинета, врезавшись в близнецов Вармент, и остолбенела, размышляя как выкрутиться.

— Что-то натворила? Что ты делала у мистера Логона? — спросил Фред.

— Я? Я ничего, — слишком быстро ответила я. Лицо Фреда напряглось, и он открыл рот, но я перебила его, надеясь уйти от вранья: — Вы куда идете?

— В гостиную класса, — ответил он, подозрительно на меня смотря.

Кажется, я сама себя выдала не тем, что вышла от учителя Зельеварения, а своим поведением. «Дурочка!» — шлепнула себя ладонью по лицу я. Братья странно на меня покосились. «И, правда, дурочка». Я, смущаясь, незаметно убрала руки за спину, чтобы они больше ничего не натворили.

— И я туда. Идем, — прошла мимо них я.

Они переглянулись.

— Может, на нее так удар головой об камень подействовал? — прошептал Оливер.

— Может, это мы так на нее действуем?

— Скорей всего.

Я была с ними отчасти согласна: если лишусь ума, то в этом будут виноваты именно они.

Напишу это в завещании. «В моем больном уме прошу винить Оливера и Фреда Вармент», — сочинила я строчку для столбика своих последних поручений.

— Где были? — спросила я, отвлекая их от прошлой темы.

— Искали приключений, — ответил Оливер.

— Нашли?

— Оливер, Фред! — послышался крик у нас за спинами. Это был Сэм Аттентион. Мы остановились, подождать его.

— Нашли, — на выдохе произнес Фред. Услышав одно это слово, можно понять, что Фред

Сэма недолюбливал.

— Привет, ребят, — сказал Сэм, подойдя к нам, и пожал руки братьям. — Здравствуй, Милана, — улыбнулся он и кивнул мне.

И я обомлела.

— Приве-е-ет.

Братья повернули на меня головы, а Сэм, ярче улыбнувшись мне, снова обратился к ним:

— Парни, мне нужно с вами поговорить.

Братья опять повернули головы в мою сторону. Не увидев в моей зачарованной улыбке возражений, Оливер сказал:

— Милана, займи нам места в столовой. Там встретимся.

— Хорошо, — сказала я.

В данный момент меня интересовала только белоснежная, манящая улыбка Сэма, обращенная ко мне. Я могла согласиться на все, просто потому что мне было не до раздумий.

Мальчики направились дальше по коридору. Как только я потеряла из вида улыбку Сэма, я прокляла ее. «Я и теряю самообладание из-за какого-то парня? Какого-то придурка, — возмущалась я, но в моей голове всплыла его улыбка, и продолжила я в другом русле, — какого-то обаятельного придурка с красивыми голубыми глазами и ослепительной улыбкой». Я потрясла головой, поражаясь своим мыслям, и еще раз ей хорошенько потрясла, выкидывая оттуда Сэма.

Я вернулась в зал Б класса. Оливия сидела за тем же журнальным столом, но уже одна.

Она смотрела на танцующие языки огня в камине, но по рассеянному выражению лица было видно, что ее мысли были далеко отсюда.

Поборов желание напугать ее, а потом насладиться громкими проклятьями, я тихо позвала:

— Ливи.

Она сразу дернула головой в мою сторону, но лицо осталось напряженным и грустным.

— Что-то случилось? — спросила я, присаживаясь рядом.

— Мама письмо написала, — сказала она, кивнув на журнальный стол. Там лежала бумажка, исписанная до краев. — В городе Бездушные мелькают. Пишет, чтобы я была поосторожней.

Я отвела взгляд и притупилась, может я еще не все знала, что здесь творится, но кто такие бездушные я знала. Перед глазами всплыла Диана Лого: не бездушная, но от этого она была совсем недалеко. Голова заболела из-за бесполезной злости.

— Оливия, ты мне расскажешь про Бездушных?

— Почему ты ин… — начала она, но подняв глаза на меня, передумала спрашивать. — По пути в столовую расскажу, — она сложила письмо в несколько раз, убрала в карман блузки под безрукавкой с запахивающимся краем. — Идем.

— Угу.

Мы вышли из гостиной и пошли окольным путем, о котором я раньше даже не знала.

— Ты совсем ничего не знаешь? — спросила Оливия, заворачивая в людный коридор.

— Ну, не совсем, но лучше все рассказывай, — сказала я, проходя мимо статуи изогнувшейся русалки. Почему я раньше не гуляла по внутренним коридорам? Тут красивее, людей больше и, вроде, учителей нет.

— Расскажу, что сама знаю, — сказала она, а потом тихо продолжила, — волшебник подписывающий «документ души», отдает свою душу Пожирателю, так они соглашаются ему на вечную службу.

— Зачем ему души?

— Я думаю, он при помощи души получает власть над волшебником. Я слышала, как папа говорил с дядей Вернустом, он сказал, что поглощая душу Бездушного, Пожиратель продлевает себе жизнь, а бездушный, чья душа была съедена, умирает.

— Сколько Пож… ему лет? — спросила я, когда мы уже подошли к столовой.

— Не так уж много. Кажется, 45, — ответила она. — Но он много раз избегал смерти, — тихо сказала Оливия, когда мы вошли в столовую, наполненную учениками.

Мы пошли вдоль стола с разных сторон, чтобы сесть напротив друг друга.

— Он бессмертный? — громко спросила я. Никто не поперхнулся, не закричал, не обратил на мои слова внимания.

— Нет, конечно, — сказала Оливия, перекидывая ноги через скамейку. Она уже не шептала, и я ее голос услышала совсем другим.

Мы сели за стол. Народа была еще не очень много, и я присмотрела братьям Вармент обещанные свободные места. Я открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но Оливия опередила меня:

— Милана, о Пожирателях не принято говорить, — снова вернувшись к шепоту, сказала она.

— Я не знаю, почему ты интересуешься, но лучше…

— Я понимаю, — перебила я подругу, не дав ей договорить. Я потянулась за нарезанным хлебом, потому что единственное, что было на столе — хлеб.

В Зал вошли близнецы и Сэм. Сэм кивнул нам с Оливией, одарив своей фирменной улыбкой, и прошел к первому столу, где сидел Алекс. Братья сели лицом ко мне, рядом с Оливией.

— Что он хотел? — поинтересовалась я.

— Ничего, — сразу же ответил Оливер. Фред взглянул на него и сказал:

— Ничего интересного. Просто поболтали.

Народу добавилось, столы были полностью заняты, но учителя задерживались. Оливия начала ныть, что хочет кушать, а я, не волнуясь, жевала черный хлеб всухомятку. Через главные двери вошел директор, спеша к возвышению. Он чуть задрал мантию, обнажив золотую обувь с узким носом, кажется, это были турецкие тапочки. Кусок хлеба застрял в горле. Директор ходит в тапочках по школе? Я откашлялась, и злобный кусок прошел.

Мистер Волд забрался по лестницам и хлопнул в ладоши, подняв высоко руки, и тарелки с едой появились на столах. Учителя быстро подтянулись через заднюю дверь.

Испачкавшись, я съела вкусные спагетти, в которых было маловато чеснока, вытерла красные пятна со рта, выпила вечно теплый чай. Я потянулась за яблоком, лежавшем на высоком блюде в центре стола, но поймала взгляд Сэма. Он поспешил опустить глаза. Я улыбнулась его неловкости, но вдруг Оливер ударил меня по вытянутой руке и забрал мною выбранное яблоко.

— Эй! — вскрикнула я, потирая руку. — Ты чего?

— Зачем тебе яблоко? Ты вон этого придурка, Сэма, глазами поедаешь. Потолстеешь.

— Не придумывай. Дай сюда мое яблоко!

Оливер откусил яблоко и прожевал кусок, глядя мне в глаза.

— Да подавись! — взорвавшись, крикнула я. — Придурок, — выдавила я из себя, скрестив руки. Взял и сожрал мое яблоко! Что ему, яблок мало?

— Вы что из-за яблока решили поругаться? — вмешалась Оливия, понизив голос, чтобы не привлекать еще большего внимания. — Делать вам, что ли, больше нечего? — спросила она, надеясь пробудить в нас стыд и не услышать больше криков и оскорблений.

— Я поела, — сказала я и вышла из-за стола.

«Конечно, дело было не в яблоке, а в его поведении. У него плохое настроение, а страдаю я. Лучше бы свое настроение в ударе головой об стену выместил. Дурак», — бурчала я, злобными шагами мерея пол, направляясь в спальню.

В гостиной было пусто, а вот в спальне я встретила Диану. Я, пройдя мимо нее, плюхнулась в кровать, лицом вниз. Она была чем-то озадачена. Злость у меня уже испарилась, и тем более, если вдруг Диана решила покончить жизнь самоубийством, я же не смогу оправдаться в суде тем, что не завела дружеский, заботливый разговор из-за того, что какой-то придурок отнял мое яблоко. Я села, поджав под себя ноги, предвкушая разговор, в котором я далеко не спец.

— Ты чего не на ужине? — начала я издалека.

— Не хочу, — ответила она. Вот, я могу сказать в суде — что она отказалась со мной говорить.

Я уже хотела лечь обратно, как ее лицо залилось краской, и она сказала, — Милана, — начала, смущаясь Диана, — сегодня перед ужином Эван Прус предложил мне пойти с ним на бал.

Эван был на 5 курсе, и, если моя информация не устарела то, круто же пойти на бал с парнем, что старше тебя. К тому же его все знают, он староста.

— Это же замечательно, Диана, пойдешь не одна, — сказала я. «А я одна», — договорила моя зависть.

— Я сказала, что мне нужно подумать, — мило смущаясь, поведала она, а потом призналась в чем причина ее сомнений: — Я как-то боюсь, стесняюсь, что ли…

— Да что за глупости? Он храбрый, симпатичный, — вспомнив Эвана и произнеся его лучшие качества вслух, я смутилась. — Умный, староста класса. Сходи с ним, это же не свидание, а просто школьный бал. Или ты с кем-то другим хотела пойти?

— Нет, нет, — сразу затараторила она. — Он мне нравится, — Диана смутилась уже в конец, от ее красных щек исходил жар. — Вдруг я все испорчу…

— Ничего ты не испортишь, не выдумывай. Согласись пойти с ним, — улыбнулась я.

— Спасибо, Милана. Я обязательно соглашусь, — радостно, задыхаясь, бормотала она, а потом снова покраснела и сказала, — Только ты это… никому не говори, что он мне нравится.

— Конечно, Диана.

Довольная, что выполнила одно из правил хорошей подруги, я плюхнулась на спину. Что бы я ни говорила, что бы ни думала, мне было приятно помочь Диане.

— А ты с кем идешь? — поинтересовалась она.

— Не знаю, — я повернула к ней лицо.

— Тебя обязательно кто-нибудь позовет. Ты красивая, — подбадривала меня, улыбаясь, она.

— Спасибо, конечно, но я не переживаю из-за этого.

Дверь в спальню открылась, и из проема выглянула Миса.

— Диана, тебя Эван везде ищет, — сказала она. — Он меня заколебал, заставил пройти по всем женским спальням, тебя поискать. Ну, я-то не глупая, сразу сюда пришла. В общем, он тебя в зале ждет, — произнесла она и закрыла дверь с обратной стороны.

— Милана, пожалуйста, пошли со мной, — умоляющим голосом попросила она. Я поразила ее усталым взглядом. — Пожалуйста, — повторила она, сложив руки в мольбе.

Я громко выдохнула и согласилась:

— Пошли, — нехотя я встала с кровати.

Мы вышли уже в оживленную гостиную. Эван сидел у дальней стены. Увидев Диану, он взбодрился, встал и одернул рубашку. Диана застонала, намекая мне, что она боится.

— Иди, я тебя на диване подожду, — пихнула я ее в сторону Эвана. — Не бойся.

Я приземлила попу на диван, и с интересом начала за Дианой наблюдать. Она пошатнулась от моего толчка, и, осознав, что обратно пути нет, подошла к нему и что-то сказала. От волнения Диана сжала руки спереди и, не прекращая, потирала их. На взволнованном лице Эвана мелькнула облегченная улыбка, и он что-то быстро и энергично пробормотал. Уголки губ подруги ответили взаимностью. Он ей еще что-то сказал, видимо, попрощался, и ушел. Диана подбежала ко мне и плюхнулась рядом на диван. Она искрилась радостью и гордостью за свою смелость.

— Он сказал, что думал, как будто я не хотела с ним идти. А я-то хотела. Он думал, будто я сказала, что мне нужно подумать, чтобы придумать, как отказаться. А я-то так сказала, чтобы придумать, как согласится. Он тоже переживал, как и я. Представляешь, Милана? — радостно, слишком быстро для того чтобы я успела понять каждое слово, поделилась она.

Выпучив от восторга глаза, она смотрела на меня, а я, кажется, пропустила вопрос. Я нелепо улыбнулась и кивнула, надеясь, что это сойдет за ответ. В зал вошла Оливия. «О! Оливия, я тебя обожаю», — подумала я, решив, что она сможет все понять в словах Дианы, в отличие от меня. Я махнула ей.

— А Диану пригласили на бал, — сказала я, не успела Оливия и подойти к нам. Да-да, я спихнула Диану на Оливию и не стыжусь этого.

— Кто? — сразу же заинтересовалась Оливия, садясь рядом.

— Эван с 5 курса, — похвалилась Диана.

— Круто. Ты первая из нас, кого пригласили. Он тебе нравится? — спросила Оливия. Ну, этот вопрос можно было предугадать.

Оливия была стандартной, настоящей девочкой-подростком. Ее любимые темы — одежда, парни и сплетни. Она надевала пышные юбки, маечки без бретелек, пояса с бантами, туфли на каблуке… У нее идеальная кожа, ногти, волосы. У нее был замечательный вкус, хоть и далекий от моего. Мы были разные, у нас даже волшебные палочки были совершенно разные: у нее почти идеально ровная, светлая, а моя крючковатая, далеко не ровная и безупречно черная. Но что-то связывало нас. Я не представляла, как бы жила без нее здесь.

— Да! — гордо ответила Диана, и даже не покраснела.

— Эй! Мне сказала, чтобы никому не говорила, умоляла меня, в ногах валялась, а сама взяла и … — возмутилась я, удивившись, как легко она призналась.

— Прости, — сказала она с извиняющимся лицом, а потом опять взорвалась счастьем, –

Просто я так рада… Так рада… Круто так, — подпрыгивая от наслаждения, визжала она.

Мы с Оливией рассмеялись над ней. Кажется, сейчас у нее был самый настоящий золотой пик радости. Диана вся светилась.

— Да ладно вам, — пробормотала она на наш смех, все так же улыбаясь.

Я зевнула.

— Я наверно пойду, а то не выспалась сегодня.

— Давай. Я тоже сегодня пораньше лягу, — сказала Оливия, но Диана была против этого.

Она же не сможет заснуть, не исчерпав всю свою радость, а радости, судя по ее улыбке, у нее еще о-го-го как много.

— Спокойной ночи, — пожелала мне вслед Диана, когда я направилась в коридор, ведущий в спальни и ванны.

Я завернула в коридор, но и там был слышан веселый визг Дианы. Я взяла в спальне все, что мне нужно было, приняла душ. Идя по коридору, еще раз удивилась не утихшему возгласу радостной подруги, которую пригласил на бал парень, и легла спать.

Проснулась я поздно. В глаза светило ласковое солнце, совсем не зимнее. Я потянулась и улыбнулась хорошему настроению, повернулась в сторону теплых лучей и открыла глаза.

В комнате была только Джессика, роющаяся в своей тумбе.

— Джессика, сколько времени? — сонно спросила я.

— Девять пятнадцать, — коротко ответила она, не отвлекаясь от своих дел.

Завтрак уже начался. Улыбка исчезла с губ. Я сразу вскочила, оделась, сбегала в ванную, где умылась и почистила зубы, быстренько расчесалась и поспешила из гостиной в столовую, приглаживая взъерошенные волосы рукой. «Оливер, если бы ты не искал это дурацкое яблоко, нам бы не пришлось спешить на завтрак!» — услышала я упрекающий голос Фреда в коридоре, когда уже подошла к выходу из гостиной. Из сумрака коридора показалась две каштановые головы. Оливер выпучил глаза, неожиданно встретив меня.

— Милана, — позвал он, — стой!

Я вышла и показательно хлопнула дверью. Хоть я уже не злилась на него, но пусть он знает, что обидел меня.

— Подожди, — попросил он, догоняя. Оливер поймал меня за руку. — Извини.

Я развернулась к нему лицом и остановилась, скрестив руки на груди, состроила выражение лица позлее и взглянула ему в глаза. Это выглядело совсем не устрашающе, так как уровень его глаз был выше моего. Поняв, как жалко это смотрится, я обиженно отвела взгляд в сторону.

— Милана, прости за вчерашнее, — сказал он. В его голосе читалась жалость. — Вот, на! –

Оливер неуклюже достал из кармана яблоко и протянул его мне. Я посмотрела в его лицо: в мольбе брови были сложены домиком, глаза напряженно сужены. Я перевела взгляд на яблоко. — Прости, — попросил он, протягивая руку еще ближе ко мне.

Яблоко выглядело аппетитно, даже аппетитней вчерашнего. Я взяла его и откусила.

Приняв это за ответ, Оливер искренне улыбнулся.

— Тебе повезло, что оно оказалось вкусным, — сказала я, прожевав откушенный кусок яблока. — Ладно, прощаю, но в следующий раз я тебя побью, — предупредила я и улыбнулась. Все-таки мне самой не хотелось с ним ругаться, и я рада была помириться.

— Хорошо. Разрешаю даже по почкам бить.

— Пошли, — приказал Фред, обходя нас.

Мы побежали на начавшийся завтрак. Все уже давно ели, мы сели с краю стола и сразу напали на блинчики с разными джемами.

 

Глава 11

— Что ты меня не разбудила? — спросила я у Оливии, когда мы с ней шли на урок Видоизменения.

— Я рано встала и решила тебя не будить, — ответила она.

Ну, обижаться на нее было глупо. Она не обязана меня будить, и к тому же благодаря ней я превосходно выспалась.

— Я, кажется, вчера задание не сделала, — вспомнила я.

— О-о-о, — протянула Оливия. — Тебе влетит.

— Не будем думать о плохом, — улыбнулась я.

Прозвенел колокол, и мы побежали на урок. Школьная сумка то и дело била по бедру, я сжала ее впереди в руках. Новому синяку просто суждено появиться на ноге. Подлетев к кабинету, мы затормозили. Сумка, которую я выпустила из рук, шмякнулась о дверь. Я сквозь зубы громко втянула воздух, нервно прижимая сумку к себе. Оливия открыла дверь. Все взгляды были направлены на нас.

— Мадам, можно? — спросила я, выглядывая из-за двери. Послышался смешок.

— Входите быстрей, — сказала учительница.

Мы поспешили занять свои места. Я повесила сумку на стул и облегченно отдышалась. На парте лежало два желтых шарика. Оливия посмотрела сначала на шарик, а потом на меня.

Я пожала плечами.

— Господин Вармент, уберите свои руки от шара желания! — привлек к себе громкий голос мадам Рул. Она стукнула Фреда по вытянутой руке, а потом обратилась ко всему классу: –

У каждого из вас на столе лежит шарик желаний. Кто знает, что он делает?

Кира, сидевшая за первой партой, подняла руку. (Ее спальня была соседней. Она не сказать, что умная, просто… эм… зубрила. Я о ней толком ничего не знала, так как мы никогда не общались, да и не очень хотелось…)

— Да, мисс Тиз.

— Этот шарик превращается в то, что человек очень сильно любит, — сказала Кира, встав, и сразу после ответа села.

— Правильно, мисс Тиз, 5 баллов. Но хочу заметить, что это только иллюзия. И прошу вас не пытаться съесть, облизнуть, сварить шарик! — громко, с ударением на слова «прошу» и «не пытаться», сказала учительница. Сзади кто-то хихикнул: кажется, это был один из братьев Вармент. Наверно, Оливеру или Фреду понравилась идея засунуть шарик в рот. –

Обмануть шарик нельзя, — продолжила преподавательница, — но он может показать не самое желанное. Сожмите шарик в руке и произнесите «Виш».

Не думаю, что это когда-нибудь пригодится мне в жизни. Я сжала шарик, сказала: «Виш», — разжала руку и увидела, как шар распускается, словно цветок. В руках у Оливии была такая же картина. Пока я наблюдала за шариком Оливии, я пропустила финал «распускания» своего шарика. У меня на руке лежало свежее шоколадное печенье. «Как давно я их не ела», — подумала я и улыбнулась. Сейчас я понимала просьбу мадам Рул.

Печенье очень аппетитно выглядело.

Смех на задних партах отвлек меня, от желания съесть шарик. Я обернулась: у Эрика на руке лежала огромная рыба и жадно глотала воздух губами. Она слабо мотала хвостом и плавниками, а жабры не переставали нервно вздыматься.

— Эрик Смит, — воскликнула от удивления учительница, — вы что, любите рыб?

— Видимо да, мадам, — смущенно ответил он.

Преподавательница сморщилась, глядя на гигантскую противную рыбу, и отвернулась.

— Все сожмите предметы в кулаке, — приказала она, уходя от так не приятной ей рыбы.

Я послушно сжала руку, печенья захрустели и превратились обратно в желтый шарик.

— Мадам, она же живая! — воскликнул Эрик, испуганно смотря, как его соседка по парте сжала в руке бабочку. Красивое насекомое издало характерный звук, когда девушка его раздавила.

— Господин Эрик Смит, вы меня внимательно слушали? Это только иллюзия. Сожмите рыбу!

Эрик громко втянул воздух, собираясь с силами, и сжал руку. Рыба хрустнула в трясущейся руке. Эрик закрыл глаза от ужасного звука, словно от боли. Учительница удовлетворенная, что Эрик послушал ее и не надела никаких глупостей, отвернулась от него и сказала:

— Выпишите главное из учебника.

После урока видоизменения, я отправилась на физкультуру, которая, как утверждала расписание у секции Б класса, в связи со скором школьным балом была заменен на урок бальных танцев.

Я с Оливией влетела в спортзал и остановилась: людей было намного больше, чем я ожидала. Мы подошли к небольшой кучке ребят из нашего класса, где стоял Оливер и

Фред, болтающие с Эриком и еще с тремя парнями: Денис, Майкл и Стефан, вроде так его звали.

— Что происходит? Почему тут все классы? — спросила Оливия, оглядываясь.

— Третий, четвертый, пятый и шестой курс открывают бал. Основные занятия будут после обеда, вместо ботаники. А у третьих курсов дополнительный урок — сейчас, типа мы в первый раз, глупые, ничего не умеем, — объяснил Денис, смахнув челку с глаз.

— А-а-а, спасибо.

В зал вошла Афина Рул и Блей Кар с черным чемоданом. Мадам прошла в центр спортзала, а мистер Кар прохромал к небольшому столу в углу и положил на него чемодан. Он раскрыл его, и показалась граммофонная пластинка. «Это же патефон!» — наконец дошло до меня.

— Прошу тишины, — сказала Мадам Рул. Никто не послушался, ученики были слишком озадаченны, почему здесь все три класса. Преподавательница приложила руку к горлу. –

Тишина! — эхо раздалось по всем углам комнаты, и все мигом замолчали. Прозвучало это громче, чем у директора и грознее. — Мальчики, пройдите на левую часть зала, — убрав руку от горла, сказала она, показав в сторону левой рукой. — Девочки, пройдите на правую часть зала, — показала она другой рукой.

Зал послушно разделился на две части. Мальчики неуклюже перетаптывались, поглядывая на готовых к танцам девчонок. Афина Рул улыбалась девочкам, казалось, что это предвкушение бала тоже ей очень нравилось. Улыбаясь, она казалась намного моложе своих лет. Пробегая глазами по правой стороне, она остановилась, улыбка медленно перешла в удивление.

— Эрик Смит, я сказала, что мальчики слева, — напомнила мадам Рул.

Сбоку от меня появилось какое-то движение. Рядом стоял Эрик. Он пробрался вперед, и послышались смешки со стороны ребят. Эрик быстренько пробежал на своих коротких ножках на левую сторону.

— Простите, мадам, — попросил он. Насчет его очередной ошибки послышались издевки мальчишек, пихавших его в плечо. Я вспомнила недавнюю историю с рыбой, и улыбнулась. Зато ему будет, что рассказывать детям, внукам. Мадам Рул была явно удивлена его глупостями, она глубоко вдохнула, выдохнула, и повернулась к мальчикам.

— Тихо! — сказала учительница. Повторять громче при помощи заклинания ей не пришлось, ребята сразу затихли. Мадам Рул повернулась к Блей Кару: — Блей, включай, — приказала она и одобрительно кивнула.

Мистер Кар сдул пыль с пластинки, бережно положил ее в патефон, поставил иглу, и завел музыкальный аппарат. Хрипя и чихая, патефон заскрипел. Ужасные звуки плавно перелились в вальс, растекающийся по всему залу.

— Вальс танцуется под три счета, — сказала мадам. Дождавшись громкого стука, начала считать удары: — Два, три. Раз, два, три. Раз, два, три, — она делала акцент на «Раз» и хлопала ладошами в такт. — Кто хочет мне помочь?

— Оливия, смотри, — прошептала я, кивая в сторону помощника учителей. Блей, закрыв глаза, медленно мотал головой в ритм музыки и настукивал ногой неправильный такт. — Вот, кто должен школьный бал вальсом открывать. Вон как ему нравится, — улыбнулась я.

Оливия тихо захихикала, прикрывая рот изящной ладонью.

— Госпожа Грей, — громко обратилась ко мне учительница. Я резко прижала подбородок к шее, словно от удара по голове, и нерешительно перевела взгляд с пола на мадам Рул. — Я так понимаю, вы хотите мне помочь. Выйдете сюда, — сказала она.

— Блин, — тихо возмутилась я, покидая ряд девочек.

С опущенной головой я подошла к учительнице. Афина Рул сделала шаг и положила руку мне на плечо. Меня передернуло.

— Милане Грей нужен партнер, — объявила она.

— Можно мне, мадам? — спросил Сэм, выбираясь из толпы ребят.

— Конечно, мистер Аттентион.

Учительница похлопала мне между лопаток, шепча: «Милана, выпрямись». Только я потянула назад плечи, она меня подтолкнула к Сэму. В отличие от моего, его лицо не выражала никакого недовольства. Я удивилась: «Меня насильно вытащили из толпы, а он ее покинул добровольно. Глупый. Я сейчас ему весь танец испорчу».

— Не паникуй, — тихо сказал он, вставая прямо передо мной.

— Кто это здесь паникует? — фыркнула я, придавая себе более равнодушный вид. На самом деле, я и правда паниковала, немного, совсем немного. Вру, я не немного паниковала, я захлебывалась в панике! Большой палец левой руки нервно пересчитывал остальные четыре пальца. «Сейчас я опозорюсь перед целым курсом», — рассуждала я, и волнение хлынуло еще сильнее, меняя маску равнодушия на маску паники. Сэм улыбнулся.

— В вальсе партнер левой рукой держит партнершу за талию, — начала Афина Рул, и Сем легонько приобнял меня за талию, ели прикасаясь к блузке. Любая девчонка за это жизнь отдала, а меня это совсем не волновало. Главное, чтобы он сильно не увлекся со своими объятиями. — Другой держит руку партнерши.

Сэм поднял руку, ожидая мою. «Блин, сейчас в обморок от стыда упаду», — подумала я.

Неловко мне было, когда в мою сторону смотрело столько глаз. Я нерешительно потянула руку верх. За плечом Сэма, Фред издевательски улыбался. Он мне никогда не даст забыть это. Сэм взял меня за руку, когда я была готова уже одернуть ее обратно, в низ, и убежать.

Сэм крепко сжал мою ладонь, словно догадываясь о моих желаниях.

— Свободную руку партнерша кладет на плече своему партнеру.

Я глубоко вдохнула и положила руку Сэму на плечо, касаясь ребром кисти его накаченной спины. Если бы не мой партнер, моя стойка смотрелась совсем жалко. Сэм выглядел профессиональней, как танцор из передачи «Танцы со звездами», которую очень любили воспитательницы в детдоме. По вечерам они завоевывали телевизор и включали «Первый канал». Спорить с ними было бесполезно, так что мы, всем коллективом, смотрели эту передачу.

— Мисс Грей, — разнесся голос учительницы. Если такое ночью разбудит, то со страха в вечный сон провалишься. — Не виснете на Сэме, — сделала она замечание. Мои щеки залились краской. Ну, все! Это последняя стадия стыда. — Сами держите свою руку, не вешайте ее на плечо партнера.

«Вообще-то, у меня сейчас паника, я и сама еле стою, а тут еще и руку положить нельзя…» — возмутилась я про себя, но все-таки приподняла руку. Сэм усмехнулся. Зараза! Его это еще и тешит. Неужели ему нравится это внимание?

