Доктору удалось остановить кровотечение, но он удрученно качал головой, пока мыл руки.

— Она потеряла много крови, — сказал он мрачно, — Она очень слаба.

— Но она выкарабкается? — с тревогой спросил Тернер.

Доктор Уинтерс печально пожал плечами:

— Мы можем только надеяться.

Не принимая такой ответ, Тернер обошел доктора и сел на стул у постели жены. Он взял ее безвольную руку и сжал ее.

— Она выживет, — сказал он хрипло. — Она сможет.

Леди Ридланд откашлялась.

— Доктор Уинтерз, у вас есть предположения, что могла вызвать такое кровотечение?

— Это мог быть разрыв в матке. Вероятно, это случилось, когда выходил послед.

— Такое часто случается?

Доктор кивнул.

— Боюсь, что мне пора идти. Меня ждет еще одна пациентка, и мне надо хоть немного поспать, чтобы суметь должным образом помочь ей.

— Но Миранда.., — леди Ридланд осеклась, посмотрев на свою невестку с тревогой и страхом.

— Я больше ничего не могу сделать для нее. Мы можем только надеяться и молиться, что ее тело залечит разрыв, и он не будет снова кровоточить.

— А если это случиться? — решительно спросил Тернер.

— Если случится, надо наложить чистый бандаж, так как сделал я. И пошлите за мной.

— И если мы все это сделаем, есть хоть один чертов шанс, что вы доберетесь сюда вовремя? — язвительно процедил Тернер, от горя и ужаса растеряв всю свою вежливость.

Доктор не ответил, лишь кивнул головой.

— Леди Ридланд. Лорд Тернер.

Когда дверь за ним закрылась, леди Ридланд подошла к сыну.

— Тернер, — мягко сказала она, — тебе надо отдохнуть. Ты не спал всю ночь.

— Ты тоже.

— Да, но я …, — она умолкла. Если бы ее муж умирал, то она хотела бы быть с ним. Она наклонилась и поцеловала Тернера в макушку. — Я оставлю тебя с ней.

Он обернулся к ней и его глаза опасно вспыхнули.

— Черт побери, мама! Мне не нужно говорить ей последнее «прощай»! Не говори так, будто она умирает!

— Конечно, нет, — но ее глаза, наполненные сочувствием и горем, сказали ему совсем другое. Она тихо вышла из комнаты.

Тернер не сводил глаз с бледного лица Миранды, его горло сдавил спазм.

— Я должен был сказать тебе, что я люблю тебя, — хрипло произнес он, — Я должен был сказать тебе. Это ведь все, что ты хотела услышать, да? А я был слишком глуп, чтобы понять это. Я думаю, что я любил тебя все время, любимая. Все время. Каждую минуту, с того момента, в карете, когда ты сказала мне, что любишь меня. Я был…

Ему показалось, что что-то шевельнулось в ее лице и он умолк. Но это была всего лишь его собственная тень, скользившая по ее лицу оттого, что он раскачивался взад и вперед.

— Я был так удивлен, — продолжил он, как только смог снова говорить. — Так удивлен, что кто-то мог любить меня и не желать поработить меня. Так удивлен, что ты могла любить меня и не хотела меня изменить. И я…я не думал, что смогу снова полюбить. Но я был неправ!

Он судорожно стискивал руки, едва сдерживая себя, чтобы не взять ее за плечи и встряхнуть.

— Я был не прав, черт побери, и это была не твоя ошибка. Это была не твоя ошибка, котенок. Это была моя ошибка. Или может быть Летиции, но определенно не твоя.

Он поднес ее руку к губам.

— Это никогда не было твоей ошибкой, котенок, — сказал с мольбой в голосе, — Вернись ко мне. Пожалуйста. Я клянусь, ты пугаешь меня. Ты ведь не хочешь напугать меня, правда? Уверяю тебя, это выглядит не очень-то красиво.

