Ревущая «скорая» с Гэйл Шаффер буквально ворвалась в больницу Святого Жозефа и подлетела к свободному месту около неотложного отделения. Врачи и медперсонал уже были предупреждены по телефону, с чем они столкнутся и что нужно иметь в операционной. Прежде всего — сердечные и неврологические средства, а также аппаратура для поддержки жизнедеятельности этих систем.
Приехав по вызову Анни Уинтроп, бригада «скорой помощи» высказала свое предположение по поводу того, что произошло. У Гэйл Шаффер случился припадок эпилепсии. Очевидно, она почувствовала его приближение, иначе почему же вода в ванне была закрыта. Во всяком случае ее соседка Анни Уинтроп заявила, что именно так она и застала Гэйл. К сожалению, закрутив кран, Гэйл не успела выбраться из ванны и уже в припадке эпилепсии несколько раз ударилась головой о краны и стены самой ванны. Этим объясняются огромные ссадины на лице и на голове под волосяным покровом. Самая глубокая рана проходила по лбу вдоль волос.
Вытаскивая Гэйл из ванны, медики обратили внимание на мышечную вялость: создавалось впечатление, что Гэйл полностью парализована. Пульс у нее был сбивчатый, неравномерный. Медики попытались привести ее в чувство с помощью средств, которыми была оснащена их машина.
Не успела открыться дверь машины, как Гэйл уже вынесли и мгновенно доставили в травматологическое отделение. Здесь к ее приезду были готовы.
Все лихорадочно работали. Жизнь Гэйл явно висела на волоске. У нее была серьезно поражена проводящая система сердца, отвечающая за регулирование ритма сердечных сокращений.
Невропатолог согласился с диагнозом бригады «скорой помощи», сделанным на месте: практически полный вялый паралич серьезно затронул сердечные нервы. Однако некоторые группы мышц все еще проявляли признаки рефлексивной активности, в то время как никакой закономерности их подчинения или взаимосвязи не наблюдалось. В этом вопросе царила полная неопределенность.
Быстро обменявшись мнениями, все пришли к выводу, что припадок эпилепсии у Гэйл был вторичным по своей природе и явился результатом либо кровоизлияния в мозг, либо его опухоли. Диагноз, естественно, был предварительный, но цереброспинальная жидкость, как ни странно, оказалась чистой. Одна из ординаторов-терапевтов не согласилась с этим заключением, по ее мнению, они наблюдали последствия отравления каким-то очень специфичным препаратом. Она настаивала на проведении специальных анализов крови на предмет определения успокаивающих и расслабляющих препаратов, особенно современных, разработанных в последнее время синтетическим способом.
У ординатора-невропатолога также было свое мнение, отличное от первоначального диагноза. Он считал, что поражение центральной нервной системы не может объяснить проблему паралича, и присоединялся к мнению ординатора-терапевта, что здесь имел место случай серьезного отравления. Делать какие-либо другие выводы он не стал, мотивируя это тем, что лучше дождаться результатов дополнительных анализов.
По поводу травмы головы все были едины. Физическое воздействие было налицо. Рентгеновский снимок заставил всех вздрогнуть и поморщиться. Удар оказался настолько сильным, что повредил даже лобную пазуху. Тем не менее, даже такая тяжелая травма не могла стать причиной того, что произошло с Гэйл.
Несмотря на серьезные опасения, вызванные нарушением у Гэйл сердечной деятельности, исследование решили не откладывать. Ординатор-невропатолог сумела преодолеть все бюрократические препоны и формальности и быстро все уладила. Гэйл отвезли в рентгеновский кабинет и поместили в огромный рентгеновский аппарат, по форме напоминающий большой пирожок. Правда, врачи опасались, что магнитное поле может негативно сказаться на и без того нестабильном состоянии сердечной системы Гэйл, но необходимость как можно быстрее определить конкретное состояние внутричерепной полости отодвинула эти доводы. Все, кто принимал участие в исследовании, столпились вокруг экрана монитора, наблюдая за первыми линиями рождающегося изображения.