— Партнерша должна стоять чуть правее партнера, — сказала мадам Рул. Не дождавшись от меня реакции, она попросила моего партнера: — Сэм, пожалуйста, поставьте свою партнершу правее.

Сэм улыбался, и меня это начинало уже бесить. Он шагнул вбок, и моя левая рука проскользила по его белоснежной рубашке.

— Голова танцоров должна быть повернута чуть налево. Партнерша должна наклонить туловище налево назад.

Мы сделали, что сказала учительница. «Хорошо, что не надо смотреть в глаза, а то я бы со стыда точно сгорела», — обрадовалась я.

— Чуть согните колени — попросила мадам Рул. — Партнерша отводит ногу назад, партнер идет на нее с правой ноги, — мы делали все, как говорила учительница. — Переводите вес на вытянутую ногу. Подставляйте вторую, поднимаясь. Поворачивайтесь и опускайтесь: партнерша на правую ногу, партнер на левую. Потом повторяете то же самое, только уже партнерша идет вперед, а партнер назад, — объяснила она. Сэм умело танцевал свою партию, ведя меня, бестолковую партнершу. Впервые я обрадовалась, что вышел именно он, а не кто-нибудь другой.

— Раз, два, три. Раз, два, три… — начала считать Афина Рул, пока мы не стали двигаться под музыку сами.

Мне нравилось. Наверно по тому, что получалось. Куча лиц пролетали мимо. Уже не стыдно. Великолепное чувство головокружения. И кстати, я ни разу не наступила Сэму на ногу.

Я видела, как Эрик Смит тренирует свою стойку, сравнивая со стойкой моего партнера.

— Молодцы, — похвалила мадам Рул, когда мы дошли до конца зала.

— Спасибо, мадам, — сказала я и, смутившись, поспешила убрать руки с Сэма.

— Спасибо, — поблагодарил Сэм, отпуская меня. Я улыбалась, и это заставило его улыбку стать шире.

— Можете разделиться на пары и попробовать потанцевать, — обратилась учительница к остальным ученикам, повернувшись к нам спиной. В толпах появилось движение, и несколько смельчаков встали в пары. — Так, быстро разошлись все по парам и тренируемся! — повысила голос учительница. Все быстро сорвались с мест и нехотя разошлись по парам.

— Ты не против остаться в паре? — спросил Сэм, протягивая мне правую руку. Я отвернулась от смущенной Оливии, к которой подошел Эрик. Но только открыла рот, чтобы ответить: «Не против», как к нам из ниоткуда подошел Оливер:

— Милана, помоги мне, а то у меня что-то ничего не получается.

— Извини, — обратилась я к Сэму, грустно улыбнувшись. Он опустил руку.

Я взяла Оливера за руку и положила другую ему на плечо. Он взял меня за талию. Вдалеке глухо послышался колокол.

— Не успели, — сказала я.

— Да… — расстроился Оливер и вздохнул. Мы не спеша опустили руки.

Ко мне подбежала Оливия, и мы пошли на Математику.

На два предмета выделялось меньше всего времени: Правописание и Математика. Они были главными уроками в средней школе, так что любой из моего класса знал то, чего не знала я. Раньше, во втором измерении, математика была предметом, который я любила и к которому у меня были хоть какие-то способности. Здесь новые темы мне давались легко, только если они не были связанны со старыми правилами, что изучали до поступления в старшую школу или высшую школу волшебства.

Следующим в расписание был урок Темного волшебства. За кричащим названием не пряталось ничего страшного: никаких монстров, никакой крови, никакой опасности — хотя кое-что устрашающее имелось на этих уроках — учитель, Блек Фаст. Для учителя он был грубоват, странноват и страшноват. Кто вообще ему разрешил с детьми работать? На сегодняшнем уроке мы проходили заклинания, которое я уже знала и даже использовала, заклинание «Отбрасывания».

— Куда уже Оливия с Дианой делись? — спросила я, выходя из класса.

— Они есть захотели и побежали скорей в столовую, — сказал Оливер, с братом ждавший меня у кабинета Темного волшебства.

— Обжоры, — прокомментировал Фред.

— Спасибо, что подождали, — поблагодарила я.

Сзади послышался взволнованный голос Стефана: «Правда? Да? Я тогда пойду, поспешу пригласить ее!» Он побежал, задев мое плечо. Ремешок сумки упал со своего места. Фред что-то съязвил другу вслед и натянул мне сумку на плечо.

— Выбрать-то выбрали, — пробормотал себе под нос Оливер

— Милана, а Оливия еще никого не пригласила? — обратил на себя внимания Фред. Никого не пригласила? Мне, кажется, мальчики должны приглашать. Ой, да ладно мне парится из-за Фреда, он всегда странно говорит.

— Нет, как я знаю. А что? — спросила я, а потом сразу же в голове скользнул ответ на свой же вопрос, на свой же очень глупый вопрос. Я ответила вслух на него: — Фред хочет пригласить Оливию! — я хитро улыбнулась.

— Тихо, полоумная, — пробормотал он, как старый дед, протягивая ко мне руки, словно с желанием заткнуть рот. Он огляделся, никто ли не услышал. — Как подругу хочу пригласить. Мне не с кем идти, а ее никто не пригласил, вот я и решил поддержать, — громко оправдался он, чтобы если все-таки кто-то застал его признание, услышали эти глупые оправдания.

— Ага, ага, — издевалась я.

— Да правда!

— Ага, говорю же: «Верю, верю», — продолжала издеваться я.

Мы вошли в столовую и сразу увидели Оливию, рядом с ней сидел Сэм. Увидев нас, он закончил свой энергичный разговор с моей подругой и поправил закатанные рукава рубашки. «Что он там делает? Решил пообедать с нами? Но почему без своего друга?» — не понимала я. Оливер схватил меня за запястье. Я взглянула на него: его лицо было напряженно.

— Чего, Оливер?

— Нам надо поговорить, — сказал он и потащил меня обратно из столовой. Вслед только и послышался смех Фреда.

У Оливера был такой вид, будто что-то случилось. Я встревожилась. Он оттащил меня от толпы к стене, не далеко от высоких, дубовых дверей в зал, где все уже приступили к еде.

Оливер встал в нескольких сантиметрах от меня. Я отошла, чтобы посмотреть ему в глаза и уперлась в стену. На его глаза упал тень, я не могла прочитать ни одну его эмоцию.

— Милана, ты не против пойти со мной на бал? — быстро проговорил он и чуть расслабил лицо. Мои губы в изумление раскрылись. Я, мягко говоря, удивилась.

— Только, пожалуйста, сейчас ответь, — попросил он, когда я уже собралась ответить. — Ну, просто я подумал… мы можем пойти вместе. Ну, то есть, как друзья, — бормотал он.

Его волнение показалось мне забавным, и я улыбнулась.

— Оливер, — перебила я, — я с радостью пойду с тобой на бал.

Он облегченно выдохнул и улыбнулся.

— Ладно, пойдем в столовую, — я потянула его за руку.

— Да-а, — протянул он как-то странно. Я оглянулась на него, его лицо перекосило.

Мы прошли за стол и уселись напротив Оливии.

— Привет, Оливер, — сказал Сэм. — Здравствуй, Милана, — его взгляд привычно остановился на мне. Сэм улыбался.

— Виделись уже, — улыбнулась я. Меня не покидал вопрос, что он тут делает?

— Милана Грей, не хотели бы вы составить мне компанию на балу? — торжественно произнес Сэм.

У меня аж во рту пересохло. Если когда меня пригласил Оливер, я удивилась, то когда меня пригласил Сэм, я, мягко говоря, офигела. Я схватила чашку чая и сделала пару глотков. Это помогло мне немного прийти в себя.

— Сэм, я бы с радостью, но… — начала я и запнулась, не решаясь сказать «нет», — но меня уже пригласили, и я согласилась.

На лице Сэма мелькнуло удивление, он скрыл его и выпрямился, возвращаясь к образу джентльмена.

— Я надеюсь, ты хотя бы подаришь мне один танец.

— Конечно, — сразу же ответила я. Я чувствовала себя плохой. — Я просто обязана подарить танец такому замечательному танцору, как ты.

— С нетерпением буду ждать, — сказал он, улыбнувшись. Но только он встал из-за стола, улыбка исчезла с его лица.

Оливия ждала, когда Сэм выйдет из столовой, смотря ему в след. Я представляла, как ее сейчас пожирает любопытство. Она выпучила глаза и в предвкушении потирала руки.

Только Сэм скрылся за дверью, она повернулась и открыла рот, но я решила дать ей шанс подольше помучаться.

— Ах ты, зараза! Ты знал! — кричала я, шутливо ударив нагло улыбающегося Оливера. –

Бессовестный! Ты мне ничего не сказал. Ты с самого начала знал! — барабанила я по самодовольному другу. — Тебе не стыдно? Нет, тебе действительно не стыдно? — верещала я, не скрывая улыбки.

— Неа!

— Ах, ты… — снова замахнулась я.

— Фред тоже знал, — перебил меня он.

Я повернулась к Фреду, он еле сдерживал улыбку и делал вид, что разглядывает потолок.

Я ткнула его локтем в живот, он улыбнулся и опустил голову.

— Ты почему мне не сказал? — злобно взглянула я на Фреда.

— Блин, Милана, кто тебя пригласил? — не выдержав, крикнула Оливия.

Мы все дружно повернули на нее голос, и не только мы, вся школа. От удивления я пару секунд молчала, а потом, испугавшись ее, ответила:

— Оливер.

— Почему ты мне раньше не сказала? — злым тоном спросила она. Я, как дурочка, хлопала глазами. Неужели она так разозлилась и так кричит потому, что долго сдерживалась?

Откуда столько злости в таком маленьком тельце? Я не ожидала от нее такого.

— Сама только что узнала.

— А вот Фред уже знает, кого хочет пригласить, — сдал брата Оливер.

Оливия любопытно смотрела на нас, ожидая продолжение новой новости. Ее уже не интересовало, как меня пригласил Оливер. Он меня спас от нудного рассказа. «Спасибо», — прошептала я Оливеру, он в ответ кивнул.

— Она красивая, — сказала я, подогревая интерес подруги.

— Да, ничего такая, — ехидничал Оливер.

— Веселая, интересная, — продолжала я.

— Правда, Фред сказал, что он с ней только как с подругой пойдет, — тоже продолжил Оли и за это получил от меня по ляжке.

— Да кто она? — сгорала от нетерпения Оливия. Она, казалось, даже подпрыгивала на скамье от любопытства.

Тут Фред, на которого никто не обращал внимания, взял дело в свои руки:

— Оливия, пойдешь со мной на бал?

— Дураки, — состроила нам рожицу она, я и Оливер рассмеялись. — Конечно, Фред, я пойду с тобой, — ответила Оливия уже самым ласковым и нежным голосом, на какой только была способна.

Прозвенел колокол, и мы вскочили с лавки.

— Черт, — выругался Фред, влетая в косяк двери. Все глаза учеников в столовой были направлены на наш грохот.

— Где будет проходить занятие? — спросила я, спеша в спортзал.

Мы с Оливией торопились сильнее всех, сзади бежал Оливер, и, не спеша, шел за нами его брат.

— В бальном, — спокойно ответил Фред.

— Так мы не в ту сторону, — затормозила я.

— Ага, — усмехнулся он.

Мы развернулись и уже все дружно, вчетвером, побежали к бальному залу. Стук ботинок об пол раздавался по всему коридору.

— Мадам Рул, можно? — спросил Фред, первым вбежавший в зал. Я влетела ему в спину, следом за мной в зал завалились Оливия и Оливер. Я шагнула из-за спины Фреда.

— Вы впервые открываете бал, и позволяете себе опаздывать? — разозлилась учительница.

Я обратно спряталась за спиной Фреди.

— Простите, мадам. Это больше не повторится, — извинился он.

— Быстрее проходите.

Мы сели на свободные стулья в углу огромного зала. Эта комната находилась в центре школы, но несмотря на это в ней было много окон, выходящих на передний сад школы.

Зал был украшен высокими колонами, подпирающими потолок. На узорчатом белом потолке в центре висела огромная хрустальная люстра. «Если она упадет, то прибьет всех.

А падать она будет очень быстро», — сразу же увидев люстру, подумала я. Умирать в бальном зале мне не хотелось, и я отодвинула ногами стул, на котором сидела, подальше от центра. Это, конечно, все равно бы меня не спасло, но мне стало легче.

— Здесь будет бал проходить? — спросила я, нагнувшись к Оливии, сидевшей впереди.

— Нет. Здесь вся школа не поместится, ну, если поместится, то некуда будет ставить елку.

Я облокотилась на спинку стула и еще раз осмотрела просторный зал. Это какая огромная елка должна быть, чтобы не вместиться в этой комнате вместе со всеми учениками?

— Когда объявят класс, — начала учительница, и ее голос раздался эхом по бальному залу, — вы выходите парами друг за другом, по порядку: шестой курс, пятый курс, четвертый курс и третий. Растягивайтесь по всему кругу. Вам нужно будет тремя классами вместиться в два круга: внешний и внутренней. Сразу встав, принимаете позу. Заиграет музыка, и, как только все примут позы, начинаете. Не забудьте, что вы идете по часовой, — выделила мадам Рул последнее слово.

Под команды учительницы видоизменения мы три раза проиграли выход, а потом она разделила нас всех на пары, чтобы повторить и доучить танец.

— Та самая Милана Грей? — спросил меня мой партнер.

— Возможно, — сказала я, протягивая ему руку.

Мне в партнеры достался Стефан Стоун — старший брат Оливии. Он взял одной рукой меня за руку, другой за талию. Я равнодушно положила руку ему на плечо.

— Оливия рассказывала о тебе немного, хотя ты и без этого известна.

— Известна? — переспросила я, наклоняя голову и отводя правую ногу назад.

Увидев Стефана, его сестру близняшку — Стелу и Оливию, было тяжело не догадаться, что они родственники: светлые волосы, загорелая золотистая кожа, худоба. Но каждый из них отличался своей индивидуальностью, стилем, даже близнецы. У Стефана светлые волосы спадали до плеч, передние пряди служили длинной косой челкой; яркие карие глаза, идеальная кожа. Он напоминал мне почему-то эльфа. А вот Стела напоминала пацаненка: коротко постриженные волосы придавали интересный вид ее овальному лицу, а темными тенями она всегда подчеркивала шаловливые глаза. Стела была худой, худее младшей сестры. Оливия длинными волосами, обычно заплетенными в два колоска, сероголубыми глазами, большим разрезом глаз, пухлыми губами напоминала принцессу.

— Ты появилась из ниоткуда, на втором месяце учебы, поступила сразу на третий курс, а потом еще и сразилась с темным… Ты привлекла немало внимания, — сказал он, танцуя.

— Внимания?! — воскликнула я. — Конечно, только ради внимания и живу, — сказала я и опустила руки, покидая пару. Я, разозлившись, направилась прочь от него.

— Ты меня не правильно поняла. Я не хотел тебя обидеть, Милана, — схватил меня за руку он. Я развернулась. — Я не имел в виду, что ты пытаешься привлечь внимание. Я просто неправильно выразился, — объяснил он, и, поняв, что я уже не собираюсь уходить, отпустил руку. — Я просто чувствую, что тебя ждут еще немало приключений.

— Послушай его, девочка, — обратилась ко мне, повисшая у брата на шее, Стела. — Он редко говорит глупости.

Стефан повернул голову к сестре и усмехнулся ее словам. Стела ему улыбнулась и освободила его шею, чтобы протянуть мне руку:

— Стела Стоун.

— Милана Грей, — сказала я, пожимая ее миниатюрную ручку.

— Та самая?

— У вас что, это семейное? — простонала я.

Губы Стефана обнажили белые зубы:

— Наверно, — ответил он, взглянув на сестру, она пожала плечами.

— Оливия рассказывала о тебе, ты ее подруга, — сказала Стела.

Прозвенел колокол, и Стела схватила двумя руками ладонь брата.

— Стефан, пойдем, я пить хочу, — она потащила его за собой из зала.

— До свиданья, Милана Грей, — только успел сказать Стефан.

— Пока, — ответила я в гудящую толпу. Близнецов Стоун уже было не видно.

Я пару минут смотрела им в след. Странная они парочка. Все выходили из зала, а я стояла и мешала выходящим. «Вот она!» — послышался знакомый голос. Я обернулась. Над толпой старшекурсников торчала голова Оливера. Только я шагнула к нему, как он опустился вниз. Я попыталась пробраться сквозь учащихся к тому месту, где видела его, но только потерялась еще сильнее.

— Милана, — кто-то положил мне руку на плечо.

Я испуганно обернулась, это был Оливер.

— Я же сказал, что видел ее, — повернул голову он к Оливии.

— Где ты шаталась? — спросил выбравшийся из толпы Фред.

— Тут стояла.

Нашу небольшую кучку все огибали. Оливер схватил за руки меня и Оливию, она — Диану, та — Фреда, и он потащил нас к выходу. Уж сильно он спешил, я то и дело стукалась об чужие локти, нагло пробираясь вперед. Выбравшись из бального зала, мы пошли в кабинет математики, где предоставлялось два с половиной часа третьему курсам сделать уроки.

Мне совершенно не хотелась ничего делать, ведь завтра последний день учебы, потом

Бал и все — каникулы и мой первый новый год в кругу родных. У меня, наверное, были раньше семейные празднования, но я их не помнила. Со сладостными мыслями о празднике я вышла из кабинета, не сделав задание.

 

Глава 12

— Можно? — постучалась я в дверь к дяде Джеймсу.

— Входите, — через несколько минут отозвался он.

Я открыла дверь: дядя сидел за проверкой колбочек с зельями.

— О! — воскликнул он, повернувшись ко мне. — Заходи, дорогая. — Я послушно зашла в комнату и закрыла дверь. — Что-то случилось?

— Нет, ничего. Можно с тобой посидеть?

— Конечно, — ответил Джеймс, смотря сквозь прозрачное стекло на сваренный раствор. –

Сейчас я закончу проверять, и мы попьем чаю.

— Угу.

Дядя капал зелья в воду и проверял, как они среагируют друг на друга. В большинстве случаев вода резко превращалась в пар, но иногда и просто мутнела, или вообще ничего не происходило. Учитель Зельеварения, по совместительству мой дядя, откладывая пузыречки, заполнял табличку оценок. Я бродила по комнате. По обстановке нельзя было сказать, что Джеймс — учитель Зельеварения: позади одного из кресел, за которыми мы обычно пили чай, стоял небольшой шкаф с книгами и коробочками, в которых и скрывались «улики» дядиной профессии.

Громкий хлопок отвлек меня он изучения книг, разложенных по алфавиту. Я вздрогнула и машинально развернулась лицом к шуму. Дядя вскочил из-за стола, с грохотом уронив деревянный стул, на котором он пару минут назад сидел. Край стола был залит бурлящей жидкостью, которая стремительно капала на пол. Джеймс тихо выругался на одного из своих учеников, назвав его «обалдуем», стряхивая зелье со своего бежевого пиджака. Я схватила полотенце, упавшее вместе со стулом: оно было приготовлено специально для такого случая. Пока дядя снимал мокрый пиджак, под которым была одета белая рубашка в тонкую синюю полоску, я вытерла стол. Тряпка дурно запахла, и мне пришлось выйти из комнаты в класс Зельеварения, чтобы промыть ей в раковине. Когда я вернулась, Джеймс возился с серой, рваной половой тряпкой. Он швырнул ее в кабинет, в щель закрывающейся двери. Я положила полотенце на подоконник. Джеймс, еще не успев сесть на стул, вывел «Ужасно» напротив одной из фамилий учащихся и поставил огромный восклицательный знак.

«Я вообще удивлен, что оно меня не убило! Я говорил ему, что Зельеварение — сложный предмет. На что мне такие мучения?!» — ворчал дядя. Я продолжила рассматривать комнату, пока он приводил стол в порядок. За рядом баночек, на столе, в углу, ютились две фотографии — фото Лисы и фото с большой компанией людей, позирующих на ступеньках. Я хотела потянуться за фото, чтобы рассмотреть лица, но передумала, боясь помешать дяде. Он говорил, что у него есть еще одна рамочка, он даже мне ее показывал.

Точь-в-точь такая же, как и те, что удостоились стоять на его столе. Джеймс говорил, что вскоре ее займет моя фотография. Странно как-то, я этого не понимала, хотя сама хранила у кровати фото своей семьи, самой лучшей семьи.

У стола стоял широкий шкаф, где были явно выдававшие дядю вещи: поделки, рисунки, фотографии учеников. Шкаф занимал большую часть комнаты, все подарки были видны и ни один не загораживал другой. Во мне проснулась ревность, и я начала искать неточность, неаккуратность в поделках.

— Дядя Джеймс, а сколько ты работаешь в школе? — отвлекла я его, дивясь масштабам коллекции.

— Десять лет, — сказал он, не прерывая проверку. — Сразу как вернулся в Санкт-Стартлайф, — дядя отставил от себя пустые скляночки и начал заполнять верхние строчки таблицы. — Милана, поставь пока воду.

Я оторвалась от рассматривания забавных вещиц, авторы которых мне явно не нравились (Мой дядя!), подошла к небольшому камину в стене, повернула крючок для котла с висевшим на нем чайником под огонь. Я достала из нижних полок, под книгами, два набора для чаепития: две ложки, чашки, блюдца и два благоухающих засушенных цветка заварки. Джеймс сложил колбочки в коробку, убрал в ящик стола табличку и перо. Он взял прихватку, снял чайник с огня и заварил чай. Бутоны цветков начали распускаться и окрашивать кипяток в красно-коричневый цвет.

Наблюдая за пером, на котором никогда не заканчиваются чернила, за каретой без лошадей и бензина (хотела бы я посмотреть на карету с выхлопной трубой…), дивишься старине этих предметов, но если сравнивать со вторым измерением, то развитость одинаковая. В первом измерении все строится на волшебстве, а во втором на развитии техники. Я, конечно, скучала по компьютеру, телевизору, телефону, хоть они здесь были и не нужны. К удивлению, я легко привыкла к использованию пера; отсутствию выхлопных газов от машин; к здешней романтике свеч. Хотя электрический чайник мне нравился больше.

— Лиса прислала тебе платье на бал? — спросил дядя. Я, попивая чай, кивнула ему. — Оно тебе понравилось?

— Да, оно безумно красивое. Самое красивое платье на свете, — восхитилась я, вспоминая свое бесподобное платье.

— Эм, — смутился дядя — А Оливер Вармент… вы с ним…

— Дружим, — перебила я его глупые догадки. Когда он успел уже узнать это? — Мы с ним дружим, — повторила я.

По дядиной нерешительности и по неумелому подходу к вопросу сразу понятно, что он начинающий родитель. Но его не за что было винить, ведь все так и было.

— Да… мм… хорошо, — смутился Джеймс. — Веди себя хорошо, — успокоившись, сказал он, грозно помотав пальцем, как это делают неопытные в таких делах актеры-папы. «Ох, какая типичная фраза», — подумала я, улыбаясь.

— Хорошо, дядя Джеймс.

— Тяжело мне дается это, — признался он. — Если Лиса будет спрашивать, какую лекцию я тебе читал, ты придумай что-нибудь получше, чем «веди себя хорошо».

— Придумаю лекцию, так часа на… два.

Роль родителя у него хорошо получалась, просто он еще не знал об этом. Дядя пытался подражать чересчур пафосному образу «типичный родитель», который описывается в заурядных романах. Ему не нужно было ничего придумывать, менять, Джеймс — самый лучший дядя, о котором можно только мечтать.

— В воскресенье поедем домой. Лиса задумала закатить грандиозное празднование нового года. Боюсь, как бы она там все деньги на подарки не спустила, — говорил Джеймс, улыбаясь и потягивая горячий чай. — Она уже елку притащила домой, игрушки, гирлянды, украшения купила, но сама не наряжает, нас ждет.

— Быстрей бы уже, — сладко сказала я, представляя, как я с тетей и дядей наряжаю пышную елку, с Джеймсом вешаю красную гирлянду, режу с Лисой помидоры в салат.

— Еще немножко, три денечка, а в воскресенье будем уже дома, подбадривал Дядя.

— Не три денечка, а три длинных дня ждать, — исправила я его.

— Твоя мама обожала предновогоднюю неделю, всю эту суету, все заботы… — пробормотал дядя, углубляясь в воспоминания.

Оставшееся время чаепития он молчал, да и я молчала, не желая его отвлекать. Мы допили чай, и я пошла на ужин, придумывая историю для Оливии о том, где была все это время. Сказочник из меня никакой, так что я решила остановиться на чтении книг в библиотеке.

В столовой ни Оливии, ни Дианы, ни близнецов не было, и я села одна, подальше от шумной кучки первокурсников. Ужин был не самый вкусный: жареная рыба с двумя хвостами и на вид неаппетитная картошка, хотя даже не картошка, картошка не настолько белая. Ну, несмотря на вид этого овоща, он оказался вкусным, и действительно отдаленно похожим на картошку. Когда я приступила к рулету с чаем, в столовую вошли Оливер с Фредом и Оливия.

— Как ужин, вкусный? — спросил Фред, садясь за стол.

— Есть можно, — сказала я, сморщив нос от жутко сладкого запаха рулета.

— Да-а-а, — протянула Оливия, рассматривая еду на столе. — Где была?

— В библиотеке, — мгновенно выдала я свою подготовленную фразу.

— Мы только что оттуда, — тыкая рыбу вилкой, сказал Оливер.

— А-а, — протянула я, придумывая, что сказать. — Я давно тут сижу, — вроде бы выкрутилась я.

Оливия посмотрела на мою тарелку с рыбными костями и передумала сомневаться в моем вранье о библиотеке.

Из-за того что я не сделала уроки в специально отведенное время, пришлось делать их после столовой. Я накалякала конспект по биологии, прочитала о зелье «Маскировки». В комнате никого кроме меня не было и, доделав уроки, я пошла в зал. Гостиная кишела народом, но ни Оливии, ни Дианы опять не было, а Даша что-то объясняла сестре, просматривая учебник по Волшебству. В углу, у камина, где я любила сидеть, что-то творили Оливер, Фред, Денис, которого я сегодня видела в зале, и Эрик. Я направилась к ним.

— О, Милана, будишь с нами в «Цу-е-фа»? — спросил Фред, давая Эрику щелбан.

— На щелбаны?!

— Да.

Я посмотрела на Эрика, потирающего красный лоб.

— Ну, если только не больно.

— Для тебя сделаем исключение, трусишка, — сказал Оливер. — Садись, — подвинулся он, освобождая мне место на небольшом красном диване.

— Да ну вас! Вы мне уже весь лоб разбили, — проныла я, когда часы показывали 21–30.

Сколько мы играли, я только один раз выиграла (Мой восторг был безграничен) и три раза была и не проигравшей, и не победившей. Лоб уже чесался от щелбанов.

— Ай, да ладно, поиграй еще немного, — попросил Денис.

— Да, не. Я в ванну. Пока, — сказала я и ушла, потирая красное пятно на лбу.

После ванны я вернулась в комнату, когда свет был уже выключен. Ударившись ногой об угол крайней кровати, я тихо выругалась. Мне кажется, все косяки и углы решили подорвать человечество изнутри, у них есть свое сообщество, где они хвастаются своими злодеяниями друг перед другом. Джессика, чья кровать чуть мне не сломала палец, заворчала что-то спросонья. Я на цыпочках пробралась к своей кровати, аккуратно обходя все углы, и легла. Лунный свет, прокравшийся в комнату, освещал пушистые розовые тапочки Оливии и рядом стоявшие мои. Эта картина навела на меня грусть. На каникулах я не увижу свою Оливию.

— Оливия, ты спишь? — громко прошептала я.

— Спит она, спит, — проворчала Даша. — Все уже спят!

Оливия тихо хихикнула. Даша громко заскрипела кроватью, поворачиваясь в другую сторону.

— Нет, — ответила Ливи, — мне не спится.

— Понимаю, мне тоже, — призналась я, ложась на спину и засовывая руки под голову.

Вроде, я была рада, что увижу Лису, но когда думала о недельном расставании с друзьями, я начинала чувствовать одиночество. В жизни всегда приходится делать выбор, каким сложным бы он не был. Хотя, что ту выбирать? Я хотела встретить новый год с дядей и тетей. Просто я привязалась уже к Оливии, Фреду, Оливеру, Диане, к стенам школы и ко всем ее ученикам.

— Ты где живешь? — спросила я с какой-то надеждой в голове.

— На окраине города Санкт-Стартлайф. У нас свой небольшой дом.

— Я тебя обожаю, — пропищала я, забыв, что все уже спят. На душе стало легче.

— Неужели ты тоже?

— Ага, — улыбнулась я и повернулась к ней лицом.

— А давай договоримся встретиться на каникулах? Я тебе город покажу, ты же не особо его видела, да?

— Да хоть каждый день будим видеться, — радостно, ответила я.

— Ловлю тебя на слове, — блеснула улыбкой Оливия и отвернулась.