Ответа не последовало. Он отчаянно желал, чтобы она кашлянула или беспокойно пошевелилась или еще хоть что-нибудь. Но она просто лежала, так неподвижно, что леденящий ужас охватил его и он отчаянно перевернул ее руку, чтобы нащупать пульс на внутренней стороне запястья. Тернер вздохнул от облегчения. Пульс был. Едва ощутимый, но был.

Он утомленно зевнул. Он совершенно вымотался, и его веки слипались, но он не мог позволить себе заснуть. Он должен был быть с ней. Он должен был видеть ее, слышать, как она дышит, видеть, как отблески света играют на ее коже.

— Здесь слишком темно, — пробормотал он, поднимаясь на ноги, — Это похоже на покойницкую.

Он стал обыскивать комнату, судорожно открывая ящики тумбочек и шкафов, пока не нашел еще несколько свечей. Он зажег их все, рассовав по светильникам. И все равно было еще слишком темно. Он кинулся к двери и, распахнув, ее завопил:

— Брейли, мама, Оливия!

На его зов немедленно явились человек восемь, опасаясь худшего.

— Мне нужны свечи, много свечей, — сказал Тернер, бодрым голосом заглушая свой страх и усталость. Несколько горничных немедленно понеслись прочь.

— Но здесь уже и так достаточно светло, — произнесла Оливия, заглядывая в комнату. Она замерла, увидев Миранду, ее лучшую подругу с младенчества, лежащую так неподвижно.

— С ней все будет в порядке? — прошептала она.

— С нее все будет прекрасно, — огрызнулся Тернер. — При условии, что здесь будет немного больше света.

Оливия откашлялась.

— Можно мне войти, я хочу ей кое-что сказать.

— Она не собирается умирать! — взорвался Тернер. — Ты слышишь меня? Она не собирается умирать. Не никакой нужды говорить ей прощай. Ты не должна прощаться с ней.

— Но если все-таки она… — упорствовала Оливия, смахивая слезы, катящиеся по щекам. — Я должна прикоснуться…

Потеряв всякий контроль, Тернер схватил сестру за плечи и прижал к стене

— Она не собирается умирать, — сказал он глухим убийственным голосом. — И я был бы признателен, если бы вы все прекратили думать иначе.

Оливия судорожно кивнула. Тернер внезапно отпустил ее и уставился на свои руки так, будто они были чужими.

— Боже мой, — срывающимся голосом произнес он. — Что я делаю?

— Все в порядке, Тернер, — Оливия осторожно, успокаивающе коснулась его плеча. — Ты просто устал.

— Нет, я не могу. Не сейчас, когда она нуждается во мне, я должен быть сильным для нее, — он шагнул назад в комнату и сел рядом с женой. — Сейчас я — не имею значения, — пробормотал он, с трудом сглотнув. — Ничто не имеет значения, только Миранда.

Близорукая горничная вошла в комнату, принеся несколько свечек.

— Зажгите их все, — приказал Тернер, — Я хочу, чтобы здесь было светло как днем. Вы слышите меня? Как днем, — он вернулся к Миранде и погладил ее по лицу, — Она всегда любила солнечные дни, — он в ужасе замолк и отчаянно посмотрел на сестру. — Я хотел сказать, она любит солнечные дни.

Оливия больше не могла видеть брата в таком состоянии, она кивнула и тихо вышла.

Несколько часов спустя, леди Ридланд вошла в комнату с маленьким свертком на руках, завернутым в розовое одеяльце.

— Я принесла твою дочь, — произнесла она мягко.

Тернер оглянулся, потрясенно поняв, что совсем забыл о существовании этого крошечного человечка. Он недоуменно уставился на нее.

— Она такая маленькая.

Его мать улыбнулась.

— Обычно все младенцы такие.

— Я знаю, но….посмотри на нее, — он протянул к ней свой указательный палец. Крошечные пальчики схватили его с удивительной силой. Тернер взглянул на мать с изумлением от вида этой новой жизни, так ясно написанном на его застывшем лице.

— Я могу подержать ее?

— Конечно, — леди Ридланд осторожно вложила сверток в его руки, — Она твоя, ты же знаешь.

— А вот и ты, да? — он посмотрел вниз на розовенькое личико и коснулся крошечного носика, — Как твои дела? Добро пожаловать в мир, котенок.

