Вторник, утро

В Бостон они поехали двумя машинами, поскольку Виктор собирался сразу после больницы вернуться в «Кимеру». Виктор-младший решил ехать в машине с Машей.

Поездка была небогата событиями. Маша пыталась разговорить сына, но на все свои вопросы получала в ответ только «да» и «нет». Наконец она сдалась. Беседа возобновилась, только когда они были уже в нескольких минутах езды от детской больницы.

– У тебя были головные боли? – спросила Маша, нарушая молчание.

– Нет, – ответил Виктор-младший. – Я же сказал, со мной все в порядке. Откуда такая неожиданная озабоченность моим здоровьем?

– Это идея твоего отца. – Маша не видела никаких оснований скрывать правду. – Он называет это «превентивной медициной».

– Я думаю, это пустая трата времени.

– У тебя память не ухудшилась?

– Говорю тебе, со мной абсолютно все в порядке, – резко ответил Виктор-младший.

– Ладно, сынок. Не сердись. Мы очень рады, что ты здоров. Просто хотим, чтобы и дальше не было проблем.

Интересно, подумала Маша, что бы он сказал, если бы узнал, что был химерой, – ведь в его хромосомы были имплантированы гены животного.

– Помнишь, когда тебе было три года, ты внезапно разучился читать?

– Конечно.

– Мы никогда не обсуждали это.

Виктор-младший отвернулся и стал смотреть в окно.

– Ты тогда очень расстроился?

Виктор-младший снова повернулся к ней и ответил:

– Мама, пожалуйста, не играй со мной в психиатра. Конечно, это меня волновало. Это раздражает, когда ты не можешь делать то, что мог раньше. Но я же снова научился, и сейчас со мной все в порядке.

– Если ты когда-нибудь захочешь об этом поговорить, я готова, – пояснила Маша. – То, что я никогда не поднимала этот вопрос, вовсе не означает, что меня это не волнует. Пойми, для меня это тоже был тяжелый период. Я была в ужасе от того, что это могло быть проявлением болезни. После того как выяснилось, что причин для волнения нет, я пыталась не думать об этом.

Виктор-младший кивнул.

Виктор обогнал их на пятнадцать минут. Они встретили его в приемной доктора Клиффорда Раддока, заведующего отделением неврологии. Виктор-младший уселся в кресло с журналом в руках, а Виктор-старший отвел Машу в сторону.

– Я успел поговорить с доктором Раддоком. Он согласился сопоставить результаты предстоящего обследования с теми, которые были получены, когда у Виктора упал коэффициент умственного развития. Но он как-то настороженно отнесся к тому, что мы его привезли для нового обследования. Ясно, что он ничего не знает о гене ФРН, и я не собираюсь ему рассказывать.

– Естественно, – согласилась Маша.

Виктор быстро взглянул на нее.

– Надеюсь, ты поддержишь меня.

– Больше чем поддержу, – кивнула Маша. Как только закончится обследование Виктора здесь, я собираюсь взять его к себе и провести серию психологических тестов.

– Для чего?

– Уже сам твой вопрос означает, что я не смогу тебе это объяснить.

Высокий, стройный доктор Раддок, темноволосый, с проседью мужчина, до обследования пригласил Фрэнков к себе в кабинет на несколько минут. Он спросил, помнит ли его мальчик. Виктор-младший ответил, что помнит, особенно запах.

Виктор и Маша нервно улыбнулись.

– Запах вашего одеколона, – пояснил Виктор-младший. – Вы пользовались автершейвом «Гермес».

Слегка оторопев от такого ответа, доктор Раддок представил их своему коллеге, специалисту по детской неврологии доктору Крису Стивенсу.

Обследование проводил доктор Стивенс. Поскольку родители сами были врачами, им разрешили остаться в кабинете. Оба вряд ли когда-либо видели настолько полное неврологическое обследование. Через час нервная система Виктора-младшего была изучена полностью. Мальчик был абсолютно здоров. Затем доктор Стивенс сделал лабораторные анализы. Он взял кровь для обычных лабораторных исследований. Виктор оставил для себя несколько пробирок, чтобы увезти их с собой в «Кимеру». После этого приступили к сканированию ПЕТ и НМР.

Мальчику ввели в руку безвредное радиоактивное вещество, излучавшее позитроны. Голова Виктора была заключена в большой аппарат. Позитроны, сталкиваясь в тканях мозга с электронами, давали вспышку энергии, причем каждое столкновение имело форму двух гамма-лучей. Кристаллы в сканере записывали гамма-излучение, а компьютер отслеживал направление излучения, создавая на экране зрительный образ.

