Глава 1
– Поговаривают, что он убил свою первую жену.
Леди Оливия Бевелсток перестала помешивать чай.
– Кто? – спросила она, поскольку, по правде говоря, не слушала.
– Сэр Гарри Валентайн. Ваш новый сосед.
Оливия пристально посмотрела на Энн Бакстон, а потом на согласно кивавшую Мэри Кадоган.
– Ты шутишь, – заявила она, хотя прекрасно знала, что Энн никогда не шутит с подобными вещами. Сплетни были ее жизнью.
– Нет, он и правда ваш новый сосед, – вклинилась в разговор Филомена Уэйнклифф. Оливия отпила глоток чаю, в основном для того, чтобы стереть с лица гримасу – смесь неприкрытого раздражения и недоверия.
– Я имею в виду, она шутит, что он кого–то там убил, – ответила она с несвойственным ей в обычной жизни терпением.
– О! – Филомена взяла бисквит. – Прости.
– Я точно слышала, что он убил свою fiancee(1) – настаивала Анна.
– Если бы он кого–то убил, он сидел бы в тюрьме, – заметила Оливия.
– Нет, если его вина не доказана.
Оливия слегка повернула голову влево, где, прямо к югу(2) от нее, за толстой каменной стеной, десятью футами свежего весеннего воздуха и еще одной толстой стеной, на этот раз кирпичной, находилось свежеснятое жилище сэра Гарри Валентайна.
Три остальные девушки проследили за ее взглядом, и это заставило Оливию почувствовать себя довольно глупо, поскольку теперь они все вместе пялились на абсолютно пустую стену гостиной.
– Никого он не убивал, – твердо заявила она.
– Откуда ты знаешь? – усомнилась Энн.
Мэри кивнула.
– Не убивал и все, – ответила Оливия. – Не может он жить в соседнем от меня доме в Мейфере(3), если кого–то убил.
– Может, если его вина не доказана, – повторила Энн.
Мэри кивнула.
Филомена съела еще бисквит.
Оливии удалось слегка скривить губы. Она надеялась, что в улыбке. Хмуриться не стоило. Было четыре часа дня. Девушки пришли уже час назад и болтали о том, о сем, сплетничали (а как же!), обсуждали выбор нарядов на три предстоящих званых вечера. Они встречались довольно часто, где–то раз в неделю, и Оливии нравилась их компания, хотя разговоры и были лишены глубокого смысла, который она так ценила в беседах со своей ближайшей подругой Мирандой, урожденной Чивер, ныне Бевелсток.
Да, Миранда вышла замуж за брата Оливии. И это было здорово. Просто замечательно. Они были подругами с самого рождения, а теперь будут сестрами до самой смерти. Но это также значило, что Миранда больше не являлась незамужней леди и не должна была выполнять обязанности последних.
Список обязанностей Незамужних Леди
Автор: Оливия Бевелсток, незамужняя леди.
Носить платья пастельных тонов (и несказанно радоваться, если означенные тона тебе идут).
Улыбаться и держать свое мнение при себе (насколько это возможно).
Делать то, что велят родители.
Быть готовой к любым последствиям, если этого не делаешь.
Найти мужа, который не станет диктовать тебе, чем заниматься.
Оливия привыкла составлять в уме такие вот странные списки. Возможно, это объясняло, почему она так часто ловила себя на том, что совершенно не слушает, когда это нужно.
А также, почему она – однажды, или дважды – говорила вещи, которые ни в коем случае не следовало произносить вслух. Правда, прошло уже два года с тех пор, как она назвала сэра Роберта Кента горностаем–переростком и, вообще–то, это было одно из самых мягких определений, рождавшихся у нее в голове.
Но хватит отступлений. Миранда теперь выполняла обязанности замужних леди, из которых Оливия тоже очень бы хотела составить список, да только никто (включая Миранду, и Оливия до сих пор ее за это не простила) не хотел говорить ей, что же делают замужние леди, кроме того, что не носят платья пастельных тонов, не нуждаются в постоянном сопровождении и регулярно производят на свет младенцев.
Оливия была совершенно уверена, что последнее заключает в себе что–то еще. Это что–то заставляло ее мать пулей вылетать из комнаты каждый раз, когда Оливия начинала задавать вопросы.
