Покинув Лондон, Маргарет и Сидней Рейли в июне 1899 года направились в Россию, где пробыли до осени следующего года. На протяжении лета 1900 года Рейли путешествовал по богатому нефтью Кавказу, заехал в порт Петровск и Баку, в то время как Маргарет оставалась в Петербурге. В документах английского Военного министерства за этот период мы нашли документ, свидетельствующий о том, что:
«У мистера Стивенса (в британском консульстве в Баку) есть агент, который ездит между Петровском и Баку по Транскавказской железной дороге и лично докладывает Стивенсу о результатах своих поездок».
Какова бы ни была суть полученной информации, важно одно — человек, который ее добывал, получал за нее деньги. Подобный сценарий вполне укладывается в modus operandi Рейли, хотя у нас нет достаточных доказательств того, что этим человеком был именно он.
В сентябре 1900 года чета Рейли выехала в Константинополь, сев на пароход, который доставил их в египетский город Порт-Саид. Из Порт-Саида на пароходе «Рим» супруги Рейли отправились в Коломбо, где сделали пересадку на другое судно, направлявшееся в конечный пункт их путешествия — Шанхай, с остановками в Пинанге, Сингапуре и Гонконге. Проведя несколько месяцев в Шанхае, супруги проследовали в Маньчжурию, прибыв в Порт-Артур в первые месяцы 1901 года. Жизнь в Порт-Артуре была не просто однообразной по сравнению с тем, к чему Маргарет и Сидней Рейли привыкли в Англии и России, она протекала еще и в самом центре назревавшего территориального конфликта между Россией и Японией, которому суждено было вылиться через несколько лет в открытое военное столкновение.
Расположенный в самой крайней точке Ляодуньского полуострова, порт имел колоссальное стратегическое значение благодаря своему выгодному географическому положению в Бохайском заливе, открывавшему доступ к китайской столице Пекину. В 1898 году Китай сдал России в аренду Ляодуньский полуостров, к большому неудовольствию и досаде Японии. Русские переименовали порт Люйшунь в Порт-Артур и сделали его базой своего Тихоокеанского флота. Порт, вне всякого сомнения, был идеальным оборонительным объектом, который к тому же был защищен полуостровом, получившим прозвище «тигриный хвост». Это созданное самой природой укрепление было еще больше усилено русскими военными и считалось самым мощным оборонительным фортом во всем Китае.
Для Японии же Порт-Артур был свидетельством стремления России к морскому превосходству в этом регионе, с чем она, будучи сама крепнувшей морской державой, не могла смириться. На экономическом фронте обе страны также вели непримиримую борьбу за установление господства над одними и теми же природными ресурсами в Маньчжурии и Корее. Присоединение Россией Ляодуньского полуострова представляло для Японии такую же угрозу в военной и морской области, что и возрастающая железнодорожная экспансия России на территорию Маньчжурии. Пытаясь сдержать экспансионистские устремления России дипломатическими путями, Япония в то же время готовилась к возможной войне с ней.
Центр международных интриг, каким был предвоенный Порт-Артур, являлся именно тем местом, где Рейли намеревался извлечь для себя наибольшую коммерческую выгоду. Согласно официальным документам, его основным занятием были торговля лесом, продажа недвижимости и судоходный бизнес. Однако при внимательном изучении этих документов обнаруживается, что все свои сделки Рейли успешно проворачивал не без содействия некоего Моисея Акимовича Гинсбурга.
Гинсбург, родившийся 5 декабря 1851 года в украинском местечке Радзивилов, имел давние связи с семьей Розенблюмов. Его детство и юность были вполне типичными для еврея, жившего в Российской империи. С рождения окруженный нищетой, Гинсбург с одиннадцати лет стал зарабатывать на жизнь, надписывая ярлыки на товарах в местной таможне. В возрасте пятнадцати лет Моисей отправился в Одессу, а оттуда в Германию, Англию и Америку. Работая в Сан-Франциско и скопив девяносто долларов, он купил билет третьего класса на пароход, отправлявшийся в Китай.
По пути судно зашло в японский порт Иокогаму. Гинсбургу настолько понравилась Япония, что он решил там и остаться. К 1877 году он уже основал в Иокогаме свою собственную торговую компанию, поставлявшую корабельные припасы для судов, заходивших в японские воды. Вскоре он приобрел репутацию «единственного в Японии русского, вполне знакомого с местными условиями». Порт Владивосток — главная база русского Тихоокеанского флота — еще только начинал развиваться, и его ведомства не могли организовать снабжение флота даже самым необходимым. Вполне естественно, что, не имея серьезных конкурентов, Гинсбург оказался практически незаменимым человеком для русской Тихоокеанской эскадры.