Для проведения второго теста Виктора-младшего поместили в цилиндр шести футов длиной. В этом цилиндре находились два больших магнита, охлаждаемых жидким гелием до сверхнизких температур. Возникающее в результате этого магнитное поле, в шестьдесят тысяч раз сильнее, чем магнитное поле Земли, выстроило в ряд ядра атомов водорода, входивших в состав молекул воды в теле мальчика. Когда радиоволна определенной частоты вышибла эти ядра из строя, они отскочили, излучая слабый радиосигнал, который был подхвачен радиосенсорами сканера и переведен компьютером в изображение.

Когда все обследования были закончены, доктор Раддок снова пригласил Виктора и Машу в свой кабинет. Мальчика оставили в приемной. Виктор заметно нервничал, все время проводил рукой по волосам, перекладывал ноги с одной на другую. Во время проведения тестов ни доктор Стивенс, ни его помощник не давали никаких пояснений, поэтому к концу обследования Виктор был почти парализован от напряжения.

– Ну так вот, – начал доктор Раддок, беря в руки распечатки изображения, полученного на компьютере. – Еще не все результаты готовы, нет анализов крови, но некоторые показатели имеют отклонения от нормы.

У Маши оборвалось сердце.

– ПЕТ и НМР не соответствуют норме, – пояснил доктор Раддок. Левой рукой он держал цветной отпечаток, полученный в результате сканирования, правой – ручку «Монблан». Указывая на различные области снимка, он продолжал объяснения: – В мозговых полушариях наблюдается явно избыточное, хотя и смазанное, поглощение глюкозы. – Он положил бумагу на стол и взял другой снимок. – На этом снимке четко видны желудочки.

Чувствуя, как колотится сердце, Маша подалась вперед, чтобы лучше рассмотреть снимки.

– Совершенно очевидно, – продолжал доктор, – что эти желудочки значительно меньше нормы.

– Что это значит? – после некоторого колебания спросила Маша.

Доктор Раддок пожал плечами.

– Вероятно, ничего. По словам доктора Стивенса, результаты неврологического обследования в целом соответствуют норме. Эти наблюдения, хотя сами по себе и интересные, скорее всего не отражаются на функционировании нервной системы. Единственное, что я могу посоветовать – может быть, вам следует давать ему больше конфет, когда он занимается умственной работой, поскольку его мозг поглощает значительное количество глюкозы. – Доктор Раддок рассмеялся собственной попытке пошутить.

Какое-то время Виктор и Маша сидели молча, пытаясь совершить переход от плохого сообщения, которое, как им казалось, они услышат, к хорошему, которое они получили. Первым пришел в себя Виктор.

– Безусловно, мы последуем вашему совету, – улыбнулся он. – Вы рекомендуете какой-то особый сорт конфет?

Доктор Раддок снова засмеялся, довольный тем, что его шутка была принята.

– Конфеты «Питер Паул Маундс» – вот лекарство, которое я рекомендую.

Поблагодарив доктора. Маша быстро вышла из комнаты. Она застала Виктора-младшего врасплох, и поэтому ей удалось заключить его в объятия до того, как он успел отодвинуться от нее.

– Все отлично, – прошептала она ему на ухо. – С тобой все в порядке.

Мальчик вывернулся из ее объятий.

– Я и так знал, что все в порядке, еще до того, как мы сюда пришли. Мы можем ехать?

Виктор положил Маше руку на плечо.

– У меня здесь есть еще кое-какие дела. Потом я поеду прямо на работу. Увидимся дома, ладно?

– У нас сегодня будет торжественный ужин. – Маша повернулась к сыну. – Мы можем ехать, но, молодой человек, вам предстоит кое-что еще. Сейчас мы поедем ко мне на работу. У меня там для тебя несколько тестов.

– Ну мама! – заныл Виктор-младший.

Маша улыбнулась. Сейчас он был похож на обычного десятилетнего мальчишку.

– Ладно, давай, выполняй прихоти своей мамочки, – сказал Виктор. – Увидимся позже. – Он поцеловал Машу в щеку и взъерошил волосы Виктора-младшего.

~~

Из здания поликлиники Виктор направился в помещение больницы. Он поднялся на лифте в отделение патологии и нашел кабинет доктора Бургофена. Секретарши поблизости не было, и Виктор заглянул в кабинет. Доктор что-то печатал двумя указательными пальцами. Виктор постучал по косяку двери.

– Входите, входите, – сказал доктор, махнув рукой. Еще несколько минут он продолжал печатать, потом сдался.

– Не понимаю, почему мне приходится это делать. Моя секретарша через день звонит и сообщает, что она больна, а я даже не могу ее уволить. Заведование этим отделением меня когда-нибудь вгонит в гроб.

Виктор улыбнулся. Работа в государственном учреждении тоже имеет свои отрицательные стороны. В следующий раз, когда ему встанет поперек горла административная работа в «Кимере», надо будет об этом вспомнить.

– Я хотел узнать, получили ли вы результаты аутопсии двух детей, которые умерли от церебральной эдемы, – сказал Виктор.

