Ночью Бринну разбудил мучительный, горестный стон: «Колетт!» Она села в постели. Очаг погас, но при мерцающем свете тлеющих углей она могла видеть спящего мужа.

– Брэнд, проснись, – ласково позвала она. – Проснись, дорогой.

Он мгновенно открыл глаза, сна в них как не бывало. Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее, и пустота в его взгляде испугала ее.

– Бринна.

Руки, коснувшиеся ее лица, всегда такие сильные, уверенные, теперь дрожали. Глаза, словно изучая, задержались на ее лице. Потом, видимо, не найдя того, что искал, Брэнд отвернулся, встал с кровати, начал одеваться.

Натянув до подбородка одеяло, Бринна следила за мужем.

– Брэнд, не уходи. Пожалуйста. – Но тот, казалось, не слышал ее.

Он нащупал в темноте красный плащ, накинул его на голые плечи, встал перед очагом и протянул руки к тлеющим углям, Затем наклонился, подбросил дров, и очаг снова запылал, распространяя по комнате не только свет, но и тепло. Брэнд опять протянул руки к огню, вбирая тепло, которое не могла дать ему жена.

Бринна молча плакала. Ей так хотелось подойти к нему! Но что бы она сказала? Ведь она не Колетт де Марсон, а именно эту женщину любил Брэнд.

– Я ненавижу ее, Брэнд, – чуть слышно прошептала она. – Но я понимаю, что ты до сих пор ее любишь.

– Нет. Я больше не люблю ее. Любовь делает из мужчин глупцов. – Он не повернулся к жене, продолжая глядеть на пламя. – Я всегда позволял сердцу руководить мной, Бринна. – Он замолчал, вспомнив, какая боль была в испуганных глазах Александра перед смертью. – Я сделал выбор, с которым должен жить до конца своих дней. Я никогда не повторю такую ошибку.

Что может пробить ледяной панцирь, наглухо закрывающий сердце ее Тритона? Но ведь его обманули собственные чувства. Встав с кровати, Бринна подошла к мужу.

– Позволь мне научить тебя снова доверять тому, что считает правильным твое сердце, – тихо сказала она. – Позволь мне излечить тебя.

Она стояла перед ним, молясь, чтобы муж не отверг ее. Брэнд замер в нерешительности. Тогда она протянула к нему руки, нежно погладила. Он склонил голову, провел губами по ее виску, потом обнял. Сначала неуверенно, будто сопротивляясь тому, что предлагала жена, и вдруг крепко прижал ее к своему телу. Его жаркий поцелуй мог бы растопить глыбу льда.

К тому времени когда она проснулась от яркого утреннего солнца, Брэнда уже не было в комнате. Она медленно одевалась, вспоминая ночь, проведенную с ним, его лицо в восторженном экстазе. Он был таким пылким, страстным, мужественным… и выжженным любовью, запятнанной изменой и кровью.

Бринна знала, что ей предстоит тяжелая битва, но ведь она – дочь воина, она будет сражаться, чтобы спасти Брэнда. Не с мужем, а с тем, что натворила его любовь к этой Колетт де Марсон.

Вернувшись в свою комнату, Бринна выбрала наряд и победно улыбнулась. Платье идеально подходило к ее глазам. Она была чудо как хороша в нем. Изумрудно-зеленый бархат, мягче розовых лепестков, падал к ее ногам. Кремовые жемчуга украшали твердый лиф, поддерживающий грудь. Юбка широкая, с разрезами по бокам до колен, два слоя кремового шифона намекали на красоту ее ног. Застегнув изумрудное ожерелье, подаренное мужем, Бринна зачесала волосы назад и скрепила их на макушке большой изумрудной заколкой. Остальная бронзовая масса струилась по спине.

Битва продолжалась, и ее Тритон стоил каждого удара, которые она готовила.

Когда Бринна вошла в большой зал, первым ее заметил Вильгельм. Брэнд улыбнулся. По крайней мере отважный герцог был единственным, кто посмел застонать при виде его жены.

– Черт побери, я умираю от зависти, парень. – Герцог опустил кубок, уже поднесенный ко рту. – Если б не моя любовь к старому другу, я бы убил тебя за нее.

