Мейри терпеть не могла слезы. Она не плакала почти семь лет. Шесть месяцев после того, как Коннор уехал, она заливалась слезами, а потом дала себе клятву, что больше не прольет по нему ни единой слезинки. Но сейчас Мейри не могла поверить собственной слабости — по ее лицу ручьями катились слезы. И все потому, что Коннор спросил ее, считает ли она, что без нее он был счастлив. А еще потому, что в этот момент он выглядел таким же несчастным, какой была она целый год после его отъезда. Ей никогда не приходило в голову, что Коннор не был здесь счастлив… без нее. Мейри вытерла слезы. Он сам выбрал эту жизнь, пусть даже его вынудил долг. Правда, она приказала ему не появляться ей на глаза, но совсем не ожидала, что он так легко подчинится. Страдал ли он из-за этого? А что, если он говорил все эти красивые слова лишь для того, чтобы она смягчилась и побольше рассказала о горской милиции? И он сочувствовал ковенантерам! О Боже! Однако его аргументы можно было понять. Мейри и сама слышала о массовых казнях, устроенных покойным королем Карлом. Говорят, они были такими кровавыми, что даже Яков их не одобрил. А Коннор принимал участие в этих расправах. Мейри содрогнулась, признав, что уничтожение населения целых графств несправедливо, кем бы ни назывались эти люди — ковенантерами, камеронцами или католиками. Может быть, Коннор устал драться и убивать? Может быть, он готов покончить со службой Стюартам и вернуться домой? О Боже, а вдруг он действительно вернется в Кэмлохлин? Как она сможет жить, если он каждый день будет рядом в своем пледе, со своей широкой ослепительной улыбкой? Ветер станет трепать его волосы и разносить смех по склонам гор… Что, если Коннор возьмет себе жену-шотландку? А вдруг он хочет, чтобы она вернулась к нему?

Ну почему Тристан никогда не рассказывал, что Коннор спрашивал о ней в своих письмах? Впрочем, какая разница? Ну почему она не робеет перед дюжиной вооруженных мужчин, а несколько слов Коннора, мысль, что он может снова вернуться к ней, повергает ее в такую слабость?

От всех этих вопросов у нее разболелась голова. Мейри не хотела думать, боялась снова потерять душевный покой. Она так страдала, потеряв его. Она просто боится новых страданий.

Мейри ненавидела страх, но еще больше ненавидела слезы.

Из-за высокой позолоченной статуи крылатого ангела раздались мужские голоса. Трудно было не уловить голландский акцент. Принц Вильгельм. Вот о ком надо думать. Благодаря тому, что в Кэмлохлине часто бывал верховный адмирал Коннор Стюарт, они с Колином довольно много знали о зяте короля Якова. Принц Вильгельм, монарх по рождению, в качестве штатгальтера правил Голландией и некоторыми другими провинциями Голландской республики. Внешне он поддерживал добрые отношения со своими дядями — Карлом и Яковом, но в реальности между ними существовали глубокие разногласия. Противостояние между ними носило религиозный характер. Англиканская Британия и католическая Франция одержали большую часть побед. Убежденный протестант кальвинистского толка, Вильгельм не отступил от своей веры, а реформировал свою армию и один противостоял двум самым могучим державам мира.

В Уайтхолле Мейри слышала разговоры о его решительности и мужестве и признавала, что он достоин таких похвал. Кроме того, принц был умным политиком. Он сумел прекратить войну, женившись на одной из дочерей своего дяди и заключив пакт между Нидерландами и Англией.

Но Вильгельм явился на коронацию своего тестя не для празднеств. Протестанты очень пострадали от католических мечей, а теперь на троне оказался король-католик. Вильгельму приходилось многого опасаться, но главным его врагом оставался король Франции Людовик. Вильгельм надеялся получить поддержку Якова в антифранцузской коалиции. Скорее всего, этот план провалится, особенно после нападения на аббатство Святого Христофора.

