Совершенно СЕКРЕТНО № 11/162 от 11/2002

Перевод с английского: Дмитрий Павленко

Рисунок:  Игорь Гончарук

Маккенна проработал на «последней миле» в блоке смертников «С» чуть ли не всю жизнь — по крайней мере, так казалось на первый взгляд. В любом случае достаточно долго, чтобы не тяготиться работой, которую остальные, в том числе и я, ненавидели всей душой. Кстати, именно поэтому мы и считали его малость тронутым.

Что такое «последняя миля»? С виду ничего особенного — обыкновенный покрытый линолеумом коридор, куда выходят решетчатые двери десятка камер. Правда, одна особенность все же есть, да еще какая — отсюда осужденные отправляются получать за свои деяния «награду» от властей штата в виде петли на шею. Понятно, что эти ребята отнюдь не в восторге от обстановки, в которой им приходится коротать последние деньки, и порой выражают свое недовольство с помощью мелких пакостей — например, могут во время обхода взять да плеснуть в тебя водой из кружки.

Впрочем, все это лишь досадные мелочи. Если с «контингентом» обращаться нормально, то большинство ведут себя вполне пристойно, а кто нет… что ж, для этого существуют различные методы воздействия. Ведь даже живому мертвецу есть что терять — те же письма от родных, продукты из тюремной лавки, — так что подобных «рычажков» у нас хватает.

Хуже другое — гостят они у нас слишком долго. Если раз за разом подавать на апелляцию, то пересмотр дела может тянуться годами. Проходит месяц-другой, и ты постепенно начинаешь забывать, по какой, собственно, причине они здесь оказались. Даже забываешь, что у тебя волосы вставали дыбом, когда ты читал их дело. Шумиха в прессе стихает быстро, а ты остаешься в блоке «С» присматривать за «отбросами общества», пока не приходит пора избавиться от них окончательно. Поэтому главная задача — постараться побыстрее зачерстветь душой, чтобы не воспринимать каждого из них как личность.

Иначе твои дела плохи, поскольку, согласно закону штата, дежурный надзиратель обязан лично сопровождать приговоренного в последний путь. Обычно это происходит так: сначала вы спускаетесь на первый этаж, дожидаетесь, пока распахнут толстую стальную дверь, после чего пересекаете внутренний двор и оказываетесь в огромном сарае, где тебе предстоит взойти со своим «клиентом» на эшафот. Ты считаешь каждую ступеньку, обнаруживаешь, что их тринадцать, и неожиданно для себя понимаешь, что число это и впрямь несчастливое. Минут через тридцать, которые кажутся вечностью, ты возвращаешься. Уже один. После этого ты можешь напиться, сколько угодно переживать, проклинать свою работу, но привыкнуть к ней все равно невозможно.

А вот Маккенна справлялся с этим запросто, в чем я довольно скоро имел возможность убедиться.

Когда срок моей страховки по безработице истек, а свободной вакансии так и не нашлось, я решился сделать шаг вниз по наклонной плоскости и стал тюремным надзирателем — пардон, «сотрудником пенитенциарного учреждения». Меня как новичка тут же поставили на «последнюю милю». Маккенна лежал в больнице с язвой.

Одного раза мне хватило с лихвой, хотя до той ночи — в нашей тюрьме казни всегда совершаются по ночам — работа казалась более или менее терпимой.

Моим первым «клиентом» стал немолодой чех-официант, который как-то раз жарким летним вечером пришел домой с работы, искромсал свою жену и троих детей на мелкие кусочки и побросал их в ванну. За время, проведенное под нашей опекой, он нарисовал пейзаж с видом на городскую набережную Майами-Бич, занявший всю стену камеры, прочитал полное собрание сочинений Луиса Л’Амура, научил меня шестнадцати чешским ругательствам и перестал ломать голову над вопросом о том, чем же ему так не угодила семья. Это был тертый калач, и я не сомневался, что он справится, — а, стало быть, и я тоже. Как выяснилось, я ошибался — и на его, и на свой счет. Последние двадцать ярдов нам пришлось тащить его на руках.

