К половине второго дня Беллоуз отработал уже целый рабочий день по обычным человеческим стандартам. Физически он не устал, так как хорошо приспособился к такому режиму работы. Но эмоционально он был утомлен и раздражен. День для него начался так хорошо: он проснулся рядом со Сьюзен. Он безмерно наслаждался этим вечером, проведенным вдвоем, хотя и сомневался, что возникшая связь сможет продлиться долго. Сьюзен совсем не была похожа на тех девушек, с которыми он обычно встречался. Ничего не было в ней от простушки с широко раскрытыми наивными глазами, которая была для Беллоуза идеалом женщины. К его приятному изумлению и вопреки всем его страхам, заниматься любовью со Сьюзен оказалось самым естественным делом, и никакого привкуса агрессии, хотя и Беллоуз считал его нормальным в сексе, он не ощущал. Сьюзен и его собственная реакция на нее оставались для Беллоуза настоящей загадкой.

Когда он встал, чтобы идти на работу, а Сьюзен осталась спать в его кровати, то он почувствовал определенное удовлетворение от этой ситуации. Это делало его роль такой традиционной. Если бы Сьюзен тоже встала и отправилась с ним в госпиталь, это бы свело к нулю чувство самопожертвования, которое он испытывал. А чувство самопожертвования было для Беллоуза неиссякаемым источником самоудовлетворения.

Но затем день начал становиться все хуже и хуже. К ужасу Беллоуза, на раннем утреннем обходе неожиданно появился Старк, и к тому же явно в мстительном настроении. Старк начал обход с того, что спросил Беллоуза, что же он сделал с той хорошенькой студенткой из его группы, что она не может показываться на обходах. Беллоуз внутренне затрясся, понимая, что двусмысленное замечание Старка на самом деле было гораздо ближе к истине, чем сам Старк подозревал. Ведь Беллоуз знал, что в этот момент Сьюзен спит в его кровати.

Вопрос Старка вызвал хихиканье и несколько фальшивых реплик со стороны остальных участников обхода. Беллоуз почувствовал, как его щеки защипало от прилившей к лицу крови. И одновременно им овладело глубокое уныние.

Не успел Беллоуз что-нибудь вставить в ответ, как Старк разразился длинной речью о посещаемости и заинтересованности, исполнительности и награде за труд. Он прозрачно дал понять Беллоузу, что следующее отсутствие Сьюзен на обходах будет расцениваться как минус самому Беллоузу. Беллоуз должен был лично озаботиться тем, чтобы все прикрепленные к нему студенты прилежно посещали занятия.

Во время обхода Старк был такой же злобный, как и всегда, но при этом награждал Беллоуза особым вниманием. Почти по каждому больному Беллоуз получал особо каверзные вопросы, а его ответы никак не удовлетворяли разгневанного шефа. Даже некоторые другие ординаторы поняли, что Беллоузу делают выговор, и постарались вмешаться в избиение, отвечая на вопросы, даже когда они были прямо адресованы Беллоузу.

После обхода Старк отозвал Беллоуза в сторону и сказал ему, что сейчас тот работает не на своем обычном уровне и не соответствует тому, что от него ожидали в отделении. Но под конец Старк все же подошел к тому, что беспокоило его по-настоящему. После довольно длинной паузы заведующий хирургией спросил Беллоуза, какую же в действительности роль тот играл в деле с лекарствами, найденными в шкафчике 338.

Беллоуз отрицал, что имеет хоть какое-нибудь представление о том, откуда там взялись лекарства, и утверждал, что знает лишь то, что ему сказал Чендлер. Беллоуз прямо сказал Старку, что пользовался этим шкафчиком только неделю перед тем, как его собственный шкафчик освободился. Единственный комментарий со стороны Старка состоял в пожелании, чтобы это дело прояснилось как можно скорее.

Как ни слабо Беллоуз был связан с этим делом, оно уже причинило ему непропорционально большую долю неприятностей. В своем воображении он превратил эту историю из мухи в слона. И тенденция к профессиональной паранойе, всегда присутствовавшая в его сознании, получила новую пищу. В результате, когда утро прошло, его беспокойство еще больше возросло.

Этим утром Беллоуз оперировал двух больных, позволив студентам присутствовать на этих операциях. Для первой операции помылись Гольдберг и Файрвизер, но скорее, чтобы намочить руки, чем оказать реальную помощь. Перед второй операцией мылись Карпин и Найлз. Беллоуз был особенно внимателен к Найлзу, подбадривал его и был вознагражден за это. Больше никаких обмороков не было. Фактически, Найлз оказался самым старательным и ловким из студентов и был даже допущен к наложению швов.

