Паэн не стал продавать серую кобылу и вместо этого спрятал ее в одной из конюшен тамплиеров. Каждый день он выезжал за ворота крепости верхом на гнедом жеребце своего наставника, несказанно довольный тем, что его борода к этому времени отросла настолько, что он вполне мог сойти за одного из рыцарей Амо. Вряд ли кто-нибудь из тех, кто видел его верхом на Арсуфе в обществе прелестной светловолосой женщины, смог бы сейчас узнать в нем прежнего Паэна. Да он и сам перестал себя узнавать.

Еще никогда с тех пор, как Рошмарен пал под ударами армии норманнов, он не испытывал страха, подобного тому, который преследовал его в последние дни, когда он ехал вперед, опасаясь услышать имя Джоанны Мерко в какой-нибудь придорожной таверне. Но еще сильнее он опасался того, что не сумеет найти ее врагов раньше, чем они найдут их.

* * *

Северный ветер дул с такой силой, что те немногие суда, которые как-то ухитрялись пробиться сквозь холодный бушующий пролив к берегам Бретани, растеряв по пути все паруса, старались по возможности пристать к земле западнее крепости тамплиеров, где широкое устье реки Ране могло укрыть их от непогоды. Однако один из кораблей, который либо не смог добраться до другого порта, либо был ведом глупцом, попытался войти в небольшую гавань прямо под наблюдательным пунктом Паэна и встретил свой конец посреди белых бурунов примерно в миле от берега. Ни одной из крохотных фигурок, отчаянно размахивавших руками и призывавших на помощь, не удалось уцепиться за обломки такелажа и добраться до полосы прибоя, захлестывавшего причал, — их всех разметало волнами в разные стороны.

Паэн видел, как далеко внизу, у подножия холма, четверо корабельщиков-тамплиеров попытались выйти в море на небольшой шлюпке, однако не успели они забраться в нее, как утлое суденышко перевернулось, накрыв собой мужчин, и людям в черном с большим трудом удалось выбраться на берег. Когда взгляды собравшейся на берегу толпы снова обратились к следам кораблекрушения, крохотные беспомощные фигурки уже исчезли в пенных бурунах волн.

Находясь слишком высоко над гаванью, чтобы успеть прийти на помощь, Паэн бессильно наблюдал за разворачивавшейся на его глазах трагедией, и ему казалось, что он слышит крики погибающих, приносимые сюда холодным ноябрьским ветром. Эти несчастные не могли избежать своей судьбы, их гибель была неизбежна, и они нашли свою смерть в волнах спустя всего лишь час после того, как корабль наткнулся на прибрежные рифы.

Джоанна Мерко в замке Рошмарен должна была чувствовать себя столь же обреченной, как жертвы кораблекрушения, до которых Паэн не в силах был добраться. Благодаря своему имени и браку с Ольтером Мальби она оказалась в точно такой же ловушке, и если бы не те несколько слов, которые случайно проронил Меркадье, коротая октябрьский вечер за добрым вином, она бы уже попала в лапы наемных убийц и погибла, так и не узнав, кто и почему приказал нанести этот удар и была ли у нее возможность спастись.

Паэн невольно поежился, когда очередной порыв леденящего осеннего ветра пронесся над останками далекого кораблекрушения и достиг вершины холма. Когда-то Рошмарен удерживал в своих стенах множество таких же невинных и обреченных на гибель душ. Мать Паэна и его юные братья оказались в западне в этом замке со столь же слабой надеждой на спасение, как и матросы с затонувшего корабля.

Паэн отвернулся от зрелища холодного, бездушного моря. Если ему удастся убедить Джоанну отказаться от своего предубеждения против людей с оружием, она сможет найти себе мужа, который сделает все ради ее счастья и поможет выйти невредимой из всех опасностей, которые ожидали ее впереди.

Сам он не мог стать этим человеком.

