В жизни женщины встречаются моменты, когда ее сердце замирает в груди, а весь мир начинает видеться в розовым свете, причем необыкновенно совершенным, когда симфония начинала слышаться в каждом позвякивании колокольчика входной двери.
Такой момент наступил для Пенелопы Физеренгтон спустя два дня после музыкального вечера Смитти-Смит.
А начался он со звона колокольчика у входной двери, и голоса дворецкого, сообщающего ей:
– Мистер Колин Бриджертон пришел навестить вас.
Пенелопа рухнула на пол прямо с кровати.
Бриарли, служащий в семье Физеренгтон достаточно долго, даже глазом не моргнув на неуклюжесть Пенелопы, проговорил:
– Должен ли я передать ему, что вас нет дома?
– Нет! - почти завопила Пенелопа, поднимаясь на ноги, - То есть, я хотела сказать, нет, - добавила она более разумным голосом.
– Но мне потребуется десять минут, чтобы привести себя в порядок.
Она посмотрела в зеркало и вздрогнула от своего растрепанного вида.
– Пятнадцать.
– Как пожелаете, мисс Физеренгтон.
– Да, и отдай распоряжение приготовить поднос с едой. Мистер Бриджертон обычно голоден. Он почти всегда голоден.
Дворецкий кивнул.
Пенелопа стояла спокойно, пока Бриарли не исчез за дверью, затем неспособная больше сдерживать себя, затанцевала какой-то непонятный танец, и с ее губ сорвался звук, больше напоминающий радостный визг - которой, она была уверена, или, по крайней мере, надеялась, никогда прежде не раздавался из ее рта.
Сейчас, она не могла вспомнить, сколько прошло времени со дня последнего визита джентльмена к ней, правда это было гораздо меньше времени существования ее любви: Колина она любила почти половину своей жизни.
– Успокойся, - сказала она, разводя пальцы, и махая ладонями, словно надавливая на воздух таким движением, как если бы она пыталась успокоить небольшую непослушную толпу.
– Ты должна оставаться спокойной. Спокойной, - повторила она, словно это могло помочь. - Спокойствие.
Но глубоко внутри ее сердце продолжало танцевать не останавливаясь.
Она сделала несколько глубоких вздохов, подойдя к своему туалетному столику, и беря расческу.
Расчесывание волос должно занять не больше нескольких минут; Колин никуда не убежит за такой короткий срок. К тому же, он ведь ждет, что у нее займет довольно много времени привести себя в порядок, разве не так?
Так или иначе, она уложилась в рекордные сроки, и к тому моменту, когда прошла через дверь в гостиную, прошло не больше пяти минут с момента объявления дворецким о приходе Колина.
– Это было быстро, - произнес Колин с улыбкой.
Он стоял у окна, глядя на Маунт-стрит.
– О, что, было? - спросила Пенелопа, надеясь, что тепло, которое она почувствовала на коже не превратиться в румянец.
Леди, как предполагалось, должна была заставлять джентльмена ждать, хоть и не особенно долго. Однако не имело смысла придерживаться такого глупого поведения с Колиным. Он никогда не интересовался ею в любовном плане, и, кроме того, они были друзьями.
Друзьями. Это казалось, было, такое странное понятие, но, тем не менее, это точно отражало отношения между ними. Они всегда были близкими знакомыми, но с тех пор, как он вернулся с Кипра, они, по настоящему, стали друзьями.
Это было волшебно.
Даже если он никогда не полюбит ее - она сама уже давно думала что так и будет - дружеские отношения между ними были гораздо лучше, тому, что было до этого.
– Так чем я обязана удовольствию видеть тебя здесь? - спросила она, садясь на мамину, немного обесцветившуюся со временем, желтую дамасскую софу.
Колин сел напротив нее на довольно неудобный, прямо сказать, старый и потертый стул. Он наклонился вперед, положив руки на колени, и Пенелопа тут же поняла: что-то случилось. Это совсем не была принятая поза джентльмена во время светского визита. Он выглядел слишком смущенным и был слишком напряжен.
– Дело довольно серьезное, - сказал он, лицо его было мрачным.
Пенелопа близка была к тому, чтобы вскочить на ноги и забегать по комнате:
– Что случилось? Кто-нибудь заболел?
– Нет-нет, совсем не в этом дело, - он замолчал на некоторое время, взъерошил рукой волосы, и сделал глубокий вздох. - Это насчет Элоизы.
– А что с ней?
– Я не знаю, как сказать это. Я… У тебя есть чего-нибудь перекусить?
Пенелопа была готова свернуть ему шею.
– Ради Бога, Колин!
– Прости, - пробормотал он, - Я ничего не ел весь день.