Но вернемся к Миранде. Она тоже произвела на свет младенца – обожаемую племянницу Оливии, Кэролайн за которую Оливия, не задумываясь, бросилась бы под чьи угодно копыта – и как раз собиралась произвести второго, а значит, была недоступна для регулярных послеобеденных бесед. И, поскольку Оливия любила разговоры – а также моду и сплетни – она начала проводить все больше времени с Энн, Мэри и Филоменой. А они, конечно, были занятными и незлыми, но вели себя глупо несколько чаще, чем хотелось бы.
Как, например, сейчас.
– Кстати, кто это «поговаривает»? – спросила Оливия.
– Поговаривает? – эхом повторила Энн.
– Да. Кто именно говорит, что мой новый сосед убил свою fiancée?
Энн замолчала и поглядела на Мэри.
– Ты помнишь?
Мэри помотала головой.
– В общем, нет. Может, Сара Форсайт?
– Нет, – уверенно покачала головой Филомена. – Это точно не Сара. Она только два дня назад вернулась из Бата. Может, Либби Локвуд?
– Это не Либби, – ответила Энн. – Я бы запомнила.
– Вот что я вам скажу, – вмешалась Оливия. – Вы не знаете, кто это сказал. Никто из нас не знает.
– Ну, я это не сама выдумала! – несколько вызывающе произнесла Энн.
– Я и не утверждаю, что это ты выдумала. Я бы никогда такого о тебе не подумала. – Это было правдой. Энн повторяла почти все, что говорилось в ее присутствии, но никогда ничего не придумывала. Оливия задумалась. – Вам не кажется, что подобные слухи нуждаются в проверке?
Ответом ей были три изумленных взгляда.
Оливия попыталась зайти с другой стороны.
– Просто для собственной безопасности. Если это правда…
– Так ты думаешь, что это правда? – спросила Энн тоном, каким говорят «ага, попалась!».
– Нет. – О Господи! – Я так не думаю. Но если бы это было правдой, то значит, его надо избегать.
Это заявление было встречено долгим молчанием, которое, наконец, нарушила Филомена:
– Моя мама уже велела мне его избегать.
– Именно поэтому, – продолжила Оливия, чувствуя себя так, словно продирается сквозь вязкую грязь, – мы обязаны установить, правда ли это. Поскольку если это неправда…
– Он красивый, – неожиданно произнесла Мэри. И добавила: – Правда, красивый.
Оливия моргнула, пытаясь угнаться за ходом ее мысли.
– Я никогда его не видела, – заметила Филомена.
– Он носит только черное, – доверительно сообщила Мэри.
– Я видела его в синем, – возразила Энн.
– Он носит только темное, – исправилась Мэри, сердито поглядев на Энн. – А его глаза… ох, они прожигают насквозь.
– А какого они цвета? – спросила Оливия, воображая себе самые неожиданные оттенки: красный, желтый, оранжевый…
– Голубые.
– Серые, – сказала Энн.
– Серо–голубые. Но пронзительные.
Энн кивнула. Видимо, последняя фраза не требовала исправлений.
– А волосы у него какого цвета? – спросила Оливия. Уж эту–то деталь они без сомнения упустили.
– Темно–каштановые, – хором ответили обе девушки.
– Как у меня? – спросила Филомена, накручивая локон на палец.
– Темнее, – заявила Мэри.
– Но не черные, – добавила Энн. – Чуть светлее.
– И он высокий, – произнесла Мэри.
– Они все такие, – пробормотала Оливия.
– Но не слишком, – продолжила Мэри. – Мне лично не нравятся долговязые.
– Да ты без сомнения сама его видела, – сказала Оливии Энн. – Он же живет в соседнем доме.
– Не думаю, – пробормотала Оливия. – Он снял дом только в начале этого месяца, а я на той неделе как раз гостила в загородном доме у Макклсфилдов.
– А когда ты вернулась в Лондон? – спросила Энн.
– Шесть дней назад, – ответила Оливия, возвращаясь к изначальной теме разговора. – Я и не знала, что там живет холостяк, – произнесла она и подумала, что эта фраза подразумевает, что если бы она знала, то попыталась бы собрать о нем побольше информации.
Скорее всего, так бы и было, но она не собиралась это признавать.
– Знаете, что я слышала? – неожиданно спросила Филомена. – Он размазал по стенке Джулиана Прентиса.
– Что?
– И ты говоришь об этом только сейчас? – недоверчиво воскликнула Энн.
Филомена только отмахнулась.
– Мне брат рассказал. Они с Джулианом большие друзья.