Во время обеденного перерыва Беллоуз нашел возможность загнать Чендлера в угол. Тот снова и снова повторял то, что Беллоуз уже и так знал – что Старк чрезвычайно озабочен и раздражен этой историей с лекарствами.

– Но ведь дело выеденного яйца не стоит, – сказал Беллоуз. – Все, что нужно, чтобы снять меня с крючка, это Старку поговорить с Вальтерсом. Он уже говорил с ним?

– Я и сам не говорил с Вальтерсом, – ответил Чендлер. – Я пошел в оперблок, чтобы найти его, но оказалось, что он до сих пор там не появился. Сегодня его никто не видел.

– Вальтерса? – поразился Беллоуз. – Да он не пропустил ни одного дня за четверть века.

– А что я могу сказать? Его нет.

Беллоуз отреагировал на это тем, что отправился в отдел кадров, чтобы узнать домашний телефон Вальтерса. И узнал, что у Вальтерса не было телефона. Беллоузу пришлось удовлетвориться адресом: 1833 Стюарт-стрит, Роксбьюри.

К половине второго Беллоуз был раздражен еще больше. Еще раз позвонив на пост в оперблок, он удостоверился, что Вальтерс не появился на работе, и принял решение потратить время и нанести визит домой Вальтерсу. Беллоуз посчитал, что это единственный способ обелить себя в этой истории с лекарствами. Для Беллоуза было совершенно необычным выходить из больницы в середине дня, так что решение далось ему нелегко. Но за последние сорок восемь часов у него возникло угнетающее чувство, что его приятное и многообещающее положение в Мемориале подвергается опасности. И причиной этому послужили две проблемы: первая – проблема с лекарствами – была относительно простой, так как он, в действительности, не был причастен к этой истории, и ему требовалось только установить этот факт; вторая – Сьюзен и ее так называемое расследование – была совсем другого рода.

Беллоуз умудрился перепоручить своих студентов доктору Ларри Беарду, внуку того самого Беарда, на деньги которого был построен корпус Беард. Затем он проинформировал оператора системы оповещения, а приятель, ординатор по имени Норрис, выразил желание прикрыть его на часок. Итак, Беллоуз выскользнул из больницы в час тридцать семь и поймал такси.

– Стюарт-стрит, Роксбьюри? Вы уверены в этом? – лицо таксиста приняло вопросительно-презрительное выражение, когда Беллоуз назвал ему адрес.

– Номер 1833, – добавил Беллоуз.

– Ну что ж, деньги ваши.

Город с грязными тающими кучами снега, разбросанными там и сям, производил гнетущее впечатление. Дождь шел почти так же сильно, как утром, когда Беллоуз шел на работу. По дороге попадалось очень мало людей. На непривычный взгляд, город напоминал покинутые города индейцев майя. Все выглядело так, как будто из-за всеобщего упадка всем только и оставалось, как заколотить двери и уйти.

Такси все глубже и глубже забиралось в район Роксбьюри, а пейзаж становился все тягостней. Путь лежал сквозь кварталы разрушенных пакгаузов, потом через гниющие трущобы. Нулевая температура, неумолимый дождь, гнилой полурастаявший снег только усугубляли гнетущее впечатление. Наконец такси повернуло направо, и Беллоуз наклонился вперед, успев прочитать табличку с названием улицы – "Стюарт-стрит". В это самое время переднее правое колесо машины попало в колдобину, наполненную дождевой водой, и дно передней части кузова заскребло по мостовой. Шофер выругался и крутанул руль вправо, чтобы не попасть в эту рытвину задним колесом. Но задняя часть машины сначала рухнула вниз, а потом с лязгом подскочила. Беллоуз при этом сильно стукнулся головой о потолок салона.

– Извините, но вы сами пожелали Стюарт-стрит!

Потирая ушибленную голову, Беллоуз следил за номерами домов: 1831, а затем 1833. Заплатив таксисту, он вышел из машины и захлопнул за собою дверь. Такси резво рванулось с места, петляя между колдобинами, и быстро скрылось из виду. Беллоуз проводил его взглядом, жалея, что не договорился с шофером, чтобы тот его подождал. Затем огляделся, радуясь, что дождь прекратился. Рядом стояло несколько распотрошенных автомобильных остовов, из которых было унесено все хоть мало-мальски ценное. Больше никаких припаркованных машин, никакого движения на этой зловещей улице не было. И ни одной живой души. Когда Беллоуз осмотрел дом, стоящий перед ним, он понял, что тот покинут, так как большинство окон было забито досками. Тогда он посмотрел на соседние дома. То же самое. Большинство окон заколочено, остальные разбиты вдребезги.