* * *

Конь Паэна шарахнулся в сторону от его яростного ругательства. Даже если он спрячет свой меч и научится считать мешки с шерстью на складе Мерко, Джоанне ни в коем случае не следует впускать его в свою жизнь. Рано или поздно ей попадется кто-нибудь, знающий его в лицо, и спросит Джоанну, что заставило ее выйти замуж за человека, привыкшего получать от жизни все, что ему было нужно, проливая кровь других. И тогда ей непременно захочется узнать, где был Паэн в ту ночь, когда Ольтера Мальби убили в доме нантской блудницы. А если правда выйдет наружу, Джоанну могут заподозрить в том, что она заплатила Паэну за гибель собственного мужа. Ведь по герцогству уже давно ходили слухи, что не кто иной, как Джоанна Мерко, подослала к своему супругу наемных убийц, и эти слухи достигли лагеря Меркадье, служа для ее врагов объяснением, почему вдова Мальби должна умереть.

Паэн вывел своего коня на узкую тропинку, спускавшуюся с вершины холма к морскому побережью. Убийственный шторм, сокрушивший галеру и потопивший всю ее команду, дал Паэну столь драгоценную для него сейчас передышку — пройдет еще немало дней, прежде чем корабли тамплиеров осмелятся выйти из порта и отправиться через пролив в Англию. У Паэна и Джоанны не оставалось другого выхода, как только ждать, пока буря не уляжется, находясь в относительной безопасности внутри толстых серых стен холодной кельи, где никто не мог подслушать их любовные забавы. Еще несколько дней должно было продлиться это райское блаженство, подобного которому Паэн никогда не знал за всю свою жизнь.

При мысли о Джоанне Мерко, сидящей возле уютного очага в их келье, засов которой был закрыт для всех, кроме него, кровь вскипела в его жилах. Даже далекая страшная картина кораблекрушения не могла подавить его влечения к этой женщине с гладкой светлой кожей и белокурыми волосами уроженки Йоркшира. Как только она снова окажется в безопасности в своей холодной земле, под защитой дяди, чтобы никогда уже больше не вернуться в Бретань, он покинет ее, поцеловав лишь один-единственный раз на прощание, и постарается на обратном пути забыть об их близости, о том чувстве, которое пробуждали в нем ее волосы, блестевшие у него на плече с первыми лучами зари, спутанные после их любовных игр и наполняющие своим дивным ароматом холодный воздух кельи. Забыть о ее глазах странного зеленоватого оттенка, вспыхивающих золотистым блеском при свете огня и отражающих малейшие оттенки пылавшего в камине пламени.

* * *

Когда Паэн вернулся в их комнату, Джоанны там не оказалось.

В первое мгновение он решил, что ее похитили, но вдруг увидел, что огонь в камине присыпан золой, а койка аккуратно застелена. Тогда он заставил себя внимательно оглядеть комнату и заметил, что плащ Джоанны отсутствует, Он в лихорадочной спешке прошел по всем комнатам странноприимного дома и с болью в сердце убедился, что ее нигде нет. Когда он пересекал двор крепости, комок, вставший у него в горле, помешал ему спросить у конюших, не видели ли они его жену.

Он нашел Джоанну за пределами крепости тамплиеров. Она стояла с подветренной стороны под защитой высоких стен и смотрела на море. Прямо перед ней находились застрявшие между скалами обломки разбившейся галеры, узкий нос которой до сих пор был обращен к небу, словно в отчаянной попытке вырваться из черной пасти далеких рифов.

— Я снова слышала их минувшей ночью, — промолвила она.

Паэн заметил, что Джоанну била дрожь.

— Пойдемте в дом, — предложил он. — Мы все равно не могли им помочь.

— Если я отправлюсь домой до наступления весны, это может погубить нас обоих.

— Мы оба останемся в живых, чтобы увидеть Уитби, — возразил Паэн. — Как только шторм утихнет, плавание снова станет безопасным.

— Я не хочу, чтобы вы были со мной, — сказала Джоанна. — Я отправлюсь в Англию одна. Обещайте мне, что не последуете за мной!

— А я и не собираюсь следовать за вами, — ответил Паэн. — Я буду рядом.

— Не надо играть словами! Я не хочу, чтобы вы меня сопровождали.

Он взял ее за руку.

— Вы совсем замерзли. Лучше вернитесь в дом, Джоанна.

— Если вы не останетесь здесь, я отказываюсь покидать порт. Я задержусь здесь до весны, чего бы мне это ни стоило… Паэн привлек ее к себе и повел к воротам крепости.