Великий князь Кирилл Владимирович, поднявший в 1898 г. андреевский стяг над Порт-Артуром, писал о Гинсбурге: «Он был нашим благодетелем, от которого зависел весь наш Тихоокеанский флот… Все — от булавки до корабельного якоря и от заклепки до дымовой трубы — приходилось доставать с помощью Гинсбурга». Именно здесь, на новой базе русского Тихоокеанского флота, компания «М. Гинсбург и Кº» и учредила свою главную контору. Импортно-экспортная компания отныне имела отделения в Нагасаки, Иокогаме, Чемульпо, Одессе и Сингапуре, а ее оборот составлял более одного миллиона рублей в год.
Будучи человеком, обладавшим коммерческим талантом и большими способностями к языкам, Рейли был, несомненно, крупной находкой для «Гинсбург и Кº», куда он поступил на службу, первое время работая под начальством Г. М. Гандельмана, возглавлявшего одно из отделений компании Гинсбурга. Занимаясь прямой торговлей, торговый дом Гинсбурга также выступал и как агент других коммерческих предприятий, как, например, «Восточно-Азиатской компании» — пароходной фирмы с филиалами в Одессе, Петербурге и Копенгагене. Имея прямые полномочия от Гинсбурга на ведение дел со всеми отделениями этой компании, Рейли в феврале 1902 года прибывает на крупное совещание по вопросам торговли. Назначение Рейли представителем обеих компаний объясняет, почему «Восточно-Азиатская компания» была официально зарегистрирована по тому же адресу, что и «Гинсбург и К». Под этим же адресом действовала еще одна компания — «Грюнберг и Рейли», которая, наряду с американской фирмой «Кларксон и Кº», была основным импортером американского леса. Партнер Рейли по торговле лесом, В. Грюнберг, был, согласно документам «Восточно-Азиатской компании», также представителем морской пароходной компании и Китайско-Восточной железной дороги.
Для Гинсбурга приближение русско-японской войны не было секретом — через свою обширную агентурную сеть в Японии и Китае он получал информацию из весьма осведомленных источников. После войны Гинсбург утверждал, что он в свое время предупреждал руководство российского флота о намерениях Японии, но его донесения либо недооценивали, либо вообще игнорировали. Существует также вероятность того, что этим заявлением Гинсбург пытался отвести от себя обвинение в спекуляциях во время войны. Отвечая на более позднюю критику в свой адрес, он утверждал, и не без некоторых оснований, что его проницательность позволила русскому гарнизону продержаться в осаде лишних два-три месяца.
Предвидя неизбежность войны с Японией, Гинсбург и Рейли закупили огромное количество провизии, материалов и медикаментов, а также очень большое количество угля. Сохранились также документы о спекуляциях Рейли на партиях товара и свидетельства о том, что Рейли был прекрасно осведомлен о скором начале войны. Помимо различных материалов, которые были заказаны Морским министерством торговому дому «Гинсбург и Кº», им были созданы запасы и за свой счет. Так, еще за несколько месяцев до того, как по Порт-Артуру был сделан первый выстрел, Гинсбург закупил одних только медикаментов и перевязочных материалов на 150 тысяч рублей.
В то время как нарастающее противостояние между Россией и Японией создавало напряженную ситуацию на Дальнем Востоке и в Порт-Артуре в частности, отношения между Рейли и Маргарет тоже стали постепенно ухудшаться. Если Рейли считал для себя женитьбу на Маргарет браком по расчету, то сама Маргарет относилась к ней куда более серьезно. Если бы Маргарет могла предвидеть, чем может обернуться ее брак с Рейли, вряд ли она решилась бы подвергнуть свою жизнь столь высокому риску ради любви к нему.
В отличие от жены, явно тяготившейся своей теперешней жизнью, Рейли нравилась колониальная атмосфера Порт-Артура, где он чувствовал себя как рыба в воде. Держа китайских слуг, спешивших выполнить любое желание хозяина, проводя каждый вечер в игорных домах с хорошей выпивкой, он жил полнокровной жизнью английского джентльмена, хотя и рожденного от «ирландского отца и русской матери». Помимо этого, существовало еще одно развлечение, порожденное особенностями колониальной жизни. Среди четырех тысяч европейцев, населявших в то время Порт-Артур, была целая армия женщин, подобно Маргарет, брошенных мужьями и умиравших от скуки. Возможность поволочиться за ними была для мужчин, подобных Рейли, соблазном, перед которым было трудно устоять. Как и у многих других донжуанов того времени, успех, который Рейли имел у женщин, во многом объясняется его умелым использованием мужского обаяния и непревзойденной способностью давать почувствовать женщине, не прибегая к явной или неприкрытой лести, что она является единственным объектом его внимания. В сочетании с непрекращающимся потоком подарков и нежных писем этот способ практически всегда действовал безотказно. Возникшие у Рейли отношения с одной женщиной по имени Анна, возможно, и послужили причиной преждевременного отъезда Маргарет из Порт-Артура.