—Котенок? — удивилась леди Ридланд, — Какое забавное прозвище.

Тернер покачал головой.

— Нет, это не забавно. Это прекрасно, — он посмотрел на мать. — Как долго она еще будет такой маленькой?

— О, я не знаю. По крайней мере, еще некоторое время, — она подошла к окну и раздвинула шторы. — Светает. Оливия сказала мне, что ты хотел больше света в этой комнате.

Он кивнул не в силах отвести от дочери взгляда.

Леди Ридланд закончила суетиться у окна и вернулась к нему.

— Да, Тернер… у нее карие глаза.

— Правда? — он снова взглянул на ребенка. Ее глазки были закрыты — она спала. — Я знал, что так и будет.

— Это хорошо, она не хотела бы разочаровать своего папу в свой первый день, не правда ли?

— Или свою маму, — Тернер посмотрел на все еще смертельно бледную Миранду и прижал к себе этот крохотный комочек новой жизни. Леди Ридланд поглядела на синие глаза своего сына, точно такие же, как у нее, и сказала:

— Осмелюсь предположить, что Миранда надеялась на синие глаза.

Тернер неловко сглотнул. Миранда любила его так долго и преданно, а он отверг ее. Теперь он мог потерять ее, и она никогда не узнает, что он понял, какой тупой задницей он был. Она никогда не узнает, что он любит ее.

— Осмелюсь предположить, что она их получит, — сказал он сдавленным голосом. — Ей только надо будет подождать до следующего раза.

Леди Ридланд прикусила губу.

— Конечно, дорогой, — сочувственно произнесла она. — Ты уже подумал, как назовешь девочку?

Он удивленно вскинул голову, сообразив, что никогда не думал над тем, какое имя дать ребенку.

— Я… Нет, я забыл об этом.

— Оливия и я думали о некоторых симпатичных именах. Что ты скажешь о Джулиане? Или Клэр. Я предложила Фиону, но Оливии не понравилось.

— Миранда никогда бы не позволила назвать свою дочь Фиона, — сказал он тупо. — Она всегда ненавидела Фиону Беннет.

— Ту маленькую девочку, которая живет неподалеку от Хейвербрикса? Я не знала об этом.

— Это спорный вопрос, мама. Я не назову ее никак, пока не посоветуюсь с Мирандой.

Леди Ридланд снова сглотнула.

— Конечно. Дорогой. Я буду только…, я оставлю тебя пока. Побудь немного со своей семьей.

Тернер посмотрел на свою жену, потом на дочь.

— Это твоя мама, — прошептал он, — Она очень устала. Ей понадобилось много сил, чтобы ты родилась. Не могу понять почему. Ты ведь такая маленькая. — Он коснулся одного из ее крошечных пальчиков, словно подтверждая это. — Я не думаю, что она успела тебя увидеть. Но я знаю, что она бы очень хотела. Она взяла бы тебя на руки, обняла и поцеловала тебя. Ты знаешь почему? — он неловко смахнул слезу. — Потому что она любит тебя, вот почему. И я держу пари, что она любит тебя даже больше, чем меня. И я думаю, что она должна любить меня совсем мало, за то, что я вел себя не так, как должен был.

Он украдкой взглянул на Миранду, чтобы удостовериться, что она очнулась прежде, чем он добавил:

— Мужчины могут быть задницами. Мы глупы и тупы, и мы редко открываем свои глаза достаточно широко, чтобы видеть все те подарки, что преподносит нам судьба. Но я вижу тебя, — добавил он, улыбаясь дочери. — И вижу твою маму, и я надеюсь, что ее сердце достаточно большое, чтобы простить меня в последний раз. Думаю, что это так и есть. У твоей мамы есть благородство.

Малышка загулькала, заставляя Тернера восхищенно улыбнуться:

— Я вижу, что ты согласна со мной. Ты очень умна для только что родившегося человечка. Но с другой стороны, чему я удивляюсь - твоя мама тоже очень умна.

Ребенок заворковал.