«Вот и не придется расставаться с Оливией», — подумала я и зевнула. Я пожелала ей спокойной ночи и, закутавшись в одеяло, заснула.

Утро было изумительным: мороз, солнечно и чистое, сказочно голубое небо. Тишина, только снег хрустел под ногами. Воздух пах свежестью и приближением праздника.

— Знаешь, что я хочу? — спросила я сонную Оливию, хитро улыбаясь.

— Чего? — лениво подняв на меня глаза, спросила она.

Вместо ответа я повесила сумку на голую ветку стоявшего у протоптанной тропинки аллеи дерева и побежала по свежему снегу, выпавшему сегодняшней ночью, и плюхнулась в белоснежный, мягкий сугроб.

— Милана, что ты делаешь? — удивилась Оливия. Ее сонные глаза распахнулись.

— Ничего, — ответила я, смотря на чистейший небосклон.

— Ты ведешь себя как ребенок, — обвинила она и села на лавку под деревом, на котором весела моя сумка с учебниками.

— Неужели тебе не хочется побыть ребенком? — шаловливо спросила я, разгадывая наклонившуюся макушку ели, под которой сидела подруга.

— Нет, — уверено ответила она, снимая сумку с плеча.

Я села на мокрый снег и, улыбаясь, посмотрела на Оливию. Она вопросительно подняла брови. Я натянула перчатки, смяла снежок и кинула его в заинтересовавшую меня верхушку дерева. С макушки слетел снег на ветки ниже, они под весом прогнулись, и все свалилось на Оливию. Ее голова была опущена, и я не видела лица. В ожидание обвинений я состроила извиняющуюся рожицу (которой научилась у близнецов Вармент), как будто это произошло нечаянно. Оливия, отряхнув волосы и повязку на голове, подняла глаза на меня. На ее лице блеснула угрожающая улыбка, я напряглась.

— Мне кажется, ты забыла свою крышу в ремонт сдать, чтобы не ехала, — начала она, медленно поднимаясь с лавки, словно львица, боявшийся спугнуть добычу. — Сейчас я тебе ее обратно вставлю.

— О, черт, — выругалась я, поспешив встать. Я наступила на край епанчи и грохнулась на колени, обратно в снег.

— Сейчас я тебе устрою! — крикнула она и сорвалась с места.

Я вскочила на ноги, но не успела и пару метров пробежать, как, задела прикрытый снегом корень дерева и рухнула, поднявшись, побежала, спотыкаясь обо все, обо что только можно.

— Не уйдешь! — крикнула Оливия, и мне в затылок влетел снежок.

Я завопила, прыгая и пытаясь вытряхнуть снег, попавший под епанчу. Холодные снежинки таяли на горячей коже и стекали ледяной струей вниз. Я дергалась, как больная, пытаясь убрать снег со спины. На лице были видны все мои глубокие эмоции. Оливия снесла меня, и мы рухнули в снег.

— Сдаюсь, — прохрипела я, скидывая с себя ногу подруги.

— Вот и славненько, — сказала она, задыхаясь.

— Ладно, пошли завтракать, — немного повалявшись, я села и хлопнула подругу по ноге.

— А что уже девять? — нехотя поднимаясь, спросила она.

Я помотала головой, стряхивая снег с волос, и глянула на башню с часами. Стрелка сдвинулась на одно деление.

— 9-15, — ответила я и встала.

Отряхнув плащ, я прошла за нашими сумками. Моя сумка вместе со снегом свалилась вниз и сейчас валялась под лавкой, вся мокрая. Я достала ее, взяла сумку Оливии и протянула ее подруге, вышедшей из сугроба на протоптанную тропинку. Я еще раз хорошенько отряхнула свою сумку, и мы пошли в столовую. Там мы сели с братьями Вармент. Поздоровавшись и смахнув на них мокрые капли с волос, мы молча взялись за еду, но, когда мы принялись за чай, наше молчание оборвал Стефан — старший брат Оливии, севший со Стелой напротив своей сестры и Фреда.

— Так, кто из вас Фред Вармент? — спросил он с лицом не выражающем никакие эмоции, оглядывая близнецов напротив.

— Эм… — удивленно протянул Фред. — Я.

— Значит, вот с кем моя сестра идет на бал, — сказал Стефан, не меняя выражения лица.

Напряжение повисло, никто не понимал, что происходит. Фред взглянул на Стелу, потом на Стефана, потом снова на коротко стриженную блондинку. Непонятно о чем подумав, Фред улыбнулся Стеле. Оливия ткнула локтем его, она попыталась сделать это незаметно, но так как все непонимающие взоры были направлены на Фреда, это не получилась. У Стефана сверкнула секундная усмешка, и он снова вернул себе маску.

— А-а! — дошло до Фреда. — Ты что его сестра? — повернулся он к Оливии.

— Дурак, — пробормотала она и закрыла глаза ладонью.

Я, бессовестно улыбаясь, сдерживала смех. «Она его убьет!» — подумала я. У Стефана дернулись уголки губ, но он поспешил вернуться к роли ревнивого брата. Я и Стефан смотрели на Фреда, у него было жалкое напряженное лицо, и старшей брат моей подруги сдался, его губы разошлись в улыбке.

— Ладно, парень, расслабься, — залился хохотом блондин.

— Все, поиздевался, пошли, — убирая руки с брата, сказала Стела. Походу ей одной было это ничуть не смешно. — Пошли, а то опоздаем, — встала она.

Стефан взглянул на лицо сестры и убрал улыбку.

— Пошли, — поднялся он. — Пока всем, — сказал Стефан и, подмигнув Фреду, ушел, потянув за собой свою сестру.

— Тоже пойдемте, а то мадам Греми убьет нас, если опоздаем, — вставая, предложила я.

По дороге на урок Волшебства мы с Оливером угорали над лицами Оливии и Фреда. Они, надувшись, шли и не разговаривали друг с другом.

— Я что, что-то не так сделал? — спросил обижено Фред.

— Ты забыл с кем на бал идешь! — гаркнула Оливия.

— Да я просто не понял… — мямлил он в ответ.

— Оливия, да ладно тебе. Я на месте Фреда, даже если знал бы, что он твой брат, тоже растерялся, — сказал Оливер, а потом, улыбнувшись, добавил: — Я бы, правда, на твою сестру не засматривался бы.

Я улыбнулась, но все-таки попыталась как-то их примирить:

— Ты же знаешь, он всегда косячит.

— Пусть где-нибудь в другом месте косячит! — пробубнила Оливия.

— Блин, Оливия! — воскликнул Фред. — Прости! Прости. Слышишь? Прости, — попросил Фред.

— Оливия, правда, что ты из-за какой-то глупости? Прекращай, — сказала я.

— Ам, да, эм, — замямлила она. — Прости. Что-то я и вправду… Я тоже иногда теряюсь в разговорах со Стефаном.

После Волшебства у нас был урок Зельеварения.

— Все ингредиенты лежат на ваших столах, — сказал мистер Логон, проходя за свой стол. –

Напомню вам названия: слезы призрака, — он поднял стеклянный тюбик закрытый пробкой, в котором была мутная, бесцветная жидкость. — Уголь прозрачной ткани, — учитель показал небольшую картонную коробочку. — Большая белая ягода или «M moúro», — легко выговорил он. — Прошу вас не, — начал Джеймс, но остановился на минуту, услышав тихий взрыв в руке Фреда, — не сжимать и не давить сильно на ягоду. То есть не делать того, что продемонстрировал нам Фред Вармент, — сказал он учительским тоном. Потом он сменил тон на дружеский и сказал: — Фред, возьмешь у меня новую ягоду, — потом мистер Логон поднял крышечку с какими-то зернышками. — И последнее, кости граната. Можете приступать. Правила приготовления на вклейке учебника. Фред, подойди ко мне.

Фред подошел к учителю, тот, предупредив еще раз о хрупкости, дал ему новую ягоду.

— Благодаря вашему таланту школе грозит скорое банкротство, — сказал Джеймс, когда у

Фреда лопнула очередная ягода. — Или у вас только на моем уроке все рушится?

Фред прикусил губу, не решаясь развернуться и подойти за новой ягодой.

— Нет, мистер Логон, он несчастья для всех учителей, — сказал Оливер и по классу побежали смешки.

— Подойдите ко мне, мое несчастье, — попросил Джеймс.

Фред подошел к учительскому столу, где получил очередную новую ягоду, которую умудрился не лопнуть по пути к парте. Оливер с издевкой похлопал брата по плечу, когда тот аккуратно положил ингредиент.

Я следовала инструкции: помыла кости граната в раковине в центре стола, за которым сидели я, Оливия, Фред, Оливер; сжав косточки двумя скрепленными подобиями ложек, выдавила сок и налила его в маленький котел; в котел с соком положила три уголька прозрачной ткани; дождавшись, когда черные кусочки впитают сок косточек, я растолкла их в порошок деревянной ложкой; потом залила в котел слезы призрака так, чтобы залить полностью порошок; поставила котел на большую, просто огромную для нормы, горелку и помешивала, пока не закипело; специальным прибором — пробиркой с пустой иглой — проколола первый слой ягоды, собрала из нее воздух; надавив на дно и на пробку, пропускающую кислород, сжала воздух внутри; при помощи заклинания «Колди», которое я проходила по учебнику первого курса, я застудила воздух в пробирке, который попав в готовую смесь, окрасил ее в прозрачный цвет. Если бы не круги на поверхности, я бы решила, что зелье пропало. В классе царила гробовая тишина. Все ученики, склонясь над своими местами, заинтересованно следуя инструкции, сжимали воздух, мешали зелье, толкли уголь.

— Дя… — начала я, но потом исправилась: — Мистер Логон, — произнесла я и огляделась: все были заняты и, вроде, кроме меня и Джеймса никто не догадывался, что я собиралась назвать его дядей. — Я, кажется, все сделала.

— Сейчас подойду, Милана, — сказал Джеймс. После недолгого молчания, он решил продолжить: — Грей, — по мне это было лишним и прозвучало странно.

Дядя встал, положив газету, которую он читал в тишине, и взял розовую пипетку с какимто немыслимым рисунком на резинке.

— Ой, моя пипеточка, — радостно завопила сидевшая сбоку Софья, наивная девочка с непропорционально длинными руками. Ее светлые, желтые волосы были пострижены под каре. — Это же я вам ее подарила, — визжала она.

Я посмотрела на нее, она вся сияла от счастья. Из-за ее такой сильной радости и эмоциональности она меня раздражала. «Могла бы молча порадоваться», — пробубнила я про себя. Она выпучила глаза, подняла брови чуть ли не до линии волос, обнажила все свои белые большие зубы.

— Конечно, Соня. А ты что думала, я ее в рамочку поставлю? Я с огромной радостью ей пользуюсь, — ответил на ее вопли Джеймс.

Странно смотреть на тридцатитрехлетнего учителя с девчачей пипеткой.

— Если с этой что-то случится сразу скажите мне, я новую сделаю, — опять запищала желтоволосая.

— Обязательно, — улыбнулся ей дядя.

— Мистер Логон, — проговорила я, пытаясь обратно привлечь украденное внимание. — Я все сделала.

— Ой, да. Прости. Давай проверю, — сказал он и подошел.

Джеймс набрал зелья в дурацкую пипетку, огляделся, и его взор упал на мой учебник по зельеварению. Он капнул на обложку три капли. Место, куда упали капли, растворилось, и показалась в дырке учебника парта, от прозрачной капли поползли кривые к кроям учебника, будто обвивая его. Через несколько секунд учебник пропал.

— Молодец. Зачет.

— Спасибо, мистер Логон, — сказала я, удивленно смотря на стол, где только что лежал мой учебник.

Джеймс усмехнулся и хлопнул по невидимому учебнику ладонью — тот в тоже мгновения появился. Жалко, что зелья столь слабое, что при прикосновении предмет снова становится видимым.

После звонка колокола мы отправились на урок Существологии, где учитель рассказывал нам об Эльфах. Билл Хангриус был мало похож на учителя: неопытный, необщительный.

Но он наизусть знал все мифы, истории, правды и неправды о любом существе. Свои любимые истории он рассказывал взахлеб, уточняя все мелочи. Мистер Хангриус никогда не скрывал свое отношение к рассказам. Может, это не профессионально, но заставляло рассуждать, что хорошо, что плохо. Как бы глупо не звучало это в моей тринадцатилетней голове, эти уроки еще и воспитывали нравственные качества.

Следующим уроком было Темное волшебство, на котором мы изучали заклинания «Минутной рассеянности». И опять я убедилась в грубости и в недружелюбие мистера Фаста. Ох, не нравилось мне ходить на уроки Темного волшебства…

Вся школа ждала завтрашнего дня так, что сегодняшний невероятно быстро стремился к финалу.

Учительница ботаники — Изабелла Флор устроила нам урок на свежем воздухе. «Ну что можно изучать зимой, на улице по ботанике?» — капризничала Оливия, когда надевала на себя весь свой гардероб. В шок ввело нас то, что изучать мы должны цветы. Оказалось, что растение, про которое я вчера читала, растет зимой под снегом. И мы всем классом отправились на сборы Вортин — длинный зеленый стебель, покрытый голубыми цветами, с волосатыми листьями, которые внизу раскидывались огромными, резными крыльями.

Мы разделились по парам (я, конечно же, была с Оливией) и лазили по огромным сугробам, разгребая руками снег в поисках проклятых растений, бродили по темному лесу за забором, окружающего со всех сторон школу. Я впервые была в этом страшном лесу с огромными деревьями, поросшими мхом, выпирающими корнями, аж до колен торчащими из-под снега. Все в этом лесу казалось огромным и устрашающим, так что, боясь заблудиться и стать ужином для диких тварей, я уговорила Оливию, которая утверждала, что я сильно преувеличиваю, не заходить вглубь.

— Милана, иди сюда. Вот они, — сказала Оливия, копаясь в снегу.

Я подошла к ней. Из-под снега торчали голубенькие цветочки и кончики длинных стеблей.

Я нагнулась над синими звездочками и аккуратно начала расчищать рыхлый снег у цветов.

Мы ползали по снегу и срывали Вортины. Вдруг, сзади зашуршали кусты, и меня кто-то снес в снег лицом. Я завизжала, Оливия закричала еще раньше меня. Послышался знакомый звонкий смех.

— Оливер, Фред… Придурки! — вопила Оливия.

Я встала, вытирая мокрое лицо. Близнецы Вармент умирали со смеху, из-за этого они были не в силах встать из сугробов. Оливия, с красным носом и вся в снегу, кричала на близнецов во весь голос. Она корзинкой ударила Фреда по голове, и цветы вылетели за плетеный борт. Подруга, бубня, собирала Вортины. Я устало посмотрела на эту картину и отвернулась. На фоне воплей, я срывала цветы и складывала в свою корзину. Позади царил хаос.

Сдав цветы учительнице, я отправила снимать промокшую и прилипшую к телу одежду.

Переодевшись, я с Оливией вышла в гостиную, где в центре зала за круглым столом, на четырех длинных диванах растянулся весь наш третий Б курс. Подвинув Фреда, я залезла под плед, под которым чудесным образом поместились — я, Оливия, братья Вармент, Джессика и Диана. Греясь пледом, мы все дружно тряслись от холода.

Фред положил мне на шею свои ледяные руки, по спине побежали мурашки. Я начала его колошматить, и мы невольно стянули плед почти со всех, кроме самих себя, за что нам впоследствии влетело.

— Прям не верится, что уже завтра бал, — сказала Даша, сидевшая в обществе мальчишек.

— А мне верится, — признался Денис, подмигнув Анне, которую собирался сопровождать на балу. — Быстрей бы, да, Анна? — спросил он, влюблено смотря на свою даму.

— Ага, — улыбнувшись, сказала она, перебираясь на диван к Денису. Он приобнял ее за плечи.

— Хэй! Мы вам не мешаем? — оторвал их взгляды друг от друга Фред.

— Если только немножко, — ответил Денис, поглаживая по плечу покрасневшую подругу.

— Аккуратней, кипяток, — предупредил один из одноклассников, разливая всем чай.

— Спасибо, Крис, — поблагодарили все в один голос, как в детском садике.

До ужина мы все время пили вкусный чай, согреваясь, и болтали о бале, каникулах.

Впервые за полгода мы сидели вместе, всем классом. И мне очень нравилась эта компания из двадцати семи человек. Я многих узнала получше, например, Дениса, который хорошо дружил с Оливером и Фредом, он предпочитал все «Вроде по моде». На новый год ему обещали подарить ультрамодный плеер (было бы интересно увидеть, какой такой «ультрамодный» плеер может быть здесь), так как он любил хорошую музыку. Современная группа, которая будет играть пару песен на балу, была предложена им. Конечно, это группа не из тех, кто собирает огромные стадионы, но, по обещанию

Дениса, действительно неплохая. А вот девушка Дениса была далека от его образа: она не интересовалась модой, была скромной, но предпочтения в музыке были такими же, как и у ее парня. Джессика — лучшая подруга Даши — поделилась с нами, что новый год она будет праздновать с родственниками, которых у нее немало. Она перечислила все их имена, но я в погоне за каждым не запомнила ни одного. Еще я узнала, что я самая младшая в нашем курсе. Всем уже было четырнадцать, а я одна тринадцатилетняя ходила без паспорта, вру, здесь все были без паспорта, ведь его выдавали только в шестнадцать, но факт остается фактом — я малолетка. Оливер не пропустил эту новость, чтобы поиздеваться надо мной.

За ужином мы тоже сели все вместе, огромной компанией, по привычке, хотя уже и не болтали все вместе. Последний раз назвав меня «малюткой», братья Вармент пошли отглаживать костюмы, и мы последовали их примеру. Я, Оливия и Диана отправились в спальню. На подготовку к балу это было не очень похоже, скорее, на обмен сплетнями Оливии и Дианы, несмотря на то что в основном говорила Оливия. Я валялась на кровати и слушала созданный ими гул. В конце концов, Оливия назвала меня бездельницей и наказала пораньше лечь спать. Похоже, она узнала, что у кого-то такое же платье или проиграла в споре с Дианой. Когда я вернулась из ванной и собиралась лечь спать мне опять влетело:

— Ты чего ничего не делаешь? — воскликнула Оливия, когда я потянулась к кровати. Она разглаживала не пойми откуда взятым паровым утюжком платье.

— Почему ничего не делаю? Я вот спать иду, — ответила я, залезая под одеяло.

— А платье? Ты вообще бездельница!

Я застонала. Ох, что ее не спится?

— У меня завтра целый день есть, — я попыталась убедить ее успокоиться.

— Блин, ладно, я тебе сама его поглажу.

— Не надо.

— Нет. Я поглажу, — психанула она и полезла в мой шкаф.

— Что-то не так? — спросила я, наблюдая за поведением нервной подруги.

— Ничего. Просто, ты ничего не делаешь! — обвинила меня она.

— Прекрати! Надоела уже, — крикнула я, пытаясь ее угомонить. — Все будет завтра хорошо.

Ты с Фредом замечательно проведешь завтрашний вечер!

Оливия обмякла, и напряжение с ее лица ушло. Она спустилась на кровать Дианы.

— А вдруг я забуду, с какой ноги начинать?

— Ты круче всех танцуешь. Не переживай, — успокаивала ее я. — И слушай, иди спать.

— Да, — тихо протянула она. Оливия решительно вскочила. — Но платье я тебе все равно поглажу.

— Гладь, гладь … — сдалась я, залезая с головой под одеяло.

 

Глава 13

Мы с Оливией сидели в гостиной и вырезали снежинки, болтая обо всем на свете, когда в гостиную вошел Эван Прус. Пробежавшись глазами по учащимся, которые сейчас были здесь, он подошел к нам.

— Милана, Оливия… — он громко отдышался. Бедный Эван, совсем его с обязанностями старосты загоняли. Почему Крис из моего класса так хочет стать старостой? Меня это должность совсем не привлекает. — Хватит снежинок. Пошли за мной.

— Но… — начала я.

— Быстрей, быстрей, идем, — проигнорировал он меня.

Мы лениво встали, оставили снежинки, бумагу, ножницы на журнальном столике и последовали за старостой. Ученики спешили подготовить школу к празднику. Конечно же, ярче всех украшений сияли улыбки. Скоро ужин, а потом, через час, долгожданный бал.

Когда мы вошли в зал, восхищено ахнули. Я впервые была в здесь, и это место поражало своими масштабами и блеском. Праздничный зал был просторный и светлый, с высочайшим потолком, с балкончиками наверху. Стены и белый потолок украшали золотые узоры: лепестки, переплетенные стебли, листья, полосы, линии и завитушки.

Стена напротив входа была полностью стеклянной, с большими толстыми рамами и дверями на балкон. Арка, ведущая в соседнюю комнату, была украшена золотым, переливающимся на свету «дождиком». За блестящим новогодним украшением виднелся стол с расшитой белой скатертью.

Все ученики что-то увлеченно делали: кто алыми бантами украшал восхитительные длинные занавески, кто подвешивал светящиеся звезды под потолок, кто золотыми шарами наряжал огромную елку, кто расставлял подсвечники на столе в соседней комнате, кто прикреплял резные снежинки к стеклу, кто украшал балконы учителей, а мистер Логон сосредоточенно при помощи волшебной палочки поднимал алую шестиконечную звезду на верхушку пышной елки. Я шла с открытым ртом, крутя головой.

Эта праздничная атмосфера словно сошла со страниц самых лучших сказок. «Интересно, а что будем делать мы?» — подумала я, мечтая, как буду украшать стены или елку.

Эван подвел нас к одной из балконных дверей и вытащил две метлы, стоявшие за тяжелой занавеской.

— Сметите снег с террасы.

— Эван, блин, а нельзя было что-то поинтересней приказать? — возмутилась Оливия, отвращено взяв метлу двумя пальцами, будто это что-то противное.

— Не спорь, — сказал он. — Мне не до твоих желаний, и без того дел хватает. Разве тебе можно что-то еще доверить? Подмети! — приказал Эван и развернулся.

Оливия ахнула, и замолкла. Эван, громко стуча каблуками, покинул зал. Положив руку подружке на плечо, я, улыбнувшись, напомнила:

— Оливия, сейчас подметем быстренько и пойдем к балу готовиться, ты вчера хотела платье мне погладить.

Я открыла балкон и, шагнув вперед, спустилась в хрустящий сугроб. Мои бедные кеды целиком ушли под снег, и я быстро отступила обратно, пока не промочила ноги.

— Быстренько? — застонала Оливия, заглядывая мне через плечо.

— Да… — протянула я, оценивая масштабы балкона. — Это надолго.

— Надолго, — выдохнув, повторила Оливия. — Подожди, я сейчас приду.

Оливия, шурша мягкими сапожками, умчалась. Не успела я подумать, что она меня продинамила, и мне придется пахать одной, как Оливия прибежала с двумя черными епанчами. Она вручила мне одну из них, и я одела ее. По волочащемуся подолу было понятно, что епанчи принадлежат старшеклассникам.

Эван все-таки не смог испортить предпраздничное настроение моей подруги. Пока мы подметали, она энергично напевала разные песни. Если бы я знала слова, обязательно подпела этому фальшивейшему звонкому голосу. Вместо этого я в паре с метлой подтанцовывала ей. Подмели мы, на удивление, и действительно быстро и вернули плащи, которые принадлежали брату и сестре Оливии, которые накрывали стол для закусок.

— Не задерживайтесь до конца бала, — порекомендовал Стефан, забирая епанчи у Оливии.

— Играешь в старшего брата? — улыбнулась она.

— Братское предчувствие, — ответила Стела.

— Как получится, — растянула губы в хитрой улыбке Оливия, явно не собиравшаяся рано уходить с танцев.

— Я тебя предупредил, — спокойно сказал Стефан, забирая очередное блюдо с печеньем из рук любимой сестры, Стелы.

— Да, да, — противно проговорила подруга. — Милана, пошли ужинать. Мне еще тебе прическу делать, платье гладить, — сказала Оливия и потянула меня из комнатки.

— Какую прическу еще? — удивилась я.

— Красивую.

— Оливия!

— Милана, пошли! Я есть хочу, — улыбаясь, дернула меня за руку она.

Оливия быстро смолотила ужин и сидела, смотря мне в рот и надоедливо подгоняя. В спальне она и Диана завили мне и без того вьющиеся волосы, и, собравшись, Диана ушла на бал за двадцать минут до его начала. Оливия тоже куда-то умотала и приказала мне ждать ее. В спальне царил беспорядок. Кровати, тумбы, пол — все было закидано косметикой, украшениями, платками и расческами. Мои соседки уже давно покинули комнату, только мы с Оливией, как истинные девушки, нагло опаздывали.

— Даша! — проныла, входя, Миса.

Первокурсница вошла с красными глазами и разгневанным лицом. Миса подняла голову, и злость сменилась удивлением:

— А где Даша? — спросила она.

Девчушка с рассыпанными на лице веснушками стояла в красивом кукольном платье, на голове была диадема, украшавшая шикарные кудри хозяйки. Хоть я была старше Мисы всего лишь на полтора года, она мне казалась очень маленькой. Дашина сестра ниже, стройнее своих однокурсниц, и у нее было безумно милое детское личико. А в этом розовом платье она казалась еще младше.

— Она уже давно на балу, — ответила я. Все уже ушли, одна я здесь тусуюсь с беспорядком.

Глаза Мисы заблестели. Я только сейчас заметила, что маленькая принцесса босиком, а блестящие туфельки у нее в ручках. Бледные, замершие ножки она терла по очереди друг о друга.

— Миса, почему ты босая? — вскрикнула я.

— Туфли сломались. Я их надеть не могу, — чуть ли не хныча, пожаловалась она. — А Даша ушла! — возмутилась первокурсница, как будто ее сестра была виновницей поломки.

— Дай, я посмотрю.

Миса протянула мне туфли. Я немного повозилась с золотой застежкой на розовых туфлях двенадцатилетней Мисы, и она поддалась и встала на место. Я, присев, надела туфлю на маленькую ножку. Мои пальцы проскользили по буграм холодной кожи, и я присняла обувь. На внутренней, боковой, стороне правой ступни уродовал ногу выжженный крест.

— Что у тебя с ногой? — спросила я, снова застегивая туфлю.

Я потянулась одеть вторую и ужаснулась: на второй тот же знак. Ее ногу словно пометили клеймом, под выпирающей костью.

— И на другой, — удивилась я.

— Это с детства, — ответила нехотя Миса и подняла взгляд вверх.

Я надела туфлю, спрятав за ней ожог, и застегнула непослушную застежку.

— Ну, все, — сказала я, поднимаясь с колен.

— Спасибо, спасибо, Милана, — пробормотала девчушка и побежала из комнаты.

Столкнувшись с Оливией в дверях, она извинилась и помчалась дальше.

— Чего это она? — спросила Оливия, провожая взглядом Мису.

— На бал спешит, — ответила я. — Нам это тоже стоит сделать.

Я отряхнула платье, не в состоянии выкинуть из головы уродливые шрамы. Они были одинаковы, близнецами. И находились там, где их вряд ли заметят. Но кому понадобится портить девичьи ножки? Наверно, это несчастный случай, может она нечаянно наткнулась на горячий металл…

— Я вообще-то для тебя стараюсь, — возмутилась Оливия. Она убрала мою отросшую челку назад маленьким крабиком с голубыми и синими стразами. — Теперь ты готова.

Оливия поправила подъюбник, переодела обувь, и мы пошли на бал. Внизу лестницы из секции Б нас ожидали Оливер и Фред в одинаковых, идеально сшитых костюмах, в отглаженных белых рубашках, в черных тонких галстуках. Они были великолепны. Не каждый день встретишь их в костюме, да и в рубашке, застегнутой на все пуговицы, и с приглаженными волосами. Я впервые видела их столь опрятными.

— Ничего себе, — прошептала Оливия.

Мы шагнули на лестницу и остановились. Видимо, нас мучил один вопрос. Я в панике искала букву «О» на воротниках рубашек. Обычно мы их отличали по вышитым первым буквам имени, но сейчас братья были абсолютно одинаково одеты. Мы с Оливией переглянулись и не спеша прошествовали вниз по лестнице. Один из братьев Вармент, стоявший у ступеней, протянул мне руку. Я улыбнулась и прошла мимо.

— Неужели, ты думал, что я твоего брата от тебя не отличу? — спросила я, проходя мимо Фреда к Оливеру.

Оливер улыбнулся и протянул мне руку.

— Я надеялся, что этого не случится, — ответил он, беря меня под локоть. — Изумительно выгладишь.

— Спасибо. Не могла же я пойти с таким опрятным партнером в школьной юбке.

— Красивое платье, — сказал Фред покрасневшей Оливии.

С высоко поднятыми головами братья проводили нас в Праздничный зал. Сейчас вся его красота ушла на второй план, когда здесь было столько учеников в ярких платьях и строгих костюмах. Даже мадам Флор приоделась — на ней был какой-то немыслимый темно-красный костюм, которым она безумно гордилась. Учительница ботаники постоянно поправляла пиджак и разглаживала рукой шершавую ткань юбки.