– Что случилось? – спросила Мэри.
– Эту часть его рассказа я не очень хорошо поняла, – призналась Филомена. – Роберт говорил довольно расплывчато.
– Мужчины никогда не помнят деталей, – констатировала Оливия, думая о собственном брате–близнеце Уинстоне. Как источник сплетен он был бесполезен. Совершенно бесполезен.
Филомена кивнула.
– Роберт вернулся домой, и состояние у него было то еще. Несколько… э–э–э… помятое.
Девушки понимающе кивнули. У всех были братья.
– Он еле стоял, – продолжила Филомена. – И воняло от него до небес. – Она помахала ладонью у себя перед носом. – Мне пришлось помочь ему пробраться мимо гостиной, чтобы мама не заметила.
– Теперь он у тебя в долгу, – сказала Оливия, все еще погруженная в свои мысли.
Филомена кивнула.
– Похоже, они слонялись по городу, развлекались как обычно, и Джулиан был слегка… э–э–э….
– Навеселе? – предположила Энн.
– Он часто такой, – добавила Оливия.
– Да. Похоже на правду, принимая во внимание, в каком состоянии мой братец вернулся домой. – Филомена сделала паузу и нахмурилась, будто обдумывала что–то, но очень быстро ее лицо разгладилось, и она продолжила: – Он сказал, что Джулиан не сделал ничего особенного, а сэр Гарри почти разорвал его на части, только что конечности не поотрывал.
– Было много крови? – спросила Оливия.
– Оливия! – укоризненно воскликнула Мэри.
– Вполне уместный вопрос.
– Я не знаю, была ли кровь, – несколько натянуто ответила Филомена.
– Думаю, была, – предположила Оливия, – раз уж ему отрывали конечности.
Список конечностей, с которыми мне жальче всего было бы расстаться (по нарастающей).
Автор: Оливия Бевелсток (все конечности на месте)
Нет, ну его, этот список. Она облегченно пошевелила пальцами в туфельках.
– У него синяк под глазом, – продолжила Филомена.
– У сэра Гарри? – Спросила Энн.
– У Джулиана Прентиса. Может, у сэра Гарри тоже, но я об этом не знаю. Я никогда его не видела.
– Я видела его два дня назад, – заявила Мэри. – Синяка под глазом у него не было.
– Вообще никаких увечий?
– Нет. Обворожителен, как всегда. Но весь в черном. Это очень любопытно.
– Весь? – с нажимом спросила Оливия.
– Почти. Рубашка и галстук – белые. И все же… – Мэри неопределенно махнула рукой, будто отметая это предположение. – Как будто он в трауре.
– Может, он действительно в трауре, – подхватила Энн, – По своей fiancée!
– Которую сам же и убил? – спросила Филомена.
– Да никого он не убивал! – воскликнула Оливия.
– А ты откуда знаешь? – хором спросили остальные трое.
Оливии было что ответить, но ей вдруг пришло в голову, что она действительно, не знает. Она никогда не видела этого человека, и даже имени его не слышала до сегодняшнего дня. Но здравый смысл все равно был на ее стороне. Убийство fiancée – это скорее сюжет для какого–нибудь мрачного готического(3) романа из тех, что постоянно читают Энн и Мэри.
– Оливия! – позвал кто–то.
Она моргнула, обнаружив, что молчит слишком долго.
– Нет, ничего, – сказала она, слегка мотнув головой. – Я просто задумалась.
– О сэре Гарри, – немного чопорно заявила Энн.
– У меня просто не было никакой возможности думать о чем–то еще, – пробормотала Оливия.
– А о чем ты предпочла бы думать? – спросила Филомена.
Оливия открыла было рот, но вдруг поняла, что совершенно не знает, как ответить.
– Да о чем угодно, – сказала она, наконец. – Практически, о чем угодно.
Но разговор разбудил ее любопытство. А любопытство Оливии Франс Бевелсток – это было нечто.
Девушка из соседнего дома снова за ним следила. Она занималась этим почти целую неделю. Сперва Гарри об этом не задумывался. Господи, да она была дочерью самого графа Ридланда, а если не дочерью, так родственницей. Любую служанку давно бы уволили, если бы она столько торчала у окна.
И она явно не гувернантка. У графа Ридланда была жена, так, во всяком случае, ему говорили. Ни одна жена не позволила бы принять на работу гувернантку с такой внешностью.
