Вторник, ночь

Виктор-младший лежал у себя на постели, скрючившись и обхватив голову руками. В центре комнаты, на коврике, валялся кирпич. Красной ленточкой к нему была привязана записка. Это делало кирпич похожим на какой-то праздничный подарок. Весь пол в комнате усеяли осколки разбитого оконного стекла. Очевидно, кто-то кинул кирпич с подъездной аллеи.

Виктор вытянул руку, преграждая Маше путь в комнату.

– Осторожней, стекло!

– Сынок, с тобой все в порядке? – крикнула Маша.

Виктор-младший кивнул.

Обойдя вокруг жены, Виктор схватил конец ковровой дорожки, протянувшейся вдоль холла. Втащив ее в комнату, он бросил дорожку на осколки стекла. После этого подбежал к окну. Внизу никого не было видно.

Я выйду, – сказал он, пробегая к выходу мимо Маши.

– Не надо этого героизма, – успела крикнуть Маша, но Виктор уже спускался по лестнице.

– Не двигайся, – приказала она сыну. Здесь столько стекла, очень легко порезаться. Я сейчас вернусь.

Вбежав к себе в спальню. Маша быстро натянула халат и тапочки. Вернувшись в комнату сына, она подошла к его кровати. Виктор-младший позволил себя обнять.

– Держись, – сказала Маша, пытаясь поднять мальчика. Он оказался значительно тяжелее, чем она думала. Дойдя до холла, она с облегчением опустила его на пол.

– Через несколько месяцев я уже не смогу этого сделать, – простонала она. – Ты уже слишком большой для меня.

– Я выясню, кто это сделал, – прорычал Виктор-младший, обретя дар речи.

– Ты испугался, милый? – спросила Маша, гладя его по голове.

Виктор-младший стряхнул ее руку.

– Я выясню, кто это сделал, и убью его.

– Теперь ты в безопасности, – сказала Маша успокаивающе. – Я знаю, что ты расстроен, но теперь все хорошо. Никто не пострадал.

– Я убью его, – настаивал Виктор-младший, вот увидишь, убью.

– Ладно, – сказала Маша, пытаясь притянуть сына к себе, но он сопротивлялся. Некоторое время она пристально смотрела на него. В его глазах было пронзительное, недетское выражение.

– Давай пойдем в кабинет, – предложила она. – Я вызову полицию.

Виктор пробежал по подъездной дороге и остановился у выезда на улицу, вертя головой в обе стороны. Он услышал звук заводимой машины в двух кварталах от него. Побежав в этом направлении, он увидел фары спешно отъезжающей машины, но не смог определить модель.

В бессилии Виктор запустил камнем в направлении машины, но она была вне пределов досягаемости. Повернувшись, он поспешил вернуться в дом. Маша и Виктор-младший были в кабинете. Они о чем-то говорили, но при его появлении замолчали.

– Где кирпич? – запыхавшись, спросил Виктор.

– Все еще в комнате Виктора. Мы были заняты: обсуждали, как Виктор собирается убивать того, кто это сделал.

– Я точно убью его, – пообещал мальчик.

Виктор застонал. Он знал, что Маша истолкует это как еще одно свидетельство неблагополучия со здоровьем мальчика. Он прошел в комнату сына. Кирпич так и лежал на том месте, куда он упал, разбив оконное стекло. Нагнувшись, Виктор извлек из-под ленты бумажку. «Помни, о чем мы договорились», – было напечатано на ней. На лице Виктора выразилось отвращение. Кто это мог сделать?

Прихватив с собой кирпич и записку, Виктор вернулся в кабинет. Он показал и то и другое Маше. Она хотела что-то сказать, но в это время зазвенел звонок входной двери.

– Кто бы это мог быть? – спросил Виктор.

– Должно быть, полиция, – предположила Маша, вставая. – Я их вызвала, пока ты там бегал. – Она вышла из комнаты и стала спускаться по лестнице, чтобы открыть дверь.

Виктор взглянул на сына.

– Испугался, Тигренок?

– Естественно. Любой бы испугался.

– Я знаю. Мне жаль, что ты оказываешься втянутым во все это – этот звонок вчера вечером, кирпич сегодня. Я уверен, ты этого не поймешь, но у меня кое-какие проблемы с сотрудниками на работе. Я попытаюсь что-нибудь предпринять, чтобы этого больше не повторялось.

– Это не имеет значения, – сказал Виктор-младший.

– Я ценю, что ты держишься молодцом. Пошли, поговорим с полицией.

– Полиция все равно ничего не сделает, – пожал плечами Виктор-младший. Однако он поднялся и пошел вниз.

Виктор направился за ним. Он был согласен с сыном, однако его удивило то, что десятилетний мальчик так рассуждал о полиции.

Полицейские из отделения полиции Норт-Андровера были вежливы. Вызов приняли сержант Уиддикомб и патрульный О'Коннор. Уиддикомб выглядел по меньшей мере лет на шестьдесят пять. Это был краснолицый мужчина с заметным брюшком. О'Коннор составлял полную ему противоположность: лет двадцати, спортивного сложения. Когда оба Виктора вошли в прихожую, Уиддикомб читал записку, а О'Коннор ощупывал кирпич.

– Чертовски неприятная история, – сказал Уиддикомб, отдавая Маше записку. – Когда-то такое случалось только в Бостоне, но не здесь.

Он вытащил блокнот, послюнил карандаш и начал составлять протокол, задавая обычные в таких случаях вопросы: когда это случилось, видели ли они кого-нибудь, был ли включен свет в комнате. Виктор-младший быстро потерял к этому интерес и ушел в кухню.

Когда вопросы у сержанта закончились, он попросил разрешения осмотреть сад.

– Пожалуйста, – ответила Маша, направляясь к двери.

После того как полицейские ушли осматривать сад. Маша повернулась к Виктору.

– Вчера вечером ты говорил мне, что можно не волноваться по поводу этого звонка с угрозой, что ты им займешься.

– Я знаю. – Виктор виновато опустил глаза. Маша ждала, что он еще что-то скажет, но муж молчал.

– Звонок с угрозами – это одно, – добавила Маша, – а кирпич в окно нашего сына – это совершенно другое. Я думаю, тебе лучше все-таки рассказать мне, какие у тебя там на работе проблемы.

– Пожалуй, ты права, – согласился Виктор. – Но сначала я хочу выпить. Думаю, это не помешает.

В общей комнате Виктор-младший, подперев голову рукой, смотрел телевизор. Глаза его казались остекленевшими.

– С тобой все в порядке? – крикнула Маша из кухни.

– Все отлично, – ответил Виктор-младший, не поворачивая головы.

