5 марта 1997 г.

10.00

Нью-Йорк

Раймонд Лайонз приподнял украшенную запонкой манжету и глянул на тонюсенькие дорогие часы на руке. Ровно десять. Он доволен. Приятно быть пунктуальным, особенно на деловых встречах, хотя и неприятно приходить рано. Лично ему казалось, что от раннего прихода попахивает безысходностью, Раймонд же предпочитал заключать сделки с позиции силы.

Он уже целых пять минут простоял на углу Парк-авеню и Семьдесят восьмой улицы, дожидаясь условленного времени. Теперь, когда оно настало, поправил галстук, проверил, так ли сидит на голове шляпа, и зашагал к входу в дом 972 по Парк-авеню.

– Я разыскиваю клинику доктора Андерсона, – обратился Раймонд к привратнику в ливрее, открывшему тяжелую дверь, украшенную чугунным литьем и стеклом.

– У клиники доктора свой вход, – сообщил привратник. Снова открыв дверь, чтобы выпустить гостя, он вышел на тротуар и указал на юг.

Раймонд признательно тронул край шляпы и направился вниз по улице к указанному приватному входу. Латунная гравированная табличка гласила: «Пожалуйста, позвоните и затем входите». Раймонд исполнил все, как было сказано.

Оказавшись за дверью клиники, Раймонд сразу же почувствовал удовлетворение. Все вокруг выглядело и даже пахло так, как выглядят и пахнут деньги. Помещение богато уставлено антиквариатом, полы застланы пышными восточными коврами. Стены увешаны полотнами девятнадцатого века.

Раймонд подошел к элегантному французскому письменному столу в виде шара. Хорошо одетая, величественного вида регистратор взглянула на него поверх узеньких очков. На столе Раймонд увидел табличку с надписью: «Миссис Артур П. Очинклосс».

Он представился, не преминув подчеркнуть, что он врач. Раймонд слишком хорошо знал, как недоступны и презрительны способны быть регистраторы в частных клиниках к посетителям, не имеющим чести принадлежать к врачебной гильдии.

– Доктор вас примет, – произнесла миссис Очинклосс. Затем вежливо попросила Раймонда подождать в приемной.

– У вас тут великолепно, – сказал Раймонд, завязывая разговор.

– Это так, – откликнулась миссис Очинглосс.

– Хозяйство большое? – спросил Раймонд.

– Да, разумеется, – ответила миссис Очинклосс. – Доктор Андерсон очень занятой человек. У нас четыре полноценные смотровые и рентгеновский кабинет.

Раймонд улыбнулся. Для него не составляло труда прикинуть, в какие астрономические накладные расходы имел глупость втянуть себя доктор Андерсон, поддавшись на уговоры так называемых экспертов по производительности в те золотые денечки, когда медицина действовала по принципу «плати за услуги». С точки зрения Раймонда, доктор Андерсон представлял собой идеальную жертву, которой уготована роль партнера. У него, несомненно, до сих пор сохранился небольшой задел из зажиточных пациентов, готовых платить наличными за сохранение старых удобных отношений, но все же доктор Андерсон не может не испытывать тягот от управленческих забот.

– Наверное, и штат для этого нужен большой? – сказал Раймонд.

– Мы сократились до одной медсестры, – вздохнула миссис Очинклосс. – В наши дни трудно найти что-то подходящее.

Ну да, как же, как же, подумал про себя Раймонд. Одна сестра на четыре смотровых кабинета – это значит, что наш доктор борется из последних сил. Однако вслух свои мысли Раймонд не высказывал. Вместо этого он окинул взглядом тщательно оклеенные обоями стены и произнес:

– Я всегда восторгался такими вот – старая школа! – частными клиниками на Парк-авеню. Они так благородны, так безмятежны. Не могут не вызывать чувства доверия.

– Уверена, наши пациенты именно это и чувствуют, – согласно кивнула миссис Очинклосс.