Итак, почти наверняка, это дочка графа. А значит нет никаких причин предполагать, что она чем–то отличается от остальных болтливых девушек из общества, из тех, что не находят в подглядывании из окна за новым соседом ничего дурного. Вот только она наблюдает за ним уже пять дней. Без сомнения, если бы ей просто было любопытно, каков покрой его костюма, или цвет волос, она бы давно удовлетворилась.
Его подмывало помахать ей рукой. Расплыться в широченной сияющей улыбке и помахать. Это живо положило бы конец ее подглядыванию. Вот только тогда он никогда не узнает, почему так заинтересовал ее.
А это было недопустимо. Гарри не выносил «почему», без ответов.
Не говоря уж о том, что он находился недостаточно близко к окну, чтобы разглядеть выражение ее лица. А это делало махание рукой бессмысленным. Он должен видеть ее смущение. Иначе, в чем прелесть?
Гарри снова сел за стол, делая вид, будто и понятия не имеет, что она наблюдает за ним из–за занавесок. У него полно работы, пора уже прекратить размышлять о блондинке за окном. Сегодня утром посыльный из военного министерства доставил довольно объемный документ, и его требовалось немедленно перевести с русского на английский. Гарри всегда работал одинаково. Сперва быстро проглядывал документ, чтобы понять основной смысл, потом читал внимательнее, изучая его дословно. И только потом брал ручку и чернила и принимался за перевод.
Это была нудная работа. Ему она нравилась, но он всегда любил головоломки. Он мог сидеть над документом часами и только на закате обнаружить, что весь день ничего не ел. Но даже он, влюбленный в свою работу, не мог себе представить, как можно часами сидеть и наблюдать, как кто–то переводит документы.
И все же она снова там, у окна. И, похоже, считает себя мастером маскировки, а его – абсолютным болваном.
Он хмыкнул. Она даже не подозревает. Гарри хоть и работал на скучное отделение военного министерства, где имели дело со словами на бумаге, а не с пистолетами, кинжалами и секретными заданиями, все же прошел хорошую подготовку. Десять лет в армии, большей частью на континенте, где внимательный глаз и способность улавливать движение часто означали разницу между жизнью и смертью.
Он, например, заметил, у нее привычку машинально заправлять за уши выбившиеся из прически пряди. И еще, поскольку иногда она следила за ним по ночам, Гарри знал, что когда она распускает волосы – всю невообразимо сияющую массу – концы их струятся до середины спины.
Он знал, что ночная рубашка у нее голубая. И, к сожалению, совершенно бесформенная.
К тому же, она совершенно не умеет стоять неподвижно. Хотя ей, возможно, кажется, что она не двигается. Она не суетлива, осанка у нее прямая и уверенная. Но ее постоянно что–то выдает. Легкая дрожь пальцев или слабое движение плеч при дыхании.
Гарри просто не мог ее не заметить.
Слежка его заинтриговала. Что в его скрюченной над кипой бумаг личности так ее притягивает? Ведь он всю неделю больше ничем не занимался.
Может, ему стоит как–нибудь оживить ей зрелище? Это будет милосердно. Она, должно быть, дико скучает.
Он может запрыгнуть на стол и спеть.
Откусить кусок и изобразить, что подавился. Что она тогда предпримет?
Кстати, это будет интересная нравственная дилемма. Он на мгновение отложил карандаш, размышляя о разнообразных великосветских леди, которых ему довелось встречать. Он не был законченным циником и верил, что, по крайней мере, некоторые из них сделали бы попытку его спасти. Но при этом сильно сомневался, что хоть одна из них обладала необходимыми физическими данными, чтобы поспеть вовремя.
Пожалуй, лучше жевать осторожно.
Гарри глубоко вздохнул и снова попытался сосредоточиться на работе. Он смотрел на документ все то время, пока думал о девушке в окне, но не прочел ни строчки. Он ничего не сделал за прошедшие пять дней. Конечно, можно было просто задернуть штору, но это было бы слишком демонстративно. Особенно сейчас, в полдень, при ярком солнечном свете.
Он уставился на слова перед глазами, но так и не смог сосредоточиться. Она все еще была там, все еще пялилась на него, воображая, что надежно скрыта занавеской
Какого черта она за ним наблюдает?