На следующий день я потребовал перевода на другую должность и тут же его получил — слишком мало у начальства было людей, чтобы ими разбрасываться. Тем более что в отделе кадров знали: все стараются отвертеться от этой работы при первой же возможности.

Все, кроме Маккенны — всегда спокойного и хладнокровного, словно похоронных дел мастер. Однако самым странным было то, что во время его дежурства все проходило как по маслу — «клиенты» никогда не впадали в истерику, не устраивали сцен. По крайней мере, так мне рассказывали.

Впрочем, я не особенно об этом задумывался — до тех пор пока мне не достался пост у входа в сарай в одну из тех самых ночей. Когда из главного корпуса вышли двое и неторопливо двинулись в мою сторону, я поначалу принял их за очередной патруль. И лишь минуту спустя с удивлением заметил, что один из них в «сцепке» — так у нас называются соединенные цепью две пары «браслетов», которые надевают «клиенту» на запястья и щиколотки. Почему с удивлением? Да потому, что обычно приговоренного можно распознать уже за милю. А тут…

Конечно, тот мужик тоже нервничал будь здоров, но меня сбило с толку то, какой пружинистой походкой он вышагивал. Когда они с Маккенной поравнялись со мной, он даже повернулся ко мне и сказал:

— Добрый вечер, офицер. Какая чудная погода!

И подмигнул. Представляете?! Маккенна же просто кивнул — с таким видом, словно направлялся в буфет подкрепиться сэндвичем с чашечкой кофе.

— Привет, Чарли. Присмотри за дверью, ладно? Мы вернемся минут через сорок. Во всяком случае, я-то уж точно.

Что и говорить, шуточка была еще та, но, хотите верьте, хотите нет, приговоренный захохотал — здоровым веселым смехом!

Я размышлял об этом чуть ли не целый час и понял, что все кончено, лишь когда увидел Маккенну. Он шел медленно, чуть заметно шаркая ногами, но его лицо было таким же спокойным, как и раньше.

— Как все прошло?

— Легко и быстро. Никаких проблем. Знаешь, Чарли, а ведь меня нечасто об этом спрашивают. Черт возьми, многим на это вообще наплевать! Было бы неплохо, если бы ты иногда мне помогал.

— Ну уж нет, Мак, кто угодно, только не я. У меня нервы не стальные.

— Чарли, поверь, у тебя нормальные нервы, может, даже слишком. Потому-то ты мне и нужен. Как-нибудь я угощу тебя выпивкой, и мы это обсудим.

— Мак, я никогда не откажусь от халявной выпивки, но на «последнюю милю» не вернусь. Не могу, и все тут.

— Посмотрим, Чарли, посмотрим. Без тебя мне не обойтись… в конце концов, я же не вечный. Все мы рано или поздно начинаем стареть.

— Черт возьми, Мак, как тебе это удается?! Почему у тебя они идут на смерть с такой легкостью?!

— Потому, что я рассказываю им на ночь сказку. Но об этом давай как-нибудь в другой раз. Пока, Чарли, до завтра. — И Маккенна, не оглядываясь, зашагал к главному корпусу.

Так вышло, что работы в том году у нас было хоть отбавляй. Сначала мы «проводили» 22-летнего наркомана, решившего раздобыть денег на дозу с помощью кухонного ножа. Следующим был банковский кассир, заставший в своей супружеской постели родного брата. Затем настала очередь старого грабителя-профессионала, так и не поверившего, что студент, подрабатывавший в бакалее продавцом, способен рискнуть жизнью за хозяйские 68 долларов. Затем — фаната «Далласских ковбоев», пришедшего в бар с дробовиком, чтобы поставить точку в споре о том, чей полузащитник лучше. Я уже не помню их имен, зато прекрасно помню выражение их лиц, когда они под конвоем Маккенны проходили мимо меня.

Оно не менялось и оставалось точь-в-точь таким же, как у первого виденного мной «клиента» Мака! В том смысле, что страха они испытывали не больше, чем нашкодивший школьник, которого вызвали к директору на проработку. Менялся только сам Маккенна.