– Во-первых, я уверена, - сказала Пенелопа нетерпеливо, - Бриарли уже почти приготовил поднос, и скоро его принесет. Теперь, ты, наконец, скажешь, что случилось, или планируешь подождать до тех пор, пока я не взорвусь от нетерпения.
– Я думаю, она и есть леди Уислдаун, - выпалил он.
Челюсть Пенелопы упала. Она не была уверена в том, что он скажет, но не до такой же степени.
– Пенелопа, ты слышишь меня?
– Элоиза? - переспросила она, хотя она точно слышала, что он сказал.
Он кивнул.
– Она не может быть леди Уислдаун!
Он встал, и начал нервно вышагивать туда-сюда.
– Почему нет?
– Потому…потому…Почему? Потому что нет такого способа, чтобы она не могла делать это десять лет, а я ни о чем не подозревала.
Выражение его лица из взволнованного превратилось в презрительное.
– Я сомневаюсь, что ты посвящена во все тайны Элоизы.
– Конечно, нет, - ответила Пенелопа, кидая на него раздражительный взгляд, - Но я могу сказать тебе, что абсолютно уверенна в том, что Элоиза не могла скрывать секрет такой величины от меня в течение долгих десяти лет. Она просто не способна на это.
– Пенелопа, она самый любопытный человек, из всех кого я знаю.
– Ну, ладно, это действительно так, - согласилась Пенелопа, - Кроме, наверно, моей мамы, я полагаю. Но этого недостаточно, чтобы обвинить ее.
Колин прекратил вышагивать, и уперев руки в бока, сказал:
– Она всегда записывает события, которые происходят.
– Почему ты так думаешь?
Он потер пальцами одной руки ладонь другой.
– Заляпана чернилами. Постоянно.
– Много людей используют перо и чернила, - Пенелопа махнула в его сторону, - Ты, когда пишешь свои дневники. Я уверена, у тебя на пальцах остаются пятна от чернил.
– Да, но я никуда не исчезаю, когда пишу свой дневник.
Пенелопа почувствовала, как ее пульс резко участился.
– Что ты хочешь этим сказать? - спросила она, ей стало не хватать воздуха.
– Я хочу сказать, что она запирается в свое комнате в течение многих часов, и после таких периодов, ее пальцы становятся испачканными в чернилах.
Пенелопа ничего не могла сказать мучительно долго.
“Свидетельство” Колина, действительно, влекло за собой осуждение, особенно в комбинации со всеми известной и всеми задокументированной склонности Элоизы выведывать чужие секреты.
Но она не была леди Уислдаун. Она просто не могла ею быть. Пенелопа была готова заложить собственную жизнь на это.
В конце концов, Пенелопа скрестила на груди руки и тоном, чрезвычайно похожим на тон шестилетнего упрямого ребенка проговорила:
– Это не она. Не она.
Колин опустился обратно на стул, выглядя при этом побежденным.
– Мне жаль, но я не могу разделить твою уверенность.
– Колин, тебе нужно -
– Где, черт подери, эта еда?
Она была потрясена, но так или иначе, отсутствие его манер, сильно развлекло ее.
– Я уверена, Бриарли скоро будет здесь.
Он потянулся на стуле.
– Я голоден.
– Да, - сказала Пенелопа, губы ее задергались, - Я полагаю очень сильно.
Он утомленно вздохнул и нахмурился.
– Если она действительно леди Уислдаун, это будет стихийное бедствие. Ужасное стихийное бедствие.
– Это не может быть так плохо, - осторожно сказала Пенелопа, - Не то, что я думаю, что она леди Уислдаун, я так совсем не думаю! Но, даже если бы она была леди Уислдаун, разве это было бы так ужасно? Мне даже нравится леди Уислдаун.
– Да, Пенелопа, - резко сказал Колин, - это было бы так ужасно. Ее просто уничтожат.
– Я не думаю, что ее уничтожат.
– Конечно, ее уничтожат. Как ты думаешь, скольких людей обидела эта женщина за все эти годы.
– Я никогда не думала, что ты ненавидишь леди Уислдаун, - сказала Пенелопа.
– Я не ненавижу ее, - нетерпеливо сказал Колин, - Не имеет значение, ненавижу я ее или нет. Все вокруг ненавидят ее.
– Я не думаю, что это так. Они все покупают ее газету.
– Ну, конечно, они покупают ее газету! Все вокруг покупают ее проклятую газету.
– Колин!
– Прости, - проговорил он, но это совсем не звучало как извинение.
Пенелопа кивнула, принимая его извинения.
– Кто бы ни была эта леди Уислдаун, - сказал Колин, ткнув пальцев в ее сторону с такой интенсивностью, что она инстинктивно подалась назад, - Когда с нее сорвут маску, она будет не способна появляться в Лондоне.