Билл Дохерти поднял пятикубиковый шприц к свету и осторожно надел колпачок на кончик иглы. Плававшие раньше вдоль стенок шприца пузырьки воздуха скопились теперь в верхней его части. Внутри было два кубических сантиметра раствора маркаина с адреналином.
Доктор Дохерти даже не сомневался в успешном проведении эпидуральной анестезии у Карен Ходжес. Все шло как по маслу. Первая пункция не причинила ей ни малейшей боли. Игла Туохи вошла без всяких проблем. Он с удовлетворением констатировал, что она попала в эпидуральное пространство, потому что при нажатии на поршень шприца исчезло характерное сопротивление. Пробная доза тоже подтвердила, что игла находится в нужном месте. И, наконец, маленький катетер тоже вошел в направляющую иглы с поразительной легкостью. Все это подтверждало: катетер в эпидуральном пространстве. Теперь Дохерти мог вводить терапевтическую дозу.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он. Карен лежала на правом боку спиной к нему. После проведения анестезии он повернет ее на спину.
— Кажется, все в порядке, — ответила Карен. — Вы закончили? Я все еще ничего не чувствую.
— А вы пока и не должны ничего чувствовать.
Он ввел ей пробную дозу и проверил давление крови. Давление не изменилось, пульс — тоже. Проверяя давление, он наложил на катетер небольшой пластырь. Через несколько минут снова проверил давление крови — оно не изменилось. Тогда он проверил чувствительность нижней части ног. Ни онемения, ни потери чувствительности не было, а это, в свою очередь, означало, что катетер попал точно в эпидуральное пространство, а не в какое иное. Дохерти был доволен. Теперь все готово для введения основной дозы.
— У меня почему-то все нормально с ногами, — пожаловалась Карен. Она все еще боялась, что анестезия на нее не подействует.
— Пока ваши ноги ничего не должны чувствовать, — успокоил ее Дохерти. — Вспомните, что я вам уже говорил. — И он снова повторил Карен, что и когда она должна чувствовать. Он разговаривал с ней очень спокойно, учитывая, как пациентка волнуется и переживает.
— Ну и как все вы себя чувствуете? — послышался вопрос.
Дохерти поднял глаза. Пришел доктор Силван, уже в белом операционном костюме.
— Минут через десять мы будем готовы, — сказал Дохерти. Он повернулся к своему анестезиологическому столику из нержавеющей стали и, взяв ампулу маркаина на тридцать кубиков, еще раз проверил наклейку. — Я как раз собираюсь сделать эпидуральную инъекцию.
— Ну что ж, тогда я вовремя, — одобрил его действия доктор Силван. — Помою руки и начнем. Чем раньше начнем, тем раньше все это и закончится. — Он подбадривающе пожал Карен руку, стараясь не задеть наложенную доктором Дохерти стерильную повязку, и улыбнулся Карен: — Ну-ну, расслабься.
Дохерти привычным движением аккуратно отколол верхнюю часть ампулы и набрал в шприц маркаин. Автоматически перевернул шприц отверстием вверх и, нажав на поршень, удалил из шприца все пузырьки воздуха, хотя в эпидуральном пространстве они не причинили бы никакого вреда. Но сделал он это скорее в силу привычки, чем в силу обстоятельств.
Наклонившись над Карен, Дохерти осторожно подсоединил шприц к эпидуральному катетеру и начал медленно вводить раствор. Узкое отверстие катетера немного мешало свободному проникновению жидкости внутрь, поэтому Дохерти усилил давление на поршень шприца. Он уже был почти пустой, когда Карен вдруг сильно дернулась.
— Не двигайтесь! — резко приказал доктор Дохерти.
— О, мне ужасно больно, — закричала Карен.
— Где? — спросил Дохерти. — В ногах?
— Нет, в животе. — Карен застонала и выпрямила ноги.
Дохерти схватил ее за бедро, чтобы остановить. Медсестра, которая находилась рядом, поспешила ему на помощь и схватила Карен за щиколотки.
Несмотря на все их попытки, Карен все равно перевернулась на спину. Она поднялась на локте и посмотрела на Дохерти: в глазах ее был неописуемый ужас.
