Тропинка сворачивала под откос налево и шла через чащу сучковатых искривленных дубов, растущих в зарослях вереска. Дубовые ветви смыкались над тропинкой, превращая ее в подобие тоннеля. Перспектива терялась через несколько метров. Сьюзен бежала по дорожке, не осмеливаясь оглянуться. Впереди было спасение. Но тропинка сузилась и ветви деревьев спали цепляться за ее одежду, мешая бежать. Вересковые заросли обхватили ее. Она отчаянно напрягала все силы, чтобы прорваться. Впереди был виден свет. Безопасность. Но чем больше она рвалась, тем больше запутывалась в чаще, как в гигантской паутине. Руками она пыталась высвободить свои ноги. Но и ее руки застряли в путанице зарослей. Осталось всего несколько минут. Она должна освободиться. Вдруг она услышала, как сигналит машина, и одна рука стала свободной. Сигнал повторился – и она открыла глаза. Она находилась в номере 731 мотеля "Бостон Мотор Лодж".

Сьюзен села на кровати, оглядывая комнату. Это был только сон, повторяющийся сон, который она не видела уже много лет. С пробуждением к ней пришло облегчение. Она сидела, откинувшись на подушки, подобрав вокруг себя одеяло. Сигнал автомашины, разбудивший ее, прозвучал в третий раз. Послышались еще какие-то приглушенные крики, потом наступила тишина.

Сьюзен осмотрела номер – типично американская безвкусица. Две большие кровати, покрытые покрывалами, разрисованными цветами в нейтральных тонах. Ковер на полу из грубой шерсти когда-то был ярко-зеленым. Ближайшая стена заклеена обоями с зелененьким цветочным орнаментом. Дальняя стена была бледно-желтой. Над кроватью висела безвкусная репродукция, изображающая идиллическую картинку скотного двора с гусями и овцами. Мебель дешевая, но имелся внушительный цветной телевизор – 70 сантиметров по диагонали – в качестве обязательной моральной компенсации мотельного убожества. Эстетика никогда не была сильной стороной "Бостон Мотор Лодж".

Но здесь было безопасно. Глубокой ночью покинув квартиру Беллоуза, Сьюзен мечтала только о том, чтобы найти мирное убежище и спокойно выспаться. Несколько раз раньше на Кембридж-стрит она замечала кричащий указатель мотеля. Указатель был ужасен и совсем не способен завлечь усталого путника. Но там были номера и покой, в котором она так нуждалась. Она зарегистрировалась как Лоури Симпсон и прождала в вестибюле добрую четверть часа, прежде чем ей удалось подняться в номер. Когда портье за стойкой посмотрел на нее странновато, она дала ему лишних пять долларов чаевых и попросила проинформировать ее, если кто-нибудь будет ею интересоваться. Она соврала ему, что ее преследует ревнивый любовник. Удовлетворенный пятью долларами и оказанным ему доверием, портье заговорщицки подмигнул ей. Сьюзен знала, что он "проглотил" историю с наживкой – такова сущность мужского тщеславия.

Предприняв эти предосторожности и перегородив дверь столом, Сьюзен позволила себе свалиться в кровать и уснуть. Она не смогла заснуть мертвым сном, так как ей приснился кошмар, но чувствовала сейчас себя вполне освеженной.

Сьюзен вспомнила, как поругалась с Беллоузом прошедшей ночью, и задумалась, стоит ли ему звонить. Она сожалела о своей резкости, понимая, что сделала это совершенно напрасно. Она припомнила и овладевшую ею манию преследования и почувствовала себя растерянной. Но потом рассудила, что в ее обстоятельствах и состоянии ума все это было вполне естественно. Ее только изумляло, что Беллоуз оказался таким бесхребетным. Правда, он так хотел стать хирургом! Она должна была понять, что его карьерные устремления сделали для него очень трудным, если вообще возможным, объективный взгляд на ситуацию. Сьюзен пожалела о разрыве хотя бы потому, что Беллоуз при обсуждении ее расследования отлично играл роль адвоката дьявола. В конце концов, он был прав, утверждая, что у Сьюзен не существует и намека на мотив, который обязательно должен быть, если орудует большая организация.

Может быть, коматозные больные были жертвами какой-нибудь гангстерской вендетты? Сьюзен сразу отбросила эту идею, вспомнив о Нэнси Гринли и Бермане. Нет, это невозможно. Может, это вымогательство? Ну, например, семьи отказались платить и – бац! Нет, это неправдоподобно. Просто невозможно утаить этот коматозный бизнес в тайне. Гораздо легче убивать людей на улице, а не в стенах больницы. Причина, по которой умирали эти люди, должна была находиться внутри больницы. Должно быть какое-то общее свойство, объединявшее этих людей.