Доктор Бургофен посмотрел на свой стол, беспорядочно заваленный бумагами.

– Где же эта папка? – задал он риторический вопрос. Повернувшись на своем крутящемся кресле, он обнаружил предмет своих поисков на полке позади себя. – Посмотрим, – протянул он, листая страницы. – Вот: Морис Хоббс и Марк Мюррей. Они?

– Да.

– Ими занимается доктор Шриак. Вероятно, он еще не закончил.

– Можно мне пойти взглянуть?

– Сделайте одолжение, – ответил Бургофен, проверяя что-то в папке. – Амфитеатр номер три.

Когда Виктор собрался выходить, доктор спросил:

– Вы ведь говорили, что когда-то были врачом, не так ли?

Виктор кивнул.

– Ну что ж, наслаждайтесь. – Бургофен снова повернулся к машинке.

Как и вся больница, отделение патологии было оборудовано по последнему слову техники.

Четыре комнаты для аутопсии походили на операционные. Сейчас была занята одна. В нее Виктор и вошел. Стол для вскрытия сиял стальным блеском нержавейки. Два человека, стоявшие по обеим сторонам стола, взглянули на входящего. Перед ними лежало распростертое детское тело, напоминавшее выпотрошенную рыбу. Сзади на носилках лежало еще одно.

Виктора передернуло. Он уже давно не присутствовал на вскрытиях и забыл, какое при этом испытываешь ощущение. Особенно когда видишь тело ребенка.

– Чем мы можем быть полезны? – спросил доктор справа. На нем была маска, как на хирурге, но вместо халата он был одет в прорезиненный фартук.

– Я доктор Фрэнк, – представился Виктор, пытаясь побороть тошноту. Кроме неприятного зрелища, в помещении стоял тошнотворный запах, с которым не могли справиться даже кондиционеры. – Меня интересуют дети Хоббс и Мюррей. Доктор Бургофен послал меня сюда.

– Если хотите, можете наблюдать отсюда. – Патологоанатом указал Виктору скальпелем, куда ему встать.

Виктор неуверенно продвинулся в центр комнаты. Он старался не смотреть на маленькое тело, лишенное внутренностей.

– Вы доктор Шриак?

– Да, это я. – У патологоанатома был приятный молодой голос и яркие глаза. – А это Сэмюэль Харкинсон, – добавил он, представляя своего помощника. – Эти дети были вашими пациентами?

– Нет, в общем-то. Но меня очень интересует причина их смерти.

– Ну что ж, присоединяйтесь, – сказал Шриак. – Странная история! Подойдите поближе. Взгляните-ка на мозг!

Виктор сглотнул. Кожа на затылке ребенка была срезана и опущена на лицо. Вершина черепа, пропиленного по окружности, отсутствовала. Виктор смотрел на мозг, который, как бы вырвавшись из своего тесного заключения, приподнялся над головой, придавая ребенку вид какого-то неземного существа. Большая часть извилин сплющилась в тех местах, где мозг прижимался к черепу.

– Это самый тяжелый случай эдемы, который мне когда-либо доводилось видеть, – пояснил доктор Шриак. – Чтобы вытащить мозг, требуется немало усилий. С другим это заняло у меня полчаса. Он указал на прикрытое простыней тело.

– Пока вы не поняли, как это делать, – подсказал Харкинсон с легким акцентом кокни.

– Ты прав, Сэмюэль.

Харкинсон держал голову ребенка и отжимал распухший мозг в сторону. Шриаку удалось просунуть нож между мозгом и основанием черепа, чтобы перерезать верхнюю часть спинного мозга.

После этого, с глухим звуком разрыва, мозг вышел наружу. Харкинсон перерезал черепно-мозговые нервы, и Шриак, быстро подняв мозг, положил его на весы. Указатель некоторое время качался вверх-вниз, прежде чем остановился на делении «3,2»

– На целый фунт больше нормы, – сказал Шриак, беря мозг с весов и опуская его в раковину с проточной водой. Обмыв и освободив его от сгустков крови и осколков черепа, он положил мозг на деревянный поддон.

Уверенными движениями доктор Шриак начал осматривать его на предмет выявления общей патологии.

– Выглядит нормальным, если не считать увеличенного размера.

Он выбрал особый нож из набора инструментов на подносе и начал отрезать слои по полдюйма.

– Кровоизлияния нет, инфекций нет, новообразований нет. Сканер опять оказался прав.

– Я хотел бы попросить вас об одолжении, – сказал Виктор. – Можно мне взять образец ткани для исследования в моей лаборатории?

Доктор Шриак пожал плечами.

– Думаю, да. Но мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь об этом узнал. Веселенькая будет история, если «Бостон глоуб» сообщит, что мы раздаем ткани мозга. Интересно, как это повлияет на количество вскрытии, которые мы производим?