Будучи хорошо осведомлен о скором нападении японцев, до которого оставалось всего лишь несколько месяцев, он убедил Маргарет в том, что ей будет опасно оставаться в осажденном городе, заставил собрать багаж и отправил обратно в Англию. Осенью 1903 года Маргарет отбыла из Порт-Артура в Иокогаму, а оттуда через Тихий океан в Европу, через Сан-Франциско и Нью-Йорк. Теперь, когда все препятствия для дальнейшего развития отношений с Анной были устранены, их роман стал заметен для окружающих. Была ли это просто еще одна короткая интрижка или начало более длительных отношений? Ответ на этот вопрос во многом зависит от объяснений и версий контактов Рейли с японцами и его поспешного отъезда из Порт-Артура в следующем году.
Уверенность и осведомленность Рейли о намерениях японцев породят позже целый ряд вопросов о его роли в Порт-Артуре, а также подозрения в том, что он был платным японским агентом. Исследователи Уинфред Людеке и Ричард Дикон убеждены в том, что Рейли был японским шпионом, а Робин Брюс Локкарт, наоборот, рисует Рейли как ярого ненавистника японцев. Иен Ниш, профессор Лондонской школы экономики и автор книги «Причины русско-японской войны», прав, когда говорит о том, что роль, которую Рейли сыграл в Порт-Артуре, «одна из до сих пор не разрешенных загадок русско-японской войны». Первое известное нам документально зафиксированное предположение о том, что Рейли был японским шпионом, содержится в донесении агента Американского бюро расследований Л. Перкинса от 3 апреля 1917 года. Написанное в период проживания Рейли в Нью-Йорке во время Первой мировой войны, донесение имеет ссылку на сведения, сообщенные неким Уинфилдом Проски, инженером, работавшим на заводе по производству вооружения «Флинт армс компани», который, в свою очередь, утверждал, что капитан Гай Гонт, британский морской атташе в Нью-Йорке, однажды сказал ему, что Сидней Рейли был японским шпионом. Во время русско-японской войны Гонт находился в Маньчжурии, где летом 1904 года служил на британском крейсере «Вендженс». Вполне вероятно, что Гонт либо сам встречался с Рейли в Маньчжурии, либо слышал слухи о его шпионаже.
Несмотря на то что гипотеза Ричарда Дикона о контактах Рейли с японским разведчиком полковником Акаши Мотохиро не находит подтверждения в личных бумагах самого Акаши, письмо от 3 декабря 1902 года, написанное Рейли неизвестному корреспонденту, скрытому под инициалами «ECF», не оставляет сомнений, что Рейли проявлял интерес и был осведомлен о разведывательных делах:
«Маньчжурцы обречены. Превращение Китая в арену действий великих держав лишь вопрос времени. Их разведывательные службы в их нынешнем виде не отвечают практическим задачам, и можно сказать, что не существуют. Должен предупредить тебя, однако, что свято место пусто не бывает — новая и еще более опасная секретная служба начинает давать свои ростки. Сегодня она подобна семени в чреве. Завтра? Завтра это будет, уже возможно, вполне окрепший малыш».
Хотя в письме и не говорится открыто, «семя в чреве» может означать лишь одно — японскую разведку, наводнившую Маньчжурию своими шпионами в целях противодействия намерениям России в этом регионе. Англия также внимательно следила за ходом событий в Маньчжурии глазами своей военно-морской разведки, чтобы определиться со своим внешнеполитическим курсом. Для Англии было бы предпочтительнее договориться с Россией о сохранении своего влияния в этом регионе, однако, потерпев неудачу, она в январе 1902 года подписала внешнеполитический договор с Японией, преследуя при этом следующие цели.
К моменту подписания соглашения у Японии было шесть линкоров, у России шесть, у Франции шесть, у Англии четыре. По условиям этого договора Англия и Япония брали на себя взаимные обязательства об оказании военной помощи в случае войны более чем с одной из великих держав. В случае, если бы попытки Японии дипломатическим путем остановить русскую экспансию потерпели неудачу, договор позволял Японии рассматривать возможность войны с Россией как крайнее средство, при том, что Англия удерживала Францию от ввязывания в конфликт.