– Я думаю, пусть пока посмотрит, – сказала Маша Виктору, который в это время был занят приготовлением горячего рома.

С кружками в руках они уселись за кухонный стол. Виктор коротко рассказал о противоречиях с Рональдом, о разговоре с адвокатом Гефардта, об угрозах Шарон Карвер, о ситуации с Херстом.

– Так что вот, – заключил он, – обычная рабочая неделя.

Маша перебирала в уме этих четырех людей. Кроме Рональда, оставшиеся три, по ее мнению, вполне были способны на такие действия.

– А что с этой запиской? – спросила она. – О каком договоре идет речь?

Сделав глоток, Виктор поставил кружку на стол, затем взял записку. Повертев ее в руках, он сказал:

– Не имею ни малейшего представления. Я ни с кем ни о чем не договаривался.

Он бросил записку на стол.

– Кто-то подумал, что вы договорились.

– Послушай. Человек, способный швырнуть кирпич в наше окно, способен выдумать и какой-то мифический договор. Но я свяжусь с каждым из них и дам понять, что мы не собираемся сидеть сложа руки и позволять им бросать кирпичи в наши окна.

– Как насчет того, чтобы нанять охрану?

– Идея неплохая. Но сначала я позвоню этим людям. Мне кажется, это поможет решить проблему.

Снова зазвенел звонок.

– Я открою, – сказал Виктор. Он поставил кружку на стол и пошел открывать дверь.

Маша прошла в общую комнату. Телевизор все еще работал. Виктор-младший спал. Выключив телевизор, Маша долго смотрела на сына. Он выглядел таким миролюбивым, в нем не было и тени враждебности, которую он продемонстрировал еще недавно. Боже мой, подумала она, что сделали эксперименты Виктора с ее любимым ребенком?

Хлопнула входная дверь. Вошел Виктор.

– Полиция ничего не нашла. Они сказали, что в течение следующей недели установят наблюдение за домом.

Затем Виктор взглянул на сына.

– Я вижу, он уже пришел в себя.

– Хотелось бы верить.

– Ну ладно, я не хочу выслушивать лекцию об агрессивности и всей этой чепухе.

– Может быть, он расстроился, когда так резко упали результаты его теста на интеллект? – предположила Маша, следуя направлению своих мыслей. – Можешь себе представить, какой это был удар по самооценке, когда его блистательные способности испарились?

– Малышу было всего три с половиной года, возразил Виктор.

– Я знаю, что ты со мной не согласишься, – тихо сказала Маша, глядя на спящего сына. – Но я в ужасе. Я не верю, что твои генетические эксперименты не окажут влияния на его жизнь.

~~

На следующее утро уже к девяти часам температура поднялась до девяноста градусов по Фаренгейту. Светило солнце. Оба окна и люк в машине Виктора были открыты. В свежем воздухе носились ароматы земли – признак наступившей весны. На прямых участках дороги Виктор до упора придавливал педаль газа, разрешая машине двигаться с максимальной скоростью.

Он взглянул на сына. Виктор-младший, похоже, уже отошел от событий минувшей ночи. Выставив руку из окна, он играл со встречным ветром. Это были обычные движения, такие естественные для ребенка. Виктор помнил, что он и сам любил эту игру, когда ему было столько же лет, сколько сейчас сыну.

Глядя на мальчика, Виктор думал об опасениях Маши. Похоже, все шло нормально, но все-таки как пересаженный ген повлияет на его дальнейшее развитие? Виктор-младший был по натуре одиночка. Ясно, что в будущем он никого не допустит в свою семью.

– Что собой представляет твой друг Ричи? – поинтересовался Виктор.

Виктор-младший стрельнул в его сторону глазами. В его взгляде было что-то среднее между недоверием и раздражением.

– Ты говоришь прямо как мама.

Виктор засмеялся.

– Наверное. Но все-таки, что он собой представляет, этот Ричи? И почему мы его еще не видели?

– Нормальный. Я его каждый день вижу в школе. Я не знаю, у нас с ним разные интересы. Он много телевизор смотрит.

– Если вы вдвоем захотите поехать в Бостон на этой неделе, я попрошу кого-нибудь с работы отвезти вас.

– Спасибо, пап. Я узнаю, что думает Ричи.

Виктор откинулся на спинку сиденья. Совершенно ясно, что у мальчика есть друзья. Мысленно он сделал отметку, что надо не забыть вечером рассказать об этом Маше.

Как только Виктор заехал на стоянку, перед машиной, словно по волшебству, появилась массивная фигура Филипа. При виде Виктора-младшего по его лицу разлилась улыбка. Он взялся за бампер машины и потряс ее.

– Ничего себе сила! – воскликнул Виктор.

Виктор-младший выпрыгнул из машины и ткнул кулаком в руку Филипа. Филип притворился, что падает, и, схватившись за свою руку, попятился. Виктор-младший засмеялся, и оба направились прочь.

– Подожди минутку, Виктор, – позвал отец. – Куда ты идешь?

Виктор-младший, обернувшись, пожал плечами.

– Не знаю. В кафетерий или в библиотеку. Ты хочешь, чтобы я что-то сделал?

– Нет. Я просто хочу предупредить, чтобы ты держался подальше от реки. Из-за тепла она еще больше разольется.

Виктор слышал шум воды, переливающейся через водослив.

– Не волнуйся, – успокоил его сын. – Пока.

Виктор пронаблюдал, как они завернули за угол здания, направляясь в кафетерий. Все-таки невероятная парочка, подумал он.

В кабинете Виктор сразу принялся за работу. Коллин напомнила ему, какие дела намечены на этот день. Виктор раздал задания. Документы, с которыми он должен был поработать сам, положил к себе на стол. Сделав это, он вытащил записку, которая была привязана к кирпичу.

– Помни, о чем мы договорились, – повторил он. – Вот черт, что это может означать?

Внезапно разъярившись, он схватил телефонную трубку, поочередно набрал номера адвоката Гефардта, Уилльяма Херста и Шарон Карвер. Не дав никому из них произнести и слова, он проорал в трубку, что он ни с кем ни о чем не договаривался и что подаст заявление в полицию на всякого, кто осмелится угрожать его семье.

Он почувствовал, что вел себя немного глупо, но надеялся, что виновник происшествия в следующий раз дважды подумает, прежде чем решится на что-нибудь подобное. Рональду Виктор не звонил: он и представить себе не мог, что его старый друг способен на такие поступки.

Позаботившись об этом, Виктор взял первую бумагу Коллин и начал выполнять свои административные обязанности.