Размышляя таким образом, Сьюзен подняла трубку телефона, стоявшего у кровати. Она позвонила в деканат медицинской школы и попросила к телефону секретаря декана:

– Это секретарь доктора Чепмена? Это Сьюзен Уилер... да-да, знаменитая Сьюзен Уилер. Послушайте, я хотела бы оставить сообщение для доктора Чепмена. Нет, не надо беспокоить его. Я сегодня должна была начать хирургический цикл в госпитале Администрации по Делам Ветеранов, но ужасно плохо чувствовала себя ночью, у меня были страшные кишечные спазмы, я не спала всю ночь. Лучше я начну цикл завтра. Да, я уверена. Если что, я перезвоню. Не были бы вы так любезны попросить, чтобы доктор Чепмен проинформировал об этом отделение хирургии в ветеранском госпитале? Благодарю вас.

Сьюзен положила трубку. Без четверти одиннадцать. Она позвонила в Мемориал и спросила офис доктора Старка:

– Это звонит мисс Уилер. Я хотела бы поговорить с доктором Старком.

– Конечно, мисс Уилер. Доктор Старк ждал вашего звонка около девяти. Сейчас он подойдет. Он беспокоился, когда вы не позвонили.

Сьюзен ждала, крутя телефонный шнур между указательным и большим пальцами.

– Сьюзен? – голос доктора Старка был озабоченным. – Очень рад тебя услышать. После того, как ты рассказала мне, что с тобой произошло вчера днем, я испугался, когда ты не позвонила. Все в порядке?

Сьюзен поколебалась, говорить ли правду, но потом подумала, что должна использовать ту же легенду, что и с доктором Чепменом. Ведь Старк мог позвонить Чепмену. Она решила быть последовательной.

– У меня были кишечные спазмы, из-за которых пришлось лежать в постели. В остальном все нормально.

– Тогда все хорошо. Относительно твоих запросов есть несколько хороших новостей и несколько плохих. С каких начать?

– Лучше с плохих.

– Я говорил с Ореном, потом с Гаррисом и, наконец, с Нельсоном о том, чтобы восстановить тебя на цикле по хирургии здесь, в Мемориале, но они непреклонны. Конечно, они не хотят ссориться с отделением хирургии, но мы все обязаны сотрудничать друг с другом, и, если честно, я не очень настаивал. Если бы они хоть чуть-чуть колебались, я бы нажал. Но они настроены решительно. Вы вызвали настоящую неприязнь, молодая леди!

– Да-а... – Сьюзен совершенно не удивилась.

– Кроме того, если ты вернешься сюда, тебе будет очень трудно восстановить свою репутацию. Тебя будет преследовать дурная слава. Нужно, чтобы это затихло само собой.

– Я думаю...

– Программа госпиталя Администрации по Делам Ветеранов – очень популярная модификация нашей программы, и там будет гораздо больше возможностей оперировать.

– Это-то да, но что касается обучения, то ему очень далеко до Мемориала.

– Но с другой твоей заявкой, насчет Института Джефферсона, мне повезло. Мне удалось поговорить с его директором, и я рассказал ему о твоем повышенном интересе к интенсивной терапии. Я также сказал ему, что тебе очень хочется побывать у него в госпитале. И он любезно согласился, чтобы ты пришла туда, если ты прибудешь не в разгар рабочего дня, а где-нибудь после пяти. Но он выставил несколько условий. Ты должна прийти одна, и только тогда тебя пустят внутрь.

– О, конечно.

– И так как мне пришлось превысить свои полномочия и нажать на все кнопки, так сказать, то я бы хотел, чтобы ты никому не распространялась об этом визите. Я должен сознаться, что мне пришлось приложить определенные усилия, чтобы выбить тебе разрешение. Я это говорю не потому, чтобы ты ощущала себя обязанной, а просто хочу дать тебе понять, что это – некое частичное возмещение за то, что я не смог восстановить тебя в Мемориале. Директор заявил мне категорически, что никого не пустит, кроме тебя. Они могут пускать туда группы посетителей, только когда имеют время приглядывать за ними. Это весьма специфическое место, ты сама увидишь. Будет очень неприятно, если ты приведешь туда кого-нибудь еще. Иди одна. Ты поняла меня, я надеюсь?

– Конечно.

– Ну тогда дай мне знать о своих впечатлениях об этом Институте. Я еще там сам не бывал.