Пенелопа деликатно откашлялась.
– Не думала, что ты так сильно волнуешься из-за мнения света.
– Я не волнуюсь, - возразил он, - Ну, хорошо, но, по крайней мере, не сильно. Любой, кто скажет тебе, что его абсолютно не волнует мнение света, лжец и лицемер.
Пенелопа подумала, что он действительно прав. Ее удивило, что он согласился с ней.
Кажется, всем мужчинам нравится притворяться, будто бы они самодостаточные личности, и не подвержены воздействию вредных привычек и мнений высшего света.
Колин наклонился вперед, его зеленые глаза загорелись дьявольским огнем.
– Сейчас речь идет не обо мне, Пенелопа, речь идет об Элоизе. Если ее выбросят из общества, жизнь ее будет поломана.
Он снова сел на стул, но все его тело просто излучало напряжение.
– Не говоря о том, как это отразиться на моей матери.
Пенелопа выдохнула.
– Я действительно думаю, что ты расстраиваешься раньше времени, и непонятно из-за чего, - сказала она.
– Я надеюсь, ты права, - ответил он, закрывая глаза.
Он не был точно уверен, когда он начал подозревать, что его сестра могла бы быть леди Уислдаун. Возможно, после того, как леди Данбери сделала свое сенсационное заявление. В отличие от большинства людей в Лондоне, Колин никогда особо не интересовался настоящей личностью леди Уислдаун. Ее колонка была довольно интересна, и он, конечно, читал ее, как и все вокруг, но, по его мнению, леди Уислдаун была просто… леди Уислдаун, и это все, кем она была.
Но наглость леди Данбери заставила его думать, а, как и все остальные Бриджертоны, когда его разумом завладела навязчивая идея, он уже не был способен думать ни о чем другом. Так или иначе, ему на ум пришло то, что у Элоизы был очень подходящий характер и способности, чтобы написать такую колонку, и прежде, чем он смог убедить себя, что он рехнулся, он увидел ее пальцы, заляпанные чернилами. С того момента, он был близок к сумасшествию, неспособный думать ни о чем другом, кроме возможности того, что у Элоизы была своя тайная жизнь.
Он не знал, что его больше раздражало - то, что Элоиза могла бы быть леди Уислдаун, или то, что она сумела скрывать это от него в течение десяти лет.
Раздражение вызывал тот факт, что он был обманут свое сестрой. Ему всегда нравилось думать, что он умнее, чем она.
Но, ему следует сосредоточится на настоящем. Потому что, если его подозрения верны, то что еще остается делать со скандалом, который непременно разразится, когда откроется кто она.
А это, скорее всего, откроется. Против всего Лондона, жаждущего заполучить обещанную тысячу фунтов, у леди Уислдаун нет никаких шансов.
– Колин! Колин!
Он открыл глаза, задаваясь вопросом, как долго звала его Пенелопа по имени.
– Я действительно думаю, что тебе нужно прекратить волноваться об Элоизе, - сказала она. - В Лондоне сотни и сотни народу. Леди Уислдаун вполне может быть кем-то из них. Благодаря твоей способности детализировать, - она помахала пальчиками, чтобы напомнить ему об заляпанных чернилами пальцах Элоизы. - Ты сам мог бы быть леди Уислдаун.
Он посмотрел на нее довольно снисходительно.
– Исключая одну маленькую деталь - я отсутствовал в Лондоне большую часть времени.
Пенелопа проигнорировала его сарказм.
– Ты достаточно хороший писатель, чтобы вынести это.
Колин собирался было сказать что-нибудь забавное и не слишком грубое, в ответ на ее слабые аргументы, но правда была в том, что он был втайне сильно очарован ее словами ‘хороший писатель’.
И все что он смог сделать - это просто сидеть и глупо улыбаться немного чокнутой улыбкой.
– C тобой все в порядке? - поинтересовалась Пенелопа.
– Просто отлично, - ответил он, моментально приходя в себя, и стараясь придать своему лицу более нормальное выражение. - Почему ты спросила.
– Поскольку, ты внезапно стал выглядеть довольно неважно. Словно у тебя головокружение.
– Я в порядке, - проговорил он, возможно немного громче, чем это было необходимо. Я просто подумал о скандале.
Она издала осуждающий вздох, который раздражал его, потому что он не видел причины, по которой она могла бы почувствовать себя такой нетерпеливой с ним.
– Какой скандал? - спросила она.
– Который произойдет тогда, когда откроется, кто она, - произнес он.
– Она не леди Уислдаун! - настаивала она.
Колин резко выпрямился на стуле, его глаза засветились новой идеей.