~~

Казалось, поток трудных пациентов сегодня не прекратится. Только перед обедом один из записанных на прием не явился, и у Маши появилось окно. Это дало ей возможность изучить результаты тестирования сына. Доставая распечатки. Маша вспомнила его ярость по поводу кирпича, влетевшего в окно. Она взглянула на клиническую кривую четыре. Именно она должна была бы отразить такую агрессивность. Результаты были значительно ниже, чем можно было бы ожидать на основании поведения мальчика.

Маша поднялась, потянулась и выглянула из окна. Она посмотрела поверх стоянки, туда, где начинались поля и холмы. Все деревья стояли еще по-зимнему мертвые. Их голые ветки на фоне голубого неба напоминали кости скелета.

Хватит психологического тестирования, подумала она. Как ей хотелось сейчас поговорить с Дженис Фэй. Она жила в их семье до самой своей смерти в 1985 году. Если кто-нибудь и мог объяснить падение интеллекта Виктора-младшего, то только Дженис. Еще один человек, близко общавшийся с мальчиком в то время, была Марта Гиллеспи, учительница подготовительной школы. Виктор начал посещать эту школу еще до того, как ему исполнилось два года.

Подчиняясь внезапному порыву. Маша крикнула Джин:

– Я не пойду на обед. Обедай, когда захочешь. Только не забудь переключить телефон на оператора.

Занятая перепечаткой. Джин только махнула рукой.

Через пять минут Маша уже ехала со скоростью шестьдесят пять миль в час по сельской дороге.

Подготовительная школа Крокер представляла собой очаровательный ансамбль желтых коттеджей с белой отделкой и белыми ставнями. Здания располагались на землях большого поместья. Для Маши было загадкой, как школе удавалось сводить концы с концами. Однако, по слухам, школа была для Марты Гиллеспи нечто вроде хобби. В молодом возрасте Марта овдовела, унаследовав при этом значительное состояние.

– Конечно, я помню Виктора-младшего, – говорила Марта с притворным негодованием. Маша нашла ее в коттедже, где располагалась администрация. Марте было около шестидесяти. У нее были белоснежные волосы и розовые щеки. – Я прекрасно помню его, начиная с первого дня пребывания в школе. Он был самым необычным мальчиком.

Маша вспомнила первый день Виктора в школе. Они приехали очень рано. Ее волновало, как он себя поведет: ведь до этого, находясь вне дома, он всегда пребывал в обществе Дженис или Маши. Теперь ему предстояло испытание на самостоятельность. Однако это испытание оказалось более тяжелым для Маши, чем для мальчика. Он побежал к группе детей, даже не обернувшись на маму.

– Я помню, – говорила Марта, – что к концу его первого дня в школе все дети уже делали то, что он хотел. А ведь ему еще не было и двух лет!

– Тогда вы должны помнить то время, когда упал его показатель интеллектуального развития, – сказала Маша.

Какое-то время Марта молчала, внимательно глядя на Машу.

– Да, я помню, – кивнула она.

– Что вы помните о нем, после того как это случилось?

– Как он сейчас?

– Все в порядке.

– А что вас заставляет расстраивать себя, опять переживая эти события? Я помню, как вы тогда волновались.

– Честно говоря, я в ужасе от того, что это может повториться снова. Я подумала, что если я побольше узнаю о первом случае, я смогу предотвратить подобное в будущем.

– Не знаю, насколько я смогу вам помочь, – задумалась Марта. – Конечно, была огромная перемена, и все случилось так быстро. Из уверенного в себе ребенка с неограниченными способностями он превратился в мальчика, который старался держаться особняком и почти не имел друзей. Но хоть он и предпочитал держаться отдельно от других детей, он каким-то образом всегда знал, что происходит вокруг.

– Он продолжал общаться с детьми своего возраста?

– Не очень. Когда мы втягивали его во что-нибудь, он присоединялся, но предпочитал все-таки быть сам по себе. Он просто наблюдал. Знаете, была одна очень интересная черта в его поведении. Каждый раз, когда мы настаивали, чтобы он принял участие в какой-нибудь игре, например в музыкальные стулья, он всегда поддавался другим детям. Это было странно, потому что до этого он выигрывал во всех играх, независимо от возраста остальных детей.

– Это любопытно, – сказала Маша.

Возвращаясь на работу, Маша все представляла себе трехлетнего Виктора, который поддается другим детям. Она вспомнила воскресный эпизод в бассейне.

За все время своего общения с детьми Маша первый раз встречалась с такой чертой.

~~

– Отлично! – воскликнул Виктор, рассматривая на свет стекла с препаратами. Он видел секцию мозга толщиной с бумажный лист, прикрепленную к стеклу держателем.

– Это краситель Голджи, – пояснил Роберт. – Кроме того, есть Каджала и Бильшовского. Если нужны другие красители, скажите мне.

– Отлично, – повторил Виктор. Как обычно, Роберт сделал задание, на которое бы менее опытному технику понадобилось несколько дней, меньше чем за сутки.

– А вот хромосомные препараты. – Роберт передал Виктору поднос. – Там все с этикетками.

– Отлично, – еще раз повторил Виктор.

Взяв препараты, Виктор направился через основное помещение лаборатории к микроскопам.

Усевшись за один из них, он положил первый препарат под микроскоп. К лабораторному стеклу была прикреплена наклейка: «Хоббс. Правая передняя доля».

Виктор опустил микроскоп так, что объектив касался держателя. Затем, глядя в окуляры, подкорректировал фокус.

– Боже мой! – воскликнул он, когда изображение стало четким.

Признаков злокачественных образований не было, однако картина напоминала опухоль. Дети умерли не от отека мозга и не от избытка жидкости. То, что увидел Виктор, было результатом размножения клеток мозга. Нервные клетки мозга размножались так же, как в первые два месяца эмбрионального развития.

Виктор быстро просмотрел остальные доли мозга Хоббса, затем Мюррея. Картина везде была одинаковая. Нервные клетки размножались с неимоверной скоростью. В замкнутом пространстве черепа новообразовавшиеся клетки стали вдавливать мозг в спинальный канал, что привело к летальному исходу.

Приведенный в ужас и одновременно в изумление тем, что увидел, Виктор взял поднос с препаратами и прошел в помещение, в котором находился электронный сканирующий микроскоп. Помещение напоминало командный центр современной электронной системы вооружения.

Сам прибор внешне сильно отличался от обычного микроскопа. Он был размером с холодильник и состоял из цилиндра диаметром примерно один фут и высотой три фута. К вершине цилиндра была прикреплена большая электронная трубка, подававшая электроны. Затем эти электроны фокусировались магнитами, которые действовали как линзы в обычном микроскопе. Рядом находился довольно большой компьютер. Он анализировал многоплановые образы, поступавшие из микроскопа, и превращал их в трехмерные изображения.