Мейри приблизилась к статуе и сделала вид, будто рассматривает ее.

— …ничего не знает о том, что встреча с парламентом состоится раньше.

Похоже, из-за ступни ангела раздается голос лорда Оддингтона. В любом случае это не важно. Сейчас они оценивают версию королевы об исчезновении короля. Это не сулит ничего хорошего Колину и королю по дороге в Кэмлохлин.

— Следы пропали за пределами Лондона, поэтому мы не знаем, по какой дороге они ускакали.

Это точно Оддингтон, подлый предатель, решила Мейри и порадовалась тому, как ловко Колин запутал следы. Теперь Вильгельм, по крайней мере, не знает, куда направился король.

Выставив ухо, Мейри приблизилась еще на шаг, но вдруг застыла, подняла глаза и встретилась взглядом с принцем Вильгельмом.

— Мисс Макгрегор, вы что-то потеряли?

Мейри покачала головой и улыбнулась ему.

— Я просто…

— Как давно вы тут стоите?

В последние годы Мейри часто доводилось встречать врагов, но ни один из них не был столь опасен и умен, как этот. Тонкие губы под большим носом плотно сжаты, в глазах — угроза. Мейри попыталась взять себя в руки, но перед ней стоял человек, который, вполне вероятно, приказал сжечь заживо монахинь, а сейчас явно сожалел, что она не оказалась среди них.

— Вот вы где, мисс Макгрегор. Надеюсь, я не заставил вас долго ждать?

Мейри обернулась. Никогда раньше она не испытывала такого облегчения при виде Коннора.

— Нет, капитан. Я только пришла.

Его лицо осветилось в ответ на ее улыбку. Сердце Мейри забилось сильнее.

— Ваша светлость, — с поклоном обратился Коннор к принцу, — как вам нравится пребывание в Уайтхолле?

— Честно говоря, — произнес принц, отступая на шаг, чтобы горец не нависал над ним как скала, — я желал бы большей конфиденциальности.

Коннор заглянул за статую, но Оддингтон уже скрылся.

— До свидания, — попрощался с ними принц, на мгновение задержав взгляд на Мейри, которая отчасти спряталась за спину Коннора.

Когда они остались наедине, Коннор глубоко вздохнул. Заглянув ему в глаза, Мейри прочла в них страх и гнев и поняла, что он изо всех сил старается взять себя в руки, перед тем как заговорить с ней. Сейчас он не казался ей агентом Вильгельма.

— Черт возьми, чего ты пытаешься добиться?

— Ничего. Я случайно наткнулась на них.

— На кого?

— На принца и лорда Оддингтона.

Коннор нахмурился, отчего стал еще красивее.

— Ты подслушивала. Я наблюдал за тобой.

Мейри его почти не слышала. Он часто наблюдал за ней. Чем бы она ни занималась, она частенько чувствовала его взгляд. Сначала это ее раздражало, особенно когда он последовал за нею в покои Куинсберри. Она не нуждается в няньках! Но, возможно, есть и другие причины его внимания? Вдруг ему нравятся ее новые элегантные платья? Сердце Мейри дрогнуло и пропустило удар. Она тут же выругала себя за глупые мысли.

— Мне не нравится, когда за мной шпионят, — поспешно заявила она, чтобы не выкрикнуть что-нибудь вроде: «Зачем ты меня оставил?» или «Я чуть не умерла без тебя!».

— Принцу — тоже.

Мейри рассеянно кивнула, засмотревшись на Коннора. Он стоял перед ней такой огромный, мужественный. Солнце играло на его золотистых прядях. Мейри почувствовала бы себя оскорбленной, если бы за нее заступился любой другой мужчина, но с Коннором она всегда чувствовала себя слабой и женственной. Так было всегда, и Мейри тосковала по этому чувству. Черт ее побери!

— Мне показалось, он зол.