— Помогите мне! — отчаянно закричала Карен.
Доктор Дохерти был в замешательстве. Он совершенно не представлял, что с ней происходит. Первое, что ему пришло в голову, — Карен просто паникует. Отложив шприц в сторону, он обеими руками взял ее за плечи и попытался уложить на тележку. С другого конца ему помогала медсестра, крепко державшая Карен за ноги.
Только Дохерти решил дать Карен одну позу диазепама и протянул руку, чтобы взять его со стола, как лицо девушки исказила ужасная судорога и все мимические мышцы страшно задергались. Изо рта потекла пенистая слюна, а из глаз водопадом полились слезы. В течение буквально секунды все ее тело покрылось потом. Дыхание стало прерывистым и неровным.
Доктор Дохерти бросился за атропином. Как только он ввел его, Карен резко прогнулась в спине. Тело ее напряглось и окаменело, после чего по нему пробежали первые конвульсивные судороги. Медсестра поспешила поддержать Карен сбоку, чтобы та не упала на пол. Услышав шум, на помощь подбежал доктор Силван.
Дохерти набрал в шприц немного сукцинилхолина, ввел его в вену, а за ним и диазепам. Подключив кислород, он надел па Карен кислородную маску. Электрокардиограф стал регистрировать сбои проводимости.
По мере распространения слуха о том, что здесь происходит, прибывала помощь. Карен перевезли в другую палату, где было больше места и воздуха. Сукцинилхолин подействовал, судороги прекратились. Дохерти произвел интубацию трахеи и стал следить за давлением крови. Оно падало. Пульс стал неправильным.
Пришлось ввести еще одну дозу атропина. Дохерти еще никогда не видел такое обильное слюновыделение и слезотечение. И тут сердце Карен остановилось.
Была вызвана дополнительная помощь. Теперь в операционной номер двенадцать работали уже около двадцати человек. Внимания друг на друга никто не обращал, поэтому никто не заметил, как чья-то рука осторожно протянулась за полупустой ампулой маркаина и вылила содержимое в ближайшую раковину. После этого пустая ампула исчезла.
Келли положила трубку. Этот звонок выбил ее из колеи. Ей сообщили, что в неотложное отделение только что поступил новый пациент. Но расстроило ее не это. Пациентом оказалась Гэйл Шаффер, работавшая операционной медсестрой.
Келли была знакома с Гэйл не очень давно. Девушка встречалась с одним ординатором из больницы Вэллей, в свое время он был студентом Криса. Гэйл даже приглашали на ежегодный обед в доме Эверсонов, который Келли обычно устраивала для всех ординаторов-анестезиологов Вэллей. Когда Келли перешла в больницу Святого Жозефа, Гэйл тут же познакомила ее со всеми своими знакомыми.
Келли попыталась взять себя в руки и не дать волю эмоциям. Ее учили оставаться профессионалом во всех жизненных ситуациях. Она позвонила медсестре, отвечавшей за прием пациентов, и распорядилась приготовить койку номер три для новой пациентки реанимации.
Никакого определенного диагноза Гэйл так и не поставили, что значительно осложняло дальнейшее ее лечение. Компьютерная томография черепа никаких результатов не дала. Внутренних изменений, за исключением повреждения лобной пазухи, не замечалось. Значит, не было ни опухоли, ни кровоизлияния в мозг. В сознание Гэйл так и не пришла, состояние ее с каждой минутой ухудшалось. Самой большой угрозой для жизни Гэйл в этот момент была нестабильность сердечной деятельности, которая непрерывно нарастала. В рентгеновском кабинете, когда у нее развилась желудочковая тахикардия, у присутствовавших волосы дыбом встали. Все думали, сердце у нее вот-вот остановится. То, что оно не остановилось, было просто чудом.
К тому времени, когда Гэйл поместили в блок интенсивной терапии, поступили результаты анализов на кокаин. Они были отрицательными. Более тщательный анализ на употребление наркотиков еще не был готов, однако Келли была совершенно уверена, что Гэйл никогда не принимала наркотики.