Любой пессимист бы задохнулся в этом облаке радости и веселья. Все улыбались, с нетерпением ждали начала. Среди людей промелькнула Диана в сиреневом платье, держась за руку с Эваном, забывшем обо всех хлопотах старосты и наслаждающимся обществом моей подруги. Она смущенно помахала мне и скрылась за Джессикой в белом платье.

Мистер Волд вышел в освободившееся место возле раскинувшейся елки, упирающийся в потолок. Все с нетерпением ждали его речи, точнее слов «Бал открыт!» — ученики встали напротив, отвлеклись от своих дел, Изабелла Флор еще раз отдернула свой пиджак — и директор начал:

— Дорогие мои ученики высшей школы волшебства № 2, зная с каким волнением, вы ждали этот праздничный бал, я не буду откладывать его начало долгой речью. Бал объявляется открытым! — торжественно объявил Эльбрус Волд и взмахнул волшебной палочкой, звезды, висевшие под потолком, вспыхнули светом, и по залу раздались аплодисменты. — И пусть этот сказочный бал откроет вальс, — сказал директор, и заиграла музыка. — Старшие и средние курсы А класса, — объявил он, и ученики парами прошли круг и начали занимать места. — Старшие и средние курсы Б класса, — объявил мистер Волд нас, и Оливер сразу повел меня прямиком за последней парой 4 курса. «А-а-а», — застонала я и вцепилась партнеру в руку, на что он ответил просто улыбкой. — Старшие и средние курсы В класса, — объявил директор. Но мне уже было не до других, не до шествующих позади, у меня паника, приятная паника.

«И что он такой спокойный, сам же говорил, что не умеет танцевать? — гадала я, наблюдая, как благородно держится Оливер. — Может, у парней нет такого чувства, как паника. Может, у них отсутствует эта эмоция? Или просто мне партнеры всегда достаются самоуверенные?» Мы приняли позу, на горе мне, встав во внешнем кругу. Замечательно!

Если я что-то не так сделаю, об этом сразу же узнает куча народа. Я старалась смотреть сквозь учеников, прекрасно понимая вчерашнюю истерику Ливи. Вот уже встала последняя пара В класса, сердце забилось громче музыки, и «Раз» громкий удар, «Два»

и… мы закружились в вальсе, паника чудом испарилась. Для не умеющего танцевать Оливер двигался божественно. Перед глазами мелькали лица любопытных младшекурсников, а рядом кружились пары в ярких платьях и строгих костюмах. Оливер умело вел, и я позволила себе расслабиться и просто наслаждаться танцем и пьянящим головокружением. Музыка чуть стихла, и послышались аплодисменты учеников и учителей. Оливер остановился, встал на одно колено и поцеловал мне руку. Я завизжала от восторга и сразу же почувствовала, как горят мои щеки.

— Ох, как они все выросли… А Оливер, какой джентльмен, — послышались вздохи мадам

Рул, стоявшей недалеко от нас и вытирающей платком слезы гордости. — Милана, ты не против? — спросила учительница, когда музыка опять громко заиграла.

— Нет, мадам Рул, — ответила я, отдавая удивленного Оливера на один танец другой партнерше.

Эта картина — танцующий Оливер с преподавателем Преображения, заставила меня коварно улыбнуться. Оливер еле успевал за растрогавшейся учительницей и нелепо метался за ней следом.

— Милана? — позвал меня Сэм, протягивая ладонь.

Я подала ему руку, согласившись на танец, все равно мой партнер занят.

Воспользовавшись неофициальностью танца и его небыстрым ритмом, Сэм обнял меня. Я чуть отпрянула от него, не хотелось, чтобы он подумал что-то не то или нафантазировал лишнего.

— Почему ты не посвятил первый медленный танец своей партнерше? — спросила я, наблюдая, как его дама злобно сверлит меня глазами. В данный момент меня проклинали многие девушки, но эта была готова меня убить.

— Я ей посвящу еще не один танец, — сказал он, а потом сладко прошептал: — Не мог же я смотреть, как очаровательная девушка в таком шикарном платье скучает во время первого медляка.

«Да, он мастер в деле лести», — подумала я, но все-таки обмякла от таких слов.

— Жалко, что Оливер пригласил тебя раньше.

Я была восхищена Сэмом. Сэм после этого нехорошего поступка Оливера ничего плохого о нем не говорит. Я бы давно ему за такое, минимум, в глаз дала. Помечтав, что могло быть, если бы я пошла на бал с Сэмом, а не с Оливером, озадачилась вопросом: «Кто же из них танцует лучше?». Хотя для меня, не умеющей танцевать, они оба танцевали восхитительно.

— У тебя красивая партнерша, — попыталась перевести все стрелки на блондинку с блестящими волосами.

— Ну, не столь красивая, как партнерша Оливера.

— Льстить не хорошо.

— А кто сказал, что это лесть? — спросил Сэм, и, как мне показалось, его губы разошлись в довольной улыбке.

Я сдалась и приблизилась к нему, но музыка не дала мне растаять в его руках, она закончилась, и к нам подошел Оливер.

— Сэм Аттентион, не могли бы вы вернуть мне мою партнершу?

— Конечно, — ответил Сэм, не смотря на него.

Он отпустил меня, откланялся и ушел. Оливер обвиняюще смотрел на меня. Я пожала плечами, но не избавилась от этого зловещего взгляда.

— Я пить хочу, — пожаловалась я, взяв Оли за руку. Он успокоился и его взгляд переменился.

— Пойдем, а то опять кто-нибудь украдет мою партнершу, — сказал он, и мы прошли сквозь висящий «дождик» к столу. — Сок?

— А есть что-то покрепче? — усмехнулась я.

— Лед, — улыбаясь, он пробарабанил пальцами по металлической баночке.

— Сок, — сказала я, — апельсиновый.

Оливер пробежал взглядом по столу и, наткнувшись на коробочку с нарисованными апельсинами, налил мне сока и протянул стакан.

— Спасибо.

К нам подбежали радостные Фред и Оливия, державшиеся за руки. Их глаза подозрительно ярко блестели. Подруга нагнулась ко мне и прошептала: «Я видела вас».

Огонек в ее глазах потускнел, она сделала, что хотела — смутила меня.

— Оливер, я заметил необычную даму с тобой, тебе не кажется, что ты очень молод для нее? — съязвил Фред.

— Нет, в самый раз. Мне нравятся опытные женщины.

— А я? — я наигранно надула губки.

— И ты в самый раз, — улыбнулся Оли.

— Эй, идемте, сейчас приглашенная группа будет выступать, — сказал Денис, подбежавший к нам.

Он рискнул отличиться: с белой рубашкой, брюками и безрукавкой с атласной спиной красовались кеды, а руку украшал кожаный браслет.

— Пойдем, — сказала я, оставив нетронутый сок на столе, и потянула Оливера в зал.

На небольшой сцене мадам Рул объявила группу «Альфа» и на сцену вышли трое мужчин: барабанщик, гитарист и нестриженный вокалист. Музыка, как и обещал Денис, была замечательная, мы танцевали, подпевали и наслаждались выступлением целый час.

После того, как выступления группы закончилось, и они покинули сцену, я с Оливером нашла Оливию, Фреда, и мы пошли к столу перекусить, где сразу заметили Стелу и Стефана, Фред моментально отпустил руку Оливии. Я оперлась о стол и махала на себя рукой, приводя дыхания в норму после бешеных танцев.

— Как вам бал? — спросил Стефан, с повисшей на его шее Стелой.

— Замечательно, группа отпад! — прыгала на месте Оливия. Я удивлено смотрела, завидуя ее энергии, у меня в отличие от нее ноги отваливались от усталости. — Мне очень нравится, только душно, — сказала она, помахав на шею. Я пошарила рукой сзади, взяла со стола бутерброд и затолкала его в рот. — Пойдемте на балкон? — спросила меня с Оливером она.

— Не стоит, — сказал Стефан.

— Что? — удивилась Оливия.

— Подходить к окнам. Не стоит.

— Почему? — не понимала Оливия, и я, если честно, тоже.

Не успел Стефан ответить, как послышался звон, а за ним и крики. Мы вместе с кучей голодных учеников, облепившей стол, выбежали в зал. Огромные осколки треснувшего окна летели вниз на десятки людей, с криком бегущих к выходу. Испуганная толпа сразу же придавила меня к стене, Оливер схватил мою руку и крепко сжал. Директор что-то сказал, махнул в сторону осколков волшебной палочкой, и они застыли, повисли в воздухе.

— Всем покинуть зал! — приказал он.

В разбитые окна влетели 10–15 магов в черных плащах. Оливер обхватил меня рукой и потянул к выходу. Все кричали, толкались. Одни пытались вывести дорогих себе людей из зала, другие пытались спастись сами. Я пробиралась в толпе с Оливером, испуганно ища

Оливию среди толкучки. Ее светлые локоны то появлялись (каждый раз в разных местах), то пропадали среди людей.

Далеко, в толпы послышался знакомый дрожащий крик: «Миса!» — кричала Даша, пытаясь пройти сквозь людей в сторону окон. Диана попробовала ухватить ее, но не смогла, толпа потянула ее прочь, к выходу. Эван, еле решившись покинуть свою девушку, расталкивал учеников, ища Дашу.

Влетевшая на метле в зал женщина с самодовольной ухмылкой заклинанием выбила палочку из рук директора, который сразу же поспешил поднять ее. Осколки вновь ринулись вниз. Я посмотрела туда, куда вскоре они рухнут: Миса, дергающая платье, зацепившееся за ветки елки, вскинула голову верх на свист стекла. Она закричала, и я, не думая, нырнула под руку выталкивающего меня Оливера и побежала к ней. В тот момент ее крик затмил все звуки в моей голове. Толпа, отказываясь пропустить, толкала меня обратно. Я с трудом пробралась к Мисе. С самого начала зная, что мы не успеем убежать из-под острых осколков, я, свалив на холодный пол, пихнула ее под раскинувшиеся ветви праздничной елки и прикрыла собой. Руки сами закрыли собой голову. Большие куски стекла падали и разбивались на мелкие, я почувствовала, как они впиваются в мою руку.

Осколки падали на ветки, сбивая шары, и вместе с ними падали на пол, разбиваясь вдребезги. В зале уже давно гремел гром, треск, шипения… По осколком, кроша их ногами, к нам кто-то пробирался, пуская заклинания в разные стороны. Ожидая худшего, я сильнее зажмурила глаза и стиснула челюсть.

— Вылезайте! — крикнул кто-то, — быстрей!

Это был Джеймс. Я сползла с Мисы и сразу же дернула левую руку к правой, которую сильно жгло. Она вся была усыпана осколками, по некоторым из них текла алая кровь.

Джеймс схватил меня и выдернул из-под елки. Даша, увидев живую сестру, ринулась к ним, но зеленая волна сбила ее, и она полетела в стену, собирая собой разбитые стекла.

Дядя гнал нас к дверям. Мне пришлось скинуть дорогие туфли Оливии, чтобы быстрее добраться до выхода и не тормозить других. Но не успели мы добежать, как в Джеймса что-то влетело, и он рухнул на осколки. Я выдернула спрятанную в подоле платья волшебную палочку и откинула уже знакомого мне мага в маске, ударившего дядю в спину. В зале творился ужас! Учителя отбивались от непрошеных гостей. Эван спасал Дашу из-под падающей елки. Девушка, староста «А» класса, выводила из зала двух учеников «В» класса и одного из своего. Звезды на потолке померкли, но другой свет, от заклинаний, наполнял зал. Елка в нескольких метрах от нас грохнулась, сбив меня с ног.

— Эван, уведи их! — крикнул директор, отбиваясь от трех магов сразу.

Миса побежала к сестре. Маг в маске нацелился на глупую первокурсницу, я сбила его заклинания. Мужчина резко развернулся ко мне и что-то сказал, из-за шума я ничего не расслышала, только увидела подлетавшую ко мне полупрозрачную волну. Вспомнив, как было больно в прошлый раз, я схватилась за живот, а он предательски заболел, и я зажмурилась в ожидание удара, но вместо этого услышала «Бэк». Я открыла глаза, и во вскочившего на ноги Джеймса влетело рассеянное заклинание. Он прогнулся от боли, воздух с хрипом вылетел из его рта, и дядя выпихнул меня из зала. Там меня схватил Эван и потащил в сторону спален.

— Стой! — крикнула я, отпихнув его. — Идите без меня.

— Нет, Милана, идем, — возразил он, пытаясь схватись меня за руку, но я увернулась.

— Я сказала, идите! — крикнула я и побежала обратно.

Даша, обхваченная Эваном, стонала от боли и еле оставалась в сознании. Мы бы не смогли добраться до спален.

Когда я подбежала к входу в зал, одноклассники уже скрылись из вида. Высокие крепкие двери начали закрываться, но от чьего-то заклинания разлетелись в щепки, и я спряталась за поворотом от них и от того, что за ними последует. Увидев шествующего по остаткам двери мага в стальной маске, я начала быстро придумывать, как повести его за собой. Он повернул голову в сторону коридора, куда побежал Эван с Дашей и Мисой, сделал шаг, и у меня вырвалось:

— Эван, я за вами не успеваю, — маг обернулся.

Мужчина направился ко мне. Я рванула вдоль коридора что было сил. Сил, как оказалось, с порванными ступнями было мало. Я поняла, что могу не убежать, и ноги адски ослабли.

Кто говорил, что в экстренных ситуациях открывается второе дыхание? Какое второе, мне не хватало кислорода для первого!

Поняв, что убежать — не вариант, я завернула в какую-то комнату. Ходить было невыносимо больно. За мной оставались кровавые следы, тогда я, спрятавшись за столбом, повыдергивала большие куски стекла из ног кровь хлынула сильнее. Пришлось разорвать подол платья, перемотала ступни чтобы не оставлять некоторое время алых пятен на полу. Оглядевшись, я поняла, что нахожусь в классе темного волшебства. В кабинет зашел маг, я прижалась к столбу, шевеля губами. «Пожалуйста, пожалуйста…». В спину меня ударил кусок разлетевшегося мраморного столба. Нужно было перемещаться, я ринулась под учительский стол.

— Девчонка, победившая черного мага, — сквозь зубы проговорил мужчина. — Я тебе дал эту славу, я и заберу! — крикнул он и махнул палочкой в сторону стола.

Я вскочила и ослабила удар: «Бэк». Но мне все равно пришлось отбежать. Заклинание ударило в стол, и он, проехавшись, влетел в стену и треснул. Треснул большой, толстый дубовый стол, которому, казалось, ничего не страшно.

— Да пошел ты! — крикнула я и использовала заклинание «Айдам».

Затуманив его зрения на пару минут, я перебежала в кладовку учителя. Из класса донеслись проклятья, а потом крики: «Бомбс», «Бомбс»… Грохот, треск, а потом голова деревянного человека выбила дверь в кладовую. Я шмыгнула к шкафу. Прижимаясь спиной к задней его стороне, затаила дыхание. Стук сердца бил по ушам, он громыхал, я могла поклясться, что маг тоже слышит это частое громкое сердцебиение.

— Ты глупая, — спокойно начал мужчина, медленно шагая по комнатке. Его шаги эхом разлетались по маленькой кладовой. — Жертвуешь собой из-за девчонки, которая все равно не выживет. Если я тебя сейчас не убью, то ты так, долго не проживешь, думая только о других, — слова спокойно лились из его уст. Злость, обычно наполнявшая его голос, исчезла. После каждого предложения он делал паузу и прислушивался. — Хотя, сколько тебе? двенадцать? тринадцать? А ты так отважно борешься. Но очень глупо, необдуманно… Могла бы стать бездушной, ты бы ему понравилась, — его слова били меня словно плетью. Я стиснула зубы, подавляя злость. — А еще больше ему бы понравилась твоя душа.

Во мне все взорвалось, и я почувствовала, как ненависть бежит по венам. Адреналин взбудоражил кровь. Я вылетела из-за шкафа. «Окаменей!» — выкрикнула я, взмахнув палочкой. Маг послушно застыл.

— Бездушные сломали мне всю жизнь, лишили родителей. Я никогда, никогда даже думать об этом не буду! Слышишь?! — кричала я, идя на мага, мечтая выместить всю ненависть на нем.

— Слышу, — уголки его губ поползли вверх. «Откинься», — взмахнул палочкой маг, и я влетела в шкаф, за которым недавно пряталась. — Глупая, не все заклинания так просты, чтобы их можно было так просто украсть.

Я сползла по сломанным полкам на каменный пол. Меня тошнило, а в глазах все закружилось. Только сейчас я заметила, как тут холодно. Бледный дым шел изо рта, которым я глубоко и жадно глотала воздух.

Я встала на карачки. На губах соленый, металлический вкус крови. Маленькая алая капля упала с губ и ударилась о пол, казалось, с такой силой, что я на мгновение оглохла от грохота, рухнула. Холод пола у виска держал меня в сознание. «Откинься!» — крикнул маг, и я снова влетела в изуродованный шкаф, тот затрясся. Спина жутко заболела. Лежа на полу, я видела, словно сквозь туман, как маг идет ко мне. Он оттолкнул ногой мою волшебную палочку и нагнулся надо мной. Я тяжело повернула лицо к нему, его губы растянулись в ухмылке. Он выпрямился и ударил кулаком по шкафу. С оставшихся полок все рухнуло вниз. С грохотом на меня свалились книги, и в ногу вошел кусок деревянной полки, я закричала от боли. «Бомбс!» — крикнул маг, пол подо мной подорвался, я подлетела и перевернулась. Кусок полки задел шкаф и порвал мне кожу, я опять закричала. Слезы застелили и без того мутный взор.

— Милана! — послышался голос Оливера в дверях. Громче его слов я слышала свое дыхание, словно находилась в дешевом акваланге под водой на глубине нескольких километров.

— О, защитник, — усмехнулся мужчина.

Он взмахнул палочкой. Я прокляла себя из-за бесполезности. Я не могла пошевелиться и уже почти ничего не видела.

— Не смей поднимать руку на моего брата, урод! «Айдам!» — крикнул Фред, ворвавшийся в комнату.

— Милана, — подлетела ко мне Оливия.

Она дотронулись до меня. Ее руки были ледяными. «Бомбс!» — крикнул Оливер, и послышался звон, треск и громкий хлопок. Что-то тяжелое рухнуло на пол.

— Оливия, достань палочку, — приказал Оливер.

Боль все сильнее и сильнее расходилась по телу, взрывалась в голове и заглушала другие звуки. Сердцебиение, дыхание — все затихло. С пола меня подняли, и я почувствовала тепло через грубую ткань пиджака. В голове произошел последний взрыв, и все исчезло.

Я позволила себе проваливаться во что-то мягкое, обволакивающее. Я как будто очень сильно хотела спать и, вот, наконец, легла в теплую мягкую постель и заснула…

 

Глава 14

Я очнулась в идеальной тишине, попыталась чем-нибудь пошевелить, чтобы убедиться, что жива, но тело отказывалось меня слушаться. К удивлению, никакой паники. Голова еще была не в состоянии размышлять, так что вместо того, чтобы испугаться, я была спокойна, неестественно спокойна. Первое, что я почувствовала, это то, что на ноги что-то придавливает. Заскрипела дверь, и сразу же тяжесть с ног пропала.

— Нашел? — спросила девушка.

Оливия. Ее голос был сонным и усталым, а еще тихим-тихим. Я потянулась к ней, не руками, а мыслями. Именно она сможет вытащить меня отсюда, из искусственного спокойствия.

— Да, — ответил ей Оливер.

Послышались его шаги и шум чего-то ехавшего, колес… вроде велосипеда. Голоса

Оливера и Оливии были последним, что я слышала перед потерей сознания, и первым, что услышала, приходя в себя. Мне очень хотелось открыть глаза. Я почувствовала, как холодные тоненькие пальчики взяли меня за руку, это дало мне сил, но хватило их только на то, чтобы дернуть рукой.

— Милана, Милана, — звала Оливия, еще крепче сжимая мою руку. Ее голос стал громче.

Я стремилась к ней, и сознание обрело власть над телом. Тело! Мышцы ужасно болели, все болело. Я сразу же распахнула глаза, свет ударил по ним. Я лежала на диване в комнате дяди Джеймса, рядом на стуле сидела Оливия с красными, опухшими глазами. У двери стоял Оливер, его прекрасная белая рубашка и пиджак были в крови.

— Оливер, у тебя кровь, — хрипло прошептала я. Это звучало так жалко и тихо, что я была уверена, он меня не услышал.

— Да-а-а, — протянул он, проводя по засохшим пятнам рукой. — Милана, прости, я должен уйти, а то Фред один не справится, — он стиснул челюсти, провел по мне взглядом и вышел.

— Оливия, — начала тихо я. — Ты так ждала этого бала, а тут… Еще и меня пришлось спасать,

— сказала я, а потом сделала вывод: — Глупая я, одни проблемы со мной.

— Дура ты! — заплакала Оливия. — Мы так за тебя переживали. Мы чуть с ума не сошли.

Когда нам Эван сказал… — подруга шмыгнула носом. По ее щекам, не переставая, текли слезы, а голос дрожал. — А когда мы увидели кровавую дорогу… — Оливия зарыдала сильнее. — Дура ты!

Сорвавшись с места, она упала мне на ноги. От удивления мои глаза широко раскрылись.

Я действительно дура! Я хотела положить ей руку на плечо, как-то утешить, но рука не шевелилась, и мне было очень стыдно.

— Оливия, — только и прошептала я.

Подруга села. Ее изящные ручки были так сильно сжаты в кулаки, что ногти оставляли розовые следы на ладонях. Она стряхнула слезы, и поспешила встать.

— Я пойду скажу, что ты пришла в себя, а то… — Оливия запнулась, — твой дядя волнуется.

Дядя? Откуда она знает, неужели Джеймс сказал? Волноваться уже было поздно.

Я вспомнила про велосипед:

— Велосипед забери.

Оливия остановилась в дверях и развернулась:

— Какой велосипед? — удивленно спросила подруга.

Я посмотрела туда, где недавно стоял Оливер. Велосипед, который он вкатил, оказался инвалидным креслом.

— Никакой, — выдавила из себя я.

Оливия вышла. Я непонимающе смотрела на инвалидное кресло, а потом меня затрясло.

Я схватилась за ноги: на месте, если это так, то зачем кресло?! Ужасные догадки терзали мою голову.

В комнату вошла Оливия, следом за которой влетел Джеймс:

— Я что, зря тебя из зала выталкивал?! — сходу начал упрекать он.

— Давай ты просто скажешь, что я плохая?

— Да, — сказал дядя и, приподняв, обнял меня. — Как ты?

— Согласно 51 статье конституции — я имею право не сообщать о себе никакой информации.

Джеймс вопросительно посмотрел на Оливию, она пожала плечами и сказала:

— Я же говорила, с ней не все в порядке.

Я вздохнула:

— Хорошо я, только все болит.

— Естественно. Столько синяков, ссадин, крови, — сказал дядя, понижая голос. — Я приглашу медсестру.

— Не надо.

Я попыталась встать, чтобы доказать что со мной все в порядке. Мало того, что далось мне это тяжело, так еще, как я только встала, сразу же рухнула обратно на диван. Ступни невыносимо заболи, словно я встала на острые ножи, и они разорвали всю кожу. Раны щипало и жгло.

— Ай, ступня! Две! Ай! — завопила я, чуть ли не плача от адской боли.

— А что ты думала, побегаешь по стеклу, и ничего не будет? — спросил Фред, стоявший в дверях.

— Я походить хотела… — проныла я, часто моргая, надеясь сдержать слезы.

— Теперь пару денечков сможешь максимум ездить, — слабо улыбнулся Фред, подкатывая инвалидное кресло к дивану. В любой ситуации он находил тему для шуток. — Рад тебя видеть живой, малолетка.

— Я тоже тебя рада видеть, — пробубнила я. — Мне бы переодеться, — сказала я, рассматривая разорванное, прилипшее к телу платье.

— Оливия? — позвал Джеймс.

— Да, — отозвалась она. — Милана, я тебе помогу.

Джеймс пересадил меня в кресло, и Оливия выкатила его из комнаты. Меня выводило из себя отсутствие полной самостоятельности. Меня до трясучки бесило, что я не могу сама, на ногах перемещаться.

— Не нравится мне это кресло, — ударила я по подлокотнику.

— Потерпи немного, пару денечков, пока что-нибудь другое не придумаем, — успокаивала меня Оливия.

— Как управлять этой штукой?

— Крутить колеса.

Я крутанула колеса, выезжая из-под рук Оливии. Зависимость от ржавой железяки меня не подбадривала, особенно когда меня кто-то вез. Как назло, лестницу я не могла преодолеть самостоятельно, и мне пришлось остановиться.

— Подожди, я кого-нибудь позову, — сказала Оливия и взлетела по ступеням.

Я позавидовала ей черной завистью. Вскоре подруга вернулась с Денисом и Эриком. Они подняли кресло наверх вместе со мной. Наблюдая за трусящимися ручками Эрика, я могла бы поклясться, что они меня уронят, и я свалюсь с лестницы и сломаю шею. Но обошлось без этого. Злая и расстроенная, я поехала в спальню, через гостиную.

«Простите, спасибо», — вместо меня сказала ребятам Оливия и поспешила за моим разваливающимся «способом перемещения». Она помогла мне въехать через порог в коридор.

— Я ванну налью. Возьми одежду и все что надо в спальне. Только, аккуратней, смотри, чтобы швы не разошлись, — сказала она и упорхнула в ванную комнату. «Швы? Какие ещё швы? Как мне что-то зашивали, я не помнила, да и не чувствовала.

Я въехала в пустую спальню и, взяв вещи, сложила их на колени. Не успела я углубиться в размышления о том, какая же я идиотка в кресле на колесиках, как вернулась Оливия.

Оно вкатила меня в отдельную ванную комнату и вышла. Подъехав к наполненной ванне, от которой шел легкий пар, я расстегнула платье, начала его снимать, но прилипшая ткань отдиралась больно и с кровью. Я стиснула челюсти и, глубоко вдохнув, спросила себя вслух: «Ну и как я его сниму?» — а потом перекинула ноги, держась на трусящихся руках, и залезла в ванну прямо в платье. Вода окрасилась в бледно-красный цвет. Платье было уничтожено: остатки подола едва прикрывали ноги, шов у молнии порвался, однаединственная лямка еле держалась. Я аккуратно, не спеша отлепляя каждый клочок одежды, сняла мокрые, разорванные лохмотья. Попрощавшись с великолепным платьем, я решила осмотреть свои раны. Как только я коснулась ступни, пульсирующей от боли, сразу же обнаружила кучу царапин, отсутствие кожи в некоторых местах и один шов. Моя попытка походить не осталась бесследной: одна из ран слегка кровоточила. Под слоем мокрого бинта, сокрушенно висевшего на икре, был еще один шов, заклеенный большим пластырям, который я намерилась отклеить, несмотря на болезненность процесса. Рана, как мне показалось, была неглубокой, но, когда я напрягала ногу, нитки неприятно тянули

(А когда я столь мерзкое ощущение еще и представляла: рану, зашитую нитками с черной, засохшей на ней кровью…), дотрагиваться даже до пластыря было очень больно. Мой бедный друг — висок был снова зашит. Спина была расцарапана, а свежие синяки покрывали все тело. Я аккуратно смыла оставшуюся засохшую кровь с тела, лица и волос, и полезла на свое долбаное кресло обратно. Только когда я уже оделась, вспомнила про свою волшебную палочку и, спеша, с грохотом выкатила из ванной.

— Оливия, — звала я, катясь по коридору, заглядывая в открытые двери. — Оливия, черт возьми, где ты?! Оливия! Где моя волшебная палочка?

Подруга устало вышла из спальни, достала из кармана черную волшебную палочку и вернула ее мне.

— Я вниз хочу.

— Попроси ребят, — сказала Оливия с полузакрытыми глазами и зевнула.

— Ладно, прости. Я плохая.

— Денис, Эрик, нам бы кресло спустить! — крикнула она.

— Хорошо, — откликнулся из гостиной Денис.

Оливия, тяжело шагая, зашла в спальню и с грохотом плюхнулась на кровать. Ребята с легкостью спустили меня, я поблагодарила их и покатила вдоль коридора.

— Эван? — спросила я, увидев стоявшего у окна парня с костылями. Он обернулся, его лицо было усталым и обеспокоенным.

— Вот, поиграл в героя, — сказал он, грустно улыбнувшись, и постучал костылем по гипсу.

— Да… — протянула я. — Я вот тоже.

Я подъехала к окну и оторопела от изумления, увидев фиолетовый отблеск над вершинами крыш.

— Что с небом?!

— С ним все в порядке, — грустно ответил Эван. — Это купол.

— Купол? — переспросила я.