Данте засмеялся:

– Ты слишком тщеславен, чтоб улыбнуться ей, не похвалив до того себя.

– Ха, смотри и учись, щенок, – принял вызов герцог. Брэнд улыбнулся, продолжая следить за женой.

Бринна шла по залу. Она была прекрасна и свежа, как весеннее утро. Каждое движение заставляло мягкий бархат восхитительно приоткрывать ее стройные ноги, которые сжимали его прошлой ночью. Она была непостижимо чувственной, и его тело подтверждало это.

– Она со мной играет, – сказал он больше себе, чем герцогу.

– Только игра на тебя и действует, – ответил Вильгельм, лениво потягивая мед.

– Я выиграю, – почти зарычал Брэнд.

– И какова будет цена победы?

– Смерть. Моя смерть, если проиграю.

– А вдруг ее победа вернет тебя к жизни, а?

Брэнд пропустил мимо ушей вопрос, за которым скрывалась озабоченность друга. Его глаза следили за Бринной, и когда она подошла наконец к столу, Вильгельм первым улыбнулся ей. Она села напротив мужа, ответила на дружественное подмигивание герцога и очаровательную улыбку Данте, затем перевела взгляд на Брэнда, одарив его такой чувственной улыбкой, что ему пришлось неловко заерзать на стуле.

– Ты, случайно, не онемел с утра, муж? – Голос, как язык пламени, лизнул его спину.

Вильгельм улыбнулся еще шире:

– Миледи, будет ли мне позволено заметить, что вы этим утром восхитительны?

– Позволено, милорд.

– Вы просто радуете душу, – любезничал герцог. – Ваши бронзовые волосы как расплавленная медь, пылающая огнем на фоне чудеснейшей сливочной кожи, которой вас так щедро наградил Господь.

– Такие приятные слова, да еще сказанные кровожадным дикарем, – улыбнулась Бринна.

– Oui, – кивнул Вильгельм, самодовольно взглянув на Данте. – А ваши глаза… миледи, на свете нет изумруда столь чистой воды, сверкающего всеми гранями.

Она вспыхнула и собралась ответить, но муж, прищурившись, смотрел на нее холодными, стальными глазами, и ответ не получился. Неужели Брэнд снова ревновал? Надеясь, что так оно и есть, она наградила Вильгельма самой ослепительной из своих улыбок.

– А вы, милорд, славны мощью и властью. Да, это исходит от каждой частицы вашего закаленного в битвах тела. Вы побеждаете врагов одним взглядом своих глаз цвета полированной стали дамасского меча. Но вы одновременно теплы, как благодатное шерстяное одеяло в холодную зимнюю ночь.

Улыбка Вильгельма растянулась до ушей, и она хихикнула, прикрыв ладонью рот. Герцог вдруг хлопнул руками по столу и поднялся.

– Брось этого норманнского повесу и беги со мной! – Все в большом зале окаменели, но Брэнд не сводил глаз с жены.

– Вы тоже норманн, сэр, – напомнила Бринна, игнорируя сверкающий взгляд мужа.

– Oui, – печально вздохнул герцог, потом снова просиял: – Я откажусь от трона и объявлю себя саксонцем.

Бринна распахнула глаза в притворном испуге:

– Какая измена!

Вильгельм наконец захохотал, откинув голову и держась за живот.

– Вы необыкновенная женщина… в самом деле, необыкновенная, – заявил он, садясь на место. – Смотри получше за тем, что имеешь, друг мой, иначе я украду ее у тебя.

– Да, эта женщина может сразить мужчину одним языком, – медленно улыбнулся Брэнд.

Сердце молотом стучало у нее в груди. Битва началась, теперь нужно быть осторожной… только не слишком осторожной. Не переставая улыбаться, Бринна посмотрела мужу в глаза и облизнула губы.

– Язык, когда правильно им пользуешься, может быть смертельным оружием, милорд.

Вильгельм чуть не поперхнулся, затем хлопнул Брэнда по спине и встал.

– Удачи тебе, сынок. Она тебе очень понадобится, – сказал он почти с состраданием.

Потом снова захохотал, громко, искренне, радостно, как и полагается человеку безудержных страстей, вроде герцога Нормандского. Обхватив Данте своей ручищей, он поднял молодого рыцаря с места. Он хотел, чтобы парочка осталась наедине.