– Знаешь, - сказал он, довольно напряженным голосом, - Не имеет значение, является ли она леди Уислдаун или нет.
Пенелопа тупо уставилась на него в течение нескольких секунд, затем пробормотала:
– Ну, где же еда. Я должно быть немного не в себе. Разве мы не провели последние десять минут, положительно сходя с ума, пытаясь узнать, кто она?
Словно в ответ на реплику, в комнату вошел Бриарли с тяжело нагруженным подносом. Пенелопа и Колин в молчании смотрели, как дворецкий раскладывал закуски.
– Не хотели бы вы, чтобы я разложил вам все по тарелкам? - спросил он.
– Нет, все в порядке, - быстро сказала Пенелопа. - Мы сможем справиться сами.
Бриарли кивнул, и как только разложил столовые приборы, и наполнил два стакана лимонадом, вышел из комнаты.
– Послушай меня, - сказал Колин, вскакивая на ноги, и прикрывая дверь так, чтобы дверь легко касалась дверного проема (но при этом технически оставалась открытой, чтобы нельзя было придраться к правилам приличия).
– Разве ты не хочешь что-нибудь поесть? - спросила Пенелопа, держа тарелку перед собой и заполняя ее различными мелкими закусками.
Он схватил кусок сыра, съел его в два, довольно неделикатных, укуса, затем продолжил:
– Даже если Элоиза не является леди Уислдаун - хотя, я все же думаю, это именно она - это не имеет значения. Потому что если я подозреваю, что она леди Уислдаун, то найдутся такие, которые ее так же будут подозревать.
– Ты так считаешь?
Колин понял, что протягивает вперед руки, и остановил их прежде, чем успел схватить ее за плечи и хорошенько потрясти.
– Это не имеет значения! Разве ты не понимаешь! Если кто-нибудь укажет пальцем в ее сторону, она будет погублена.
– Нет, - сказала Пенелопа, казалось, прилагая большие усилия, чтобы разжать зубы, - она будет погублена, если только она, и в самом деле, леди Уислдаун!
– Как ты сможешь доказать это? - спросил Колин, вышагивая туда-сюда. - Как только пойдут слухи, ущерб будет уже нанесен. Они дальше развиваются уже сами.
– Колин, у тебя напрочь исчез здравый смысл еще пять минут назад.
– Нет, ты дослушай меня, - он повернулся лицом к ней, и был захвачен чувством такой силы, что не смог бы отвести глаз от ее лица, даже если бы вокруг рушился дом.
– Предположим, я скажу всем, что я совратил тебя.
Пенелопа замерла.
– Ты была бы погублена навсегда, - продолжал он, приседая на корточки, возле края софы, так чтобы их лица находились на одном уровне.
– Не имело бы значения то, что мы даже не целовались. Это, моя дорогая Пенелопа, и есть сила слова.
Она выглядела застывшей, лицо ее сильно покраснело.
– Я… я не знаю, что сказать, - запнувшись, пробормотала она.
И затем произошла самая причудливая вещь в его жизни. Он внезапно понял, он тоже не знает, что сказать. Он совсем забыл о слухах и силе слова, обо всей этой ерунде, единственной вещью, о которой он мог думать в тот момент, это о поцелуе и… И - И.
Великий Боже, он хотел поцеловать Пенелопу Физеренгтон. Пенелопу Физеренгтон!
Он мог сказать - это то же самое, что поцеловать сестру.
Кроме одного - он украдкой бросил на нее взгляд; она выглядела необыкновенно привлекательной, и он удивился, как же он раньше не замечал, что она не его сестра, и к тому же довольно привлекательная молодая женщина.
Она определенно не была его сестрой.
– Колин? - его имя, шепотом слетело с ее губ, ее глаза восхитительно мигали и одурманивали, как это могло случиться, что он до сих пор не заметил, какого интригующего оттенка они были?
Как расплавленное золото возле зрачка. Он никогда не видел ничего, подобного этому, хотя он ее видел сотни раз до этого.
Он встал - внезапно, шатаясь, словно пьяный. Лучше всего, если они не будут на одном и том же уровне. Было гораздо труднее отсюда смотреть в ее глаза.
Она тоже встала.
Проклятье!
– Колин? - голос ее звучал едва слышно. - Могу я попросить тебя об одном одолжении?
Можно назвать это мужской интуицией, можно назвать это безумием, но очень настойчивый голос, внутри него кричал, что, чего бы она ни хотела, это была очень плохая идея.
Но, он, однако, был идиотом.
Он точно, им был, поскольку, он сначала почувствовал, как двигаются его губы, затем услышал голос, ужасно похожий на его собственный: - Конечно.
– Ты не хотел бы -
Просто фраза. Но он уже испугался.
– Ты не хотел бы поцеловать меня?