Побитая табличка на парадной двери сообщала, что здание признано негодным для проживания и принадлежит жилищному отделу Бостонского муниципалитета. На табличке стоял 1971-й год. Этот был еще один Бостонский проект, который с треском провалился.

Беллоуз находился в полном замешательстве. Телефона у Вальтерса не было, а адрес, по-видимому, оказался фальшивым. Вспоминая внешность Вальтерса, Беллоуз подумал, что это не удивительно. Любопытство заставило Беллоуза подняться по ступенькам, чтобы прочитать муниципальную табличку. Рядом висела еще одна табличка "Прохода нет", уведомлявшая, что застройка находится под присмотром полиции.

Дверь еще выглядела достаточно привлекательно со своим большим овальным окном. Но стекло в нем было разбито, а оконное отверстие, крест-накрест забито грубо выломанными деревяшками из старой мебели. Беллоуз толкнул дверь, и, к его изумлению, она открылась. Одна из железных перекладин, держащих засов, была полуоторвана, а шурупы вывернуты, несмотря на то, что на засове висел большой стальной замок.

Дверь открылась, со скрежетом протащившись по осколкам разбитого стекла. Беллоуз посмотрел по сторонам пустынной улицы, а потом перешагнул через порог. Дверь быстро закрылась за ним, отрезая путь и без того небогатому дневному свету. Беллоуз подождал, пока его глаза привыкнут к полутьме.

Холл, в котором стоял Беллоуз, находился в плачевном состоянии. Ступеньки наверх начинались почти у самых его ног, Перила были сорваны и порублены, скорее всего на дрова. Обои свисали длинными полосами. На мусоре, покрывавшем пол, виднелся небольшой снеговой нанос, простирающийся в глубь холла метра на два. Перед собой Беллоуз увидал несколько отпечатков чьих-то ног. Исследовав их более внимательно, он мог утверждать, что здесь прошли, по крайней мере, два человека. Следы от ног одного были огромные, раза в полтора больше, чем от ног Беллоуза. Но интереснее всего было то, что следы выглядели свежими.

Вдруг Беллоуз услышал шум проезжающей по улице машины и выпрямился. Понимая, что зашел туда, куда заходить не следовало, Беллоуз бросился к одному из забитых окон, чтобы посмотреть, не проехала ли машина. Она уже скрылась.

Затем он поднялся по ступенькам и частично обследовал второй этаж. Там единственным предметом обстановки были несколько распотрошенных тюфяков. Воздух был заплесневелый и тяжелый. Потолок в передней комнате провалился, и пол был усыпал кусками штукатурки. В каждой комнате находился камин, пол был покрыт слоем отбросов, а в углах висела пыльная паутина.

Беллоуз посмотрел вверх на третий этаж, но решил туда не подниматься. Вместо этого он вернулся на первый этаж и уже собрался выходить из дома, как внезапно услышал звук. Это был мягкий глухой звук падающего тела, который шел из глубины дома.

Чувствуя, как его пульс начинает учащаться, Беллоуз поколебался. С одной стороны, ему хотелось уйти из этого места, которое внушало ему тревогу. Но звук повторился, и Беллоуз направился в глубину холла. В конце холла он свернул направо, в комнату, которая когда-то была столовой. Арматура для газовой люстры все еще висела в центре потолка. Пройдя через столовую, Беллоуз оказался в развалинах кухни" Из нее вынесено было все, остались только голые трубы, выходящие из пола.

Заднее окно было забито досками, как и окна в холле.

Беллоуз едва зашел в кухню, как вдруг почувствовал движение слева от себя и застыл на месте. Его сердце с бешеной скоростью колотилось о ребра. Движение обнаружилось в районе нескольких больших картонных коробок.

Оправившись от первого испуга, Беллоуз быстро подошел к коробкам и ногой поддел их. К его ужасу, из-под коробок выскользнуло несколько здоровых крыс, юркнувших в сторону столовой.

Беллоуз сам удивился своей нервозности. Он всегда считал себя спокойным и думал, что его трудно чем-нибудь потрясти. Но первой реакцией на крыс у него был парализующий страх, от которого он не мог прийти в себя несколько минут. Он постучал ногой по коробкам, чтобы убедиться, что полностью держит себя в руках, и уже собрался возвращаться в столовую, как вдруг увидел еще несколько отпечатков ног на пыли возле коробок. Посмотрев назад на только что оставленные свои собственные следы, он убедился, что найденные отпечатки совсем свежие. Прямо за коробками находилась дверь, приоткрытая на несколько сантиметров. Следы скрывались за ней.