Роберт сделал очень тонкие препараты хромосомного материала из некоторых клеток мозга, которые находились в начальной стадии деления. Расположив один из этих препаратов под микроскопом, Виктор стал искать шестую хромосому. Он искал ту самую зону мутации, в которую был введен чужеродный ген. На поиски ушло около часа, но в конце концов он ее нашел.

– Боже! – выдавил Виктор. Хистоны, которые обычно окружали молекулы ДНК, либо отсутствовали, либо истончились в том месте, где находился чужеродный ген. Кроме того, ДНК, обычно скрученная в тугую спираль, была развернута, что говорило о том, что идет активное копирование. Другими словами, введенные гены ожили!

Виктор просмотрел препараты другого ребенка. Тот же результат. Гены были «включены» и продуцировали ФНР. В этом не было сомнения.

Виктор переключился на препараты, полученные из крови Виктора-младшего. От Роберта потребовалось немало терпения, чтобы их приготовить, поскольку найти для них нервные клетки было значительно труднее. Виктор положил один из препаратов под микроскоп. Тридцать минут ушло у него на то, чтобы обнаружить шестую хромосому. Затем он просмотрел ее несколько раз. Ген находился в состоянии покоя. Область, где находился ген, была окутана хистоном, как обычно.

Виктор откинулся на спинку кресла. С Виктором-младшим было все в порядке, но двое других детей умерли из-за его экспериментов. Как он сообщит об этом Маше? Она уйдет от него. Он не был уверен, сможет ли и сам примириться с собой.

Он походил по комнате. Что могло снова включить ген? Единственное, что пришло Виктору в голову, был цефалоклор – антибиотик, используемый на ранней стадии эмбрионального развития. Но как эти дети могли получить лекарство? Это не обычное лекарство, кроме того, родители были особо предупреждены, что у их детей аллергическая реакция на цефалоклор, которая может привести к смерти. Виктор был уверен, что ни Хоббсы, ни Мюрреи никому бы не разрешили давать это лекарство их детям.

Поскольку умерли оба ребенка, это нельзя было объяснить случайностью. С внезапным приступом страха Виктор подумал, не повлияло ли нахождение хромосомы шесть, которую он выбрал для введения гена, на активизацию гена. Может быть, ее расположение в отношении врожденного промотера вызвало запуск гена с помощью какого-то неизвестного механизма. Если это было так, тогда Виктор-младший тоже находится под угрозой. Может быть, его ген включился ненадолго как раз тогда, когда отмечалось падение интеллекта.

Во рту у него пересохло. Взяв образцы, он подошел к автомату с водой. В основном помещении лаборатории находились несколько сотрудников, но Виктор не был в состоянии с ними говорить. Он поспешил в свою комнату для исследований и плотно закрыл за собой дверь. Он попытался успокоить себя. Как раз когда сердце перестало бешено колотиться, он вспомнил, что шесть с половиной лет назад он делал микрофотоснимки шестой хромосомы Виктора-младшего.

Вскочив со стула, он кинулся к папкам. Найдя фотографии, сделанные в тот период, когда у Виктора-младшего было отмечено падение интеллекта, он стал их рассматривать. Через какое-то время Виктор вздохнул с облегчением. Никаких изменений на снимках не было. Шестая хромосома шесть с половиной лет назад выглядела точно так же, как она выглядела сейчас. Ни малейшего нарушения оболочки или признаков развертывания спирали.

Немного взбодрившись, Виктор вышел из кабинета и направился на поиски Роберта. Лаборант находился в комнате для животных, объясняя преемнику Шарон Карвер его обязанности. Виктор отвел его в сторону.

– Боюсь, у меня есть еще работа для вас.

– Вы начальник, – произнес Роберт.

– В образцах мозга есть область около шестой хромосомы, где ДНК оголена и развернута. Я хочу, чтобы ты определил последовательность ДНК как можно быстрее.

– На это уйдет некоторое время.

– Я знаю, что это утомительно. Но у меня есть некоторые радиоактивные препараты, ты их можешь использовать.

– Это другое дело.

Роберт последовал за Виктором в его кабинет и забрал огромное количество маленьких пузырьков. Оставшись один после его ухода, Виктор попытался найти другое объяснение происшедшему, помимо цефалоклора. Почему еще мог активизироваться ген ФРН? В возрасте от двух с половиной до трех лет рост замедляется, в организме не происходит никаких значительных физиологических перестроек, как, например, в подростковом возрасте.

Другим любопытным фактом было то, что у обоих детей ген активизировался в одно и то же время. В этом не было логики. Единственное, что было общего для обоих детей, это то, что они оба посещали детский сад «Кимеры». Это явилось одной из причин, почему Виктор выбрал эти пары. Он хотел, чтобы у него была возможность наблюдать за развитием детей. Кроме того, он удостоверился, что Мюрреи и Хоббсы не были знакомы. Он не хотел, чтобы они обсуждали развитие своих детей: это могло вызвать у них подозрения.

Сняв трубку, Виктор набрал номер отдела кадров. Записав домашние адреса Хоббсов и Мюрреев, он сообщил Коллин, что его несколько часов не будет.

Виктор решил заехать сначала к Хоббсам: до них было ближе добираться. Они жили в городке Хаверхилл, в симпатичном кирпичном домике. Виктор нажал кнопку звонка.

– Доктор Фрэнк! – с удивлением сказал Уилльям Хоббс. Он шире растворил дверь и жестом пригласил Виктора войти.

– Шейла! У нас гости!

Виктор прошел внутрь. Дом был отделан в современном стиле и выглядел очень мило. Однако давящая тишина, повисшая в комнатах, делала их похожими на могильный склеп.

– Проходите, проходите, – говорил Уилльям, провожая Виктора в гостиную. – Кофе? Чай? – Его голос отзывался эхом.

В комнату вошла Шейла Хоббс, подвижная женщина с коротко подстриженными волосами. Виктор когда-то встречался с ней на собраниях сотрудников в «Кимере».

Виктор не стал возражать против кофе. Вскоре все трое сидели в гостиной, держа в руках маленькие чашечки веджвудского фарфора.

– Я как раз думал о том, чтобы вам позвонить, – сказал Хоббс. – Это такое совпадение, что вы заехали.

– Да?

– Мы с Шейлой решили снова начать работать, – сказал Уилльям, глядя на свою чашку кофе. – Сначала мы думали, что нам надо побыть одним. Но сейчас поняли, что лучше чем-нибудь заняться.

– Мы с удовольствием примем вас на работу в любой момент, когда вы сочтете нужным, – проговорил Виктор.