— Я слышала их голоса в ночь перед их гибелью, а прошлой ночью они снова звали меня.

— В ночь накануне кораблекрушения они находились далеко в море. Галера разбилась на рассвете.

— Я слышала их, Паэн…

Он остановился и стянул с себя плащ, чтобы прикрыть ее плечи.

— Ладно, — произнес он. — Допустим, вы их слышали.

— Не надо так говорить. Я чувствовала их приближение. Это было предостережением. Если мы выйдем в море, мы погибнем… — Джоанна замолчала и посмотрела на него. — Вы мне не верите?

Его смех поразил ее.

— Вы спрашиваете об этом выросшего на суевериях бретонца? Уроженца страны, где до сих пор чтут духов камней, человека, который уже навлек на себя упреки белокурой дамы из Йоркшира своими разговорами о древних божествах? Если демоны моря и впрямь взывали к вам прошлой ночью, Джоанна, кто я такой, чтобы с вами спорить?

— В ту первую ночь, когда я слышала крики, все казалось мне таким настоящим. Утром вы исчезли, а потом зазвучал колокол, и я увидела разбившийся корабль…

Они миновали сторожевой пост и свернули к длинному строению, в котором находилась их келья.

— В ту ночь дозорные заметили в море огонь и предупредили своих товарищей, чтобы те помогли галере добраться до порта. Я услышал их голоса и спустился, чтобы переговорить с ними, но к тому времени свет уже исчез. Они не знали в точности, как далеко от берега находилось судно, и в темноте у дозорных не было возможности их спасти. Скорее всего именно в этот момент вы и проснулись. Это был не сон, Джоанна, и уж тем более не предостережение. Когда море успокоится, мы с вами покинем Бретань. Вместе.

— Если вы подниметесь со мной на борт корабля и утонете…

— Если я останусь здесь и, чтобы убить время, ввяжусь в какую-нибудь очередную междуусобицу, то могу погибнуть в бою. Каково вам будет сознавать тогда, Джоанна Мерко, что вы, бросив меня, обрекли на верную смерть?

Она провела краешком плаща по лицу, а затем обернулась к нему с покрасневшими от слез глазами.

— Я буду считать вас низким, жестокосердным негодяем уже за одно то, что вы заговорили со мной об этом, и охотно потрачу целое состояние, чтобы купить побольше месс за спасение вашей души. Понадобится доход от двух удачных сезонов стрижки, чтобы избавить вас от адского пламени.

Он снова рассмеялся:

— Похоже, Джоанна, вы и впрямь меня любите, раз готовы расстаться с таким количеством золота ради спасения моей души.

— Это не предмет для шуток.

Она была права. Если Джоанна не сумеет справиться с собой и даст волю слезам, Паэн совсем расстроится. Он бросил беглый взгляд на дверь кельи, мысленно выругав себя за трусливое желание обратиться в бегство. Затем поцелуями осушил слезы Джоанны и отстранил ее от себя лишь тогда, когда она пожаловалась, что его борода царапает ей лицо, отчего может создаться впечатление, что она вот-вот расплачется.

Отойдя от него, Джоанна подбросила побольше дров в огонь и разложила плащ на скамье, чтобы он побыстрее просох.

— Та галера не принадлежала ордену тамплиеров, — произнес Паэн. — Если мы с вами отплывем в Англию, то только на борту одного из их грузовых кораблей, который доставляет за море вино на продажу. С нами не будет других пассажиров — лишь команда, целиком состоящая из тамплиеров. Как только небо прояснится, мы покинем гавань и двинемся сначала к южным портам, а затем вдоль берега до Сандвича и оттуда в Уитби. Если штормы начнутся раньше обычного и команда решит перезимовать в каком-нибудь английском порту, мы оставим их там и верхом направимся на север. Для вас, Джоанна, это самая благоприятная возможность опередить ваших врагов. Они не знают, что вы собираетесь отплыть из Бретани. Амо не обмолвится об этом ни единым словом, к тому же он не знает вашего настоящего имени.

Джоанна кивнула и снова повернулась к камину, любуясь языками пламени.