— Да. Купол, защищающий школу. Никто не может пройти через него, — Эван прервал объяснения, окидывая взором небосклон. — И выйти из-под него тоже, — он громко вздохнул.

— Каникулы отменяются, — подытожила я.

— Каникулы… — протянул тихо Эван. — Учителя не могут связаться с правительством района, да и вообще ни с кем, а темные маги не уходят, их даже больше стало. Они ищут…

Никто не знает, когда мы отсюда выберемся.

Аллея пустовала, пугающая тишина царила по всей школе. Я вздрогнула. Что-то ужасное ждало нас всех, я это чувствовала.

— Где все?

— Кто где: кто помогает медсестре, учителям, ученикам, кто приводит в порядок школу.

Молнией озарила меня мысль, я вспомнила про Дашу и Мису.

— Где Даша, Миса? — испуганно вскрикнула я.

— В палате у медсестры.

Я покатила по коридору так быстро как могла. В главной палате было много народу, но панически оглядев всех, я сразу же нашла затылок Мисы. Еле проехав между озабоченных учеников, наезжая некоторым на ноги неуклюжей коляской, я добралась до конца комнаты и спросила у первокурсницы:

— Миса, где Даша?

Девчушка подняла на меня глаза, ее щеки были мокрые от слез. Я ахнула, и схватилась за подлокотники. У Мисы был ужасный вид: лицо побледнело, и стала хорошо видна голубая вена, не переставая пульсирующая; опухшие, грустные глаза, покрасневшие от слез; покусанные, синие губы; синяки под глазами и трясущиеся, красные от холода руки.

— У медсестры. Ей вытаскивают стекла.

У меня перед глазами промелькнули воспоминания, как Даша едет по полу, собирая осколки и оставляя алый след, я вспомнила ее окровавленное платье, вспомнила, как почти без сознания Эван вел ее подальше от зала.

Я с грохотом въехала инвалидной коляской в дверь каморки медсестры. На двери остался темный след колеса. Уверенная, что Даше там и ей плохо, я стучалась, била в дверь кулаками, но мне никто не открывал. От бессилья у меня полились слезы. Она там, я нужна ей, ей больно!

— Милана, — ахнула Диана, я отвлеклась от невинной двери (точнее, руки от усталости рухнули вниз), обернувшись к черноволосой подруге. — Что с тобой? — спросила она. Его глаза были широко раскрыты, и, разговаривая со мной, она смотрела не в глаза, а на инвалидное кресло.

— По стеклу пробежалась.

Диана облегченно выдохнула и села на койку с белой простыней, на которой стояла аптечка и коробочка с баночками.

— Давай тебе протру раны? Они так быстрее пройдут. Иди сюда.

— Иди, — себе под нос повторила я. — Бегу.

Я поджала губы, посмотрев напоследок на дверь, и подъехала к больничной койке. На все согласна, лишь бы поскорей избавится от этой развалюхи на колесиках. Я подняла правую ногу на кровать, стянула шерстяной носок, Диана протерла ступню ваткой, смоченной в спиртовом растворе чистотела. Раствор имел острый неприятный запах, а еще и жег.

Щипала каждая, даже самая маленькая, ранка. Потом я подняла за штанину левую ногу, сняла носок и получила от Дианы за отклеенный пластырь на икре, который остался валяться в мусорной корзине в ванной. Это не было самой адской болью, которую я испытывала за всю свою жизнь, но я смертельной хваткой вцепилась в холодное колесо инвалидной коляски, чтобы отвлечь себя от желания отдернуть ногу. Диана протерла мне вторую ступню, протерла рану на ноге, потом заклеила новым пластырем и перебинтовала ее заново, так же она протерла мне висок и спину. По мокрым, холодным кляксам на спине пробежали мурашки.

Мрачный день мчался по-сумасшедшему быстро. Я помогала Диане, а потом просто подбадривала всех в палате. Вначале, когда я ездила всем по ногам и врезалась во все, что только можно было, меня преследовала слава неуклюжей, но когда я уже разобралась с этой чертовой тележкой, стала пользоваться хорошей славой. Анекдоты у меня быстро закончились, а вот тем для разговора была куча. Пессимистов было мало, и вскоре дух всей палаты был поднят. Пару раз приходила Оливия, Оливер, Оливер с Фредом, опять Оливия и Оливер, ругались и заставляли пойти отдохнуть, но я категорически отказывалась слечь и признать свою слабость — этого я ни в коем случае не хотела делать. Каждый раз, вспоминая проигранное сражение, я злилась на себя так же, как на первом уроке темного волшебства. Меня раздражала моя же слабость. Но занятость отвлекала меня от пожирающей злости и спасала от глупых мыслей.

 

Глава 15

На следующий день я решила поговорить с учителем Темного волшебства:

— Мистер Блек Фаст, — позвала я, въезжая за ним в класс.

— Милана Грей, если то, что вы намереваетесь мне сказать, действительно стоит моего внимания, то у вас есть, — учитель отвлекся от сбора раскиданных по столу бумаг на серебряные наручные часы, — семь секунд. Шесть. Пять.

— Я бы хотела вас кое о чем попросить, — сказала я, пропуская его из класса. — Не могли бы вы провести для меня дополнительные занятия на каникулах?

— Эван Прус, где? — спросил учитель у быстро и неуклюже костылявшего старосты «Б» класса.

— У директора, мистер Фаст, — ответил Эван, не останавливаясь (нужно заметить, что он на своих костылях двигался быстрее, чем я на инвалидном кресле).

— Милана Грей, вас не устраивает объем знаний, что я даю вам на уроке? — спросил учитель. Он развернулся и пошел за Эваном. — Уж, простите, не думаю, что вы способны изучать по 2–3 заклинания за урок.

Он, широко шагая, шествовал к кабинету директора, а я, отказываясь сдаться даже несмотря на его прямолинейные намеки, спешила за ним.

— Все устраивает, мистер Фаст, — сказала я, быстро прокручивая колеса инвалидной коляски. — Просто я не считаю, что в следующий раз смогу выстоять в сражении с темными магами.

Учитель Темного волшебства резко остановился. Я схватила колеса, останавливая железную рухлядь. Проскользив по ладоням, резиновые шины обожгли руки. Блек Фаст грациозно развернулся. Оглядевшись вокруг, он решительно подошел ко мне.

— Милана Грей, — произнес учитель сквозь зубы. Он склонился над коляской, уперевшись вытянутыми руками в подлокотники, заставив меня убрать с них руки. Я вжалась в спинку кресла, плечи напряглись. Смелости не хватало посмотреть ему в глаза. — При встрече с бездушным вас спасет только везение, а его в нашей школе не преподают. Я советую вам воздержаться от совершения глупостей и, наконец, оценить по достоинству силы бездушных, чего не сделали ваши покойные родители.

Мистер Фаст так резко встал, что коляска зашаталась. Он запахнул явно сшитую не по его размеру епанчу, которая служила ему теплым плащом в холодные зимние и осенние дни.

Его грозный черный силуэт скрылся в тени неосвещенного тусклым светом коридора. Мои руки со всей силой сдавливали ободки колес, а сжатые челюсти дрожали. Его слова ударили в самое яблочко моей слабости. Я выпустила накопившуюся внутри злость на невинную стену, ударив ее со всей силы кулаком. Глубоко дыша, я медленно успокаивалась, позволяя кулаку сползти по холодному камню вниз.

— Милана Грей? — спросил незнакомый голос позади.

Я резко обернулась, опустив руку. В утренних сумерках, облокотившись об стену и скрестив ноги, стоял парень с черными длинными до плеч волосами, серыми глазами, низкими бровями, делающими его взгляд туманным и задумчивым, словно покусанными губами и бледной кожей. На черной в темно-серую полоску футболке блестел серебряный крест на шнурке. В общем, ничем не примечательный ученик высшей школы волшебства, как мне показалось. Не дождавшись ответа, он уверенно направился ко мне:

— Так тебя зовут, да?

— Да, — резко ответила я. Во мне еще все бурлило. — А что, тоже хотите сказать, что мои… — у меня все внутри вздрогнуло, — покойные, — я сглотнула, избавляясь от горького привкуса этого слова, — родители совершили глупость, отказавшись перейти на сторону пожирателя, или что они зря бились за свой выбор? — воскликнула я и, желая избавиться от невоспитанного парня, развернулась и поехала вдоль по коридору в больничное крыло.

— Нет, ни в коем случае, — поспешил за мной он. — Мои родители погибли по похожей причине, — при этой фразе его голос звучал глухо, последнее слово он будто прошептал.

Его беда нашла отклик в моей душе, это и заставило меня остановиться.

— Простите, — попросила я.

По школе гуляла тишина и уныние, они словно холодный ветер пробирали до костей. Я вздрогнула, когда посмотрела в безлюдную глубь коридора, и обняла себя за покрытые мурашками обнаженные руки. Вся эта атмосфера, слова учителя, да еще и этот парень — все портило это утро.

— Ничего, — ответил он, стоя в пяти шагах от меня. — Я, наоборот, хотел помочь.

— Кто вы?

Я его не знала. Он меня заинтересовал, но я недоумевала, зачем ему это. А если честно меня привлекала не его желание помочь, а его горе.

Парень выпрямился, поднял голову и, протянув мне прямую руку вниз ладонью, представился:

— Коннон Гримм, ученик третьего курса «В» класса.

Третий курс, значит, мы виделись. Я быстро начала перебирать в голове уроки, что вел директор. Коннона я вспомнила по его друзьям — девушке с короткими темными волосами и голубогоглазому Мичилу. В одиночку я его никогда не видела, только в компании друзей, но не потому, что они всегда вместе, а потому что он, наверно, очень редко выходит из секции «В» класса или просто я никогда не обращала на него внимания… не знаю.

Я взглянула ему на руку, но жать не стала.

— Третий курс? Вряд ли вы мне сможете помочь мне, — сказала я и поехала дальше.

— Поверь мне, я изучаю Темное волшебство не первый год, — поспешил за мной он.

Я развернула кресло. Все-таки Коннон меня заинтересовал, а свое нежелание с ним общаться, я свалила на настроение, которое мне испортил Блек Фаст. Эх, почему я так просто всем доверяю? Меня удивляла его настойчивость. Видимо это его сильно интересует.

— Зачем тебе это?

— Как я уже сказал, у меня есть свои причины ненавидеть бездушных.

— Но от меня тут нет никакой помощи.

— Нету, но почему бы не помочь тебе?

— Подозрительно, но я согласна, — сказала я и пожала Коннону руку.

Его очень крепкое рукопожатие и хруст моих пальцев привели меня в удивление. Какойто он странный. Я так думала не потому, что его рука посильнее моей будет, нет, это тут не причем. Все в нем противоречило: он был нелюдим, но смог меня легко уговорить; имел мрачный вид, но у него были, на мой взгляд, совершенно нормальные друзья; он предложил мне безвозмездную помощь, но рукопожатие выдавало его жесткий характер.

— Обсудим? — предложил он, не скрывая самодовольной улыбки.

Коннон пригласил выйти на аллею. Вздрогнув от предвидимого холода, я укуталась в мягкий, упавший с плеч плед и выехала на подтаявший снег, пряча кеды под покрывало.

Мы нашли место, скрытое от ненужных глаз и ушей в полупустой аллее. Коннон облокотился об дерево, скрестил руки и начал говорить так, будто давно уже все придумал:

— Мистер Блек Фаст имеет ко мне некоторое доверие, и я не думаю, что ему понравится то, что я тебе помогаю. Чтобы не возникло слухов и подозрений, я предлагаю тренироваться ночью в саду за школой…

— Но как? — перебила я. Коннон не обратил на это никакого внимания и, перебив, продолжил:

— Хотя, главные ворота закрыты… Нет, я, конечно, знаю как выбраться в сад. Есть одно место. Что у тебя с ногами?

Инвалидное кресло как-то не вписывалось в его план. Не скажу же я ему, собравшемуся меня учить заклинаниям от темных магов, что катаюсь на инвалидной коляске только изза того, что пробежалась по стеклу. Лучше промолчу насчет этого.

— Это ненадолго.

Коннон равнодушно оглядел меня в инвалидной коляске и продолжил:

— Я не хочу брать количеством, возьмем качеством и эффективностью, — сказал он, а потом через выдержанную паузу добавил: — Если ты что-то знаешь или узнаешь, то расскажи мне это.

Он не имел в виду заклинания. «Как мне самой хотелось узнать больше», — подумала я.

Коннон посмотрел мне через плечо и, отпрянув от дерева, попрощался:

— Еще увидимся. Пока, — сказал он и поторопился меня покинуть.

Я обернулась: ко мне шли Оливия, Фред и Оливер. Оливия щурилась, пытаясь разглядеть быстро удаляющегося Коннона.

— Кто это? — спросила она, подойдя. Фред смотрел ему вслед, а Оливер подозрительно рассматривал меня.

— Да там… — протянула я.

— Ладно, — сказала Оливия, взглянув на прячущуюся за стеной тень моего нового знакомого, она перевела на меня взгляд и сообщила: — Тебя медсестра ищет.

В последнее время мне стало казаться, что я плохо знаю свою подругу и, каждый раз ожидая от нее любопытных расспросов, ошибаюсь.

Она взялась за железные ручки и повезла меня в больничное крыло: тут я уже не сопротивлялась и даже не ворчала по этому поводу. Мои мысли были слишком заняты, чтобы сейчас еще и спорить с подругой о том, что я самостоятельно могу добраться куда захочу.

Мы шли по внутреннему коридору, когда услышали громкие возмущенные голоса в кабинете директора. От неловкости мы остановились и переглянулись. Оливия сорвалась с места и отправилась к большим дверям с фениксом.

— Оливия, — тихо позвала я, пытаясь схватить ее за руку. — Ты чего?

— Оливия, нехорошо, — сказал Фред.

— Если вам нравится быть в неведение, то пожалуйста, — ответила подруга и примкнула ухом к двери.

Оливер пожал плечами и подошел к Оливии, но ухо прикладывать не стал. «Блин», — буркнула я и подъехала к ним. За мной последовал Фред.

— Мы не знаем, как долго еще придется сидеть под куполом, — громче обычного говорил раздраженный Блек Фаст, — и как долго он сможет простоять.

— Мы подвергаем опасности всех учеников, надо что-то делать, — на этот раз голос уже был Джеймса.

— Но у нас нет уже другого выбора, — тихо проговорил мистер Волд. Его голос был усталый и туманно доносился до нашей стороны двери.

— Есть… — громко начал учитель Темного волшебства.

— Мы знали, на что подписывались, когда приняли ее в школу, — перебила его мадам Рул.

— Мы обещали. Мы не имеем права бросить ее! Она такая же ученица, как и другие девушки нашей школы.

— Но не за каждой ученицей охотятся бездушные … — напомнил учительнице видоизменения мистер Хангриус. Его слова свистели, словно у него во рту был палиц или его деревянная курительная трубка.

— Мадам Рул права, — вмешался директор. — Мы знали, что это может случиться. Мы ответственны за ее жизнь, жизнь ученицы высшей школы волшебства № 2.

— Она еще и года не проучилась, — грустно сказала Елизавета Греми. — Мы даже не думали, что они обнаружат ее так быстро.

На этих словах я почувствовала на себе чей-то изучающий взгляд и повернула голову назад. Фред смотрел на меня то ли испуганно, то ли удивлено. Я возмущенно помотала головой, догадываясь о причине столь пристального внимания. Я открыла рот, чтобы возразить, но меня отвлекли громкие всхлипы:

— Бедная девочка, — дрожащим голосом промолвила Изабелла Флор. — На ее юные плечи обрушилась такое… — мадам недоговорила и зарыдала.

— Она не глупая, но годы берут свое: неосторожность, наивность, — сказала мадам Греми.

Ее голос переместился после пару четких шагов. Мадам Флор громко высморкалась и чуть притихла.

Мистер Фаст громко цокнул, я могла поклясться, что он еще и закатил глаза. Как жало человека, который не знает сострадания и не уважает чужие чувства. Но не может же быть, что в мире не существует человека, на которого Блек Фасту, даже с таким жестким характером, не наплевать.

— Я знаю многих, кто, узнав, встал бы на ее сторону! — вмешался Эван. По одновременному громкому стуку костылей, я догадалась, что он встал, даже вскочил со стула.

— Молчи, герой! Тебе сломанной ноги мало? — воскликнул Блек Фаст.

— Эван, мы не можем подвергать учеников опасности, — спокойным голосом перефразировал директор слова учителя Темного волшебства.

— Ну, а что тогда делать? — поник Эван. Судя по резкому звуку, изданному чиркнувшими по полу костылями, он сел.

— Будем ждать, — ответил Эльбрус Волд.

— Чего? Чуда? — сорвался Джеймс.

— Мистер Логон, — только и сказал директор.

— Простите, мистер Волд, просто я не хочу, чтобы пострадала она или кто-то еще.

— Будем ждать помощи.

— Мистер Волд, не будем обманывать себя. Министерство ничего не сделало, когда мы сообщили о нападении бездушного на учеников, хоти они знают, что у нас в школе учится Полукровка.

Я покосилась на Оливию, она только примкнула ухом ближе к двери.

— Мы даже не успели им сообщить, — тихо сказала мадам Греми.

— Совет министров в страхе перед бездушными, да что там совет, сама королева в страхе! — вмешался Блек Фаст.

— Дадим им время, — бессильно выдохнув, сказал директор. — Собрание окончено. Всем спасибо.

Оливия и братья Вармент сорвались с мест, но вовремя вспомнили про меня, мало скоростную. Громкие шаги разгневанного учителя Темного волшебства приближались, подкидывая дрова в огонь, который назывался «страх быть замеченными». Фред подхватил коляску за ручки и, громыхая по неровностям каменного пола, повез меня прочь от двери. Мы умчались далеко, за два поворота от коридора, ведущего к роскошным дверям с фениксом, и только потом остановилась. Оливия рухнула на деревянную лавку и, держась рукой за грудь, глубоко дышала. Фред согнулся и пытался восстановить дыхание. Оливер, жадно вдыхая носом воздух, облокотился о стену и сполз по ней на пол.

— С такой скоростью… — начал Оливер, задыхаясь и ненасытно глотая воздух ртом. — Мы бы получили Превосходно по бегу и побили все мировые рекорды.

Подслушанный разговор о Полукровке не выходил у меня из головы. Фред так на меня посмотрел, что я сама поверила, что виной всему. Слишком мало я знаю о своем прошлом… И слишком мало я знаю, кто такие Полукровки, что врать, я вообще не знаю кто это такие. Я боялась быть всему виной, боялась быть Полукровкой. Я развернулась и поехала прямо по коридору.

— Милана, ты куда? — спросила Оливия, тяжело поворачивая голову в мою сторону.

— Я не собираюсь… — я прервалась, подбирая слова, — выжидать с опущенными руками, — сказала и поехала дальше.

Я вкатила в библиотеку. Миссис Кар, заметив мой проезжающий затылок, привстала со стула, отложив вязание.

— Вам помочь? — спросила она.

— Да, я… — развернувшись, начала я, но побоялась выдать себя. — Нет, спасибо. Подскажите только, где словари?

— Во второй секции все словари, — сказала она и села, но за вязание не принялась.

— Спасибо.

Я развернулась и поехала, еще долго ощущая на себе любопытный взгляд. Библиотека была пуста, никому не было дело до книг сегодня. По огромной комнате раздавался шорох колес и стук спиц для вязания миссис Кар. Завернув во вторую секцию, я катила кресло вдоль высоких полок с книгами, пропахшими старостью и краской, к шкафу с выгравированным на табличке словом «Словари», проводя по коркам книг на нижних полках пальцами, по мягким, твердым, дряхлым и новым обложкам. Подъехав к нужному шкафу, я глазами пробежала по книгам: первые две полки — орфографические словари; третья полка — словари антонимов; четвертая — словари синонимов; пятая и шестая полка были забиты фразеологическими словарями, а вот на седьмой, девятой и десятой было то, что мне нужно — толковые словари. Я поближе подъехала к самому толстому словарю

— А. Ворда, потянулась за ним. Кончики пальцев беспомощно теребили шершавую обложку. Поудобней упершись рукой об подлокотник коляски, пыхтя, я чуть привстала и потянулась за книгой. Левая рука дрожала, еле удерживая весь мой вес на себе. Я слабо схватила край книги, но чья-то рука с тонкими, длинными пальцами опередила меня.

Владельцем изящной руки, похитившей мою книгу, была Оливия, по бокам от нее грозно стояли братья Вармент.

— Неужели ты думала, что мы будим «выжидать с опущенными руками»? — остро улыбаясь, процитировала меня Оливия и протянула словарь, который я так упорно пыталась достать.

— Конечно, нет, — соврала я и слабо улыбнулась. Была такая мысль, мимолетная, но была.

Положив тяжелый словарь на колени, я поехала к столу. Оливия легким движением выдвинула из ряда книг такой же словарь, что взяла там недавно, и последовала за мной.

Мы листали словарь в поиске буквы «П», а братья шарили в секциях сзади. Листы приятно пахли краской, хотя книга была неновой.

— Я нашла, — вскрикнула Оливия и съежилась от эха своего же голоса, раздавшегося по всей библиотеке.

Любопытная миссис Кар четко цокая каблуками ходила вдоль секций, делая вид, что проверяет книги. Она прошла мимо второй секции, откуда было прекрасно видно нас и, не скрываясь, посмотрела, чем мы занимаемся.

— Скучно ей, а тут люди появились — редкость! — съязвил где-то за шкафом Оливер.

— Великая редкость, — поддержал брата Фред.

Я подъехала к Оливии. «Полукровка — это, — начала читать я над указательным пальцем подруги, — полукровное животное (животное смешанных кровей). Например: Лошади смешанных пород, собаки, кошки; См. также Гибрид.» Я откатилась от стола и начала листать словарь в поиски буквы «Г». Я читала вслух слова, приближаясь к нужному:

«Гибкий, Гиблый, Гибнуть, Гибрид, Гиб… Вот, нашла, Гибрид — особь животного или растения, полученная в результате скрещивания различных по генетике организмов.

Например: Мул, Лигр, Гиппокампус». Я оторвалась от книги и спросила у Оливии, кто такой Гиппокампус.

— Милана, не поверю, если ты знаешь, кто такой Лигр, — хихикнул Фред.

— Водная лошадь с рыбьим хвостом, — ответила подруга. — Но я не думаю, что это то, что нам нужно, — сказала она поникшим голосом, собираясь закрыть словарь.

— А вот это кажется то, что нам надо, — сказал Фред, вышедший из-за высоких полок.

Миссис Кар на обратном пути заглянула к нам снова, мы молчали, пока она не прошла мимо.

— Словарь жаргона и молодежный сленг? — Оливия вопросительно изогнула бровь, прочитав вслух золотые буквы на сером фоне. Интересно, какой может быть «молодежный сленг» в такой дряхлой книге?

— Да, — серьезно ответил он. — Правда, я с другими целями туда заглянул… Но это не важно… Вот, смотрите.

Он положил книгу на стол, и мы все нагнулись над ней.

— Полукровка (просторечье) — Бладмикс, — тихо прочел вслух Оливер, смотря мне через плечо.

Я перевернула листы в толстом толковом словаре, в поисках нужного слова.

— Вот! — Ткнула я пальцем в книгу. — Бладмикс — 1. Животное или человек (чаще), родителей разных рас или видов. 2. Ребенок, рожденный во втором измерении, с силами волшебника, — прочла я вслух.

— Да-а-а, немного информации… — протянул Оливер.

— Нам вряд ли нужно первое, их мало, но они не такая редкость, чтобы искать кого-то именно, — сказала Оливия.

— Как нам узнать больше?

— Спросить у Полукровки, — предложил брату Фред.

— Ага, и Полукровку мы узнаем, спрашивая у всех учеников школы: «Ты случайно не Бладмикс?», да?

Я перебирала все у себя в голове, ища какие-либо подсказки, но опять почувствовала на себе знакомый взгляд. «Фред дурак, неужели он думает на меня?!» — разозлилась я.

— Амеба, — сказала я ему вслух.

Я развернулась и повезла словарь на место. Позади послышались приближающие шаги.

— Милана, — позвал меня Фред. Он взял тяжелую, пропитанную пылью книгу с моих колен.

— Ты бы не стала от нас ничего скрывать?

— Я ничего не скрываю!

— Ты можешь нам все рассказать, — продолжал он. Даже мой раздраженный тон не заставлял его мне поверить.

— Да пошел ты, — прорычала я и поехала из библиотеки.

Меня безумно задевало его недоверия и бестолковые подозрения. «Я никогда ничего от них не скрывала. Как он смеет подозревать меня? — сердившись, размышляла я. Я вспомнила о Джеймсе и поправила себя: — Не скрывала ничего страшного. Если бы я была Полукровной, я бы сказала им… наверно».

Выезжая из дверей библиотеки, я наткнулась на Эвана:

— Привет, Милана, — бросил он мне, костыляя мимо.

— Привет, — сказала я ему в след, а потом до меня дошло — Эван учувствовал в собрании, надо поговорить с ним! — Эван, — окликнула я.

— Что?

Он остановился, позволяя мне себя догнать. Я подъехала и спросила нагло напрямую:

— Кто Полукровка?

Я следила за любыми его движениями: его глаза широко распахнулись от неожиданного вопроса, рот раскрылся, и губы подрагивали, пока он подбирал слова. Эван потирал руки о деревянные костыли. Он растянул верхнюю пуговицу рубашки одной рукой и потерянно начал:

— Милана, — вдруг, выражение его лица резко стало серьезным, и он сразу ответил. — Не знаю, о чем ты.

— Не ври, — крикнула я, когда он собрался уйти. — Я все слышала. Как ее зовут? Ты знаешь.

Эван развернулся, оглядел удивленные лица учеников и подошел ко мне вплотную.

— Не знаю, что ты там слышала, — тихо, властно, как он умеет, говорил Эван, поглядывая на любопытных зевак, ожидающих чего-нибудь интересного. — Но я посоветую тебе не думать об этом, а лучше, вообще забыть.

Я лишилась дара речи. Эван ушел, а я и огорченные зрители остались в холодном коридоре. Неудовлетворенная публика, сама подогрела себя новыми сплетнями, перешептываясь у меня за спиной. Я решила расспросить еще одного участника собрания — дядю Джеймса и отправилась к нему.

— Мила, — подбежала ко мне Оливия, когда я проезжала мимо библиотеки. — Куда ты ушла?

— Эван знает, но отказывается рассказывать, — сказала я вместо ответа.

Подруга задумалась. Она сморщила нос и нахмурила брови.

— Почему Эван единственный староста, кто участвует в этом? — спросила она.

— Наверно по тому, что Полукровка учится в нашем классе, — тихо ответил Фред, вместе с братом подойдя к нам.

— Круг подозреваемых сузился, — сказала Оливия.

— А какой до этого был? — недоумевала я.

— Вся школа, — Оливер улыбнулся.

— Надеюсь, что он сузится до одного человека после разговора с мистером Логоном.

— Дядей, — поправил меня Фред.

— Слушайте, простите, что не сказала всю правду про родственников, — начала я. Оливия опустила голову. — Простите. Я ему пообещала. Это все для того, чтобы не было лишних слухов. Я, честно, хотела рассказать, но это не только мой секрет, — объяснила я, смотря в лица безмолвных друзей. Они все прятали от меня глаза. — Простите, — повторила я.

— Все нормально, — подняла голову Оливия.

— Мы понимаем, — сказал Оливер, как всегда одобряюще улыбаясь.

Один Фред остался молчать.

— Спасибо, — поблагодарила я.

Хотя Джеймс им все рассказал еще два дня назад, только сейчас на душе стало легче. Мне и вправду было стыдно, они меня всегда поддерживали, а я от них хранила тайну. Друзья занимают одно из лучших мест в моем сердце, даже Фред, хотя я все еще на него сильно злилась.

Я попросила друзей подождать меня за дверью, а сама вошла через класс в комнату

Джеймса, где застала его, упирающегося локтями в стол и придерживающего ладонями голову. Вид у него был измученный и жалкий. Он не услышал, как я вошла, и тогда я позвала его по имени:

— Дядя Джеймс.

— Она, наверно, волнуется. Мы уже должны быть дома, — заговорил он, будто продолжая свой немой монолог вслух. Дядя поправил рамку с тетиной фотографией и обернулся ко мне. — Что-то хотела, Милана? — его голос звучал хрипло и устало. Под глазами синяки, побледневшая кожа…

— Дядя, ты спал сегодня? — спросила я.

— Вздремнул немного. С этими собраниями… — протянул он, мотая головой. Я вспомнила, зачем пришла.

— Дядя Джеймс, — уже не с той заботой начала я. — Кто Полукровка?

Его лицо не дрогнуло, даже тени удивления не пробежало. Оглядев меня как будто впервые, он изнуренно вздохнул:

— Милана, — начал он тихо и неторопливо, — сначала ты сражаешься с бездушным, потом

Блек Фаст сообщает мне, что ты просишь у него дополнительные занятия, теперь, ты знаешь про Полукровку… Тебе не кажется, что это все странно для твоего юного возраста?