Гарри это не нравилось. Она никак не могла видеть, над чем он работает, а даже если бы и могла, он глубоко сомневался, что она читает по–русски. И все же документы на его столе часто были деликатного свойства, а иногда даже государственной важности. Если за ним кто–то следит…
Он помотал головой. Во имя всего святого, если бы за ним кто–то следил, то это уж точно была бы не дочка графа Ридланда!
И вдруг она исчезла. Сперва развернулась, чуть–чуть, не больше чем на дюйм, приподняв подбородок, а потом отошла от окна. Наверное, что–то услышала, возможно, ее позвали. Гарри это не заботило. Он просто радовался, что она испарилась. Ему надо работать.
Он опустил глаза, прочел полстраницы, а потом:
– Доброе утро, сэр Гарри!
Это был Себастьян, явно в отличном настроении. Иначе не звал бы Гарри никаким сэром. Гарри даже головы не поднял.
– Сейчас день.
– Не для того, кто встал в одиннадцать.
Гарри подавил вздох.
– Ты не постучался.
– Я никогда не стучу. – Себастьян плюхнулся в кресло, явно не обратив внимания на то, что его темные волосы повторили этот маневр, плюхнувшись ему на глаза. – Чем ты занимаешься?
– Работаю.
– Ты только это и делаешь.
– Некоторым из нас не достанется в наследство графство, – заметил Гарри, пытаясь закончить еще хоть одно предложение, пока Себастьян не завладел его вниманием полностью.
– Может быть, – пробормотал Себастьян. – А может быть и нет.
Это была правда. Вообще–то Себастьян стоял вторым в очереди на наследство, у его дяди, графа Ньюбери был всего один сын, Джеффри. Однако граф (все еще считающий Себастьяна отъявленным шалопаем, несмотря на десять лет службы на благо Его Величества) нисколько не волновался. Ведь вероятности, что Себастьян унаследует титул фактчески не существовало. Пока Себастьян служил в армии, Джеффри женился, и его жена уже родила двоих дочерей, то есть, он явно мог иметь потомство.
Однако потом Джеффри заболел лихорадкой и умер. Как только стало очевидно, что фигура у его вдовы не округляется, а значит младой наследник не придет спасать графство от разорения по имени Себастьян Грей, давно вдовевший старый граф решил лично заняться производством наследника и в данный момент болтался по Лондону, прицениваясь к возможным невестам.
И теперь никто толком не знал, как относиться к Себастьяну. Либо он сногсшибательно красивый и обаятельный наследник старинного и богатого графства, то есть главный приз на брачном рынке, либо он сногсшибательно красивый и обаятельный наследник дыры в кармане, то есть худший кошмар великосветских мамаш.
Тем не менее, его повсюду приглашали. И он был в курсе всего, что касалось лондонского светского общества.
Именно поэтому Гарри не сомневался, что получит ответ на свой вопрос:
– У графа Ридланда есть дочь?
Себастьян посмотрел на него с выражением, которое большинство сочло бы скучающим, но Гарри знал, что оно означает «ну, и дубина».
– Конечно, – ответил Себастьян.
Его интонации тоже говорили про «дубину».
– Зачем тебе? — заинтересовался Себастьян.
Гарри бросил быстрый взгляд в сторону окна, хотя и знал, что ее там нет.
– Она блондинка?
– Ярко выраженная.
–Симпатичная?
По лицу Себастьяна разлилась медленная улыбка.
– Более чем, по любым канонам.
Гарри вздрогнул. Какого черта дочке Ридланда понадобилось так пристально за ним наблюдать?
Себастьян зевнул, даже не попытавшись прикрыть рот и проигнорировав осуждающий взгляд Гарри.
– У столь внезапного интереса имеются причины?
Гарри подошел к окну, глядя на ее окно, которое, как он теперь знал, находилось на втором этаже, третье справа.
– Она за мной следит.
– Леди Оливия Бевелсток следит за тобой, – повторил Себастьян.
– Ее так зовут? – пробормотал Гарри.
– Она за тобой не следит.
Гарри развернулся.
– Прошу прощения?
Себастьян невежливо хмыкнул.
– Ты ей не нужен.
– Я и не говорил, что нужен.
– Ей сделали пять предложений руки и сердца в прошлом году, и их было бы гораздо больше, если бы леди Оливия не отпугнула нескольких джентльменов до того, как они выставили себя идиотами.
– Для человека, заявляющего, что ему «неинтересно», ты очень много знаешь об обществе.