— Ты льстишь мне, котенок. Но сейчас я склонен думать, что и я тоже умен, — он посмотрел на Миранду и прошептал. — Только двое из нас знают, насколько глупым я был.

Девочка по-детски загукала, вынуждая Тернера полагать, что его дочь была самым умным ребенком на всех Британских островах.

— Ты хочешь познакомиться со своей мамой, котенок? Почему бы мне не представить вас друг другу? — его движения были неуклюжими, он никогда раньше не держал детей на руках, но все-таки ему удалось уложить дочь на сгибе руки Миранды.

— Вот так. Мммм, там тепло, не так ли? Я бы хотел поменяться с тобой местами. У твоей мамы очень нежная кожа, — он коснулся щечки ребенка. — Не такая нежная, как у тебя, но все-таки. Ты, моя маленькая, удивительно прекрасна.

Ребенок заволновался и, покряхтев, издал громкий вопль.

— О, дорогая, — пробормотал Тернер в недоумении. Он взял ее на руки и стал качать, придерживая головку так, как делала его мать.

— Тише. Тише. Шшшшш. Успокойся. Вот так.

Но очевидно его просьбы не были услышаны, потому что она заревела еще громче.

Послышался стук в дверь, и внутрь заглянула леди Ридланд.

— Хочешь, чтобы я взяла ее, Тернер?

Он покачал головой, не желая расставаться с дочерью.

— Я думаю,что она хочет есть, Тернер. Кормилица уже пришла, она в соседней комнате.

— О, конечно, — он выглядел смущенным, когда вручал ребенка матери. — Возьми ее.

Он снова был наедине с Мирандой. Она так и не пошевелилась за все время его бессменной вахты, если не считать легкого вздымания груди, когда она дышала.

— Вот и утро, Миранда, — сказал он, снова взяв ее за руку и пытаясь проникнуть в ее сознание, — Время просыпаться. Ты встаешь? Если не для себя, то ради меня. Я ужасно устал, но ты знаешь, я не смогу заснуть, пока ты не проснешься.

Но она не двигалась. Она не поворачивалась во время своего сна, не похрапывала, она его пугала.

— Миранда, — сказал он, слыша панику в своем голосе. — Уже хватит. Ты слышишь меня? Этого достаточно. Тебе нужно…

Его голос сорвался, он больше не мог продолжать. Он стиснул ее руку и отвел взгляд. Глаза застилали слезы. Как он собирался жить без нее? Как он будет воспитывать их дочь один? Как он узнает, как ее назвать? И самое ужасное, как он будет жить, если она умрет, так и не услышав от него, что он любит ее?

С отчаянной решимостью, он вытер слезы и вернулся к ней.

— Я люблю тебя, Мирнада, — сказал он громко, надеясь, что сможет достучаться до нее, сквозь окутывающий ее сознание туман, даже если она уже не проснется. Его голос стал настойчивым. — Я люблю тебя. Тебя. Не то, что ты делаешь для меня и не то, что ты заставляешь меня чувствовать. Только тебя.

С ее губ сорвался едва различимый звук, такой тихий, что Тернер подумал, что ему показалось.

— Ты что-то сказала? — Его глаза отчаянно вглядывались в ее лицо, ища малейшие признаки движения. Ее губы снова дрогнули, и его сердце подпрыгнуло от радости.

— Что ты сказала, Миранда? Пожалуйста, скажи это еще раз. Я не расслышал, — он приблизил к ее губам свое ухо. Ее голос был слаб, но слово было отчетливо слышно:

— Хорошо.

Тернер начал смеяться. Он не мог остановиться. Как это похоже на Миранду, сказать что-то осмысленное лежа на предположительно смертном ложе.

— С тобой все в порядке, не правда ли?

Ее подбородок переместился не более чем на четверть дюйма, но это определенно был кивок. Вне себя от счастья и облегчения, он побежал к двери, чтобы прокричать хорошие новости для всех обитателей дома. Его мать, Оливия и большая часть слуг собрались в зале.

— Она в порядке, — задыхаясь, произнес он, не заботясь о том, что его лицо залито слезами. — Она в порядке.

