Ветер швырял холод и сырость в лицо всаднику грифона. Намотав поводья туго на кулак левой руки, Кериансерай низко пригнулась к шее своего животного, изо всех сил погоняя его. Блуждающие огоньки приближались, и их число выросло. Она насчитала уже как минимум дюжину. Бока Орлиного Глаза вздымались от напряжения, в то время как огоньки устремлялись вперед и метались в стороны, поднимались по спирали вверх и штопором спускались вниз, все это время догоняя ее. Она надеялась, что остальные из ее патруля были в безопасности.

В безопасности. В этом понятии была заключена ирония. В какой безопасности мог быть каждый из них, пока они остаются в этой губительной долине?

Инас-Вакенти, как называли ее древние эльфийские хроники, Долина Молчания, и она воистину была безмолвной. Она лежала на северной границе кхурской пустыни, и ни единая муха или блоха не могли назвать ее домом. Кериан привела внутрь первую разведывательную партию. Они обнаружили, что долина скрывает множество секретов и не меньше проклятий. Ее растительность в основном представляла собой чахлые сосны и несъедобные кустарники. Дно долины было усеяно громадными каменными столбами, возвышавшимися лишенной отделки белизной над имевшей странный окрас сине-зеленой почвой. Эльфы подозревали, что эти камни были развалинами какого-то давно забытого города, но не могли проследить логики в их размещении, так что истинное предназначение камней оставалось загадкой. Вдобавок, Инас-Вакенти была полностью лишена животного мира, крупного или мелкого, а по ночам ее наводняли летающие световые шары, блуждающие огоньки, от прикосновения которых эльфы исчезали без следа.

Внезапно Орлиный Глаз ринулся вверх, и Кериан наклонилась вперед, еще крепче обхватив коленями его бока. Она не двигалась и не издавала ни звука. В этом не было необходимости. Орлиный Глаз был королевским грифоном и разумнее многих известных Кериан двуногих существ. Он явно осознавал опасность, которую представляли световые шары, и знал, что это гонка не на жизнь, а на смерть. Полет на максимальной скорости не сработал; блуждающие огоньки продолжали приближаться. Так что Орлиный Глаз напряг все мышцы в крутом подъеме. Земля с вызывавшей тошноту внезапностью уменьшилась, и Кериан, ощущавшая каждое изменение положения тела и напряжение каждого мускула грифона, внезапно поняла, что он собирался сделать. Она поспешно крепче затянула кожаный ремень вокруг талии, и горизонт перевернулся.

Широко раскинув крылья, Орлиный Глаз парил в верхней части петли. Вися головой вниз, Кериан бросила взгляд на своих преследователей. Ее сердце упало. Уже не дюжина, а как минимум втрое больше светящихся сфер гнались за ней по небу. Они широким конусом расходились от ее местоположения. Уже полдюжины двигавшихся впереди поднимались вслед за ней. Они были бледными, словно напряжение погони, наконец, начало сказываться на них, смывая окраску. Двигавшиеся позади все еще пульсировали трепещущими оттенками зеленого, синего, малинового, пурпурного и золотого.

Орлиный Глаз сделал переворот влево, снова вернув их в вертикальное положение. Они получили небольшую передышку, но летели в неверном направлении, вглубь долины вместо того, чтобы направляться на юг к лагерю эльфов у входа в нее.

Как всегда, сумерки в Инас-Вакенти наступили рано, высокие окружавшие горы заслоняли солнечный свет. Ясное небо по ходу погони потемнело, но звезды еще не появились. Блуждающие огоньки выделялись ярким контрастом на сине-фиолетовом фоне. Далеко внизу Кериан видела еще больше светящихся точек, мерцающих среди искривленных сосен и невыразительных каменных столбов. Сотня? Пятьсот? В любом случае, огромное количество.

Она побуждала Орлиного Глаза подняться еще выше. Насекомые могли подниматься лишь на определенную высоту. Летучие мыши и маленькие птицы имели предел, выше которого не могли летать. Может, и блуждающие огоньки имели подобные ограничения.

Она с шестью другими всадниками на грифонах покинули лагерь за два часа до заката, направившись патрулировать внутреннюю область долины. Все их предыдущие полеты блуждающие огоньки не доставляли им неприятностей. Сверхъестественные огни появлялись в сумерках, но никогда не поднимались выше верхушек деревьев. Сегодня все было по-другому. Сферы внезапно возникли прямо в воздухе со всех сторон патруля на грифонах. Кериан отдала приказ патрулю рассредоточиться. Огромное число преследовавших ее огоньков в некотором роде было мрачным успехом; возможно, никто не отправился за остальными. Возможно, они и их грифоны безопасно вернулись в лагерь.