Уже в блоке интенсивной терапии сердце у нее остановилось, но доставившая ее сюда бригада еще не ушла и провела дефибрилляцию сердца. Оно начало быстро сокращаться, но вновь остановилось. Не было электрической активности сердца, значит, не было и его нормальной работы. Медики предприняли новые усилия, однако прогноз был неутешительным.
— Я собаку съел на этом деле, — злобно заключил Дэвлин. — Я прошел огонь, воду и медные трубы, ты знаешь. Но никак не ожидал получить в задницу шприц с какой-то отравой, которой туземцы на Амазонке смазывают свои стрелы. По крайней мере не от человека в наручниках.
Майкл Москони только покачал головой. Дэвлин действительно был одним из самых опытных специалистов в своей области и знал, как ловить сбежавших преступников. Он не раз успешно возвращал правосудию торговцев наркотиками, убийц, мафиози и разных воров. Но почему у него возникло столько проблем с этим задохликом Роудсом, Москони не понимал. Может быть, Дэвлин уже растерял все свои качества и теперь удача от него отвернулась?
— Давай будем говорить прямо, — сказал наконец Москони. — Он сидел у тебя в машине в наручниках, так? — Это прозвучало по-идиотски.
— Я еще раз тебе говорю, он всадил мне в задницу шприц с какой-то гадостью, которая меня парализовала. Буквально через минуту я не мог даже пошевелиться. И ничего не мог с этим поделать. Он использовал какое-то суперсовременное медицинское средство против меня.
— Лучше бы он всадил его тебе не в задницу, а в передницу. В связи с этим у меня возникает вопрос, можешь ли ты вообще теперь чем-нибудь помочь? — Москони раздраженно провел рукой по своим редким волосам. — Тебе, наверное, пора подумать о смене работы. Может, пойдешь в школу надзирателем, будешь следить, чтобы дети не прогуливали уроки?
— Очень смешно, — сказал Дэвлин, хотя на самом деле ему было далеко не смешно.
— Как же ты собираешься ловить настоящих преступников, если не можешь справиться с каким-то худосочным анестезиологом? — спросил Майкл. — Ты понимаешь, что дальше уже некуда? Что это полный абзац? Телефон зазвонит, а у меня сердце выпрыгивает: вдруг это из суда, чтобы сообщить мне премилую весть об аннулировании залога? Ты понимаешь всю серьезность моего положения? Мне не нужны больше твои отговорки. Я хочу, чтобы ты привел мне этого придурка!
— Я приведу его, — сказал Дэвлин. — Один мой человек следит за его женой. Но еще перед уходом я поставил им на телефон жучок. Должен же он позвонить.
— Этого недостаточно, нужно придумать что-нибудь еще, — скривился Москони. — Меня пугает то, что полиция потеряла к нему интерес, их не волнует, что он улизнет из города. Дэвлин, я не могу позволить ему исчезнуть. Мы не должны этого допустить.
— Не думаю, что он собирается куда-нибудь уехать.
— Почему? — удивился Москони. — У тебя что, сработала интуиция или это просто твои пожелания?
Дэвлин внимательно следил за Майклом, развалившись на мягком диване напротив его стола. Сарказм Москони начинал действовать ему на нервы, но он не стал огрызаться. Молча достал из заднего кармана кучу каких-то листков. Положил их на стол, потом развернул и тщательно разгладил.
— Доктор оставил это в отеле, — сказал он, пододвинув листки к Майклу. — Я не думаю, что он куда-нибудь уедет. Честно говоря, мне кажется, он что-то затевает. И это его здесь держит. Что ты скажешь по поводу бумажек?
Майкл взял одну из страниц записей Криса Эверсона.
— Какая-то научная белиберда, я здесь ничего не понимаю.
— Кое-что дописано рукой нашего доктора, но все остальное — не его почерк, — сказал Дэвлин. — Я предполагаю, написано самим этим Кристофером Эверсоном, черт бы его побрал. Его имя есть на одном листке. Тебе оно знакомо?
— Нет, — ответил Москони.
— Ну-ка дай мне телефонный справочник, — попросил Дэвлин.