Мейри непонимающе заморгала.

— Кто?

— Принц.

Его губы изогнулись так, что на щеках образовались ямочки, правая из которых смотрела прямо на Мейри.

— Ты тоже.

— Нет, я улыбался.

Но Мейри наизусть знала все его улыбки и могла поклясться, что Вильгельму он улыбался вовсе не дружелюбно. Что бы он сделал, если бы принц поднял на нее руку? Мейри тряхнула головой, отгоняя детские фантазии. Значит, Коннор, возможно, никак не связан с протестантами. Но это не причина улыбаться ему.

— Они подозревают, что король уехал не в Эдинбург.

Мейри постаралась не смотреть ему в глаза, в которых явно читалась страсть. А может, она прятала взгляд, чтобы он не прочел в нем ее собственных чувств.

— Что ты слышала?

Голос Коннора прозвучал так серьезно, что Мейри снова на него посмотрела.

— Оддингтон сказал ему, что они искали следы. Но ничего не нашли, — быстро добавила она, заметив, как напряглось его лицо. — Зато теперь мы точно знаем, что лорд Оддингтон на стороне принца.

— В чем именно? — уточнил Коннор. — В подозрениях, что королева сказала неправду? Это ничего не значит.

— Тогда мы можем…

— Нет, — оборвал ее Коннор. — Мы ничего не можем сделать. Ты прекратишь заниматься тем, чем занимаешься, и оставишь врагов короля его людям.

Больше Мейри ничего не слышала. Она молча стояла перед ним и чувствовала, как кровь закипает у нее в жилах. Она ненавидела, когда ей говорили, что она не может или не должна чем-либо заниматься лишь потому, что женщина.

— Ты хочешь, чтобы все оставшееся здесь время я шила тебе штаны?

Если Коннор и заметил ядовитые ноты в ее словах, то не обратил на них внимания, а просто кивнул в знак согласия. Мейри захотелось чем-нибудь швырнуть ему в голову.

— Мейри, стычки с камеронцами — это уже достаточно плохо, но шпионить за человеком, который — и мы оба это знаем — приказал убить больше двадцати монахинь, совсем другое дело.

— Потому что я девушка?

Коннор опустил глаза на ее сжатые кулаки и ответил ей твердым, вызывающим взглядом.

— Мейри, нет ничего плохого в том, чтобы быть девушкой. Особенно такой красивой.

— Может, я меньше возражала бы против того, чтобы быть девушкой, если бы мужчина рядом со мной не следил за каждым моим шагом.

В улыбке Коннора проявилось нечто дикое и необузданное. Он сделал к ней шаг и спросил:

— Ты хочешь, чтобы я извинился за то, что беспокоюсь о тебе?

Коннор все надвигался на нее, как непреодолимая сила, но Мейри не желала отступать.

— Зачем мне твои извинения, если в них все равно прячутся оскорбления? Честно говоря, Коннор, жизнь в Англии сделала из тебя закоснелого…

Неуловимо быстрым движением Коннор схватил ее за руку, затащил за статую и заключил в объятия. Он целовал ее, не обращая внимания на протесты, поворачивал голову так, чтобы язык глубже проникал ей в рот. В мгновение ока Мейри растеряла всю свою заносчивость. О, она вовсе не возражает быть женщиной с мужчиной, который умеет так целовать. Она еще сердилась на Коннора и укусила его губу, чтобы напомнить, что она пока не сдалась.

Коннор отстранился и поднес ладонь к окровавленной губе. В его глазах сверкало адское пламя, и было ясно, что одним поцелуем он не удовлетворится. На этот раз Мейри отступила и протянула ладони, чтобы остановить его.

— Если ты снова поцелуешь меня, клянусь: я…

Конец клятвы растворился в его губах, языке, сильных руках, которые сомкнулись на ее талии. Мейри не могла с ним сражаться. И не хотела. Ну что за жалкая, безумная дурочка?