Это было не слишком заметно, но с каждым разом он выглядел чуть более усталым, словно ему на плечи постоянно давил тяжкий груз. Когда же холодной ноябрьской ночью пробил час бейсбольного фаната, Маккенна вернулся, едва переставляя ноги.

Я внимательно посмотрел на него.

— Ну что, все прошло как обычно?

— Да, все как всегда. Одно плохо — слишком стар я становлюсь для этой работы. — Он тяжело вздохнул. — Как насчет выпивки на халяву, от которой ты никогда не отказываешься? — Не дожидаясь ответа, он достал из заднего кармана плоскую бутылку «Джека Блека», свинтил колпачок, сделал солидный глоток и передал ее мне. Я машинально взял бутылку, слегка смочил губы и поспешно сунул ему ее обратно.

— Мак, ты хоть понимаешь, что если нас сейчас застукает кто-нибудь из начальства, то вышибут с работы в два счета?

— Во-первых, в такое время вряд ли здесь ходит начальство, а во-вторых, у них такая нехватка людей, что нам ничего не сделают, даже если мы пригоним сюда целый грузовик шлюх. Только свою долю попросят. — Он вновь приложился к бутылке и протянул ее мне.

На этот раз я отхлебнул по-настоящему, уверенный, что следующим глотком Маккенна опустошит фляжку до дна и ее можно будет убрать с глаз долой. Я оказался прав.

— Вообще-то на тебя это не похоже.

— В последнее время мне требуется подзарядка. С каждым разом становится все труднее. Это отнимает больше сил, чем я предполагал.

Некоторое время мы молча сидели, а потом я спросил:

— Ну что, Мак, ты готов рассказать мне про свою «сказку»?

— А ты вернешься на «последнюю милю»?

— Вот на это не рассчитывай.

— Чарли, думаю, рано или поздно ты согласишься. Кроме того, у меня нет выхода — я должен кому-то это рассказать, найти человека, которому можно… передать эстафету.

— Так в чем же все-таки дело?

— Когда я подавал сюда заявление о приеме на работу, то относился к этому точно так же, как ты. Раз в кармане ни гроша — либо иди работать куда берут, либо помирай с голоду. Так что я не привередничал, даже когда меня определили на «последнюю милю». Я обращался с ними вполне прилично, без лишних сантиментов, но в то же время как с людьми. И со временем стал хорошо их понимать… пожалуй, даже слишком. Моя первая «последняя миля» прошла еще хуже твоей. Это был пятидесятичетырехлетний «голубой», отравивший своего любовника и молодого паренька, с которым тот ему изменял. Он любил фильмы с Фредом Астором, мексиканскую кухню и шахматы.

Держался он отлично… пока я не надел на него «сцепку». Есть в ней что-то такое, от чего даже самые крутые не выдерживают. В общем, он начал рыдать, как малое дитя, еще до того, как я вывел его из камеры. — Маккенна откашлялся. — И вот что я тебе скажу: многим из них туда и дорога, потому что они способны только приносить людям страдания. Но и они имеют право умереть по-человечески.

Так вот, я чуть ли на своем горбу втащил его по лестнице на эшафот. Когда ему на шею накинули петлю, он потерял сознание, и его начали приводить в чувство, потому что закон штата требует, чтобы осужденный перешел в мир иной, так сказать, в здравом уме и твердой памяти. До сих пор не пойму, на кой это надо! В конце концов у меня сдали нервы, я двинул капитану в челюсть и сам нажал на рукоятку, открывающую люк. Старина Герман еще сучил ногами, когда я выбежал из сарая.

Дома я напился и на пару дней сказался больным — хотел дать начальству время решить, возбуждать против меня уголовное дело или просто уволить. Разумеется, они не сделали ни того, ни другого — у них и тогда людей не хватало. На второй день ко мне явился капитан Райкер и сказал, что мне ничего не будет — если только я завтра же не выйду на работу. Ясное дело, в блок «С». И я вернулся, хотя знал бы ты, чего мне это стоило. — Маккенна закурил, причем руки его дрожали так, что он попал кончиком сигареты в огонек зажигалки лишь с третьей попытки. — Сам понимаешь, еще раз допустить такого я не мог. У меня было шесть месяцев, чтобы все как следует обдумать, и лучшее, что мне пришло в голову, — это «сказка с добрым концом» в ночь перед казнью.

