Это было даже больше, чем высокомерие. То, как он «потребовал» ее, выглядело совершенно по-варварски. Она что, невольница? Трофей, передаваемый из рук в руки в угоду мужским капризам? Гарет вел себя с ней словно не знающий поражений завоеватель, пришедший из тех времен, когда мир был еще молод и когда никто не заботился о хороших манерах и приличиях. Танон не удивилась, если бы после таких слов он перекинул ее через плечо и увез с собой.

Она находилась в своей спальне, две камеристки помогали ей одеться. Возле нее стояла Ребекка – няня и самая дорогая подруга Танон. Ребекка сплетала ее длинные локоны в тяжелую косу.

Танон стерла с лица выступившие капли пота. Она находилась в таком странном состоянии, что даже не могла понять, были ладони холодными или горячими. Ей не хотелось волновать маму своими переживаниями, но если она не поделится ими с кем-нибудь, то сойдет с ума.

– Ребекка, – сказала она мягким голосом, – я поделюсь с тобой одной тайной. Дело в том, что принц Гарет овладел моими мыслями.

– Нет, Элоиза. – Ребекка перестала заплетать косу и обратилась к одной из служанок, которая раскладывала платье Танон на кровати. – Убери синее. Сегодня леди Танон наденет желтое.

– Завтра, – продолжила Танон, даже не замечая, как Лоретта надевает ей через голову чистую льняную рубашку, – я стану его женой.

Держась за плечи Элоизы, Танон подняла сначала одну ногу, потом другую и вдела их в чулки.

Она опустила глаза, стараясь скрыть охватившее ее смущение:

– Рядом с ним я чувствую себя… очень странно. Не так, как должна чувствовать себя воспитанная девушка. – Ребекка улыбнулась. Ее взгляд смягчился, когда она поняла, о чем пытается поведать Танон.

– Он пробуждает в тебе женщину, – ответила няня. Кровь прилила к щекам Танон с такой силой, что она чуть не потеряла сознание.

– Ну а если я не хочу… То есть я не могу сдерживать свои чувства. Он смотрит на меня, и мое тело начинает пылать. Что, если я не смогу…

Танон смолкла, отчаянно пытаясь подобрать нужные слова. Боже, но она совершенно не волновалась по поводу того, что ей предстояло разделить постель с Роджером. Танон знала, что с ним она спокойно выполнила бы свой супружеский долг, а потом вознесла бы молитвы, чтобы муж оставил ее в покое до конца своих дней. Но почему-то мысли о предстоящей брачной ночи с Гаретом ее ужасно пугали. Танон хлопнула ладонями по коленям и воскликнула:

– Ведь я даже не знаю, как целоваться!

– Когда придет срок, твое тело само поймет, что надо делать, – уверила ее Ребекка, мягко потрепав ее по плечу. – Если у него нежные руки, то твое тело отзовется. Просто доверься ему.

– А если у него будут грубые руки?

– Тогда твой отец отправит его в могилу прежде времени.

– Но моего отца не будет рядом. Он оставляет меня на милость…

– Выбирай выражения, когда говоришь об отце. – Няня пригрозила пальцем. – Он обязательно поехал бы с тобой, если б мог. Ты знаешь это не хуже меня.

Танон отвела взгляд в сторону и вздохнула. Милая Ребекка, она стала камеристкой у ее матери еще до того, как та встретилась со своим будущим супругом. Ребекка помогала появиться на свет самой Танон и всем ее братьям, а потом нянчилась с ними, как будто они были ее собственными детьми. Танон очень любила ее и знала, что Ребекка выделяла ее среди остальных отпрысков Бринны Ризанде. Танон понимала, что являлось тому причиной. Она очень походила на своего отца. Танон не сомневалась, что ее няня питала тайную, запретную любовь к Бранду Ризанде. Это не было секретом для обитателей замка Аварлох, хотя сама Ребекка считала, что хорошо скрывает свои чувства. Она не могла даже встретиться взглядом с отцом Танон, чтобы ее светлокожее лицо не залил яркий румянец. Ходили рассказы о том, как вскоре после свадьбы юная Бринна выгнала Ребекку из своих покоев, обнаружив, что та мыла в ванне ее супруга. Но теперь мать Танон, видимо, перестала переживать по поводу сильных чувств, какие испытывала к ее мужу Ребекка. Танон они тоже не пугали. Она знала, что сердце отца принадлежит только супруге, и больше никому. Но у нее разрывалось сердце при мысли о том, какие мучения причиняла Ребекке неразделенная любовь. Она так и не вышла замуж, стала няней детям любимого человека, осталась жить с его семьей. И Танон очень сожалела об этом, ведь Ребекка была такой доброй и красивой женщиной. Ее глаза были все того же небесно-голубого цвета, какими Танон помнила их с детства. Но взгляд няни стал рассеянным, а осанка – чересчур прямой. Наверное, для Ребекки было бы лучше выйти замуж за нелюбимого человека и уехать прочь, чем всю жизнь посвятить Бранду, который никогда бы не смог ответить на ее чувства.