Открылась внутренняя дверь, и в приемную вышла увешанная драгоценностями, богато одетая пожилая дама. Болезненно худосочная, она перенесла столько подтяжек, что рот у нее растянуло в неестественной улыбке. За дамой следовал доктор Уоллер Андерсон.

Взгляды Раймонда и Уоллера мимолетно скрестились, пока доктор провожал пациентку к регистратору и давал указания, когда примет ее в следующий раз.

Раймонд оценивающе оглядел доктора. Тот был высок ростом и вид имел благородный, каким, по мнению Раймонда, был наделен и он сам. Правда, Уоллер не был загорелым. Более того, землистый цвет кожи, печальные глаза, впалые щеки придавали его лицу напряженное выражение. Для Раймонда все эти детали сливались в единый знак: доктор Андерсон переживал тяжкие времена.

Тепло распрощавшись с пациенткой, Уоллер махнул рукой, предлагая Раймонду следовать за ним, и повел его по длинному коридору, куда выходили двери смотровых. В самом конце коридора открыл еще одну дверь и пригласил Раймонда в свой личный кабинет. Войдя в него следом за гостем, плотно закрыл дверь.

Представился Уоллер радушно, но с явной сдержанностью. Принял у Раймонда шляпу и пальто, аккуратно повесив их в маленький шкафчик. Спросил:

– Кофе?

– Непременно, – ответил Раймонд.

Спустя несколько минут, когда оба попивали кофе: Уоллер за своим письменным столом, а гость в кресле напротив, – Раймонд открыл кран своего красноречия:

– Трудные настали времена для практикующих медиков.

Уоллер издал звук, похожий на смешок, но начисто лишенный юмора. Сказанное гостем его явно не позабавило.

– Мы можем предложить вам способ существенно увеличить ваши доходы наряду с предоставлением избранным пациентам услуг на грани искусства, – продолжил Раймонд. Произносил он по большей части много раз опробованную речь, которую за долгие годы отшлифовал до блеска.

– Есть в этом что-либо незаконное? – прервал его тираду Уоллер. Тон его был серьезным, едва ли не раздраженным. – Если есть, то меня ваша затея не интересует.

– Ничего незаконного, – речь Раймонда звучала убедительно, – просто исключительно конфиденциально. Когда мы с вами говорили по телефону, вы соглашались с тем, что о нашей беседе будут знать только три человека: вы, я и доктор Дэниел Левитц.

– До тех пор, пока мое молчание не является пособническим или само по себе преступным, – уточнил Уоллер. – Меня не проведешь и в соучастники не затащишь.

– Беспокоиться нет оснований. – Раймонд улыбнулся. – Однако если вы решитесь и присоединитесь к нашей группе, вас непременно попросят подписать письменное обязательство относительно конфиденциальности. Только после этого вы будете посвящены в специфические тонкости дела.

– Подписать обязательство для меня труда не составит, – заверил Уоллер. – При том условии, что я не нарушаю никакого закона.

– Вот и хорошо, – сказал Раймонд. Он поставил кофейную чашечку на край стола Уоллера, освобождая себе руки. Раймонд истово верил, что жестикуляция очень важна для убеждения. Начал он с рассказа о том, как семь лет назад случай свел его с Кевином Маршаллом, который выступил на национальном совещании с сообщением о гомологической транспозиции хромосомных частей между клетками, привлекшим весьма незначительную аудиторию.

– Гомологическая транспозиция? – переспросил Уоллер. – А это что еще за дьявольщина? – Медицинское образование он получил еще до революции в молекулярной биологии и «новомодных» терминов не понимал.

Раймонд терпеливо объяснил, использовав для примера отростки хромосомы-6.

– Значит, этот Кевин Маршалл разработал способ, как изъять кусочек хромосомы из одной клетки и заменить им такой же кусочек в том же месте в другой клетке?