Вполне очевидно, что Англия проявила большой интерес к событиям, последовавшим после подписания договора и особенно в период нарастания напряженности между Россией и Японией. Документы военной разведки Военного министерства Великобритании подтверждают, что в 1903 году «в Японию были командированы первые четыре офицера для изучения языка». Собирая информацию преимущественно с помощью военной разведки, Англия, однако, черпала нужные ей сведения через свои дипломатические представительства и с помощью журналистов. Так, в документах русской разведки есть упоминание о корреспонденте «Дейли телеграф» в Маньчжурии, отставном подполковнике Джозефе Ньюмане, имевшем обширные связи в европейских деловых кругах. Более чем вероятно, что Ньюман сообщил бы своему начальству любую заслуживающую внимания информацию, если бы его пути каким-либо образом пересеклись с Рейли в период его службы в Маньчжурии. Однако если Рейли и поставлял кому-либо разведывательную информацию, то уж точно не русским. Осознавая опасность конфликта с Японией и делая все возможное, чтобы избежать поражения в нем, русская контрразведка очень чувствительно реагировала на попытки японцев добывать информацию о Порт-Артуре и внимательно следила за всеми подозрительными лицами, особенно за европейцами, проживавшими в Порт-Артуре. Многочисленные документы русской военной контрразведки, хранящиеся в московских архивах, свидетельствуют о том, что Россия сама держала агентурную сеть в Порт-Артуре и во всем дальневосточном регионе. Однако имя Рейли в них нигде не упоминается.
Назревавший и всеми ожидаемый конфликт между Россией и Японией наконец вылился 8 февраля 1904 года в открытое столкновение, когда японский флот нанес внезапный удар по российской Тихоокеанской эскадре в Порт-Артуре. Без объявления войны японцы начали военные действия, по характеру очень напоминающие японское нападение на американский Тихоокеанский флот в Перл-Харборе тридцать шесть лет спустя. Хотя нападение на Перл-Харбор было совершено с воздуха средь бела дня, а атака на Порт-Артур ночью с помощью торпедных катеров, между ними есть нечто общее. Японцы рассчитали, что единственный способ нанести поражение крупному и теоретически более сильному противнику — это напасть на него без предупреждения, нанеся удар, от которого тот с трудом оправится.
Имея в своем распоряжении превосходную разведку, японский адмирал Того был не только прекрасно осведомлен о том, где находилось каждое русское судно, но также имел схему расположения минных полей и поисковых прожекторов. Это позволило японцам беспрепятственно пройти сквозь минные заграждения и внезапно появиться из темноты не замеченными прожекторами, которые накануне нападения были кем-то предусмотрительно выведены из строя. Хотя нападение Того и нанесло колоссальный урон русской Тихоокеанской эскадре, японцы все же смогли захватить порт не ранее 1 января 1905 года. Ни одна из сторон не могла предвидеть столь длительной осады Порт-Артура, в особенности японцы, которые не были готовы к зимней кампании. Одержав победу, японцы, однако, потеряли за время осады 58 000 человек, в то время как русские потери составили 31 000.
Однако блистательно разработанный и скоординированный план нападения на Порт-Артур вряд ли был бы возможен без тщательно проведенной разведывательной операции, в результате которой Того получил в свое распоряжение русские оборонительные чертежи. Каким образом ему удалось заполучить их, почти целый век было покрыто тайной. Когда американская армия во главе с главнокомандующим генералом Макартуром высадилась в Японии в августе 1945 года, то ее офицеры немедленно приступили к изучению японских разведывательных архивов. Целые контейнеры с документами были отправлены начальником разведслужбы генерала Макартура генералом Уиллоуби в Вашингтон для детального анализа. Исследователи русско-японской войны надеялись, что в этих документах они наконец-то найдут ответ на мучившую их загадку. Однако, к их глубокому разочарованию, они не обнаружили в них ни единого намека на имя того, кто раздобыл для Того эти секретные планы, копии которых хранятся сегодня в Национальном архиве США в Вашингтоне. Вследствие этого сложилось убеждение, что разгадка этой головоломки либо безнадежно утеряна, либо намеренно уничтожена.
Однако в шести тысячах миль от этого места, в Военно-историческом архиве в Москве, покрытая толстым слоем пыли папка с донесениями русской контрразведки наконец-то дала нам ответ на вопрос, кого же русские считали подозреваемым номер один. В этом архивном деле, не предназначавшемся для посторонних глаз до краха советского коммунизма, содержится рапорт с грифом «секретно», датированный апрелем 1904 года, на имя «Его Превосходительства коменданта крепости Порт-Артур».
В результате проведенного расследования русская контрразведка установила имя человека, подозреваемого в похищении секретных чертежей крепости. Им оказался некий китаец Хо-лянь-шунь, работавший под начальством главного корабельного инженера Свирского. Хо-лянь-шунь отлично знал весь порт, его укрепления, детальное расположение минных полей, а также имел доступ к планам дока. В рапорте также говорилось о том, что Хо-лянь-шунь знал о начале японских бомбардировок еще 26 января 1904 года. 23 февраля и 8 марта на его банковский счет были переведены крупные суммы денег. 10 апреля Хо-лянь-шунь предпринял попытку скрыться из порта без разрешения на выезд, однако был задержан дежурным жандармом. Несмотря на это, ему все-таки удалось сбежать из Порт-Артура, после чего его больше никто не видел.