— Каждого из нас ждет свой конец, Джоанна, но я все же сомневаюсь, что мы встретим его в море, прежде чем достигнем берегов Англии, тем более если это корабль тамплиеров. Рыцари ордена нанимают для своих судов самых искусных моряков, и даже сам король Ричард не доверился никому, кроме них, когда нужно было доставить его армию в Палестину.

Джоанна пожала плечами.

— Они потеряли его по пути домой. До меня уже доходили слухи об этом. Их галера разбилась о скалы, и они не нашли ничего лучшего, как выдать короля Ричарда людям Леопольда Австрийского .

— Король оставил свою свиту и нанял какого-то пирата, чтобы тот вывез его с Кипра. Это его судно пошло ко дну. Джоанна снова пожала плечами.

— Все равно тамплиеры не сумели благополучно доставить короля домой, а сумма, которую требуют за его выкуп, так велика, что разорит нас всех.

Паэн вздохнул. Уж лучше бы он позволил ей выплакаться. Эта женщина становилась совершенно невыносимой, когда пыталась удержаться от слез.

— Тамплиеры ни за что не осмелятся потерять вас, мадам, и не позволят кораблю, перевозящему вас, разбиться о скалы, потому что, живая или мертвая, вы будете преследовать их своими речами до конца их дней.

Джоанна поднялась и направилась к двери.

— Я хотела бы переговорить с вашим бывшим наставником Амо.

— Что еще вы затеяли? — вздохнул он. Джоанна приподняла брови.

— Неужели вы не доверяете мне, даже когда речь идет о вашем старом приятеле Амо?

— Нет.

— Тогда мне придется найти его самой. Он оказался рядом с ней прежде, чем она успела отодвинуть засов.

— Скажите мне, что вы от него хотите, и тогда я сам попрошу Амо прийти сюда;

— Разве вы забыли о том, — ответила Джоанна, — что вам нужен документ, составленный писцом и скрепленный подписью духовного лица, удостоверяющий, что я целой и невредимой достигла побережья и по доброй воле решила отплыть в Англию?

— Нет, это вы забыли о том, что я не хочу, чтобы ваше имя трепали по всему побережью. Когда мы доберемся до Англии, тогда я и получу свой документ. А пока что никто, даже Амо, не знает, кто вы, и если мне придется силой удержать вас от разговора с ним, чтобы сохранить тайну, я так и сделаю.

— Весь смысл вашей помощи заключался в том, чтобы на вас не пало обвинение в моей гибели.

— Весь смысл вашего настойчивого желания оставить документ у Амо заключается в том, чтобы очистить свою совесть, а потом подкупить команду и пробраться на корабль тамплиеров одной. Уверяю вас, Джоанна, у вас ничего не выйдет. Они не станут помогать женщине.

— У нас с вами был план, Паэн…

— Да, но гибель арфиста все изменила. Вас предали, Джоанна. И если вы будете сновать по двору крепости, во всеуслышание выкрикивая свое имя, то можете свести мои усилия на нет, и тогда окажется, что нам незачем было прятаться. С тем же успехом вы могли остаться у трупа арфиста и ждать, пока его убийцы не придут за вами.

Ее глаза потемнели, и их зеленый оттенок исчез в пламени охватившего ее гнева.

— Я не собираюсь сновать по двору! И я сомневаюсь, что ваш наставник Амо так несдержан, как вы его описываете.

— Джоанна…

— Я не сную где не надо, и уж тем более не кричу, — проворчала она. — Вы делаете и то и другое за нас обоих.

Паэн прислонился к косяку двери, с трудом воздержавшись от ответа.

— Вы не оставляете мне другого выхода, — промолвила она, — как только закричать.

— Никто не придет, — ответил он, — Половина рыцарей в этой крепости ненавидят женщин, и все они боятся меня. Она подошла к ставням, чтобы их открыть.