– Именно так, – подтвердил Раймонд. – И для меня это было как прозрение. Я сразу же увидел возможности клинического применения. Вдруг появилась потенциальная возможность создать иммунологического двойника любого индивида. Как, я уверен, вам известно, отросток хромосомы-шесть содержит главный комплекс тканевой совместимости.

– Как однояйцевый близнец, – заметил Уоллер, интерес которого к делу явно нарастал.

– И даже лучше, чем однояйцевый близнец, – уточнил Раймонд. – Иммунологический двойник создается у животных подходящего размера и вида, которыми можно пожертвовать в любой момент. Очень немногим людям повезло бы иметь готового к жертве однояйцевого близнеца.

– А почему это не было опубликовано?

– Доктор Маршалл сделал все, чтобы его работа была опубликована, – сообщил Раймонд. – Однако оставались кое-какие незначительные детали, которые он хотел бы проработать. На совещании его заставил выступить с сообщением его декан. К счастью для нас!

Выслушав доклад, я познакомился с автором и уговорил его обойтись без оглашения. Мне это стоило немалых трудов, но чашу весов в нашу пользу склонило то, что я пообещал доктору Маршаллу лабораторию, о какой он только мог мечтать и в дела которой не будет никакого вмешательства со стороны научного начальства. Я гарантировал, что он получит любое оборудование, какое и сколько захочет.

– У вас была такая лаборатория?

– Тогда еще не было, – признался Раймонд. – Получив его согласие, я тотчас связался с одним из международных гигантов биотехнологии, который останется безымянным до тех пор, пока вы не присоединитесь к нашему проекту. С некоторым трудом мне удалось продать фирме идею креативного маркетинга данного феномена.

– И как же это делается? – поинтересовался Уоллер.

Раймонд сильно подался вперед и, глядя глаза в глаза Уоллеру, сказал:

– За некоторое вознаграждение мы создаем для клиента иммунологического двойника. Как вы можете себе представить, вознаграждение значительное, но не умопомрачительное, если учесть, какой достигается покой в сознании. А вот на чем мы действительно делаем деньги, так это на ежегодной плате, которую клиент должен вносить за содержание своего двойника.

– Как бы вступительный взнос, а затем отчисления, – переиначил Уоллер.

– Можно и так рассматривать, – согласился Раймонд.

– В чем моя выгода?

– Мириады возможностей. Я выстроил дело наподобие коммерческой пирамиды. С каждого найденного вами клиента вы получаете процент, причем не только с первоначального вознаграждения, но и с платы за содержание. Помимо этого, мы будем поощрять ваши усилия привлечь к делу других врачей, которые, подобно вам, катастрофически теряют клиентуру, но все еще пользуют некоторое количество богатых, думающих о здоровье, платежеспособных пациентов. С каждого успешно привлеченного врача вам пойдут проценты от добытого им. К примеру, если вы соизволите примкнуть, доктор Левитц, который вас рекомендовал, будет получать проценты со всех ваших успешных усилий. Не надо быть бухгалтером, чтобы понять: при небольших усилиях можно получать значительный доход. А в качестве дополнительного стимула мы будем проводить все ваши выплаты через офшоры, с тем чтобы они росли без налоговых отчислений.

– К чему вся эта секретность? – спросил Уоллер.

– В том, что касается офшорных счетов, причины вполне очевидны, – заметил Раймонд. – А в отношении программы в целом возникли этические вопросы, которые прежде не учитывались. Соответственно биотехнологическая компания, благодаря которой все это и крутится, как чумы страшится компрометирующей огласки. Откровенно говоря, есть люди, которых использование животных для пересадки раздражает, и мы, разумеется, не имеем желания связываться с поборниками прав животных. Кроме того, операция эта дорогостоящая и доступна лишь немногим тщательно отобранным людям. Это нарушает принцип равенства.

– Могу я спросить, сколько клиентов осчастливлены этой программой?

– Обычных людей или врачей?

– Обычных.