Будучи твердо уверены в виновности Хо, русские, однако, придерживались мнения, что китаец действовал не в одиночку, а был лишь мелкой пешкой в большой игре. Личность посредника, получившего от Хо-лянь-шуня секретные чертежи и положившего деньги на его банковский счет, так и не была установлена. Любопытно, однако, что двадцать семь лет спустя, вспоминая о жизни своего мужа, Маргарет Рейли вскользь упомянула об одном инженере, которого она знала по Порт-Артуру. Звали этого человека Хо-линь-шунь. Хотя эти два имени несколько различаются в написании, вероятность того, что в порту было два инженера с похожими фамилиями, да еще вращавшихся в одних и тех же кругах, весьма мала. Учитывая то, что между «Гинсбург и Кº» и Тихоокеанской эскадрой были весьма тесные связи, нам представляется вполне вероятным, что Рейли был знаком и регулярно общался с портовыми служащими и морскими офицерами всех уровней. Так, многие знакомства, которые он использовал позже в своей жизни, были заведены именно в период его пребывания в Порт-Артуре.
Рейли и Хо связывает еще и то обстоятельство, что оба они исчезли из Порт-Артура примерно в одно и то же время — Рейли выехал из города вскоре после побега Хо. В 1917 году Моисей Гинсбург вспоминал, что именно «внезапное исчезновение» Рейли и породило у русских подозрение, что он был шпионом. Уинфред Людеке и Ричард Дикон также придерживаются версии, согласно которой Рейли, установив, что некий служащий из «Восточно-Азиатской компании» работал на русскую разведку, понял, что русские подозревают его в шпионаже. Эта гипотеза также находит подтверждение в московских архивах. Так, найденные в них документы свидетельствуют о том, что одной из наиболее ценных находок русской контрразведки был некий британский гражданин по имени Горас Коллинз, который действительно состоял на службе в «Восточно-Азиатской компании». Коллинз родился в 1870 году в Хивере, графство Кент, в семье зажиточного фермера. В детстве Горас работал на ферме, ухаживая за лошадьми, а впоследствии стал обучаться профессии жокея в соседних конюшнях в Лингфилде. По окончании курса учебы в 1983 году он отправился на Дальний Восток, где получил работу жокея при дворе японского императора. Именно в это время он выучил японский и китайский языки. Не став выдающимся жокеем, он занялся коммерцией и, используя свои знания восточных языков, совершал частые поездки в Китай, Корею, Японию и Восточную Россию, которые ему оплачивали различные торговые дома.
Русские архивные документы ничего не говорят о том, каким образом и почему Коллинза завербовала русская разведка, хотя главным мотивом здесь, несомненно, были деньги. Для русских Коллинз был особенно ценным агентом вследствие его знания иностранных языков, Японии и японцев. За это русские платили ему 300 долларов в месяц плюс издержки. Случайно обнаружил Рейли русского агента или благодаря кому-то еще, нам неизвестно. Но, учитывая, что у Рейли был роман с женщиной по имени Анна, существует высокая вероятность того, что этим «кем-то» была Анна Григорьевна Коллинз, русская жена Гораса Коллинза. Известно не только, что она знала о работе своего мужа на русских, но также то, что у нее были любовные отношения с кем-то из его сослуживцев.
Рапорт жандармского ротмистра Познанского о китайце Хо-лянь-шуне, подозреваемом в продаже японцам секретных чертежей крепости Порт-Артур
По мнению Уинфреда Людеке, выехав поспешно из Порт-Артура, Рейли направился в Японию в сопровождении «женщины, за которой он ухаживал». Можно лишь только гадать, были ли Анна и сопровождавшая его женщина одним и тем же лицом. Если Рейли и отправился в Японию, то его пребывание там вряд ли было длительным, так как в июне 1904 года он уже находится в Париже. Во время своего непродолжительного пребывания во французской столице Рейли возобновил свое знакомство с Уильямом Мелвиллом, которого он в последний раз видел в 1899 году, незадолго до своего поспешного отъезда из Лондона. Встреча между Рейли и Мелвиллом имела важное значение, так как именно в эти несколько недель Мелвилл обратился к Рейли с просьбой оказать ему помощь в одном деле, которое позже станет известным как «дело д’Арси».
Исследователи участия Рейли в «деле д’Арси» часто принимали за чистую монету историю, рассказанную им самим. Другие источники, однако, излагают несколько иную версию событий. Подоплека этого дела кратко изложена в письме члена английского парламента Э. Дж. Претимена от 30 апреля 1919 г. сэру Чарльзу Гринуэю, председателю «Англо-Иранской нефтяной компании», в котором Претимен вспоминает о том, как пятнадцать лет тому назад, будучи гражданским лордом Адмиралтейства, он принимал участие в переговорах о предоставлении персидской нефтяной концессии для Великобритании, что косвенным образом способствовало возникновению «Англо-Иранской нефтяной компании».