– Огромное спасибо, доктор Старк. Да, здесь есть еще одна штука... – Сьюзен подумала, стоит ли говорить Старку о втором нападении Д'Амброзио. Потом решила, что не надо, так как вчера он хотел, чтобы Сьюзен пошла в полицию. Сейчас он стал бы настаивать на этом. А Сьюзен еще не хотела обращаться в полицию, еще нет. Если за этим делом скрывалась преступная организация, было бы наивно думать, что у них не было плана защиты против таких непредвиденных случайностей, чтобы избежать полицейского расследования.

– Я не уверена, что это важно, – продолжила Сьюзен. – Но я нашла вентиль на кислородной линии, ведущей в операционную номер восемь в оперблоке. Он расположен прямо возле центральной шахты.

– Возле чего?

– Основной шахты, по которой проходят все трубы в здании сквозь этажи.

– Сьюзен, ты меня потрясаешь. Как ты это узнала?

– Я забралась в пространство между наборным и настоящим потолком и проследила газовые линии от оперблока.

– Пространство между потолками! – Старк гневно повысил голос. – Сьюзен, ты заходишь слишком далеко. Я не могу понять, зачем ты туда полезла.

Сьюзен подумала, что сейчас разразится гроза, как это было в случаях с Мак-Лири и Гаррисом. Но в воздухе повисла пауза. Наконец, Старк нарушил ее.

– Ладно, во всяком случае, ты выяснила, что на кислородной линии от операционной номер восемь есть дополнительный вентиль. – Его голос звучал почти нормально.

– Ну да, – осторожно сказала Сьюзен.

– Так, я думаю, что знаю, что это такое. Я председатель комитета по планировке оперблока, как ты можешь догадаться. Это может быть клапан для выпуска пузырей воздуха при заполнении системы газом. Но в любом случае я проверю и удостоверюсь, так ли это. Кстати, как фамилия пациента, которого ты хочешь повидать в Институте Джефферсона?

– Шон Берман.

– Ах, да, я вспоминаю этот случай. Он был совсем недавно. У Спаллека. Менискэктомия, мне кажется. Да... трагедия, тридцатилетний мужчина. Просто позор. Ну ладно, удачи тебе. Скажи, ты сегодня не была в ветеранском госпитале?

– Нет, спазмы держали меня в кровати все утро. Но завтра, я уверена, все уже будет в порядке, и я вернусь на занятия.

– Надеюсь, что так, Сьюзен, для твоего же блага.

– Спасибо вам за участие, доктор Старк.

– Не за что, Сьюзен.

Разговор прервался, и Сьюзен повесила трубку.

* * *

Грязные перчатки упали в корзину, стоявшую позади лотка с тампонами. Тампоны, лежавшие в лотке, были окровавлены. Медсестра зашла за спину Беллоуза и развязала на шее тесемки его операционного халата. Беллоуз сбросил его в корзину у выхода из операционной и вышел.

Это была неосложненная резекция желудка, операция, которую Беллоуз всегда любил делать. Но в это утро мысли Беллоуза крутились не здесь, и, соединяя двухрядным швом культю желудка с кишкой, Беллоуз испытывал не удовольствие, а утомление. Он не мог перестать думать о Сьюзен. Его мысли витали между нежной озабоченностью, перемешанной с угрызениями совести, когда он вспоминал свои слова, которыми проводил Сьюзен прошлой ночью, и сознанием собственной правоты. Он и так уже зашел слишком далеко, рисковал слишком многим, а было совершенно ясно, что Сьюзен абсолютно не имеет намерений прекратить свое идиотское путешествие к профессиональному самоубийству.

С другой стороны, волнующие воспоминания о предыдущей ночи были еще живы в душе Беллоуза. Его реакция на Сьюзен была такой естественной, такой непосредственной. Они занимались любовью так, что оргазм не был самоцелью, а только средством познать друг друга. Это было удивительное чувство общности. Беллоуз прекрасно осознавал, что Сьюзен нравится ему очень сильно, несмотря на то, что он знал ее очень мало, и несмотря на ее ослиное упрямство.

Беллоуз продиктовал протокол гастрэктомии в микрофон магнитофона привычным в таких случаях монотонным речитативом, заканчивая каждое предложение обычным словом "точка". Потом он пошел в раздевалку, чтобы переодеться в свою одежду.

Чувство благодарности и привязанность к Сьюзен насторожили Беллоуза. Его благоразумие подсказывало ему, что такое настроение снизит его объективность и способность оценивать перспективу. Он не мог позволить себе этого, особенно сейчас, когда его карьера висела на волоске. Но так как Сьюзен перевели в госпиталь Администрации по Делам Ветеранов, все дело могло затихнуть. Старк на обходе был вполне корректен и снизошел даже до полуизвинений за предположение, что Беллоуз мог быть связан с лекарствами в шкафчике 338.