— У вас есть два выхода, — быстро сказал Паэн. — Либо вы отплывете вместе со мной на корабле с вином, либо останетесь здесь и будете ждать, пока ваши враги не пронюхают о двух гостях в крепости тамплиеров. Думаю, они услышат о нас еще до святок и в канун Крещения явятся сюда. Они прибудут в крепость как обычные гости и поселятся в этом самом доме. И однажды ночью, проснувшись, вы можете обнаружить, что сквозь доски в полу проникает дым и половина из них уже охвачена огнем. Тогда у меня тоже останется два выхода: либо выбросить вас в окно, уповая на то, что вы не сломаете себе шею, а люди во дворе не поспешат вас прикончить, либо прикончить самому, чтобы избавить вас от лишних мук в лазарете, пока наемные убийцы не сделают это за меня.

Руки Джоанны безвольно опустились, и она стояла неподвижно, потупив голову. На сей раз он зашел слишком далеко и говорил с ней как солдат с солдатом.

— Скажите… — Голос ее был слабым, но ровным. — Есть какие-нибудь признаки того, что они нас нашли?

— Нет. Иначе я бы вас предупредил. Джоанна обернулась к нему. Румянец исчез с ее щек, однако глаза ее были сухими. Паэн сделал шаг вперед.

— Обещайте мне, — попросила она, — что вы никогда не будете мне лгать.

— Обещайте мне, — отозвался он, — что вы не прогоните меня до тех пор, пока мы не достигнем Уитби.

Джоанна кивнула и позволила ему заключить себя в объятия. Сквозь толстые дубовые ставни до них донесся приглушенный звук чьих-то неторопливых шагов и голоса людей, занятых на строительстве галеры и теперь возвращающихся с верфи.

— Никто не знает, — пробормотал Паэн, — где и когда его настигнет смерть. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы вернуть вас домой, и зорко следить за малейшими признаками опасности. Что же до всего остального, то, полагаю, нам сейчас нет смысла гадать о будущем.

— Я совсем забыла об этом.., на время.

— Я тоже, — улыбнулся Паэн, — на время. Прошлой ночью, прежде чем луна поднялась на небе, я испытал такое сладостное чувство свободы, подобного которому никогда не знал прежде.

Джоанна подняла голову и робко посмотрела ему в глаза.

— Мне кажется, Паэн, у вас в прошлом уже были подобные ночи сладостной свободы, и притом не один раз.

— Ни одна из них даже отдаленно не сравнится с тем, что было между нами, — ответил он и поцеловал ее, чтобы изгладить последние следы сомнения с уголков ее рта.

Джоанна приложила палец к его губам:

— Не говорите так. Для меня эта ночь стала откровением. Для вас…

Паэн взял ее руку в свою и коснулся поцелуем ладони.

— Для меня, — произнес он, — она была райским блаженством. Никогда не сомневайтесь в этом, Джоанна.

Тогда она улыбнулась и подняла на него глаза, сиявшие удивлением и счастьем. Однако щеки ее по-прежнему оставались бледными.

Паэн взял ее за руку.

— Не могли бы вы подождать меня здесь? Я постараюсь найти кого-нибудь из слуг и принесу вам еду из трапезной.

Теперь тень тревоги окончательно исчезла из глаз Джоанны.

— Я пойду с вами, — объявила она. — Раз уж мы назвались мужем и женой, будет лучше, если я перестану прятаться в келье.

Он улыбнулся и мягко отстранил ее от себя.

— Никто из тех людей, кто видел вас въезжающей в ворота, не удивится, что в такую непогоду я предпочту держать вас поближе к своему очагу и к своему ложу.

Джоанна бросила беглый взгляд на камин.

— В таком случае прикажите слугам принести побольше дров. И еще два ведра воды, чтобы нагреть ее перед огнем. — Она улыбнулась. — Это довершит в их воображении картину нашего семейного гнездышка.

Паэн ухмыльнулся. Никакое воображение не способно было передать всю прелесть этого мига.

— Оставайтесь здесь и держите дверь запертой на засов, пока не услышите мой голос. И прикрывайте ваши волосы капюшоном, прежде чем отодвинуть засов.

— Хорошо, я буду осторожна. Уже на пороге Паэн обернулся:

— Я попрошу старого Амо сегодня же принять нас, и тогда вы сможете задать ему любые вопросы о корабле и обо всем остальном. Только, пожалуйста, не называйте ему своего настоящего имени.