Орлиный Глаз тяжело дышал после подъема. На его львином теле выступил пенистый пот, испачкав белое оперенье его шеи и кожаные штаны Кериан. Ее ногам было мучительно холодно. Но отчаянная ставка сработала. Огоньки поднялись, может, на двенадцать метров, и принялись описывать плоские круги, не поднимаясь выше. По двое и по трое ее прежние преследователи гасли, точно тлеющие угли. Число огоньков уже сократилось наполовину. Они отказывались от преследования.

Кериан слишком устала, чтобы радоваться. Она направила Орлиного Глаза широким разворотом в сторону лагеря.

С этой высоты ей была видна серебристая линия Реки Львицы, названной так в честь самой Кериан. За ней горели костры временного дома ее народа. Выжившие из Квалинести и Сильванести втиснулись в узкую полоску земли между устьем долины и рекой, тысячи скучившихся в единственной области, обеспечивавшей безопасность от кочевников снаружи и таинственных сил в долине.

Орлиный Глаз спускался плавными ступеньками. Сделав четыре-пять взмахов крыльями, он раскидывал их и скользил. Он очень устал.

Так же как и его всадник. Кериан не могла вспомнить, когда последний раз хорошо высыпалась. Частично в этом были виноваты вызовы жизни в долине, но она была бойцом, и привыкла к физическим лишениям. Намного сложнее обстояло дело с нерешенными трудностями в ее взаимоотношениях со своим мужем.

Гилтас из Дома Солостарана был Беседующим с Солнцем и Звездами, королем изгнанной эльфийской нации. Как раз перед отбытием из Кхури-Хана он уволил Кериан с поста командующего своей армией. Их разрыв из-за привода их народа в Инас-Вакенти казался непоправимым, пробуждая воспоминания о застарелой вражде между монаршими квалинестийцами и обитателями лесов кагонестийцами. Но когда дело было сделано, и их народ находился в долине, повседневные нужды нации затмили эти разногласия. Наряду с еще одним неотвратимым фактом.

Гилтас умирал.

* * *

На фоне пурпурного неба плыли облака, из которых по гранитным склонам гор струился дождь. Это было довольно обычное зрелище в Инас-Вакенти. Дождь поливал дальние вершины, но лишь изредка саму долину. Когда свет угас, и над головой появились первые звезды, облака растворились в темной массе гор. Сохранив запах дождя.

Гилтас стоял наверху грубой сторожевой башни из бревен и смотрел на северо-запад, наблюдая за далеким ливнем. Эльфы построили тринадцать сторожевых вышек, десять вдоль реки Львицы и еще три у входа в долину. На всех день и ночь несли дежурство. Но Гилтас следил не за врагами. Его жена была в патруле, облетая на своем грифоне молчаливую долину. Гилтас не мог быть спокоен, пока она снова не окажется рядом с ним. Стоявшая в дозоре на башне эльфийка держалась как можно дальше от Беседующего, насколько это было возможно в тесноте башни, не столько из-за благоговения перед своим сувереном, сколько из-за сочувствия. Его беспокойство о своей бесстрашной жене было очевидно.

Вид в долину был неизменным: высокие тонкие деревья, и разбросанные вдали, словно брошенные каким-то гигантом игральные кости, бледные каменные монолиты. Ни один светлячок не горел в ночи; ни одна лягушка или сверчок не нарушали тишину.

Когда эльфы впервые достигли Инас-Вакенти, они были вне себя от радости. Их постоянные мучители, кхурские кочевники, не перешли запретные границы места, называемого ими Алия-Алаш, «Дыхание Богов». Эльфы рухнули на песчаную голубую почву и радовались своему спасению.

Разочарование в их убежище не заставило себя ждать. Долина, укрывшая их от пустынной жары и атак кочевников, мало что дала еще — полное отсутствие животного мира и крайне скудную съедобную флору. Воины, как и гражданские, требовали дать им разрешения поискать пищу во внутренней долине, но Беседующий запретил всем пересекать Реку Львицы, напоминая им о смертоносных блуждающих огоньках, с которыми столкнулась первоначальная экспедиция Кериан.