– Никто об этом не узнает.

– Вас интересует этот случай – по-моему, это Хоббс, или вы хотите другой образец?

– Если можно, оба.

– Думаю, что это не имеет особого значения выдать вам один образец или два, – сказал Шриак.

– А внутренние органы вы уже обследовали? – спросил Виктор.

– Еще нет. Это следующий пункт в повестке дня. Хотите посмотреть?

Виктор пожал плечами.

– Почему бы и нет? Раз уж я здесь.

~~

На обратном пути в Лоуренс Виктор-младший держался еще более замкнуто, чем на пути в Бостон. Его явно злила создавшаяся ситуация. Маша даже засомневалась, имеет ли смысл сегодня проводить психологическое тестирование.

Она оставила машину на стоянке напротив здания. Им пришлось дожидаться лифта, хотя надо было подняться всего на один этаж: дверь на лестницу была заперта изнутри.

– Я знаю, что ты сердишься, – произнесла Маша, – но я все-таки хочу провести эти тесты. Однако если ты не будешь помогать, даже не стоит тратить на это время – твое и Джин. Ты меня понял?

– Прекрасно понял, – твердо сказал Виктор-младший, глядя на нее ослепительно-голубыми глазами.

– Ну так что, ты поможешь? – спросила Маша, когда открылись двери лифта.

Виктор-младший холодно кивнул.

Джин страшно обрадовалась их приходу. Она уже устала занимать пациентов Маши, хотя и делала это, как обычно, очень успешно.

Виктор-младший довольно вяло поприветствовал ее, а затем скрылся в туалете.

– Он немного не в себе, – объяснила Маша. Она рассказала Джин о медицинском обследовании нервной системы и о том, что хотела бы провести обычную серию психологических тестов.

– Сегодня мне это трудно будет сделать, – сказала Джин. – Вас все утро не было, и телефон как взбесился – все время звонил.

– На звонки пусть отвечает оператор из телефонной службы, – решила Маша. – Мне важно провести эти тесты.

Джин стала доставать анкеты и готовить аппаратуру для обработки данных.

Она усадила вернувшегося из туалета Виктора-младшего за компьютер. Поскольку с некоторыми тестами мальчик был знаком, Джин спросила его, с чего бы он хотел начать.

– С теста на интеллект, – покорно ответил Виктор-младший.

В течение следующих полутора часов Джин проводила проверку интеллекта. Тест состоял из шести словесных субтестов и пяти субтестов на действие. Из их прежних встреч она знала, что мальчик неплохо справляется с заданиями, но его работа сегодня и близко не походила на то, что было семь лет назад. Кроме того, она заметила, что Виктор какое-то время сомневался, прежде чем дать ответ или выполнить задание.

– Очень хорошо, – похвалила Джин, когда они завершили первый тест. – Теперь как насчет теста личности?

– Какой из них? ММПИ или МСМИ? – спросил Виктор.

– Это впечатляет, – покачала головой Джин. – Похоже, ты немножко почитал об этом.

– Это нетрудно, когда один из родителей – психиатр.

– Мы используем оба теста, но давай начнем с ММПИ, – предложила Джин. – Моя помощь тебе для этого теста не понадобится. Там все основано на выборе из нескольких вариантов. Если возникнут какие-то проблемы, позови меня.

Джин оставила Виктора в комнате для проведения тестов и пошла в приемную. Она позвонила в телефонную службу, и ей передали огромное количество накопившихся за время ее отсутствия сообщений. С чем могла, она справилась сама, а остальное передала Маше, дождавшись, пока от той выйдет пациент.

– Как дела у Виктора-младшего? – спросила Маша.

– Отлично, – доложила Джин.

– Он помогает тебе?

– Как шелковый. Похоже, ему все это даже нравится.

Маша с изумлением покачала головой.

– Наверное, это ты на него так подействовала. Со мной он был в ужасном настроении.

Джин восприняла это как комплимент.

– Он только что закончил тест на интеллектуальные способности и сейчас делает ММПИ. Какие еще тесты вы хотите провести? Роршах и ТАТ или еще что-нибудь?

Маша в задумчивости грызла ноготь.

– Почему бы нам не ограничиться ТАТ? Роршах мы всегда сможем сделать позже.

– Я с удовольствием сделаю оба, – предложила Джин.

– Давай только ТАТ, – решила Маша, вытаскивая историю болезни очередного пациента. – Виктор-младший в неплохом настроении сейчас, но к чему спешить? Кроме того, интересно сравнить результаты ТАТ и Роршах, полученные в разные дни.

Пригласив следующего пациента, она скрылась с ним в кабинете.

Закончив разбирать бумаги, Джин вернулась в комнату для проведения тестов. Виктор-младший был поглощен тестом индивидуальности.

– Какие-то проблемы? – поинтересовалась Джин.