– Пошли. Надо поговорить насчет замка Грейклифф.

– Зачем?

– Затем, что ты будешь там жить.

Бринна посмотрела, как герцог уводит Данте, и уже собралась что-то сказать, но от взгляда мужа у нее захватило дух.

– Я предупреждал тебя, жена, насколько опасна такая игра. Ты соблазняешь других мужчин прямо у меня на глазах. – Бархатный голос, кончики пальцев легонько постукивают по ободку золотого кубка. Он лишь на миг отвел от нее взгляд, чтобы полюбоваться великолепной резьбой. – На твое счастье, ощущение прекрасного кубка под моими пальцами заставляет меня забыть гнев.

Бринна посмотрела на его руку. Длинные, мозолистые пальцы с наслаждением гладили холодный металл. Она вздрогнула, представив, что это ее грудь отдается нежным прикосновениям. Осторожно, предостерегла она себя, поднося дрожащими пальцами кусок хлеба ко рту.

– Да, какое счастье, что муж наслаждается искусной резьбой кубка! Иначе бы его гнев так напугал меня, что я помчалась бы в свою комнату и спряталась в постели, ожидая наказания.

Брэнд секунду изучал ее. Глаза словно голубые озера чистой воды. Потом он улыбнулся, так ослепительно, что все перед ней поплыло. Она забавляла его, заставляла смеяться, и ей это нравилось. Бринна улыбнулась в ответ и была уверена, что почувствовала его искреннюю привязанность.

Оба помолчали, затем Брэнд встал и протянул ей руку:

– Давай прокатимся верхом.

– Но мой огород. Я должна еще…

– Я отправил туда Алисию и Лили. Идем. Твои земли еще незнакомы для меня. Чтобы охранять Эверлох, я должен изучить каждый холм, увидеть каждую дорогу, знать, куда они ведут.

Бринна не могла и не хотела отказывать ему. Он не позволил ей отлучиться от себя ни на секунду, даже когда они вместе шли к конюшне. Там Бринна попыталась сесть на одну из своих лошадей, но муж поднял ее на собственного жеребца.

– Сегодня прохладно, – сказал он, прыгая в седло. – Нам будет теплей, если мы поедем вместе. – Брэнд обхватил ее, держа поводья, и она уютно пристроилась на его груди.

Вскоре замок исчез вдали, а необъятный простор голубого неба скрыл полог из листьев, окрашенных в золотые, темно-красные, зеленые цвета. Под ее руководством они ехали среди лабиринта деревьев и высоких скал, и Брэнд отмечал для себя каждую тропу, на которую указывала жена, хотя, плененный ее голосом, дважды пропустил важное. Бринну восхищал каждый холм, покрытый росой. Каждый бурлящий поток вызывал крик восторга, когда ледяная вода брызгала ей на ноги.

– Тут есть одно место, где у тебя захватит дух. – Услышав волнение в ее словах, Брэнд улыбнулся. – Отец любил привозить меня сюда, хотя мы, конечно, не осмеливались говорить об этом маме. Она бы живьем спустила шкуру с бедного папы.

– За что?

Повернув голову, Бринна одарила его такой озорной улыбкой, что он еле удержался от поцелуя.

– Сам увидишь. Поднимайся по этому склону до вершины.

Жеребец дважды терял опору на каменистом откосе, но Бринна прекратила радостную болтовню лишь для того, чтобы сказать, что они почти у цели.

– Лучше бы ты позволил мне взять мою лошадь, Брэнд. Твой жеребец быстро устает.

Он хотел посмеяться над ее замечанием, но тут вороной снова оступился. За минуту до того, как они достигли наконец вершины, Бринна настолько резко повернулась, что они едва не скатились назад. Брэнду с трудом удалось остановить коня..

– Закрой глаза, – приказала она.

– Женщина, ты до того глупа, что…

– Пожалуйста, Брэнд. Закрой глаза, иначе ты испортишь мой сюрприз.

Он хотел выругаться или даже придушить ее за легкомыслие. Но, черт побери, щеки у нее были такие розовые, глаза такие умоляющие, что он стиснул зубы и подчинился.

– Теперь спешивайся. Нет, глаза не открывай! Делай, как я говорю, и не бойся.