– А я разве заявлял, что мне неинтересно? – Себастьян с деланной задумчивостью потер подбородок. – Как же я лгал!
Гарри смерил его взглядом, потом встал и подошел к окну. Теперь, когда леди Оливия ушла, он мог это сделать свободно.
– Там что–нибудь сногсшибательное? – тихо спросил Себастьян.
Гарри пропустил его слова мимо ушей и слегка повернул голову влево, хоть это и не слишком расширило его угол зрения. И все же она, вопреки обыкновению, не очень плотно задернула шторы, и если бы солнце не отсвечивало в стекло, ему бы открылся отличный вид на ее комнату. Прямо–таки наилучший.
– Она там? – спросил Себастьян, и голос его постепенно обретал насмешливые нотки. – Она наблюдает за тобой прямо сейчас?
Гарри обернулся и раздраженно закатил глаза, увидев, что Себастьян машет руками, при этом как–то странно сгибая и разгибая пальцы, будто пытается отогнать привидение.
– Ты идиот, – сказал Гарри.
– Зато красивый, – парировал Себастьян, тут же снова сгорбившись в кресле. – И чертовски обаятельный к тому же. Это помогает мне выбираться из всяческих неприятностей.
Гарри повернулся и облокотился на подоконник.
– Чем обязан?
– Я стосковался по твоему обществу.
Гарри ждал.
– Мне нужны деньги? – повторил попытку Себастьян.
– Это больше похоже на правду, но я из достоверного источника знаю, что ты не далее как во вторник облегчил карманы Уинтерхоу на сотню фунтов.
– А ты говоришь, что не слушаешь сплетен.
Гарри пожал плечами. Он слушал, когда нужно.
– Чтоб ты знал, там было две сотни. И было бы еще больше, если бы не появился братец Уинтерхоу и не утащил его за шкирку.
Гарри промолчал. Он не слишком любил ни Уинтерхоу, ни его брата, но не мог им не посочувствовать.
– Прости, – сказал Себастьян, верно истолковав молчание Гарри. – Как поживает юный задира?
Гарри бросил взгляд на потолок. Его младший брат Эдвард все еще не встал. По всей видимости, пытался проспаться после возлияний предыдущей ночи.
– Все еще ненавидит меня. – Гарри пожал плечами. Он перебрался в Лондон только чтобы иметь возможность следить за младшим братом, а Эдварду была ненавистна его опека. – Он это перерастет.
– Это ты в последние дни так испортился или просто постарел?
Гарри понял, что улыбается.
– Наверное, постарел.
Себастьян в своем кресле сгорбился еще больше и пожал плечами.
– Я бы предпочел испорченность.
– Некоторые считают, что тебе по этому поводу нечего волноваться, – пробормотал Гарри.
– Но–но, сэр Гарри, – строго напомнил Себастьян – Я не соблазнил ни одной девственницы.
Гарри кивнул в знак согласия. Несмотря на видимость, Себастьян жил согласно некоему кодексу чести. Немногие признали бы его, но он, тем не менее, существовал. И если Себ когда–либо и соблазнил девственницу, то сделал это ненамеренно.
— Я слыхал, ты на прошлой неделе кого–то побил, — заметил Себастьян.
Гарри с отвращением помотал головой.
– Он выживет.
– Я спрашивал не об этом.
Гарри отвернулся от окна и прямо посмотрел на Себастьяна.
– По правде говоря, ты вообще ни о чем не спрашивал.
– Отлично, – с преувеличенным смирением произнес Себастьян. – Почему ты сделал из юноши отбивную?
– Все было не так, – раздраженно возразил Гарри.
– Я слышал, от твоего удара он потерял сознание.
– Это ему удалось без моей помощи. – Гарри неодобрительно покачал головой. – Он был в стельку пьян. Я всего–то разок двинул его по физиономии. Самое большее, ускорил отключку минут на десять.
– Обычно ты не бьешь, если человек тебя не провоцирует, – тихо заметил Себастьян. – Даже пьяного.
У Гарри напрягся подбородок. Он не гордился происшедшим, но в то же время не мог заставить себя о нем пожалеть.
– Он кое–кому надоедал, – натянуто ответил он.
Он не собирался продолжать. Себастьян знал его достаточно хорошо, чтобы понять, что это значит.
Себастьян задумчиво кивнул, потом испустил глубокий вздох. Гарри решил, что он оставил эту тему и вернулся к столу, по пути исподтишка взглянув в окно.
