Мейри не разглядела интерьер дома, который он для нее построил. Она вообще ничего не видела, кроме желания в потемневших от страсти глазах Коннора.

— Я люблю тебя, Мейри. И буду любить только тебя до конца моих дней.

Коннор говорил правду. Эта правда читалась в его глазах за упавшими прядями золотистых волос. Он любил ее, любил отчаянно и ничего не мог с этой любовью поделать.

Сердце Мейри разрывалось от счастья. Ей казалось, будто она видит сон. Вот только сны ее не были настолько прекрасны. Коннор любит ее, и никогда не переставал любить! О Боже, неужели такое возможно? Неужели Бог услышал ее детские молитвы и осуществил их сейчас, когда она стала взрослой женщиной? Как могла она потерять столько времени в ненависти к Коннору, в злобе на весь мир за то, что мир отнял его?

Мейри знала, куда он ее несет, и хотела попасть туда вместе с ним. Она не стеснялась и не боялась того, что он сделает. Она была близка с Коннором раньше и много лет мечтала о том, чтобы снова соединиться с ним.

Неужели это действительно он?

Мейри протянула руку и с сомнением коснулась его лица. Коннор улыбнулся и поцеловал ее пальцы.

— Скажи еще раз.

— Я люблю тебя, — прошептал он, сразу догадавшись, что она хочет услышать.

Мейри притянула его голову для поцелуя, и он ответил ей с равным пылом, приоткрыв рот, чтобы чувствовать ее вкус и ответить на страсть, которую она ему предлагала.

Они упали на волшебно мягкую постель.

Мейри понятия не имела, как Коннор одной рукой справился с бесчисленными застежками на ее платье, ведь сама она не могла даже надеть его без помощи. Мейри не было до этого дела. Губы Коннора не позволяли задуматься ни о чем другом. Его горячий, жадный язык касался и обжигал ее как пламя, своей медлительной лаской доводя до безумия. Его руки, нежные, но твердые, воспламеняли кожу везде, где дотрагивались до нее. Мейри почувствовала, как мягкий шелк платья соскользнул с нее. Теперь она осталась в одной тонкой сорочке. Мейри не испытывала смущения от того, что Коннор видит ее почти раздетой. Он знал ее тело, а она знала его. Во всяком случае, Мейри так думала.

Когда он поднялся с кровати и стянул с себя рубашку, обнажив твердые бугристые мышцы, у Мейри захватило дух, и она потянулась к нему. Раньше она видела его раненым, а сейчас он возвышался над своей добычей, готовый овладеть ею. Мейри пробежалась пальчиками по шрамам, которых не было, когда она в последний раз ложилась с ним. Семь лет изменили его: укрепили мускулы, вылепили из него нечто столь совершенное, что Мейри едва могла поверить своим глазам.

Коннор нагнулся, провел губами по ее губам и потянул за тесемки своих бриджей. Мейри видела, как нарастает его возбуждение. Окинув ее жадным взглядом, Коннор хрипло произнес:

— Ты моя, Мейри. — Поцеловал ее и добавил: — И всегда будешь моей.

Мейри знала, что это правда. Ни один мужчина за семь лет не смог даже приблизиться к ней, не завоевал ее сердце. Только Коннор Грант, и так будет всегда.

Он провел руками по ее плечам, взял в ладони груди под тонкой сорочкой и, оторвавшись от губ, стал осыпать поцелуями ее подбородок и шею. Мейри почувствовала, как пылает ее кожа.

Вот его пальцы застыли на вырезе ее рубашки, и Мейри услышала треск разрываемой ткани. Она перестала дышать, ощутив, как обнаженные груди скользнули в его ладони.

— Ты будешь лежать подо мной голая, горячая и мокрая, — прохрипел Коннор, и от низкого тембра его голоса у нее внутри сладко заныло.

Сейчас он был похож на человека… нет, не на человека, скорее на волка, который был много дней лишен пищи и вдруг увидел добычу. Казалось, он хочет проглотить ее, и Мейри была согласна. Без конца отказывая ему, она впустую потратила столько лет. И теперь хотела отдать Коннору то, что всегда принадлежало только ему с того дня, когда он впервые ее коснулся. О Боже, сейчас он снова ее касается, касается везде, каждой частью своего тела. Коннор лизнул ее сосок, и у Мейри потемнело в глазах. Она чувствовала напор его бедер, ощущала, как скрытое в бриджах мужское естество стремится в жар ее лона. Руки Мейри метались у него по спине и замирали, когда его губы жадно впивались в мягкую плоть ее груди, а щетина на скулах царапала кожу. Он принадлежал ей, ей одной. Мейри в этом больше не сомневалась. Ей хотелось получить его до конца, ощутить в себе каждый дюйм его пульсирующего жаром стержня.