– Единственное, чего я боюсь, женщина, – что могу сбросить тебя с этого чудовищного холма. – Услышав смех, он еще больше рассердился.

– Возьми меня за руку, – попросила Бринна. – Ты должен верить мне.

Брэнд остановился. Глаза не открыл, но и шагу не сделал. Засмеявшись, она дернула его за руку.

– Иди, муж. Обещаю, что не дам тебе упасть.

– Бринна…

Он вспомнил свои кошмарные сны, когда падал с высокого обрыва, и резко открыл глаза. Но Бринна снова прикрыла их ладонью.

– Просто иди за мной.

– Нет. – Жена понятия не имеет, как это страшно для него.

– Пожалуйста, Брэнд, – шептала она. – Ну, Брэнд, ты лишаешь себя и меня такого удовольствия.

Она снова потянула мужа за руку, и он позволил ей наконец провести его несколько шагов.

– Теперь садись. Вот сюда, так удобнее, верно? – успокаивала Бринна. – Отец заставил меня сделать это еще в девятилетнем возрасте. И, скажу тебе, это был самый волшебный день моей жизни.

– Я уже могу открыть глаза? – Брэнд почти рычал.

– Пока нет. Сначала ты должен лечь на живот. – Она снова хихикнула. – Не сердись, не думай об этом.

Бринна тянула его вниз до тех пор, пока все тело у него, кроме головы, не прижалось к твердой скале.

– А теперь открой глаза.

Брэнд открыл, и то, что он увидел перед собой, успокоило его сердце.

– Боже! – прошептал он, глядя на пенистые волны, бьющиеся о скалу далеко внизу.

– Разве не чудесно? Когда твоя голова над обрывом, кажется, что ты летаешь, правда? – Он молчал, но Бринна и не ждала ответа. – Слышишь, как шумят волны, когда сливаются с ветром? У меня мурашки бегут по коже.

Совсем не то слово, какое выбрал бы он для описания своих чувств сейчас, здесь, над краем обрыва. Восторг, разгонявший кровь. Благоговейный трепет, от которого замирало сердце, который невозможно описать словами, если б даже он смел их произнести. Грейклифф был построен на высоких скалах Дувра, но там он никогда еще не чувствовал себя парящим в воздухе. Бринна повернула голову, увидела восхищенную улыбку мужа и улыбнулась в ответ.

– Теперь понимаешь, отчего мама сердилась?

Брэнд тихо засмеялся, притянул к себе голову жены и поцеловал ее.

– Каждый день чем лучше я тебя узнаю, тем горячее благодарю Господа, что не отнял жизнь у твоего отца.

Бринна тоже была ему благодарна, хотя никогда об этом не говорила. Она не знала, что заставило мужа сказать это теперь.

– И почему ты оставил его в живых?

– Потому что твой отец – великий воин. Я уважал его даже в тот момент, когда он поднял на меня свой меч.

Она кивнула, а Брэнд уже снова смотрел вниз.

– Но почему ты благодаришь Господа за то, что пощадил моего отца?

– Если б я убил его, ты бы ненавидела меня. – Бринна закусила губу, чтобы не задать еще тысячу вопросов, которые породил его ответ. Но для одного дня достаточно, вряд ли стоит давить на него.

– Я бы не смогла долго тебя ненавидеть. – Он вопросительно поднял бровь, и она с раскаянием отвела взгляд. – Хотя ты прав. Моя стрела поразила бы тебя раньше, чем ты получил бы возможность захотеть меня.

Ветер смешал громкий смех Брэнда с мощным ревом волн под скалой. Бринна вслушивалась в этот самый чудесный на свете звук, пока муж не заявил ей, что хочет вернуться с ней в теплую постель.

Первым, кого они увидели, вернувшись в замок, был Данте, спускавшийся по лестнице с яблоком в руке. Проходя мимо них в большой зал, он улыбнулся, явив им свою знаменитую ямочку.

– Вильгельм жаждет твоей головы.

– Почему? – спросил вдогонку Брэнд.

– Из Грейклиффа прибыли твои собаки. Они почти час терроризировали его людей, пока герцог не ворвался в зал и не облаял их еще громче. У бедняги Шреддера даже шерсть встала дыбом.