– Некоторые вопросы – это слишком, – со смехом ответил Виктор. – Часть из них вообще не имеет подходящих ответов.

– Смысл состоит в том, чтобы выбрать наиболее подходящие, – объяснила Джин.

– Знаю. Этим я и занимаюсь.

~~

В полдень они решили пообедать в кафе, находившемся в здании больницы. Маша и Джин ели сандвичи с салатом из тунца, а Виктор-младший предпочел гамбургер. Маша с удовлетворением отметила, что настроение сына заметно улучшилось. Она решила, что, пожалуй, напрасно беспокоилась: скорее всего, тесты дадут здоровый психологический портрет. Ей не терпелось спросить Джин об уже полученных результатах, но этого нельзя было сделать в присутствии Виктора-младшего.

Полчаса спустя они вернулись на свои места. Еще через час Джин опять переключила телефон на оператора и направилась в комнату для проведения тестов. Как раз когда она входила, Виктор закончил отвечать на последний вопрос.

– Ну вот, все готово, – сказал он.

– Очень хорошо, – обрадовалась Джин. Ее впечатлило то, что Виктору-младшему понадобилось времени вдвое меньше обычного, чтобы ответить на пятьсот пятьдесят вопросов. – Ты не хочешь отдохнуть, прежде чем начать следующий тест?

– Давайте сразу к нему перейдем, – ответил Виктор.

Следующие полтора часа Джин показывала Виктору карточки ТАТ. На них были черно-белые изображения людей в различных ситуациях. Картинки требовали ответов, в которых раскрывалась личность отвечающего. Виктору-младшему надо было описать, что, по его мнению, происходило на картинках и как эти люди себя чувствовали. Смысл теста заключался в том, чтобы таким способом выявить фантазии, чувства и ощущения испытуемых в связи с различными жизненными ситуациями.

С некоторыми пациентами проводить этот тест было не очень-то просто. Но с Виктором это было просто удовольствием. Джин наслаждалась. Он с легкостью давал интересные объяснения. Ответы были логичными. К концу теста Джин поняла, что Виктор-младший эмоционально устойчив, хорошо приспосабливается к окружающей действительности и для своего возраста обладает весьма зрелыми взглядами.

Когда Маша закончила работу с последним пациентом, Джин вошла к ней в кабинет и отдала компьютерные распечатки. Результаты ММПИ нужно было отослать для обработки на компьютере с большим объемом базы данных, их же компьютер выдал лишь предварительные итоги.

Пока Маша просматривала бумаги. Джин делилась своими наблюдениями.

– Я думаю, он образцовый ребенок и совершенно не понимаю вашего волнения по его поводу.

– Это успокаивает, – кивнула Маша, изучая результаты теста интеллектуальных способностей. Виктор набрал 128 баллов. Результат отличался от предыдущего, полученного несколько лет назад, лишь на два очка. Это был хороший, устойчивый показатель, безусловно значительно выше, чем средний. Но было одно противоречие, которое беспокоило Машу: разница в 15 баллов между вербальным тестом и тестом на действие. Результаты вербального теста были ниже, что говорило о когнитивных проблемах, связанных с языковыми трудностями. Это было непонятно, учитывая способности Виктора к французскому языку.

– Я обратила на это внимание, – сказала Джин в ответ на вопрос Маши, – но, учитывая, что общий результат был настолько хорош, я не придала этому значения. А вы?

– Я не знаю, – вздохнула Маша. – По-моему, мне раньше ничего подобного не встречалось Ладно, перейдем к ММПИ.

Она разложила перед собой распечатку с результатами теста, это было описание личных качеств Виктора. Первая часть называлась «шкала ценностей». Кривые Ф и К были высоковаты и находились на верхней границе нормы. Маша обратила на это внимание Джин.

– Но они в пределах допустимого, – настаивала Джин.

– Да, но нельзя забывать, что это все относительно. Почему его шкала ценностей почти ненормальная?

– Виктор очень быстро справился с этим тестом. Может быть, он был не очень внимательным?

– Виктор-младший не бывает невнимательным. Ладно, я не могу это объяснить. Пойдем дальше.

Вторая часть содержала клинические кривые, и Маша увидела, что ни одна из них не выходила за пределы нормы. Особенно ее порадовало то, что четвертая и восьмая кривые были абсолютно нормальные. Эти две линии описывали психологические отклонения и шизофреническое поведение. Маша с облегчением вздохнула: эти кривые имели высокую степень корреляции с клинической картиной, и она боялась, что они могут оказаться за пределами нормы, учитывая происхождение Виктора-младшего.

Но затем она обратила внимание, что кривая три была на верхней границе нормы. Это означало, что у Виктора была склонность к истерии, что он постоянно искал заботы и внимания. Это никак не совпадало с реальным поведением сына.

– Как ты думаешь, он серьезно отнесся к этому тесту? – спросила Маша у Джин.