Майкл протянул ему толстый справочник. Дэвлин открыл его на странице, где начинались Эверсоны. Их было много, но Кристофера среди них не было. Ближе всех по адресу жил какой-то К. С. Эверсон из Бруклина.
— Этого человека здесь нет, — сказал Дэвлин. — Думаю, найти его будет не так легко.
— Может быть, он тоже врач, — предположил Майкл. — Тогда его номер здесь не указан.
Дэвлин согласно кивнул. Он открыл справочник на желтых страницах и просмотрел всю графу с фамилиями врачей. Эверсонов там не было вообще. Дэвлин закрыл справочник.
— Суть в том, что наш доктор продолжает работать над этой научной проблемой даже в задрипанном отеле, несмотря на то, что находится вне закона. Смысла я в этом пока не вижу. Ему что-то надо, но вот что, никак не могу понять. Придется найти Криса Эверсона и спросить об этом у него.
— Да, надо, — сказал Москони, чувствуя, что начинает терять терпение, — только смотри, чтобы для этого тебе не понадобилось проучиться четыре года в колледже. Мне нужны результаты. Если ты не можешь их дать, так и скажи. Я найму кого-нибудь другого.
Дэвлин встал. Положив на угол стола телефонный справочник, он собрал все записи Криса Эверсона и сунул их в карман.
— Не волнуйся, я его найду. Теперь это уже мое личное дело.
Выйдя из офиса Москони, Дэвлин ускорил шаг. Дождь усилился и стал намного сильнее, чем когда он приехал. К счастью, он припарковался недалеко от арки, поэтому добежал до машины одним рывком. Это было одно из преимуществ, которое осталось после службы в полиции и очень ему нравилось — возможность парковаться где угодно. Полицейские смотрели на это сквозь пальцы, придерживаясь своей профессиональной солидарности.
Забравшись в машину, Дэвлин выехал на Бекон-стрит. Движение было сильным, впрочем, как всегда в Бостоне. Он свернул на Эксетер и припарковался у первого попавшегося пожарного гидранта около Бостонской городской библиотеки. Выбравшись из машины, он прямиком направился к входу в библиотеку.
Эверсонов в телефонных справочниках города и близлежащих районов оказалось много, но Кристофер среди них по-прежнему не встречался. Тогда Дэвлин просто составил список всех Эверсонов из всех справочников. Подойдя к ближайшему телефонному автомату, он набрал номер К. С. Эверсон из Бруклина. Судя по инициалам, это была женщина, но он все равно решил поговорить. Первый же звонок оказался удачным: в трубке послышался заспанный мужской голос.
— Это Кристофер Эверсон? — спросил Дэвлин.
На мгновение возникла пауза.
— Нет, — ответил тот же голос. — Вы хотите, наверное, поговорить с Келли? Она…
Дэвлин повесил трубку. Он был прав. К. С. Эверсон была женщина.
Просматривая список остальных Эверсонов, Дэвлин прикидывал, кто из них наиболее подходящий. Ответить на этот вопрос было довольно-таки трудно. В списке не было ни одного Эверсона со средним инициалом «С». Значит, придется обзванивать всех подряд. Занятие не из приятных и времени потребует черт знает сколько. Но придумать что-нибудь другое Дэвлин не мог. Должен же хоть один из этих Эверсонов знать Кристофера Эверсона! У Дэвлина было предчувствие: пока это самый правильный путь.
Несмотря на ужасную усталость, Джеффри уже не мог заснуть после телефонного звонка. Если бы он полностью проснулся, то наверняка не стал бы поднимать трубку, не то что разговаривать. Они с Келли так и не решили, как отвечать на телефонные звонки, но в интересах безопасности было бы лучше вообще не поднимать трубку. Лежа в постели, Джеффри не мог отделаться от тревоги. Странный звонок. Кто мог спрашивать Криса? Сначала он подумал, что это чудовищное недоразумение, но потом решил, что кто-то хотел что-нибудь продать и использовал для этого телефонный справочник. Келли о звонке, наверное, даже говорить не стоит. Нельзя будоражить прошлое, особенно когда это касается ее личных проблем.