Дрожащими ладонями она взяла его лицо, притянула к себе и снова поцеловала. Его губы были шершавыми, а поцелуй — жадным, голодным, страстным. Потом, не отрываясь от его губ и бедер, Мейри оттолкнула Коннора, перевернула на спину и оседлала. Темные пряди ее волос рассыпались по его бедрам и животу. Коннор был не из тех, кто легко сдается, но вызов он принял с радостью. Охватив ее всю одним взглядом, он улыбнулся темной, опасной улыбкой, одним движением разорвал на ней остатки рубашки, стащил их через голову и отшвырнул в сторону. Мейри не возражала. Ей нравилось, что она, обнаженная, сидит на нем верхом и в блеске его восхищенных глаз читает, что он о ней думает.

Тем не менее, Коннор выразил свои чувства и вслух:

— Ты такая красавица, Мейри Макгрегор. Ты погубила мое сердце, но излечила душу.

— А ты, Коннор Грант, властитель моего сердца.

Она слегка оттолкнула его, чтобы стащить бриджи с бедер. О Боже, он действительно вырос! Мейри улыбнулась, несмотря на дрожь, пробежавшую по ее телу, когда его внушительный стержень рванулся на свободу.

— В конце концов, тебе все-таки удалось напугать меня.

— Не верю.

Коннор рассмеялся, а Мейри залюбовалась его лицом. Она знала каждый его дюйм, каждую складку, каждое выражение. Она так тосковала по нему и отдала бы все на свете, чтобы вернуть это лицо в свою жизнь. Все, что Коннор попросит.

Он сел на постели, чтобы быть ближе к ней, сдернул со щиколоток бриджи, отшвырнул в угол и обнял Мейри за талию.

— Ты давно оседлала меня, моя кобылица.

Он намотал на кулак ее длинные волосы и оттянул назад голову, открывая шею своим поцелуям. Затем слегка куснул и шлепнул по ягодицам, чтобы ее бедра приподнялись над его стержнем.

Мейри могла бы испугаться такого пульсирующего страстью зверя или его властного хозяина. Но эта его власть так возбуждала ее, что она без страха впустила его. Ей не нужно было притворяться девственницей. Она знала, чего ожидать, и горела от нетерпения.

Положив ладони на ее бедра, Коннор провел языком по ложбинке между грудями, стал целовать и покусывать соски, пока она не застонала над ним. Потом его шершавые ладони обхватили ее ягодицы, сдавили их, задавая движению нужный ритм.

— Посмотри на себя! — Он слегка отстранился, чтобы окинуть ее обжигающим взглядом. — Голая, жаркая, влажная!

Коннор облизал губы, словно готовясь попробовать Мейри на вкус.

Но ему придется чуть-чуть подождать. Мейри так нравилось ощущать в себе его окаменевший стержень, что ей не хотелось спешить. Она дразняще улыбнулась, подняла руки, отбрасывая волосы, и с насмешкой сказала:

— Но не под тобой!

И стала медленно вращать бедрами, опускаясь все ниже.

— Ничего, еще будешь, — пообещал Коннор и мощным движением насадил ее на всю длину своего стержня. — После того как я получу тебя сзади, потом — притиснув к стене, а потом на коленях.

Он согнул позади нее колени, так что она села как пришпиленная в углубление его бедер, стиснул ее ягодицы и стал двигаться в резком, все ускоряющемся ритме. Губы поймали ее сосок, втянули его в рот, сильные руки вцепились ей в бедра. Наконец он вытащил свой стержень из ее лона, и семя расплескалось по всей повязке над раной. Тело Коннора содрогнулось, он сделал последний мощный рывок вверх навстречу ее влажному устью, и последние капли семени упали ему на живот.

Коннор откинул голову, удовлетворенно вздохнул и улыбнулся Мейри.

— Ну, теперь стало легче. — Он снова положил ей руки на бедра. — Иди сюда.