– Абсолютно, – ответила та.

– Ну что ж, в принципе я должна быть довольна этими результатами, – сказала Маша, собрав бумаги в стопку и подравнивая их края о стол.

– Я тоже так думаю, – улыбнулась Джин.

Маша скрепила бумаги, затем положила их в портфель.

– Хотя и Вехслер, и ММПИ немного за пределами нормы. Мне бы хотелось, чтобы они были в абсолютной норме. Кстати, что Виктор сказал по поводу этой картинки ТАТ, где человек стоит, подняв руку, рядом с ребенком?

– Виктор ответил, что он читает лекцию.

– Мужчина или ребенок?

– Мужчина, разумеется.

– Какое-либо проявление враждебности?

– Абсолютно никакого.

– Тогда почему у него рука занесена?

– Потому что человек говорит о теннисе. Он показывает мальчику правильную подачу.

– Теннис? Виктор-младший никогда не играл в теннис.

~~

Въехав на территорию «Кимеры», Виктор обратил внимание, что снег, выпавший накануне ночью, растаял. Было по-прежнему облачно, но температура воздуха уже поднялась.

Он припарковал машину на обычном месте. Однако, вместо того чтобы проследовать в административное здание, он, прихватив с переднего сиденья коричневый бумажный пакет, сразу направился в лабораторию.

– У меня тут сверхсрочная работа для тебя, – сказал он лаборанту Роберту Граймсу.

Роберт был болезненно худой мужчина. Воротнички на его рубашках всегда были ему велики, что еще больше подчеркивало худобу. В его глазах навыкате проглядывалось выражение постоянного удивления.

Виктор вытащил пробирки с замороженной кровью Виктора-младшего, а затем сосуды с тканями мозга умерших детей.

– Мне нужны хромосомные исследования этих образцов.

Роберт взял пробирки с кровью, потряс их, затем посмотрел ткани мозга.

– Вы хотите, чтобы я занялся этим немедленно?

– Именно так. Я хочу, чтобы исследование было проведено как можно быстрее. Кроме того, необходимо, чтобы ты произвел стандартное прокрашивание образцов.

– Тогда мне придется отложить работу по маточной имплантации, – предупредил Роберт.

– Я разрешаю.

Выйдя из лаборатории, Виктор направился в соседнее здание, в котором находился центральный компьютер. Оно располагалось в центре внутреннего двора. Место было выбрано идеально, учитывая, что из здания легко было пройти во все другие помещения. Основной офис находился на первом этаже, и Виктору не составило труда найти Луиса Каспвича. Он руководил несколькими техниками, которые устраняли какие-то неполадки в компьютере. Огромная машина была открыта. Казалось, ей делают хирургическую операцию.

– У вас есть какая-нибудь информация для меня? – спросил Виктор.

Луис кивнул. Дав указание техникам продолжать работу без него, он повел Виктора в своей кабинет. Там он достал блокнот с компьютерными протоколами.

– Я понял, почему вы не могли вызвать эти файлы на свой терминал, – сказал он, листая страницы.

– Почему?

Не найдя того, что искал, Луис выпрямился и обвел глазами кабинет. Наконец он обнаружил нужную страницу у себя на столе.

– Вы не могли найти файлы «Малыш Хоббс» и «Малыш Мюррей», потому что они были стерты 18 ноября, – сказал Луис, помахав листком перед носом Виктора.

– Стерты?

– Боюсь, что да. Это компьютерный протокол за 18 ноября, и он совершенно ясно показывает, что файлы были стерты.

– Странно. Скорее всего, вы не можете определить, кто это сделал?

– Конечно, могу. По паролю пользователя.

– Вы определили?

– Да.

– Ну и что, кто же это? – Виктор начинал раздражаться. Ему казалось, что Луис специально затягивает разговор.

Быстро взглянув на Виктора, Луис отвел глаза.

– Вы, доктор Фрэнк.

– Я? – Виктор был поражен. Меньше всего он ожидал такого ответа. Вообще-то у него были мысли о том, чтобы стереть файлы, может быть, он даже собирался это сделать, но точно помнил, что не стирал их.

– Извините, – проговорил Луис, Ему явно было неудобно.

– Все нормально, – сказал Виктор, и сам смущенный. – Спасибо, что вы для меня это сделали.

– К вашим услугам в любое время.

Ошеломленный полученной информацией, Виктор вышел из компьютерного центра. Да, действительно, в последнее время он стал немного забывчив, но чтобы стереть файлы и забыть об этом? Могло ли это произойти случайно? Он попытался припомнить, что делал 18 ноября. Войдя в административное здание, Виктор начал медленно подниматься по лестнице. Подходя по коридору второго этажа к задней двери своего кабинета, он решил проверить эту дату по своему календарю. Он повесил пальто и направился поговорить с Коллин.

