Мы ехали через пустыню, двигаясь по сухой колее, которая периодически исчезала из виду (во всяком случае, для меня).

— Представь, как интересно было осваивать Запад в старые времена, — мечтательно произнес Берни, пребывавший в благодушном настроении. — Вот бы нам с тобой служить проводниками по тропам, как Кит Карсон!

С одной стороны дороги показалось несколько крутобоких холмов.

— До чего же великолепная страна! Я готов пробежать ее всю, от границы до границы.

Мы еще немного проехали, прежде чем Берни вполголоса добавил:

— Ну может, не пробежать. — И затем: — Надо бы улучшить форму.

Внезапно он погрустнел. Отчего? Непонятно. Я широко-широко открыл рот, растягивая мышцы. Иногда при этом — вот как сейчас — моя нижняя губа цепляется за какой-нибудь зуб. Берни поглядел на меня и слабо улыбнулся.

Дорога стала неровной, Берни снизил скорость, объезжая камни и низкорослые колючки. Через некоторое время на его лице появилось загадочное выражение, он принюхался. Только давайте не будем обсуждать бесполезность человеческого носа, ладно?

— Чуешь что-нибудь, Чет?

Перечислять по порядку?

— Запах масла, горелого масла, верно?

Ну конечно. Я постоянно чую запах горелого масла, когда мы ездим в «порше», никогда не обращал на это особого внимания. Берни остановил машину, вылез, поднял капот и принялся рассматривать двигатель. Я тоже выбрался из автомобиля и бегло изучил окрестности, несколько раз задрав лапу на колючие кустики и большой круглый валун, на котором лежал плоский камень поменьше — сами понимаете, не мог такое пропустить. Оглянувшись на Берни, я увидел, что тот лежит под машиной, громыхает какой-то железякой и бурчит себе под нос. Охо-хо, инструменты. Если напарник достал инструменты, ничего хорошего не жди. Я обогнул высокий кактус, нашел в земле интересную нору. Сунул нос внутрь и учуял что-то похожее на рыбу, только этот запах острее и одновременно тоньше, чем от настоящей рыбы. Змея, никаких сомнений. Я быстренько отдернул морду. Боюсь змей до чертиков и не стесняюсь в этом признаться. Вы удивитесь, но однажды я поймал змею, черную и толстую, на пешей прогулке среди сосен где-то в горах. Что в меня тогда вселилось? Мы просто шли, я и Берни, как вдруг…

— Чет, можем ехать!

Я обернулся. Берни с перепачканным смазкой носом заливал прозрачную жидкость в воронку, торчавшую из двигателя; в багажнике мы держим несколько канистр с разными жидкостями. Он закрыл крышку капота, и вскоре мы уже опять мчались по бескрайним просторам. Я все еще чуял запах горелого масла, но Берни выглядел ужасно довольным.

— Эта машинка проездит еще тысячу лет, — сказал он.

Я порадовался.

Мы миновали какие-то скалы причудливой формы. Тени от всех предметов, включая автомобиль и наши головы, становились все длиннее и ложились вперед на дорогу. Вдалеке показалась низкая круглая гора из буровато-красного камня; впрочем, насчет цвета могу ошибаться. У ее подножия я разглядел что-то квадратное. Квадратная форма вещей, как правило, предполагает, что к ним приложил руку человек. Мимо промелькнула расплющенная пивная банка, потом еще одна.

— Уже недалеко, — сказал Берни со знающим видом, как у того проводника из старых времен, о котором вспоминал. Интересно, Кит Карсон тоже ориентировался в пустыне по мятым пивным банкам?

Вскоре наш путь преградило высохшее русло реки, каменистое посередине и обрамленное редкими чахлыми деревцами вдоль берегов.

— Апаш-Уош, — объявил Берни. — Воды полно, только надолго ли?

Я присмотрелся повнимательней. Ни капли воды, все сухо! Иногда Берни меня беспокоит. Эта вода просто сводит его с ума. Я положил лапу ему на колено.

— Ладно-ладно, дружище, — сказал он, и «порше» медленно перекатился через сухое русло.

Колея совсем потерялась, но мы уже почти достигли подножия круглой горы, и я разглядел, что квадрат — это покосившаяся лачуга у старого костра байкеров.

Мы остановились возле хижины и подошли к черному пятну кострища. Берни пнул ногой пару бутылок, подобрал толстую кость, заглянул в лачугу. Я раскопал обуглившийся кусок бифштекса и быстренько с ним управился.

— Чет! Что ты там ешь?

Уже ничего. Чистая правда. Еда закончилась. Я все как следует обнюхал и пробежался по округе с деловым видом. Берни вернулся в машину, достал из бардачка бинокль и навел его на дальние холмы — в сумерках они показались мне розоватыми. Отвратительная штука — бинокль, особенно когда Берни подносит его к глазам, чуть не приклеивается. По-моему, в людях и без того уже много от механизмов.

— Чет, успокойся.