Беллоуз закончил переодеваться и направился в послеоперационную проверить назначения своему больному с гастрэктомией.

– Эй, Марк, – громко окликнул его голос со стороны поста в послеоперационной. Беллоуз повернулся и увидел подходившего к нему Джонсона.

– Как поживают твои чертенята-студенты? Я имею в виду и эту хитрозадую девицу.

Беллоуз не ответил. Он сделал вопросительный жест рукой. Идиотские разговоры с Джонсоном о Сьюзен были последней вещью, которую он бы пожелал делать.

– Твои студенты рассказали тебе, что приключилось утром в медицинской школе? Это самая забавная история из тех, которые я слышал за последнее время. Какой-то парень ворвался в анатомический корпус этой ночью. Это, наверно, был какой-то чудачок, потому что он разрядил пожарный огнетушитель, сорвал клеенку со всех трупов, на которых занимались первокурсники, стрелял, потом заперся в морозильнике и шумно поскандалил там с покойниками. Там он свалил все трупы на пол и расстрелял один из них. Ты представляешь? – Джонсон изверг из себя поток хохота.

На Беллоуза его слова произвели совершенно обратный эффект. Он смотрел на Джонсона, но думал о Сьюзен. Она же говорила ему, что на нее снова покушались, что кто-то хотел убить ее. Неужели это тот самый человек? Но морозильник? Сьюзен превратилась в настоящую загадку. Почему она не рассказала ему все?

– Этот парень замерз?

Джонсон еле нашел в себе силы прекратить смеяться и продолжать разговор:

– Нет, по крайней мере, не целиком. В середине ночи в полиции раздался анонимный звонок. Они подумали, что это медицинские шуточки студентов и не стали проверять, пока не пришла дневная смена. К этому времени парень был уже без сознания и сидел в углу. Температура его тела опустилась уже до тридцати трех градусов, но ребята из медицинской школы умудрились оттаять его без угрозы ацидоза. Очень похвально со стороны этих задниц. Плохо только, что они вызвали меня на консультацию спустя целых два часа. Ха-ха, ты знаешь, как медсестры из БИТа зовут его?

– Не имею представления, – Беллоуз слушал вполуха.

– Ледяные Яйца, – Джонсон снова зашелся в приступе смеха. – Я думаю, это очень остроумно. Это как карикатура на Горячие Губы из M*A*S*H*. Что за парочка – Горячие Губы и Ледяные Яйца!

– Он выкарабкается?

– Конечно. Но мне придется кое-что ампутировать. Как минимум он потеряет часть ног. Сколько – решится в течение суток. Бедный сукин сын может потерять и свои ледяные яйца.

– Они выяснили что-нибудь про него?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, его имя, откуда он, все такое...

– Ничего. Выяснилось, что все документы, которые нашли у него, фальшивые. Полиция очень заинтересована. Он бредил что-то насчет Чикаго. Вот судьба! – последние предложения Джонсон произнес пониженным тоном, как какой-нибудь важный секрет, и отправился обратно к посту.

Беллоуз пошел по своим делам, проверил анализы своего прооперированного больного. Потом просмотрел историю болезни. Назначения были написаны Рейдом, все было отлично. Он думал о мужчине в морозильнике. История была загадочная. Беллоуз снова задумался над тем, был ли это тот самый человек, который напал на Сьюзен. Если это так, то как она умудрилась запереть его в морозильнике? И какого дьявола она ничего не рассказала ему об этом? Наверно, он сам не дал ей даже шанса рассказать. Если она заперла этого человека в морозильнике, у нее теперь могут быть проблемы с полицией. Неужели это она анонимно позвонила в полицию?

Беллоуз проверил перевязку больного. Она не съехала и была чистой, не пропитанной кровью. Капельница стояла правильно.

Он снова вернулся мыслями к Сьюзен и решил окончательно, что чудачок в морозильнике – тот самый человек, который преследовал Сьюзен. Если это он, то ей будет важно знать, что он госпитализирован и находится в критическом состоянии.

Беллоуз позвонил в медицинскую школу и попросил соединить его с общежитием. Он прождал двенадцать гудков, пока не убедился, что Сьюзен нет дома. Потом он позвонил дежурному и попросил его оставить для Сьюзен записку с просьбой позвонить ему, когда она вернется домой.

Сделав все это, Беллоуз отправился обедать.