– Доктор Фрэнк, вы меня испугали, – воскликнула она, когда Виктор положил руку ей на плечо. На ней были наушники – Коллин печатала надиктованные на магнитофон тексты. – Я и подумать не могла, что вы уже здесь.

Виктор извинился, сказав, что вошел через вторую дверь в кабинете.

– Как прошло ваше посещение госпиталя? – спросила Коллин. Виктор звонил ей с утра и предупредил, что ею не будет до обеда. – Надеюсь, у Виктора-младшего все в порядке?

– С ним все отлично, – улыбнулся Виктор. – Результаты обследования нормальные. Конечно, анализы крови еще не готовы, но я думаю, что там тоже все в порядке.

– Слава Богу, – закивала Коллин. – Вы меня напугали, когда позвонили сегодня утром. Полное неврологическое обследование – звучит довольно серьезно.

– Я сам немного волновался, – признался Виктор.

– Я так понимаю, вы хотите узнать, кто звонил, – сказала Коллин, шаря под бумагами на столе, на котором обычно царил полный порядок. – У меня тонна записок где-то здесь.

– Подожди минутку со звонками. Ты не найдешь дневник за 1988 год? Меня интересует 18 ноября.

– Конечно.

Секретарша сняла наушники и направилась к стеллажу с папками.

Виктор вернулся к себе в кабинет. Ожидая Коллин, он стал думать о тревожном телефонном звонке, на который, к сожалению, пришлось ответить Виктору-младшему. Раздумывая о том, что нужно предпринять по этому поводу, он с сожалением вынужден был признать, что здесь мало что можно было сделать. Если, допустим, он спросит тех людей, с которыми у него были конфликты, они, конечно же, будут отрицать свою причастность к случившемуся.

В кабинет вошла Коллин. В руках у нее был дневник, уже открытый на странице, где было помечено расписание 18 ноября. День был довольно напряженный. Но ничего не имело хотя бы косвенного отношения к пропавшим файлам. Судя по последней записи в этот день, Виктор возил Машу в Бостон. Они поужинали в ресторане и пошли в Бостонскую филармонию.

~~

Сняв халат. Маша скользнула в восхитительно теплую постель. Она перевела ручку регулятора температуры электрического одеяла с максимума до трех. Виктор отодвинулся от теплого края одеяла как можно дальше. Он почти никогда не включал подогреватель на своей стороне. Сегодня он лег на полчаса раньше жены, чтобы просмотреть научные журналы.

Повернувшись на бок, Маша стала изучать профиль Виктора. Четкая линия носа, слегка впалые щеки, тонкие губы – Маша знала эти черты как свои собственные. И все равно сейчас она воспринимала его как незнакомца. Она еще полностью не осознавала, что он сделал с Виктором-младшим, переходя от неверия к злобе и страху. Преобладал страх.

– Ты считаешь, что результаты обследования действительно доказывают, что с Виктором все в порядке?

– Я абсолютно в этом уверен, – сказал Виктор, не отрывая глаз от журнала. – Да и ты выглядела довольной в кабинете доктора Раддока.

Маша повернулась на спину.

– Потому что было чувство резкого облегчения, когда я узнала, что нет никаких явных заболеваний типа опухоли мозга. – Она снова взглянула на Виктора. – Но все равно пока нет никакого объяснения резкому падению интеллекта.

– Но это было шесть с половиной лет назад.

– Меня беспокоит, что процесс может возобновиться.

– Успокойся.

– Виктор! Ты не можешь отложить что ты там сейчас читаешь и поговорить со мной?

Опустив раскрытый журнал, Виктор ответил:

– Хорошо, я с тобой говорю.

– Спасибо. Конечно, я рада, что обследование его физического состояния не выявило нарушений. Но психологические тесты – нет. Их результаты неожиданные и немного противоречивые.

Маша рассказала о результатах психологических тестов, закончив относительно высокими показаниями уровня истерии.

– Но он не эмоционален, – ответил Виктор.

– В этом-то и дело.

– Мне кажется, что эти результаты больше говорят о самих психологических тестах, чем о чем-либо другом. Наверное, тесты не очень точны.

– Напротив, – возразила Маша. – Эти тесты считаются весьма надежными. Но я не знаю, как объяснить результаты. К сожалению, они только усиливают мою озабоченность. У меня такое чувство, что случится что-то ужасное.

– Слушай, я взял образцы его крови к себе в лабораторию. Я собираюсь выделить шестую хромосому.

Если в ней нет никаких изменений, я буду абсолютно спокоен. Надеюсь, и ты тоже. – Он протянул руку, чтобы погладить Машу по бедру, но она отодвинулась. Виктор опустил руку. – Если у Виктора-младшего проблемы с психикой, значит, на это есть еще какие-то причины, и мы его полечим. Хорошо?