A-а, так это я, что ли, поскуливаю? Пришлось успокоиться. Берни опустил бинокль, сел на камень и развернул на коленях карту. Я уселся рядышком. Напарник знакомым жестом похлопал себя по карманам в поисках сигарет, хотя, решив покончить с курением, никогда не носил их с собой.

— Ты забрел в этот лагерь, Чет, но откуда? С какой стороны?

Я сидел рядом с Берни, ожидая, пока он сам разберется, что к чему. Тем временем у меня не на шутку разыгрался аппетит. Может, найду еще хоть кусочек мясца, пусть и обугленного? Я принюхался: канюки, одеколон Берни, бензин, горелое мескитовое дерево, и — ей-ей! — вода, настоящая, не из бутылки, проточная вода, но, увы, никакого мяса. Да, и еще этот острый запах. Я подвинулся поближе к Берни.

Он сложил карту, спрятал ее в задний карман и посмотрел на меня:

— Попробуй вспомнить, старик, откуда ты пришел? — Берни почесал меня между ушами. Как-то очень точно обнаружил местечко, которое срочно требовалось почесать, а я и не подозревал! — Сам понимаешь, отправных у нас не много.

О чем спрашиваешь, Берни? Как мы сюда попали? Ну конечно, я прекрасно помню! Сейчас покажу!

— Тише, Чет, тише.

Что это я делаю? Зачем-то взгромоздил передние лапы на плечи Берни. Ой. Пришлось сесть. Берни сходил к машине и принес фонарь, а также наш старый добрый пистолет тридцать восьмого калибра, который заткнул за пояс. Обожаю это оружие! Кстати, Берни — отличный стрелок. Я видел его на полигоне — жутко интересное место, правда, меня свозили туда только один раз, потому что я слишком сильно разволновался. Вообще-то я тогда был гораздо моложе, а сейчас бы вел себя вполне прилично. Тридцать восьмой «специальный»! Берни, стрельни во что-нибудь, а? Все равно во что, хоть в бутылки на заборе. Ба-бах, и вдребезги! К сожалению, пистолет так и остался у напарника за пазухой.

— Хочешь водички? — спросил он.

Неплохая мысль. Оказывается, меня давно мучит жажда. Берни наполнил мою плошку, я вдоволь напился.

— Все в порядке? Ну, веди.

Я подошел к кострищу, порылся в золе, потом сделал круг и потрусил в пустыню, прочь от солнца, так что моя тень лежала впереди — такой, знаете, длинный, дли-ин-ный Чет. Некоторое время спустя я принюхался и сменил направление. Мы повернули в сторону розоватых гор: Берни немного позади, я — то задирая нос, то опуская его к земле. Нужно идти на самый знакомый запах в мире: мой собственный. Он приведет нас на ранчо мистера Гулагова, туда, где эта ужасная шахта. Я ухвачу кое-кого за ногу, и пожалуйста — дело закрыто.

Кстати, о моем запахе: куда же он подевался? Я опять изменил направление, побежал в сторону голой, пустынной полоски земли, посреди которой высился один-единственный чахлый кустик. Обнюхал кустик, задрал лапу над его листьями, если вообще можно назвать листьями эти длинные серые отростки с… ай, шипами! Слишком поздно.

Мы немного передохнули, пока Берни вытаскивал из меня колючки, затем я снова подбежал к кустику.

— Чет, я тебя умоляю!

Я так тщательно принюхивался, что, вероятно, потревожил растеньице и оно-таки выдало свою тайну: слабый, почти неразличимый запах старой кожи, соли с перцем, норкового манто, томатного супа-пюре плюс явная нота самца, если честно, довольно вонючая. Мой запах: так точно, сэр! Мой, и только мой, бесспорное доказательство того, что здесь побывал Чет-Ракета.

— Что-то почуял, дружище?

Угу. Я ткнулся носом в плотную, густую кучу грязи (она оказалась теплее, чем воздух: земля еще хранила остатки дневной жары) и принялся искать свой след. На это ушло немало времени, но в конце концов рядом с ржавыми остатками чего-то сделанного руками человека, но уже утратившего форму я снова учуял свой запах, пожалуй, еще более слабый, чем в первый раз. Я вновь повернул к горам, верней, к самой высокой вершине с краю, и припустил рысцой, не поднимая носа от земли. Еще один след? Кажется, да. Что ж, сверну. Далее последовал длинный отрезок пути, не отмеченный моим запахом, а когда я взглянул на горы… Они по-прежнему были вдали, но уже не розовели, за исключением одной верхушки. Наши тени тоже исчезли, небо потемнело, сгустились сумерки.

— Как дела? — поинтересовался Берни.

С гор налетел ветер. Я задрал голову и понюхал его. Как дела? Отлично. Справимся. Только вот ветер не принес никакого запаха. Совсем. Я удивился: обычно ветер мне помогает. Я повернул, обнюхал шарик перекати-поля. Опять пахнет канюками (их резкую вонь ни с чем не спутаешь), какими-то ящерицами, но не мной, не мной. Очередной порыв ветра погнал перекати-поле дальше.