Мысли его снова обратились к загадке примеси, и Джеффри перестал думать о таинственном звонке. Перевернувшись на спину, он снова начал прокручивать в голове все детали своей версии. Потом решил встать, принять душ и побриться.
Готовя кофе, Джеффри подумал, не было ли еще каких-нибудь странных ошибок анестезиологов в районе Бостона, кроме него и Криса? Если убийца проделал то же самое с кем-нибудь другим? Тогда есть надежда, что существует такая информация в виде слухов и можно будет кого-то найти. Но что сделали с ним и Крисом эти беспочвенные обвинения в преступной халатности! Просто раздавили. Нужно сделать все, чтобы уменьшить вероятность появления подобных дел в будущем.
В обязанности Регистрационной палаты штата Массачусетс в области медицины входит также регистрация серьезных инцидентов во врачебной практике. Вспомнив это, Джеффри набрал номер палаты.
После нескольких уточняющих вопросов его быстро соединили с членом комитета по контролю медицинского обслуживания. Джеффри объяснил, что ему надо. Его попросили немного подождать.
— Вы сказали, что интересуетесь летальными случаями вследствие эпидуральной анестезии? — спросила его член комитета.
— Совершенно верно, — подтвердил Джеффри.
— Я смогла найти только четыре, — ответила женщина. — Все они зафиксированы в течение последних четырех лет.
Джеффри замер. Четыре случая — это уже много. Летальные исходы во время эпидуральной анестезин — события из ряда вон выходящие и чрезвычайно редкие, особенно после того, как ввели запрет на применение семидесятипятипроцентного маркаина во время родов. Четыре случая за последние четыре года — это уже причина для серьезных опасений.
— Вас интересует, где они произошли? — спросила женщина.
— Если не трудно.
— Один в прошлом году в Бостонском Мемориале.
Джеффри записал: «Мемориал, 1988». Скорей всего, это его случай.
— Еще один в больнице Вэллей в 1987.
Джеффри записал данные. Наверное, это Крис.
— Потом в больнице Коммонуэлс в 1986 и в Саффолк Дженерал в 1985. Вот и все.
Достаточно, подумал Джеффри. Странно, все случаи произошли в Бостоне.
— Регистрационная палата не занималась характером этих случаев? — спросил он.
— Нет, не занималась, — ответила женщина. — Если бы все они относились к одному и тому же центру, тогда бы попали в поле нашего зрения и были бы рассмотрены. Но поскольку эти четыре случая произошли в четырех различных больницах и анестезию проводили четыре разных врача, мы сочли излишним вмешиваться в это дело. Кроме того, здесь указано, что все четыре случая впоследствии были квалифицированы в суде как преступная халатность.
— Вы не подскажете имена врачей из Коммонуэлса и Саффолка? — спросил Джеффри. Стоит поговорить об этом с самими врачами, чтобы потом сравнить, насколько близки их позиции и взгляды на все происшедшее. В частности, ему хотелось узнать, проводили ли они местную анестезию маркаином из ампулы объемом в тридцать кубических сантиметров или нет.
— Имена врачей? Извините, но, к сожалению, такая информация конфиденциальна.
Джеффри секунду помолчал, а потом спросил:
— А можно ли что-нибудь узнать о пациентах или истцах по этим делам? Как их звали?
— Не знаю, могу ли это сообщить вам. — Чувствовалось, что женщина на другом конце провода колеблется. — Подождите немного.
Она снова куда-то отошла. В ожидании ответа, Джеффри снова с удивлением подумал о том, что все четыре смертельных случая в результате проведения эпидуральной анестезии произошли в Бостоне, а он об этом ничего не знал. Странно, почему серия из ряда вон выходящих событии не привлекла внимание и не стала объектом расследования? Правда, если подумать, то объяснить этот непонятный факт можно решениями суда, квалифицировавшего их как преступную халатность врачей, проводивших анестезию. Джеффри по себе знал, что вынесение такого вердикта сопровождалось требованием соблюдать секретность и не разглашать информацию. Особенно на этом настаивали адвокаты. Джеффри вспомнил, как по окончании дела Рандольф тоже предупредил его об этом: Джеффри не мог ни с кем обсуждать подробности этого дела.