Она была явно обрадована его словами, и ему понадобилась вся воля, чтобы закрыть дверь при виде ослепительной улыбки на лице Джоанны Мерко.

* * *

В отличие от их кельи в скудно обставленном, хотя и прочном, странноприимном доме, личные апартаменты командора Амо представляли собой сочетание восточной роскоши и буйства красок, какого Джоанне еще ни разу не приходилось видеть с тех пор, как она покинула дом своего дяди в Уитби, — с той лишь разницей, что все эти гобелены и столовое серебро были не товарами, выставленными напоказ для привлечения внимания покупателей, а трофеями, захваченными орденом в Палестине у сарацинов.

— В дни моей молодости нам не раз случалось одерживать громкие победы и привозить домой из Святой земли богатую добычу. — Амо вздохнул и указал ей на залатанный на скорую руку шлем, висевший на стене. — Однако все, что мне досталось после последнего крестового похода короля Ричарда, — вот этот продырявленный шлем, да и то мне еще повезло, что он скатился с моей головы прежде, чем в него угодил камень сарацина, когда наша армия осаждала Акру. За все последующие месяцы, — продолжал Амо, — мне так и не попалось в руки достаточно золота, чтобы я мог отдать его в починку хорошему кузнецу. Наши оружейники попытались, как могли, его исправить, но они были далеко не столь искусны, как сарацины, которые сделали этот шлем.

Паэн поднял кубок с вином, любуясь изысканной резьбой, покрывавшей гладкую поверхность рога.

— Итак, мадам, я бы хотел услышать побольше о вас и ваших невзгодах Насколько я понял, вы не собираетесь оставаться на зиму в Бретани?

— Нет, командор. Я хочу поскорее вернуться в Англию. На лице старого рыцаря появилась улыбка.

— Я уже уловил в вашей речи северный акцент. Но вы не беспокойтесь, мадам. Я не желаю ничего знать ни о вашем имени, ни о семье, ни о цели вашего путешествия. Как вы видите, я уже стар и могу легко забыть, о чем мне следует говорить, а о чем нет, если вдруг кто-то станет вас разыскивать.

Джоанна улыбнулась ему.

— Я ничуть не сомневаюсь, что вы сумеете сохранить мои секреты, командор. Но Паэн убедил меня в том, что для вас будет гораздо спокойнее, если мы избавим вас от необходимости прибегать ко лжи.

— Вот как? В таком случае Паэн сильно изменился со времени нашей последней встречи, успев перенять манеры и образ мыслей настоящего придворного. В прошлом он не часто бывал столь предупредителен к своим друзьям. Более того, его подвиги порой доставляли нам множество лишних хлопот.

Джоанна не скрывала своего восторга.

— Каких хлопот?

— Вы обратили внимание на то, что за последние два дня его борода заметно отросла? Паэн не раз пользовался облачением тамплиера, когда считал это необходимым, и своими переодеваниями ухитрялся ввести в заблуждение даже самих рыцарей ордена. Если вам мало этого свидетельства, мадам, поройтесь в его седельных сумках — и вы найдете там тунику и плащ тамплиера. Он носит их, когда ему это выгодно, чтобы таким способом облегчить себе путь. С подстриженными волосами и бородой он легко может сойти за одного из нас.

— Амо…

— Он должен стать одним из нас, — пробормотал себе под нос старый рыцарь. — Кто знает, быть может, в один прекрасный день так и случится.

Паэн протянул руку к кубку Амо и наполнил его вином из высокого кувшина, стоявшего на столе.

— Выпейте еще вина, мой друг, и тогда к концу нашего разговора вы произведете меня в приоры всех английских командорств.

Амо выпил глоток вина и смерил Паэна угрюмым взглядом.

— Будь на то моя воля, я бы охотно произвел тебя в рыцари ордена. И сделал бы тебя командором нашей общины, когда я сам покину этот мир. — Он обернулся к Джоанне:

— Паэн просто создан для этого! Лучшего рыцаря не найдешь во всей империи Генриха Плантагенета. Однако он отказывается от рыцарского звания, предпочитая следовать за этим старым стервятником Меркадье, не думая о том, откуда берутся его деньги.

От внимания Джоанны не ускользнула тень, набежавшая на лицо Паэна.