Беллоуз подошел к двери и медленно ее отворил. За ней пряталась тьма и ступеньки, уходившие в нее. Ступеньки вели, скорее всего, в подвал, но быстро пропадали в темноте. Беллоуз полез в нагрудный карман своего белого халата и достал оттуда карандаш-фонарик. Включив его, он обнаружил, что тонкий луч пробивает тьму только метра на два.

Благоразумие кричало ему, чтобы он уходил из этого дома. Но он начал спускаться по ступенькам, скорее чтобы доказать себе, что не боится, чем для того, чтобы выяснить, куда же они ведут. Он был очень напуган. Воображение его работало всегда очень живо, и он вспомнил, какое впечатление производили на него фильмы ужасов. Беллоуз представая себе сцену на подвальных ступеньках из "Психо".

Так он продвигался шаг за шагом, пока луч фонарика не уперся в закрытую дверь. Беллоуз исследовал ее, а затем нащупал ручку. Дверь открылась очень легко.

Беллоуз ожидал, что в помещении могут сказаться хоть какие-нибудь подвальные окна, пропускавшие свет, но там царила полная тьма. Он напряженно вглядывался в тьму, прорезаемую слабым лучом его карандаша-фонарика, пока не понял, что попал в довольно большую комнату. Но его фонарик был плохой подмогой на расстоянии большем, чем два метра. Двигаясь по комнате по часовой стрелке, Беллоуз обнаружил несколько поломанных, но вполне пригодных к употреблению предметов обстановки, включая кровать, покрытую газетами и двумя проеденными молью одеялами. Несколько тараканов, попав под луч света, принялись спасаться бегством.

Здесь был также камин с большой стопкой дров, сложенной в очаге. В очаге был и пепел, что позволяло предположить, что в нем недавно разводили огонь. Беллоуз подошел и вытащил одну из газет, чтобы проверить дату на ней. Газета была за 3 февраля 1976 года.

Бросив газету на пол, Беллоуз увидел еще одну дверь, приоткрытую сантиметров на двадцать. Он направился в ее сторону, но вдруг фонарик без предупреждения погас: его миниатюрные батарейки истощились от длительного использования. Беллоуз выключил фонарик, в надежде, что так он хоть немного подзарядится. Беллоуз находился в темноте столь плотной, что буквально не видел кончика своего носа. И так как в темноте он не мог двигаться, вокруг воцарилась полная тишина.

Такое полное отключение органов чувств в этом зловещем окружении привело к тому, что Беллоуз зажег фонарик гораздо раньше, чем собирался. Луч света стал гораздо сильнее, и Беллоуз смог увидеть белый кафель на полу комнаты, скрывающейся за дверью. Это была ванная.

Беллоуз толкнул дверь. Она с трудом двигалась на петлях, как будто была сделана из свинца. Скудный дрожащий луч высветил туалетный стульчак без сиденья прямо напротив двери. Когда дверь полуоткрылась, Беллоуз наклонился и просунул в нее голову. Справа находилась раковина умывальника. Луч поднялся выше, где на стене висел медицинский шкафчик с зеркалом в дверце.

Беллоуз закричал совершенно непроизвольно. Это был первобытный ответ, шедший из глубины подсознания. Карандаш-фонарик вылетел из его рук на кафельный пол и разбился. Беллоуз внезапно очутился в полной тьме. Он повернулся и побежал по направлению к ступенькам, спотыкаясь по дороге о мебель и падая. Его охватила паника, и он стукнулся о стену, вместо того, чтобы попасть на лестницу. Шаря рукой по стене, он дошел до угла комнаты и понял, что удалился слишком далеко. Он повернулся и пошел в обратном направлении. Только тогда он наткнулся на лестницу и увидел слабый дневной свет сверху.

Он помчался вверх по ступенькам, пробежал сквозь дом и выскочил на улицу. Когда он остановился, его трудная клетка тяжело вздымалась от затрудненного дыхания, правая рука кровоточила: он ее поранил во время падения в темноте. Он обернулся на дом, стараясь реконструировать в воображении то, что там увидел.

Он нашел Вальтерса. В зеркальце медицинского шкафчика Беллоуз увидел Вальтерса с веревочной петлей на шее, висящего на крюке, вбитом в дверь. Лицо Вальтерса было ужасно перекошено и раздуто от застоявшейся крови. Глаза были широко открыты и чуть не выскакивали из орбит. Беллоузу приходилось видеть малоприятные вещи, работая на "скорой помощи", но в своей жизни он не видел более отвратительного зрелища, чем тело Вальтерса.