Нет, он не закончил. Он даже еще не начинал.

Коннор был с ней, в их общем доме, в их общей кровати. Сколько лет он представлял себе эту картину? Как старался забыть ее и перестать мечтать? И вот Мейри с ним, все простившая и готовая подчиниться. Как-то раз он спросил Мейри, как долго придется ее ждать, но теперь понял, что готов был ждать целую вечность. Это его женщина, его подруга. Им повезло, что они встретились рано, когда жизнь была полна приключений и игр. Повезло, что рано узнали, какова должна быть истинная любовь, и уже не могли забыть. Во всяком случае, он не забудет и ей не позволит забыть.

Коннор сел, приподнял Мейри за ягодицы — пусть побережется, иначе он воспользуется и этим ходом — и передвинулся к краю кровати. Его мощный стержень снова поднялся в полной готовности. Коннор потерся им о ее влажную щелочку и почувствовал, что не сможет долго терпеть.

Мейри откинула голову, а Коннор вместе с нею поднялся с кровати, раздвинул ей ноги и положил их себе на талию. Поддерживая Мейри одной рукой за ягодицы, второй он взял свой отвердевший стержень и провел им вдоль мягкой линии ее лона. Мейри застонала, а Коннор вонзил в нее стержень до половины, мгновение подождал и сделал мощный рывок. Мейри вскрикнула. Он поцелуем прикрыл ей рот и в нарастающем ритме рванулся вперед. Сейчас Коннор лучше владел собой, но все равно меньше, чем ему хотелось. Он не желал причинить ей боль, но радовался, что ее шелковистое устье так плотно удерживает его член. Он вглядывался в ее лицо, более прекрасное, чем являлось ему в мечтах, и чувствовал, что ее красота не позволит ему оттянуть разрядку. Коннор замедлил ритм, желая заниматься с ней любовью, пока солнце не сядет и не взойдет опять. Мейри дрожала в его руках, наслаждение пронзало ее насквозь. Коннор усилил рывки, двигаясь сильнее и резче, пока Мейри не уперлась спиною в стену. Возбуждение Коннора нарастало. Он взял лицо Мейри в ладони, удерживая ее на весу яростной силой своих бросков. Ее ногти вонзались Коннору в спину, оставляя на ней следы, как от удара хлыстом. Она снова вскрикнула — кульминация приближалась. Мейри извивалась в его объятиях, гибкая как змея. Наконец разрядка накрыла ее жаркой волной, и Мейри забилась в судорогах наслаждения. Коннор, наблюдая за ней, сам достиг кульминации.

Позже, на время насытив свою страсть, они лежали в объятиях друг друга и наслаждались обретенным покоем.

— Представляешь, сколько завтра будет сплетен из-за нашего исчезновения? — сказала Мейри и провела пальчиком по его перевязанной пояснице.

Черт, как быстро мягкое прикосновение ее пальчика вновь разогрело его кровь!

— Болтать уже начали.

— Леди Оксфорд и леди Холлингсуорт выцарапают мне глаза. Но я их не виню. Из-за меня они потеряли такого великолепного мужчину. — Мейри заглянула ему в глаза, улыбнулась, и у него потеплело на сердце. — Ты построил мне дом, Коннор.

— Построил.

— Значит, ты тосковал по мне.

Вместо ответа Коннор мрачно усмехнулся. Мейри прижалась к нему теснее.

— Расскажи мне о письмах, которые ты писал Тристану, расспрашивая обо мне.

Черт, как соблазнительно она выглядит в его объятиях! Коннор хотел отвернуться, чтобы без конца не пялиться на нее. Ну почему у него все время рот до ушей как у юного влюбленного идиота?

— Ты просто ведьма, Мейри.

Ее тихий смех привел его в смятение, а удовлетворенный вздох заставил сердце пуститься вскачь.

— Я думала о Генри.

Коннор отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Когда?

— Он не выходит у меня из головы, — призналась Мейри.

Черт, он не желает ничего слышать ни о каком Генри! С того дня как Коннор вернулся в Уайтхолл, Мейри часто проводила время с Оксфордом. А теперь выясняется, что она думала о нем, пока они занимались любовью. Если Оксфорд ей безразличен, почему она о нем думает? Надо выяснить это раз и навсегда.

— Почему тебя интересует Генри де Вер?