— Кажется, никто у нас не знает, является ли такая информация действительно конфиденциальной или нет, — послышался в трубке голос женщины. — Но мне кажется, все это уже было в прессе. Пациентами были Кларк де Фриз и Люси Хавалин.
Джеффри записал имена и, поблагодарив женщину, повесил трубку. В гостиной стол был накрыт для завтрака. Келли заранее все приготовила. Джеффри достал из-под кровати спортивную сумку и вытащил оттуда пару стодолларовых купюр. Придется найти время и выбраться в магазин, чтобы купить кое-какую одежду вместо той, которую не по своей воле он оставил в отеле. В какое-то мгновение мелькнул вопрос, что аэрофлот сделал с его чемоданом, но выяснять это было небезопасно.
Следующий звонок он сделал в диспетчерскую такси, где заказал машину. Пожалуй, безопасней всею пользоваться пока одним такси, если он не вызовет подозрений у водителя. А машина ему необходима: с тех пор как он вышел из госпиталя, погода не стала лучше.
Пустившись на поиски, Джеффри обнаружил зонт. Когда такси подъехало к дому, он уже ждал его на пороге с зонтиком в руках.
Прежде всего он хотел купить затемненные очки и, попросив водителя подождать, исчез в магазине оптики. С очками ему будет спокойнее, поскольку конечным пунктом сегодняшней поездки станет здание суда, где лишь несколько дней назад жюри присяжных обвинило его в совершении убийства второй степени. Безумием было не только входить в это здание, но даже приближаться к нему.
Пройдя через металлический детектор, Джеффри страшно разволновался. Детектор напомнил ему о событиях в аэропорту, и он изо всех сил старался казаться спокойным, чтобы не привлекать к себе внимание окружающих. Однако несмотря на все усилия, Джеффри заметно дрожал, входя в канцелярию суда на первом этаже этого старого здания.
Подойдя к стойке, Джеффри стал ждать своей очереди. Судя по внешнему виду, большинство стоящих в очереди людей напоминали адвокатов: все в темных дорогих костюмах. Но, как ни странно, практически у всех почему-то были короткие брюки. Когда женщина в окошке наконец посмотрела в его направлении и сказала: «Следующий», Джеффри шагнул вперед и спросил, как получить выписку из одного специфичного дела.
— Дело уже закрыто или еще нет? — спросила женщина.
— Закрыто, — сказал Джеффри.
Женщина ткнула куда-то назад, за его плечо.
— Надо найти кодовый номер дела в папке «Защита/Обвинение», — сказала она зевая. — Это где-то там, в папках со скоросшивателями. Когда найдете кодовый номер, принесите папку сюда. Кто-нибудь из нас разыщет вам дело.
Джеффри кивком поблагодарил ее и подошел к полкам, на которые ему указала женщина. Дела были расположены в алфавитном порядке год за годом. Джеффри открыл 1986 год и сразу же в графе истцов увидел фамилию Кларк де Фриз. Найдя номер дела, он обнаружил, что необходимые ему сведения содержатся уже здесь. Само дело теперь вряд ли понадобится.
В информационной карточке стояли фамилии и адреса ответчиков, истцов и их адвокатов. Анестезиологом в этом случае был доктор Лоренс Манн. Джеффри достал ручной ксерокс и быстро сделал копню карточки на случай, если впоследствии придется снова искать номер дела.
То же самое он проделал с другой карточкой, где была указана фамилия Люси Хавалин. У нее анестезиологом была доктор Мэдлин Боумен. Джеффри как-то встречался по работе с миссис Боумен, но, насколько он помнил, не видел ее уже несколько лет. Достав из ксерокса копию, Джеффри быстро пробежал по ней глазами, желая убедиться, что все получилось понятно и разборчиво. Уже заканчивая просмотр карточки, он вдруг споткнулся на имени адвоката истца: Мэтью Дэвидсон. Копия чуть не выпала у него из рук.