– Проклятие! Где они сейчас?

Когда Брэнд догнал брата, тот молча указал ему на массивные двери. Потом Данте распахнул одну створку, прижался к дверному проему и сделал приглашающий жест.

– Только после вас, милорд.

В большом зале огромные собаки шныряли вокруг столов и хватали еду с тарелок испуганных рыцарей и слуг. Брэнд с улыбкой повернулся к брату:

– Похоже, люди Вильгельма уже намочили штаны.

– Собаки выглядят довольно свирепыми. – Бринна предусмотрительно укрылась за спиной Данте.

– Они могут быть свирепыми, но не со мной, – сказал ей муж и коротко свистнул.

Свирепые чудовища тут же отвернули морды от украденной еды. Одна из собак, огромный, серебристый зверь, увидев хозяина, понеслась к нему, и рыцарь, застывший каменным изваянием, пока она тщательно вылизывала его тарелку, вздохнул с великим облегчением. Брэнд наклонился, как будто хотел взять свою любимицу на руки, но собака уже встала на задние лапы, чуть не опрокинув его.

– Ты скучала по мне, Уиспер? Я тоже скучал по тебе, моя девочка. – Брэнд погладил ее массивную голову и поцеловал.

– Уиспер, да? Похоже, ты не догадывался, что по-английски это «шепот»?

Подняв голову, Брэнд увидел герцога, направлявшегося к нему с большим кубком эля в руке.

– Видно, ее непрерывный лай ничего для тебя не значил, когда ты давал ей эту кличку?

Едва герцог подошел, собака зарычала и обнажила клыки.

– Что?! – прорычал в ответ Вильгельм. – Да что ты говоришь? Ты должна мне ноги лизать за то, что я не содрал с тебя шкуру для нового зимнего одеяла! – Потом он угрожающе взглянул на Брэнда: – Если твои дворняжки покалечат хоть одного из моих людей, будешь расплачиваться из личного сундука.

Данте вонзил зубы в яблоко, чтобы скрыть улыбку. Вильгельм что-то буркнул себе под нос и вернулся в свое кресло.

– Бринна, подойди и погладь мою собаку.

– Нет, благодарю.

– Вы должны подружиться. Дай ей что-нибудь с тарелки, иначе Уиспер тебя невзлюбит и вцепится в горло, когда ты подойдешь ко мне слишком близко.

Она смотрела на мужа, ее недоверие медленно сменялось раздражением. Мысль о том, что нужно протянуть руку к пасти этого чудовища, ужасала ее, однако насмешка в глазах Брэнда вернула самообладание. Не желая быть побежденной собакой, она протянула ей ломтик баранины и с вызовом поглядела на мужа. Она собиралась обругать его, но передумала, как только на нее уставились черные, как ночной кошмар, глаза.

– Спокойно, Уиспер, – произнес Брэнд.

Он просто дразнил жену, потому что его любимица была послушной, словно котенок. Но ведь Бринна этого не знала, и, если б он не вызвал ее раздражение, она бы всю жизнь боялась этих огромных псов. Как он и думал, жена приняла его вызов. Она поднесла угощение Уиспер, и оно было почти изящно схвачено из ее пальцев устрашающими белыми клыками.

– А как насчет остальных? – вызывающе осведомилась Бринна, проглотив страх.

– Те негодяи без спроса возьмут что хотят.

– Под стать хозяину. Как их зовут?

– Кейос и Шреддер, – улыбнулся Брэнд. – Но тебе незачем их гладить. Они по натуре охотники, а не домашние любимцы.

У нее, конечно, побежали мурашки, но Бринна решила выиграть битву, которую начал муж. Закрыв глаза, она мысленно произнесла молитву, потом взяла кусок баранины и протянула одному из чудовищ, пускавших слюни рядом с Данте.

– Спокойно, – выдохнула она, когда собаки подошли ближе.

Она сразу почувствовала, как напрягся Брэнд. Он был готов немедленно укротить пса, если тот попробует укусить ее. Бринна улыбнулась. Муж никому не позволит причинить ей вред, его бессердечность только кажущаяся. Слюнявая морда ткнулась в ее руку, и Бринна, опять закрыв глаза, потрепала Кейоса по голове. Черная собака лизнула ее пальцы, и Бринна облегченно вздохнула.