Голодные и отчаявшиеся, некоторые нарушили запрет Беседующего, уверенные, что могли бы вернуться с провизией, чтобы смягчить его гнев. Большинство не вернулись. Те, кому посчастливилось, лишь подтвердили предупреждения Львицы. Ночью появлялись летающие огоньки, дрейфуя между каменными столбами. Передвижения этих сфер казались бесцельными, пока эльф не подходил слишком близко, затем пути бегства отрезались, и эльфы исчезали, как только эти сферы прикасались к ним. Немногие спасшиеся сделали это разными способами. Один простоял неподвижно, словно статуя, всю ночь, пока светящиеся шары, явно озадаченные, парили вокруг него. Другая парочка выжила, отвлекая блуждающие огоньки, швыряя камни. Сферы следовали за исчезавшими по дуге в темноте камнями, и эльфам удалось ускользнуть от них.

Гилтас положил конец недозволенным экскурсиям. Теперь единственные санкционированные Беседующим исследования выполнялись по воздуху, на грифонах. Патрули грифонов присматривали за любыми изменениями внутри долины, в то время как кавалерийские патрули наблюдали за входом в долину в поисках каких-либо признаков перегруппировки кочевых племен. Когда эльфы вошли в долину, большинство кхурцев развернули своих коней прочь и рассеялись. Но небольшой отряд остался, осуществляя план, разработанный их предводителем, Адалой Фахим. Они возводили каменную стену поперек устья прохода, чтобы запереть эльфов внутри в ловушке. Это был бесполезный, безумный проект, и лишь самые фанатичные из последователей Адалы по-прежнему трудились на нем.

Дежурство Гилтаса было прервано окликнувшим его с земли голосом. — «Патруль вернулся, Великий Беседующий! Неприятности».

Посыльный был известным Гилтасу квалинестийцем. Бывший серебряных дел мастер, тот по профессии был дотошным и осторожным, и не из тех, кто будет поднимать ложную тревогу. Гилтас немедленно спустился.

Хотя он тщательно старался скрыть это, спуск дался ему нелегко. Его руки дрожали, когда сжимали грубые ступеньки лестницы, и его ребра пронзала боль, словно от раскаленных иголок. Гилтас получил удар в спину от кочевника как раз перед тем, как эльфы вошли в долину. Его подданные списывали его постоянную слабость на это трусливое нападение, и Гилтас позволял поддерживаться этому ошибочному мнению. Лишь горстка эльфов знала правду. Его пожирала чахотка, соответствовавшая своему суровому людскому названию. Болезнь лишь прогрессировала в сыром холодном воздухе Инас-Вакенти. По стандартам своей расы долгожителей, Гилтас все еще был молод, но выглядел на десятилетия старше, со впалыми щеками и глубокими тенями под глазами. Он мало спал, еще меньше ел, и работал столько, сколько позволяло его подорванное здоровье.

Когда Гилтас добрался до костра в центре лагеря, он немедленно понял, что это были за неприятности. У яркого огня стояли лишь пять всадников грифонов. Двое отсутствовали.

«Где леди Кериансерай?» — тотчас спросил он.

«Я здесь», — ответила она, приближаясь трусцой. Она стянула перчатки и взяла чашу с водой, протянутую ближайшим эльфом. Кериан быстро осушила ее, но прежде чем смогла закончить, остальные всадники подняли шум, прося разрешения отправиться на поиски их пропавшего товарища.

Из темноты еще один голос спросил: «Что случилось?»

Гилтас обернулся. Вновь прибывший был Портиосом. Как всегда скрытый под бесформенной рваной рясой и тканевой маской, он остановился у границы света от костра. Портиос был братом Лораланталасы, матери Гилтаса, погибшей при падении Квалиноста. Каждый из них был практически единственной оставшейся у другого семьей, тем не менее, между дядей и племянником никогда не было особой любви. Гордый Портиос не одобрял выбор Лораланталасой супруга, и чувствовал, что Гилтас несет пятно своего отца, получеловека Таниса. Бывший Беседующий с Солнцем, Портиос был страшно обожжен в битве пламенем дракона. Тот огонь, что едва не убил его, казалось, еще сильнее огрубил эмоции Портиоса, оставив рубцы как снаружи, так и внутри. Гилтас сомневался, что Портиоса кто-то заботит, кроме, разве что, его жены, Эльханы.