«В 1904 году Совет Адмиралтейства пришел к выводу, что нефть скоро полностью заменит уголь как топливо для военно-морского флота. Нам также стало очевидно, что это поставит британский флот в крайне невыгодное положение, поскольку, в то время как Британские острова обладают самым большим запасом энергетического угля в мире, лишь малая доля известных нам мировых месторождений нефти находится в пределах Британского Доминиона, но даже они находятся в крайне удаленных от нас точках. В этой связи лордом Селборном было принято решение о создании в парламенте постоянного комитета по этому вопросу, а также по вопросам освоения других нефтяных месторождений под британским контролем. Я был назначен председателем этого комитета, а моими заместителями были сэр Бовертон Редвуд и ныне покойный сэр Генри Гордон Миллер, в то время управляющий по морским подрядам. В ходе нашей работы мы благодаря сэру Бовертону Редвуду узнали, что покойный г-н д’Арси получил от персидского правительства нефтяную концессию на разработку месторождений в Южной Персии, равно как и то, что он вел аналогичные переговоры с правительством Турции относительно предоставления ему прав на нефтяные разработки в Месопотамии. Нам удалось выяснить, что г-н д ’Арси желал уступить свои права по персидской концессии какому-нибудь финансовому синдикату, обладающему достаточным капиталом и опытом для ведения подобных разработок. Нам также стало известно, что д’Арси в то время находился на Ривьере, ведя переговоры о передаче концессии французским Ротшильдам. Это побудило меня написать письмо г-ну д’Арси, в котором я сообщал ему о заинтересованности Адмиралтейства в нефтяных разработках и просил его, до того как он примет решение о передаче концессии иностранцам, предоставить Адмиралтейству возможность попытаться договориться о приобретении этих концессий Британским Синдикатом.
Далее в своем письме я предложил ему приехать и обсудить этот вопрос со мной. Г-н д’Арси принял мое приглашение и вернулся из Ривьеры для обсуждения этих вопросов. В результате наших переговоров комитет обратился к Бирманской нефтяной компании, с которой уже ранее была достигнута договоренность об экстренных поставках нашему флоту нефтяного топлива, и, рассмотрев перспективы персидских нефтяных месторождений, мы приняли совместное решение об их разработке и об учреждении Синдиката».
Д’Арси уже истратил сто пятьдесят тысяч фунтов на поиски нефтяных скважин помимо тех сумм, которые он заплатил за приобретение концессии. Было очевидно, что он хочет на этом остановиться. Вскоре, однако, он осознал всю сложность своего положения, так как его потенциальные инвесторы, в том числе и британское правительство, не желали иметь ничего общего с этим проектом, пока не будут найдены нефтяные месторождения.
В декабре 1903 года, однако, в деле появился некоторый просвет, когда лорд Ротшильд, прослышав о коммерческой затее д’Арси, высказал мнение, что это «дело исключительной важности». С лордом Ротшильдом встретился представитель д’Арси сэр Артур Эллис, который 30 декабря письменно информировал д’Арси о том, что Ротшильд свяжется со своим парижским кузеном бароном Альфонсом Ротшильдом. Сэр Артур Эллис в своем письме к Ротшильдам подчеркнул, что затраты в Персии составят 2 миллиона фунтов стерлингов. Для обсуждения этого вопроса была устроена встреча в Каннах между д’Арси, который приехал на нее в сопровождении Джона Флетчер-Мултона, и бароном Ротшильдом. Согласно архивным документам «Англо-Иранской нефтяной компании», переговоры между ними состоялись в конце февраля 1904 года. Письмо Претимена также затрагивает целый ряд тем, таких, как, например, вопрос, почему британское правительство столь быстро и радикально изменило свою позицию и приняло решение о поддержке д’Арси. Еще в ноябре предыдущего года оно не выказывало даже и намека на то, чтобы оказать ему содействие. Теперь же, спустя всего лишь три месяца, английское правительство не просто коренным образом переменило свое решение в отношении д’Арси, но и настоятельно уговаривало его сесть за стол переговоров.
По всей видимости, еще в декабре 1903 года правительство полагало, что в связи с отсутствием у д’Арси потенциальных инвесторов оно может позволить себе выждать момент, когда дело предпримет более благоприятный оборот. Ситуация, однако, радикальным образом изменилась месяц спустя, когда выяснилось, что д’Арси, похоже, нашел потенциальные инвестиции и что эти средства принадлежат иностранцу, готовому немедленно выложить деньги за концессию.
В своей книге «Король шпионов» Робин Брюс Локкарт повторяет одну из историй Рейли о том, как по заданию британского Адмиралтейства он выследил д’Арси и стал вести с ним тайные переговоры на юге Франции. По словам Рейли, он проник на яхту Ротшильда, переодевшись священником, и убедил д’Арси прервать все переговоры и вернуться в Лондон для встречи с Претименом и Адмиралтейством. Эта история не более чем одна из легенд Рейли, так как в феврале 1904 года он был за тысячи миль от этого места, в Порт-Артуре. Это, однако, не противоречит гипотезе, согласно которой Адмиралтейство предпринимало немалые усилия для того, чтобы вырвать д’Арси из цепких когтей Ротшильдов.