– Спасибо, нам это приятно слышать.

Виктор откашлялся.

– Я кое о чем хотел вас спросить, – начал он. – Насколько я помню, вас предупреждали о том, что у вашего сына аллергическая реакция на антибиотик цефалоклор.

– Да, – ответила Шейла. – Нас предупредили еще до того, как мы забрали его из роддома. – Чашка, которую она хотела поставить, застучала о блюдечко.

– Могло ли получиться, что вашему сыну давали цефалоклор?

Супруги переглянулись и в один голос ответили:

– Нет.

– Морис не был болен, с ним все было в порядке, – продолжила Шейла. – Кроме того, мы удостоверились, что его аллергические реакции внесены в карточку. Я абсолютно уверена, что ему не давали этот антибиотик. А почему вы спрашиваете?

Виктор встал.

– Просто как-то подумалось. Я не думаю, что ему его давали, но я вспомнил об аллергии...

Сев в машину, Виктор направился в Бостон. Он был совершенно уверен, что Мюрреи скажут ему тоже самое, но ему надо было знать наверняка.

Была середина дня, час пик еще не начался, и до Бостона он добрался довольно быстро. Однако найти стоянку оказалось делом нелегким. В конце концов он обнаружил пустое местечко на Бейкон-хилл. Надпись гласила, что место зарезервировано, но Виктор решил рискнуть.

Дом Мюрреев находился на Уэст Седар, в центре квартала.

Виктор позвонил. Дверь открыл парень лет двадцати с прической панка.

– Мюрреи дома? – спросил Виктор.

– Они оба на работе, – ответил парень. – Я у них убираюсь.

– Я думал, они в отпуске.

Парень засмеялся.

– Да они трудоголики! Они только один день провели дома после смерти сына.

Виктор вернулся к машине. Он злился сам на себя: предварительный звонок Мюрреям избавил бы его от безрезультатной поездки.

Возвратясь в «Кимеру», Виктор сразу направился в бухгалтерию. Хорас Мюррей сидел за своим столом, склонившись над компьютерными распечатками. Увидев Виктора, он вскочил.

– Мы с Колетт очень благодарны вам за то, что вы тогда пришли в больницу, – сказал он.

– К сожалению, я ничем не смог помочь.

– На все Божья воля, – со смирением произнес Мюррей.

На вопрос Виктора о цефалоклоре Мюррей поклялся, что никаких антибиотиков Марку не давали, а тем более цефалоклор.

Уже когда Виктор выходил из бухгалтерии, ему в голову внезапно пришла новая мысль. Что, если существовала связь между исчезновением файлов и смертью детей? Если так, это означало, что гены были активизированы намеренно.

Сердце снова бешено заколотилось. Виктор побежал обратно в лабораторию. Один из новых лаборантов попытался было спросить его о чем-то, но Виктор только отмахнулся, попросив обратиться к Граймсу, если у него какие-то вопросы.

Войдя к себе в кабинет, Виктор метнулся к книжному шкафу. Отперев тяжелую дверцу в нижней части шкафа, он протянул руку, чтобы взять тетради с данными о ФРН, записанными особым кодом. Рука ощутила пустое пространство. На полке ничего не было.

Виктор запер дверцу, хотя прятать за ней было уже нечего.

«Успокойся, – приказал он самому себе, пытаясь справиться с окутывавшей его волной безумия. Ты слишком много позволяешь своему воображению. Этому должно быть какое-то объяснение».

Поднявшись, Виктор направился разыскивать Роберта. Он нашел его около установки для электрофореза. Тот работал над новым заданием.

– Ты не видел мои тетради по ФРН? – спросил его Виктор.

– Я их уже шесть месяцев не видел. Я думал, вы их куда-нибудь переложили.

Пробормотав слова благодарности, Виктор отошел от него. Это уже не игра воображения. Доказательств тому становилось все больше. Кто-то вмешался в его эксперимент, и это привело к фатальным результатам. Решив до конца удостовериться в своих дурных предчувствиях, Виктор направился к морозильной камере. Какое-то время он выжидал, взявшись за ручку дверцы. Внутренний голос предсказывал ему, что он увидит. Виктор заставил себя открыть камеру. В ушах стояли слова Маши о том, что он должен уничтожить оставшиеся пять зигот.

Виктор медленно посмотрел вниз. Сначала он ничего не мог разглядеть из-за густого тумана, вывалившего наружу и потекшего на пол. Затем облако рассеялось, и он увидел поднос, на котором обычно хранились эмбрионы. Он был пуст.

Опершись на морозильную камеру, Виктор несколько минут стоял, уставясь на пустой поднос и отказываясь верить своим глазам. Затем он отпустил крышку, и та захлопнулась. Облачко пара все еще шевелилось у его ног, как живое. Спотыкаясь, он вернулся к себе в кабинет и упал на стул. Кто-то еще знал о его работе над ФРН! Но кто это мог быть? И почему они намеренно вызвали смерть детей? Или это было случайностью? Может быть, кто-то так хотел навредить Виктору, что его не заботило, что пострадает кто-нибудь еще? Внезапно угрозы Херста предстали в ином свете.

Новая волна дурных предчувствий нахлынула на него. Надо выяснить, кто стоит за всеми этими странными событиями. Он встал со стула и начал ходить по комнате. Внезапно он вспомнил, что смерть Дэвида последовала вскоре после споров о том, стоит ли пустить акции «Кимеры» в открытую продажу. Может, и смерть Дэвида не была случайностью? Мог ли это быть Рональд? Нет, это нелепо. Дэвид умер от рака печени, а не от отравления или несчастного случая, который кто-то мог подстроить. Да и мысль о том, что дети Мюрреев и Хоббсов были умышленно убиты, тоже была абсурдна. Их смерть была вызвана процессами на внутриклеточном уровне. Может быть, произошла вторая мутация, вызванная замораживанием? Он узнает это, когда Роберт выстроит последовательность ДНК. Еще раз приказав себе успокоиться и размышлять логично, Виктор поспешил в компьютерный центр. Ему надо было поговорить с Луисом Каспвичем. На этот раз Луис трудился над металлическим корпусом компьютера. Вокруг были разложены сотни деталей.

– Мне очень неудобно вас снова беспокоить, – сказал Виктор. – Но мне надо узнать время, когда были стерты файлы. Я пытаюсь выяснить, как я это сделал.

– Ну, если это способно вас утешить, – пожал плечами Луис. – Очень многие случайно стирают свои файлы. Я бы на вашем месте так не расстраивался. Что касается времени, по-моему, это случилось около девяти-десяти часов.