– Около сотни.

– Есть такие, кто воспользовался этим средством?

– Собственно говоря, четверо, – сообщил Раймонд. – Были пересажены две почки и две печени. Все себя чувствуют наилучшим образом, безо всякого лечения и без каких бы то ни было признаков отторжения. И, смею добавить, взимается значительная плата за заимствование органов и трансплантацию, и все причастные к тому врачи получают с этих выплат такие же проценты.

– Сколько участвует врачей? – поинтересовался Уоллер.

– Менее пятидесяти, – ответил Раймонд. – Мы с привлечением не торопились, но теперь наращиваем обороты.

– Как долго действует программа?

– Около шести лет. В нее вложены солидные капиталы и усилия, но сейчас она начинает премиленько окупаться. Должен вам напомнить, что вы входите в дело на довольно ранней стадии, так что для вас пирамида окажется очень прибыльной.

– Звучит заманчиво, – сказал Уоллер. – Видит Бог, я мог бы пустить дополнительный доход на поддержание рушащейся клиентуры. Я должен что-то предпринять, прежде чем потеряю свою клинику.

– Это было бы огорчительно, – согласился Раймонд.

– Могу я день-другой подумать? – спросил Уоллер.

Раймонд поднялся. Опыт убеждал его, что желаемое достигнуто.

– Без сомнения, – снисходительно произнес он. – Советую вам также поговорить с доктором Левитцем. Он горячо рекомендовал вас, а сам необычайно доволен соглашением.

Пятью минутами позже Раймонд вышел в переулок и двинулся на юг к Парк-авеню. Походка его прибавила упругости и бодрости. Голубизна неба, свежесть воздуха, предвестье весны наделяли ощущением высшего блаженства, особенно в сочетании с приливом адреналина, который всегда вызывало в нем удавшееся кадровое приобретение. Даже неприятности двух предыдущих дней казались несущественными. Будущее виделось ярким и многообещающим.

Но тут, словно бы из ниоткуда, явилось еще бы чуть-чуть – и несчастье. Поглощенный своей победой, Раймонд едва не сошел с бровки тротуара прямо под мчавшийся городской автобус. Порывом ветра от грохочущего автобуса с головы Раймонда сорвало шляпу, а брызнувшая из-под колес грязь заляпала кашемировое пальто.

Раймонд стремительно отшатнулся, у него голова пошла кругом от счастливого избавления от, казалось, неминуемой ужасной смерти. Нью-Йорк всегда был городом внезапных крайностей.

– Приятель, ты в порядке? – спросил прохожий. И вручил Раймонду его помятый головной убор.

– Все хорошо, спасибо, – произнес Раймонд. Он опустил глаза, посмотрел на полы своего пальто – и ему стало плохо. Происшествие обрело какой-то метафорический смысл, оно будто вернуло тревогу, которую испытывал Раймонд из-за злосчастного дела Франкони. Грязь напомнила ему о сделке с Винни Домиником.

Чувствуя себя наказанным, Раймонд с куда большей осторожностью перешел на другую сторону. Жизнь полна опасностей. Шагая по направлению к Шестьдесят четвертой улице, он стал беспокоиться и по поводу двух других пересадок. До пакости с Франкони ему и в голову не приходило, что вскрытие может хоть как-то пагубно сказаться на его программе.

Неожиданно для самого себя Раймонд пришел к выводу, что стоило бы навести справки о положении других пациентов. У него не было и тени сомнения в том, что угроза Тейлора Кэбота вполне реальна. Если так случится, что кто-то из пациентов в будущем подвергнется вскрытию, не важно по какой причине, и результаты его попадут в прессу, то дело пахнет крахом. «Генсис», вероятнее всего, свернет всю операцию.

Раймонд ускорил шаг. Один пациент жил в Нью-Джерси, другой – в Далласе. Надо бы, подумал он, добраться до телефона и переговорить с привлекшими их докторами.