Танон опять глубоко вздохнула и встала, чтобы камеристки надели на нее платье теплого желтого цвета с вышитыми изумрудно-зеленым шелком рукавами. Ребекка покрыла ей волосы ниспадающей вуалью из подходящей по цвету материи и закрепила ее на голове золотым обручем.

Танон прижала руку няни к своей груди.

– Я не хочу оставлять тебя.

Ребекка нежно улыбнулась ей.

– Но я… – Она не смогла договорить, потому что Танон крепко обняла ее.

– Поедем вместе со мной в Уэльс. Я прошу тебя. Ох, я прошу тебя от всего сердца! Оставь службу у отца и поезжай со мной. У мамы есть Элсбет, а я не перенесу разлуку с тобой.

Ребекка не могла отказать Танон. Девочка всю жизнь находилась под защитой отца. Как они смеют отсылать ее в Уэльс одну, определяя ей в провожатые этого Хереворда? Откуда ему знать, как ухаживать за женщиной? Он никогда не был женат, у него нет дочерей. Что станет делать этот простофиля, если ее воспитаннице понадобится поделиться с кем-нибудь чисто женским секретом или просто причесать волосы?

Ее любимая детка совсем скоро навсегда отправится в то место, которое ее предки-саксы называли Дикими Землями.

– Конечно, я поеду с тобой, если твой муж даст на это согласие, – пообещала Ребекка. – Хотя мне кажется, ты зря переживаешь. Принц полюбит тебя сразу, как только обнаружит, какое доброе у тебя сердце. Ты так похожа на отца!

Танон нежно улыбнулась ей. Чем скорее она увезет Ребекку от отца, тем будет лучше.

* * *

«Неужели все мужчины так нервничают в последний вечер холостяцкого существования?» – спросил себя принц. Перед его мысленным взором прошли все женщины, с которыми он когда-либо делил постель. Он коротко выдохнул и натянул черную шерстяную рубашку. Гарет не сомневался в двух вещах. Во-первых, он бы с радостью отказался от всех этих женщин, если бы от этого зависел мир с норманнами. И во-вторых, его будущая жена была прекраснее. Он представил ее глаза необыкновенного зеленого цвета и вспомнил, как солнечные лучи, попадавшие в них под определенным углом, зажигали в центре маленькие искры голубого цвета. То, как Танон осторожно смотрела на него этими глазами, прикрывая их длинными пушистыми ресницами, контуры ее лица, движения рук, даже само ее дыхание – все это захватывало его внимание, проникало в каждую мысль. Точно так же она владела его помыслами в детстве. А потом ему исполнилось двенадцать лет, он встретился на поле боя со своим первым врагом, и ее образ начал бледнеть.

Но он не смог полностью забыть ее. Ведь имя Танон Ризанде – девушки-норманнки, которая поможет установить мир между их странами, было известно всему Кимру. Он часто слышал это имя от своего дяди во время празднеств в Дехубаре. Танон предназначалась в жены Седрику, и, черт побери, Гарет долгие годы из-за этого ненавидел брата. Но шло время, и многое изменилось. Когда он был мальчиком, ему хватило одного взгляда на Танон, чтобы горячо пожелать дружбы с норманнами. Но потом он вырос, стал мужчиной. И хотя он помнил, какое счастье ему когда-то доставлял вид ее беззубой улыбки, он не хотел теперь иметь с ее народом ничего общего. Вот почему когда дядя предложил Гарету занять место брата и жениться на Танон, он чуть было не отказался.

Но так было до тех пор, пока она вновь не предстала перед его взглядом.

Он сразу узнал ее, хоть поведение Танон совершенно изменилось. Он оставил веселую счастливую девочку, а вернулся к статуе с безупречными манерами. Но внутри ее он ощущал огонь, который соблазнял. Когда он улыбался ей, этот огонь вырывался наружу прерывистым дыханием, от которого приоткрывались ее сочные губы. Пламя плясало под хрупкой оболочкой невинности и покорности, и ему хотелось сорвать с Танон эту маску, пробудить спящую под ней пылкую женщину.