От удивления Джеффри даже несколько раз моргнул. Мэтью Дэвидсон от имени истца Пэтти Оуэн обвинил его в преступной халатности!
Умом Джеффри понимал, что глупо ненавидеть этого человека. В конце концов, он всего лишь делал свою работу, а сторона Пэтти Оуэн просто обратилась к нему за этой услугой. Джеффри уже не раз слышал это и говорил себе сам. Но это были всего лишь слова. Дэвидсон уничтожил его, ухватившись за крошечную, не играющую никакой роли старую проблему при помощи всяких своих адвокатских уловок, когда Джеффри совершенно не был к этому готов. Такой ход был нечестным. Более того, он был сделан преднамеренно и только для того, чтобы выиграть дело, а не доказать справедливость. Совсем не ее и не правду имел в виду адвокат, а свою материальную выгоду. Никакой преступной халатности не было. Теперь Джеффри знал это совершенно точно. Он уже не сомневался, все больше проникаясь идеей наличия примеси в ампуле с маркаином.
Однако предаваться горестным размышлениям по поводу прежних обид и несправедливости не оставалось времени. Впереди у Джеффри оказалось много работы. Он все-таки решил посмотреть дела, а не ограничиваться одними карточками. Не ждут ли его там и другие сюрпризы? Порой даже не знаешь, что ищешь, пока это не взорвется у тебя перед глазами. Подойдя к стойке, Джеффри передал карточки с кодовыми номерами дел сотруднице, которая уже с ним разговаривала.
— Вам надо заполнить бланк запроса. Он лежит на стойке, вот там, — попросила она.
Типичная бюрократия, с раздражением подумал Джеффри, но покорно сделал все, как ему сказали. Заполнив бланк, он еще полчаса простоял в очереди. Уже в третий раз! Его запрос приняла какая-то другая служащая. Когда Джеффри передал ей два бланка, она с сожалением покачала головой:
— Наверное, ждать придется не меньше часа.
Коротая этот час, Джеффри отыскал автоматы с напитками и закуской, которые видел по дороге в суд. Он быстро перекусил бутербродом и апельсиновым соком, после чего устроился поудобней на лавочке возле входа, рассматривая всех, кто входил и выходил из здания суда. Среди них было так много полицейских в форме, что Джеффри постепенно стал даже привыкать к пугающему его близкому их соседству. Воистину, клин клином вышибают.
Когда миновал час, Джеффри встал и направился в канцелярию. Из этих дел он хотел узнать, какой тип местной анестезии применялся в обоих случаях. Сначала он пролистал дело, относящееся к Саффолк Дженерал. Как он и предполагал, анестетиком был маркаин. Зная теперь, где в деле искать описание препарата, Джеффри быстро вышел на те же самые данные и в деле Коммонуэлс. Здесь тоже использовали маркаин. Если его теория специально добавленной в ампулу примеси была правильной, то это означало одно: убийца, работавший в Бостоне доктор, или мистер либо мисс «X», сделал свое черное дело уже четыре раза. Только бы собрать и предъявить суду все улики и доказательства еще до того, как этот человек совершит новое убийство.
Джеффри уже собирался сунуть документы, касающиеся дела в Коммонуэлсе в большой кремовый конверт, когда в глаза ему вдруг бросилась сумма штрафа, наложенного судом на виновную сторону. Он даже себе не поверил. Как и в его случае, она составляла несколько миллионов долларов. Что за чушь, подумал Джеффри и проверил сумму штрафа в другом деле — еще большую. Было над чем подумать!
Джеффри положил папки на тележку возврата документов и вышел из здания суда. Дождь наконец прекратился, однако небо по-прежнему было облачное, воздух холодный, и вообще все выглядело так, будто дождь мог пойти с минуты на минуту.
Джеффри поймал такси на Кэмбридж-стрит и назвал водителю медицинскую библиотеку Каунтуэя. Теперь можно было откинуться на заднем сиденье и расслабиться. Вторую половину дня ему хотелось провести в библиотеке, взять там кое-какие книги по токсикологии. Он хотел побольше узнать о двух главных в этой области диагностических приборах: о газовом хроматографе и масс-спектрометре.