– Можно мне взглянуть на сам протокол? – спросил Виктор. Он подумал, что ему легче будет вспомнить причину удаления файлов, если он будет знать, входил ли он до этого в компьютер.

– Доктор Фрэнк, – сказал Луис, подергиваясь всем телом, – эта странная привычка была неприятна для окружающих. – Это ваша компания. Вы можете смотреть на все, что хотите.

В кабинете Луиса Виктор получил компьютерный протокол за 18 ноября. Просмотрев распечатку, он не увидел ни одного вхождения в компьютер между 8.30 и 10.30.

– Я не вижу, – признался он.

Луис подошел поближе и через плечо Виктора взглянул на распечатку.

– Это тот протокол, – сказал он, проверяя дату в верхней части документа. – 18 ноября, все правильно.

Он еще раз взглянул на записи вхождений.

– Ну конечно! Неудивительно, что вы не видите. Вы же смотрите на ту часть записи, которая была сделана утром.

Луис перевернул бумагу и указал на запись вхождения Виктора.

– Вечер? – удивился Виктор, глядя на запись вхождения. – Этого не может быть. В 9.45 вечера я был в Бостонской филармонии.

– Что я могу ответить? – спросил Луис, опять подергиваясь.

– Вы уверены, что это правильная запись?

– Абсолютно уверен, – ответил Луис, указывая на время записей, сделанных до и после вхождения Виктора. – Вы видите последовательность? Это именно то время. А вы уверены, что вы были в филармонии?

– Да.

– Вы телефоном не пользовались?

– О чем вы?

– Это вхождение было произведено с другого терминала. Видите этот номер? Это код вашего домашнего компьютера.

– Но меня и дома не было.

Плечи Луиса опять судорожно дернулись.

– В этом случае возможно только одно объяснение – сказал он. – Вхождение в компьютер было произведено человеком, который знает ваш пароль и телефонный номер нашего компьютера, а этот номер нигде не публикуется. Вы никому не передавали свой пароль?

– Никогда, – не задумываясь ответил Виктор.

– Вы часто пользуетесь домашним терминалом?

– Почти никогда. Раньше я делал это довольно часто, но это было несколько лет назад, в самом начале деятельности компании.

– Боже мой! – воскликнул Луис, уставясь на распечатку.

– Что там на этот раз?

– Мне очень неприятно вам об этом сообщать, но кто-то постоянно входит в компьютер, используя ваш пароль. А это может означать только то, что какой-то хакер, компьютерный хулиган, вычислил наш компьютерный телефонный номер.

– А это трудно?

Луис покачал головой.

– Телефонный номер вычислить как раз нетрудно. Помните, как это сделал малыш в фильме «Военные игры». Вы можете запрограммировать свой компьютер таким образом, что он будет постоянно делать звонки, производя при этом изменения в наборе. Как только вы натыкаетесь на сигнал компьютера, тут и начинается самое смешное.

– А этот хакер часто использует наш компьютер?

– Довольно часто. Я видел эти вхождения, но думал, что это вы работаете. Посмотрите!

Луис раскрыл журнал с компьютерными протоколами и указал на несколько вхождений с использованием пароля Виктора.

– Обычно это бывает в пятницу вечером. – Он полистал страницы и указал Виктору на вхождения.

– Наверное, когда малыш приходит из школы. Боже, вот теперь нам головная боль! Вот еще, смотрите, хакер входил в разделы «Персонал» и «Закупки». Боже, мне просто дурно делается. У нас как раз были проблемы с некоторыми файлами. Наверное, из-за этого хакера. Нам нужно немедленно изменить ваш пароль.

– Но тогда у нас меньше шансов его поймать. В любом случае я не очень часто пользуюсь паролем. Почему бы нам не последить за ним по пятницам? Может быть, удастся его вычислить? Вы ведь можете это сделать, не так ли?

– В принципе это возможно, – согласился Луис. – Если он будет оставаться на связи необходимое время, а телефонисты будут наготове.

– Попробуйте это организовать, – попросил Виктор.

– Я постараюсь. Есть только одна вещь, которая еще хуже, чем этот сующийся не в свои дела хакер. Я имею в виду вирус. Но в данном случае, держу пари, причина в хакере.

Выходя из компьютерного центра, Виктор решил разыскать сына. Учитывая события этого дня, надо предупредить его, чтобы он держался подальше от Херста и даже, пожалуй, от Рональда Бикмана.

Для начала он заглянул в лабораторию. Но Роберт сказал, что целый день не видел ни мальчика, ни Филипа. То же подтвердили и другие лаборанты. Это удивило Виктора, поскольку обычно большую часть времени сын проводил именно в лаборатории, возясь с микроскопами и прочей аппаратурой. Виктор решил поискать в кафетерии. Приближался конец рабочего дня, и здесь почти никого не было, за исключением нескольких человек, сидевших за столиками с чашками кофе. Виктор поговорил с заведующим, который был занят тем, что подсчитывал дневную выручку. Он видел Виктора-младшего в обед, но после этого мальчик больше не появлялся.

Выйдя из кафетерия, Виктор заглянул в библиотеку, которая находилась в том же здании. Круглые цементные колонны, добавленные при ремонте для поддержания свода, не были спрятаны, и это придавало помещению готический вид. Шкафы для книг и журналов были невысокими, позволяя охватить взглядом весь зал. С того места, где стояли столы для чтения, открывался чудный вид на внутренний дворик. В ответ на вопрос Виктора, не видела ли она Филипа или Виктора-младшего, библиотекарь отрицательно покачала головой. Все больше волнуясь, Виктор заглянул в гимнастический зал и детский садик. Виктор-младший и Филип как сквозь землю провалились.

Виктор вернулся к себе в кабинет. Он уже собирался звонить в службу безопасности, как обнаружил записку от заведующего кафетерием. В ней говорилось, что Филип и Виктор-младший находятся у него и едят мороженое.

Виктор пошел обратно в кафетерий. Парочка сидела за столиком недалеко от окна.

– Так, вы там, двое, – сказал Виктор с притворным гневом. – Где вас черти носят?

На голос отца мальчик обернулся. Во рту повисла ложка с мороженым. Филип, вероятно решив, что Виктор действительно сердится, встал, не зная при этом, куда девать свои огромные лопатообразные руки.

– Да мы тут где-то были, ответил Виктор-младший уклончиво.

– Где? – настаивал Виктор. – Я везде вас обыскался.

– Мы ненадолго к реке ходили, – признался мальчик.

– По-моему, я просил тебя держаться подальше от реки.

– Да ладно, па. Мы ничего опасного не делали.

– Я бы никогда не допустил, чтобы с Виктором-младшим что-нибудь случилось, – воскликнул Филип своим детским голосом.