Свет костра вспыхивал в глазах Портиоса, пока он изучал собравшуюся группу. — «Кто не вернулся?» — спросил он. Он хорошо знал всадников грифонов. Они лишь несколько недель назад вылетели вместе с ним и Кериан из Квалинести.

«Гитантас», — был мрачный ответ Кериан.

Гитантас Амбродель был одним из ее верных сторонников. Она вместе с молодым воином сражалась в Квалинести против бандитов-захватчиков. Совсем недавно он служил в ее армии в Кхуре. Когда огромная армия кочевников угрожала напасть на эльфов, веря, что Кериан устроила резню в одном из их поселений, Львица направилась прямо в их гущу, надеясь своей жертвой умиротворить их гнев. Вместо этого, ее выдернули из пустыни явно чьей-то божественной рукой и перенесли на другую сторону континента, в оккупированный Квалинести. Гитантас Амбродель предпринял отважную миссию, чтобы найти ее. Он добился успеха, чуть не ценой своей собственной жизни.

Портиос повернулся спиной к костру и уставился на населенную призраками местность за рекой. — «Как его потеряли?»

«Огоньки», — ответила Кериан.

«Прежде они никогда не летали», — сказал Портиос. — «Это опасное развитие событий».

«Нам следует принять меры».

Кериан напряглась. Портиос входил в горстку эльфов, знавших истинное состояние здоровья Гилтаса, и она знала, что тот намекает, что Беседующий не может справиться с проблемой самостоятельно. Она приготовилась резко ответить, но Гилтас успокоил ее взглядом, и она прикусила язык, гадая, как ее муж мог быть так слеп насчет лавирования Портиоса.

Гилтас не был слеп. Его также разозлил комментарий Портиоса. Но в отличие от своей переменчивой жены, Беседующий с Солнцем и Звездами был приучен сдерживать реакции. Он осознавал оскорбительное высокомерие Портиоса. Оно всегда присутствовало, постоянно коловшее его словно шип, но явно недостаточно, чтобы Гилтас столкнулся с ним из-за этого.

Гилтас приказал всадникам грифонов отменить боевую готовность. Из-за Гитантаса будет организовано дежурство, но они не могли рисковать потерять еще всадников в тщетных поисках. Блуждающие огоньки еще никогда не отдавали жертву.

«В моей палатке тебя ждут еда и вода», — сказал своей жене Гилтас.

Она кивнула, но извинилась и сказала, что ей нужно сперва позаботиться о своем грифоне. Если тон Портиоса скорее был оскорбительным, но голос Кериан совсем не выражал эмоций. Гилтас знал, что она защитила бы его от чего угодно. Но что она думала о нем и все еще чувствовала к нему, он не мог предположить.

Портиос последовал за ним, когда он пересекал переполненный лагерь, направляясь к своей палатке. Со всех сторон эльфы тепло приветствовали своего Беседующего. Портиос тенью тащился сзади. С ним никто не заговаривал.

В квалинестийцах, как и в сильванестийцах, глубоко сидел ужас перед уродством, что еще сильнее затрудняло возвращение Портиоса к известности. Омытый пламенем дракона, Портиос должен был умереть. Вместо этого, он появился из леса страны, которой когда-то правил, чтобы организовать восстание против оккупационных сил предводителя бандитов Самувала. Безымянный под своей маской, Портиос лишь с горсткой сторонников освободил квалинестийский город и разжег революцию по всей стране. Столь непохожие эльфы, как Кериансерай, Эльхана Звездный Ветер со своими сильванестийскими гвардейцами и местные кадры кагонестийцев сплотились вокруг его дела.

Когда Гитантас Амбродель прибыл с вестями о неизбежном уничтожении эльфов в Кхуре, Портиос оставил восстание в руках кагонестийского лейтенанта. Затем, он, Эльхана и Кериан повели только сформированный небольшой отряд всадников грифонов в Кхур и спасли от истребления изгнанную эльфийскую нацию. В последнем столкновении с предводителем кочевников Адалой Фахим, Портиос явил миру свою личность и остатки своего лица. Эта весть распространилась среди эльфийской нации, и имя Портиоса больше не являлось секретом. Он сохранил маскирующее облачение, чтобы скрыть свое уродство, но Гилтас полагал, что странное одеяние служило другой цели. Маска, перчатки, похожее на перевязку обматывание и оборванная ряса с капюшоном придавали бывшему Беседующему с Солнцем таинственный и властный вид, чем он умело пользовался. Считалось, что долго находиться в компании Портиоса или даже встречаться с ним глазами — к неудаче, но все в Инас-Вакенти были благодарны за его чудесное прибытие во главе всадников грифонов.