— Минутку, Мак! Ты хочешь сказать, что это правда?! Про «сказку»?

— Конечно, Чарли. Чистая правда и ничего, кроме правды. Как раз в ней-то все и дело! У меня есть несколько вариантов, в зависимости от ситуации и от того, насколько умен «клиент», но все эти парни отправляются на тот свет с мыслью о том, что для них все закончится хорошо.

— Слушай, ты будешь рассказывать или загадывать загадки?

— А догадаться не так уж и сложно. Точнее, проще простого. Я говорю им, что они останутся живы. И скоро окажутся на свободе.

Я недоуменно уставился на него в полной уверенности, что он меня разыгрывает.

— Я говорю им, что мне, тюремному врачу и капитану дали взятку, — продолжал Маккенна. — Их семья, друзья, сообщники… кто угодно, лишь бы это выглядело правдоподобно! Черт возьми, да если им сказать, что за них похлопотал Санта-Клаус, они тоже в это поверят! Потому что им хочется верить, очень хочется.

Поэтому когда я говорю, что в веревку вплетен маленький крючок, который не позволит петле затянуться до конца, они принимают это за чистую монету. А что, спрашивается, им еще остается делать?

И это всегда действовало. За исключением одного раза, когда «клиент» в последнюю секунду обо всем догадался. Звали его Руди Бакли, самый вежливый убийца из всех, что я встречал. Он, уже болтаясь в петле, прохрипел: «Маккенна, сукин ты…» Думаю, он бы еще много чего мог добавить, да только не успел — время у него вышло.

А теперь оно и у меня кончается. Да, я научился с ними управляться, но, сам того не ведая, угодил в ловушку. Они остались со мной, понимаешь? Я помню их всех — имена, лица, то, как они уходили из жизни… Они возвращаются ко мне каждую ночь, и терпеть это уже не хватает сил. Пока что спасает виски, но всему есть предел.

— Да, Мак, интересный у нас разговор получается. Жаль, что у тебя не припасено еще одной бутылочки, тогда бы и я смог немного расслабиться.

— Скоро ты меня сменишь, — без тени сомнения в голосе произнес Маккенна.

— Вряд ли, Мак. Не смогу.

— Еще как сможешь. Я не прошу тебя дать ответ прямо сейчас, Чарли, ты для этого еще не созрел. Но одно я знаю точно — это будешь либо ты, либо этот ублюдок Уилер, который после казни всю обратную дорогу смакует подробности. А ведь даже худшие из них имеют право умереть по-человечески.

— А какое ты имеешь право обманывать этих людей?! Ты лишаешь их последнего шанса разобраться с собой, обрести душевный покой…

— Душевный покой?! Да кто, как не я, заботится об их душах?!

— Я не смогу со спокойным лицом пичкать их твоей сказочкой!

— Когда придет время, ты сам убедишься, насколько это просто. Пойми ты, наконец, они только и мечтают услышать что-нибудь в этом духе!

С этими словами Маккенна поднялся и ушел — с таким видом, будто мы уже обо всем договорились. Я хотел крикнуть ему вслед, что не согласен, но потом подумал, что сейчас это не столь уж и важно.

После чего все вернулось на круги своя… месяца на два. А потом — за неделю до того, как нам предстояло сопровождать очередного «клиента», — Маккенна меня подставил.

Его нашли во время дневного обхода… в сарае. Организованное в спешном порядке расследование показало, что он надел на себя «сцепку», сунул голову в петлю и дернул за веревку, привязанную к рукоятке, открывающей люк. И рядом с ним не было никого, кто бы утешил его напоследок. Вот такие дела.

Что же касается меня, то, как и предсказывал Маккенна, я согласился его заменить. Мало того, выяснилось, что он уже порекомендовал меня начальству на свое место, так что завтра ночью я заступаю на новую должность.

Я еще не знаю, сумею ли придумать «сказку с добрым концом». Скорее всего да, но сейчас меня волнует другое. Кто расскажет ее мне, когда я решу, что для этого пришло время?