— Несколько месяцев назад я попала в другой мир, где все для меня было странно. Так, что я уже перестала дивиться всему, что со мной происходит, — честно ответила я. — Дядя Джеймс, кто Полукровка? — настаивала я.

— Не могу сказать. Не моя тайна.

— Но я должна знать, почему нападают на меня, тебя, моих друзей и мою школу.

— Прости, — только и сказал он.

— Да я же все равно узнаю!

— Я не имею права рассказать тебе это. И даже если ты все-таки узнаешь, то потратишь много времени и обдумаешь, поймешь все, и не совершишь глупостей.

— Что вы все боитесь, что я сделаю какую-нибудь глупость?! Почему вы во мне другого не видите? — психанула я и закрыла дверь с другой стороны.

Я крутила колеса покрасневшими ладонями. Мне безумно хотелось прошествовать так, чтобы звонкое эхо моих шагов разошлось по всему классу, или хотя бы один раз громко, настойчиво топнуть ногой. Я хлопнула дверью класса Зельеварения, но легче мне не стало.

— Ну что, Милана? — наивно поинтересовалась Оливия.

— Ничего. Я спать, — сказала я, не останавливаясь.

Не все так просто, как хотелось бы.

 

Глава 16

Хоть шум был такой же невнятный, как и мысли в моей сонной голове, он разбудил меня.

Сон одурманивал, и не хотелось открывать глаза, но незнакомый звук не собирался утихать. Через пару секунд я, переборов себя, скинула ноги на пол, надела тапочки с мягкой подкладкой, что смастерили для меня близнецы Вармент, и лениво села, не открывая глаза. Живот заурчал. Если бы поужинала вчера, спалось бы намного крепче.

Глубоко вдохнув в ночной воздух, я протерла глаза и раскрыла их. Ударил яркий свет.

Слишком светло для поздней ночи. Я наклонилась, чтобы заглянуть в окно: по фиолетовому куполу в разные стороны разбегались белые молнии, не доходя до земли, они гасли. Молнии и создавали пробудившее меня шипение, но кто это делал?

Я аккуратно встала на ноги: ступни все ещё болели, и мышцы ныли с непривычки. Я заметила инвалидное кресло. Нет! Я отвернулась — лишь бы глаза мои его не видели — и потеплее укуталась пледом. Лениво передвигая ногами, я спустилась вниз к аллее. У окон стояла пара возбужденно перешептывавшихся учеников, но их заглушал громкий звонкий смех, шипения молний. Я подошла к окну и подняла голову вверх, глаза невольно раскрылись: в купол врезались бело-желтые молнии и разбегались по нему, окутывая паутиной тока; он сверкал, дрожал и трещал при каждом ударе; сквозь всё это проглядывалась человеческая фигура на метле. По черным спутанным кудрям я узнала — это одна из тех темных, которые напали на школу во время новогоднего бала, эта она в тот день выбила волшебную палочку из рук директора. Женщина летала над верхушкой купола, стреляя молниями. Её смех звучал повсюду, громко и устрашающе, и затихал, только когда она выкрикивала заклинания.

Вскоре все окна были заняты взволнованными учениками, зевающими, потирающими сонные глаза и топтавшимися на месте от холода. Сквозь толпу на аллею без куртки или плаща пробиралась Елизавета Греми в пижаме и в спешке накинутой на плечи кофте.

Учительница подняла голову вверх и ахнула. Она поспешила назад сквозь толпу к директору. Перешептывания стали громче.

— Всем разойтись по спальням, — проходя сквозь толпу зевак прямиком к арке, приказал директор.

Нехотя все отлипали от окон и поднимались в свои спальни. Я видела, как Джеймс спешит к директору, мистер Фаст, громко чеканя шаг, выходит из дверей своего кабинета, а мадам Флор руководит неспешащими учениками на лестнице. Прямо перед моим лицом мелькнул знакомые затылок.

— Оливия, — позвала я.

— О, Милана, — произнесла подруга, обернувшись. Её длинные волосы были распущены, глаза — опухшими и сонными, а одета она была в свою шелковую розовую пижаму. — Ты это видела? Неужели она пытается пробить купол?!

— Нет, — тихо выдохнула. — Нет, — повторила я для убедительности.

Мы обе понимали, что я бессовестно лгу, но боясь, что у неё получится разрушить купол, не произносили правды вслух.

Пропустив младшекурсников, мы поднялись наверх. Как и все в спальне, я не могла заснуть, молчала и смотрела на освещенное отблесками лицо подруги. Оливия, поджав под себя ноги, пряталась под одеялом, оставив снаружи только нос и глаза. Она вся дрожала. Вспышки за окном становились ярче и громче, и каждую секунду наполняли светом спальню. Оливия попросилась ко мне в кровать, и я её без возражений пустила.

Она прижималась к моей спине при каждом ударе молнии о купол. Вся школа ещё долго не могла заснуть…

За два дня мы взяли в плен безлюдную в «каникулы» библиотеку. Книжки давно стояли не по порядку и даже не на своих полках, а большинство прочитанных мною книг вообще были просто сложены в гигантскую стопку на столе.

Весь следующий день после завтрака я просидела в библиотеке, забыв об обеде.

— Милана, мы тут обсудили кое-что, — сказала Оливия, усаживаюсь за стол напротив. Она оглядела обложки раскиданных на столе книг. — Кажется, я знаю, как узнать, кто Полукровка… — сообщила она, без интереса просматривая ещё один словарь.

— Как? — я отвлеклась от книги. Её слова меня очень заинтересовали, так как я уже устала безрезультатно пролистывать нескончаемый поток книг.

— Спросить у Эвана.

— Оливия, — я вздохнула устало. — Я же…

— Нет, — перебила она, захлопнув словарь. — Знаешь зелье «Развяжи язык»? — она нагнулась ко мне.

— Ты сможешь его приготовить?

— Наверно. Оливер сказал, что оно несложное. Они с Фредом и рецепт знают.

На слове «рецепт» я непроизвольно вспомнила о еде, и рот наполнился слюной. Хорошо было бы покушать…

— Было бы замечательно.

— Ты что-нибудь нашла? — сменила тему Оливия. Она потянулась через весь стол заглянуть в книгу, которую я читала.

— Да, — ответила я, и, вспоминая страницу, начала листать пожелтевшие листы. — Вот! — сказала я, найдя глазами знакомые строчки. — Тут говорится, что Бладмикс рождается в тот день, час, минуту и секунду, когда умирает предыдущий.

— Значит, в мире бывает только один Бладмикс?

— Да, — ответила я. — Мы узнали, что Полукровка — большая редкость, но зачем она им?

— Может, посмотришь ещё? А я пойду точный рецепт поищу.

Кивнув и уставившись снова в книгу, я начала читать заклинания и зелья, для которых нужна была кровь Полукровки: все они были очень сложные и, в основном, требовались для снятия сильных заклинаний, заговоров, против амулетов или зелий.

— Я нашла, — подошла ко мне Оливия.

Вместо того чтобы слушать её, я обратила внимание на Коннона, сидевшего позади моей подруги, за последним столом. Он что-то писал на клочке бумаги. Как раньше я его не заметила? Написав, он сжал его в руке и дунул в кулак. Когда он раскрыл ладонь, бумаги не было. Он смотрел на меня своим обычным равнодушным, скучающим взглядом, а я как ненормальная уставилась на его руки. Как?! Ну как он это сделал? Вдруг почувствовав, как что-то щекочет ладонь, я пошевелила рукой, и под ней зашуршала бумага. Я кивнула Коннону, и он улыбнулся. Улыбка на его лице смотрелась необычно, но что-то было в ней…

Оливия замолчала, и я поняла, что она ждет от меня ответа, а я даже не слышала вопроса.

— Угу, — с наигранной задумчивостью протянула я, посмотрев на неё. — Если понадобится моя помощь, зови, — сказала я, не зная на что соглашаясь.

— Хорошо, — кивнула она и ушла с зеленой книгой в руках.

Я развернула мятый клочок бумагу: «Жду тебя сегодня в час у черной лестницы на первом этаже. Постарайся не попасть никому на глаза». Я подняла голову, но Коннона уже не было.

Я убрала (да-да, убрала на место) все книги и ушла из библиотеки. Весь оставшийся день, до ужина, Оливер с Фредом таскали мне фрукты и сладости, боясь, что я помру с голода.

Вечером в столовой я наблюдала за Конноном: как мне показалось, делала это как профессиональный детектив и осталась не замеченной. Наконец мне удалось собрать его образ: он был обыкновенным — не то чтобы скучным, но реальным, земным. Встретив в толпе, я бы не выделила его, как выделяла лучезарных братьев Вармент, сказочную принцессу — Оливию, хрупкую, будто фарфоровую маму (её бледный образ навсегда засел в моей голове), нереального, неземного Стефана. Он казался черствым, да и черная одежда, волосы цвета вороньего крыла добавляли ему дикости Он был серый, а черная одежда и черные, как воронье крыло, волосы подчеркивали это.

Оливию я увидела только сразу после отбоя. Придя в спальню, она сразу завалилась спать, так что не заметила, как я написала на руке время и произнесла заклинание.

Я проснулась за пятнадцать минут до встречи, так что мне удалось поспать почти два часа (на каникулах отбой, как и завтрак, был перенесен на час вперед). Я быстро собралась и к лестнице подошла за две минуты до часа ночи. Нарушать одной школьные правила было страшно, так что я облегченно выдохнула, увидев Коннона внизу. Как только я открыла рот поздороваться, он поднес указательный палец к губам. Коннон пошел вдоль по мрачному, холодному коридору, и я последовала за его едва видным в темноте силуэтом.

Идти с ним, молчавшим и не обращавшим на меня никакого внимания, было также страшно, как и одной.

Ночь. Зловеще шумел ветер, проносившийся мимо нас. Было совершенно темно, и я не видела Коннона, а только слышала рядом его шаги. Я не боялась, что сейчас появится

Блей, я боялась, что из ниоткуда появится чудовище, которое захочет съесть именно меня, а никого другого, или что очередной шаг закончится падением в бездонную дыру. В общем, я напридумывала годовой запас сценариев для Тима Бертона.

Это место, безлюдное и отдаленное от главных залов, внушало мне дурные мысли и не позволяло выкинуть из головы вопрос: «Почему именно по этому коридору ночью ведет меня малознакомый парень?»

Коннон остановился у старой двери в уборную, с едва державшейся на ней буквой «М», приглашая войти. Одновременно у меня возникло две мысли: «Как же мне страшно!» и

«Какая же я трусишка глупая», но пробивавшийся из приоткрытой двери лунный свет притушил первую мысль, и я вошла.

Рассматривать мужской туалет, даже заброшенный, мне не хотелось, и, если честно, было неловко просто находиться в нем. Я смотрела в пол, краем глаза следя за Конноном. Он открыл висевшую на одной петле дверцу в туалетную кабинку, ощупал стену и, найдя нужный камень, дотронулся до него волшебной палочкой, произнеся: «Отворись».

Палочка у Коннона была серая, словно из высохшегося дерева, на конце её было серебряное кольцо, внутри которого блестел красный рубин, когда Коннон произнес заклинания, мне показалось, что камень дрогнул.

Кирпичи зашевелились и создали арку размером намного меньше роста взрослого человека. Мы, нагнувшись, прошли сквозь неё, и камни задвигались обратно.

Удивленная, я, остановившись у стены, провела по ней рукой.

— Чудеса-а-а-а-а, — протянул Коннон шепотом. Когда я повернулась, застала его ухмыляющегося надо мной. — Вот здесь мы будем заниматься, — сказал он, пиная камни ногой, расчищая площадку для тренировок.

Я огляделась вокруг: мы были у узкой дороги вдоль забора, ведущей к большому саду за школой; из-за купола здесь давно не падал свежий снег; луна была прямо над нами, так что ни деревья за забором, ни стены школы не нависали над нами тенью, и всё вокруг было хорошо видно; вдоль забора и вверх блестел фиолетовый купол, за которым виднелся темный, высокий лес, манящий тайной.

— «Отделяющее» заклинание — сложное и очень сильное. Применять его нужно только в крайнем случае. Сильное может убить, но так же оно приносит вред использующему его волшебнику.

— Почему именно смертельное? — смутилась я. — Может, лучше заклинание защиты? Или как там называется… оборонительное заклинание? — перебирала я в голове. — Я не хочу никого убивать.

— Знаешь, порой стоит выбор: убить или… — Коннон замолчал. Отвернувшись и спрятав от меня лицо, он продолжил: — Или не спасти чужую жизнь, дорогую и святую для тебя, — его голос становился слабее и слабее, он шептал. — Поверь, когда у меня, — осекся он, — у тебя будет возможность спасти чью-то жизнь, убив, ты отдашь всё, лишь бы знать это заклинание! — с гневом произнес он и обернулся.

Его глаза блестели на бледном лице, кожа казалась мраморной из-за лунного света. Они светились, горели ненавистью. Я отшатнулась от него и остолбенела, по телу пробежали мурашки. Я боялась, но не могла отвести взгляд от его глаз. Коннон моргнул, и его глаза стали, как обычно, безмятежными и равнодушными. Стоило ему чуть отвернуться, как я схватилась за лицо холодными ладонями. По мне пробежал ужас, холодной, ледяной ужас. Выдохнув, я убрала руки от лица.

— Это заклинание из внутренней энергии создает шаровую молнию. Чем больше выпускается энергии, тем сильнее шар. Но самое главное рассчитать свои силы и не довести себя до полусмерти, — как ни в чем не бывало сказал он. — Доставай волшебную палочку.

Я последовала его совету, но меня тревожили сомнения: вдруг я не смогу рассчитать свои силы? Да и как я могу рассчитать, если не знаю их объем? Не очень-то хотелось от завышенной самооценки умирать! Да и упасть лицом в грязь перед Конноном…

— Поднеси кончик волшебной палочки к левой ладони. Лучше закрой глаза, и представь любую энергию в себе, — сказал он. Я закрыла глаза и металась от одного отсутствия идеи к другому, ища, что можно взять за энергию. — Не переставая представлять, произнеси -

«Ви интерна», — четко, заученно проговорил он. — И аккуратно отводи палочку от левой ладони круговыми движениями.

Я представила самое типичное: кровь, бегущую по венам, произнесла заклинание и начала отводить палочку от замершей руки.

— Не мотай так! — крикнул Коннон, я аж вздрогнула, но глаза не открыла. — Заново давай, только круги поменьше, — я сосредоточилась и повторила, учитывая «Не мотай так». — Тля! Милана, что ты представляешь? — напугал меня он, я чуть палочку из рук не выронила.

«Тля? — недоумевала я. — Он назвал меня насекомым, высасывающим сок из листьев? Или это он вместо «Блин»? Нет, не мог он меня насекомым назвать. Или мог?»

— Ну… — затупила я. — Кровь.

— Воздух и то эффективней!

— Я первый раз использую это заклинание. Хватит орать на меня! — не сдержалась я и крикнула на него.

Он взглянул на меня удивленно и спокойно сказал:

— Ладно. Попробуй ещё раз.

Ну, вот, теперь он подумает, что у меня нет фантазии, так ещё я и истеричка…

Я закрыла глаза, подставила палочку к руке, глубоко вдохнула. Воздух проходит через гортань, трахею, попадает в легкие, наполняет их, ребра раздвигаются. Я произнесла заклинания и начала медленно отводить палочку.

— Смотри, — тихо сказал Коннон.

Я открыла глаза: палочка наматывала ток, исходящий из ладони, на глухо трещащий шар, будто на клубок. Голубая нить сверкала и переливалась.

— Вау… — протянула я и нечаянно сбилась. Шар лопнул, обдав ладони теплом. Я взглянула на Коннона.

— Милана, — выдохнул он. После небольшой паузы Коннон поднял на меня взгляд и спросил, потирая шею: — У тебя есть воспоминания о ярких эмоциях?

— Ну, не знаю даже.

Коннон размышлял, почесывая затылок. Я, виновато опустив голову, наблюдала, как он расчищает ногой снег впереди себя. В голове не было ничего, что он требовал от меня, никаких мыслей, никаких идей. Его глаза коварно блеснули. Он посмотрел на меня исподлобья и поднял голову.

— Наверно, мистер Блек Фаст был прав, — сказал он, пристально смотря на меня. Его глаза не были равнодушными, они просили, предвкушали что-то. Когда они не скрывали его чувств, эмоций, глаза кардинально менялись, становились бездонными, глубокого серого цвета.

Я возмутилась: «Неправда! Далеко не правда! Я могу много, и мои родители погибли ни как глупцы… Как герои. Мои родители герои! Никто не смеет обвинять в этом меня и моих родителей». Во мне всё закипело, у меня было единственное желание — доказать, доказать, что Блек Фаст не прав.

Не ответив на глупое суждения, я закрыла глаза, и направила всю энергию на заклинание.

От злости рука тряслась. «Ви интерна!» — выкрикнула я, отводя волшебную палочку от ладони, и распахнула глаза. Молния наматывалась на растущий шар. Воздух наэлектризовался, шум шара стал громче.

— Отбрось его, — приказал Коннон, когда заклинание прилично разрослось.

Я дернула палочкой, и шар в секунду преодолел три метра и разбил в дребезги, выложенный вдоль каменной дороги, и оставил черное пятно на его месте. Я раскрыла рот.

— Получилось! Видел? — удивилась я. — Ты это видел? — уже широко улыбаясь, спросила я.

Коннон сдержанно усмехнулся, смотря на мое празднование. — Можно ещё?

— Давай.

Я ещё немного потренировалась, и Коннон потащил меня в школу. Несмотря на радость я чувствовала себя истощенной, даже голова побаливала и туго соображала. Наверно, по мне было видно, что я вся расклеилась, раз Коннон спросил, как я себя чувствую, на что я не стала врать и призналась, что плохо. Он дал мне карамельку — противно сладкую, но от неё мне стало полегче.

Коннон проводил меня до секции «Б», и мы распрощались.

 

Глава 17

Занятия проходили каждую ночь. Коннон доводил меня до истерики, его манера преподавать была далека от совершенства, но я поставила себе цель и шла к ней.

Единственное, что меня раздражало, — то, что когда я учила новые заклинания и тренировалась до изнеможения, он занимался своими делами: читал книгу с жуткой обложкой с черепом, что-то писал в тетрадь, зарисовывал — но как назло никогда не выпускал меня из вида и не давал мне расслабиться хоть на минутку.

Занимались мы на том же месте, после каждого занятия он кормил меня шоколадом, конфетами или кубиками сахара, говорил, что сладкое восстанавливает энергию и помогает работать моей глупой голове. Каждую ночь он провожал меня до гостиной «Б» класса, чтобы проследить, что я дошла и не свалилась по пути.

Темные маги продолжали держать школу в страхе. Учителя ждали, а мы искали информацию о Полукровке, но никак не могли понять, зачем она бездушным. За один день поля не спахать, да мы и за два дня не спахали, за три… В общем, мы до сих пор не знали, кто Полукровка, как узнать, кто она, и что от неё нужно темным.

Оливия занималась зельем, и как оказалось, оно было сложнее, чем мы думали. Большую часть времени мы искали ингредиенты. Зелье готовилось не один день, и вот на четвертые сутки мы, наконец, воспользовались им.

Сердце отбивало частый ритм. От волнения меня поташнивало. Но паники в нашей компании и так хватало, и я настойчиво пыталась взять себя в руки.

— Надо проверить, действует ли оно правильно, а то вид у него … эм… заторможенный, — рассматривал Эвана Оливер. Он волновался, что кто-нибудь зайдет в кабинет математики, куда мы притащили старосту, угостив пирожком с зельем.

— Спросите у него что-нибудь, — посоветовал Фред через приоткрытую дверь, стоя на шухере.

— Эм… — потерянно протянул Оливер. — Эван, что у тебя сломано из частей тела?

— Нога, — ответил он, смотря в никуда.

Оливер улыбнулся: зелье работает — но потом он вернулся к серьезному выражению лица, вспомнив об опасности ситуации.

— Тебе нравится Диана? — спросила Оливия.

— Оливия, — воскликнула я. — Мы не для этого мучились с зельем.

Оливия виновато опустила голову, но с неприличным любопытством продолжала ждать ответа.

— Да, — ответил Эван, влюблено закатывая глаза и улыбаясь, как идиот.

И Оливия расплылась в улыбке. Я одарила её злобным взглядом, и она стала посерьезней, но стоило мне отвернуться к Эвану, как она снова довольно заулыбалась.

— Эван, — обратилась я к нему. Он повернул ко мне голову, но смотрел не на меня, вдаль. –

Кто Полукровка?

— Не скажу.

— Что? — ахнула я и посмотрела на Оливию, она тоже не понимала, в чем дело.

— Может не правильно вопрос поставила? — размышляла она. — А если так: Эван, — он повернул к ней голову, — кто Бладмикс?

— Не скажу.

— Ты охренел, что ли? — выкатила глаза Оливия.

— Эван, как зовут Бладмикс — Полукровку, как её зовут? — попыталась я.

— Не скажу, — словно под гипнозом, твердил он.

— Нет, реально охренел! — возмутилась Оливия, недовольно мотая головой.

— Оливия!

— Что, не так, что ли?

Я цыкнула, разводя руками, не в силах с ней справится. Взглянув на Эвана, медленно мотающего головой в разные стороны, и убрав волосы с лица, я приложила холодную ладонь ко лбу.

— Не знаю, что делать, — призналась я.

— На нем заклинания, он не может раскрыть Полукровку, — догадался Оливер.

— Ну, а как тогда узнать? — спросила Оливия. Мы вопросительно смотрели на него, пока он размышлял.

— Эван, — начал Оливер, когда идея родилась в его голове. — Как распознать Полукровку?

— Она помечена, — ответил он.

— Мотай! — крикнул Фред, влетев в кабинет. — Учительница!

Мы выскочили, поскальзываясь на гладком полу. «Релакс», — дотронулся волшебной палочкой до Эвана Оливер. Староста «Б» класса развалился на полу кабинета математики, выронив из рук костыли. Фред захлопнул дверь, и мы поспешили скрыться.

— Что за метка? — спросил Оливер, когда мы, накидывая епанчи, вышли на аллею. — Может Блек Фаст Полукровка? — предложил он. — Или Сэм?

— Оливер, если тебе кто-то не нравится, это не значит, что он Полукровка! К тому же мы знаем, что это девушка из нашего класса, — сказала Оливия.

Миса! Как я раньше не догадалась? Но идти к ней было глупо, тем более я могла ошибаться.

— Нам что теперь ходить и разглядывать всех из класса? — спросил Фред.

Мимо прошел парень, он поздоровался с Оливером и Фредом, те только и бросили ему

«Привет», не поворачивая головы и даже не удосужившись посмотреть, кто с ними поздоровался.

— Нет, это не выход, — сказала Оливия, прикусив губу.

У меня была догадка, весьма оправданная догадка, но я не могла обвинять человека, не убедившись точно. Снимая епанчу, я поспешила с аллеи.

— Встретимся через час в гостиной, — сказала я.

— Что она опять задумала? — послышался позади голос Оливии, когда я завернула к больничному крылу, где лежала Даша.

«Я наверно ошибаюсь, — твердила себе я, надеясь, что это так, — просто совпадения. Не сестра Даши. Она маленькая, обычная…» — оправдывала я Мису. Но факты: нападение мага, пытающего её забрать, его слова, теперь ещё и метки — утверждали об обратном, это она.

Я влетела в палату. Помимо Даши в ней лежала ещё одна ученица школы — младшекурсница, которая попала под осколки.

— Даша, мне нужно с тобой поговорить, — сказала я, сев на соседнюю койку. Увидев торчащие бинты из-под задравшейся футболки, расцарапанные голые руки, я невольно переменилась в лице и расплылась в жалости: — Как ты? — спросила я, вздрогнув от резкого изменения собственного тона. — Тебе что-нибудь надо?

— Нет, ничего не надо. Мне намного лучше. Быстрей бы зажило, если я медсестру во всем слушалась, не вставала, не поворачивалась, а лежать вечно тоже тяжело, особенно на животе, — призналась Даша. — Прости меня за такой вид, — попросила она, лежа спиной верх. — На спине лежать больно.

— Ничего, понимаю.

Я сползла на край кровати, чтобы спустить ноги на пол и почувствовать мягкую подкладку в кедах. Сначала коляска, теперь стельки, а я ведь всего лишь скинула туфли и пробежала по стеклу, а Даша через весь зал проехала по нему. Я вспомнила кровавые осколки, что выкидывала по просьбе Дианы (сделать это её попросила медсестра, но моя однокурсница напрочь не переносит вида крови). Запах был специфический, тошнота подобралась к горлу. Я расстегнула заношенную толстовку и глубоко вдохнула.

Хоть Даша в таком состоянии, я не могла не спросить того, зачем пришла, тем более через час я должна буду всё рассказать Близнецам и Оливии. Пересев на стул поближе к Даше, я думала, как начать:

— Даша, я бы хотела кое-что спросить, — тихо, чуть ли не шепча, сказала я, нагнувшись к ней поближе. — Про Мису…

— Ты знаешь, — перебила она меня и схватила за руку. — Я догадывалась, что это не получится всегда держать в тайне. Никому не рассказывай, Мила, пожалуйста.

— Даша, — начала я, сжав её ладонь в руках. — Расскажи мне, я не могу больше так, не могу ходить в неведении. Я уверена, что Миса ни в чем не виновата.

— Я бы сказала, что это не твое дело, но это не так. Я не думала, что это может случиться, это теперь всех касается. Она не хотела этого, поверь мне, не хотела, она хотела как все.

Понимаешь, она не виновата, что она Бладмикс, — чуть поднявшись, она приблизилась ко мне. — Никто не мог справиться с Пожирателем, — тихо говорила она, — Но чуть больше двенадцати лет назад Лиза Роуз — Бладмикс, заперла его в третьем измерении, пожертвовав свою кровь. Пожиратель попытался утащить девушку с собой. Она умерла от своего же заклинания. Лиза вспыхнула и исчезла. Ни одна капля её крови не пролилась, и заклинание осталось в силе. В этот день во втором измерении родилась новая

Полукровка, — голос стал глуше. Даша вся дрожала. — Я с родителями ехала домой от тётушки Инны, когда перед каретой из ниоткуда появилась детская коляска, а в ней маленькая конопатая девочка, — сказала она и замолчала.

— Вы взяли её, зная, что она Бладмикс? — спросила я.

— Даже если мы бы знали, кто она, всё равно её там не оставили. Родители растили её как родную, а я всегда её любила как сестру. Мы скрывали, кто она, но при поступлении в такое учреждение, как Высшая школа волшебства, мы были обязаны рассказать об этом директору, а он учителям. Это ведь не тот случай, когда можно утаить от всех. Теперь и ты все знаешь, — она потупила взгляд. — Я не должна была говорить…

— Она нужна им, чтобы снять заклинание, — догадалась я. Я произнесла это тихо, боясь собственных слов. В мною придуманном финале не должен был никто умирать. Отдать темным Мису — отправить её на смерть только из-за страха перед магами, страха который возродит ужас.

— Да. Они не сдадутся, слишком долго они искали её.

Я прикрыла руками уши. Зачем я только полезла в это всё? Зачем я только всё это узнала?

Я повесила камень себе на шею и тонула, мои принципы не дадут мне обрезать веревку, и я уже не смогу выбраться из этой пучины так просто.

— Я прошу тебя, — по её щекам текли слёзы и падали на больничную белоснежную наволочку. Здесь плакали, плакали от боли, но ещё никто здесь не плакал из-за любви к сестре. — Не обвиняй её, она не виновата. Ей сейчас самой очень сложно, — Даша тяжело села и застонала от боли. Она сложила руки: — Милана, пожалуйста, помоги ей, защити её, пока я не в силах это сделать. Пожалуйста, проследи, чтобы её никто не обидел. Защити её, она ведь совсем маленькая. Я всё тебе отдам, пожалуйста, просто присматривай за ней. Я обещала ей всегда быть рядом, но сейчас я не в силах, когда могу ей понадобиться в любой момент.

— Конечно, Даша. Не плачь, — я обхватила её, заставляя лечь. На футболке появились алые пятна, некоторые раны расползлись. Она рыдала в голос. — Лежи. Лежи, Даша. Я всё сделаю.

Я побежала к медсестре. Корки ран на Дашиной спине давно уже потрескались, просто раньше я была не в силах это заметить. Я не только повесила камень себе на шею, я и затянула веревку. Я не могла поступить по-другому. Я ворвалась в комнатку мисс Ли.