Пока д’Арси и Ротшильды делали первые шаги навстречу переговорам, Уильям Мелвилл 1 декабря 1903 года по необъяснимым причинам вышел в отставку с поста главы Особого отделения. Ответ на его загадочный уход должен был бы содержаться в его личном полицейском досье, но в отличие от аналогичных дел, которые заводились на начальников Особого отделения, это дело не сохранилось. Было ли решение Мелвилла об отставке вызвано появлением у него слишком большого количества врагов среди анархистов, желанием уйти в тень или же более заманчивым предложением? Все указывает на то, что это был поспешный и незапланированный уход. Человеком, пришедшим на его место, был Патрик Куинн. Еще одним свидетельством поспешности решения Мелвилла об отставке было то обстоятельство, что Куинна произвели в супериндентанты без экзамена, который при нормальных обстоятельствах он должен был бы сдать для производства в следующий чин.
Куда же исчез Мелвилл? Вряд ли основным мотивом его ухода было желание исчезнуть из поля зрения анархистов или других нежелательных элементов, так как его имя и адрес продолжают печататься в адресном справочнике Лондона с момента его выхода в отставку в 1903 году и до самой смерти в 1918-м. Ничто не указывает и на то, что он занялся коммерческой деятельностью у себя на родине или за ее пределами. И только смерть Мелвилла 1 февраля 1918 года, о которой было сообщено в разделе некрологов «Таймс» от 6 февраля 1918 года, сама дала ответ на эту загадку. Под заголовком «М-р Уильям Мелвилл» газета сообщала о похоронах, состоявшихся за день до этого на кладбище Св. Марии в Кенсал-Грин. В заметке далее говорилось о том, что Мелвилл был «суперинтендантом Особой полиции Скотленд-Ярда, а последние годы служил в разведывательном отделе Военного министерства». Среди лиц, пришедших на похороны, был некий лейтенант Королевского флота Кертис-Беннетт, которого историк Николас Хайли считает офицером военно-морской разведки. На основании этого Хайли сделал вывод, что Мелвилл был завербован Отделом военно-морской разведки в 1903 г., после чего во время Первой мировой войны, как утверждается в «Таймс», он поступил на службу в военную разведку (МИА). Собственные исследования автора подтвердили, что Генри Кертис-Беннетт был офицером военно-морской разведки и действительно работал в МИА, однако он не имел никакого отношения к Отделу военно-морской разведки. Гипотезу Хайли удалось уточнить только в ноябре 1997 года, когда МИ5 рассекретила свои документы о Мелвилле. Из них мы узнаем, что «У. Мелвилл, кавалер ордена Виктории, кавалер ордена Британской империи, поступил на службу в Военное министерство с 1 декабря 1903 г.». Далее мы узнаем, что Мелвилл первоначально работал во второй вспомогательной секции Отдела расследований военной разведки, которое позже вошло в МИ5, после принятия решения о создании этой службы в 1909 году. Все, кто работал в отделе, именовались «теневым персоналом», в чьи задачи входило следить и сообщать о передвижениях тех или иных лиц.
Опубликованные документы свидетельствуют о том, что Адмиралтейство и Военное министерство работали в тесном сотрудничестве по целому ряду разведывательных операций, деля между собой затраты на их проведение. Было ли решение об установлении контроля в декабре 1903 года за всеми действиями д’Арси и возможными французскими инвестициями принято в недрах Адмиралтейства? Маловероятно, что Претимен написал письмо д’Арси по собственной инициативе, учитывая еще и то обстоятельство, что между ними не было никаких контактов с момента отказа Адмиралтейства вступить в переговоры с д’Арси в ноябре предыдущего года. По этой причине мы не исключаем того, что письму Претимена предшествовала некоторая разведывательная работа. В послании Претимена обращает на себя внимание одна фраза: «Нам также стало известно, что д’Арси в это время находится на Ривьере, ведя переговоры о передаче концессии французским Ротшильдам». Это позволяет предположить, что информация об этих переговорах стала известна британскому правительству буквально в последний момент, побудив его тем самым принять срочные меры.
Во время переговоров с Ротшильдом д’Арси останавливался в каннском «Гранд-отеле», что никак не согласуется с версией Рейли. Местная газета «Литтораль» безукоризненно точно фиксировала всех, кто останавливался в этом отеле в период пребывания в нем Альфонса де Ротшильда и Уильяма Нокса д’Арси. Из всех английских постояльцев особенно выделяется одна чета — мистер и миссис Уильям Мелвилл. Мелвилл не был чужаком во Франции и вполне сносно говорил по-французски. Нам не известно, что произошло во время «отпуска» Мелвилла в Каннах, однако вскоре после его отъезда д’Арси получает письмо Претимена и срочно выезжает в Лондон на встречу с Нефтяным комитетом Адмиралтейства, который уже успел до этого получить согласие «Берма ойл» на учреждение Британского синдиката.