Гарет не был настолько бесчувствен, чтобы не понимать, как тяжело ей будет расстаться с семьей. Он приложит все усилия, чтобы помочь Танон привыкнуть к новой жизни. Но будет ли это легко? Он хотел целовать ее, ласкать, владеть ею со всей звериной страстью, которую Танон зажигала в нем. Но она выходила замуж за человека, а не за животное. И он сдержится, чего бы это ему ни стоило.

На его губах появилась легкая улыбка, когда он задумался о том, что Танон совершенно не осознает, насколько красива. Гарет знал немало женщин и чувствовал, когда те умело пользовались своей властью над мужчинами. Танон явно не догадывалась, как разрушительно действует на него вид ее чудесных ямочек на щеках. И потому воздействие ее чар оказывалось еще сильнее. Будь Бранд Ризанде хоть капельку менее свирепым, его дочь не знала бы, куда деваться от поклонников, жаждущих покорить ее. Дело было в страхе рыцарей Аварлоха и Уинчестера перед отцом, а не в недостатке красоты удочери. Что ж, Гарета только радовала перспектива первым прикоснуться к губам Танон. Первым, кто… Вдруг в дверь комнаты постучали.

– Входите, – сказал Гарет.

В комнату ввалились трое молодых рыцарей. Вслед за ними появился Мэдок, который переступил порог и закрыл дверь пинком обутой в тяжелый сапог ноги.

– Проклятие! Почему мы обязаны мыться перед едой? – пожаловался первый вошедший, почесав квадратный подбородок, поросший густой каштановой бородой. – Я принимал ванну всего две недели назад.

– Да, Олуин, и ты пахнешь, как кабан, который очень долго валялся в собственном дерьме, – прорычал Мэдок. Он пересек комнату и растянулся на кровати Гарета. – Томас, дай-ка мне яблоко.

Томас, высокий худощавый юноша, чьи светло-русые волосы были собраны в хвост на затылке, огляделся вокруг, ища вазу с фруктами.

– Но тут нет яблок.

– Пойди вниз. – Мэдок закрыл глаза и устроился поудобнее. – Может быть, на кухне.

Томас уставился на него в изумлении.

– Я не собираюсь тащиться на кухню только ради того, чтобы принести тебе яблоко.

– Очень хорошо. – Мэдок поднял ноги над матрасом и одним молниеносным движением вскочил с кровати. – Я сам его принесу.

Он похлопал младшего брата по плечу. Его ухмылку можно было бы назвать доброй, если бы во взгляде темных глаз не читалось, что он это еще припомнит.

– Ладно, я найду тебе это чертово яблоко, сволочь, – процедил Томас сквозь зубы.

Он ненавидел себя за то, что каждый раз поддавался на молчаливые угрозы брата. Мэдок ни разу не тронул его и пальцем, но был способен придать своему взгляду такое выражение, что безопаснее было повиноваться.

– Ты, наверное, просто боишься ходить по замку, – еле слышно произнес Томас, уже выходя из спальни. Этим предположением он пытался успокоить свое раненое самолюбие.

Мэдок повернулся к Гарету, не обращая внимания на оскорбление брата.

– Я нашел Бледдейна, когда тот бродил по подвалу.

– Да? – Сидевший на краю кровати Гарет на мгновение перестал зашнуровывать сапог и поднял на друга рассеянный взгляд. – Он заблудился?

– По его словам – да. – Мэдок вытащил из-за голенища кинжал и принялся чистить ногти. – Он мне не нравится.

– Тебе никто не нравится, – коротко ответил ему Гарет.

– Он служил у твоего брата Седрика.

– Ты тоже, – пожав плечами, заметил Гарет.

– Но я всегда был предан только тебе, – ответил Мэдок, в его голосе послышалась обида.

Гарет опять поднял голову и улыбнулся.

– Да, это правда. Я доверяю твоим инстинктам. Понаблюдай за Бледдейном.

– Давайте лучше обсудим вопрос с этим мытьем. Я не намерен пользоваться их мылом, – взмолился Олуин. – Не хочу пахнуть, как норманн.

– Если это поможет общему делу, то ты будешь пахнуть, как роза, – без обиняков заявил Гарет, поднимаясь с кровати. – Ты должен научиться подстраиваться, чтобы потом установить контроль. – Этот мудрый совет, который не раз спасал ему жизнь, дал когда-то дядя. Гарета научили власть мечом, но он предпочитал сначала действовать мозгами. Так погибало гораздо меньше людей. – Сегодня мы приглашены к столу Бранда Ризанде, – напомнил он друзьям. – Я хочу, чтобы вы перестали намеренно задевать других гостей плечами, как это было прошлым вечером. Хватит искать повода для драки. Не забывайте, для чего мы здесь.