«Даша», — только и сказала я, как медсестра сорвалась с места, хватая приготовленные пузырьки, вату, банки и бинты. Я вышла из больничного крыла. Но куда? Пойти в гостиную к Оливеру, Фреду и Оливии было нельзя, а к Мисе стыдно… Бродя по безлюдному коридору, я завернула в заброшенный туалет, который посещала каждую ночь. «Какая же я глупая. Я думала, что узнав, кто Полукровка, смогу что-то сделать, но сейчас, с такими знаниями… Я по-прежнему бесполезна», — укорила себя я. Разбитые раковины, грязные зеркала, я не осмелилась поднять голову и посмотреть на себя в одно из них. Две раковины были еще в рабочем состоянии: я повернула один из нетреснувших кранов, он зашумел, затрясся и с шумом выплеснул немного ржавой воды, через какое-то время она стала просто рыжей. Я смыла с рук бледные, растертые следы чужой крови. «Новая тайна.

Что мне делать? Как поступить? Я так устала…» Руки замерзли в ледяной воде, и я повернула кран обратно, собралась с силами и направилась в гостиную. Размышляя, что же сделать дальше, я выбрала наиглупейшее — ничего. Просто плыть по течению, пока оно само не выкинет меня на берег. Было бы проще, если я поделилась этой тайной — тайной Мисы — с кем-нибудь, пережить её не одной, но я не могла подвергать друзей опасности и мучилась в одиночку.

 

Глава 18

Пара первокурсниц ещё писали новогодние пожелания своим друзьям. Эван ждал их с красным мешочком, заполненным бумажками и открытками.

Невероятная пустота в душе, и нет уже желания думать, что делать, кому помогать… Я подошла к окну спрятать взор от этого фальшивого праздника. Близ купола летали черные фигуры, быстро, в разные стороны. Ещё пару недель назад я мечтала о грандиозном празднике, думала, что этот новый год будет самым лучшим в моей жизни, но все вокруг заставляло верить в обратное. В комнату вбежал белобрысый мальчишка со второго курса:

— Мистер Логон говорит, что нечего боятся. Купол крепкий, — сказал он и, держась за стену, отдышался. Видимо, не только меня волновали маги, летающие по предпраздничному небу.

До нового года оставалось два часа, уже вся гостиная была заполнена, комната гудела. И зал украшен, и собрались все вместе, и эти дурацкие открытки, чай, но настроение было далеко не праздничное. Сейчас улыбка — великая редкость здесь. Эван передал ученицам в коротких красных платьях с мехом по краям мешочек с поздравлениями.

Через час ситуация не изменилась и праздник все ещё не ощущался, даже добрые поздравления на бумажках не могли ничего изменить, хотя на них было возложено столько надежд… Я усмехнулась своему сарказму. Наверно, это единственная эмоция за весь вечер, которую я продемонстрировала.

— Какие же вы глупые, — встал Эван с дивана. — Скоро наступает Новый Год. Я сам мечтал о другом празднике, но ведь самое главное, что мы все вместе, что мы все живы. Мы настоящая семья, и это всегда будет так. Сегодня такой же праздник как в прошлом году, позапрошлом, в следующем, просто сейчас мы не с той семьей, которая мама и папа, а с той, которой на протяжении всего учебного года живем, учимся, едим, — он покосился на

Диану, — влюбляемся, дружим, ругаемся, и какие-то темные не посмеют отнять это у нас!

Все смотрели на него и молчали. Он крутил головой, ища поддержку в глазах одноклассников. Когда Эван посмотрел на меня, я отвернулась. В его глазах была потребность в поддержке, а что я… Я испытывала какое-то неизвестное мне чувства: может страх, стыд или бесполезность, а может, все это вместе — но во мне точно не было ни одной капли оптимизма, что он так искал. Как только Эван решил сдаться и сесть, вверх поднялась зеленая чашка чая.

— За наступающий новый год.

За зеленой чашкой последовали и все остальные. Все чокались, будто бокалами, поздравляли друг друга, читали розданные открытки, благодарили друг друга, улыбались. Праздник мгновенно ворвался в души учеников, не смог он пройти фейсконтроль только в мою.

Весь вечер я наблюдала за Мисой и не могла поверить, что она виной всему этому шуму с Полукровкой. Когда наши взгляды встречались, я стыдливо отворачивалась. Мне было её жаль, хоть с ней ничего и не случилось. Маленькая девочка с короткими кудрявыми волосами, карими глазами и веснушками, такая грустная и задумчивая в новогодний вечер. Вряд ли кто-то ещё обратил на это внимание, ведь в гостиной сидело ещё человек семь с грустными лицами, не включая меня.

Когда все ушли в больничное крыло поздравить одноклассницу, в большой гостиной остались только я, Фред, Оливия и Оливер.

— Где ты была? — спросил Фред. Я сразу поняла, что он имеет в виду.

— В библиотеке, — соврала я. Оливия отвела от меня грустный взгляд. — Мне показалось, что я где-то читала про метки.

— Мила… — тихо позвала подруга.

Оливер сжал руки в кулаки, смотря в окно. Я смотрела на них, не понимая, почему они прячут от меня взгляды.

— Может, хватит врать?! — крикнул Фред. — Мы были в библиотеке, у мистера Логона, на аллее. Как ты можешь нам врать? Я думал, ты нам друг…

— Фред, — позвала Оливия, попытавшись ухватить его за руку. Он вскочил с дивана.

Мне было очень больно от этих слов, будто сердце сдавили в ладони. Мне хотелось кричать, хотелось во всем признаться. Я открыла рот, но не знала что сказать, бесцельно шевелила губами, наблюдая, как он ходит по комнате туда-сюда. Фред обернулся.

— Ты Полукровка! — обвинил он. Я жалко смотрелась в его черных зрачках, расширившихся от гнева.

— Нет, — мотала я головой. — Нет.

— Хватит! — крикнул он, ударив кулаком спинку кресла. Всё вокруг сотряслось.

Через секунду я уже была в коридоре по дороге в спальню, смахивала слезы с лица. Не в силах что-то сказать, я сбежала.

— Фред, но зачем так жестоко? — послышался усталый голос Оливии. — Может, у неё есть причины молчать.

— Я не думаю, что она Полукровка, я даже размышлять на эту тему не хочу, — сказал Оливер.

Раздались громкие шаги, и тяжелая входная дверь хлопнула.

— Оливер, почему он так? — прошептала дрожащим голосом Оливия.

Было до боли обидно. Меня знобило, хотя в комнате было тепло. Мне не хотелось верить в его слова, мне не хотелось верить, что мои друзья не доверяют мне, не хотелось верить, что я им вру. Я пыталась оправдать себя, хотя бы самой себе, но все попытки были тщетны. Все мои размышления выматывали, да и до этого мои силы были на грани, и, когда я решила рассказать друзьям всю правду, бессовестно заснула, укутавшись с головой в одеяло.

Мне снилась, что я стою на скале посреди бесконечного океана, вода темная, синяя, волны разбиваются об камень и пенятся. Сильный ветер. Скала, где я стояла, была узкой, и казалось, вот-вот я упаду и разобьюсь об камни. Я боялась шевельнуться, чтобы не упасть с обрыва. По щекам бежали слезы. Я зажмурила глаза, пытаясь избавиться от страха.

Я одна.

Боль, что я испытывала перед тем как заснуть, перебралась в сон, но эта боль была не обиды, а одиночества. Я столько раз оставалась одна, брошенная, но я уже не смогу выстроить стену безразличия, которая так преданно спасала меня раньше. Я не могу убежать от боли, убедить себя, что мне никто не нужен. Я избаловала себя, я нуждалась в Оливере, Оливии и даже в Фреде. Я верила, что он просто боится, и что стоит ему узнать правду, как он поймет, какие глупости говорил мне, будет извиняться, а я, конечно, прощу его.

Очередная большая волна сбила меня в грязную воду, я ударилась о камни, которых так боялась, шла кровь, но было не больно, я ушла с головой под воду, захлебывалась, тонула, жалко болтыхалась в мутной воде и… проснулась. Казалось, проспала всего минутку, но за окном уже было светло, только темные тени, разрывали утренние лучи солнца (видимо, со вчерашнего вечера ситуация за окном не изменилась). Оливия спала на соседней кровати, как и все, впрочем. Хотя я пока что ничего не рассказала, но меня уже мучила совесть. Она нуждалась в разговоре с Дашей, в её понимании и прощении, и я отправилась к ней.

«Может, ничего страшного, если Оливия, Оливер и Фред узнают о Мисе», — оправдывала я себя своей же совести, идя по коридору второго этажа. Такое странное ощущение, что всё изменилось. Я остановилась у непривычно яркого, золотого луча, нагло тянувшегося поперек комнаты. Что-то не так. Я подошла к окну, щурясь от ярких солнечных лучей.

Небо было превосходно чистое, цветом оно стремилось к снегу, мечтало быть таким же белоснежным. Солнце поднималось из-за леса, распуская повсюду свои лучи. Тишина.

«Купол», — щелкнуло у меня в голове. Его нет!

Я заметила трех человек в плащах, три черные точки на белом снеге. Они разошлись в разные стороны. Двое вошли в одну арку: один пошел во внутренней коридор, а второй — вдоль внешнего. Третий вошел в арку, которая находилась прямо подо мной. Я выглянула из окна, чтобы разузнать, куда повернет последний. С подоконника слетел снег, как только он приземлился на еле заметные следы на тропинке, маг вскинул голову вверх. Я прижалась к стене у окна, успев только увидеть светлые, седые волосы. Это была женщина. Я закрыла глаза и затаила дыхание, будто волшебница могла его услышать.

Хлопая рукой по штанам, я на ощупь нашла волшебную палочку, крепко сжала её и приготовилась бежать. Но стоило мне шагнуть вперед и открыть глаза, как они сами в ужасе, рот со свистом втянул воздух. Я отшатнулась и крепче прижалась спиной к стене.

Прямо передо мной было старое, морщинистое лицо с тонкими дрожащими губами и беззубым ртом, седые брови сливались с тусклой кожей. Я чувствовала взгляд, но зрачков в её глазах не было. Старуха казалась ужасным монстром. Она подняла слабый, костлявый палец к губам. «Ч-ч-ч-ш-ш», — протянула она.

Перед тем как я начала засыпать, словно от наркоза, и спускаться по холодной стене на пол, мне показалось, что глаза, пристально смотревшие на меня, блеснули. Старуха исчезла, будто её и не было.

«Милана, Милана», — звал меня голос, глухой и далекий. В голове мысли порхали стайкой неугомонных бабочек, и соображать было невероятно тяжело.

— Что я здесь делаю? — спросила я, оглядывая темные стены, лестницу, испуганные лица

Оливии, Оливера и Фреда. Зрение было нечетким, словно я смотрела сквозь густой туман.

— А я вас знаю, — сказала я. Ещё сильнее нахмурилась встревоженная Оливия, нагнувшаяся надо мной.

Я удивленно посмотрела на шестой полупрозрачным пальцем на левой руке.

— Да, проснись ты! — обхватив меня за плечи, начала трясти меня Оливия.

Вдруг мое лицо окатили холодной водой. Я резко села и захлопала глазами, в которые попала вода. Все удивленно смотрели на Фреда.

— Ну, а что? — пожал плечами он и убрал палочку.

«Миса», — вспомнила я и вскочила на ноги. Нужно было что-то делать. Экстренный план быстро разрабатывался у меня в голове.

— Милана, ты чего? — поспешила встать с колен Оливия.

— Они пришли за ней! — объяснила я, друзья непонимающе переглянулись. — Миса. Миса — Полукровка. Сестра Даши. Она Бладмикс. Найдите её. Надо всех предупредить. Найдите Эвана, он знает. Идите, найдите её и Эвана, — я подтолкнула их в сторону гостиной «Б» класса.

— Мила, ты чего? — не понимал Оливер.

— Купола нет.

Оливия неуверенно подошла к окну. Через секунду она медленно развернулась: лицо побледнело, рот был закрыт ладонью. Ей не надо было ничего говорить. Оливер схватил её за свободную руку и толкнул Фреда вперед, к спальням.

— Беги к директору, — оставляя меня, сказал он, потом остановился и обернулся, он взглянул мне в глаза: — Милана, будь аккуратна.

Оливер поспешил за Фредом, приобняв Оливию за плечи. Я схватила волшебную палочку с пола и побежала вниз по лестнице, вдоль коридора к дверям директора. Я неслась со всех ног, надеясь, что меня никто не заметит или что, хотя бы, заклинания, пущенное в меня, пролетит мимо. Я влетела в высокие двери с золотым фениксом.

— Мистер Волд, мистер Эльбрус Волд! — кричала я, барабаня кулаками по двери.

Под локтем что-то пролетело и подпалило «крыло феникса». Я сразу замолчала и обернулась. В меня летел следующий красный шар. Упав на пол, я избежала встречи с очередным заклинанием, пущенным в меня, которое в очередной раз подпортило дверь в кабинет директора. «Откинься!» — послышался громкий голос мистера Волда из открывшихся дверей. Маг отлетел в стену, после того как в него попало заклинание.

— Мистер Эльбрус Волд, — вскочила я на ноги. — Купол! Они здесь! — задыхаясь и спеша, сказала я.

— Милана, — он подошел ко мне и взял за плечи. — Беги, ударь по колоколу, — сказал директор, смотря на меня потускневшими золотисто-карими глазами, и толкнул в коридор. «Бэк!» — выкрикнул он и разбил красный шар. — Милана, беги!

Я побежала. Поворот, поворот, раз — лестница на первую башню, моя следующая. Треск и хруст камня заставил меня резко затормозить, вспышка света на мгновение ослепил меня.

К ногам покатились фиолетовые искры, как только они потухли, я шагнула вперед. Блек

Фаст отбивался от двух волшебников: однорукого лысого бездушного без зрачков и мага, который вел себя довольно трусливо и очень эгоистично опекал свою незначительную рану в ноге.

Хоть с учителем Темного волшебства у меня были не самые хорошие отношения, я ринулась ему на помощь. «Слишком сильно я не люблю Фаста, чтобы дать его убить комуто другому», — улыбнулась я мечтам любого школьника. «Айдам!» — выкрикнула, выбегая из поворота. Низкорослый волшебник с сальными светло-рыжими волосами закрыл глаза и притворно захрипел. Казалось, что в бою состоялась пауза, и все взглянули на него, корчившегося от простейшего заклинания. Пользуясь рассеянной бдительностью противников, учитель пустил в бездушного заклинание, и тот упал на обрубок левой руки.

Блек Фаст развернулся посмотреть, кто пришел к нему на помощь.

— Милана Грей, — сказал он. Это прозвучало совсем не радостно, а так, как будто я была тем человеком, которого он меньше всего хотел здесь видеть. — Уходите!

Он прикрыл меня спиной, отбивая панически раскиданные заклинания, почему-то до сих пор ничего не видящего мужчины, и вытолкнул меня с места сражения. Я опять шагнула вперед, но неожиданный всплеск света ударил по глазам, и я отшатнулась. «Я обещала директору, и мистер Фаст не хочет меня видеть здесь…» — подумала я, и развернулась к лестнице на первую башню, чтобы через неё попасть на главную. Маг скользнул мимо мистера Фаста за мной, наверно, надеясь сбежать с кровавой битвы под предлогом «побежал за девчонкой и не нашел обратного пути», но учитель Темного волшебства остановил его заклинанием «Окаменей», которое, как недавно выяснилось, я использовать не умею. Я бросилась вверх по винтовой лестнице, икры болели от усталости, и ноги, как нарочно, то и дело спотыкались о каменные ступени. Я никогда не забиралась ни на одну из башен, но не думала, что на них так много ступеней.

Поднявшись наверх, я осознала свою глупость: первая башня была одной из самых высоких, обзорной и никакими путями, кроме закрытого коридора внизу, не связывалась с другими башнями. Я влезла на широкий проем окна и вцепилась в стену руками. Башни были недалеко друг от друга, но обзорная была выше, и с неё было видно только черную черепицу главной башни. В нерешительности я топталась на одном месте. Почему-то у меня в голове не было других вариантов, как добраться до колокола. Частичка внутри меня, отвечающая за мнение трусящегося тела, ну, или реальных соображений, визжа:

«Дура, неужели ты думаешь, что сможешь? Ты себя покалечишь, глупая! Угробишь!

Слезай», а я переубеждала её вслух: «Всё хорошо. Всё будет хорошо». Не очень-то я верила в эти слова, смотря вниз с башни.

Я вытерла вспотевшие ладони о плащ и скинула его с себя. Зимний, морозный воздух сразу же накинулся на меня, и я почувствовала, как мурашки побежали по телу. «Лучше умереть, пытаясь кому-то помочь, чем вечно жить, зная, что ты этого не сделал», — с этой мыслью я оттолкнулась от проема окна. Жар обдал тело. Я не испытала никакого сладкого чувства полета, на секунды, в которые я летела, из моей головы пропали все мысли и чувства. Я приземлилась на заскрипевшую крышу, припорошенную снегом, и стремительно покатилась вниз. Безуспешно пытаясь ухватиться руками за покрытые коркой льда черепицы, я тормозила ногами, но только раздирала в кровь руки и тратила силы. Вдруг ноги во что-то уперлись, и на секунду мое тело остановилось, но резиновая подошва кед соскочила с клочка металла, который мог меня спасти, и я снова поехала вниз. В секунду я нашла выход. Когда мое тело свисло с крыши, я успела схватиться за металлический водосток, я вцепилось в него всей своей жизнью, не обращая внимания на боль впившихся в ладонь острых краев обрезанной трубы. Кожа на руках начала, пощипывая, прилипать к холодному металлу. Ногами я нащупала окно, раскачавшись, отпустила руки и влетела в него.

Я рухнула на каменный пол навзничь. Из горла вырвался пронзительный крик, но не из-за жесткого приземления, а из-за содранной кожи рук. Слезы сразу же скопились в глазах. Я

стонала, лицо от боли перекосилось. «Нет. Не время», — стиснула зубы я, глубоко вдохнула, пытаясь задвинуть боль на задний план. Ещё вдох, ещё… и слезы перестали затмевать мне глаза. Я смогла встать, вцепиться в веревку прикрепленную к языку колокола, висящего под крышей, и зазвонила, не переставая. Несмотря на то что это получалось у меня не так громко и сильно, как его обычный звон, уже в первые секунды головы учащихся начали появляться в окнах. Колокол привлек не только спящих учеников, но и пару троек магов, которые показались в арках. Я отпустила веревку, оставляя на ней алые следы ОТ ладоней.

— Милана, сзади! — крикнула, высунувшись из окна Оливия, обхваченная чьими-то руками, стаскивающими её с края подоконника.

Я сглотнула и медленно повернулась. «Откинься!» — крикнула старуха, махнув в меня дрожащей палочкой в слабой руке, и засмеялась сумасшедшим, визжащим смехом.

Заклинания откинуло меня, и я перелетела через широкий проем и… И время пошло в сто раз медленней, как в плаксивых финалах слащавых фильмов. То, что перед смертью жизнь пролетает перед глазами, это только частично правда. Я сама цеплялась за моменты, которыми жила, дышала. Но, как известно, перед смертью не надышишься.

Принявшее красивый голубой цвет небо все сильнее отдалялось. Небосвод освещали теплые лучи солнца, не обращавшего никакого внимания на мрак, царивший внизу.

Напоследок я вспомнила всех, кем дорожила, попрощалась и, ожидая удара о землю, закрыла глаза.

 

Глава 18

Ветер так заботливо укутывал меня, и всё казалось уже не важным. Раз, и я перестала падать, но это не был удар об землю. Умирать совсем не больно? И кому я это теперь расскажу, мертвым? Я распахнула глаза, и белый свет ударил по расширяющимся зрачкам: знакомое небо, солнце, верхушки башен, стены школы. Пару секунд провисев в воздухе, я упала и провалилась в рыхлый снег.

— Дядя Джеймс, — сказала я, слабо улыбнувшись, заметив его, напряженного, с волшебной палочкой в руках.

Он облегченно выдохнул и сгорбился от усталости. Дядя подошел ко мне и, подав руку, поднял меня с земли. Я выпрямила плечи, и спина захрустела. Для недавно прощавшейся с жизнью — неплохо. Люди в черных плащах не собирались уходить с аллеи. Хоть для меня мой «полет» длился минимум полчаса, маги ещё сбегались на звук колокола, который сейчас еле слышно звенел на верху башни.

Раздались приближающиеся знакомые крики, а потом показалась и сама Оливия. Она пробиралась сквозь толпу темных, забыв об опасности и расталкивая их руками. Увидев меня живой, подруга остановилась, и помимо слез на неё лице появилась улыбка. Оливия сорвалась с места и с разбегу обняла меня.

— Дура. Дура, — шептала она, сжимая меня. — Прекрати меня так пугать!

Джеймс давно уже взволнованно наблюдал за магами, непреднамеренно окруживших нас, а вот я с подругой только сейчас осознала серьезность ситуации, и мы втроем создали маленький круг, стоя спиной к спине, и приготовили волшебные палочки. Магов стала больше на человека три. Кажется, я пропустила, как пара троек увеличилась в масштабах и превратилась в девять вооруженных мужчин, почему-то до сих пор не попытавшихся нас убить.

— Не то что бы я была не рада тебя видеть, но зачем ты пришла? — тихо спросила я Оливия, разглядывая людей в черных плащах. Черные плащи — как типично…

— Я увидела, как ты падаешь и… как-то сама собой оказалась тут, — простодушно ответила она, а потом шепотом добавила: — Я знаю, где Миса.

— Нам тоже будет интересно узнать, где Бладмикс, — из толпы вышел статный маг.

Я сглотнула и прижалась поближе к Оливии. Под капюшоном черного плаща блеснула усмешка, она даже не пыталась скрыть грязные мысли мужчины. Странно, что столь безупречная улыбка принадлежала такому отвратительному человеку. Не дождавшись ответа, маг направился обратно в толпу. Неожиданно резко развернулся и махнул в нашу сторону палочкой, но не успел он произнести заклинания, как его перебил знакомый мне голос: «Отпаус». Палочка внушительно дрогнула в руках мага. Мужчина повернул голову в сторону смельчака. Коннон бесстрашно прошел к нам и встал в круг.

— Милана, а ты обещала рассказать, если что-то узнаешь, — прошептал на ухо Коннон, ему пришлось наклонить голову, так как он был повыше меня.

— Прости, поздно узнала. Как-нибудь в другой раз расскажу.

Боковым зрением я видела, как Коннон улыбается. Он жаждал, наконец, показать свою силу.

Я не сводила глаз с впередистоящего мага, который уже не улыбался, а злился. Первый удар следовало ждать именно от него. Царила тишина, только кто-то, медленно передвигаясь где-то в редком кругу магов за моей спиной, хрустел снегом. Затишье.

Оскорбленный маг пустил в нас голубую молнию, и во все стороны полетели заклинания.

«Бэк», — только и успевала использовать я. Заклинания летели слишком часто и с разных сторон, все они сверкали и блестели, глаза болели от вспышек. Я уже наугад метала волшебной палочкой, отражая заклинания. Всех в мгновение остановил крик из окна:

— Мы знаем, где Бладмикс! — крикнул мужчина.

Все застыли в позах, которых были. Мои глаза встретились с глазами мага, напавшего первым. Каждый из нас готовился ринуться к Мисе и остановить любого, кто рискнет помешать. Эти минуты глаза в глаза, казалось, тянулись вечность, но, наконец, темный сорвался, он кинул в нас заклинание и скользнул в арку под окно, где виднелась голова в темном капюшоне. Джеймс крикнул «Бэк», но поздно, заклинание сбило нас с ног.

Темные прикрывали спинами мага, поспешившего за Мисой. Я встала и подалась за ними прямиком на взрывающуюся вымощенную дорожку, но Оливия, схватив меня за руку, потянула к другой арке.

— Идем, нам не туда.

Подруга преодолела порожек и застыла. Я посмотрела ей через плечо и отшатнулась: в нескольких сантиметрах от Оливии стояла старуха. Она пристально смотрела на мою подругу, совершенно не волнуясь насчет моего присутствия. Она была абсолютно уверена в своих силах (по моему мнению, прилично их переоценивая) или не сомневалась в отсутствии опасности с моей стороны. Кто знает, что у этой хрычовки в голове… Старуха подняла правую руку, выставляя чертов указательный палец. Словно заколдованный, взгляд Оливии заставил меня действовать: «Откинься!» — крикнула я, махнув палочкой над плечом подруги. Бездушная на худощавых ногах проехала по полу и, попав каблуком в щель от отколовшегося от пола кусочка, всей массой своего истощенного тела рухнула на пол. Плащ сполз с её острых плеч, обнажив поношенное черное платье и костлявые руки, покрытые пигментными пятнами. Оливия посмотрела на меня стеклянным взглядом, заставив сердце забиться быстрее, но, после того как она моргнула, её глаза приобрели естественный серо-голубой живой цвет.

— Милана, — еле слышно произнесла она, смотря на меня взглядом наполненным добротой. Это было чем-то вроде «спасибо».

«Окаменей!» — крикнул подбежавший Коннон. Пытавшаяся встать бездушная застыла в неудобной позе. Он пропихнул нас мимо старухи в длинный коридор, оставляя её там одну, застывшую на полу. «Ох, и любит этот парень темные места», — подумала я, пропуская вперед Оливию. Мы побежали за ней. С её лица не уходило смятение насчет

Коннона, и тогда он соизволил представиться:

— Коннон Гримм, третий курс «В» класса, — не останавливаясь, сказал он.

Конечно же, он ответил не на все интересующие её вопросы, но она перестала непонимающе и подозрительно коситься на него. Толкая тяжелую дверь, Оливия открыла рот, чтобы интеллигентно представиться и сказать, что ей очень приятно, но Коннон опередил и сделал все за неё:

— Оливия Стоун. Я знаю.

Мы вошли в просторную комнату без окон и мебели, только свечи витали в воздухе, тускло освещая боковую дверь слева от нас, высокие двери в другом конце зала и три знакомых лица. Парни у дверей напротив напряглись. Они щурили глаза, вглядываясь в наши лица, пытаясь разглядеть и узнать их.

— А это Оливер Вармент, Эван Прус и Фред Вармент, — сказал Коннон, показывая, какой он осведомленный (его осведомленность не моих рук дело, мы на эти темы не общались).

Я не знала о существование этой комнаты, да и многих других, и это меня пугало. Я вообще мало знала этот мир, да и жизнь вряд ли хорошо знала. Почти четырнадцать лет уже существую, почти полгода в этом мире, почти четыре тысячи триста восемьдесят часов в этой школе, а ничего не знаю об этих местах, культуре людей, среди которых живу, школьных правилах, да и большинстве предметов, которые изучаю (хотя раньше тройки не мешали мне жить без угрызений совести).

Мы подбежали к ребятам. Свет восковых свечей осветил радостные лица Оливера, Эвана и профиль Фреда, опустившего взгляд в пол, на его лице была озабоченность и нежелание признать свою ошибку, как обычно и делают все парни.

— Где Миса? — спросила я.

Не успела я услышать ответ, как с грохотом вылетела боковая дверь. Сквозь поднявшеюся пыль вошли трое магов. Лицо Оливии побледнело, она схватила за руку Оливера. Он взглянул в её глаза и крепко сжал её ладонь. Мне захотелось спрятаться и больше не участвовать в битве, но вместо этого я решительно выставила ногу, готовясь обороняться, крепко сжала в руке волшебную палочку. След от ожога на запястье нервно пульсировал.

Вперед вышел высокий, широкоплечий маг. По мне, Оливии, Оливеру, Фреду Эвану и даже Коннон цепью пробежала дрожь. Один из магов, вышедший вперед, рассек воздух двумя легкими взмахами волшебной палочкой и выкрикнул: «Импулерит!», на нас побежали две синие волны. Чем выше они от пола, тем были прозрачней и слабее.

— Милана, «Бэк»! — подсказал Коннон.

Одна из волн уже была очень близко ко мне, и я соизволила среагировать, как и Коннон,

«Бэк» — выкрикнула я. Оливер оттолкнул назад Оливию, прикрыл её собой и повторил использованное мной заклинание. Волна чуть побледнела, но все-таки откинула нас со всеми в сторону, открывая темным магом проход к дверям. Один из них удивленно хихикнул. Хоть пришли сюда только втроем, они не ожидали столь хилой обороны

Полукровки. Маги решительно зашагали к двери, их плащи развевались при ходьбе, придавая волшебникам героический или, правильней будит сказать, устрашающий вид.

Встав с пола первым, Коннон упорно вышел навстречу высокому мужчине. «Вол!» — крикнул он. Заклинание ударила мага в плечо, тот чуть отклонился и остановился.