— Он просто кладезь важных сведений: он знает все и обо всех здесь.

Коннор смотрел на нее с недоверием и ужасом. Он понимал, что должен почувствовать облегчение от такого ответа, но вместо этого готов был ее задушить.

— Значит, ты плетешь вокруг него паутину ради сведений о камеронцах?

— Я уже говорила, что в разговорах с ним ни разу не упоминала о камеронцах.

— Мейри, ты рехнулась? Неужели не понимаешь, что твои расспросы могут привести к…

— Коннор, я же не идиотка.

— …к тому, что кто-нибудь из наших врагов расправится с тобой?

Мейри язвительно приподняла бровь.

— Наших врагов?

Да, нужно ей наподдать, а потом запереть в Тауэре ради ее же безопасности.

— Черт подери, Мейри! Конечно, наших врагов. Да-да, наших! Мы боремся за общее дело.

— Разумеется. Теперь, когда у нас король-католик, — за общее.

— И раньше тоже, — возразил он. — Пусть Карл был протестантом, но он принимал наш образ мыслей и никогда не пытался навязать нам свои законы. Твой собственный отец служил ему.

Некоторое время Мейри молчала. Неужели его упрямая и такая одухотворенная подруга так и будет всю жизнь с ним спорить?

— Может быть, ты и прав насчет расспросов, — признала она, а Коннор улыбнулся. — Но ведь он действительно рассказал мне о камеронцах.

— Мейри, я хочу, чтобы ты это прекратила. Мне не нравится, что ты связана с мятежниками.

Она расхохоталась прямо ему в лицо. Коннор пристально посмотрел ей в глаза. Он знал, что Мейри не любит, когда ей указывают, но сейчас дело было слишком серьезным. Она должна его выслушать.

— Слушай меня, женщина…

— Не смей так говорить, негодяй! — крикнула Мейри, с яростью глядя ему в глаза. — Я сама могу о себе позаботиться. Я много раз это делала. И никто из врагов не видел моего страха.

Черт, он-то надеялся, что Мейри говорит об осторожных расспросах, сборе сведений, а не о чем-то более страшном вроде нападения на людей под покровом ночи.

— Мейри, давай объяснимся. Я люблю тебя, и всегда любил. И я больше никого не смогу любить. Если тебя ранят или… — Не в силах произнести страшное слово, Коннор замолчал и теснее прижал к себе Мейри. — Ты толкнешь меня на такую беспредельную месть, которой не выдержат ни Англия, ни Шотландия. Ты этого хочешь?

Мейри покачала головой и заморгала, пытаясь прогнать слезы, от которых ее глаза засверкали, как горные пики вокруг Кэмлохлина.

— Коннор, но я должна узнать, почему он заговорил о моих врагах!

Черт ее подери, эту упрямицу!

— Ты же говорила, что он мог заметить твой интерес во время беседы с Куинсберри.

Мейри вновь покачала головой.

— Нет, тут что-то еще. Я чувствую это, но не могу сказать, что именно, так как сама не знаю. Это сидит у меня в мозгах. Что-то такое, что я должна знать. Я знаю, что нравлюсь ему, и эту дилемму придется скоро решать.

— В чем тут дилемма?

Коннор старался говорить ровным голосом, убедившись, что Мейри не думает об Оксфорде в романтическом плане.

— Я должна объяснить ему, что не разделяю его чувств.

— Я скажу за тебя.

— Ох, — она шутливо шлепнула Коннора по руке, — оставь его в покое.

Как бы не так!

— Я сама ему скажу, когда ты вернешь меня во дворец.

— Это будет не так уж скоро.

— Я плохо себя чувствую.

— Ничего, я буду осторожен.

— Болтун!

Она засмеялась и устроилась у него под мышкой.

Коннор долго смотрел на нее. Ее ровное дыхание подсказало ему, что Мейри уснула. Если он доживет до ста лет, то все равно будет помнить ее слова: «Я без тебя пропадала, Коннор». Как и он без нее. Они впустую растратили столько времени. Больше этого не будет. Он притянул Мейри к себе и поцеловал в лоб. Она принадлежит ему. Принадлежит с того дня, когда, еще беззубая, сказала ему, что любит его, а он — в двенадцать лет от роду — отдал ей свое сердце. Он не допустит, чтобы их кто-нибудь разлучил. Особенно Генри де Вер.