Потрясенный Брэнд отпустил Уиспер и повернулся к брату:

– Мы должны взять миледи с собой на битву. Она своим языком и прикосновением способна укротить самое дикое животное.

– Нет, милорд. – Бринна лукаво посмотрела на мужа, решив продолжить битву. – Вас я пока не смогла укротить.

– Твоя правда, – хрипло подтвердил Брэнд, потом наклонился и провел большим пальцем по ее губам. – Ты, наоборот, делаешь меня еще более диким, чем раньше.

Вспыхнув, она повернулась к Данте, но того уже не было рядом. Она прошла мимо мужа, слегка задев его бедром, и направилась к двери. Брэнд вдохнул ее запах. Он не мог отвести глаз от ее тела, которое манило его, приглашая следовать за собой. Дрожа от желания, Брэнд догнал жену и схватил в объятия. Его поцелуй был подкреплен жарким стоном.

– Извините, милорд.

Брэнд поднял голову, раздосадованный вмешательством юного оруженосца.

– Ты что, не видишь, что я целую свою жену? – Юноша побледнел и нервно одернул тунику.

– Простите, милорд. Страж на башне послал меня доложить вам, что приближаются всадники.

– Он видел их стяги?

– Нет, милорд.

– Ладно. – Брэнд виновато посмотрел на жену. – Поднимайте гарнизон. Я сейчас буду.

– Пошли туда Данте, – прошептала ему в шею Бринна. – Сейчас ты нужен мне.

Она почувствовала, как напряглось тело мужа, и улыбнулась своей власти над ним.

– Данте! – крикнул он. Брат взглянул в его сторону и бросил огрызок яблока Кейосу. – Приближаются всадники. Сходи посмотри на них и дай мне знать, кто они такие. Мы с Бринной уходим в свою комнату.

Торопясь уложить ее в постель, он не заметил, как две собаки понеслись к воротам замка. Но когда Уиспер начала тихонько повизгивать, лорд Эверлоха наконец обратил на это внимание.

Лицо у него стало бледнее луны в морозную зимнюю ночь. Лишь один человек вызывал подобную тревогу в его собаке. Лишь один человек заставлял Уиспер трусливо жаться к его ногам, словно приближалась беда. Только Уиспер с ее чутьем и острым слухом могла это почувствовать.

Глубоко вдохнув, Брэнд догнал брата прежде, чем Данте начал открывать ворота.

– Погоди!

Данте остановился и посмотрел на него. Видимо, собравшись наконец с силами, Брэнд сделал еще один глубокий вдох, кивнул и отошел от дверей. Псы быстро, не издав ни звука, сели у его ног. Одна Уиспер жалобно скулила.

Вильгельм не торопясь вышел из зала посмотреть, что случилось, Данте уже открыл ворота. Герцог вопросительно посмотрел на Бринну, но та лишь пожала плечами. Она понятия не имела, кто был снаружи, однако ее муж, казалось, боялся увидеть то, о чем уже знал.

– Брэнд? – Она дотронулась до его руки.

Он даже не повернулся, глядя на всадника, скакавшего к Эверлоху.

– Господи помилуй!

Рычание Вильгельма у нее за спиной заставило Бринну вздрогнуть, она уже хотела обернуться, когда услышала страдальческий вздох мужа. Он закрыл глаза, словно отрицая увиденное, и Бринна в конце концов решила посмотреть сама на непрошеных гостей.

Отряд примерно из двадцати человек стремительно приближался к замку, следуя за всадником в черном плаще. Вскоре Бринна уже могла различить, что впереди скачет женщина, и догадалась, кто она. Ужасающее молчание людей Брэнда и герцога Вильгельма подтверждало то, что отказывался принять рассудок Бринны.

– Что мне делать? – прервал молчание Данте.

– Подождешь ее у ворот и узнаешь, что она хочет, – безжизненным голосом ответил ему брат.

Данте помедлил, затем пошел выполнять его просьбу.

– Брэнд, просто захлопни эту проклятую дверь перед ее носом, – сказал Вильгельм.