– Охотно верю, – кивнул Виктор, вдруг оценив могучее сложение Филипа. Он не мог понять их дружбу, и все-таки ему было приятно, что Филип с такой симпатией относится к его сыну.

– Садись, – сказал Виктор более дружелюбно. – Доедай мороженое.

Пододвинув к себе стул и усевшись за столик, Виктор обратился к сыну:

– Я хочу, чтобы ты какое-то время был повнимательнее. Я думаю, что после вчерашнего случая ты догадался, что есть некоторые проблемы.

– Со мной все будет в порядке, – сказал Виктор-младший.

– Я в этом не сомневаюсь, – согласился Виктор. – Но дополнительная осторожность не помешает Ничего никому не говори и будь особенно внимательным, если поблизости окажутся Херст или Бикман, хорошо?

– Хорошо.

– А ты, – Виктор обратился к Филипу, – можешь быть его тайным телохранителем. Ты сможешь?

– Конечно, доктор Фрэнк, – с готовностью ответил Филип.

– Вообще-то... – начал Виктор, решив, что Маша с одобрением отнесется к этой идее, – почему бы тебе не пожить у нас несколько дней, как когда-то, когда Виктор был маленьким. Тогда вы сможете и по вечерам бывать вместе.

– Спасибо, доктор Фрэнк, – улыбнулся Филип, обнажая в улыбке свои крупные зубы. – Я с большим удовольствием.

– Тогда решено, – сказал Виктор, поднимаясь. – Мне нужно вернуться к себе и кое-что доделать: я весь день тут пробегал, пытаясь вас найти. Наверное, мы поедем часа через два. По дороге можем заехать к Филипу и забрать его вещи.

Виктор-младший и Филип помахали ему своими ложечками.

~~

Маша вытаскивала из сумки бакалейные товары, когда услышала звук машины Виктора. Виктор ждал, пока откроются автоматические двери гаража. Заметив в машине третьего человека. Маша чертыхнулась: она купила только шесть маленьких телячьих отбивных.

Через две минуты они вошли на кухню.

– Я пригласил Филипа погостить у нас несколько дней, – сказал Виктор. – Я решил, что, учитывая последние события, неплохо, если в доме будет кто-нибудь сильный.

– Идея неплохая, – согласилась Маша, но затем прибавила: – Я надеюсь, это не вместо профессиональной охраны.

Виктор засмеялся.

– Не совсем.

Повернувшись к Филипу и Виктору-младшему, он предложил:

– Почему бы вам не поплескаться в бассейне?

Виктор-младший и Филип побежали наверх переодеваться.

Виктор повернулся поцеловать Машу, но она стояла к нему спиной, продолжая разгружать сумку. Затем, обойдя его, она пошла положить что-то в кладовку. Он видел, что она все еще злится. Учитывая события предыдущего вечера, у нее были на это основания.

– Извини, идея с Филипом пришла мне в голову в последнюю минуту, – сказал он. – Но думаю, у нас больше не будет ни звонков, ни кирпичей. Я обзвонил людей, которые могли это сделать, и сказал им все напрямую.

– Тогда зачем Филип? – спросила Маша, выходя из кладовки.

– Просто дополнительная мера предосторожности, – ответил Виктор. Затем, чтобы изменить тему, добавил: – Что у нас на ужин?

– Телячьи отбивные, и нам придется разделить их по-братски, – ответила Маша, боковым зрением наблюдая за Виктором. – Почему у меня такое чувство, что ты все-таки что-то скрываешь?

– Наверное, в этом виновата твоя природная подозрительность, – пошутил Виктор, хотя прекрасно понимал, что жена была сейчас не в настроении пикироваться. – А что еще, кроме телячьих отбивных? – Он опять попытался изменить тему разговора.

– Артишоки, рис и салат.

Маша была уверена, что он о чем-то умалчивает, но решила не настаивать.

– Чем тебе помочь? – спросил Виктор, вымыв руки под кухонным краном. Обычно они вместе готовили ужин, поскольку оба работали допоздна. Маша попросила его вымыть листья салата.

– Сегодня утром я говорил с Виктором о его приятеле Ричи, – сказал Виктор. – Он собирается пригласить его поехать в Бостон на этой неделе. Так что я думаю, это не совсем верно говорить, что у него нет друзей.

– Надеюсь, он это сделает, – неопределенно проговорила Маша.

Готовя рис и артишоки. Маша продолжала краем глаза наблюдать за Виктором. Она надеялась, что он сам расскажет ей, что ему удалось выяснить о двух несчастных детях, но он продолжал молча возиться с салатом. Наконец, не выдержав, Маша спросила:

– Что нового о причинах смерти двух детей?

Виктор посмотрел на нее.

– Я проверил введенный ген в тканях Виктора и двух детей. У малышей он совершенно ненормальный, он активно размножается, но в тканях Виктора он абсолютно пассивен. Больше того, я сравнил его со снимками, сделанными в тот период, когда отмечалось падение интеллекта. Даже тогда он был совершенно не таким, как у этих детей. Таким образом. что бы там ни было у Виктора-младшего, причина в этом совершенно не та, что у этих малышей.

Маша с облегчением вздохнула.

– Хорошая новость. А почему ты мне сразу об этом не сказал?

– Я только что пришел домой, и вот я тебе об этом рассказываю.

– Ты бы мог позвонить, – возразила Маша, по-прежнему убежденная, что он что-то скрывает. – Или сообщить об этом, не дожидаясь, пока я спрошу.

– Я дал задание выстроить последовательность генов, – сказал Виктор, доставая уксус и масло. – Когда последовательность будет готова, может быть, я смогу тебе сообщить, что активизировало чужеродный ген.

Маша подошла к полке с посудой и стала доставать тарелки, чтобы накрыть на стол. Она пыталась контролировать свою ярость, которая начинала прорываться наружу. Как он мог оставаться таким равнодушным ко всему этому? Когда Виктор спросил, чем еще он может помочь, она ответила, что он и так уже достаточно сделал. Он воспринял ее слова буквально и уселся на один из кухонных стульев, наблюдая, как она накрывает на стол.

– То, что Виктор-младший поддался тебе, когда вы соревновались в бассейне, не было случайностью, – сказала Маша, надеясь уязвить мужа. – Он эти штучки начал, когда ему было три года.

Маша рассказала Виктору о разговоре с Мартой Гиллеспи и о поведении сына в подготовительной школе.

– Почему ты так уверена, что он поддавался?