Гилтас жил и работал в огромной раскинувшейся палатке. Целый лес сосновых столбов поддерживал латаный-перелатаный брезент с немногими низкими завесами в качестве внутренних перегородок. Когда Гилтас нырнул под низкий вход, он увидел все накрытое пространство. Повсюду были солдаты — ветераны перехода через Кхур, все еще одетые в пустынное облачение и щеголявшие набором квалинестийских и сильванестийских доспехов — наряду с гражданскими всех возрастов и происхождений, выполнявшими несметное число поставленных Беседующим повседневных задач. Сквозь отверстие в одной стенке палатки Гилтас видел пылающий горн, где восстанавливали для смертоносной службы сломанные мечи и помятые доспехи. На противоположной стороне павильона сидела группа писцов, копировавших для Беседующего приказы и другие документы.

Гилтас направился к складному стулу возле писцов. Обложенный подушками, простой стул служил ему троном. В нескольких метрах находилось его спальное ложе, холм из одеял и ковров. Он до прихода Кериан отвечал на вопросы и диктовал; затем он попросил принести приготовленные для его жены еду и питье. Когда стол был накрыт, и прислуга удалилась, приблизился Портиос. Кериан стала у него на пути и сверлила взглядом, нос к носу, пока тот не вернулся на место. Может, остальные и боялись встречаться с ним взглядом, но не Львица.

Пока Кериан ела скромную еду, она разглядывала своего мужа. Свет факела не относился к друзьям Гилтаса. Его скулы выпирали топориками. Плоть между горлом и ключицей была такой впалой, что во впадине собирался холодный пот. Кожа была бледной и тонкой, как пергамент. Легчайший удар оставлял синяк на несколько дней. Вся его внутренняя сила, казалось, сконцентрировалась в его глазах. Они были ясными и невозмутимыми, парой факелов пылая на изнуренной плоти его лица.

Она закончила, и Гилтас поднял руку. Рядом сел писец, со стилом наготове. Гилтас попросил свою жену рассказать все, что она знала о пропаже Гитантаса.

«Ты выглядишь ужасно», — вместо этого сказала она. — «Тебе следует отдохнуть».

«Я отдыхаю. И я чувствую себя сегодня лучше. Целители накормили меня говяжьим бульоном».

Она фыркнула. — «Где в этой безжизненной долине они бы нашли говядину?»

«Думаю, лучше не выяснять». — Скорее всего, его приготовили из прокипяченных кожаных ремней и обуви.

Она доложила, кратко изложив рассказы остальных всадников и поведав о своем собственном бегстве от огромной массы огоньков. Остальных всадников преследовали лишь отдельные огоньки, и никто из эльфов не видел Гитантаса и его грифона, Канана, после того, как Кериан отдала им приказ рассредоточиться.

Несмотря на ее спокойное изложение фактов, Гилтас знал, что она крайне разгневана. Смерть любого из ее воинов была для нее болезненна, но Гитантас был особенным, одним из тех, в ком она видела огромный потенциал. Гилтас понимал, что значит потеря ценного друга. Его давнишний телохранитель и товарищ, Планчет, погиб в пустыне, сражаясь с кочевниками. Отсутствие Планчета было неизлечимой раной. Просыпаясь каждое утро, Гилтас ожидал, что преданный слуга будет здесь, прикрывая ему спину, ворча на него за то, что мало съел, и давая мудрые лаконичные комментарии к поступкам Гилтаса, не только в отношении советников и простых эльфов, но и касательно его вспыльчивой жены.

Волна желания поднялась в Гилтасе. Нужда обнять жену была практически непреодолима. Но, помня о запрете своего целителя слишком тесных контактов с другими, ему пришлось довольствоваться тем, что взял ее за руку и сказал: «Мне жаль. Молодой Амбродель был достоин своего имени».

Она опустилась на колени возле своего мужа, осторожно держа его за руку. Та была практически кожа и кости, горячая и сухая, как пески Кхура.

Мгновение было слишком коротким. Ее голос был мрачным, когда она сказала: «Если огоньки могут ловить грифонов, у нас нет надежды проникнуть во внутреннюю долину».