Мужчина равнодушно взглянул на место, куда ударил сгусток сжатого воздуха, и направился уже прямиком на Коннона. Другой маг с длинными белыми волосами, видневшимися из-под капюшона, ранее не ожидавшей от нас настойчивости и бесстрашия, поспешилдостать волшебную палочку (я поняла, что это мужчина, увидев идеально проглаженные брюки со стрелками и большие белые кожаные туфли). А вот третьей была женщина, уже знакомая мне волшебница с черными кудрявыми, запутанными волосами и истерическим смехом. Она, не обращая никакого внимания на нас, шла дальше. Ещё не подойдя к дверям, волшебница жадно протянула руки к дверным ручкам. Я стояла у двери и шагнула к женщине. Краем глаза я заметила золотое сияние, которого не видела, стоя лицом к двери. «Они заколдовали её», — догадалась я и невольно остановилась, но, боясь подсказать женщине-магу, что на двери защита, пошла дальше. Как можно незаметней разглядывая узор заклинания, я наткнулась на взгляд

Оливии с другой стороны от двери. Она показала палочкой на заклинания, я ей кивнула.

«Раз, два, три», — просчитала я про себя и крикнула одновременно с подругой:

«Откинься!», махнув палочкой в наложенное на дверь заклинание. Оно с удвоенной силой отлетело в черноволосую женщину. Она, прогнувшись, вылетела в дверь, из которой пришли мы.

У дверей уже началась битва. Всё казалось поставленным: удар, отражение, удар, защита, удар, — пока Коннон, пролетев несколько метров, не грохнулся на пол.

— Коннон! — побежала я к его неестественно сложившемуся телу.

Видя Коннона в таком состоянии, я почувствовала, как неприятное, гнетущее ощущение сжало ребра. Казалось, я потеряла что-то очень важное для жизни, но не ткани тела, ни ногу, ни руку, ни физиологические функции. Внутри что-то дорогое-дорогое упало, сжалось, задрожало, сердце заныло. Я на собственном опыте убедилась, как быстро чужой человек может стать родным. В мыслях каждую секунду возникали самые жуткие картины финала.

— Милана! — окликнул Оливер.

Я инстинктивно обернулась. Воспользовавшись моментом, блондин откинул Оливера в заколдованные двери. «Что он хотел…?» — не успела подумать я, как ответ сам влетел в меня. В спину ударило заклинание, и по мне побежал разряд тока. Я рухнула, и тело забилось в судороге. Мышцы бешено одна за другой сжимались, что сопровождалось резкой болью. Меня всю колотило, а перед глазами: Оливер влетел в защиту, его тело блеснуло, глаза, перед тем как закрыться, широко раскрылись, и тело обмякло.

Заклинание на двери ещё с большей силой откинуло его. Я потянулась непослушной рукой к нему. «Оливер», — прошептали губы.

Всё ещё сильнее начало болеть и ныть, я дергалась как в припадке, глаза непроизвольно закатывались. Судорога заставляла забыть об Оливере. Кто-то подбежал и собрал меня в кучу, жадно сжимая в руках.

— Терпи. Терпи, Милана, — шептал мне на ухо Коннон, прижав к себе. — Все пройдет, терпи. Пожалуйста, Милана, терпи, — умолял он, крепче меня сжимая.

— С-з-з-за-зади, — если слышно шептала я непослушными губами. — С-за-з-зади.

— Что? — Коннон посмотрел на меня своими серыми глазами сквозь упавшие на лицо пряди черных волос, пытаясь понять мою невнятную речь. В его глазах было не стыдно раствориться, в них было не страшно утонуть.

Я продолжала шептать. Он взглянул в мои глаза и обернулся в ту сторону, куда был направлен мой взгляд. На нас летел, переворачиваясь, куб, посланный женщиной-магом.

Отпустив меня одной рукой, Коннон схватил свою волшебную палочку. «Шилд», — использовал он заклинание, которому успел научить и меня. Из его палочки появился полупрозрачный, зеленый щит, с медленно выползающими из центра змеями, которые, дойдя до краев, должны были сделать его крепче. В широкий щит ударил куб, не дав змеям закончить свою миссию. Мы поехали по полу. Сопротивляясь, Коннон ещё крепче сжал меня и подтянул на себя, он начал тормозить ногами. Когда мы встретились со стеной, судорога сошла на нет, и я вскочила из-за щита, чтобы использовать заклинания. «Вы интерно», — крикнула я, создавая небольшой шар и запуская его в женщину. Она упала на пол, и я рухнула за ней следом. Ноги, шею — все тело свело, но я превозмогая боль, поднялась на ноги, не обращая внимания на то, что не чувствовала ног, а только пульсацию в мышцах.

Эван и Оливия еле держались против высокого мага. Фред отбивался, нервно поглядывая на тело брата. Он всем сердцем стремился к нему. Увидев оживившего Оливера, тихо стонущего и тяжело переворачивающегося, я, не думая, поспешила к нему, но, наткнувшись на взгляд Фреда, я не посмела лишить его возможности помочь брату, о которой он сейчас так молил.

— Иди! — крикнула я, подбегая и отталкивая Фреда.

Я кинула заклинание-бомбу к бездушному, тот отскочил от разлетевшегося каменного кирпича. На лице Фреда показалась благодарная улыбка, но она быстро сошла с его лица и сменилась страхом. Он упал на пол к брату, обхватывая его и помогая встать.

Отвлекаясь то на испачканного кровью Оливера, то на Оливию с Эваном, я только успевала кричать «Бэк», махать волшебной палочкой и получать заклинания то в живот, то в ногу или плечо. Мы были в одном зале, мы были духовно вместе, но далеко друг от друга. Я молилась, чтобы в зал кто-нибудь вбежал и помог избавиться от этого ужаса, страха за друзей и чувства приближающегося поражения. И в зал вошли люди, пророчащие финал, но не желанные, а те, которых я до дрожи боялась.

В вышибленную дверь вошел маг, единственный со снятой мантией, а за ним горстка темных. Одним легким взмахом он откинул нас: меня, Оливию, Оливера, Фреда, Эвана, Коннона — на стену. Шестеро из толпы выбежали и подхватили нас, приковав к стене, словно веревками.

— Неужели они вам ещё не надоели? — возмутился маг знакомым бархатным голосом.

Капюшон уже не накрывал тенью его лицо, и можно было разглядеть светло-русые волосы мага, апатично лежавшие в укладке, и золотистые глаза. Он не был бездушным, он был не старше тридцати трех лет, но двое магов с пустыми глазами покорно пропустили его к дверям. Молодой мужчина осмотрел защиту и без удивления и промедления принялся снимать её. Как только он проводил по трем сцепленным пустым треугольникам волшебной палочкой, они начинало святиться золотом. Обведя все три, маг назвал заклинание «Узел защиты», оно вспыхнуло и разбилось, как стеклянное, падая на пол и погасая, оставляя полупрозрачные осколки. Сверху вниз со скоростью света пробежала золотая нить — защита снята.

— Как? — прошептал Эван сквозь сжатые зубы и поник головой.

Маг посмотрел на нас и усмехнулся. Он легонько толкнул двери, и они послушно раскрылись.

Я чувствовала угнетение. «Я не смогла сдержать слово, приглядеть за Мисой, поступить правильно, не смогла спасти Мису, не смогла… — я осеклась, — оценить свои силы».

Последняя фраза что-то задела во мне, и я отказалась принимать поражения. «Нет! Это не конец!» — решила я и начала дергаться, пытаясь освободиться. Я вырывалась, бесполезно дрыгалась, вися на стене с прикованными заклинанием запястьями, шеей, лодыжками.

«Откинься», — я согнула кисть с волшебной палочкой и на удивления попала прямо в мага удерживающего меня. Слетая со стены, я выкинула вперед руки и приземлилась на корточки, упираясь руками в пол. Я встала и побежала к Мисе, готовая прикрыть её собой, не отдать её им.

 

Глава 19

Закрыв рот рукой, я, вся дрожа, рухнула на колени на пол к Мисе и не решалась дотронуться до неё или промолвить хоть слово, прошептать, закричать или заплакать. Все рухнуло. Бороться за свою жизнь — страшно, а когда человек лишает себя жизни, за которую ты бился, — ты проиграл. И наплевать на проигрыш, потерянную жизнь жалко.

Волосы, которые раньше спадали до плеч, были раскинуты на сером полу, обрамляя бледное лицо. Карие глаза были закрыты. В Комнате было очень холодно, а из приоткрытого рта не шел теплый, белый пар. Из неколыхающейся груди торчал серебряный нож с ледяной резной ручкой, а розовая мешковатая блузка была пропитана кровью. У бледной руки лежала скатившаяся с ладони волшебная палочка, самая красивая и необыкновенная, которую я когда-либо видела: ручка была изящным единорогом с кудрявой гривой, удобной для держания, аккуратной, а самой палочкой служил длинный, вьющийся хвост волшебной белоснежной лошади.

Маг равнодушно подошел к холодному телу, опустился над ним и ощупал запястье Мисы.

Его лицо сразу переменилось. Мужчину трясло от злости, он всеми своими силами пытался удержать её в себе. Маг смахнул алые пятна с испачканной кровью руки, сжал её в кулак, вдавливая ногти в ладони.

— Поздно, — сжав крепко челюсти, прорычал он. Темный маг медленно обернулся к своим людям и приказал: — Разнесите здесь всё!

В эти секунды в зал вбежали учителя: Мадам Греми, мистер Хангриус, мистер Фаст, дядя Джеймс, Эльбрус Волд, мадам Рул. Учительница видоизменения одним взмахом волшебной палочки сбила с ног пять магов, и братья Вармент, Эван, Оливия и Коннон, прикованные к стене, упали на пол.

Темные сорвались с мест. Главный маг прошествовал из маленькой комнаты в большую, он направил палочку на волшебника, которого я сбила, чтобы освободиться. Без всякого призывающего заклинания мантия потянулась к молодому магу, открывая голову и потертую одежду испуганного темного. Плащ слетел с него, но запутанные завязки давили мужчине на шею, он вскинул руки, пытаясь освободиться. Волшебник вовсю боролся с не поддававшимся шнурком. Устав ждать, светло-русый маг дернул палочкой плащ на себя сильнее, и мужчина, возившийся с ним, упал, выскальзывая плаща. Маг надел подлетевший плащ и накинул на голову капюшон. Он, не обращая ни на что внимания, пошел к выходу сквозь сражающихся темных магов и учителей. Он шел, совершенно не уклоняясь и абсолютно уверенно, все заклинания пролетали мимо, в дюймах от него, но ни одно из них его не задело. Неужели ему позволят просто так уйти? Я ринулась с места за магом. Он не может просто уйти!

На мой путь вышел высокий бездушный, прикрывая мага. Мужчина быстро остановил меня: «Откинься!» — крикнул он, и я влетела в неподалеку находившуюся стену. После пары заклинаний, которые он выкрикнул в мою сторону, голос вдруг прозвучал удивительно знакомо. Я врезалась в стену, и зрение поплыло, и всё перед глазами зашаталось. Я схватилась холодными руками за звеневшую голову, боясь, что она рассыплется на кусочки. От ледяных пальцев на висках мир начал снижать скорость вращения. «Бомбс!» — попыталась отвлечь бездушного вскочившая на ноги Оливия. Маг чуть отшатнулся, и с его головы слетел капюшон, освобождая светло-русые волосы золотого оттенка. Открыть лицо для бездушного было не страшно, ведь их и так выдавали пустые глаза. Любого волшебника с отсутствием зрачков можно без объяснений посадить в тюрьму, конечно, если сможете его поймать, и разрешено безнаказанно такого человека убить.

Разозленный маг при помощи заклинания поднял хрупкую Оливию в воздух, как тряпичную куклу, и, развернувшись, ударил её об пол. Я увидела его лицо, и мое мировоззрение разбилось вдребезги. Золотисто-русые волосы, курносый нос, высокие скулы, длинные ресницы … «Папа», — тихий шепот безвольно вырвался из моих губ.

Зрение плыло, но я продолжала пристально, неотрывно смотреть на него, на черты лица, сравнивая их со своими и с фото, где он совсем молодой. Пара секунд нирваны, до того как папа направил палочку на Оливию, тянулись райской вечностью. Я наслаждалась осуществлением ранее казавшейся нереальной мечты. «Ири томент», — произнес отец.

Оливию начало крутить, ломать, из её горла вырвался болезненный крик, звоном ударивший по ушам. У меня заболело под ребрами. Под сердцем. Папа с ухмылкой наводил палочку на извивающее тело моей подруги.

— Милана, Милана, — кричал, пытаясь обратить на себя внимание, Эван. Из-за стона Оливии мурашки пробежали по спине. Я ждала, ждала, что это закончится. Папа не такой! Но его пустые глаза наслаждались её болью. — Милана! — сорванным голосом, хрипя, кричал Эван. — Милана Грей! — Я перевела на него рассеянный взгляд, не зная, что делать.

Откинув мага, он повернулся в мою сторону. Но не только Эван обратился ко мне, но и светловолосый бездушный заинтересованно перевел на меня все внимание. — Останови…Бэк! — отбил Эван удар. — Убей его! — крикнул он и отлетел из-за попавшего в ноги заклинания.

Бездушный внимательно всматривался в мое лицо, прищурив глаза, и на его лице появилось наигранное радостное удивление. Мужчина, предвкушая, прикусил нижнюю губу и направил на меня волшебную палочку. «Анимал доместико!» — выкрикнул он. Из волшебной палочки выползала гигантская, противная, полупрозрачная, зеленая змея. Всё вокруг затихло и замедлилось, только крик Оливии гремел в голове. Противное пресмыкающееся, то ускоряясь, то замедляясь, ползло ко мне. Тварь была ростом с взрослую анаконду и такой же зловещей. Когда она подползла ко мне и обвила собою мое тело, я почувствовала, что её кожа, как у настоящей змеи, холодная и чешуйчатая.

Она повернула мое лицо своей тяжелой головой на отца и Оливию. Змея зашипела мне на ухо, казалось, её мокрый, противный язык касался моей мочки уха. Я прекрасно различала каждое сказанное ей слово:

— Милана, Милана Грей, — шептала змея. Произнеся мою фамилию, она довольно смаковала. — Ты наверно скучала по папе, — сладко баюкала она на ухо. — Ты же не обидишь своего отца? Зачем тебе эта девчонка? Ты, наверно, так долго хотела его увидеть, так вот он тут, с тобой. Посмотри же на него.

От бессилия я позволила слезам сорваться с глаз. Ведь я и правда мечтала увидеть его, а сейчас он вот, совсем рядом стоит, такой же, как и раньше. Я изучала папу с ног до головы, через столько лет, наконец, увидев его, а змея настойчиво напевала приятные уху слова, что я и забыла о важности и опасности происходящего. Я словно зачарованная наблюдала за показавшимися венами на руках, отросшими волосами, небритой золотистой щетиной, морщинами на лбу, у уголков глаз… «Глаза!» — вспыхнуло у меня в голове. Эта мысль даже заглушила шепот зеленой твари. Увидев пустые глаза, снова почувствовала горькую реальность. Я видела теряющую сознание от боли Оливию, мучающего её бездушного. Бездушного, не отца! Я смахнула скользкую тварь с себя. Упав, она злобно зашипела и превратилась в легкий дым.

Я попыталась встать, чтобы прикрыть подругу собой, чтобы спасти её от своего отца, но жуткая боль в ноге пронзила все чувства насквозь. Схватившись за неё, я причинила себе адскую боль и, испугавшись, отдернула руки от ноги. Она лежала неестественно выгнуто, и по ней пульсировала боль после недавней неудавшийся попытки встать. Передо мной стояла Оливия, понимающая и всегда поддерживающая меня, которая переживала и заботилась обо мне в трудные минуты, и папа, мой кумир, подаривший мне жизнь, радость маме, спасение Джеймсу, отец, с которым мы были столь похожи: не только внешне, но и внутренне. Я надеялась, что я такая же верная, сильная, храбрая, как он. В моей жизни мне приходилось принимать много решений, но это самое сложное, единственное, где от шанса выбирать хотелось отказаться, но было нельзя. Никто не сделает его за меня. Внутри меня боролось всё: сердце, логика, душа, память, ответственность, характер, привязанность, воспитание. Сделать больно отцу или позволить ему убить Оливию?

То, что творилось во мне, нельзя никак описать. Боль, причиняющую мне эти мучения, не каждому понять, я бы её вычеркнула из всех сердец мира, чтобы никто, никто и никогда не оказывался на моем месте. Меня распирал страх, что я опоздала с выбором, и я отдала все свои силы, чтобы спасти Оливию. «Ви интерно», и в папу… в бездушного летит сверкающий шар.

— Джейсон! — прокричала девушка в плаще и побежала к нему. Ветер освободил большие светлые кудри от черного капюшона. Изящные ноги волшебницы подвели её, и она упала.

Папа повернул голову, услышав сорвавшийся на визг крик. Увидев шар, быстро приближающийся к нему, он распахнул глаза в удивлении: не от страха, он не боялся смерти. Глаза расширились только на мгновенье, они сузились от звериной злости, верхняя губа обнажила оскал. «Найф!» — выкрикнул он и швырнул в меня свою волшебную палочку. В полете она сверкнула стальным блеском и устремилась на меня ещё с большей скоростью, скользя и разрезая воздух. Через пару секунд мое заклинание ударило папу в грудь. Зачерпнув губами воздух и ворвавшийся в двери белый дым, он взглянул на меня появившимися зрачками и упал без сознанья на пол.

«Глупая», — обвинила себя я, всеми силами пытаясь встать. От боли голова зазвенела, из глаз побежали искры. Чуть приподнявшись и оперевшись о сломанную ногу, я рухнула обратно, ударившись головой об стену. Заклинание опустошило меня, и у меня даже не хватало сил заплакать. В живот влетела папина волшебная палочка. От удара тело прогнулась, голая поясница коснулась холодной стены. Из сжавшихся от боли легких вырвался воздух. Руки сами метнулись к ране и наткнулись на рукоятку ножа. Обхватив его двумя руками, я выдернула его и закрыла кровоточившую рану руками, зажимая, и захлебываясь в боли.

В голове гремело тяжелое дыхание. Зал вновь помутнел и расплылся. Воздуха было невыносимо мало, и мне совсем его не хватало. Горький ком застрял в горле. В комнату ворвались люди в синих костюмах и масках, они пробирались по густеющему дыму, держа палочки наготове. Голова и веки потяжелели, и я потеряла сознание.

 

Глава 20

— Я конфет принес, — громко прошептал Оливер за ширмой.

— Я тоже пару нашел. Ливи, хочешь? — спросил Фред.

— С вареньем хочу, — прошептала она. Её голос был невероятно прозрачным.

В глаза била белизна и чистота комнаты. Впервые, очнувшись, я не хотела двигаться, хотелось опять заснуть. Как бы я не мечтала, но больничные ширмы не скрывали меня от мыслей и яркого холодного света. Несмотря на близкие голоса, я впервые очнулась наедине с собой, и, казалось, вместе со мной сразу же пробудились мысли. Я винила себя, но никогда бы не поменяла свое решение. Единственное, от чего бы я отказалось, это от нужды выбирать. Я потратила много времени, чтобы представить, что было бы, если я сделала другой выбор, но почти ничего бы не изменилось. Много путей на гору, а вид с горы всё равно одинаковый. У меня было два пути, но на вершине меня ждала одна и та же боль.

Послышался шорох оберток и скрип койки. Пружины громко заскрипели под чьим-то весом.

— А можно и мне?

— С добрым утром, Коннон, — сказала Оливия.

— Милый носик, — съязвил Оливер.

— Спасибо, тебя тоже неплохо раскрасили.

Раздался очередной шелест и хлопок конфеты об пол. Коннон тихо нагнулся за сладостью, заскрипев кроватью. Громкий шелест и сладкое смакование.

Я сжалась клубочком и, не чувствуя тепла тела, накрылась с головой одеялом, заставляя себя снова провалиться в безликий мир сновидений. Легкость и никакой боли в теле. Мне не было страшно умереть. Я жаждала спрятаться.

* * *

У Коннона был сломан нос, и из больницы он сбежал буквально на следующий день. В первый раз, когда я его увидела уже вне больницы, нос у него был ровнее обычного и шикарно смотрелся на бледном лице.

* * *

Фред не был сильно поврежден, но все свое время до выписки брата он проводил в больничной палате. После того случая с Оливером он боялся расставаться с ним надолго, даже медсестра не могла его выкурить из больничного крыла. Фред прятался от мадам Ли под койками, за ширмами, залезал в палату через окно, даже один раз попытался пройти сквозь стену, но у него застряла пятка, и вытаскивали его из стены всей школой.

* * *

— Стойте! — завопил Оливер, когда медсестра протянула руки, чтобы вправить ему сломанный нос.

— Вы же только медсестра. Вы уверены, что умеете чинить нос? — волновался за брата Фред.

— Милана так часто у меня бывает, и каждый раз с новым диагнозом. Я на ней уже весь медицинский справочник натренировала, — ответила медсестра и снова потянулась к сломанному носу.

Я никак не среагировала на её шутку и продолжила без особого интереса наблюдать за происходящим.

Оливер схватил Лилу Ли за руки и с совершенно серьезным, испуганным лицом спросил:

— Вы нос когда-нибудь людям вправляли?

— Так, хватит! — ударила по рукам Оливера медсестра. — На счет три вправляю. Раз, — проговорила она, положив руки на нос Оливеру, и он заойкал. — Я ещё ничего не сделала.

— Да, простите.

Оливер глубоко вдохнул и громко выдохнул. Фред любопытно наблюдал за мадам Ли, сидя прямо напротив неё и Оливера, чтобы удобней было все видеть. Мадам Ли начала считать, и он заинтересованно открыл рот. Не досчитав до трех, медсестра вправила Оливеру нос. После громкого хруста, чуть вскрикнув, Оли схватится за него.

— Убери руку, — приказал брату Фред. — Убери, не видно же. — Оливер послушался. Его глаза выдавали мольбу об оценке. — Боже! — закричал испуганно Фред, и Оливер вздрогнул. — Да он… он… Да он идеальный!

Оливер облегченно выдохнул, даже не ответив брату на издевку. Фред расхохотался над лицом брата, а Оливия потянула Оли за рукав, чтобы он повернулся и дал ей оценить работу мадам Ли. Медсестра довольная собой, прошествовала в каморку.

У Оливера помимо сломанного носа были многочисленные ушибы и ожоги от защиты на двери, в которую он влетел, и выписали его почти самым последним из нас.

* * *

Оливию пару дней не покидала слабость, и хорошее настроение проходило мимо неё.

Она недолго пролежала в больнице, но тот роковой день она запомнит навсегда. Ещё долго при мимолетном упоминании о первом утре нового года она вздрагивала, улыбка пропадала с её лица, а по глазам, казалось, что она снова и снова переживала тот день.

* * *

Даша тяжело восприняла новости о сестре. Она корила себя за все, хоть её никто и не обвинял. Её родители сразу как смогли забрали домой, и больше я её не видела. Перед уездом она дала мне прочесть записку Мисы, которую нашли у неё в кармане. На бумаги нервно плясала темно-фиолетовая волна:

«Прости меня, прости. Я давно решила. Я с самого начала знала, что должна так поступить в этой ситуации. Прости меня, прости, что не сказала раньше, ты бы попыталась меня переубедить. Я всегда слушалась тебя и испугалась, что не смогу пойти против твоих слов и в этот раз. Прости меня, если можешь, прости. Мне очень страшно умирать, но это спасет всех, это отложит освобождения Пожирателя душ хотя бы на время поиска новой Бладмикс. Я хочу, чтобы ты и родители жили без страха. Моя жизнь ничто по сравнению со счастьем моей семьи и всего измерения. Прости меня, прости и попроси за меня у всех прощения. Из-за меня столько людей пострадало, и столько людей были готовы биться за меня… Скажи им спасибо. У меня была великолепная жизнь. Спасибо и прости меня».

Под наивной внешностью Мисы скрывалась умная и героическая душа. Зная, что портал откроет только свежая кровь, она пожертвовала собой. Она всегда бегала за Эваном и

Дашей не потому, что с ней никто не дружил или кто-то заставлял её это делать, а потому что они были единственными, с кем Миса могла не скрывать, кто она, и не чувствовать себя лгуньей. Я понимала, почему она так поступила, но была уверена, что можно было найти другой выход, но уже поздно… Она бы стала замечательной женщиной-магом.

* * *

Я долго восстанавливалась со своей сломанной ногой, неуспевающим нормально зажить виском, сотрясением мозга и ножевым ранением в живот. А рана в душе ещё дольше не заживала.

Я столько думала над своим решением, что вскоре наткнулась на новые вопросы:

«Почему отец не забрал меня из детдома? Почему он, оплакивающий смерть мамы, встал на сторону убийц?» Меня предали, и я чувствовала себя никем. Я не могла злиться на него, и вскоре, просто потеряла доверие к людям. Я вернула свою стену, прикрывающую мои мысли и скрывающую меня от чужих эмоций, я вернула себе длинную челку.

Одиночество, вечные рассуждения губили меня, но я не хотела возвращаться. Наверно, я эгоистка и просто боюсь, что меня предадут или я заставлю себя испытывать уже хорошо знакомую боль. Мне было уютней одной, вдали от чужих взглядов и обвинений.

Второе полугодие пролетело в учебе, в которой я старалась забыться. Кроме Блек Фаста, все учителя меньше спрашивали меня, меньше требовали — жалость меня бесила, и урок

Темного волшебства вскоре стал самым любимом предметом. Свободное время от учебы я заполняла книгами из школьной библиотеки, лишь бы не было времени на причиняющие боль мысли.

Любые праздники я избегала, в том числе и свой день рождения. Мне совершенно не хотелось праздновать тот день, когда я появилась у отца, которого собственноручно убила. Утром 13 апреля у меня поднялась температура, и, хоть она быстро спала, я предпочла провести весь день в пустой школьной больнице. Нераскрытые подарки я свалила в коробку к новогодним безделушкам и задвинула вглубь шкафа.

 

Глава 21

Поезд, покачиваясь, мчался по бесконечным рельсам. Первый день лета набирал обороты, выталкивая долго не приходившую весну солнечными лучами. А я, наблюдающая через стекло за сменяющимися пейзажами, чувствовала себя медленно угасающей весной. Неловкость в плацкарте сменилась веселым гулом близнецов Вармент, пытавшихся разрядить обстановку. Я слушала песни, играющие во всем вагоне, которые ставила ведущая с очень приятным голосом, заполняющая паузы между треками совершенно глупыми разговорами.

Здешняя природа мне стала родной, красивой и понятной. Меня бесконечно очаровывало поле за окном с нежно голубыми и белыми цветами. Оно напоминало небо, упавшее на землю, по которому разгонял волны свежий ветерок.

Гул утих, когда Оливер и Фред вышли на своей станции (не совсем на своей. Их родители сейчас гостили у каких-то знакомых, так что братьям тоже пришлось отправиться туда).

Оливия взглянула на меня просящим, ждущим взглядом, но я сделала вид, что не заметила его, смотря в окно. Она достала толстый журнал из сумки и оставшуюся дорогу перелистовала острые страницы изящными пальцами. Было бы обидно, если хрупкие пальцы пострадали из-за журнала мод.

На платформе, усеянной встречающими, где меня и Джеймса ждала Лиса, я с Оливией попрощалась холодным «пока», и мы разошлись.

 

Глава 22

Две недели я корила себя за смерть отца, две недели мне потребовались на то, чтобы понять, что я убила не своего отца, а бездушного — Джеймса Грей.

Следующие месяцы я выпала из жизни, морально умерла. Это время я выкинула из головы, вырезала из памяти, по тому, что в каждой моей мысли жил он, тот, кого я боготворила, тот, кто безжалостно предал меня. Я потеряла доверие к людям, ведь меня продал родной отец, продал за такое… Я не могла его понять, как ни старалась. В грустных фильмах отцы никогда не оставляют дочерей одних, но, видимо, у нас другой конец, и пора перестать сравнивать жизнь с кино.

Я не могла ненавидеть его. Помимо того, что он был бездушным пытавшимся убить моих друзей, чуть не убившим меня, он был моим отцом, подарившим мне жизнь. Я была обязана ему жизнью, и эта благодарность не давала ненависти прописаться в моем сердце. Я всей душой хотела ненавидеть его, но никак не получалось.

В тринадцать лет девочки мечтают о мальчиках, даже не встречаются с ними, а только мечтают, мечтают о маминой косметичке и о красивом платье. В четырнадцать девочки борются с приоритетами, с предрассудками общества, а я давно уже это пережила, и моя война со всем миром превратилась в обычную жизнь. Я в последние месяцы своего тринадцатилетия и в первые месяцы четырнадцатилетия мечтала лишь провалиться сквозь землю, пропасть и боролась только с собой.

Колеса кареты стучали по каменному асфальту. «Я не увижу своих друзей три месяца», — осознала я. Внутри что-то кольнуло. Меня словно водой обдали: я бы погибла, если не друзья. Жалко, что поняла я это не так рано, как хотелось им и в данный момент хотелось мне. Спасибо верящим в меня друзьям, для которых никогда не наступит «поздно». Я поняла самую важную вещь в жизни: я дура, но ради них я готова исправиться.

Оливия Стоун, Оливер и Фред Вармент, спасибо, что вы есть, и не только у меня, а у всего мира.