– Чтобы забрать девчонку, – заявил самый младший брат Мэдока по имени Киан с глазами цвета темного золота, блеск которых могла заглушить лишь растрепанная копна волос такого же оттенка.

– Чтобы добиться мира между нашими народами, – терпеливо поправил его Гарет. – Любой ценой. Если потребуется, чтобы мы ели, пили с норманнами и улыбались им, то мы будем это делать.

– И спать с ними, – с отвращением пробормотал Олуин.

Он огляделся в поисках какой-нибудь посудины, куда можно было бы сплюнуть.

– Олуин. – Голос Гарета зазвучал повелительно. – Я разделяю твои чувства по отношению к норманнам. Но леди Ризанде станет моей женой. И ты будешь воздавать ей почести и уважать ее так же, как меня. Тебе ясно?

– Да, Гарет. – Олуин бросил на него хмурый взгляд. – Но и ты не забывай, кто она.

– Она скоро станет одной из нас, и мы будем относиться к ней с добротой, – твердо произнес Гарет. Когда Олуин наконец согласно кивнул головой, принц добавил более спокойным тоном: – И никаких драк и убийств. – Он посмотрел на Мэдока. – Понятно? Я знаю, что это будет тяжело, особенно для тебя.

Мэдок пожал плечами, но по его лицу было видно, что приказ Гарета пришелся ему не по вкусу.

– Ты еще не женился на ней, а уже весь расклеился.

Гарет тихо рассмеялся и пошел мимо него к выходу.

– Давай попозже встретимся во дворе, и ты сам увидишь, расклеился я или нет.

Пока Гарет спускался по лестнице, его мысли вновь обратились к Танон. Он размышлял, как следует вести себя с ней. У их брака есть четкая цель, и она должна быть достигнута. Он не забудет, что Танон – норманнка. Но он постарается сделать жену счастливой и укрепить союз между норманнами и Кимром. А это означает, что ему нужно помочь ей привыкнуть к новому образу жизни. Не спешить, доказывать Танон, что он не свирепый варвар, каким она его представляет. Медленно и нежно лишить ее страха, наивности и только потом – одежды. Показывать ей свою любовь всеми доступными способами.

Он сможет приспособиться к ситуации. Сможет забыть о том, что когда-то, очень давно, Танон перевернула его мир с юг на голову. «Но, проклятие, – мысленно воскликнул Гарет, когда спустился с лестницы и понял, с каким нетерпением ждет встречи с Танон, – это будет гораздо труднее, чем кажется!»

* * *

Танон вышла из своей комнаты. Ребекка исчезла за поворотом длинного коридора, направляясь в покои леди Бринны. Танон в одиночестве двинулась к лестнице и вдруг увидела внизу Гарета с Элеонорой Фицдраммонд. На мгновение Танон замерла, наблюдая за ними. Итак, принц тоже увлекся пышной упругой грудью этой дамы, как в свое время Роджер. Танон следовало догадаться раньше, что так оно и будет. Мужчины могли улыбаться так, как улыбался сейчас этот валлийский змей, только когда их мысли были направлены на удовлетворение похотливых желаний – или на поедание яблочных пирогов. Ну и ладно, ей все равно, даже если он сейчас поцелует Элеонору. Может, он даже захочет увезти леди Фицдраммонд в Уэльс вместо нее. Тогда она выйдет замуж за Роджера, как и собиралась.

Танон сделала еще один шаг вниз, когда Гарет улыбнулся чему-то, что нашептывала ему красотка. Лицо Гарета осветилось истинной мужской самоуверенностью, а в глазах зажглись искры изумления, ноги у Танон стали как ватные. Боже правый, чем дольше она смотрела на них, тем быстрее в ее сердце просыпался гнев. Как он может так явно пренебрегать ее чувствами, флиртуя с той самой женщиной, которая пыталась украсть у нее прежнего жениха? Да и вообще, почему это ее так беспокоит?

«Нет, это меня совершенно не беспокоит», – решила Танон и пошла вниз по лестнице. Столкнувшись с Гаретом и Элеонорой, она ужалила их презрительным взглядом и пошла дальше.

Справа из темноты вышла фигура и преградила ей путь. Танон посмотрела в широкие, темные глаза, заметила тонкий шрам, пересекающий твердо сжатый подбородок. Мужчина рывком разжал челюсти и произнес:

– Ваш нареченный стоит вон там. Он сопроводит вас в пиршественный зал. – И, не отводя от нее взгляда, он указал пальцем в сторону Гарета.