— Я слышала, этот разбойник Меркадье щедро платит своим наемникам и к тому же пользуется благоволением короля Ричарда. Для человека незнатного происхождения…

Амо поморщился:

— Паэн достаточно знатен, чтобы стать членом ордена. Ах да, конечно. Амо начал учить Паэна воинскому искусству вскоре после того, как Рошмарен перешел в руки норманнских завоевателей. Он прекрасно знал его семью и положение, которое она прежде занимала. Джоанна перевела взгляд на Паэна. Его лицо выражало непреклонность и вместе с тем доброту, которая не позволяла ему обидеть своего старого наставника.

Паэн отставил в сторону кубок и взял Джоанну под руку.

— Мы очень признательны вам за вино и ваше общество, — произнес он. — Однако после стольких дней путешествия я чувствую себя утомленным. Спокойной ночи, командор Амо.

— Вы еще вернетесь сюда, чтобы вступить в орден? — спросила Джоанна, когда они приблизились к двери их кельи. — Это все же лучше, чем возвращаться к Меркадье после того, как вы исполните свой долг перед братом.

— Восстановить права моего брата будет не так-то просто. Из всей нашей родни в живых не осталось никого, кроме нас двоих. Если Адам Молеон женится на сестре Мальби и откажется уступить нам землю, король Ричард даже пальцем не пошевелит, чтобы нам помочь. И даже если нам удастся вернуть свое законное наследство, нам придется постоянно оборонять его против Молеона и других ему подобных, которые вторгнутся в замок при малейших признаках нашей слабости.

— Ваш брат не может даже поднять меч.

— Зато я могу и сделаю это. Я готов отстаивать Рошмарен для его сыновей до тех пор, пока они не станут совершеннолетними и не вступят во владение замком.

— А что же тогда останется вам?

— Справедливость.

— Это слабое утешение, к тому же весьма недолговечное. Тогда вашим сыновьям придется сражаться на стороне короля или преемников Меркадье.

— Мои сыновья рано или поздно найдут себе новые земли и сумеют удержать их за собой.

— Как поступили бы вы сами, если бы вам не приходилось защищать интересы вашего брата?

Ее слова задели Паэна за живое, разбередив давно таившуюся в душе боль. Он обернулся к ней и с чувством горького удовлетворения заметил, что его взгляд заставил ее отпрянуть.

— Меня не интересуют никакие другие земли, кроме Рошмарена, а он должен перейти к сыновьям моего брата. Если у меня будут внебрачные дети от одной из тех женщин, с которыми я делю ложе, я дам им столько золота, чтобы оно могло прокормить их и предоставить им возможность самим выбрать свой путь в жизни. Если они окажутся достойными своего содержания, то со временем станут хозяевами собственных поместий, и тогда им не придется подбирать крохи, падающие со стола их кузенов в Рошмарене.

Она не отвела от него взгляда, несмотря на его гнев.

— И куда вы собираетесь отдать на воспитание своих внебрачных отпрысков, чтобы те стали настоящими мужчинами?

— Мои дети будут учиться у тамплиеров, как и я сам.

— А если их матери не захотят отдать их в орден?

— Тогда они могут оставить у себя мое золото, купить себе обручальные кольца и найти для своих сыновей какое-нибудь другое занятие.

— Как должна поступить я.

— Как, судя по вашим словам, вы намерены поступить в любом случае, независимо от того, хочу я этого или нет.

— Вы же обещали мне, что, если у меня будет от вас ребенок, вы откажетесь от всяких прав на него.

— Да, обещал, — огрызнулся Паэн.

— И вы не явитесь в Уитби, чтобы забрать моего сына, если ваш брат вдруг умрет, не оставив наследников?

Неудивительно, что дозорные в Рошмарене приняли Джоанну Мерко за ведьму. Эта женщина могла довести любого мужчину до исступления, используя его же слова, чтобы умножить его муки.

Паэн открыл дверь кельи и пропустил Джоанну вперед.

— Если ваш сын унаследует ваш упрямый нрав и острый язычок, я охотно оставлю его на ваше попечение и пожелаю вам удачи с вашим маленьким торговцем шерстью.