Наступила ночь, в бескрайнем черном небе высыпали звезды, а за ними взошла и луна, белая, круглая. У моего партнера полно глупых мыслей насчет луны — она, дескать, не светит сама по себе и когда-то была частью земли, — а вот я точно знаю, как луна действует на меня. Трудно объяснить, но при лунном свете все мои ощущения обостряются до предела. Вдобавок такой яркой луны, как сегодня, я еще никогда не видел. Напарнику, несмотря на все его нелепые убеждения, даже не пришлось воспользоваться фонарем.

Поиски продолжались. Полное безмолвие нарушал только вой ветра. Мы с Берни прекрасно умели двигаться в тишине. Один раз впереди блеснул свет, я поспешно подбежал к его источнику: осколок стекла. Знакомый аромат? Возможно (лишь возможно), намек на запах норкового меха — моего меха. Я свернул в одну сторону, потом в другую, медленно вычерчивая зигзаги. Искать, искать! Луна плыла по небу. Время от времени мой нос различал другие оттенки, например, томатный суп-пюре, а однажды даже мускус (определенно мой), заставляя менять направление. Берни не отставал от меня. Порой я переходил на легкую рысь, а он — на бег трусцой, и тогда в тишине слышалось его тяжелое дыхание. Прошло какое-то время, наверное, много времени, но Берни не промолвил и слова. Я чувствовал, что он верит в меня, и это придавало мне сил. Если понадобится, я буду идти по следу до самого утра.

Ура! Наконец-то удача: в этой безымянной глуши я разглядел знак на щите, тот самый, что попался мне на глаза в ночь моего побега от мистера Гулагова. Я подбежал к щиту, Берни последовал за мной. Осветил фонариком выцветшие буквы, провел пальцами по рассохшейся доске и прочел:

— «Призрак», вроде бы так. Пять миль. — Обернувшись ко мне, Берни добавил: — По всей видимости, «Призрак» — название городка. Таких в округе немало. Чет, ты здесь был?

Название ни о чем мне не говорило, однако что за вопрос — конечно, был! Я еще на пару шагов приблизился к щиту, и вдруг мне в нос ударил мой собственный запах, да, мой! Я сорвался с места.

— Чет! Чет! Не спеши!

Я попробовал притормозить, но запах неудержимо влек меня дальше, становясь все сильнее. Я рванул вперед, потом вернулся назад к Берни, сделал круг и опять побежал по следу. Я не чувствовал усталости и даже не заметил, как скрылась луна, погасли звезды и посветлело небо. Мы, несомненно, двигались правильно, я явственно различал все компоненты запаха: старая потертая кожа, соль с перцем, мех норки, суп-пюре из томатов и мускус. Да-да, это он! Не в силах больше сдерживаться, я понесся вприпрыжку. Берни пыхтел позади меня, но затем пыхтение прекратилось. Я обернулся: напарник постепенно замедлял темп и вскоре перешел на шаг. Берни, скорей же! Чуя повсюду свой запах, я вновь помчался вперед и уже как следует разогнался, когда…

Что такое? Пивные банки? Остатки костра? Покосившаяся лачуга? О нет! Неужели мы снова вернулись на стоянку байкеров? Нет-нет, невозможно, ведь мы провели в поисках целую ночь! Я замер, подняв переднюю лапу.

Сзади подоспел Берни.

— Получается, мы ходили кругами, старик, — тихонько сказал он.

Я опустил лапу. И голову.

В лучах солнца стало видно, как мы запылились, я и Берни. Из-за ветра, который поднялся ночью? Не знаю. При дневном свете я также заметил, что под глазами Берни опять залегли синяки.

— Как красива пустыня на рассвете! — сказал он.

Ну уж не для меня и не сейчас. Я так тяжело переживал свой провал, что даже не смел смотреть в глаза напарнику. Мы сели в машину, пересекли высохшую речку и по старой колее возвратились через горы в Сьерра-Верде. Я устало лежал на сиденье, однако не позволял себе заснуть. Ни в коем случае!

— Проголодался, друг?

Еще как проголодался, но еды не заслужил. Берни остановил машину, я сел. Оказалось, мы припарковались возле продовольственного магазина. Берни вытащил из-за пазухи пистолет, спрятал его в бардачок и уже взялся за дверную ручку, как вдруг из магазина вышел человек с мешком продуктов. Мелкий, тощий, всклокоченные волосы, руки в татуировках.

Берни замер.

— Не шевелись, — одними губами велел он мне.

Я затаил дыхание. Мы, я и Берни, мы знакомы с этим задохликом! Анатолий Булганин, киномеханик из Лас-Вегаса. А ведь Вегас далеко отсюда. Вне всяких сомнений, сейчас Берни прикидывает, что этому типу здесь понадобилось. Я выпрямился на сиденье.