— Тернер, — донесся до него хриплый голос из кровати.

— Что, любимая? — кинулся он к ней.

— Кэролайн, — сказала она тихо, изо всех сил стараясь изогнуть непослушные губы в улыбке. — Назови ее Кэролайн.

Он прижался к ее руке поцелуем.

— Значит Кэролайн. Ты подарила мне прекрасную маленькую девочку.

— Ты всегда получаешь то, что хочешь, — прошептала она.

Он пристально, с любовью смотрел на нее, понимая внезапно степень чуда, которое возвратило ее из небытия.

— Да, — сказал он хрипло, — Кажется так и есть.

* * * * *

Несколько дней спустя, Миранда чувствовала себя гораздо лучше. По ее просьбе ее перенесли в спальню, которую они с Тернером разделяли в первые месяцы их брака. Эта обстановка умиротворяла ее и она хотела показать мужу, что желает реального брака. Они принадлежали друг другу. Это было так просто.

Она все еще не вставала с постели, но силы понемногу возвращались к ней, и щеки окрасил здоровый румянец. Хотя возможно это было от любви. Миранда никогда не чувствовала раньше и малой доли тех эмоций, что переполняли ее сейчас. Тернер, казалось, не мог произнести и двух предложений, не выпалив их. Кэролайн вызывала в них обоих такую любовь, что это было неописуемо.

Оливия и леди Ридланд тоже тряслись над нею, но Тернер попытался свести их вмешательство к минимуму, желая получить жену только для себя. Как-то, проснувшись после дневного сна, она увидела Тернера, сидящего рядом с ней.

— Добрый вечер, — пробормотал он.

— Вечер? Уже вечер? — она сладко зевнула.

— По крайней мере, полдень уже далеко позади.

— Замечательно. Я никогда не чувствовала себя такой ленивой.

— Ты заслужила это, — уверил он ее, его синие глаза светились теплотой и любовью. — Каждую минуту.

— Как малышка?

Тернер улыбнулся. Ей удавалось задать этот вопрос в течение первой минуты любой их беседы.

— Очень хорошо. Должен признаться, она получила пару отличных легких.

— Она такая милая, правда?

Он кивнул.

— Такая же, как и ее мать.

— О, я не настолько мила.

Он наклонился, чтобы чмокнуть ее в нос.

— Там, под ершистым характером, ты очень мила. Верь мне. Я проверял.

Она покраснела.

— Ты неисправим.

— Я счастлив, — он поправился. — Очень, очень, счастлив.

— Тернер?

Он пристально посмотрел на нее, слыша сомнение в ее голосе.

— Что, любимая?

— Что случилось?

— Я не уверен, что понимаю, что ты имеешь в виду.

Она открыла рот, потом закрыла его, очевидно пытаясь найти правильные слова.

— Почему ты вдруг…внезапно все понял…

— То, что я люблю тебя?

Она молча кивнула.

— Я не знаю. Я думаю, что это было во мне все время. Только я был слишком слеп, чтобы это разглядеть.

Она нервно сглотнула.

— Это случилось, когда я чуть не умерла?

Она не знала почему, но мысль о том, что он не смог распознать свою любовь, пока не понял, что может навсегда потерять ее, ей не слишком понравилась. Он покачал головой.

— Это случилось, когда родилась Кэролайн. Я слышал ее крик, и это звук был так…так…, я не могу описать это, но я немедленно понял, что люблю ее. О, Миранда, отцовство — удивительная вещь. Когда я держу ее в своих руках…. Мне так жаль, что ты не знала этого, то на что это походило.

— Полагаю, это походило на материнство, — сказала она насмешливо.

Он коснулся указательным пальцем ее губ.

— Помолчи. Позволь мне закончить свою историю. У меня есть друзья, у которых дети, и они говорили мне, как это замечательно, когда на свет появляется новая жизнь, которая является частью тебя самого, твоей плотью и кровью. Но я, — он откашлялся, — я понял, что люблю ее не потому, что она часть меня, я люблю ее потому, что она часть тебя.