– Она там? – неожиданно спросил Себастьян.
Гарри не стал изображать непонимания.
– Нет. – Он снова сел за стол и нашел глазами нужное место в русском документе.
– Она сейчас там?
Удивительно, насколько быстро это стало утомительным.
– Себ…
– Сейчас?
– Зачем ты здесь?
Себастьян слегка распрямился.
– Мне нужно, чтобы ты вместе со мной пошел на музыкальный вечер к Смайт–Смитам в четверг.
– Зачем?
– Я кое–кому обещал, что приду и…
– Кому ты обещал?
– Неважно.
– Важно, раз уж я вынужден туда пойти.
Себастьян слегка покраснел – забавное, и необычное, зрелище.
– Хорошо, я пообещал бабушке. На прошлой неделе она загнала меня в угол.
Гарри застонал. Будь в этом замешана любая другая женщина, он бы выкрутился. Но обещание, данное бабушке – это святое.
– Так ты пойдешь? – спросил Себастьян.
– Да, – со вздохом согласился Гарри.
Он ненавидел подобные мероприятия, но на музыкальном вечере, по крайней мере, не надо вести длинных вежливых бесед. Он сможет тихо посидеть на своем месте и помолчать. А если у него при этом будет скучающий вид – ну что ж, у других он будет не лучше.
– Отлично. Могу я…
– Погоди–ка. – Гарри подозрительно повернулся к нему. – А я–то тебе зачем?
Находясь в обществе, Себастьян отнюдь не страдал от недостатка уверенности. Однако тут он довольно неуверенно поерзал в кресле.
– Подозреваю, там будет мой дядюшка.
– И с каких пор это тебя пугает?
– Меня это не пугает. – Себастьян поглядел на него с отвращением. – Но бабушка, похоже, попытается нас помирить и… да, Господи, какая разница? Ты пойдешь, или нет?
– Конечно.
И правда, какие тут могут быть сомнения. Раз он нужен Себу, он пойдет. Себастьян встал, беспокойство его как рукой сняло, оно сменилось обычной беззаботностью.
– Я твой должник.
– Я прекратил считать.
Себ расхохотался.
– Пойду, разбужу для тебя задиру. Даже [i]мне[i] кажется, что в такое время поздно валяться в постели.
– Валяй, на здоровье. Ты – единственное во мне, что пользуется уважением Эдварда.
– Уважением?
– Восхищением, – согласился Гарри.
Эдвард не раз твердил, что не может понять, как его «неимоверно скучный» брат может так близко дружить с Себастьяном, которому он во всем хотел подражать.
Себастьян остановился у двери.
– Стол для завтрака все еще накрыт?
– Иди отсюда, – ответил Гарри. – И закрой за собой дверь.
Себастьян так и поступил, но его хохот все равно звучал по всему дому. Гарри размял пальцы и посмотрел на стол, где все еще лежал нетронутый документ на русском языке. У него осталось всего два дня, чтобы закончить работу. Благодарение Богу, что девушка – леди Оливия – ушла из комнаты.
При мысли о ней он посмотрел в окно, но без обычной своей осторожности, поскольку точно знал, что она ушла.
Но она не ушла.
И на этот раз она не могла не понять, что он ее заметил.
___________________________________________
(1) fiancée – (фр.) невеста
(2) к югу – в Англии и Америке обычно, говоря о направлении, используют названия частей света. Например «выйдешь из дома и пойдешь на восток» вместо «пойдешь направо».
(2) Мейфер – (Mayfair) - по праву называют «сердцем Лондона». Расположенный в самом центре между Гайд Парком (Hyde Park) и Green Park и соседствующий с центральными улицами Оксфорд Стрит (Oxford Street) и Regent Street , он один из самых дорогих и респектабельных районов Лондона. Mayfair считается аристократическим районом и символом благосостояния с 18 века. Величественные особняки в георгианском и викторианском стилях, пестрят досками памяти и почета с именами великих английских писателей и композиторов, некогда здесь живших.
Главный местный центр притяжения — Bond Street. Это полное собрание самых прославленных бутиков, золотая жила Mayfair. Особенно примечательна в этих краях улица Saville Row между Konduit Street и Piccadilly, знаменитой магазинами мужских портных. В Mayfair расположены кварталы самой пышной викторианской застройки — «райские кущи розовой терракоты», по выражению главного английского историка искусств Николая Певзнера