Он хотел ее успокоить, но не представлял, что еще можно сказать. И уж конечно не собирался рассказывать о пропавших файлах.

Маша глубоко вздохнула.

– Хорошо, – сказала она. – Попробую расслабиться. Когда получишь результаты анализа ДНК, расскажешь мне?

– Конечно, – улыбнувшись, ответил Виктор. Маша вяло улыбнулась в ответ.

Виктор попытался снова углубиться в чтение. Но мысли крутились вокруг пропавших файлов. Мог ли он сам их стереть? Такая вероятность, очевидно, была. Поскольку они не содержали взаимных ссылок, вряд ли кто-то еще мог стереть все три файла.

– Ты выяснил, отчего умерли эти бедные дети?

Виктор опять опустил журнал.

– Пока нет. Патологоанатомическое обследование еще не закончено – нет результатов микроисследований.

– Это не может быть рак? – нервно спросила Маша. Она вспомнила день, когда заболел Дэвид. Это был еще один день, который она не могла забыть: 17 июня 1984 года. Дэвиду было десять, Виктору пять. В школе начались каникулы, и Дженис собиралась отвезти детей в Кастл-Бич.

Маша суетилась в своем кабинете, собираясь на работу. На пороге появился Дэвид. Его худые руки болтались, словно плети.

– Мам, со мной что-то не так, – произнес он.

Маша не взглянула на него. Она искала папку, которую накануне принесла с работы.

– Что тебя беспокоит? – спросила она, закрывая один ящик и открывая другой. Накануне Дэвид, ложась спать, пожаловался на боли в животе, но все прошло после того, как ему дали пептовисмол.

– Я как-то странно выгляжу.

– Мне кажется, ты красивый мальчик, – улыбнулась Маша, направляясь в другой угол кабинета, чтобы поискать папку на встроенных стеллажах позади письменного стола.

– Я желтею, – сказал Дэвид.

Маша повернулась к сыну. Дэвид подбежал к ней и уткнулся лицом ей в живот. Он был нежным ребенком.

– Почему ты думаешь, что желтеешь? – спросила Маша, чувствуя, как в душу ей закрадывается страх. – Дай-ка мне посмотреть, – сказала она, пытаясь мягко оторвать мальчика от себя. Маша надеялась, что он ошибался, что существовало какое-то смешное объяснение его волнению.

Дэвид не отрывался от нее.

– Мои глаза, – пробормотал он. Его голос был приглушен. – И мой язык.

– Твой язык мог пожелтеть от лимонных конфет, возразила Маша. – Ну давай, я посмотрю.

Ее кабинет был плохо освещен, и она вышла с сыном в холл. В ярком свете, струящемся из окна. Маша осмотрела его. Она затаила дыхание. Сомнений не было. У мальчика было сильное разлитие желчи.

В тот же день после обследования была выявлена опухоль в печени. Это был скоротечный рак. За те несколько дней, пока устанавливали диагноз, печень мальчика окончательно разрушилась.

– Ни у кого из этих детей не было рака, – сказал Виктор, возвращая Машу к действительности. – Общее обследование не выявило никаких признаков злокачественных образований.

Маша попыталась отогнать воспоминания. Но пожелтевшие глаза Дэвида на его бледном лице продолжали смотреть на нее. Даже кожа стала быстро желтеть. Маша прокашлялась.

– Как ты думаешь, не мог ли введенный тобой чужеродный ген быть причиной смерти детей?

Немедленного ответа не последовало.

– Хотелось бы думать, что это не связано с причиной смерти. Ведь ни один из многих сотен экспериментов на животных не закончился никакими проблемами со здоровьем.

– Но полной уверенности у тебя нет?

– Нет, – согласился Виктор.

– Что с оставшимися пятью зиготами?

– Что ты имеешь в виду? Они хранятся в морозильной камере.

– Они нормальные или ты и в них вызвал мутацию?

– В каждой из них – ген ФРН.

– Я хочу, чтобы ты их уничтожил.

– Почему?

– Ты говорил, что чувствуешь себя виноватым, – зло сказала Маша. – А теперь спрашиваешь, почему ты должен их уничтожить?

– Я не собираюсь их имплантировать, – ответил Виктор. – Я тебе обещаю. Но они могут мне понадобиться, чтобы выяснить, что случилось с детьми Хоббсов и Мюрреев. Ты помнишь, что их зиготы были предварительно заморожены? Это единственная разница между этими детьми и Виктором.

Маша пристально смотрела в лицо мужа. Это было ужасное ощущение: она не знала, верить ему или нет. Она не могла принять мысль о том, что эти зиготы несут в себе потенциальную жизнь.

Маша не успела что-либо ответить. Тишина взорвалась страшным грохотом. Сквозь звук разбиваемого стекла прорвался высокий крик из комнаты Виктора-младшего. Маша и Виктор, вскочив с кровати, бросились через холл в комнату сына.