Глаза Миранды наполнились слезами.

— О, Тернер.

— Нет, дай я закончу. Я не знаю, что я сделал или сказал, чтобы заслужить тебя, Миранда, но теперь, когда у меня есть ты, я не отпущу тебя. Я очень тебя люблю, — он сглотнул, задохнувшись от эмоций. — Вот так.

— О, Тернер, и я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, правда?

Он кивнул.

— И я благодарю тебя за это. Это самый драгоценный подарок, который я когда-либо получал.

— Мы будем счастливы, правда ведь? — она робко улыбнулась ему.

— Без сомненья, любимая, без сомненья.

— И у нас будут еще дети?

Выражение его лица стало строгим.

— Только при условии, что ты не будешь меня так пугать. Кроме того, лучший способ избежать появления детей — воздержание, а я не думаю, что буду в состоянии это выдержать.

Она покраснела, но все же сказала:

— Хорошо.

Он склонился к ней и поцеловал ее таким страстным поцелуем, на какой только мог решиться.

— Тебе нужно еще отдыхать, — сказал он, с трудом отрываясь от нее.

— Нет, нет. Пожалуйста, не уходи. Я совсем не устала.

— Ты уверена?

Какое счастье было знать, что кто-то о ней так заботится.

— Да, уверена. Но я хочу, чтобы ты принес мне кое-что. Ты не возражаешь?

— Конечно, нет. Что это?

Она показала рукой:

— Там, на моем столе в гостиной лежит обитая зеленым шелком шкатулка. В ней ключ.

Тернер вопросительно приподнял брови, но вышел в гостиную.

— Зеленая шкатулка, — уточнил он.

— Да.

—Вот он, — он вернулся в спальню, держа ключ.

— Хорошо. Теперь, если ты вернешься к моему столу, то найдешь там большую деревянную коробку в ящике с приданым.

Тернер вышел обратно в гостиную.

— Боже, какой тяжелый. Что здесь у тебя? Камни?

— Книги.

— Книги? Что за книги могут быть настолько драгоценны, что должны быть заперты на ключ?

— Это мои дневники.

Он вновь вошел в спальню, обеими руками держа деревянную коробку.

— Ты ведешь дневник? Не знал об этом.

— Ты сам мне это посоветовал.

Он обернулся.

— Не было такого.

— Было. В тот день, когда мы встретились в первый раз. Я рассказала тебе о Фионе Беннет и о том, какой гадкой она была, и ты подсказал мне завести дневник.

— Я это сделал?

— Угу. И я точно помню, что ты сказал мне. Я спросила тебя, зачем мне нужен дневник, а ты ответил: «Поскольку, когда ты превратишься в себя, и станешь столь же красива, как уже умна, то сможешь в любой момент заглянуть в свой дневник и понять, как глупы такие девочки, как Фиона Беннет. И посмеешься, когда вспомнишь, что мама говорила, что твои ноги выросли из плеч. И, может быть, с улыбкой вспомнишь обо мне и сегодняшнем, таком интересном, разговоре».

Он потрясенно уставился на нее, смутно припоминая тот день.

— И ты сказала, что всегда будешь вспоминать обо мне с улыбкой.

Она кивнула.

— Я запомнила то, что ты сказал дословно. Это была самая хорошая вещь, которую кто-либо мне говорил.

— Бог мой, Миранда, — сказал он с благоговением. — Ты действительно любишь меня, правда?

Она кивнула.

— С того самого дня. Принеси мне коробку.

Он поставил ящик на кровать и вручил ей ключ. Она открыла ее и вытащила несколько книжиц. Некоторые были в кожаном переплете, некоторые обтянуты девичьей цветастой тканью, наконец, она достала самый простой блокнот, вроде тех, что были у него, когда он еще учился.

— Этот был первым, — сказала она, осторожно открывая дневник, — Я действительно любила тебя все это время. Вот смотри.

Он глянул вниз на первую страницу.

2 Марта 1810

Сегодня я влюбилась.

Слезы брызнули у него из глаз.

— Я тоже, моя любовь. Я тоже.

Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.