Последовавшие затем события не развивались столь быстро и беспрепятственно, как об этом писал Претимен пятнадцать лет спустя. В действительности же переговоры между д’Арси и «Берма груп» начались только через шесть месяцев. В промежутке между своим приездом и началом переговоров д’Арси испытывал большие финансовые сложности с банком «Ллойдс», который настаивал на том, чтобы д’Арси выставил концессию в качестве гарантии превышения банковского кредита, чему д’Арси отчаянно сопротивлялся. В результате д’Арси еще раз обратился к Альфонсу де Ротшильду, на этот раз не напрямую, а через своего представителя Джона Флетчер-Мултона, который выехал в Канны. Прекрасно осознавая, что его присутствие может только навредить ситуации, Мелвилл принял решение обратиться за помощью к Рейли.
Еще в феврале попытка передачи нефтяной концессии за границу была успешно предотвращена. Теперь же, три месяца спустя, такая опасность возникла вновь, и Адмиралтейство посчитало необходимым положить конец вновь начавшимся переговорам. Не имея возможности, однако, повторить методы, оказавшиеся столь эффективными в прошлом, а точнее, сыграть на патриотических чувствах д’Арси, необходимо было найти какие-то другие способы помешать д’Арси и Ротшильду прийти к соглашению.
Одним из наиболее испытанных методов сорвать переговоры было посеять сомнения у Ротшильда относительно шансов найти нефть в скважине, которую бурил д’Арси. Когда в июне начались переговоры, Флетчер-Мултон уже жаловался на то, что Ротшильд стал выдвигать менее выгодные условия, чем на прошлых переговорах. Его пессимизм стал еще более заметным, когда 24 июня он произнес загадочную фразу о «вредных посторонних интересах», под влиянием которых Ротшильд стал задавать вопросы о местонахождении скважины. Хотя Флетчер-Мултону так и не удалось установить, что это были за «вредные посторонние интересы», ясно одно: существует прямая связь между этим сторонним вмешательством в переговоры и приобретением Ротшильдом некоего документа, породившего у него глубокие сомнения.
Между тем примерно в 30 километрах от Канн, в городке Сан-Рафаэль, в отеле «Континтенталь», остановились «мистер и миссис Рейли». Оттуда 30 июня Рейли пишет письмо, в котором упоминает некий исключительной пользы документ, помогший ему «изменить ход событий». Под ходом событий, разумеется, имелся в виду Флетчер-Мултон, который в конце концов понял, что он уже вряд ли что-то мог сделать, чтобы рассеять сомнения Ротшильда или переубедить его. Их переговоры окончательно прекратились в первую неделю июня 1904 года. Телеграфировав Ноксу д’Арси в Лондон эту прискорбную новость, Флетчер-Мултон с удивлением обнаружил, что его друга она вовсе не расстроила. Напротив, финансируемые Адмиралтейством переговоры с «Берма ойл» внезапно возобновились с удвоенной энергией. Наконец 20 мая 1905 года договор был подписан, а буквально три года спустя в Масджид-и-Сулеймане забила первая нефть. В апреле 1909 года была создана «Англо-Персидская нефтяная компания», известная сегодня как «БП Амоко». Принеся д’Арси и его синдикату капиталы, о которых они не могли мечтать даже в самых безумных снах, эти месторождения также гарантировали Королевскому военно-морскому флоту значительный и постоянный источник топлива.
«Супруги Рейли» же провели на Лазурном берегу весь остаток лета. Помимо таинственного документа, упоминаемого Рейли и Флетчер-Мултоном, существует еще одна загадка — относительно личности «миссис Рейли». Действительно, существуют серьезные основания полагать, что Рейли после русско-японской войны женился во второй раз, не разводясь со своей прежней женой. Но в этом случае женщина, зарегистрировавшаяся в отеле «Континенталь» как «миссис Рейли», уж точно не могла быть Маргарет, поскольку последняя утверждала, что впервые встретилась со своим мужем после своего отъезда из Порт-Артура только на рождество 1904 года.
Выехав из отеля «Континенталь», Рейли возвратился обратно в Брюссель. В начале следующего года он переехал в Петербург, куда прибыл один 28 января 1905 года, остановившись в номере 93 гостиницы «Европейская» на Невском проспекте. Если он повторно женился, то кто была эта новая миссис Рейли и почему он так долго и так успешно хранил этот брак в тайне?
Приезд Сиднея Рейли в Петербург в феврале 1905 г. был зафиксирован агентами наружного наблюдения