Танон хотела обойти его и направиться дальше, но ноги почему-то не повиновались. Это был тот самый Мэдок, и на близком расстоянии он выглядел гораздо более устрашающе, чем на открытом воздухе, в центре турнирной арены.

– Боже, вы ведете себя, как сказочный людоед, – мягко упрекнула она его, а потом повернулась к нему спиной и опять оказалась перед Гаретом.

Мэдок посмотрел на гордую осанку девушки, и едва заметно улыбнулся, отчего смягчились и потеплели черты его лица.

Танон не сказала Гарету ни слова, даже не поздоровалась с ним, когда он подошел к ней. Элеонора уже покинула его, но боль, которую она причинила Танон, еще не утихла.

– Мэдок, ты можешь идти, – обратился к другу Гарет и подождал, пока его вассал не исчез за дверями главного зала Уинчестерского замка. Потом он обратился к Танон: – Ты и вправду должна прекратить бегать от меня. – Его голос был одновременно нежным как шелк и твердым как сталь.

Танон приложила все усилия, чтобы этот голос, эти глаза, блестящие в свете факелов, не произвели на нее никакого эффекта. Она злилась на себя за то, что ее вывел из себя вид Гарета, посылающего улыбки Элеоноре. Ведь Танон было все равно, когда с Элеонорой флиртовал Роджер. Все же Гарет когда-то был ее защитником, ее другом. Жалко, что он превратился в такого неотесанного варвара.

– Я удивлена, что ты вообще заметил меня, – ответила Танон, стараясь говорить как можно равнодушнее.

Удивленная улыбка смягчила резкие контуры его губ. Потом он притворно надул их и произнес:

– Ты считаешь, что меня можно увлечь так же легко, как де Куртене? Танон, ты обижаешь меня.

Она открыла рот от изумления.

– О, пожалуйста, прости меня за то, что я оказалась такой же бесчувственной, как и ты.

Гарета явно удивил всплеск ярости в ее взгляде. Когда он заговорил, его голос прозвучал необыкновенно нежно:

– Предложение леди Фицдраммонд броситься в мою постель было отклонено. Неужели ты действительно думаешь, что я променяю золото на глину?

Танон вскипела. Элеонора предложила ему разделить постель? О, если бы она не была…

– Золото?

– Да. – Гарет кивнул, наслаждаясь растерянным выражением ее лица.

На мгновение Танон показалось, что он пытался побороть не вооруженного противника, как обычно, а чувства, которые она будила в нем.

«Выкинь эти глупые мысли из головы», – приказала себе Танон. Вчера ей тоже показалось, что он собирался поцеловать ее, а он на самом деле говорил о сладком пироге в руках. Можно ошибиться один раз, но во второй уже нельзя вести себя так простодушно.

«Мы знаем, как вы дорожите ею», – он сказал эти слова королю. Вильгельм любил ее, и валлийцы знали об этом. Вот почему она была нужна Гарету. Вряд ли кто-нибудь мог послужить лучшим залогом мира между Англией и Уэльсом. Норманнская армия ни за что не станет нападать на его страну, пока Танон находится там. Слишком велик был риск не найти ее в живых.

– Твой народ сейчас особенно нуждается в золоте, не так ли?

Гарет смотрел на нее так, как будто хотел что-то сказать. Но прежде чем он открыл рот, Танон отвела взгляд и продолжила:

– Я уже дала согласие на этот брак. Поэтому у тебя нет необходимости… – Он одним шагом покрыл расстояние между ними. Ее вновь окутал запах леса и кожи, исходящий от Гарета. Она заглянула в его глаза, окаймленные длинными ресницами. В их глубине горел огонь. – …Притворяться, будто ты… – Он поднес руку к лицу Танон, и слова застряли у нее в горле. Она широко открыла глаза. – Что ты делаешь?

Гарет нагнул голову и приблизил к ней лицо. На этот раз она не ошибалась – он собирался поцеловать ее! Танон едва дышала. Она знала, что ей следует отпрянуть, но его улыбка была такой восхитительной, такой знакомой… Гарет сначала просто коснулся губами ее рта, но прежде чем Танон успела опомниться и оттолкнуть его, назвать его негодяем за то, что у него хватило наглости поцеловать ее прямо тут, в коридоре замка, Гарет углубил поцелуй, лаская ее губы восхитительно нежными движениями, в которых ощущалась томительная страсть, отчего Танон едва слышно застонала.

Гарет медленно оторвался от нее и увидел глаза Танон, спрятанные в тени опущенных ресниц, ее полуоткрытый рот. «Боже правый! Это будет в тысячу раз труднее, чем я думал».