«Ты должна сохранять уверенность, сердце мое». — Он поерзал, тщетно пытаясь найти более удобную позу своему истощенному телу, и она выпустила его руку. — «Лучше позаботься о нашей расе в этом лагере. Мы все равно найдем ответы на загадки этого места».

Было время, когда она назвала бы его дураком и мечтателем. Теперь же она лишь проводила его взглядом, когда он в одиночестве направился к своему убогому ложу (со следившими за ними глазами находившихся в палатке, он бы не принял ее поддержки), извинилась, что должна уйти, и пожелала ему доброй ночи. Снаружи огромной палатки ее поджидали Эльхана с Портиосом.

«Беседующий в здравом уме?» — спросил Портиос.

Кериан рявкнула: «В отличие от тебя, у него все в порядке с рассудком и с манерами!»

«Вернулся грифон капитана Амброделя», — Эльхана быстро вмешалась, чтобы остановить назревавший с каждой минутой между ними спор.

«Раненый?»

«На нем ни царапины», — сказал Портиос. — «Эльхана до изнеможения осматривала его».

Особые навыки обращения с грифонами Эльханы оказались бесценным, когда эльфы пытались приручить этих диких существ. Нотка гордости в голосе Портиоса позабавила Кериан. Лишь со своей прекрасной женой-сильванестийкой, заносчивый Портиос становился ближе к тому, чтобы быть привлекательным.

Приглушив голос, Эльхана сказала: «У нас есть более важная проблема. Запасы еды убывают быстрее, чем мы думали. При текущем уровне потребления они закончатся за месяц».

Кериан была ошеломлена. Если верить данным проведенной ими инспекции, когда они вошли в Инас-Вакенти, должно было еще остаться как минимум вдвое больше припасов. Что случилось с едой?

«Воровство. Припрятывание», — ровно произнес Портиос, но Эльхана не согласилась с ним. Не было доказательств, что кто-нибудь крал еду, и было тяжело представить себе, как можно что-то припрятать в тесноте лагеря. К тому же, вся пропавшая еда была мясной: запасы копченой козлятины и баранины, наряду с дюжинами живых кур.

Кериан подумала, не могли ли быть связаны эти исчезновения с неприязнью долины к животному миру. Если это так, последствия были пугающими. Они считали себя в безопасности здесь, на южной стороне реки. Если это больше было не так…

Ее мрачные мысли прервал хриплый голос Портиоса: «Оставшегося продовольствия хватит, если мы направимся в Квалинести. Армии давно пора выступать».

С момента прибытия, он не переставал агитировать вести армию обратно в Квалинести, чтобы присоединиться к битве против Самувала. Многие эльфы, включая Эльхану, считали это хорошим планом. Пока они были в безопасности от кочевников, Кериан была согласна. Сперва не желавшая передавать командование армией Портиосу, она изменила свое мнение, когда поняла, что его отбытие может помочь предотвратить открытые столкновения между сторонниками интервенции, возглавляемыми Портиосом, и колонистами долины, возглавляемыми Гилтасом. Единственным камнем преткновения являлся сам Гилтас. Он категорично отказывался разделять нацию перед лицом опасностей, ведомых и неведомых, лежавших по другую сторону Реки Львицы.

Кериан размышляла, являлось ли это его единственной заботой, или его также беспокоила передача армии под командование Портиоса. Ее это и саму беспокоило, но, тем не менее, она верила, что преимущества перевешивали риски. С несколькими тысячами обученных воинов в качестве стержня, огромная армия повстанцев могла подняться и выбить бандитов раз и навсегда. Освобождение их родины никогда не было так близко. Гилтас должен был видеть это.

Эльхана коснулась руки Кериан. — «Мы не можем продолжать как раньше».

Портиос был менее тактичным. — «Львица, не теряй больше времени. Ты и я знаем, что война — единственный способ освободить нашу родину».

На мгновение Кериан подумала, не мог ли Портиос сам похитить еду, чтобы вызвать этот самый кризис. Мало на что бы он не пошел, если бы полагал, что это поможет делу, в которое он верил. В любом случае, на самом деле это не имело значения. Армия должна отправляться в Квалинести, чтобы освободить их родину — и чтобы убрать Портиоса от Гилтаса.

Избегая обоих, сочувствующего Эльханы и проникающего Портиоса, взглядов, она сказала: «Я доведу это до Беседующего».