– Боже мой, тебя это до сих пор волнует, – сказала Маша, включая горелку под сковородкой с рисом. – Я была почти уверена в этом, еще когда наблюдала ваш заплыв в воскресенье вечером. А теперь, поговорив с Мартой, я абсолютно уверилась в этом. Похоже, он не хочет привлекать к себе внимание.

– Но, поддаваясь в заплыве, можно привлечь еще большее внимание.

– Может быть, – проговорила Маша, хотя в ее тоне сквозила неуверенность. – Боже, как бы я хотела знать, что он чувствовал, когда упал показатель его умственного развития. Это могло бы объяснить его теперешнее поведение. Тогда мы были слишком озабочены его здоровьем, чтобы побеспокоиться о его чувствах.

– Мне кажется, что он неплохо справился с этим, – ответил Виктор. Подойдя к холодильнику, он достал бутылку белого вина. – Я знаю, что ты со мной не согласишься, но мне кажется, что он в полном порядке. Он счастливый ребенок. Я горжусь им и думаю, он станет великим ученым. Он обожает лабораторию.

– При условии, что его интеллект опять не даст сбоя, – уколола Маша. – Меня не беспокоит его работоспособность. Меня беспокоит, что твой ужасный эксперимент повлиял на его человеческие качества.

Она отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы: ей уже было трудно контролировать эмоции. Вряд ли она сможет оставаться с мужем, когда все это закончится. Но захочет ли Виктор-младший отказаться от его драгоценной лаборатории и жить с ней?

– Вы психиатры... – пробормотал Виктор, доставая штопор.

Маша помешала рис и проверила, не готовы ли артишоки.

Она пыталась овладеть собой. Хватит слез. Немного помолчав, она снова заговорила:

– Мне надо было вести дневник развития Виктора. Он бы сейчас пригодился.

– Я вел, – сказал Виктор, вытаскивая пробку из бутылки.

– Ты вел? Почему ты никогда мне о5 этом не говорил?

– Потому что он был предназначен для проекта ФРН.

– Можно на него взглянуть? – спросила Маша, в который раз пытаясь подавить свою злость на самонадеянность Виктора, использовавшего ее ребенка как подопытную морскую свинку.

Виктор попробовал вино.

– Он в моем кабинете. Когда Виктор-младший ляжет спать, я тебе его покажу.

~~

Маша сидела в кабинете Виктора. Она настояла на том, что прочитает дневник в одиночестве: присутствие мужа только раздражало бы ее. По мере чтения дневника ее глаза наполнялись слезами. Она заново переживала рождение сына. Хотя дневник был написан языком стандартных лабораторных отчетов. Маша была до боли растрогана. Она забыла уже, как следил за ней взглядом Виктор-младший с самого рождения, еще задолго до того, как обычные дети начинают фокусировать зрение.

Все этапы развития ребенка были достигнуты невероятно рано, особенно овладение речью. В возрасте семи месяцев, когда ему полагалось произносить не больше чем «мама» и «баба», он уже строил предложения. К году он полностью овладел лексикой. В восемнадцать месяцев, когда обычные дети неплохо ходят, он уже катался на маленьком велосипеде, который смастерил для него Виктор.

Чтение дневника напомнило Маше об этом чудесном времени. Каждый день был отмечен какими-то новыми достижениями, открытиями новых способностей малыша. Она почувствовала, что отчасти сама виновата в том, что, восхищаясь необычными способностями мальчика, мало задумывалась о том, как столь необычайные способности отразятся на развитии личности. Как психологу ей это было непростительно.

Когда она дошла до раздела, озаглавленного «Математика», в комнату под каким-то неубедительным предлогом вошел Виктор. Недовольная собой за свои собственные упущения в воспитании сына, она разрешила ему остаться.

Математика всегда была ее уязвимым местом. В колледже ей приходилось дополнительно заниматься с преподавателем, чтобы закончить обычный курс. Она была потрясена, когда Виктор-младший стал проявлять способности к математике. Уже в три года он объяснил ей основы этой науки. После его объяснений впервые в жизни ей удалось наконец их понять.

– Что меня поражало, – сказал Виктор, – так это его способность переводить математические уравнения в музыку.

Маша помнила это. Тогда им казалось, что в семье подрастает второй Бетховен. «И мне никогда не приходило в голову задуматься о том, что эта ноша – быть гением – может оказаться слишком тяжелой для малыша», – подумала она с сожалением. Пролистав оставшиеся страницы, она с удивлением обнаружила, что дневник на этом кончался.

– Это что, все? – спросила она.

– Боюсь, что да.

Маша прочитала последние страницы. Запись от 6 мая 1982 года рассказывала о том дне в садике «Кимеры», который навсегда врезался Маше в память. Затем бесстрастно подводился итог: внезапное падение интеллекта. В последнем предложении говорилось: «Скорее всего, у мальчика острое изменение церебральных функций, которое в настоящий момент закрепилось».

– Ты после этого не делал записей? – спросила Маша.

– Нет, – признался Виктор. – Я решил, что эксперимент не удался, несмотря на первоначальный успех. Не было никаких причин продолжать записи.

Маша закрыла тетрадь. Она-то надеялась найти больше подсказок к объяснению того, что ей казалось недостатками личности Виктора-младшего.

– Мне бы хотелось, чтобы хоть что-то указывало на психосоматические расстройства или даже конверсивную реакцию. Тогда на него можно было бы воздействовать терапевтическими методами. Мне надо было быть внимательнее, когда все это случилось.

– Я думаю, что проблемы Виктора были вызваны какими-то внутриклеточными явлениями, – предположил Виктор. – Сомнительно, чтобы эти записи оказались полезны.

– Вот это-то меня и пугает. Я боюсь, что Виктор умрет, как умерли дети Хоббсов и Мюрреев, или от рака, как его брат и Дженис. Я прочитала достаточно литературы по твоей теме и знаю, что рак ставит под угрозу будущее генной терапии. Внедренные гены могут превратить протоонкогены в онкогены, и тогда соответствующие клетки становятся очагами рака. – Она замолчала. Эмоции не давали ей говорить. – Как я могу продолжать рассуждать об этом, как будто это какие-то научные проблемы? Это наш сын, и, насколько я понимаю, ты запустил какой-то механизм внутри него, который приведет его к смерти.

Маша закрыла лицо руками. Слезы прорвались наружу, несмотря на все ее попытки сдержать себя. Виктор попытался обнять ее, но она уклонилась. Он встал. Какое-то время он смотрел, как вздрагивали плечи жены. Ему нечего было сказать в свое оправдание. Он вышел из комнаты и пошел наверх. Боль его собственной печали тисками сдавила сердце. После того, что он узнал сегодня, у него было больше оснований, чем у Маши, беспокоиться за сына.