Бринна посмотрела на герцога, но тот с полной безнадежностью отвел взгляд. Она хотела закричать или заплакать, побежать к дверям, захлопнуть их, как советовал Вильгельм, и не могла двинуться с места. Просто смотрела, как Данте вскочил в седло.

– Не будь дураком, Брэнд.

Однако ее муж сделал вид, что не слышит предостережение герцога Нормандского. Он смотрел на женщину в черном плаще и, казалось, не дышал. Бринна осознала, что и сама не дышит, когда голова закружилась от недостатка воздуха. Она сделала глубокий вдох, но потом снова забыла дышать, потому что вернулся Данте. Он быстро взглянул на нее, прежде чем обратиться к брату.

– Она хочет попросить здесь укрытия от своего отца.

– Почему?

– Не знаю. Она только сказала, что хочет поговорить с тобой.

Эверлох накрыла мертвая тишина. Никто не произнес ни слова. Никто не дышал. Весь мир будто оцепенел, дожидаясь решения лорда. Только Уиспер поскуливала у ног хозяина. Это был один из тех моментов, когда секунды превращаются в часы. Брэнд не сводил глаз с женщины, ожидающей за воротами замка.

– Пусть войдет, – наконец сказал он таким повелительным тоном, что никто не посмел возразить.

Никто, кроме Бринны.

Она повернулась к мужу, ее пронзительный взгляд требовал, чтобы он посмотрел на нее.

– Я не сомневаюсь, что женщина, подъехавшая к моему дому, Колетт де Марсон. Но я спрашиваю, муж, почему ты позволил ей войти? Почему ты столь небрежно отнесся к моим чувствам? – Бринна сама ответила на свой вопрос. – Ты до сих пор любишь эту женщину и швыряешь мне свою любовь, как…

– Молчать! – приказал Брэнд. Лицо словно высечено из камня, глаза тверды, как сталь. Затем он моргнул и пришел в себя, казалось, возводя слой за слоем защитную броню. – Или ты замолчишь, или я удалю тебя отсюда.

Бринна смотрела на мужа, борясь с подступающими слезами и яростью, сменяющими друг друга.

– Хорошо. Я замолчу, – решительно пообещала она. Впервые с тех пор, как распахнулись двери замка.

Брэнд отвел взгляд от женщины, дожидавшейся у входа в Эверлох. Он хотел последовать за женой, когда та обошла его и встала рядом с Вильгельмом и отцом.

– У нас все будет в порядке, Бринна, – прошептал он, словно боялся этих слов, боялся ей что-нибудь обещать.

Но Бринна молча отвернулась.

Колетт де Марсон вошла в замок с порывом холодного воздуха, черный плащ за ее спиной раздулся от ветра. Подойдя к Брэнду, она медленно потянула назад капюшон, он соскользнул с ее светлых шелковистых волос.

– Глупец! – с отвращением бросил Вильгельм и решительно покинул замок.

У двери он толкнул плечом одного из людей Колетт, чуть не сбив его с ног. Колетт даже глазом не моргнула при виде ярости герцога Нормандского. Ее спокойствие, изящество, не говоря уже о красоте, поразили Бринну, которая внимательно следила за ней сверкающими глазами.

– Милорд.

Придерживая складки бархатной одежды, Колетт де Марсон склонилась перед ним в легком реверансе. Когда она выпрямилась, ее огромные темные глаза блестели от слез. Она подняла руку, желая коснуться его щеки, но Брэнд со скоростью змеиного броска остановил ее:

– Зачем ты здесь?

Черные, обжигающие, словно угли, глаза окинули зал, остановившись на Бринне.

– Я поговорю с милордом наедине. – Колетт перевела взгляд на Брэнда и ждала.

Он долго смотрел на нее, Бринна почти слышала вопросы, которые он жаждал ей задать.

– Хорошо, – наконец сказал он.

Колетт улыбнулась ему, но ответной улыбки не дождалась. Гнев не позволил Бринне увидеть холодность мужа, с какой он смотрел на Колетт.

Развязав плащ, та повернулась, чтобы Брэнд помог его снять, и ее волосы, казалось, осветившие весь Эверлох, упали ему на руки. Если б его жена в этот миг не выбежала из зала, то могла бы заметить, что Брэнд смотрит ей вслед, вместо того чтобы вдыхать запах роз, который преследовал его во сне.